Текст книги "Блаженная (СИ)"
Автор книги: Белла Ворон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)
ГЛАВА 3. «Вороний приют»
Это случилось в четверг. А в воскресенье утром я уже гнала по трассе Черную Каракатицу – мою смешную машинку, купленную на честно заработанные неправедным трудом гонорары.
Пары дней мне хватило едва-едва. Несколько моих постоянных клиенток неожидано для меня расстроились от того, что их болтливая феечка собирается упорхнуть. Но я-то понимала, что без меня в их жизни ничто не может по-настоящему измениться, поэтому была совершенно за них спокойна. Клятвенно пообещала, что буду с ними на видеосвязи, если понадоблюсь, сделала подарочный расклад для каждой напоследок – и я свободна.
Надо сказать, что все это время мой внутренний голос нудел мне в ухо, что странная какая-то получается история. Разыскивать никому не известную актрису, да еще и обладательницу волчьего билета – очень странное занятие.
Рациональное зерно в его рассуждениях было, но я отмахивалась от него, как лошадь от слепня. В жизни бывают и не такие совпадения. Перспектива вернуться в профессию стоит того, чтобы рассориться с внутренним голосом.
Для успокоения этого зануды я прямо в утро отъезда наугад вытянула карту из бабушкиной колоды.
“ – Вот, смотри, душнила. Колесница. Значит путешествие. Переезд. Я уверенно управляю своей жизнью. Понял?
– Шею свернуть не боишься?
– Я боюсь только твоего карканья. Надеюсь, тебя укачает в дороге.”
Прощальный взгляд на окна моей квартиры – и Черная каракатица несет меня в неведомые дали, точнее, в места моего детства.
Я рассчитывала приехать в “Вороний приют” засветло, чтобы не с корабля на бал. Чтобы осмотреться, отдохнуть, хорошенько выспаться и в 11 утра понедельника явиться на репетицию.
Но эти планы постигла та же участь, что и прочие планы моей жизни. На полдороге я пробила колесо. Самостоятельно ставить запаску я не рискнула, а Всеведущий Поисковик сообщил, что ближайший шиномонтаж в двадцати километрах. Я подкачала колесо и черепашьим шагом доплелась до него, пару раз останавливаясь, чтобы снова подкачать колесо.
Пока добрые люди приводили в порядок Каракатицу, я успела проголодаться. Зарулить, что ли, в придорожную забегаловку?
Нет уж, я барышня осторожная, подозрительная, рисковать здоровьем не люблю. Голос посоветовал мне пообедать пончиками, ими не отравишься.
Бывают и у него минуты просветления. За пончиками, конечно же была очередь винтом, в итоге на обед я потеряла минут сорок.
И еще раз я остановилась, когда сообразила, что ближайшая заправка – последнее, может быть, место, где я смогу разжиться кофе. Пришлось остановиться и наполнить термос. Ну и бутерброд съесть, чтоб два раза не вставать. И заправиться, раз уж я на заправке.
В итоге, когда передо мной наконец замаячил долгожданный поворот на Воронин, ближайший к усадьбе городок, было уже совсем темно.
Я вдруг почувствовала усталость, такую, что хоть тормози и засыпай на руле.
Так дело не пойдет. Я остановилась у обочины, приложилась к термосу. Не помогло. Мне всегда казалось, что бодрящие свойства кофеина сильно преувеличены. Меня, во всяком случае, кофе приводит в порядок максимум минут на пять. Поэтому я на всякий случай прошлась туда-обратно по шоссе, энергично размахивая руками и поднимая колени. Забавное, должно быть зрелище. Похлопала себя по щекам. Помассировала уши. Можно было еще постучать головой о дерево, с которого на меня таращилась одинокая ворона, но я решила воздержаться. Тем временем посыпался мелкий дождь.
– Ну, давай, зайчик, последний рывок! Километров тридцать осталось.
Я села за руль, включила радио. Мне сейчас был нужен хороший джаз – под него заснуть сложно. Но или даже радиостанции сегодня сговорились против меня, или просто время наступило вечернее, но вместо бодрящих джазовых септим я услышала мягкое и нежное “My funny Valentine”.
Переключать рука не поднялась. Я ехала по пустой дороге в приятной компании Чета Бэйкера и тихонько подпевала.
У бабушки была пластинка с этой песней. Иногда, после особенно напряженного дня она ставила ее на старенький проигрыватель, вытягивалась в своем любимом кресле, закрывала глаза и, как она говорила, смывала музыкой энергетическую грязь. Иногда она подпевала, так же как я сейчас. Я так хорошо помню эту картину! Она встает передо мной, стоит мне закрыть глаза…
Бабушка сидит удобно и расслабленно, ее руки в старинных кольцах отдыхают на резных подлокотниках, тонкий профиль подсвечен мягким светом настольной лампы. Такая привычная картина… Но что-то в ней не так, и я никак не могу понять, что. А-а-а… кресло. Это не кресло вовсе, а инвалидная коляска с блестящими колесами. Откуда она взялась? Бабушка же никогда…
– Тина, проснись! – вдруг кричит бабушка, резко обернувшись ко мне.
Я вздрагиваю и на автомате бью по тормозам в тот самый момент, когда какой-то человек бросается мне под колеса. Удар!
“…Stay, little Valentine, sta-a-a-a-y…”
Я выворачиваю руль насколько могу, меня несет по мокрому шоссе под нисходящую секвенцию трубы, я уже ничего не понимаю, ничего не контролирую.
…” each day… is Valentine day…” Труба плавно затихает, переходит на шепот и умолкает в тот самый миг, когда я слышу глухой удар и звон разбитого стекла.
Я выпутываюсь из ремня безопасности, выползаю из машины.
Я сбила человека. Живой? Меня колотит дрожь. В ушах противно пищит, мне кажется, я слышу эхо трубы.
Обвожу взглядом пустую дорогу. Меня качает. Где он? Улетел в канаву? Пересекаю шоссе. В кювете никого. Неужели он мне приснился? Но я же видела его. Я почувствовала удар. Или нет? Или мой мозг создал эту картину, чтобы разбудить меня? Я ведь проснулась на встречной полосе. Чудо, что дорога пуста.
Бабушка… Ее уже нет на свете, а она только что спасла мне жизнь.
Больше всего на свете мне сейчас хочется сесть и зареветь. Но такой роскоши я себе позволить не могу. Да и смысла в этом нет.
Надо что-то делать. Что делают в таких случаях?
Я вернулась, осмотрела Каракатицу. Левый бок ободран, задняя левая фара осыпалось. Как меня так закрутило? Но встреча с фонарным столбом могла закончиться гораздо печальнее. Повезло.
Надо, наверное куда-то позвонить, кого-то вызвать. Содержимое моей сумке оказалось рассредоточено по салону. Сколько раз я давала себе клятву застегивать молнию! Я побросала в сумку то, что под руку попалось. Где же телефон? Наверняка улетел под какое-нибудь кресло, я потом его найду. Сейчас не могу. Я ничего не соображаю.
Попробовать завестись… Есть контакт, ура! Я потихоньку тронулась, выползла с обочины, развернулась. Каракатица моя дорогая! Прости меня, глупую, я тебя обязательно починю!
Итак, что мы имеем. Никто не умер. Никто меня не видел. ДПС не нужно. Машина едет. Стекло и треснувшую фару придется менять, но это ерунда. До усадьбы я, пожалуй, дотяну. Мне фантастически повезло. Меня все еще била дрожь, нельзя за руль в таком состоянии. Надо немножко отдышаться и поблагодарить тех неведомых, что спасли мне жизнь. Я выползла из машины, уселась прямо на дороге, уставилась бессмысленно перед собой.
Узкое шоссе. Тусклые фонари. Канава. За канавой лес.
На опушке вековой дуб, похожий на растолстевшего оленя, вставшего на дыбы и устремившего в небеса раскидистые рога…
Эта картина кажется мне знакомой. И этот дуб-олень я как будто когда-то видела, только рога у него были покороче. И я так же сидела на дороге, было так же холодно и хотелось плакать. Все было так же, только машина лежала в канаве кверху колесами… Чья машина? Моя? Я не помню.
Дежа вю. Я потерла виски, встряхнула головой. Хватит. Пора отсюда выбираться.
Взбодренная адреналином, сна ни в одном глазу, я без приключений одолела остаток пути.
По темной аллее, ведущей к воротам усадьбы я ползла тихой сапой. Въездные ворота заперты. И никого поблизости. Лишь два тусклых фонаря за воротами меня встречают и кованная надпись на ограде:
“Вороний прiютъ”.
Я оставила Каракатицу под липами, вещи забирать пока не стала, едва ли кто-то польстится на мое барахло. Калитка, к счастью, оказалась открыта и я вошла в “Вороний приют”.
Когда здесь в последний раз ступала моя нога? Лет пятнадцать назад или больше? В полутьме, разбавленной тусклым светом редких фонарей все выглядело неузнаваемо. Я смутно припоминала развалины, обломки стен, битый кирпич… Сейчас под ногами тихонько похрустывает гравий, пахнет розами и каприфолью. В конце центральной дорожки возвышается главное здание усадьбы с колоннами у входа и балюстрадой вдоль второго этажа. Я смутно припоминаю, что где-то рядом, в левой части сада, гнулись под грузом прожитых лет замшелые яблони. Сейчас на их месте высятся, судя по аромату, розовые шпалеры.
Справа и слева, в отдалении от дорожки белеют флигели, в одном из них светится окошко на втором этаже. Я устремилась на свет, как ночной мотылек. Обогнула высокие розовые кусты. Если не сворачивать к флигелю, а пройти вглубь, то, если я ничего не путаю, можно дойти до пруда.
Я припоминаю белые кувшинки на темно-зеленой воде и прибрежную осоку, на которой любили качаться тоненькие стрекозы, голубые и розовые. Я с самого детства не видела таких стрекоз. В те времена я была уверена, что это водяные феи прилетают ко мне. Помню, как одна такая сидела на руке у очень старой женщины, которая прилегла на землю возле пруда. Нет, не прилегла, упала… Я знаю эту женщину, но не помню, кто она. Кажется, я опять вспоминаю сон… До меня доносится взволнованный мужской голос. Еще немного и я его узнаю…
– Осторожно! – слышу я в тот самый миг, когда моя нога цепляется за большой камень, я лечу в траву и меня подхватывает чья-то сильная рука. Едва удержавшись от энергичного выражения эмоций, я крепко хватаюсь за эту руку.
В темноте я не могу хорошенько разглядеть лица, вижу только, что подхвативший меня человек высок и худощав. Волосы, кажется светлые, на носу поблескивают очки.
– Спасибо! Как вы вовремя. – выдыхаю я.
– Я подумал о том же. – отвечает приятный голос.
– Как я могла его не заметить, такой здоровенный! – Я потираю ушибленную ногу и смотрю на камень, что так некстати встретился на моем пути, – На нем что-то написано… Марфа…
– Сапожникова. – подсказывает мне мой спаситель. – Этот камень несколько раз переносили с места на место. И все равно об него кто-нибудь спотыкается. И я не исключение.
Я похолодела.
– Я споткнулась о могилу?
– Ну что вы! Это кенотаф – памятный камень. Под ним никого нет.
– В любом случае, спасибо вам, что… поймали.
– Не за что. На конференцию приехали? Мне казалось, заезд только через неделю.
– На конференцию? Боже упаси! Я актриса.
– А… Маркиза де Мертей?
– Друзья зовут меня Кристина Блаженная. Тина.
Я протянула руку, но он не спешил ее пожимать.
.– Тина… Блаженная…
Я не могла в темноте разобрать выражения его лица, но чувствовала, что он сильно озадачен, сбит с толку. И что я такого сказала?
– Не волнуйтесь. С головой у меня все в порядке. – на всякий случай предупредила я. – Блаженная – это моя фамилия.
Я ожидала, что он вежливо посмеется моей шутке, и назовет свое имя, но он молчал, как будто все еще пытался что-то сообразить и ему это никак не удавалось.
– А вы? На конференцию? – спросила я, чтобы нарушить эту странную паузу.
– Что? – он словно очнулся.
– Или вы тоже актер?
– Боже упаси! – воскликнул он, точно скопировав мою интонацию, – Я доктор. Лечащий врач хозяина усадьбы и по совместительству семейный терапевт для всей труппы. Вадим. Герцын. – он протянул мне руку. Как Герцен, только через “ы”. – добавил он чуть виноватым тоном, словно извинялся за то, что не дотянул до Герцена. Я пожала его твердую, прохладную ладонь.
– Герцын… Вадим… Что-то знакомое.
– Мы виделись с вами… два года назад. Я работаю в больнице, в Воронине. Не помните меня?
Конечно. Его подпись стоит под заключением о смерти бабушки.
Но его самого я не помню.
– Значит, вы приехали… работать в театре… – произнес он с неуверенной, полувопросительной интонацией, будто пытаясь освоиться с этой нехитрой мыслью.
– Получается так, – улыбнулась я, – только, похоже, меня здесь не очень-то ждали…
– Вас ждали. – возразил он с интонацией, которую я не смогла понять. – Просто все сейчас в городе, в ресторане. Отмечают день рожденья. Я могу проводить вас в актерский флигель. Там сегодня готовили комнату для вас. Где ваши вещи? Или вы налегке?
– В машине. За воротами.
– Пойдемте. Проведу вас коротким путем.
Мы свернули на почти незаметную в темноте боковую дорожку. и снова повисло неловкое молчание.
– Значит вы ушли из больницы и работаете здесь? – не выдержала я.
– Я и здесь и там. – с готовностью откликнулся Вадим. – В больнице хорошая лаборатория. Я еще немножко наукой занимаюсь. А здесь у меня практика.
– И вы все успеваете?
– Это не трудно. Труппа молодая, мои услуги здесь почти невостребованы. Если бы не Борис Павлович, сидел бы без работы.
– Борис Павлович? Он болен?
– Ему нужны… консультации. – был уклончивый ответ.
Мы подошли к воротам и в свете фонарей я наконец-то смогла рассмотреть моего спутника. Он оказался примерно таким, каким я его представляла. Лет около сорока. Очень светлые, грустные глаза прячутся за очками. Пепельные вьющиеся волосы. Красивый, только очень какой-то холодный. Краем глаза я заметила, что Вадим тоже украдкой меня изучает, пока мы возились с багажником, и я в двух словах описывала мои дорожные злоключения.
Если бы в 19 веке уже придумали чемоданы на колесиках, то садовые дорожи было бы запрещено посыпать камешками. Мой чемодан громыхал, как чертова телега и я боялась, что сейчас сбежится народ из окрестных деревень. Но, в общем-то это было неплохо, под этот грохот разговаривать было невозможно, а значит не будет этих дурацких, тягостных пауз, которые я не умею заполнять.
Мы подошли к тому самому флигелю, где на втором этаже призывно светилось окошко. Нас встретил неизменный тусклый фонарь, небольшая, прохладная передняя, выкрашенная в бледно-бирюзовый цвет и узкая деревянная лесенка на второй этаж. Вадим с легкостью поднял мой тяжеленный чемоданище и двинулся вверх по лестнице. Я поплелась следом, лелея надежду, что этот сумасшедший день близится к завершению.
И вот длинный коридор, выстланый ковровой дорожкой, двери… двери… двери… Моя дверь оказалась в самом конце коридора. В замочной скважине торчал ключ.
Спасибо вам, заботливые люди! После моих сегодняшних приключений упереться в закрытую дверь было бы выше моих сил.
Перед тем как разойтись мы разыграли небольшую пантомиму – я театрально раскланялась, прижав руку к сердцу, давая понять всю глубину моей признательности. Вадим же всем своим видом выразил – ерунда, не стоит благодарности. В тот самый момент, когда он двинулся обратно по коридору, а я занялась ключом, мне показалось, что за спиной у меня тихонько скрипнула и чуть пристукнула дверь. Я обернулась – все спокойно.
Пожав плечами, я перешагнула порог моего нового пристанища. Нашарила выключатель, вспыхнул свет.
Ух ты! Обстановочка-то историческая. Кинув чемодан у входа, я осмотрела кухню-гостиную. Плита, стилизованная под печь, латунный таз в качестве раковины, блестящие медные краники. В маленьком шкафчике я обнаружила мини-холодильник. Мало того, чья-то заботливая рука загрузила туда с полдюжины яиц, бутылку молока и кусок масла. В буфете я обнаружила пачку печенья, чай в пакетиках и жестянку с сахаром. Будет чем позавтракать.
За высокими распашными дверями оказалась спальня. Стены обтянуты голубыми шпалерами, белая французская штора из легкой ткани чуть колышется ветерком из приоткрытого окна, высокая кровать застлана белым стеганным покрывалом, рядом с ней комод, в дальнем углу платяной шкаф. Ближе к окну – небольшой столик с ящичками, вполне может быть и письменным и туалетным, а может и тем и другим. Наборный паркет слегка похрустывал и поскрипывал, но мне и это понравилось. Музыка времени.
За узкой дверью в углу притаилась очаровательная ванная комната с выскобленным добела дощатым полом, купелью на бронзовых лапах, а самые что ни на есть удобства выглядели вполне в духе 19 века. Я покрутила фарфоровые краны – вода оказалась вполне приличной, хоть и попахивала болотцем.
Моя скромная обитель совершенно меня очаровала. В такой обстановке будет легко погружаться в костюмные роли. Только вот мои крепостные коллеги едва ли жили в таких роскошных условиях. Я вернулась в кухню.
Надо бы побыстрее разобрать чемодан, он так и валяется возле входной двери, нарушая очарование старины своим современным видом. Я потянулась было за ним и вдруг замерла на месте.
Кругом царила полнейшая тишина, но я отчетливо почувствовала, что за дверью кто-то стоит. Значит и скрип двери в коридоре мне не почудился. Я сделала бесшумный шаг к входной двери и рывком распахнула ее.
Чей-то силуэт отпрянул назад, в темноту.
– Да ладно, входите уже, раз я вас застукала. – милостиво разрешила я.
ГЛАВА 4. Лика
Силуэт сделал шаг вперед и из темноты вышла девица. Белокурая, голубоглазая, с фарфоровой кожей. Воздушная. Розовая от смущения.
Как раз такая, какую, должно быть, искала Регина, когда ей вероломно подсунули меня.
– Извините. – девушка виновато улыбнулась, – Так глупо получилось.
– Да войдите же, я закрою дверь. Или вы мимо проходили?
Девушка робко шагнула в мою комнату и тихонько прикрыла дверь.
– Просто мне показалось… Извините.
– Это вы извините. Мы вас разбудили?
– Вы… Вы одни? – она обежала глазами комнату. – Мне послышалось…
– Мне ваш доктор помог вещи донести. Я одна.
Мне показалось, девушка вздохнула с облегчением.
– А что, должен был кто-то еще приехать? Может я в чужую комнату вломилась? – спохватилась я.
– Нет-нет, все правильно! Мне просто показалось… Я Лика! – она лучезарно улыбнулась, – Можно на ты.
– Договорились. Я Тина.
– Ты ведь маркиза де Мертей?
Я подтвердила ее догадку.
Мой чемодан стоял поперек дороги, и только я протянула руку, чтобы его убрать, как он вдруг открылся сам собой.
– А это мой чемодан!
Мы рассмеялись. С Ликой мне было легко.
– А почему ты здесь? Не на дне рожденья…
– Меня не пригласили. – грустно призналась Лика, – Ты наверно устала с дороги, а я тут…
– Устала, как собака, – призналась я, – но не лягу пока не разберу вещи. Уже даже чемодан намекает.
Лика помогла мне втащить раскрытый чемодан в спальню, и, пока я распихивала вещи по ящикам комода, она поставила чайник, загремела посудой в буфете, уверяя, что с дороги мне надо выпить чаю.
– Ой, что это у тебя?
Я обернулась. Лика уже была рядом и подбирала с пола карты из бабушкиной колоды. Одним движением я собрала колоду, выхватила мешочек из Ликиных рук, сложила в него карты и сунула в ящик письменно-туалетного столика.
– Извини, пожалуйста, я неуклюжая такая. – Лика так мило смущалась, что сердиться на нее было невозможно.
– Я сама его уронила.
– А ты гадаешь?
– Балуюсь. – неохотно ответила я. В мои планы не входило продолжать мою сомнительную практику, но оставить колоду дома я тоже не решилась.
– А можешь по… Ой, что я, дура! – оборвала Лика сама себя, – ты же устала, и время позднее.
У меня есть правило. Просят – погадай. Можно было бы отложить на завтра, сославшись на усталость. Но я сегодня чудом избежала смерти, и погадать Лике – меньшее, чем я могу отблагодарить кого-то, кто оставил меня жить.
– Не так уж и поздно – всего одиннадцать. Я погадаю.
– Можно завтра. – предложила Лика, не сводя с колоды горящих глаз.
Я решила быть великодушной.
– Я сегодня в долгу перед судьбой. Нужно расплатиться. Только вот чаю бы выпить не помешало.
– Чайник вскипел, я сейчас конфеты принесу! – просияла Лика, – Ты ешь шоколад?
– Я все ем. Тащи.
Я быстренько раскидала оставшиеся вещи по ящикам и развесила то немногое, что требовало плечиков. А Лика тем временем принесла начатую коробку трюфелей и пачку хорошего рассыпного чая, вытащила из буфета бело-голубые фарфоровые чашечки, тоже вполне в духе позапрошлого века.
– Это Борис Павлович придумал… – с гордостью сказала Лика, – Он так разбирается во всяких бытовых мелочах, будто сам тогда жил. Он вообще очень… необычный.
Я вопросительно посмотрела на нее.
– Ну… он так изысканно разговаривает, со всеми на “вы”, – пояснила Лика. – а знает сколько!
Она заварила чай, разлила по чашкам, выложила конфеты в изящную вазочку. У нее получалось одним своим присутствием создать ощущение, что все хорошо, а будет еще лучше.
Пока я восстанавливала силы и нервы уже пятой конфетой, Лика щебетала без умолку.
– У нас тут все классные. Потрясающие актеры. Борис Павлович лично отбирал каждого. Он ведь хотел, чтобы каждый актер был похож на кого-то из той… прежней труппы.
– Ничего себе задачка! И как? Преуспел?
– А вот завтра придешь в театр, сама посмотришь. Там галерея… Нет, не буду рассказывать, чтобы не испортить впечатление. Увидишь!
А тебя он очень долго искал. Но оно того стоило! – она смотрела на меня почти с восхищением, – Ты идеально подходишь!
– Куда это я подхожу? – насторожилась я.
– Ну… завтра поймешь. – Лика загадочно улыбалась, и как я не старалась, мне не удалось добиться от нее большего.
– Еще чаю налить?
– Ой, нет, мне уже хватит. Будем гадать?
Лика сложила руки и прижала их к груди, умильно глядя на меня своими голубющими глазами.
– Тогда давай все это уберем.
Лика в один миг освободила стол, а я накрыла его шелковым шарфиком и принесла бабушкину колоду.
– Какой у тебя вопрос?
– Вопрос… – Лика наморщила носик, – Есть один человек. Он важен для меня, но… – она замолчала.
Ну разумеется! О чем еще может спросить это юное и очаровательное создание? Конечно, об одном человеке! Я терпеливо ждала, пока она соберется с мыслями.
– Он очень важен для меня… – смущенно повторила Лика.
Я ободряюще улыбнулась.
– Про неважных людей не спрашивают.
– Да. Мне кажется, что он… что мы… То есть, мне не кажется. Но есть одно обстоятельство, из-за которого мы пока не можем быть вместе. Он говорит, что это вопрос недолгого времени, что они отпустят друг друга…Но, мне кажется, что он не хочет, не может ее отпустить. Или она его не отпускает. Понимаешь?
Я кивнула. Понимаю. Слишком хорошо понимаю.
– Плавали – знаем.
– Нет. тут совсем другое. Между ними… особая связь. Так он говорит. Но он говорит, что осталось немного, совсем немного. Может быть, я себе напридумывала чего-то? Может быть я должна доверять ему? Или предложить ему выбрать? Или лучше мне перестать надеяться и забыть о нем? Но трудно забыть того, кто рядом. Так тяжело ждать неизвестно чего… Мне еще кажется, он что-то не говорит мне всей правды. Я совсем запуталась. И еще… мне почему-то страшно. – грустно призналась она.
Бедная зайка! Эта история стара как мир.
“Бросай этого вруна к чертовой бабушке! Особая связь обычно оказывается совместной ипотекой и алиментами в ползарплаты.” – сказала бы я ей, будь у меня такое право. Но человек должен пройти свой путь, не опираясь на костыли непрошенных советов разных умниц, вроде меня.
– Давай все-таки попробуем сформулировать вопрос. – предложила я с улыбкой.
– Хорошо. Сейчас. – Лика подняла глаза к потолку, украшенному лепными гирляндами, – Можно ли доверять одному человеку и… нет, не так. Как сложится моя судьба, если я буду и дальше доверять этому человеку? Так будет правильно?
– Да. Это хороший вопрос.
Он действительно хороший. И правильно поставлен. Эта Лика совсем не дурочка, хоть и щебечет без умолку.
Я продолжаю не спеша перебирать колоду, а сама посматриваю на Лику, пытась прочесть на ее личике нужную мне информацию – что она хочет услышать? Впрочем, тут и думать нечего. Услышать она хочет звон свадебных колоколов, дураку ясно. А вот готова ли она, если вдруг, услышать плохое? Судя по тому, как она мнется, она и сама не верит своему избраннику. Недоверия не бывает без причин, особенно если сомневается такая голубая героиня, как Лика.
Иногда мне самой становится интересно, что покажут карты. А сейчас я почему-то уверена, что ничего хорошего не увижу.
Я взяла в руки колоду. Она показалась мне холодной, будто ее держали в холодильнике. Я погрела ее в руках. Холодная. В первый раз о мной такое.
– У тебя руки теплые? – спросила я Лику.
– Теплые.
– Погрей. – я протянула ей колоду.
Лика обхватила ее ладошками, подержала, вернула мне.
Такая же холодная и будто неживая. Может это оттого, что я была сегодня на волосок от смерти?
– Что-то не так? – робко спросила Лика.
– Карты немного устали с дороги, – отшутилась я.
– Может перенесем на завтра?
– Нет. Я обещала. Давай сегодня сделаем простой расклад, а завтра я погадаю как следует. Как сложится твоя судьба… как сложится судьба…
Сначала мы достанем одну карту и определим, кто у нас ты…
Я мешала холодные карты. Колода вдруг стала неудобной, словно чужой в моих руках. Одна карта выскользнула.
– Карты полетели, полетели… нам уже подсказывают…
Я нагнулась за картой. Выпрямилась. Сердце мое тяжело и глухо стукнуло и замерло. Меня окатило ледяной волной. Лика сидела напротив меня в той же позе, но голова ее опустилась на грудь, волосы свисали вниз, закрывая лицо и с них капала вода. Руки безвольно повисли вдоль тела.
– Лика… – позвала я ее и не услышала собственного голоса.
Она подняла ко мне мертвенно-бледное лицо. Вокруг закрытых глаз расползлись синие круги, губы тоже стали синими. Веки ее дрогнули…
“ Сейчас я умру. Она посмотрит на меня и я умру…”
Синие губы шевельнулись…
– …Тина! Что с тобой, Тина? – Я вздрогнула. Открыла глаза. Передо мной сидела Лика, совершенно нормальная, розовощекая, только глаза очень испуганные.
– Лика… ты… Что случилось?
– Ты подняла карту, хотела мне что-то сказать и вдруг застыла как-то…
Может тебе лучше отдохнуть?
– Нет… я…в порядке. Резко нагнулась, голова закружилась. – пробормотала я.
Может и правда? Резко наклонилась, круги пошли перед глазами, вот и померещилось… Я взглянула на поднятую с пола карту, которую все еще сжимала в руке.
– Что тут нам выпало… Луна. Ты пребываешь в иллюзиях. Возможно тебя обманывают… путаница какая-то вокруг тебя. – бормотала я, стуча зубами, а перед глазами стояло страшное видение, – Зависть и ревность по отношению к тебе. Но Луна… символизирует еще и силы подсознания. Тебе нужно доверять себе, своей интуиции, она у тебя очень развита, правильно?
Лика печально кивала, слушая мое бормотание. Новости ее явно расстроили. Но я расстроена еще сильнее. Сочетание Луны с моим видением – это плохо. Так плохо, что хуже некуда.
Я должна сказать ей… сказать, что ей грозит опасность. А я несу ахинею. Ей нужна настоящая помощь, а я шарлатанка!
Надо взять себя в руки. Надо хотя бы попробовать разобраться.
– Теперь он… Король Пентаклей перевернутый.
– Что это значит?
“Это значит, что он опасен для тебя. Что тебе надо бежать от него, сломя голову. Может быть, при других обстоятельствах я нашла бы другие слова, а сейчас не могу. Я чувствую беду.” – вот так я должна ей сказать, потому что я и правда так чувствую. В первый раз за время моей практики я что-то чувствую. Но как я могу такое сказать?
Может и правда, не стоило сегодня браться за карты? Но если Лика буквально сама сунула их мне в руки, значит есть причина.
– Это значит… – мямлю я, – что тебе нужно быть осторожней с этим человеком. Он… “аморальный, жестокий, готовый пройти по головам…” – проносится у меня в голове, но говорю я совсем другое:
– Он нечестен с тобой, он преследует только свои, одному ему понятные цели.
– Какие цели? – шепчет расстроенная Лика.
Я вытаскиваю следующую карту. Жрица. Перевернутая.
– Его цели несбыточны. Они… за гранью материального мира. Они недостижимы, но он этого не понимает. Он готов все принести им в жертву. – выпаливаю я так легко, будто кто-то продиктовал мне эти слова.
– Что же мне делать? – машинально произносит Лика, в то время, как моя рука уже выкладывает следующую карту.
– Смерть.
– Ой!
– Подожди, все не так плохо! Смерть означает выход. Освобождение. Ты избавишься от тяжелой ситуации. Оглянись вокруг – ты увидишь выход. Может быть он уже…
В коридоре послышался топот и громкий стук в чью-то дверь.
– Это ко мне… – Лика подскочила и метнулась к двери.
– Подожди, я с тобой!
Мы выскочили в коридор и оказались лицом к лицу с маленькой, разгневанной женщиной. Ее черные волосы были стянуты на макушке в растрепанный хвост, огромный нос и вытаращенные глаза делали ее похожей на воинственного скворца.
– Где он? У тебя? – прошипела женщина.
– Яна, успокойся! Его здесь нет. Хочешь – обыщи!
– Ну уж нет! – я встала на пороге своего жилища. – Мою комнату никто обыскивать не будет.
– А ты кто такая? – Яна шагнула ко мне.
– А ты? – я уперлась рукой в дверной косяк.
– Яна, успокойся, это Тина. Она только что приехала. Она – маркиза де Мертей… – миролюбиво объясняла Лика.
– Мертей…А где Арик? – Яна растерянно посмотрела по сторонам.
– Аркадия мы не видели. – словно маленькой девочке втолковывала ей Лика, – Он вместе с вами поехал на день рожденья.
– Он уехал… – глаза Яны наполнились слезами, – мы поссорились. Трубку не берет…
– Яночка, пойдем я отведу тебя домой. Аркадий погуляет немножко и придет. Ты же знаешь…
– А он точно не у этой?.. – Яна сунулась было в мою сторону, но я демонстративно уперлась другой рукой в противоположный косяк.
– Тина приехала час назад. Они с Аркадием даже не знакомы.
Лика обняла Яну за плечи и повела по коридору. Обернулась, помахала мне рукой и подмигнула.
Я понимающе кивнула, хотя ровным счетом ничего не поняла. Сегодня я даже не буду пытаться что-то понять.
Я вернулась в комнату. Собрала рассыпанные карты. Они уже не казались мне холодными. Может все не так страшно? Мало ли что может показаться… Ясно одно – мне срочно нужно отдыхать. Лягу я, пожалуй, спать, пока еще кто-нибудь по мою душу не явился. Только вот текст бы надо повторить – завтра репетиция. Или завтра встать пораньше… Да, так будет лучше. Только вот окно открою, а то душновато.
Я подошла к окну, приподняла штору – оставлю открытой, легче будет утром проснуться.
Я распахнула окно и с наслаждением вдохнула аромат каприфоли, плывущий в спокойном воздухе теплой ночи. Прямо напротив меня висела луна, ярко освещая сад. Луна… Надо будет последить за Ликой, мне очень не понравился ее расклад. И виденье это… Б-р-р! Знать бы, в кого она влюбилась… Может спросить у нее напрямую? Люди, сами того не подозревая, сообщают мне гораздо больше, чем карты. Даже когда болтают о самых обыкновенных вещах.
“Ладно, завтра видно будет. Завтра будет новый день, будет новый, чудесный день…” – твердила я себе.
“ – Да-а-а… такие здесь чудеса творятся, что впору такси до Питера вызывать.” – заметил внутренний голос.
“ – А я тебя не слушаю. Будь ты умный, посоветовал бы мне спать ложиться поскорее.”
“ Это ты и без меня сообразишь. А чем на луну таращиться, ты бы лучше вниз посмотрела.”
