355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Белль Аврора » Неукротимый (ЛП) » Текст книги (страница 13)
Неукротимый (ЛП)
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 21:09

Текст книги "Неукротимый (ЛП)"


Автор книги: Белль Аврора



сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 12

 Я лго и скрупулёзно обдумывала все, что произошло с Твитчем прошлой ночью. Час за часом я пыталась понять, как я ко всему этому отношусь и решить, как мне теперь быть.

 Взвесив все «за» и «против», я решаю навестить его на работе. И только тогда, когда я приближаюсь к его офису и останавливаюсь перед дверью, понимаю насколько я глупая.

 Но если я не сделаю этого сейчас, то никогда уже не сделаю. Так что я решаюсь. Прямо сейчас. Я бы солгала, если б сказала, что мне не страшно.

 Вхожу без стука, и он бросает рассерженный взгляд в сторону двери, чтоб посмотреть, кто же посмел его прервать. Когда замечает меня, его брови удивленно взмывают вверх, но его выражение лица быстро снова становится серьезным и непроницаемым. Смотря обратно в компьютер, он печатает и бормочет:

 – Я как бы занят. Что тебе надо, Лекси?

 Лекси. Не Ангел.

 Закрываю за собой дверь и делаю два шага вперед. Моя напускная храбрость тут же выпрыгивает в открытое окно.

 – Я-я думаю, тебе нужна помощь, – говорю я слабым голосом.

 Выражение его лица ожесточается. Взгляд становятся холодным.

 Потеряв то немногое, что я думала еще оставалось от моей храбрости, мой голос дрожит:

 – Ходить к психиатру не так уж и плохо, Твитч. Я тоже хожу.

 Он резко поднимается со своего места. Его стул врезается в стену. Меня начинает трясти.

 – Выметайся, – произносит он приказным тоном.

 Когда он видит, что я даже не шелохнулась, он медленно обходит стол, словно хищник. Лев, который собирается накинуться на свою жертву.

 Я цепенею от мысли, что антилопой буду я.

 Когда он останавливается в футе от меня, я шепчу:

 – Ты не должен так жить, Твитч.

 Он закрывает глаза.

 – Я сказал – выметайся.

 – Там тебе помогут.

 Он стискивает челюсть.

 – Выметайся, Алекса.

 – Ты почувствуешь себя новым человеком.

 Он открывает глаза. Наклоняется, пока мы не оказываемся нос-к-носу, стискивает свои зубы и шипит:

 – Выметайся отсюда на хрен, сука.

 Я не обращаю никакого внимания на его грубое оскорбление. Работая социальным работником, я знаю, как действуют защитные механизмы людей, и к тому же, меня называли словечками и похуже. Дрожа, я решаюсь кое-что попробовать.

 Кое-что невероятно глупое.

 Медленно поднимаю трясущиеся руки вверх, и нежно беру его лицо в свои ладони. Его челюсть сильнее сжимается под ними, а его холодные, сердитые глаза встречаются с моими. Я шепчу:

 – Ты не хочешь причинить мне боль.

 Он выплевывает:

 – Если кто-то и причинит тебе боль, так это буду я.

 Мое сердце пропускает удар. Жестокая ухмылка появляется на его лице.

 – В чем дело, Лекси? Испугалась?

 Я моргаю.

 Мое дыхание сбивается.

 – Ты вселяешь ужас.

 – Тогда почему ты все еще здесь?

 – Потому что тебе нужна помощь.

 – Не от тебя.

 – Если не от меня, то от кого?

 Его глаза вспыхивают еще раз, прежде чем он закрывает их и наклоняет свой лоб к моему. Он хрипло произносит:

 – Я собираюсь причинять тебе боль. – Констатация факта.

 Мое сердце ускоряет ритм, а руки сильней сжимают его щеки.

 – Ты не сделаешь этого. Я верю в тебя. – Я наблюдаю как он еще плотнее зажмуривает свои глаза.

 – Тогда ты еще более глупая, чем я предполагал.

 Он опускает свои требовательные губы к моим, и я впиваюсь в него. Он грубо, как бы наказывая, целует меня. И я принимаю его поцелуи, также яростно целуя в ответ. Его язык ласкает мою нижнюю губу, пока я своим бедром чувствую его эрекцию.

 Жар испепеляет мои внутренности.

 Я скольжу руками с его лица вниз, чтобы обнять за шею. Мне нужно прижаться ближе к нему.

 Притянув его голову, я соединяю наши губы снова и стону. Он такой вкусный. Как конфетка с виски. Я никогда не пробовала ничего более опьяняющего в своей жизни.

 Я начинаю понимать фразу «опьяненная любовью».

 Без предупреждения, его мускулистые руки оборачиваются вокруг моей талии, приподнимая меня. Я обхватываю ногами его худые, мускулистые бедра, и он несет меня к столу.

 Я знаю, что произойдет. Я должна остановить это. Правда должна. Но не могу.

 Я хочу этого. Очень сильно.

 У меня между ног становится влажно. Твитч всегда оказывает подобное низменное влияние на меня.

 Бесцеремонно развернув меня, он резко толкает меня в спину, и я приземляюсь животом на стол. Мои руки, живя своей собственный жизнью, встречаются за спиной, и он крепко зажимает их своей рукой. Задрав мою юбку, он дергает мои трусики вниз, избавляясь от последней преграды между нами. Вот так просто.

 Хоть я и не вижу его, я чувствую. Его свободная рука скользит вниз по моей спине к попе, сжимает ее, прежде чем я слышу, как он тяжело выдыхает, пока кончики его пальцев путешествуют по внутренней части моих бедер. Отпустив мои руки, он грубо приказывает:

 – Держи их вот так. Ни одного гребаного движения, Лекси.

 Сцепляю мизинчики за спиной, моя киска сжимается, когда кончик его пальца прикасается к моей влажной щелке. Я дрожу. Я слышу, как он посасывает свой палец, издавая звук «мммм». Мои бедра дергаются.

 Я так сильно его хочу. И я знаю, что он прекрасно это понимает. Он намеренно мучает меня. Я надуваю губы. Эта демонстрация его власти совсем не к месту.

 Внезапно, половинки моей попы раздвигаются, и я чувствую его влажный язык между ними. Сильней сжав руки, я широко распахиваю глаза и выдыхаю:

 – О, боже.

 Он рявкает:

 – Не единого долбаного слова. Иначе я остановлюсь.

  Прикусив губу, я тихонько стону, но повинуюсь. Как обычно.

 Еще крепче сжимая мои ягодицы, он раздвигает их, его язык проталкивается в мой вход и мои ноги становятся ватными. Горячая влажность его языка доводит меня практически до безумства. Протолкнувшись глубже в меня, его нос врезается в мой «черный вход», в то время как его язык описывает круги вокруг моей киски.

 Он целует мою киску, как будто это мой рот. С такой радостью. Так требовательно. Это божественно. Я никогда не чувствовала себя более желанной за всю свою жизнь.

 – Тебе нравится, малышка? – спрашивает он.

 Я молчу. Это ловушка.

 Я уже знаю Твитча. Он хитрец. Жулик и мошенник. Но, внезапно, я начинаю нервничать и у меня потеют руки.

 Так и не получив ответа, он одобряюще говорит:

 – Хорошая девочка.

 И несмотря на то, что я ненавижу эту фразу, произнесенную им, она кое-что для меня значит. Мое тело расслабляется на столе, и он продолжает «кушать» меня, будто я его последняя пища.

 Вот, каким должен быть оральный секс. Раскованный и освобождающий. Не неловкий и неуклюжий, какой у меня был всегда.

 Его язык скользит вверх до тех пор, пока влажное тепло его языка не встречается с тем местом, которое я еще не испробовала в сексуальном плане, и он облизывает его вновь и вновь. Это что-то новенькое для меня. Я не уверена, что именно я должна чувствовать, но мой желудок сжимается, а спина напрягается.

 – Остановись, – шепчу я.

 Но, конечно же, он не останавливается. Что он делает, так это массажирует мою ягодицу одной рукой, а другой дотрагивается ниже. Его пальцы находят мой клитор, и он гладит его медленно и нежно. Почти с любовью.

 Ощущения начинают меняться. Я больше не чувствую дискомфорт. Даже наоборот, я завожусь.

 Мое дыхание учащается, и я начинаю тереться о его пальцы. Он напрягает язык и проталкивает его в меня.

 Мои внутренности делают сальто.

 Это не должно быть настолько приятно.

 Мои мизинцы сжимают друг друга все сильней. Мое тело дрожит.

 Он проталкивается все глубже и его дыхание обжигает мне кожу. Я двигаюсь навстречу ему, и он рычит, облизывает меня еще раз и затем выпрямляется.

 Я точно знаю, что сейчас, наконец, он трахнет меня и готова разрыдаться от счастья.

 Я слышу, как он расстегивает молнию. Этот звук раздается громом в тишине комнаты. Но когда его член прикасается ко мне, мои глаза широко раскрываются, и я стараюсь отодвинуться подальше от него.

 Шлепок ладонью по моему заду заставляет меня вздрогнуть и подскочить. Он протягивает руку и берет меня за волосы и осторожно потянув их на себя, произносит:

 – Ты хочешь этого.

 Я? Правда хочу? Я не уверена в этом.

 Головка его члена вновь устраивается у моего «черного входа» и он бормочет:

 – У тебя есть последняя возможность отказаться. Ты так уверена, что я не сделаю тебе больно? Ты правда настолько глупа, чтобы остаться?

 Черт!

 Это проклятая проверка! И, кажется, я ее не прохожу. Твою мать!

 Я не готова к этому. Не туда. В другой раз, возможно, но не сейчас.

 Слезинка выскальзывает из уголка моего глаза, и я неубедительно говорю, прерывисто дыша:

 – Я доверяю тебе.

 Какого хрена я это сказала, не знаю. Но эти слова уже не вернуть обратно. Слишком поздно теперь поворачивать назад. Я чувствую, как его тело напрягается, и он шепотом говорит:

 – Ты сделала неправильный выбор.

 Самый кончик его входит в меня, и я тихо взвизгиваю. Это немного больно, но мой анус настолько скользкий от его слюны, что возможно мне больно просто от неожиданности. У меня перехватывает дыхание и еще одна слезинка скатывается по щеке. Он вздыхает позади меня и, зажав мои руки, сцепленные за спиной своей рукой, он наклоняется вперед и это движение проталкивает его член еще чуть глубже в меня. Это приносит острую боль, и я закрываю глаза, нахмурив брови от боли.

 – Если ты не хочешь, чтобы тебе было больно, – шепчет он, – то немного наклонись и расслабься. Давай.

 Закончив свою фразу, он медленно проталкивается внутрь, и я выполняю то, что мне сказали – я прогибаюсь и двигаюсь ему навстречу. Шарики его пирсинга проскальзывают в меня без проблем. Мой желудок сводит от острых ощущений. Я никогда не чувствовала себя настолько заполненной прежде. Это не больно, просто немного саднит. Он останавливается на секунду, тяжело дыша. Свободной рукой он гладит меня по волосам и нежно говорит:

 – Хорошая девочка.

 Не проходит и минуты, прежде чем он отпускает мои руки и берет за плечи. Он шепчет:

 – Держись, малышка.

 Вот тут-то все и начинается.

 Он входит в меня настолько глубоко, насколько может, немного выходит, затем опять проталкивается внутрь. Белые пятна появляются перед глазами.

 Он двигается во мне в равномерном ритме и все, что мне остается делать, так это держаться за стол пока меня трахают. Я в замешательстве от захлестнувших меня ощущений. Это так потрясающе. Хотя, все, что касается Твитча дарит потрясающие ощущения.

 Край стола касается моего клитора с каждым толчком, и непонятно от чего, но я чувствую, как мое тело напрягается, а дыхание учащается. Я сжимаюсь вокруг него, и он стонет:

 – Черт, Ангел. Сделает это. Кончай.

 Неспособная больше сдерживаться, я кончаю.

 Мое тело сжимается в судорогах, и я чувствую, будто я падаю. Падаю с высокой горы. В океан чистого наслаждения.

 Я пульсирую с каждым толчком и прикусываю язык, чтобы не закричать.

 Так же быстро как это приходит, так же быстро и испаряется. Я становлюсь вялой и обида на человека, который меня трахает, снова возрождается во мне. Как ему это удается? Он так легко манипулирует мной.

 Глаза жжет, я зажмуриваюсь, смущенная тем, как сильно его хочу. Тихо плачу на столе и во мне закипает гнев.

 Внезапно он замирает. Из него вырывается протяжный стон, и теплая жидкость заполняет меня. Я закусываю губу, чтоб не разрыдаться.

 Спустя какое-то время, он осторожно выходит из меня и вручает мне стопку бумажных салфеток. Не спрашивая, я прикладываю салфетки к тому месту, откуда вероятнее всего будет капать, иду в его уборную комнату и запираю за собой дверь.

 Привожу себя в порядок и, наконец закончив, опускаю крышку унитаза и сижу на ней какое-то время. Хлюпая носом, я промокаю глаза и задаюсь вопросом, почему этот мужчина вытворяет со мной подобные вещи. Моя жизнь была прекрасной до встречи с ним. Теперь же она превратилась в хаос. И что самое ужасное – я позволяю всему этому происходить. Мой мозг подсказывает мне словечко, которое я хороню глубоко в себе.

 И хоть я не хочу, чтобы это было правдой, в глубине души понимаю, что по каким-то извращенным причинам, я хочу Твитча, несмотря на то, что он безвозвратно испорчен.

 Я приехала сегодня сюда, чтобы прояснить кое-что.

 Иногда, когда ты приглядываешься к человеку, надеясь найти вышеупомянутую ясность, личность этого человека становиться такой туманной, такой искаженной и все, что у тебя остается – это непонятные мысли и куча вопросов.

 Вот так и случилось, когда я попыталась понять Твитча.

 Этот мужчина непредсказуем. Я в курсе, что он испорчен. Я знаю, какой он сложный. Но я не могу не спрашивать себя, что произойдет с ним, если я вдруг его оставлю. Но это просто мысли.

 Очень глупые мысли.

 Я не могу бросить его. Я не хочу бросать его. Он нуждается во мне.

 Ты нуждаешься в нем.

 Я нужна ему больше. И я никогда его не оставлю.

 Кивнув своей внутренней зажигательной речи, я выхожу из уборной комнаты и замечаю Твитча, который сидит за своим столом. Он что-то печатает, как ни в чем не бывало. Я открываю рот, чтобы заговорить, когда он заявляет:

 – Как я уже сказал, я занят. В следующий раз предупреди о своем визите.

 Я стою в абсолютной тишине. Мое сердце трескается по швам. Меня выставляют вон?

 Чем дольше я там стою, тем больше разрастается мой гнев. Как только я уговариваю себя развернуться, уйти, и никогда больше не возвращаться, я неожиданно для самой себя выкрикиваю:

 – Боже, ну ты и мудак!


 – Боже, ну ты и мудак!

 Я резко поднимаю голову, брови нахмурены. Она замолкает на секунду, тяжело дыша, а потом продолжает:

 – И я ненавижу себя за то, что люблю тебя.

 Что она сейчас сказала?

 Ее губы дрожат, она задыхается.

 – Потому что я не могу отказаться от тебя.

 Одинокая слезинка скатывается вниз по ее щеке.

 Постой-ка. Ну-как еще раз. Что она сейчас сказала?

 Лекси любит меня? С каких это пор?

 Медленно встаю, иду к ней, всматриваясь в ее заплаканное лицо. Когда мы оказываемся почти нос-к-носу, я поднимаю руку, чтобы прикоснуться к ее щеке. Но она отстраняется.

 И это бьет меня в самое сердце.


 Его рука нежно прикасается к моей щеке.

 – Не надо, малышка. Не смотри так на меня. Я не сделаю тебе больно. Только не так.

 Я не знаю почему, но верю ему.

 – Я убью любого, кто попытается, – шепотом добавляет он.

 – Знаю, – тут же отвечаю я.

 Что я не добавляю, так это: «И это очень сильно пугает меня».

 Взгляд Твитча впивается в мой. Понимая, что произойдет далее, я поднимаю лицо, пока он опускает свое, и захватывает мои губы в требовательном поцелуе.

 И этот поцелуй говорит о намного большем, чем могли бы сказать слова. Я ненавижу себя за то, что люблю этого мужчину.


 Целуя Лекси со всей пылкостью и страстью, на какую я только способен, я практически чувствую, как ее любовь скользит сквозь меня. Я чувствую себя опьяненным. Опьяненным любовью.

 Прислоняю свою лоб к ее и шепчу:

 – Ты должна пообещать мне, что никогда не оставишь меня. Я..я...ты просто должна.

 – А ты должен пообещать, что постараешься полюбить меня в ответ, – отвечает она. – То, как ты относишься ко мне.....это... так не обращаются с человеком, которого любят, Твитч.

 Я люблю тебя с тех пор, как тебе было 6 лет.

 Поцеловав ее еще раз, не раздумывая отвечаю:

 – Если ты пообещаешь никогда не оставлять меня, я полюблю тебя. И буду заботиться о тебе. Я буду обращаться с тобой, как с королевой.

 Моей королевой.

 Я где-то слышал, что король преклоняется только перед своей королевой.

 И я буду преклоняться перед Лекси.

 Моя грудь начинает болеть. Я еще не решил, нравится ли мне вся эта любовная ерунда или нет.

 – Я обещаю, что не оставлю тебя, – шепчет она волшебные слова.

 И таким вот образом...

 ..Лекси становится моей.


 Вернувшись на работу, я жую кончик ручки, сидя за своим столом и вспоминаю остальную часть нашего сегодняшнего разговора. Я должна работать, но мой разум застопорился на одном человеке. Твитч. Наша беседа была короткой, но казалось, что так много уместилось в этой немногословности.

 Он целовал меня вновь и вновь, а затем спросил:

 – Ты моя? Только моя?

 И то, как он это спросил, с такой неуверенностью в голосе, как будто не знал ответа на свои вопросы. И это успокоило меня, осознание того, что он был также не уверен во всем этом, как и я. В его вопросах не хватало обычной для него уверенности, и они звучали почти наивно. Я искренне ответила ему:

 – Если ты впустишь меня и пообещаешь попытаться для меня, то да. Я твоя.

 Отстранившись и взглянув на меня сверху вниз, в уголках его глаз появились морщинки.

 – Так что, мы все решили? Ты – моя девушка?

 Покраснев, я опустила подбородок.

 – Я-я думаю да. Обычно это так и происходит. Я знаю, ты не любишь меня….

  – Я полюблю тебя, – перебивает он.

 – ...пока что, но это не столь важно для меня. Я готова поработать над этим, если ты думаешь, что сможешь рассказать достаточно, чтобы я смогла понять тебя. Это все, что мне нужно, Твитч. Помоги мне понять тебя, – прошептала я у самого его уха. – Просто впусти меня внутрь.

 Обняв, он крепко сжимает меня, пряча свое лицо в изгибе моей шеи и бормочет:

 – Я попытаюсь, малышка. Я попытаюсь.

 И я поверила ему.

 Как все это произошло так быстро, я, правда, понятия не имею.

 В одну секунду – я прихожу, чтобы предложить Твитчу помощь – помощь, в которой он отчаянно нуждается, – а в следующую секунду я теряю анальную девственность. Потом я кричу на него и в итоге, я становлюсь девушкой Твитча.

 Невесело хихикнув, я качаю головой. Это может стать самой большой ошибкой в моей жизни.

 Или это может стать самым прекрасным подарком. Тем, который я заслужила.

 Есть что-то такое в Твитче. Он просто...неукротимый.

 Все в нем неукротимо. И бескомпромиссно. И беспредельно.

 Он – бушующий огонь, а я – мотылек, летящий на свет этого пламени.

 Рано или поздно я обожгусь.

 Смогу ли я перенести этот опаляющий жар?

 Как я могу довериться этому мужчине после всего, через что мы прошли за такое короткое время? Мое сердце даже не пропускает удара, как мой мозг выдает ответ.

 Легко.


 Из-за того, что я провожу послеобеденное время пересматривая свое решение связать себя с таким мужчиной как Твитч, мой мозг превращается в кашу.

 Я несу моральную ответственность в рамках моего сектора, помогая всем, кто нуждается в этом. Я знаю, Твитчу нужна помощь, даже если он и не верит в это. Это не секрет, что у этого парня проблемы с контролированием своего гнева, граничащие с жестокостью. Мне интересно, во что я вовлекаю себя. У него есть секреты. Секреты, которые глубоко зарыты.

 Размышления о том, что возможно произошло с ним, заставляют мое сердце сжаться. Люди не становятся такими как Твитч беспричинно.

 Что-то ужасное привело его к этому. И я буду терпеливо ждать, когда он, наконец, захочет открыться мне. Что-то подсказывает мне, что, давая ему обещание, о котором он практически умолял, не оставлять его, его доверие ко мне возросло до небывалых высот.

 Твитч попросил подождать его у меня дома, после работы. Он сказал, что освободиться после обеда, и мы проведем эту ночь в его доме.

 Все внутри меня говорит мне не ехать. Не быть всецело в его распоряжении. Мне нужно быть независимой.

 Но все, о чем я могла думать – это то, как много потерянного времени нам предстоит наверстать. Честно говоря, разузнать о Твитче побольше было для меня важнее всего остального. И сегодняшняя ночь отлично для этого подходила.

 Я написала ему, что поеду с ним, и что ему лучше всего приготовиться к серьезному разговору.

  И это именно то, чем мы занимаемся – разговариваем.

 Я нашла его в своей комнате, когда вернулась домой, роющимся в моем нижнем белье. Он прикусил губу от отвращения:

  – Серьезно, малышка?

 – Что? – спросила я.

 Он вытащил мои розовые хлопковые трусики и растянул их между своих пальцев. Делая из них рогатку, он отправил мои трусики в полет через всю комнату, потом подошел к кровати.

 Сев, его глаза принялись рассматривать мое тело, как будто он раздевал меня взглядом. Это заставило меня почувствовать себя немного не в своей тарелке. Я не привыкла, чтоб меня так тщательно обсматривали.

 Он притянул меня к себе так, что я оказалась между его ног. Его руки путешествовали по моим бокам, затем по моей груди и потом обратно вниз. Он рассеянно пробормотал:

 – Такое тело.

 Выйдя из своего задумчивого состояния, он продолжил:

 – Такое тело – это подарок. Поэтому оно должно быть завернуто в подарочную упаковку. Мне нравится, когда мои подарки сексуально завернуты, – проведя кончиком пальца от моего пупка до холмика, он произнес: – Мне нравятся, когда мои женщины одеты в шелка и кружева, в оборочки и бантики. Я не наряжаюсь в красивую одежду, но я люблю женщин, которые красиво одеваются.

 Затем взглянув на меня снизу-вверх, он заявил:

 – Будешь красиво одеваться и тебе никогда от меня не избавиться.

 Из его уст это все прозвучало очень мило. И очень по-мужски. И по-настоящему дискриминирующе.

 Феминистка внутри меня шикнула и зашипела, в то время как сексуально возбужденный подросток внутри меня прислонился к стене и мечтательно вздохнул.

 Не желая, чтобы он прочел мои мысли, я поддразниваю его:

 – Ты – мой сталкер. Я не смогу избавиться от тебя даже если попытаюсь.

 – Мне нравится Лекси, – скривил он губы. – Она забавная. Хотя я и не большой поклонник Алексы. Она, как бы, отстойная.

 Я была сбита с толку.

 – Но я – Алекса. И Лекси. Мы одна и та же личность.

  – Нет, – усмехнулся он. – Точно так же, как я иногда Твитч, а иногда... – мои глаза распахнулись шире.

 Пожалуйста, скажи мне. Откройся мне. Пожалуйста.

 Его улыбка на секунду дрогнула перед тем, как он произнес:

 – Давай. Поехали домой.

  Домой.

 С Твитчем.

 Это показалось мне таким правильным, что мой мозг отказался работать. Открыв рот, я просто кивнула, и мы ушли.

 Домой.


 Провести день с Лекси было замечательно.

 Это было замечательно, потому что я не помню, когда бы я так много смеялся или так искренне улыбался. Эта женщина была настоящим шутом. Она восхитительно чокнутая. И я люблю это черту в ней.

 Я никогда не думал, что такое будет возможным между нами.

 Она говорит, что любит меня. И когда она бросила мне эти слова в порыве своей злости, я понял, что это правда. Я пока что не могу сказать ей, что именно я чувствую к ней. Мне нужно, чтобы она сперва узнала меня – всего меня – прежде чем я скажу ей эти слова. У меня есть на то свои причины.

 Мы провели весь день на свежем воздухе. Она одела светло-желтый сарафан, который я купил ей, после того, как она почти час отчитывала меня за то, что я покупаю ей вещи. Он читала мне нотации о людях, голодающих во всем мире и о детях, живущих на улице. Как только она выговорилась, я выпалил:

 – Я знаю, Лекс. Я тоже был уличным ребенком. Так что я знаю обо всем этом.

 Выражение ее лица смягчилось, а все ее аргументы исчерпали себя.

 – Мне просто хотелось сделать что-нибудь приятное для моей девушки, ладно? – добавил я.

 Стоя у комода, она тихо ответила:

 – Хорошо, милый.

  Как я и говорил – я всегда выигрываю.

 Я показал ей несколько своих любимых мест в городе, включая маленькое итальянское кафе, в котором мы пообедали.

  – Тебе нравится итальянская кухня, а? – улыбаясь, сказала она.

 Откинувшись на спинку стула, я ответил ей:

 – Я думаю, что это у меня в крови. Я обожаю итальянскую еду. Она моя любимая.

 Она улыбнулась еще шире. Я уверен, что это от того, что я рассказывал ей кое-что о себе.

  – Хорошо. Я запомню это, – ответила она.

 Рука в руке, мы шли, в основном молча, но время от времени рассказывая друг другу какие места нам нравятся и почему.

 Я узнал, что Лекси любит мексиканскую еду. Чем острее, тем лучше. Она так же рассказала мне, что готовит убойное какао, с огромным количеством спиртного в нем. Она упомянула о своем брате, и это привлекло мое внимание. Она сказала, что он был хорошим братом и чрезвычайно оберегал ее. Когда я спросил, где он, она глубоко запрятала свои чувства и безучастно сказала, что она не общается с ним вот уже какое-то время, но, когда она в последний раз справлялась о нем, он был в США.

 Моя сердце обливалось кровью.

 Самое забавное было то, что даже зная всю ее историю, вся эта информация, что слетала с ее уст, казалась мне совершенно новой.

 Ее глаза засветились, когда она принялась рассказывала мне о своих друзьях, Никки и Дэйве.

 Никки и Лекси были соседками по комнате в университете. Дэйв, оказывается, учился в том же университете и работал в кафе в кампусе. Дэйва, который был геем, ежедневно изводили, и однажды он пролил кофе на клиента-мужчину. Не раздумывая он схватил горстку салфеток, и извиняясь, принялся вытирая кофе с клиента. Потом клиент обозвал Дэйва педиком, отпихнул его и начал избивать. Лекси и Никки в ужасе смотрели на это секунд десять, прежде чем схватили свои сумки с книгами и принялись бить ими мужчину, напавшего на Дэйва.

  – Нас арестовали, – с улыбкой объяснила она, – но вскоре все обвинения были сняты. Дэйв пришел к нам на следующий день в общежитие, и начал беседу с «да, вы просто парочка сумасшедших сучек!» – она искренне рассмеялась. – И с тех самых пор мы стали друзьями, даже при том, что у Никки с Дэйвом продолжается это глупое соперничество.

 Я собирался расспросить ее о семье, когда она выпалила:

 – Итак, Хэппи? Он как бы гей или бисексуал, или как?

 Это сбило меня с толку.

  – Что? – я был озадачен.

 Она играла с моими пальцами.

  – Что тебе известно, Ангел? – спросил я, прищурившись.

 – Ну, только то, что он наслаждается компанией Дэйва. И Никки. Так что я просто предположила, что он гей, но он все-таки, определенно, би, ага?

 Я сказал ей язвительно:

 – Он – ничего из вышеперечисленного. Он просто Хэппи. – Она посмотрела на меня как будто я тронулся умом, когда я напомнил ей мягко, но решительно:

 – Ты ведь знаешь, что я думаю на счет этих ярлыков. Хэппи нравится то, что нравится. Ему не нужен ярлык.

 Она подняла брови, размышляя. Затем кивнула головой.

 – Чудненько.

 – Чудненько?

 – Ну знаешь, это что-то типа «хорошо», но прикольней.

 Уставившись в ее беззаботные глаза, я пробормотал:

 – Чудненько?

 Она расхохоталась, а я наблюдал как ее лицо засветилось от удовольствия. Ее полные губы обрамляли прямые, белые зубы и именно тогда я понял, что пропал.

 В данный момент мы валяемся с моей девочкой на моей кровати и смотрим телевизор.

 – Почему ты такой? – мягко спрашивает Лекси и тянется своей рукой к моей руке в едва освещенной комнате. Она переплетает наши пальцы и шепчет:

 – С тобой случилось что-то плохое.

 Абсолютно точно, Шерлок.

 Проходит минута в полной тишине, но ее большой палец гладит меня так нежно, что побуждает заговорить.

  – У меня было дерьмовое детство. Дерьмовое детство переросло в дерьмовую юность. Я встретил кое-кого, когда был ребенком и этот кое-кто заставил меня поверить, что все может наладиться. Мысленно я сказал себе, что должен приложить усилия, чтобы все наладить и я сделал, что смог. Я убежал от дерьмового детства и несколько лет жил на улице. В чем-то жизнь стала лучше. А в чем-то намного хуже. Зависал в плохих местах, делал плохие вещи, чтобы заработать на жизнь. И, в конце концов, плохое в моей голове поменялось местами с хорошим. – На ее лице появляется озадаченный взгляд. Я пытаюсь объяснить: – То есть, я имею ввиду, что я больше не замечал плохого в плохих вещах. Это была просто моя жизнь. Так что, думаю, ты могла бы сказать, что я стал нечувствителен к большому количеству дерьма. Большая часть дерьма, которая шокировала бы и показалась отвратительной нормальному человеку, не трогает меня ни капельки. И плохое, не кажется мне больше таким уж плохим. В моем мозгу очень плохие вещи стали хорошими.

 Повернувшись, я рассматриваю полуосвещенную фигуру Лекси, которая смотрит на меня широко раскрытыми глазами, явно шокированная тем, что я так много рассказываю о себе. Я тоже шокирован. Есть только два человека, которые знают всю правду обо мне – я имею в виду, о настоящем мне – это Хэппи и Юлий. Мы с Хэппи, Юлием встретились в ужасных местах. Мы понимаем друг друга.

 Переводя стрелки на нее, спрашиваю:

 – Что сделало тебя такой?

 Лекси пожимает плечами.

 – Много всего. Точно и не знаю.

 – Чушь, – отвечаю я. – Я задал тебе вопрос, девочка, и жду ответа.

 Она ложится на бок, кладя подбородок на согнутую руку:

  – Хорошо, умник. Ну, думаю, это тоже началось дома. Все было не очень хорошо, мама целыми днями работала. Папа был жалким старым ублюдком. Мама работала в основном по ночам, потому что получала за это больше денег, а недоумок, которого я называла папой, тратил почти все деньги на травку и выпивку, скрываясь от кошмара, которым была его жизнь. Я и мой брат заботились друг о друге, как могли. Но я не могла защищать его так, как он защищал меня. Я была маленькая и слабая. Каждый раз, когда папа выходил из себя, брат отправлял меня в комнату и запирал за мной дверь. Они дрались, но не слишком сильно. В итоге мой брат подсел на наркотики, потому что папа....

 Ее взгляд уставился в пустое пространство, и у меня внутри что-то сжалось. Незнакомое чувство. Желание защитить. Я чувствую себя защитником Лекси.

 Я не знаю, что с этим делать.

 Покачав головой, ее глаза встречаются с моими, и она натянуто улыбается.

  – У всех есть своя история. Все могло бы быть намного хуже. Мои соседи, они...– она нахмурилась. – Они не были хорошими людьми. Я была ребенком, где-то пяти-шести лет и каждый вечер до меня доносились их крики. Они орали и избивали своего сына, – шепчет она, – он был всего лишь мальчишкой. А я сидела в своей комнате и …и просто плакала. Плакала с ним вместе.

 В ее голосе столько боли и мое сердце начинает бешено стучать.

 – Я встретилась с ним однажды, – тихо добавляет она. – Я видела, как он похромал в мой задний двор. Ему было больно. И когда он упал, хоть я и была всего ребенком, я не могла оставить его там, одинокого и напуганного, – она вновь шепчет: – Он был просто мальчик. Маленький мальчик. И ему было очень больно.

 Потянув ее за руку, чтобы прижать к себе, я обнимаю ее одной рукой за талию, а она прячет лицо в изгибе моей шеи. Мне нужно знать.

 – Что случилось с этим маленьким мальчиком?

 Она глубоко вдыхает и на выдохе отвечает:

  – Он пытался огрызаться со мной.

 И я улыбаюсь в ее висок. Она, наверно, чувствует это, потому что тихо смеется.

 – Ага. Он был упрямым. Не ждал ни от кого помощи, особенно от меня. Очень осторожный и недоверчивый. – Потом она говорит то, из-за чего в моей груди начинает покалывать. – Он немного напоминал тебя, Твитч.

 Прижимаясь ко мне, она говорит где-то в области моей шеи:

 – Он не хотел говорить мне свое имя. Но я вытянула это из него. Он сказал мне, что я забуду его сразу же, как он уйдет и я пообещала не забывать. Я помню, как сильно я старалась правда не забывать его, – она улыбается около моего горла. – Я даже вырезала его имя на старом дубе на заднем дворе, когда мне было десять, – она хихикает. – Было похоже, будто я хотела доказать ему, что сдержала свое слово, – молчание, а затем она продолжает: – Хотя, это и не важно. На следующий день, после нашей встречи, к их дому приехала скорая помощь и полиция. Я пряталась в своей комнате, закрывая уши пока они не уехали. И я знала…я просто знала, что его больше там нет.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю