Текст книги "Кронштадтский тупик (СИ)"

Автор книги: Белла Лестранж

Соавторы: Анастасия Калько
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Наташа кивнула.

– Толя, как младший и ведомый, легко поддался влиянию Ярослава. Больше ему не с кого было брать пример. Не нашлось более яркой и заметной личности в окружении мальчика. А Слава, увы, хороший пример подать не может.

Наташа вспомнила дерганого парня с вихляющейся походкой и визгливым матерным ором и подумала: и правда, чему у такого научишься?..

– У Ярослава любимый вид досуга – посиделки на поребрике или в подворотне с компанией такой же молодежи, – вздохнула Светлана Игоревна, – догадываюсь, что там и спиртное присутствовало и могу предположить, что и отношения с девочками заходили далеко за грань обычного флирта... Ярослав часто брал с собой в компанию Толика, чтобы приобщить его к "взрослой жизни", как они оба считали...

Наташа хорошо знала, о чем речь. В Питере было еще больше таких подростковых компаний, кучкующихся на пустырях, поребриках и в подворотнях. Особенно много их стало в этом году весной. Не зная, куда себя деть во время бесконечных каникул, подростки бесцельно слонялись по улицам или часами где-нибудь просиживали, перекрикивая друг друга истошным матом, заигрывали с такими же красноречивыми девицами и время от времени посылали кого-нибудь, достигшего 18-летия, в ближайший магазин за новой порцией спиртного, или поручали закупку "белочкиных запасов" какому-нибудь маргиналу, за вознаграждение с покупки каждой бутылки. Как бороться с этим "хобби" молодежи – не знал никто. Но то, что подростки так бездарно убивают время, сбегая зачастую с уроков ради очередных посиделок, да еще и употребляют горячительные напитки, беспокоило многих. И только самые равнодушные или недалекие люди отмахивались: "Да ну, это у них возраст такой, перерастут, перебесятся, разве вы в молодости сами?.. или вас молодежь бесит, как ханжу?", не понимая серьезности проблемы и опасности угрозы. Но Наташа – жена адвоката по уголовным делам и подруга троих его коллег, хорошо знала, к чему приводит подобное времяпрепровождение. Мало ли случаев, когда желающие "повзрослеть" от бутылки переходили к более серьезным веществам? А сколько раз веселая матерная перепалка перерастала в кровавое побоище? А еще бывало, что жизнерадостные девочки влипали в большие неприятности из-за своей чрезмерной раскованности. Изнасилования, венерические болезни, криминальные аборты, жестокие избиения из-за ревности или женской мести, вовлечение в проституцию – вот, что подстерегало бойких нимфеток, коротающих время на поребрике с хмельной компанией. И Наташа очень не хотела, чтобы ее Младшенький лет через десять тоже уселся на поребрик...

– Увы, в обычных школах учитель не всегда отважится поставить "Митрофану" заслуженную двойку, – хорошо поставленным преподавательским голосом продолжала Нестеренко, – на педагогов давят со всех сторон: и начальство: "У ваших учеников двойки? Значит, это вы плохо преподаете!", и родители – "Вы несправедливы к ребенку, я буду жаловаться!", и даже сами учащиеся, чувствуя себя защищенными со всех сторон и абсолютно безнаказанными.

Наташа и это тоже знала. До замужества с Ефимом и перехода в его юридическую компанию, Белла работала учителем в школе. Ей нередко приходилось конфликтовать с коллегами, начальством и родителями. "Он ни бе, ни ме, – возмущалась Измайлова, рассказывая Наташа о тяготах прежней работы, – а я ему и двойку поставить не моги? Тут же с одной стороны директор по башке стучит, с другой мамаша истеричная мозг выносит: она на меня и туда напишет, и сюда, и в Гаагу, и расстрел в школьном дворе по законам военного времени за то, что я ее дитю обидела! А "дитя" уже бреется, в подворотне курит, на уроках в телефоне под партой порнушку смотрит и гогочет, как жеребец в стойле! Ну, нет, говорю, я оценки буду ставить по справедливости, а не по чьему-то хотению! Да я бы и сама из школы ушла, даже если бы меня не "попросили" после истории на Оккервиль... Не желаю я подлаживаться и угождать, я на лакея не училась!"

– Но Лора Яковлевна принципиальна в этом вопросе, – сказала Нестеренко, – оценки учащимся мы ставим за уровень знаний, подготовки и усердия, объективно. Почти уникальный руководитель, и к ней никто не смеет подойти с претензией, что "не нравятся оценки". А Толя снизил успеваемость, не выполнял домашние задания. Например, я задаю отрывок из пьесы; две-три странички. Надо разучить его и прочитать в лицах. А он даже наизусть не мог прочесть заданное и на одной ноте бубнил. Мы учим студентов правильной речи, а Толя с товарищами на переменах общается на каком-то ужасном языке – смесь мата, блатной "фени" и какого-то совершенно чуждого нашему восприятию сленга. Вел себя нагло, вызывающе. Ему понравилась одна девочка, и Толя ей прохода не давал, несмотря на то, что она не отвечала ему взаимностью и даже сторонилась подобного ухажера. Иногда он доходил до грубости и оскорблений, – лицо Светланы Игоревны брезгливо дернулось. – Один мальчик попытался урезонить Толю, так его после уроков подкараулили и избили так, что он до сих пор на больничном с сотрясением мозга и сломанными ребрами. После этого я и обратилась к Лоре Яковлевне с вопросом об отчислении. И она согласилась. "Райзинг" – не блатная "малина", где можно подобные порядки устанавливать.

Выйдя от Светланы Игоревны, Наташа еще немного послонялась по школьным коридорам, постучалась в несколько дверей, переговорила с другими преподавателями и учащимися и через час уже знала, что девочку, за которой приударял Анатолий, зовут Лилией Карповой, а юношу, находящегося на больничном с травмами, – Денисом Барским. Наташа уже на улице открыла в телефоне адресную книгу Кронштадта и быстро нашла адреса Лилии и Дениса. Девушка жила на улице Фейгина, а Денис – на улице Восстания в районе Рыбачьего проезда... Вбив в список контактов их телефоны из базы (подарок Уланова, любые адресные данные найти можно), Наташа села в сквере покурить. Надо и с этими двоими побеседовать.

***

Белла слушала следователя Минского, ожидая своей очереди и составляла стратегию, как разгромить в пух и прах доводы оппонента и добиться желаемого.

Егор Степанов не может быть переведен в СИЗО по состоянию здоровья. У Измайловой на руках имелось заключение врача из больницы, где Степанов находился сейчас: инфаркт не подтвержден, но предынфарктное состояние внушает опасения, и вывих относится к категории тяжелых.

Но Минский настаивал на том, что состояние здоровья задержанного позволяет переправить его в следственный изолятор, и подозреваемый по такой статье должен находиться под стражей, а не в стационаре.

– В Горелово его! К крысюкам! – визгливо заорала с места Елизавета и жалобно зашмыгала носом.

Судья стукнул молоточком по столу:

– Тишина в зале!

– Заткнись! Сама ты крыса! – крикнула в ответ Василиса.

Девушки буквально испепеляли друг друга взглядами.

– Попрошу тишины! – повторил судья. – За нарушение порядка буду выдворять из зала! Степанова, сядьте. Архипова, вам валерьянки накапать? Нет? Тогда пожалуйста, соблюдайте тишину. И наденьте маску.

Василиса разжала кулаки и села. Ее взгляд мог бы придавить Елизавету, как пудовая гиря, если бы имел физическую форму. Елизавета демонстративно отвернулась и села, натянув на нос розовую маску с принтом карикатурно раздутых губ.

Судья Белле понравился. Немногословный, на вид – чуть старше ее, с внимательным и строгим взглядом. Такой даст высказаться всем. А потом уже будет обдумывать решение.

Она посмотрела на экран скайпа. Хорошо, что видеосвязь здесь работает, и Егора Павловича не притащили в здание суда по этой метели и скользким дорогам.

Когда судья дал слово защите, Белла прихватила папку с наработками и вышла на трибуну.

Начала она с того, что предъявила заключения от травматолога и кардиолога, из которых следовало, что пациент Степанов не может быть транспортирован в какое-либо другое учреждение и нуждается в стационарном лечении и медицинском наблюдении. "А разве это возможно, если человека собираются в спешном порядке тащить по зимним дорогам в СИЗО через Дамбу, лишь бы только сбагрить докуку с плеч и беззаботно кутить на Новый год?!"

Минский только сверкнул злющими глазами. Белла посмотрела на него и улыбнулась, приспустив маску: "Сверкай, сверкай. Я это тоже умею!"

– Да вы посмотрите в окно, ваша честь, – продолжала Белла, – в двух шагах уже ничего не видно, и дороги – как стекло. Можно ли человека с тяжелым вывихом везти Бог весть куда на край географии? И кардиолог категоричен: Егору Павловичу сейчас не тюремный надзор нужен, а присмотре квалифицированных медицинских работников. И строгий постельный режим как минимум на две недели. Я понимаю, что Дмитрию Ивановичу хочется на Новый год не мучиться головной болью: как бы задержанного из спецблока горбольницы не умыкнули, и как бы ему за это по шапке не надавали, а спокойно вкушать холодец под рюмашечку, пока на экране Женя Лукашин в трусах по чужой квартире шарится, но разве можно ради этого подвергать риску жизнь и здоровье человека?!

Архипова шепотом выматерилась, зло глядя на Беллу.

– Сама туда пошла, ты там часто бываешь, – прошипела в ответ Василиса.

– Архипова, Степанова, соблюдайте порядок, – постучал молоточком судья.

– Да уж кто бы говорил, Васька, думаешь, никто не знает... – забывшись, громко сказала Елизавета, осеклась на полуслове, когда Белла сверкнула на нее глазами, но было уже поздно. Измайлова услышала ее. "Какое счастье, что она – дура без примесей! – подумала Белла. – Да еще злобная дура. Василису она считает виноватой за то, что Гусева выдворили из Кронштадта и даже сдержать чувства не может. Ладно. Теперь я с ней церемониться не буду. И то, что она мне солгала, сказав, что не знает о "просто шутке" Гусева над Василисой, припомню! Василисе и ее отцу я сочувствую, а этой фальшивой хныксе – ни грамма!"

– Елизавета Аркадьевна, наберитесь терпения, успеете еще поговорить, когда вас вызовут, – пропела Белла, хищно улыбнувшись под маской. – У меня к вам будет о-очень много вопросов...

– Да пошла ты, цыганьё вокзальное! – пробубнила себе под нос Елизавета, но проходивший мимо с пачкой бумаг Строков ее услышал и вскинул руку.

– Ваша честь, я заявляю о том, что свидетельница Архипова словесно оскорбила адвоката! – выпалил он.

– Архипова, вы получаете последнее предупреждение, – сказал судья, – за следующее нарушение порядка я буду вынужден выдворить вас из зала, а за оскорбление адвоката выписываю вам штраф.

Елизавета тут же смолкла с видом безмерно оскорбленной добродетели. Белла прожгла ее взглядом: "Ты говорила, что твой "Даник" "просто прикололся" над Василисой и не понимала, "что тут такого"? Да еще обманула меня и Наташу, уверяя, будто не знаешь, в чем заключался "просто прикол"? Ты мне за это ответишь. И за "цыганьё" – тоже. Я и сама знаю, что я цыганка, но я еще и классный адвокат, а тебе, похоже, кроме "правильного" происхождения и гордиться больше нечем. Из актерской школы тебя турнули за неуспеваемость, любимый тебя использовал, как куклу из секс-шопа, воспитанники в детском саду тебя раздражают, более успешным выпускникам "Райзинга" ты завидуешь и тешишь себя тем, что они выбились только потому, что угождали владелице школы... И пожалела бы я тебя – глупую, ленивую, завистливую дурищу, если бы ты так меня не разозлила. Теперь жалости не жди, авадакедавра!"

Белла перешла к статье обвинения, которую озвучил следователь Минский и заявила, что на самом деле Егора Степанова можно обвинить только в причинении смерти по неосторожности потому, что есть свидетели происшествия, готовые подтвердить: это был несчастный случай, Степанов не имел намерения убивать, он не ожидал, что Гусев потеряет равновесие и поскользнется на дорожке возле памятника.

– Откуда вы знаете, что Степанов не собирался убивать? – выкрикнул с места Минский. – Он вам сам сказал? Да если бы моя дочь... – он осекся.

– Вы бы захотели убить, – подхватила Белла. "Так я и знала. Он тоже в курсе, а меня уверял, что понятия не имеет. Не люблю, когда меня держат за болвана... И очень сержусь. А когда я сержусь... в Питере хорошо знают, что бывает!"

– Я сама в числе свидетелей, Дмитрий Иванович, – парировала она, ухмыльнувшись под маской в ответ на заметавшийся взгляд следователя. – Вы сами записывали мои свидетельские показания!

– И вы в темноте увидели и удивление, и недоумение, и отсутствие преступных намерений?

– Парк хорошо иллюминирован, и на зрение я пока не жалуюсь. Так что – да, увидела. Кстати, а записи видеокамер в парке уже есть в деле?

Минский снова посмотрел на Беллу с ненавистью и смолчал.

– А почему вы их еще не сняли и не прокрутили? Вебкамеры сейчас могут очень выручить при следственной работе...

Во взгляде следователя читалось: "Все бабы, как бабы: новогоднее меню составляют, платье выбирают, к косметологам и маникюршам записываются, подарки скупают... А ты, шилопопая, сама не готовишься и хочешь, чтобы все вокруг тоже козлами прыгали. Лучше бы пироги мужу пекла, – он увидел золотой ободок на тонком пальчике адвокатессы, – салаты строгала, "Красотку" или ту же "Иронию" смотрена... И как муж тебя терпит? Или сам такой же чеканутый?"

Судья неодобрительно посмотрел на него и велел снять и приобщить к делу записи вебкамер в парке возле места происшествия. А потом опросил Беллу уже как свидетеля. Елизавета и Василиса должны были выйти сразу же после нее.

Взглянув на экран скайпа – ("Не волнуйтесь, Егор Павлович. За дело взялась я, и я вас выручу!") – Белла заняла свидетельское место.

***

– Ну, да, кадрился ко мне, – Лиля Карпова потеребила ремень сумки. – Но я его отшила. У меня уже есть парень и зачем мне еще один?

Они разговаривали в сквере неподалеку от дома Лили. Девушка по телефону извинилась перед Наташей за то, что не приглашает домой: "Мама с бабушкой затеяли генеральную уборку перед праздником, все вверх дном, вы у нас грохнетесь!"

Лиля оказалась тоненькой девушкой с пушистыми русыми волосами и ясными серыми глазами на чистом, без косметики, лице. Как она не была похожа на "красавиц", которых можно часто увидеть на поребрике или в подворотне – девиц с волосами кислотных цветов, ярким макияжем, вызывающе одетых, в "мини" или угрожающе потрескивающих "фольговых" штанишках, пронзительно хохочущих и залихватски матерящихся.

"То-то Анатолий по контрасту и засмотрелся на девушку, не похожую на его привычных спутниц жизни из подворотни, – подумала Наташа, – вот только нормальной девушке кавалер с поребрика не нужен, ей с таким просто не о чем разговаривать, и интересы у них разные..."

– Да и мне неинтересно, – словно в ответ на ее мысли сказала Лиля, – общаться с человеком, который говорит только о том, где они посидели, сколько раз бегали за добавкой, куда бутылки прятали и как от полиции убегали. Это дело вкуса; может, другие девчонки сочли бы его клевым парнем, но мне с ним не по пути. Однако Толя считал, что я просто "морожусь" и набиваю себе цену и буквально прохода мне не давал.

Это Наташе было знакомо. В армии ей попадались парни, которые считали, что девушку, как крепость, можно взять измором, не давая ей покоя и постоянно маяча перед ней. "Никуда не денется, твоя будет", – обменивались они опытом при Наташе, которую уже давно воспринимали как "своего парня" и не стеснялись откровенничать в ее обществе. Но почему-то эта тактика срабатывала далеко не всегда. Чаще всего девушка, замученная назойливостью ухажера, начинала шарахаться от него за версту.

– Однажды Толя мне высказал все, что думает о том, что я не хочу с ним гулять, – сказала Лиля, – прямо во дворе "Райзинга", орал на всю улицу, что я дура на понтах, морожусь, и так далее, повторять не буду, выражений он не выбирал... Неприятно вспоминать.

Наташа понимающе кивнула. Это она тоже не раз наблюдала. Отвергнутые ухажеры нередко скатывались на откровенное хамство и воспринимали отказ девушки как незаслуженную обиду. Они просто не понимали, как это их могут отвергнуть. Если Пушкин написал "Я вас любил", то парни вроде Анатолия покрывали девушку отборным матом и распространяли о ней гнусные предположения в своей компании.

– И я попросила своего друга поговорить с ним и все объяснить, если мои аргументы Толя не воспринимает, – заключила Лиля.

– Ваш друг тоже учится в "Райзинге"?

– Нет, в Кадетском корпусе. Однажды он пришел за мной к школе, я показала ему Ковалева, Костя с ним поговорил, и Толя от меня отстал.

– А я слышала, что парня, который вступился за вас, потом избили приятели Ковалева, – сказала Наташа.

– Кто вам это сказал? – удивилась Лиля.

– Слышала разговоры в школе, – туманно ответила Наташа, – что ваш парень, Денис Барский, попытался урезонить Анатолия, и его подкараулили после занятий в "Райзинге" по дороге домой...

– Денис? Мой парень? – Лиля смотрела на нее с неподдельным (такое не сыграешь, даже если у тебя таланты Сары Бернар) недоумением. – Да мы просто учимся вместе, ну, общаемся по-приятельски, не более. Моего друга зовут Костя Котов, он учится в Кадетском корпусе. Наши ребята не хотели лишний раз с Толькой свариться, он чуть что, друганами своими грозится, а Костя решил, что он моряк и не должен гопоты бояться и за свою девушку должен заступиться, как мужчина, они просто поговорили, и Толя все понял. А Денис упал на катке, его никто не бил.

"Кто из них мне солгал? Карпова, или Нестеренко? Лилия – все-таки ученица актерской школы. А Нестеренко – ее преподаватель. И кто же передо мной играл роль, а кто сказал правду?.. Лиле вроде незачем лгать, а вот у Светланы Игоревны было больше резонов. Да и актерский стаж у нее больше, недаром она учит студентов артистическому мастерству... И почему все же Ярослав требовал спросить у Фурштадтской, где его брат? Что же случилось с Анатолием?"

– За что исключили Анатолия? – спросила она у Карповой.

– За прогулы, – ответила Лиля. – Он и раньше пары прогуливал, мог опоздать и говорил, что в пробке стоял или автобус сломался. А тут вообще неделю на занятия не являлся. У него мать – корабельный повар, чаще всего в море, вот и перед Новым годом опять ушла в плавание, вот Толя с братом и отрываются на приволье. У них дома только прабабушка, уже старенькая, справиться с ними не может. Светлане Игоревне, нашему преподавателю, надоело, что Толя так относится к занятиям и ходит, когда захочет, и она обратилась к директору школы. А Лора Яковлевна с ней согласилась. Я их понимаю. Зачем Толя вообще записался в "Райзинг", если не хотел учиться? Его никто не заставлял. Сам не учился нормально и другим мешал, – пожаловалась Лиля, – шумел на парах, телефон не выключал, с преподавателями ругался, с другими учениками разборки затевал, чуть ли не драки в аудитории... Ему учеба по барабану была, только "потусить" приходил.

– А где он сейчас?

– Не знаю, – пожала узкими плечиками девушка, – я с такими не контачу. Дома, наверное, или гуляет где-нибудь со своей компанией. Я его уже недели две не видела, с тех пор, как он ходить в школу перестал.

Попрощавшись с Лилей, Наташа прошлась по скверу. Снова выпал густой снег, и толстый белый пушистый ковер звучно хрустел под ее сапогами. С Залива тянуло солью, мокрым деревом и корабельным топливом. От жилых домов долетали ароматы хвои и всевозможных новогодних яств, готовящихся на кухнях. "Теперь побеседую с Денисом Барским, спрошу, где на самом деле он получил травму. А потом попытаюсь узнать, где находится Анатолий. Может, он на самом деле на радостях, что мать уехала, а из "Райзинга" исключили, где-то загулялся? Но тогда почему его брат и старший товарищ по игрищам не знает, где он, и нападает на Лору Яковлевну?.. Много загадок. Надо не терять времени и решать их!"

Наташа посмотрела на часы. Потом открыла карту города. До улицы Восстания она и пешком дойдет. А вот до 19-го квартала лучше подъехать автобусом. Наташа открыла расписание городского транспорта и быстро нашла нужный маршрут.

Потом она вспомнила Степановых. До недавних пор Егор Павлович водил один из кронштадтских автобусов... Гусев поломал им жизнь: сбежала в Египет жена Егора и мать Василисы. Девушка морально, а может и физически искалечена. И всего через несколько месяцев рассказывал об этом со смешками и прибаутками в интернете, собирая лайки хейтеров. Наташа посмотрела: под постом Гусева было несколько сотен "лайков" и "сердечек" и всего дюжина гневных рожиц. Вот это было хуже всего – что он встретил одобрение читателей...

А его подружка Елизавета злится на Степановых потому, что из-за них ее любовника перевели в Веселый поселок, и он теперь не может заскакивать к ней так часто, как раньше. Виноватой во всем она считала Василису, снимая всякую вину с Богдана, а теперь ненавидит Егора Степанова. "Мозги наизнанку", – говорит о таких людях мама, и лучшего определения не найти.

О звонке Ирины Карелиной Наташа уже и не вспоминала. Работа всегда помогала ей занять мозг и не пережевывать негативные эмоции. Сейчас у нее более важное дело, чем болтовня какой-то лужской девицы. По словам Ефима эта Карелина – та еще штучка, и не стоит сразу верить каждому ее слову. "И хрен с ней", – Наташа бодро зашагала к улице Восстания.

***

– Ну а потом, – продолжала Василиса, стоя на месте свидетеля, – отцу позвонили и сказали, чтобы мы не поднимали шума: дурная слава никому не нужна. И заверили его, что с этим, – она сдержала рвущееся с языка бранное слово, – разобрались и больше он никому вреда не причинит.

Она была в толстом сером свитере грубой вязки и широких оливковых джинсах полувоенного покроя. Крупные мозолистые руки автомеханика, короткая стрижка, лицо, никогда не знавшее косметики. И только сейчас Белла рассмотрела, что у Василисы очень красивые глаза – большие, серо-зеленые, с длинными густыми ресницами. Наверное, когда-то они блестели и лучились энергией. Сейчас они погасли и потемнели и смотрели тяжело, исподлобья. И все равно в них было больше жизни и ума, чем в кукольных, ярко подведенных "лупетках" Елизаветы Архиповой. Девица, уже извертевшись на месте, молчала, не желая получить очередное замечание или нарваться на новый штраф. Зато она прожигала Василису ненавидящим взглядом.

– Кто вам позвонил? – спросила Белла.

– Не мне, а отцу. Не знаю. Номер скрыт, на экране только нули высветились.

– А голос звонившего?

– Какой-то странный. Отец даже не понял, мужчина это или женщина. Этот человек говорил шепотом.

Архипова скорчила рожу: "Умная, блин!"

– Мы так поняли, что... ну... в смысле...

– Не нукай, не запрягала, – не удержавшись, брякнула Елизавета и была выдворена из зала.

Наведя порядок, судья попросил Василису:

– Будьте добры, формулируйте внятно.

– Мы подумали, что Гусева убрали, – пояснила Василиса. – То есть убили. Дело заводить не хотели, это на все ведомство пятно легло бы. Или он еще кого-то задолбал и нарвался на неприятности.

– Вы сделали такой вывод, услышав, что с Богданом Гусевым "разобрались"? – вскочил прокурор, попросив слова. – И откуда, позвольте спросить, у вас такая уверенность?

Василиса посмотрела на него в упор:

– А если бы вам позвонили ночью с зашифрованного номера и прошептали: "Не поднимайте волну, с ним уже разобрались, больше он никому не причинит вреда и вы его не увидите", что бы вы подумали? Что ему пальчиком погрозили?

– По сути так и вышло, – не удержалась Белла.

– Я вас не перебивал, чего и от вас ожидаю, – зыркнул на нее прокурор.

Минский покраснел и что-то пробормотал себе в маску.

– И вы умолчали о звонке и о своих предположениях, – продолжал прокурор, – не поставили в известность правоохранительные органы о предполагаемой физической расправе над человеком? Или знали, кто звонит и не хотели его выдавать?

– Протестую, ваша честь! – вскочила Белла. – Это личные предположения обвинителя.

– Принимается, – стукнул молоточком судья. – Обвинитель, прошу быть объективным.

Василиса смерила прокурора тяжелым взглядом:

– А если бы это была ваша дочь, вы бы тоже так трогательно беспокоились, не случилось ли чего с человеком, который так с ней поступил? Побежали бы в полицию с криком "Помогите, кажется, его хотят убить"?

– Протестую! – заорал прокурор. – Это вопрос личного характера и к делу отношения не имеет!

– Принимается. Свидетельница, прошу вас...

– С моей дочерью такого не случилось бы, – выпалил прокурор, – я своих детей правильно воспитываю и всегда знаю, что они делают и где находятся!

– Ай, залатой-брильянтовый, зачем врешь, маладой-красивый? – тоном цыганки-гадалки завела Белла, полистав папку и найдя нужную страницу. – Всю правду скажу, яхонтовый, и денег не возьму!

Судейские изумленно уставились на нее. Они еще не знали, что, когда Белла готовилась разгромить оппонента в суде в пух и прах, она всегда изображает из себя таборную ворожею, хватающую за руки приезжих у вокзала.

– Вот протокол, – уже нормальным тоном сказала Белла, – составлен по факту хулиганства в супермаркете "Дикси" на улице Аммермана две недели назад. Вашему сыну отказались продать бутылку водки потому, что он, во-первых, без маски явился, а во-вторых, не достиг еще 18-летия. Десять месяцев не дотерпел. И юноша, простите за каламбур, полез в бутылку – нецензурно выражался, угрожал кассирше расправой и принудительным сексуальным контактом и разбил витрину с детским питанием. Сразу видно юношу из хорошей семьи с безупречным воспитанием, – не удержалась от колкости Измайлова. – Хм, и почему-то даже дело не завели, хотя факт хулиганства в общественном месте и нанесение материального ущерба торговой точке был налицо. Странно, ваша честь, – она положила файл на стол судье.

Прокурор сдернул маску на шею, словно она его душила, и зашевелил губами, сверля Беллу ненавидящим взглядом. Судья машинально просмотрел протокол и поднял голову:

– А какое отношение это имеет к рассматриваемому делу?

– Никакого, – Белла забрала файл, – но уважаемому обвинителю не стоило бы клеймить чужих детей за неподобающее поведение, приводящее к неприятностям, помня о том, что и его дети далеки от идеала. Шила в мешке не утаишь, тем более в таком маленьком городе. Кстати, – она жестом фокусника вытащила еще один файл, – на его дочь подала заявление мать одной из ее одноклассниц. Девочки не поделили мальчика, и дочь уважаемого обвинителя с подругами организовала травлю удачливой соперницы в школе и за пределами стен учебного заведения. Видео, как девушку обливают краской на набережной, попало в Ютуб. Барышня, видимо, решила показать мастер-класс, как надо бороться за свою любовь. Я бы его продемонстрировала, но неудобно. Мата там больше, чем в грузовом порту. Милые благовоспитанные гимназистки своим богатым лексиконом вогнали бы в краску даже грузчика, уронившего ящик себе на ноги.

– Протестую!!! – снова заорал прокурор и закашлялся от злости так, что обоих его помощников как ветром сдуло. Один из них чуть не сшиб с ног судебного пристава.

– А дело, как ни удивительно, опять не завели, – как ни в чем не бывало продолжала Белла. – Хотя куртка потерпевшей испорчена безвозвратно.

– Протестую, – просипел прокурор.

– Не ори, штаны лопнут, – буркнула Василиса, – п...с!

В зале уже бурлило, как в котле, и судье пришлось долго стучать молоточком по столу, добиваясь тишины.

Егора Степанова опросили по скайпу, и он поведал, как шел с работы через парк и увидел Гусева. "Не думал я, что он снова на Котлин заявится... А может, надеялся я, он уже нарвался где-то. Черного кобеля ведь не отмоешь добела, если человек с червоточинкой, никуда она не денется. Вот и удивился, когда увидел, как он мне навстречу шагает. Веселый такой, в телефон хохочет. Я его просто спросить хотел: совесть его не мучает? А он меня обругал, о дочке моей грязно выразился и снова – за телефон. Я в сердцах его по этому телефону и стукнул. Нога поехала, ребятишки там дорожки раскатали. Упал прямо на него, а он прямо на постамент и налетел. Чего я потом убегал? Испугался, понимал: дрянь был человек, да с меня за него как за любого другого спросят..."

После перерыва судья огласил решение: Егор Степанов остается в спецблоке городской больницы под стражей. Василиса от души благодарила Беллу. Алеша смотрел с восторгом.

– Учись, студент, как за подзащитного драться надо, – потрепал его по плечу Белла.

***

Дениса Барского Наташа дома не застала. Девочка лет десяти, наверное, его сестренка, ответила, приоткрыв дверь на цепочке, что Денис ушел в поликлинику, закрывать больничный. Посмотрев на телефоне, где находится медицинское учреждение, Навицкая поспешила туда. И только уже на подходе к поликлинике спохватилась: "Я же не знаю Барского в лицо! Блин, лучше бы я у дома подождала, пока Денис вернется!"

Во дворе поликлиники царило оживление. Сновали люди в масках, стояли две машины "скорой помощи", раздвижные двери ходили туда-сюда, и Наташа снова пожалела о том, что пришла сюда. Легче иголку найти в стогу сена, чем нужного человека в такой суете. Раздумывая над решением проблемы, Наташа снова достала телефон и была неприятно удивлена отсутствием звонков и сообщений от мужа. Обычно Уланов каждое утро отправлял ей СМС.

"А ведь я на два года старше его, – кольнуло молодую женщину неприятное воспоминание, – конечно, это не двадцать лет, но все-таки... Вот и СМС не прислал. Забыл? Что же его отвлекло? Неужели Карелина сказала правду?.."

Мимо прошла хлопотливая пожилая дама, на ходу громко разговаривая по телефону:

– Дениса, ты где сейчас? Ну, вот зачем ты сам пошел? Сказала же, я из магазина вернусь, вместе пойдем, мне тоже в поликлинику анализы сдавать... Не "да ладно", а ты что, ребро сломал, теперь и руки-ноги поломать захотел? Ты где сейчас? Где – не слышу! Але! Что ты там бурчишь, Дениса?

"Денис, который ребро сломал? – навострила уши Наташа. – Не Барский ли это? И что за манера обращаться к мальчикам в женском роде: Кирила, Дениса?.. Терпеть не могу такую форму обращения!"

– Дениса, але! – еще громче сказала дама, – ты где? Да на хрен ее, аптеку тутошнюю, я тебе в своей, социальной, дешевле куплю, мне скидку положена, как дитю войны... На хрен, я сказала, тут покупать, я в социальной аптеке, как дитя войны, со скидкой куплю! Ну и что, что тебе уже чек бьют, верни и иди сюда... Деньги дурные, что ли, завелись? Что значит "перестань", ты как с бабкой разговариваешь? А малая от тебя, значит, ума-разума набирается...

Наташа вспомнила, как бабушка, возмущенная сейчас словом "перестань", только что посылала аптечный киоск при поликлинике по известному адресу и хмыкнула: "Старики потому так любят давать хорошие советы, что они уже не могут подавать дурные примеры"... Кто это сказал? Кажется, Ларошфуко. Иногда все-таки могут!"