Текст книги "Венера"

Автор книги: Бен Бова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

ПРОРЫВ

Мы опускались все ниже и ниже, медленно подходя к ночной стороне планеты. Согласно расчетам Фукса, мы должны были опуститься в высокогорье Земли Афродиты, где должен лежать «Гесперос». Оставалось лишь надеяться, что радары смогут его отыскать. Ведь там повсюду лежал металл – зеркало-отражатель для волн радара.

Я почувствовал, что неплохо бы принять душ после вахты. После работы с насосами я здорово взмок. Но времени не оставалось. Пришлось, наспех переменив комбинезон и бросив одежду в стиральную машину, бежать на мостик.

Фукс нахмурился, когда я пробегал мимо командного пульта, однако ничего не сказал. Да и что хорошего он мог сказать сыну Мартина Хамфриса?

Уже перед самой сдачей вахты пришел вызов из отсека теплообменника. Я поправил наушники и включил программу переводчика.

Капитан!.. Сэр, необходимо отключить центральный блок для ремонта,– говорил в этот момент техник. Компьютерный перевод «съел» все эмоции и тона, но мне казалось, что в подсознании я слышу взволнованный гортанный голос техника.

Я развернулся в винтовом кресле, так что лицо Фукса отразилось в одном из выключенных мониторов. Он хмурился.

– Простите, сэр, возникла необходимость отключить теплообменник, если мы хотим избежать аварии,– продолжал техник.

– Понял,– отозвался Фукс.– Приступайте.

– Может быть, позвать команду…

– Занимайтесь своим делом,– оборвал его Фукс.– Команда – это мое дело.

– Есть, сэр.

– Хамфрис! – позвал Фукс.– Подключите меня к интеркому корабля.

– Есть, сэр,– с живостью отозвался я.

– Это говорит капитан,– заговорил Фукс.– Нам придется несколько часов потерпеть жару, пока одна из секций главного теплообменника будет ремонтироваться.

Он задумался на несколько секунд, затем продолжал:

– Это все.

Как только связь с интеркомом оборвалась, он приказал:

– Хамфрис, дайте мне видеосвязь с доктором Дюшамп. Из ее каюты я не получил никакого ответа. Она оказалась в лазарете.

– Ты слышала мое предупреждение? – спросил Фукс у ее изображения на главном экране.

– Да, капитан,– кивнула она.– Я на своем рабочем месте, готова принять тех, у кого будут жалобы на тепловой удар.

– Хорошо,– отозвался он.– Только не позволяй никому покидать рабочего места, пока не свалится от теплового удара. Остальные жалобы рассматривать в устном виде. Поняла?

Губы Маргариты слегка искривились:

– Вы не хотите, чтобы я… как это слово? Цацкалась? Фукс хмыкнул.

– Итак, вы не хотите, капитан, чтобы я цацкалась с экипажем,– закончила Маргарита.– Чтобы я не сделала их неженками.

– Правильно,– подтвердил он.– Никаких послаблений.

– Есть, капитан.

Наверно, это сработало воображение, но мне показалось, что в ту же секунду на мостике стало жарче обыкновенного. Или это сработала моя анемия? Что-то давно не давала она о себе знать. Нет, первым симптомом анемии была не лихорадка, не жар, напомнил я себе. Скорее, озноб. И еще что? А, головокружение. Тоже неплохо. Подождем очередной встречи с Маргаритой.

Температура тем временем быстро росла.

Мы находились в десяти километрах над «уровнем моря» – абстрактной высотой, выбранной земными учеными для измерения всех прочих уровней на Венере: ее высот, плато и кратеров. Район Земли Афродиты располагался примерно в трех километрах от окружающих долин и низменностей. Однако пока никаких признаков катастрофы там не обнаруживалось.

Я уже вообразил предстоящую высадку на планету: какие-нибудь сверхжароустойчивые ящерицы вертятся под ногами (возможно, ядовитые!), прячась в раскаленный песок, где на глубине нескольких метров кипят подземные ключи.

Сущий бред, конечно. Ничего такого не могло быть на деле и даже не могло созреть в уме какого-нибудь тронувшегося ученого. Даже такому безумцу, как Фукс, не могло прийти в голову, что на планете, где плавится алюминий, можно увидеть след живого существа. Что же тянуло меня сюда? По идее, сейчас я бы должен находиться дома, в моем домике у тихого теплого моря, ходить по мягким травянистым холмам и дышать пьяняще-свежим весенним воздухом, даже не помышляя ни о каких опасностях.

А вместо этого я сидел в металлическом снаряде, находящемся в руках безумного и жестокого, как император Нерон, человека, возомнившего себя воплощением Немезиды, который сам себе выбрал участь – месть вместо спокойной жизни на Поясе астероидов.

Что ж, два сапога пара. Я был ему под стать. Тоже – безумец. Потому что вдруг я осознал со всей отчетливой ясностью, что сам себе выбрал этот путь.

«И приведет он к смерти»,– вдруг понял я. По крайней мере, кому-то из нас – мне или Фуксу придется умереть. Впервые в жизни я принял решение, что я не буду тем, на кого упадет такой выбор. Я больше не буду жалким пассивным Коротышкой. Я не позволю никому оборвать нить моей жалкой жизни, будь то отец или кто другой. Я не позволю этого сделать ни моим слабостям, ни моим болезням. Я должен выжить во что бы то ни стало. И я поклялся себе в этом.

Что было легко сделать в мечтах, оказывалось довольно трудно претворить в реальность.

Но я решил отныне каждым шагом своим доказывать свою жизнеспособность, чтобы сделать себя достойным любви и доверия, как Алекс.

Внезапно мигнула желтая лампочка входящего сообщения. Она мигала настойчиво под моим главным экраном. Я простучал по клавиатуре, и экран озарился надписью:

«Входящее сообщение с „Третьена"».

Развернувшись в кресле, я позвал:

– Капитан, у нас тут…

– Вижу,– сказал он.– Перевести на главный экран, но без условий ответа. Понятно?

– Понятно, сэр.

На экран выплыл один из техников «Третьена». Лицо у нее было озабоченное, я бы даже сказал, встревоженное.

– «Третьей» передает «Люциферу». Наши сенсоры обнаружили сейсмическую активность пока непонятного происхождения. Вполне возможно, это – извержение вулкана. Будьте осторожны.

Вулкан? Я тут же вспомнил профессора Гринбаума и Микки, а также их теорию насчет разлома поверхности Венеры.

Лицо техника на экране сменилось радарным изображением западной оконечности Афродиты. Мерцающая алая точка отмечала источник сейсмической активности.

– Это почти в тысяче километров отсюда,– проворчал Фукс.– Никаких проблем.

– Может быть, это…– попытался заговорить я.

– Скорость прежняя, курс прежний,– приказал Фукс, не обратив на меня внимания и отключая дисплей.

– Ответить «Третьену», что мы приняли его сообщение, сэр? – спросил я.

– Нет. Никаких контактов.

– Сэр,– сделал я еще одну попытку,– эта активность может свидетельствовать о крупном тектоническом сдвиге, смещении пластов.

Он хмуро посмотрел в мою сторону.

– В таком случае нам тем более нужно как можно скорее выйти к «Фосфоросу», не так ли?

НОЧНАЯ СТОРОНА

На Земле ночи обычно прохладнее, чем дни. Нетрудно догадаться почему: ночью Земля не нагревается Солнцем. На Венере нет разницы, есть ли Солнце над головой или нет его там. Замкнутая в облаках атмосфера переносит жару с места на место. Вихри ротации носят ее по всей планете, от одного полюса к другому. Так что совершенно все равно, где Юг, а где Север – пингвинам в такой атмосфере ничего не светит, впрочем, как и страусам.

Потея и чертыхаясь, мы пробирались в самый ад, к верховьям Земли Афродиты. Теплообменник уже подключили, но проклятая жара, казалось, не хотела отпускать корабль. Вот только форточки нельзя было открыть, чтобы проветрить. Температура за бортом зашкаливала за двести, а потом уже и за все триста по Цельсию.

И все же мы по-прежнему шли в тумане. Жизнь моя стала монотонной рутиной вахт на мостике, вахт за насосами, после которых оставалось несколько часов на еду, туалет, сон. Нодона и в самом деле перевели на мостик, но Фукс не освободил меня от дежурств за пультом связи. Я по-прежнему нес двойную вахту.

Постепенно я стал чувствовать первые признаки подкрадывающейся слабости, моей старинной немочи, которая со мною неразлучна. Нашла она меня и на этот раз, в насосных трюмах. Легкое головокружение всякий раз появлялось, стоило мне слишком резко повернуть голову. Коварная дрожь в ногах всякий раз наводила меня на мысль, что они могут подкоситься помимо моей воли, в самый неподходящий момент. Об ознобе, сопровождающем анемию, я уже мечтал, как о подарке судьбы.

Я изо всех сил сопротивлялся симптомам болезни. «Думай о деле»,– твердил я себе. Но даже умом в делах нельзя отвратить того, что красных кровяных телец мало, как снега весной. А от одной мысли об этом думать уже ни о чем не хотелось. Маргарита была также не на шутку озабочена, поскольку Фукс явно не без ее настояния велел мне пройти медицинское обследование.

– Эритроциты падают,– с тревогой констатировала она.– Тебе надо срочно делать новое переливание.

– Пока еще рано,– отвечал я с бравадой.– Дай мне время прийти в себя после прошлого.

– Не время шутить.

– Да нет, я просто не хочу убивать его,– произнес я, стараясь, чтобы голос мой звучал холодно, как у капитана.– Мне он нужен живым.

Маргарита лишь покачала головой, но ничего не сказала. За время вахт на мостике я часто включал программу-переводчик и слушал разговоры в разных отсеках. Большинство разговоров шло о жаре. Несколько человек связывались с лазаретом, жалуясь на слабость и головокружение. Женщины, казалось, переносили жару лучше мужчин или просто не показывали виду.

Становилось по-настоящему жарко. В буквальном и переносном смыслах.

«Интересно,– подумал я,– по-прежнему ли пользуется своими „жучкам" Фукс?» Или он считал, что казнь Багадура произвела должное впечатление на экипаж, чтобы исключить возможность мятежа? Ведь, как известно, мятеж назревает на корабле, когда наступают тяжелые условия: кончаются припасы или не видно обещанного берега.

Фукс выглядел хмурым и задумчивым и совсем не беспокоился, как вывести этот погружающийся в пучину дирижабль к заветному призу в десять биллионов долларов. Казалось, Фукс думал о чем-то другом, что ждало его в будущем^ или вспоминал нечто в прошлом. И беспрерывно жевал свои загадочные пилюли.

«Люцифер» шел достаточно хорошо, гладко и плавно: так, что в общем-то иногда представлялось, что мы находимся на батискафе. Ни в какое сравнение с воздушной болтанкой это не шло. Но опускался наш батискаф не иначе как в кипящую похлебку. Зато, если не принимать во внимание жару, все системы работали очень даже исправно. К тому же все сконцентрировались на работе как никогда. Оно и понятно, каждый неверный шаг мог привести к гибели всей команды.

Я уже приступил к изучению изображения, полученного с радара, когда корабль перешел на ночную сторону планеты. У меня не нашлось никаких особых дел, не считая сообщения с «Третьена», на которое не надо давать даже подтверждения.

Мы медленно скользили вдоль экватора,, как клецка в густом горячем супе. Вокруг ни ветерка, только медленное течение воздуха, едва достигавшее скорости пять километров в час. Наши двигатели вполне успешно боролись с этим встречным потоком.

Двигатели работали изумительно изящно, используя температуру планеты. Пропеллеры в турбинах вращались, толкая нас сквозь поток плотного горячего воздуха. Но с каждым метром потерянной высоты воздух становился все плотнее и горячей.

Фукс не обращал внимания на возраставшее беспокойство экипажа. Я исследовал картинку со сканера, пытаясь сообразить, где могли бы находиться останки брата. Я видел яркие вспышки, которые могли быть отражениями металла, но все они казались слишком малы для «Фосфороса». Наверное, следы спутников и космических радиозондов. Жаль, конечно, что на ночной стороне нельзя было воспользоваться обычными оптическими телескопами.

Ландшафт, странный, враждебный, плывущий под нами, невольно завораживал меня. Даже в часы, свободные от вахт, я нет-нет, да и заглядывал на нос корабля, в обсерваторию – любимое место Фукса, после каюты с широким стенным экраном. Волей-неволей я начинал понимать капитана. В самом деле, трудно оторвать взгляд от этого адского великолепия, которое притягивало и пугало одновременно. Ни травинки, ни капли воды, только голые раскаленные скалы и такая же земля.

– Просто невероятно, не так ли?

Я чуть не подпрыгнул. Картинка, полученная с радара, так приковала мой взор, так заворожила его стигийским ландшафтом, свечением, идущим из самых недр планеты, что я не услышал, как за спиной у меня встала Маргарита.

Она не заметила моего волнения: все ее внимание было приковано к иллюминаторам. Подрумяненная поверхность светилась точно головешки в камине, бросая сквозь кварцевые иллюминаторы на лицо девушки загадочный, нездешний (точнее, именно «здешний»), свет.

– Потрясающе,– полушепотом произнесла она.– Страшно красиво.

– Скорее страшно, чем красиво. То есть страшного больше.

– А это что такое? – показала она на экран, где было изображение, полученное с радара.

Какие-то округлые осколки, округлости, впечатанные в почву, словно здесь упало нечто тяжелое – как будто гигантская кувалда впечаталась в камень.

– Это называется корона,– объяснил я.– Падение астероида, причем довольно большого. Вот, посмотри, видишь эти горизонтальные трещины? Это расплющенные вулканы. Температура после падения повысилась.

– Можно подумать, ее здесь не хватало,– пробормотала Маргарита.

– Интересно, сколько лет этой короне? – обратился я с вопросом, скорее, к себе, чем к ней.– Я имею в виду, мы не знаем, как далеко проникла эта эрозия под поверхность планеты. Ударил этот астероид совсем недавно или же сто миллионов лет назад.

– Есть что изучать, не так ли? – с иронией спросила она.

– Не в этом путешествии. У нас нет времени на научные изыскания. Мы же прилетели за деньгами,– не без сарказма ответил я.

Маргарита как-то странно посмотрела на меня.

– Ты рассчитываешь вернуться?

Я содрогнулся. Внутренне. Но в то же время заставил себя спокойно ответить:

– Все может случиться. Здесь в самом деле есть что изучить. Гринбаум считает, что всю поверхность планеты может вспучить, и произойдет это раньше или позже, но произойдет. Может, я еще смогу воспользоваться своей частью премии, чтобы снова прилететь сюда…– И тут я, не договорив, оборвался, вспомнив, что могу не получить ни гроша, если Фукс найдет корабль брата.

Маргарита сделала шаг ко мне, подошла так близко, что смогла положить руку на плечо.

– Ван, пора подумать о том, в каком состоянии мы найдем тело твоего брата. Я имею в виду то, что от него осталось.

– Состояние? Какое еще состояние?

Слово «состояние» ассоциировалось у меня только с деньгами, и я не сразу понял, о чем идет речь.

– Ведь там, может быть, ничего не осталось,– мягко заметила она.– Это же не Земля.

– Зато здесь нет кислорода. И значит, нет разложения,– возразил я уверенно.– А также бактерий и разложения.

– Он был в спасательной капсуле, не так ли? Загерметизирован?

– Да, согласно последним его словам.

– Значит, в момент падения его окружала кислородная атмосфера.

– И все же…– Я не хотел терять надежды на то, что тело Алекса сохранилось каким-то чудным образом, в ожидании, пока я прилечу за ним, чтобы отвезти на Землю.

Маргарита не испытывала подобных иллюзий.

– Температура и давление,– продолжала она.– В таких условиях двуокись углерода или углекислый газ становится способным к разложению.

Признаться, я об этом как-то не задумывался.

– Так ты думаешь, что он… того? Полностью разложился?

– Такая высокая температура разрушает протеиновые связи,– объяснила Маргарет.

Я невольно поморщился. Мы рассуждали, как два ворона-падалыцика на приграничном камне. Какое нам, в сущности, дело до того, в каком состоянии находится тело?

– Но он же в скафандре,– бросил я последний козырь.– Значит, так. В спасательной капсуле и в скафандре. Так что, если у него был запас времени… ну, я имею в виду, после падения… Он же знал.

– Что знал?

– Что корабль падает.

– Ну и что? – возразила Маргарита.

– Думаешь, там ничего не будет? Вообще? Там ничего не осталось? Не сохранилось?

– Вполне возможно. Как ты верно заметил, мы мало что знаем об условиях на поверхности и как они воздействуют на протеиновые связи.

Если бы в обсерватории было кресло или стул, я бы рухнул. Ноги у меня подкосились, в голове возник кавардак.

– Ни-че-го,– пробормотал я. Маргарита смолкла.

Я посмотрел на адский ландшафт, затем повернулся к девушке.

– Пройти через такое… и не найти ничего,– прошептал я.

– Ну, что-то останется, конечно,– утешила она меня.– Останки корабля. Обломки. Я имею в виду, ты сможешь доказать, что был здесь, и доставить свидетельства.

– Ты имеешь в виду, не я – а Фукс.

– Какая разница.

Я чуть не рассмеялся.

– Представляю, как отец откажется платить Фуксу только за то, что он не соблюл букву договора – не привез останков, которых и сохраниться-то не могло.

– Но ты же не думаешь, что он так сделает?

– Я не думаю? Да это будет заключительной шуткой в том грандиозном фарсе, который он с нами разыграл.

– Но в этом же нет ничего забавного.

Чем больше я думал об этом, тем более абсурдной представлялась ситуация.

– Фукс оторвет моему отцу голову.

– Не думаю,– покачала головой Маргарита.

– Да ну? Думаешь, у него темперамента не хватит?

– У него вовсе не такой темперамент, как ты думаешь,– возразила она.

– Да плевал я на его темперамент!

– Он очень расчетливо использует свой гнев. Это его способ получать от жизни то, что ему надо. На самом деле он человек весьма хладнокровный. У него ледяной темперамент.

Я не верил ни единому ее слову.

– Безумие,– пробормотал я.

– Нет, это правда.

Несколько долгих мгновений я не сводил с нее взгляда, глядя, как блики планеты растекаются по ее лицу, играют на ее щеках, на линии подбородка, брызжут искрами в ее черных глазах, где струилась вечная чернота.

– Ладно,– проворчал я.– Не буду с тобой спорить. Тебе лучше известно, что он за птица.

– Да,– с вызовом ответила Маргарита.– Мне лучше известно.

С глубоким вздохом я отвернулся от девушки. Кажется, мы достигли перемирия.

– А вот эти скалы? – ткнула она пальцем в экран. Это сразу сменило тему беседы. Я снова изучал экран,

призывая на помощь все мои способности бортового техника по связи и планетолога.

– Да,– сказал я, наконец узнав, что показывал радар.– За этими скалами начинается Земля Афродиты. Это место, куда, скорее всего, упал «Фосфорос».

НЕДОЗВОЛЕННЫЙ КОНТАКТ

Я спал как мертвый и радовался, что не вижу снов. Но проснувшись, почувствовал себя усталым, как альпинист, карабкавшийся на огненные скалы Венеры. Усталым – не то слово. Изнуренным. Выжатым, как лимон.

В кубрике царила жара. Казалось, он в сердцевине непропеченного хлеба, только что вынутого из печи. До переборок нельзя было дотронуться, несмотря на то что система охлаждения работала на полную мощность. Палуба скользила под босыми ступнями.

Сначала я принял происходящее за симптомы вернувшейся анемии. Но после душа, побрившись дрожащей рукой, я понял, что это все вместе: эмоциональная усталость, анемия и перегрев. Я находился на грани нервного истощения. Происходящее оказалось выше моих сил.

Маргарита заявляла, что не спала с Фуксом, и в то же время проявляла все большую привязанность к нему в каждом новом разговоре. Что ж, может быть, от Алекса и в самом деле ничего не осталось, но даже если Фукс затребует премию по возвращении, он затребует ее для себя.

Мне уже эти деньги не понадобятся.

Мне нужна была его кровь, а не деньги. Но дальнейшие переливания крови могли оказаться роковыми для Фукса. Каждое новое переливание отнимало у него силы. Или это гибель Багадура и двоих других мятежников вызвала у него усталость? Устал казнить, капитан Фукс?

Мне не верилось, что Фукс жалел тех, кого отправил на тот свет, подвергнув ужасной казни декомпрессией. И не верилось, что такой человек может отдавать свою кровь с риском для собственной жизни. Тем более, отдать ее сыну своего кровного врага.

Теперь Фукс слабел эмоционально или физически – или и то и другое. Это пугало меня больше всего. Лучше бы он оставался собой – таким же тираном, чем сползал в мрачное подавленное уныние. Ведь он нужен мне, как и всему экипажу. Без этого деспота и тирана нам никогда не выбраться с Венеры. И это знали все. Точнее, не стань Фукса – и «Люцифер» немедленно начал бы подниматься на орбиту.

Без сильного и энергичного капитана я бы оказался беззащитен перед экипажем. Меня ждала бы судьба Саньджи.

А если бы не Фукс, то что случилось бы с Маргаритой?

Ничего удивительного, что я чувствовал себя таким подавленным и усталым. И беспомощным.

Я топтался на камбузе, пытаясь засунуть в себя завтрак, давясь запахами распаренных потных тел моих коллег по кубрику, когда запищал интерком:

– Хамфрис, немедленно явитесь в каюту капитана.

Все присутствующие уставились на меня. Я с радостью бухнул свою порцию обратно в синтезатор пищи и поспешил в апартаменты Фукса.

Теперь здесь стало чуть прохладнее, хотя, возможно, потому, что нас было только двое. Он сидел в смятой неприбранной постели, напяливая ботинки.

– Как себя чувствуешь? – спросил он, как только я закрыл за собой дверь.

– Все в порядке,– осторожно ответил я.

– Маргарита сказала, что понадобится еще одно кровопускание.

– Пока еще рано, сэр, говорить об этом. Я прекрасно себя чувствую.

Он встал и подошел к письменному столу. На лице его блестели бусинки пота.

– Думаю, тебе стоит посмотреть на последнюю картинку с радара,– заметил он, выстукивая по клавиатуре.

Стена озарилась светом. Передо мной появились зубастые пики Афродиты, изборожденные узкими извилистыми трещинами, с яркими отблесками металлических вкраплений. Судя по масштабу, это могли быть…

Сердце так и прыгнуло у меня в груди.

– «Фосфорос»?

Фукс кивнул с хмурым лицом.

– Похоже на то. Профиль соответствует.

Я уставился в экран. Останки корабля моего брата. Там он ждал меня.

– Что ж, вероятность высока, но все же не стопроцентна,– бормотал Фукс, не отрываясь от экрана.– Однако, судя по обилию металла…

– Очень узкая долина,– пробормотал я.– Сесть будет трудно.

– На Земле,– процедил Фукс,– это было бы просто невозможно. Горные ветра обдували бы это место со всех сторон. Ну, что ж, а здесь… можно попробовать. Как говорится, попытка – не пытка.

Горы грозно выстроились перед нами. Острые, иззубренные пики сияли новыми сколами, точно здесь горная порода дала трещину накануне, как раз перед нашим приходом.

«Но эти горы,– подумал я,– не могли быть молодыми, следами недавнего тектонического сдвига. Если Гринбаум и Кокрейн правы, то плиты Венеры спаялись намертво уже полбиллиона лет назад». Вулканическая активность в этих местах также под вопросом. Вообще вулканов здесь полно, только не действующих. И все же какие-то из них выбрасывают серные компоненты в облака. Вулканическая деятельность – самый естественный источник серы в небесах. Но примерно за столетие исследований, проведенных в венерианской атмосфере, никто не наблюдал ни одного извержения вулкана. Кроме того извержения, о котором сообщали с борта «Третьена». Тогда теория Гринбаума грозным призраком встала над нашим будущим. Я понимал, что столетие – это лишь миг в таких геологических процессах, как сдвиг тектонических плит и вулканическая активность, но все же Земля и Венера почти одинакового размера. И внутри Земли по-прежнему кипит магма. На Земле редкий год проходит без того, чтобы эта магма не нашла себе путь на волю, отдаваясь каким-нибудь землетрясением и извержением вулкана. И если бы вулканическая активность стихла на Земле хотя бы на столетие, геологи сошли бы с ума. За тот век, в течение которого проводились исследования Венеры, ни один спутник, зонд или корабль не зарегистрировал ни одного извержения вулкана.

…До сих пор. Почему? Или Гринбаум прав? И кора Венеры постепенно разогреется, пока все эти камни в самом деле не закипят в расплавленной магме? И -не придет ли такой момент, когда весь этот «сок Венеры» брызнет нам в лицо?

– Пойдем,– позвал Фукс, похлопав меня по плечу и тем выводя из нерадостных мыслей. Отвлекая от страшных подозрений.

Отвернувшись от настенного экрана, я увидел, что капитан уже в дверях и хмурится в нетерпении, как всегда. Это вывело меня из состояния ступора.

Мы последовали на корму цо центральному коридору, о котором я уже так много рассказывал. Впрочем, особо интересного рассказать о нем нечего. Но когда он так часто мелькает перед глазами, то становится неотъемлемой частью твоей жизни. Если я еще когда-нибудь вернусь на Землю, то буду вспоминать этот коридор всю оставшуюся часть моей жизни.

Лестница из коридора вниз вывела нас в небольшую, совершенно пустую секцию. Там в палубу был вмонтирован тяжелый люк. Фукс простучал по клавиатуре контрольной панели, находившейся на переборке, и я понял, что за этим люком находится воздушный шлюз. Капитан спустился туда первым и вскоре высунул голову:

– Все в порядке, Хамфрис. С другой стороны есть давление. Спускайся.

Я подошел осторожно к самому краю и, заглянув, увидел, что он открыл следующий люк и пролезает в него. Тогда и я следом стал карабкаться по металлическим ступенькам в округлой стенке шлюза. Металл был здесь надраен, как новенький. Сразу видно, что этим шлюзом еще не пользовались. Интересно, Фукс берег его для каких-то своих особых целей? Вскоре я спрыгнул с последней ступеньки и оглянулся. Мы очутились в грузовом отсеке или трюме корабля. Заполняя почти все остающееся пространство, здесь стояло гладкое, сверкающее судно стреловидной формы, докрытое белым слоем металлокерамики. Острая носовая часть оказалась прозрачной. Позади, на корме, торчали три выступа ракетных дюз.

– Что скажешь? – спросил Фукс, гордо улыбаясь.

– Маленькое какое-то,– пробормотал я.

– Один человек, на большее и не рассчитано.

Я кивнул. Неторопливо обойдя этот катер, или как он там еще назывался в представлении Фукса, я заметил по бокам несколько манипуляторов. Значит, скорее все-таки батисфера. Из дирижабля да в батисферу. И еще я обратил внимание на название, начертанное на борту: «Геката».

Он заметил мой вопросительный взор.

– Богиня подземного мира, связанная о колдовством и прочими темными делишками.

– Ого! – глубокомысленно произнес я. Точнее, произнес с глубокомысленным видом.

– Этот корабль доставит меня к поверхности Венеры, Хамфрис. Символично, не правда ли?

– Несколько грубовато,– признался я. Фукс хмыкнул:

– Я всего лишь поэт-дилетант. Так что критикуй на здоровье.

– Маневрирует самостоятельно? – поинтересовался я.– И никак не управляется с «Люцифера»?

– Совершенно верно. Никаких кабелей, тросов, ничего. «Геката» двигается совершенно независимо.

– Но…

– Ах да, я в курсе, что на борту вашего корабля, как его там, «Геспероса», тоже находилась батисфера. Но проку от нее бы никакого не было.

Такое замечание задело меня.

– Между прочим, над этой батисферой трудились лучшие конструкторы мира! Они делали ее специально для меня, для моего полета на Венеру.

– Да, конечно,– усмехнулся Фукс.– Теперь можешь поискать ее среди обломков своего корабля.

Я промолчал.

– Значит, ты собирался завести свой «Гесперос» над обломками и оттуда опускаться на бронированной батисфере?

– Да, причем кабель качал бы воздух, давал электричество, а также охлаждал системы.

– Все понятно. А подумал ли кто из вас: Дюшамп, Родригес или еще кто-нибудь, что никакая сила не может удержать корабль со спущенной батисферой над обломками кораблекрушения больше десяти минут? Тебя бы раскачивало над ними, как маятник.

– Нет! – пылко оборвал я его излияния.– Мы все опробовали на симуляции. Воздух у поверхности настолько плотный, что с качкой не будет никаких проблем.

– Может, из кресла симулятора все и в самом деле виднее,– фыркнул Фукс,– да только в реальности все, как видишь, по-другому.

Я вспомнил про наш развалившийся корабль и грустно поник головой.

– А вы сами верите в то, что это утлое суденышко доставит вас к поверхности Венеры и обратно целым и невредимым? – съязвил я, бросая ему в лицо последний аргумент.

Уверенно взмахнув рукой, Фукс ответил:

– «Геката» сделана по чертежам батисфер океанографов, а они выдерживают практически любое атмосферное давление. На таких судах проникают в глубочайшие трещины на дне Тихого океана, залегающих на десять и более километров ниже дна. Там давление в шесть раз выше местного, венерианского.

– Но жара!

– Вот это в самом деле проблема,– согласился он, впрочем, без озабоченности.– На «Гекате» нет места для теплообменников и охлаждающего оборудования, которое мы используем на «Люцифере».

– Тогда как же…

– Под обшивкой «Гекаты» проложены трубы, по которым движется жидкость, абсорбирующая тепло. И даже в иллюминаторах проложены подобные волокна.

– Но что это дает? – недоумевал я.– Простая перегонка тепла из одного места в другое мало поможет. Вам же нужно куда-то вывести это тепло, за борт корабля.

Он широко, ио-волчьи, ухмыльнулся.

– А вот это и есть самое главное. Простая, но гениальная идея.

– В чем же она состоит?

– Большая часть массы «Гекаты» – балласт. Слитки сплава. Это особенный сплав, мы разработали его на Поясе астероидов для себя и никому не раскрывали «ноу-хау». Сплав очень плотный и плавится при температуре почти ровно четыреста по Цельсию.

– Ну и что из того?

– Это же просто,– сказал Фукс, разводя руками, словно удивляясь моей непонятливости.– Так просто, что вашим гениальным конструкторам вовек не додуматься.

Он, выжидая, посмотрел на меня, точно учитель, которого я помнил еще с начальных классов,– он находился в вечном заблуждении относительно моих знаний. Я отвернулся от Фукса, и лицо мое исказила гримаса, по которой можно было прочитать напряженную работу мысли. Итак, металлический сплав. Значит, так, судно сходит с этим балластом к поверхности планеты…

– И там температура становится настолько высокой, что слитки начинают таять,– пробормотал я в глубокой задумчивости.

– Верно! – Фукс хлопнул в ладоши.

– Но я не могу взять в толк…– И тут меня озарило: – Эти слитки выводят температуру с корабля.

– Еще одно попадание! И остается только слить расплавленный металл за борт.

– Но слитки же когда-то кончатся.

– Да. Согласно моим расчетам, я пробуду на поверхности всего час. Может быть, еще минут десять-пятнадцать. Но не дольше.

– Но это…– я поискал слова,– настоящее изобретение.

– Изобретением оно будет называться, когда сработает,– отрезал он, переходя на обычный, хамский, тон.– В противном случае будет называться безумной идеей.

Я чуть было не рассмеялся, но Фукс смотрел серьезно и сосредоточенно – за меня, на «Гекату».

– Я спущусь туда, Хамфрис, на самое дно ада. Я буду первым человеком, кто достигнет поверхности Венеры, не считая мертвецов. Этой славы у меня уже никто не отнимет. Первый человек в аду!

У меня так и отвалилась челюсть. Будущий первый адопроходец вожделенно смотрел на свой аппарат, который должен помочь ему воплотить свою идею в жизнь. Конечно, идея отдавала безумием, как и все гениальные идеи. На Фукса в этот момент стоило бы посмотреть.