Текст книги "Венера"

Автор книги: Бен Бова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 28 страниц)

СПАСАТЕЛЬНАЯ КАПСУЛА

– Он приходит в себя,– первые слова, которые я услышал. Голос Маргариты, и в нем звучала надежда.

Открыв глаза, я увидел, что снова нахожусь в лазарете, как тогда, до последнего переливания крови. Все случившееся показалось мне просто кошмарным сном. Я лежал на спине, и перед моими глазами темнел голый металлический потолок. Я был настолько слаб, что не мог даже повернуть голову, слишком устал, чтобы даже разговаривать.

Надо мной склонилась Маргарита. Легкая улыбка коснулась ее губ.

– Привет,– сказала она.

Я попытался ответить таким же беззаботным приветом, но с губ моих не слетело ничего, кроме шипения.

– Не пытайся разговаривать,– предупредила она.– Это вредно, пока водный баланс не восстановлен.

Я моргнул, сделав нечто вроде утвердительного жеста. В мою руку было воткнуто несколько игл с трубками. Обычно один вид этих проникающих в вены игл вызывал мурашки на коже, но сейчас жидкость, текущая по трубкам, представлялась мне желанным нектаром и амброзией. Я чувствовал себя небожителем, потому что мой организм насыщался водой.

– Еще несколько часов, и с твоими руками все будет в порядке,– сообщила Маргарита.– Здесь достаточно запасов искусственной кожи, чтобы поддержать организм, пока мы не попадем на «Третьей» и там не регенерируем тебе кожу.

– Хорошо,– прошептал я.

Она подошла к одной из капельниц и ткнула пальцем в пластмассовую пробирку.

– Сейчас я уберу анальгетики. Но если будет больно, скажи.

– Больно только… когда я дышу,– слабым голосом пошутил я.– А так ничего.

До нее не сразу дошло, что я шучу. Затем на ее губах блеснула усмешка.

– Способность шутить – это добрый признак. Я вяло кивнул.

– Ты голоден?

– Нет,– сказал я и тут же понял, как жестоко ошибаюсь. Просто так долго выпекали, зажаривали и тушили меня самого, что я совершенно забыл о том, что и сам способен поглощать продукты, приготовленные точно таким же образом.

– Да, немного,– согласился я. Конечно, я был слишком слаб, чтобы наброситься сейчас на какое-нибудь блюдо, но в желудке моем зияла пустота. Такая же грозная, как Венерианская пропасть.

– Я принесу тебе чего-нибудь легкоусваиваемого. Когда она вернулась с небольшим подносом в руках, я спросил:

– Долго я тут валяюсь без сознания?

Маргарита бросила взгляд на электронные часы на переборке:

– Семнадцать часов. Может быть, немного больше.

– А капсула?

– Она в грузовом отсеке, в клешнях «Гекаты»,– ответила Маргарита. Затем нажала на кнопку, и верхняя часть стола за моей головой чуть приподнялась. Маргарита взяла пластиковую бутылочку с подноса, села на край операционного стола и налила что-то в столовую ложку.

– На, поешь,– предложила она.

Это оказался какой-то бульон, но такой слабый и безвкусный, что я не мог определить, из чего он сварен. Однако у меня возникло удивительное ощущение. Просто превосходно, когда тебя кормит из ложечки такая красавица.

– А где Фукс? – поинтересовался я.

– Капитан на мостике,– ответила Маргарита.– Он ведет корабль на орбиту, где мы встретимся с «Третьеном».

– Значит, снова сквозь облака? А как жуки? – Я не закончил мысль, заранее опасаясь ответа.

– Он все рассчитал,– сказала Маргарита, поднося ложку ко рту. Моему, разумеется.– Мы идем на повышенной скорости, чтобы уменьшить возможные повреждения обшивки.

Я сглотнул, затем кивнул утвердительно.

– Как только мы будем на орбите, все окажется позади. Маргарита ответила таким же кивком.

– Жуки не живут в вакууме.– И добавила: – Очень надеюсь.

Должно быть, вид у меня был престранный, так как она рассмеялась, вытерла мою физиономию и сказала:

– Шучу. Шутит больной – шутит и его врач. Я уже проверяла их, проводила испытания в вакуумном термосе. Их клетки точно так же взрываются, как и наши.

– Ладно.

Мы стали болтать об этих странных существах, встреченных мной на поверхности. И все-таки, задавался я вопросом, был это единый организм или колония каких-то живых существ, вроде кораллов?

– Чем бы оно ни было, сейчас оно мертво. Оно провалилось в трещину с раскаленной магмой.

Маргарита едва заметно качнула головой.

– Не совсем. Мы обнаружили кусочек этого «щупальца» на обшивке «Гекаты». Его оторвало при старте…

У меня захватило дух:

– Да ну? И что? Это кусок того самого чудовища?

– Меньше метра в длину,– отвечала девушка, утвердительно кивая.– Внешняя оболочка из чего-то кремнийорганического, необычайно прочная и гибкая. И к тому же предельно жароустойчивая.

– Кремний,– пробормотал я. Да, тогда понятно.– Ну, а как же внутренности? Как они могут выжить при такой температуре? При таких высоких температурах? – поправился я.

– Как раз над этим я сейчас работаю,– ответила Маргарита.– Похоже, оно состоит из серных компонентов, очень сложная генетическая цепь. Это молекулы, которых прежде еще никто не видел, совершенно новая область химии.

– Ты получишь двойного Нобеля,– вздохнул я.– Первого за бактерии, а второго – за это.

Она ответила улыбкой.

– Жаль, что эта тварь… то есть существо… погибло,– продолжал я, мысленно провожая его еще раз в раскаленную добела трещину. Прекрасное было зрелище.– Очень жаль.

– Должно быть, там еще остались его сородичи,– «утешила» меня Маргарита.– Природа, как известно, не терпит пустоты.

– Это на Земле,– возразил я.– А здесь – ничего, потерпит. Может, эта штуковина – единственный организм на всей планете. Может быть, оно распростерло свои щупальца на всю планету…

– А почему ты говоришь о нем в среднем роде? – лукаво поинтересовалась она.

– Ну., это же все-таки инопланетная тварь.

– Все понятно. Обычное мышление дикаря.

– Да, но, как видишь, поверхность этой планеты оказалась опаснее, чем мы даже предполагали.

– Да, прогнозы профессора Гринбаума сбылись.

– Очень жаль,– вздохнул я.– Не обошлось без жертв. Это чудовище мы внесем в списки погибших при освоении планеты.

Маргарита пожала плечами:

– Не знаю, не знаю…

– Чего ты не знаешь?

– Что это такое.

– Но ты же сама сказала – состоит из серных компонентов.

– Как же ты не понимаешь – это первая форма жизни во Вселенной, которая независима от воды.

– Жизнь намного разнообразнее, чем мы о ней знаем. Она богаче.

– И агрессивнее. Я поежился.

– Расскажи мне подробнее об этой твари. Чудовище ведь едва меня не погубило.

– Основная часть его или ее тела, должно быть, действительно находится под землей и высовывает оттуда конечности для того, чтобы добывать пропитание.

– Как корни дерева? – догадался я.

– Точно. С точностью до наоборот. Потому что эти корни растут вверх.

– В таком случае ты не находишь сходство с Венерианской мухоловкой? – проявил я свою биологическую эрудицию.

– Ты это про орхидею?

– Да. Про плотоядный цветок.

– Но это земное растение достаточно безобидно и пожирает лишь мух и мелких насекомых.

– Вот-вот. Именно насекомым я себя и почувствовал в этих объятиях. Интересно, а чем же она все-таки питается, в отсутствии космонавтов?

Маргарита снова загадочно пожала плечами.

– Может быть, органическими материалами, выпадающими с облаков? – предположила она.

– То есть этаким своеобразным поднебесным планктоном.

– Да, жуки в облаках не вечны, постепенно вымирая, поколение за поколением, они образуют «планктон», усеивая им нижние слои атмосферы.

– Как же они там не сгорают? Маргарита опять задумалась:

– Ветра?

– Точно. Они переносят планктон с места на место, а осьминог…– Мне понравилось это сравнение поверхности Венеры с дном океана, и я бросился развивать его. По моим допотопным представлениям, на самом дне в норе сидит громадный кальмар или другой головоногий моллюск, вероятно, размером с Венеру, и своими жадными щупальцами высасывал все питательное из «воды», то бишь атмосферы планеты.

– Планктоном питаются киты,– перебила меня Маргарита.– И то не все.

– Но должны же быть небольшие видоизменения. Скажем, все-таки другая планета. Пофантазируй.

– Я не ксенобиолог,– отрезала она,– чтобы фантазировать. Мое дело – спасать тебя и весь остальной экипаж и попутно заниматься экспериментами. Если это возможно,– подчеркнула она.

– А как же твои Нобелевские премии? – не удержался я от подколки.

Она посмотрела на меня совершенно спокойно:

– Они мне не нужны,– точно так же спокойно ответила она. И я понял, что это не бравада. Передо мной сидела загадочная девушка с мистическим женским именем, удивительного происхождения. Она не вышла из морской пены, как Афродита, она родилась в новый век технологий, клонированная от своей матери, и стала залогом бессмертия Дезирэ Дюшамп, сгоревшей в атмосфере планеты. И все ради того, чтобы спасти память о моем брате. Я мужественно сжал кулаки и проглотил горькую слезу.

– Подожди,– попросил я, чтобы отвлечься.– Ты что-то рассказывала об органическом материале, о «манне небесной», падающей с облаков?

Маргарита покачала головой.

– Дело в том,– продолжала она,– что я не нашла ни следа органических материалов. По идее, если эти жуки не бессмертны и не поедают друг друга, то они могут падать, оседая вниз,– но тут же сгорают над планетой, там, где температура переваливает за сто и выше градусов. В принципе, температуры горения бумаги, 451 градуса по Фаренгейту, им бы вполне хватило…

– …чтобы обуглиться, окочуриться и так далее?

– Вот именно.

– Так чем же они питаются там, на поверхности планеты, эти щупальца?

– Пока на этот счет у меня самые смутные предположения,– призналась Маргарет.– Вот почему мы должны еще раз вернуться туда и заняться более серьезным изучением флоры и фауны Венеры.

«У тебя с головой все в порядке, девочка?» – подумал я, но не сказал этого вслух. Что ж, кому-нибудь надо этим заняться. И если начальником экспедиции станет Маргарита, я готов составить ей пару, став… ее капитаном. Или как минимум спонсором.

Да, мы открыли целый мир, который предстоит осваивать. Мы выполнили задачу, которую поставил перед собой Алекс. Новый мир биологии. В твою честь, Алекс. Ну и для остальных: Микки и Гринбаума, например.

– Что ты там улыбаешься? – услышал я голос Маргариты. Я открыл глаза и опять с радостью увидел ее. Я даже не

заметил, что улыбнулся в своих размышлениях.

– Мой брат Алекс,– произнес я.– Ведь мы бы ничего не открыли, если бы он не полетел сюда первым.

Взгляд Маргариты стал озабоченным и сосредоточенным.

– Да, его имя должно остаться в веках.

– Это его право,– произнес я словно клятву.– Это его подарок всему человечеству.

* * *

Маргарита вскоре ушла, и я забылся сном. Я помню, что мне снилось: что-то про Алекса и моего бывшего… Мартина Хамфриса, как я теперь его называл. Но как только я проснулся, все развеялось. И чем больше я пытался вспомнить этот сон, тем труднее это удавалось – все равно что ловить руками дым. А мне снилось, что мои руки горят и я ловлю поднимающийся от них дым, который непрерывно ускользает от меня.

Проснувшись, я увидел, что все шланги, трубки и иголки отсоединены от меня. «Интересно,– подумал я,– сколько же я спал?» Я ожидал, что с минуты на минуту появится Маргарита: может быть, она ненадолго вышла. Но я так и пролежал четверть часа в бессильном и беспомощном ожидании: она не показывалась. Наверное, вспомнил я, работает над этой конечностью, которая зацепилась за броню «Гекаты».

Ошарашенный и задетый таким невниманием к моей персоне, я откинул простыню и встал, точнее, сел. Голова у меня легко закружилась, но не от того, что я встал, а от того, что под простыней я оказался совершенно голым. И, насколько мог оглядеться, нигде не замечал своей одежды. Чьих же это рук дело?

Шатаясь, я встал, хватаясь за столик и пытаясь сохранить равновесие. Ничего себе – заснуть лицом в салате! Так все-таки – было оно или не было? – хотелось мне сейчас спросить у Маргариты. А что, если она вколола мне какое-нибудь наркотическое снотворное и… страшно подумать – воспользовалась моей бессознательностью?

Я наскоро обернулся простыней и вышел в коридор, направляясь в кубрик.

Там уже сидели Нодон и несколько его желтолицых узкоглазых собратьев.

Я принял их поздравления и заметил, насколько прибавилось ко мне уважения. Они смотрели на меня теперь совсем другими глазами. Затем задвинул за собой «шодзи» и свалился на койку, не боясь напороться на нож. Целых шесть свежевыстиранных рабочих комбинезонов лежало под ней – я нащупал рукой. Что это – дань уважения герою или грубый намек Фукса на оставшиеся вахты?

Отлежавшись немного, я оделся, и Нодон проводил меня до самой капитанской рубки. В командирском кресле сидела Амарджагаль. Спина ее была совершенно прямой, невзирая на долгие часы такого сидения, и длинные черные волосы ниспадали по ней, связанные в монгольский пучок.

– Где же Фукс? – поинтересовался я.

Все, вскочив с мест, учтиво пояснили, что капитан находится в своей каюте. Настроение экипажа явно переменилось к лучшему.

Уже на полпути к его каюте меня остановила Маргарита.

– Надо проверить капсулу,– сказала она с хмурым озабоченным лицом.

Я затаил дыхание:

– Да, в самом деле, давно пора.

– Ты готов?

– Конечно,– соврал я. Каждая мышца и сустав моего тела издавали болезненный стон. Голова, казалось, весила одиннадцать тонн. Почему именно одиннадцать – не знаю, не взвешивал, приеду на Землю – обязательно взвешу. А здесь вес не имел смысла, поскольку действовали иные законы тяготения. Руки тоже действовали, прямо скажем, плохо. Обтянутые блестящей искусственной кожей, они не вызывали, в отличие от последних, эстетического удовлетворения.

И все-таки капсула меня интересовала. Все-таки она тревожила умы. Там, сразу за входным люком, могли лежать десять биллионов долларов. Но точно так же они могли и не лежать там. Внутри мог оказаться только прах, пепел и зола. Все равно последняя надежда была там: все, что могло остаться от Алекса, хранилось в этой большой металлической сфере. Мой брат… Нет, уже не брат. Но мог быть моим братом. Не биологически, но все-таки братом моим он был. И лучшего брата я не ведал. И никогда я не представлял его никем другим, как старшим братом.

На пути в трюм Маргарита сообщила мне:

– Придется надеть скафандры. Капитан выкачал весь воздух из трюма.

– Зачем? – удивленно спросил я.

– Вакуумная очистка,– пояснила она.– Чтобы свести до минимума риск заражения.

– А где он сам? – спросил я.– Где Фукс? Ему что, неинтересно осмотреть находку?

Она колебалась мгновение, прежде чем сказала:

– Он сейчас в каюте, занят расчетом траектории выхода на орбиту. Я уже говорила тебе. Наверное, ты потерял сознание и опять ничего не помнишь.

– Нет,– ответил я.– Сознания я не терял. Просто заснул. И только.

– Переливаний больше не требуется?

– Нет! И что, он до сих пор рассчитывает траекторию? Она что, такая длинная?

Она посмотрела на меня, как на больного.

– Но ведь эти расчеты производит автоматически бортовой компьютер.

Маргарита ответила просто:

– Он просил, чтобы ему не мешали. «Темнит»,– подумал я.

Мы уже подошли к трюму, вышли на уровень грузового отсека. Там был шкаф… нет, не стану его описывать, вам все равно его не представить… так вот, там располагался шкаф с четырьмя скафандрами.

Мы стали одеваться.

Через некоторое время Маргарита заявила:

– Ты знаешь, твой полет в «Гекате» совершенно вымотал его.

«Ага! – подумал я.– Вот где собака зарыта».

– Так, значит, он просто отдыхает, запершись в своей каюте?

Вновь легкое колебание, как будто она не решалась что-то сказать или просто боялась проговориться. Затем она произнесла, тихо и спокойно.

– Да, он отдыхает.

Как будто боясь разбудить Фукса. Можно подумать, он находился где-то рядом. Мы проверили скафандры друг друга, сверившись заодно с показаниями наручных компьютеров. Казалось несколько странным занятием разговаривать по внутренней связи с человеком, стоящим рядом в паре шагов. На выходе из воздушного шлюза первое, что бросилось мне в глаза,– бренные останки старушки «Гекаты». Корпус оказался обожжен и покорежен, местами оплавлен, местами по нему тянулись глубокие борозды-царапины.

Я участливо похлопал по корпусу перчаткой. Этот корабль был для меня как живое существо, хотя вряд ли он еще сможет когда-нибудь подняться в небо или повиснуть в плотном, как вода, воздухе Венеры.

– Ты обращаешься с ней так, как будто она живая,– заметила Маргарита.

– Ты права,– сказал я, сам удивляясь, какую сильную связь я чувствовал с этой глыбой металла.

В неверном свете я не мог разглядеть лица Маргариты за стеклом шлема, но был уверен, что она улыбается мне.

– По возвращении домой мы найдем ей достойное пристанище,– улыбнулась девушка. Твой корабль займет почетное место в одном из музеев.

Я как-то не подумал об этом. Идея порадовала меня. «Геката» сослужила свою службу: она заслужила почетный отдых. Моя прогулка вокруг покореженного корабля закончилась у спасательной капсулы, которая была по-прежнему заключена в могучие клешни. Капсула напоминала реликтовое яйцо какого-нибудь древнего мастодонта, на худой конец, птеродактиля. Тяжелое, оборудованное рукоятями и простым округлым люком, какими-то трубками, как в задней части старого холодильника, и маленьким лесом торчавших из него антенн. В два раза шире моего роста в диаметре, с прочной и толстой «скорлупой». Повсюду, куда ни глянь, иллюминаторы.

Маргарита показала на какое-то хитроумное устройство на дальней переборке.

– Придется вставить переносной аэрошлюз,– сказала она. Очевидно, она заранее обдумала всю операцию, шаг за

шагом. Мы прикатили округлый переносной аэрошлюз. Но, как оказалось, люк капсулы находился слишком близко к палубе.

– Придется ее передвинуть,– вздохнула Маргарита. Она подошла к лебедке, а я тем временем вскарабкался

на кран грузового отсека. Здесь оказалось гораздо уютнее, чем за полу расплавленным пультом «Гекаты».

– Вира,– окликнула меня снизу Маргарита. Движениями стрелы я выровнял люк с аэрошлюзом.

– Молодец, старушка,– похлопал я еще раз по остову «Гекаты», спускаясь с крана.

Я положительно становился сентиментален, как заправский астронавт.

Вскоре люк освободили, затем мы с Маргаритой проверили аэрошлюз на герметичность и убедились, что частицы воздуха из капсулы не проникнет в грузовой отсек.

– Кажется, теперь можно открывать,– наконец произнесла она.

Я кивнул, качнув головой в шлеме, и почувствовал, как в груди у меня что-то шевельнулось. Не иначе как сердце. Вручив мне маленький футлярчик, Маргарита объяснила:

– Это сенсоры. Чтобы проверить воздух внутри яйца. Второй комплект с сенсорами будет у меня. Сейчас схожу за ним.

– Ты же знаешь, как с ними управиться,– удивился я.– Почему бы тебе не взять этот комплект?

– Ты войдешь первым,– сказала она.– Ты должен. «Да,– подумал я.– В самом деле. Это мой долг. Она

права. Алекс был моим братом. И тоже спасал меня много раз и по разным поводам. Так что моя обязанность войти туда первым. Я просто должен это сделать».

Хорошо вот так стоять и уговаривать себя у капсулы, напоминая о священном долге, обязательствах перед членами семьи и прочем. Но в душе каждого из нас лежит страшная нелюбовь к кладбищам, моргам, покойницким, крематориям и прочим таким невеселым местам. Особенно когда туда предстоит отправляться в одиночку. Тем более, когда до тебя там еще никто не был. Пусть даже в течение только трех лет. И притом на неизвестной планете.

Еще раз кивнув, я полез в аэрошлюз, напоминающий распахнутый гроб. И тут же я прикусил губу: индикатор в шлеме загорелся красным. В шлюзе царил вакуум, так что, когда я открыл люк капсулы, ни грамма атмосферы не могло проникнуть в воздух с другой стороны. Мне пришлось открывать люк вручную, поскольку мы решили не рисковать и не включать электросистему капсулы, последнего прибежища Алекса. Тем более, вряд ли они работали, эти системы. Сервомоторы скафандра сделали мои руки сильными, и если бы не такой ответственный момент, я бы не сдержал улыбки удовлетворения. Люк со скрежетом открылся. Я тут же почувствовал сквозь ткань скафандра удар волны воздуха, вырвавшегося из капсулы. Удар оказался таким слабым, что я его вообще едва почувствовал, просто я был готов к нему. «Ничего,– подумал я.– Потом мы закачаем этот воздух обратно в капсулу». Я переступил порог. Мой ботинок уперся в металлический пол. Внутри царила тьма кромешная. Я включил лампу на шлеме и тут же увидел два тела. Они лежали у меня под ногами.

«Нет, это не тела»,– понял я через секунду. Скафандры. Эти двое успели забраться в скафандры, прежде чем их постигла фатальная участь.

Оба скафандра были смяты: казалось, содержимое их растаяло, как жидкий шоколад. Больше трех лет нестерпимой жары. Мономолекулярная ткань костюма, сверхпрочная настолько, что не могла быть разрушена ничем, выцвела. Чудо, как ткань выдержала атаку невыносимой жары в течение нескольких лет.

По идее, скафандры были наполнены обычной азотно-кислородной смесью, но при такой температуре за столь долгий промежуток времени внутри скафандров могли произойти какие угодно химические процессы. И они превратили скафандры, по сути, в плавильные печи замкнутого цикла. Притом идеально герметичные.

Господи! Я представил себе агонию их последних секунд, и меня точно молотом по лбу ударило. Из глаз брызнули искры и слезы. Кто выдержит такое? Хорошо, если это были недолгие мучения. Или они задыхались долгими часами, а потом свое дело довершила температура?

Слезы стояли в моих глазах, когда я нагнулся над скафандрами, чтобы прочитать таблички на торсах: «Л. Богданский», гласила надпись на том, что ближе ко мне. Пришлось сделать шаг вперед, чтобы прочитать другое имя: «А. Хамфрис».

Это был Алекс. Точнее, то, что осталось от него.

Преодолевая благоговейный страх, я заглянул за стекло шлема. Но не увидел там ни глазастого черепа, ни какой другой привычно поражающей картинки смерти. Ничего. Шлем был пуст, ничего не было за покрытым светоотражателем стеклом. Я направил туда луч лампы. Видимости это не улучшило.

– Это он? – спросила Маргарита, почти шепотом.

Я вздрогнул и, обернувшись, увидел ее совсем рядом, у себя за спиной.

– Это он,– ответил я.– Это был он.