Текст книги "Неукротимый (ЛП)"
Автор книги: Белль Аврора
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 19 страниц)
Я сверхвпечатлена его самоконтролем.
Это самое серьезное из того, что он мне о себе рассказывал, и пока мне везет, я шепотом спрашиваю:
– Почему я?
От этого вопроса ему стало не по себе. Я поняла, потому, как он внезапно скривился, и на мгновение, мне стало интересно, не зашла ли я слишком далеко. И не поспешила ли я? И в этот момент он ответил мне:
– Потому что ты – это ты.
Он сказал это так, как будто это все объясняло. Но мне этого недостаточно. И я спрашиваю:
– Как долго ты за мной наблюдаешь?
Отвечая, он смотрит мне прямо в глаза:
– Давно.
Откашливаясь, потом он наклоняется вперед, и говорит то, чего я никогда не ожидала услышать:
– Когда ты – наркоман, легко стать зависимым от каких-то вещей. И это отчасти похоже на меня. Я – личность со склонностью к привыканию. Так что я перестал наркоманить, но пристрастился к конфеткам. Затем, раз в неделю, я начал посещать тренажерный зал, чтобы отделаться от конфеток. Но это стало навязчивой идеей. Мне нужно тренироваться три раза в день. Потом ты... – его взгляд смягчается, – я сказал себе, что какое-то время должен за тобой понаблюдать... – и он замолкает.
И хотя он ничего не произносит, я и так понимаю, что он хочет сказать.
Это должно было заставить меня вспотеть, а не заставить мое сердце наполниться подобными чувствами.
– Я – привычка?
И он тихо отвечает:
– Худшая. Не существует никакого лекарства от этой зависимости.
Я хрипло отвечаю:
– Ох.
Внезапно нахмурившись, он заявляет:
– Я нехороший человек.
Отстранившись от меня, он добавляет:
– Ты думаешь, что такой человек, как я, заслуживает такого совершенства, как ты? Нет. Я расскажу тебе прямо сейчас, что не заслуживаю.
Он кажется расстроенным собой, покусывая ноготь большого пальца:
– Дело в том, что я эгоист. И мне плевать на то, чего я заслуживаю. Все, что меня беспокоит – это то, чего я хочу. И я так чертовски сильно тебя хочу, что сделаю все, что угодно, чтобы тебя удержать.
В моей голове звучит тревожный сигнал, но сердце машет ему руками, утихомиривая его. Еще раз.
– Ох, – я говорю так тихо, что едва себя слышу.
Я открываю рот, готовая задать следующий вопрос, когда замечаю Джо, идущего к нам с двумя мужчинами, руки которых заполнены тарелками с едой. Не могу сдержать смешок, и Твитч поворачивается, чтобы посмотреть в их сторону. Он улыбается и качает головой.
К Джо подходит еще один официант, который пододвигает дополнительный стол под все наши тарелки. В тот момент, когда он их ставит, он подробно объясняет состав каждого блюда, и из какой части Италии оно родом. Нам принесли: стейк, пасту, ньокки6, суп, тарелку сырной нарезки, и тонко нарезанную прошутто7.
Все это выглядело божественно.
Подмигивая, Джо нас оставляет, чтобы мы поели, и я не жду Твитча, накидываясь на ньокки с розовым соусом. Я люблю ньокки. Я думаю, что ньокки серьезно недооценивают. А эти ньокки – легкие и воздушные, как маленькие облачка, которые тают во рту. Я полагаю, что мое мнение нужно озвучить:
– Ньокки такие вкусные. Я думаю, это одно из самого недооцененного блюда. Люди должны знать, насколько вкусны ньокки.
Твитч жует свою пасту, и дразнится:
– Я думаю, тебе просто нравится говорить «ньокки».
Я подтверждаю его догадку, с практически королевским поклоном, тихо говоря:
– И это тоже.
К моему восхищению, мы много болтаем, и я узнаю, что Твитч сбежал из дома, потом на четыре года попал в тюрьму для несовершеннолетних, до своего шестнадцатилетия. Мне хотелось бы возразить, что эта история неправдоподобна, но по опыту своей работы, подобное я вижу постоянно.
– За что ты попал в тюрьму для несовершеннолетних? – спрашиваю я, жуя небольшой кусочек сыра.
– Нападение с нанесением побоев.
– Слишком много для ребенка за нападение.
Тут он, вспоминая, добавляет:
– Нападение на офицера полиции.
Я сжимаю губы. Да. За это могут.
Сворачивая кусочек прошутто, я вожусь с ним дольше, чем полагается:
– А татуировки?
Он пожимает плечами:
– Первую я сделал в тюремной камере, когда мне было четырнадцать. Потом это вошло в привычку, – он поднимает брови на слове «привычка». – У нас не было нужных инструментов, чтобы хорошо все сделать. Мы использовали чернила от ручки и булавки. Как правило, все они были заражены, – он смеется: – Много первичных татуировок я покрыл новыми, но у меня все еще осталось несколько, которые для меня кое-что значат. Они важны. Я сохранил их, чтобы быть уверенным, что не забуду.
Хотя мой разум хватает меня за плечи, и трясет, визжа: «Забыть, что? Спроси его! Пожалуйста, спроси!», я не спрашиваю. Кажется, это слишком много для сегодняшнего вечера. Поэтому улыбаясь, я позволяю разговору перейти в удобную тишину, пока мы едим.
Заканчивая нашу трапезу, я облокачиваюсь назад на свой стул, а Твитч смеется. Я быстро впадаю в пищевую кому. Когда я замечаю Джо, приближающегося к нам еще с одной тарелкой, имитирую рыдания, и говорю ему, когда он подходит:
– Больше не надо. Пожалуйста. Не надо. Если я съем чуть больше, я взорвусь. И тогда ты должен будешь отовсюду счищать все части Лекси, и я уверена, что это было бы нарушением правил техники безопасности. Не говоря уже о впустую потраченной восхитительной пище, которую я хотела бы сохранить в желудке.
Поднимая свои апатичные глаза к обоим мужчинам, смотрящим на меня сквозь прищуренные глаза, я бормочу:
– Это правда. И это было бы печально.
Джо, вместе со счетом, ставит тарелку перед Твитчем, и я смотрю, как Твитч ест весь тирамису сам, наблюдая за мной. Он кладет несколько сотен долларов под тарелку, подходит ко мне, и помогает мне встать.
Сплетая наши пальцы, он притягивает меня ближе к своему боку. Люди смотрят на нас, должно быть, думая, что мы вместе. И мне нравится эта мысль.
Провожая меня до своего гладкого, спортивного черного “Мерседеса”, он помогает мне сесть в машину, затем садится сам. Внутри он чуть наклоняется, и копается в бардачке. Вытащив маленькую жестяную баночку, он открывает ее, а мои глаза расширяются от шока. Наклоняясь к нему, я шепчу:
– Ты серьезно крутишь дуби8?
Тело Твитча сотрясается от тихого смеха:
– Они не называются дуби уже лет так десять. Но да, я это делаю.
Внезапно, я чувствую себя, как черлидерша, зависающая с городским хулиганом. Он смотрит на меня, и слегка усмехается, когда заявляет:
– Держу пари, что ты никогда раньше не курила.
Я морщусь от раздражения из-за его поддразнивания:
– Да. Я курила. Когда-то давно я была подростком.
Он ухмыляется, протягивая мне незажженный косяк. Я долго смотрю на него, прежде чем качаю головой:
– Я не могу. Мы на работе выборочно проходим тест на наркотики.
Твитч ухмыляется сильнее:
– Это всего один день будет в твоем организме. Вы сдаете слюну?
Я киваю, и он наклоняется ко мне ближе:
– Накурись со мной. Мне нравится видеть тебя раскрепощенной. Раскрепостись сегодня со мной.
Я опускаю подбородок, и мое лицо горит. Я, должно быть, похожа на полную идиотку.
Не позволяя мне подпортить его вечеринку, он зажигает сигарету и глубоко затягивается. В машине распространяется острый запах, и мой рот наполняется слюной.
Я поворачиваюсь к нему, он задерживает дыхание, и вместе с ним и дым, и наблюдает за мной сквозь полуприкрытые глаза. Мой мозг шипит, а затем прекращает работать. Неспособная остановить себя, я наклоняюсь к нему. Он встречает меня на полпути. Так близко, что наши губы соприкасаются, а я закрываю глаза, и открываю губы. Он медленно выдыхает, а я вдыхаю, пробуя сладкий, насыщенный вкус дыма.
Я удерживаю его так долго, что кажется, проходит вечность.
Голова кружится, и я медленно моргаю.
Наконец выдыхая, я поворачиваюсь к великолепному мужчине, смотрю на его слабо освещенное лицо, и спрашиваю:
– Куда мы направляемся теперь?
Не поворачиваясь ко мне, он заводит машину, и отвечает:
– Сегодня у нас вечеринка.
Подъехав по длинной подъездной дорожке к моему дому, я останавливаюсь, и замечаю, как Лекси рассматривает все автомобили, припаркованные в линию на подъездной аллее. Не так много времени прошло с тех пор, как последний раз мы устраивали вечеринку в доме. Хэппи сказал, что давно пора уже устроить вечеринку, и Линг его поддержала. Так что, вот мы здесь. Крутая вечеринка в моем доме.
Я чувствую себя так, как будто приехал на вечеринку без приглашения, потому что я даже не в курсе, кто приглашен. Я позволил им выбирать, кого пригласить.
Мой список гостей включал бы в себя человек 10. Я думаю, маловато для вечеринки. Ну, что тут сказать? Я не доверяю людям. А чаще всего, они мне даже не нравятся.
Паркуюсь, и собираюсь уже вылезти из машины, как вдруг Лекси тянет меня за рукав:
– Прежде чем мы выйдем, пожалуйста, можно кое о чем с тобой поговорить?
Она говорит это так тихо, что я не могу удержаться от ухмылки, мы так хорошо проводили время, и я понимаю, что то, что она хочет сказать – это серьезно. Поворачиваюсь, чтобы видеть ее, и отвечаю:
– Конечно.
Смотря вниз на свои руки, она говорит:
– Сегодня утром ко мне приходил Майкл. И во время нашего разговора, он рассказал, как ему нравится его работа, и что ему нравишься ты, даже если иногда ты его пугаешь. Я могу сказать, что он очень тебя уважает, – быстро моргнув, она начинает говорить сбивчиво: – Это хорошо, потому что в жизни ему нужен хороший мужской пример. В особенности, такой успешный, как ты, поэтому я не хочу, чтобы ты думал, что я критикую тебя, учитывая, что ты дал ему работу, в которой он, безусловно, нуждался, и ...
– Переходи к самой сути, – перебиваю её я.
Лекси смотрит на меня, и ее зрачки расширены, а это говорит о том, что травка начала оказывать на нее свое действие, даже при том, что она сделала всего пару затяжек. Она глубоко вздыхает.
– Ладно, – с трудом сглотнув, она шепчет: – Он... он запутался в своих словах и упомянул что-то... про «резать, колоть ножом, бить».
Мышцы моего лица каменеют.
Завтра у нас с мальчишкой будет серьезный разговор.
Она замечает мою реакцию, и дает задний ход:
– Он больше ничего не сказал.....
– Он сказал достаточно.
Закатив глаза, она добавляет:
– Он сказал это только потому, что думал, что ты мой парень.
Потом она усмехается, как будто это самая забавная вещь, которую она когда-либо слышала.
И вот так, все, что я начинал чувствовать к Лекси за последние несколько дней, засохло, сморщилось, и исчезло.
Так вот, что она о тебе думает. Ты недостаточно хорош для нее. Ты никогда не будешь достаточно хорошим. Ты всегда будешь для нее слишком обычным. Она никогда не будет смотреть на тебя так, как ты бы хотел. По понятной причине. Ты ничтожество... и ты это знаешь.
– Иди внутрь, – закипаю я, выходя из машины.
Слышу, как позади меня хлопает дверь, но я не жду ее, и иду в сторону дома. Поднимаюсь по лестнице, и быстрое цоканье каблучков дает мне знать, что я иду слишком быстро, и она за мной не успевает.
Но мне плевать.
Иду по направлению к лестнице в холле, я слышу, как она мне кричит:
– Куда ты собрался?
– Я спущусь через пять минут.
Потому что, честное слово, мне нужны эти пять минут, чтобы взять себя в руки.
Глава 10
Нахожу пустой угол в танцзале, и сквозь розовые очки наблюдаю за веселящимися вокруг меня людьми. Я – девушка, оставшаяся без кавалера, и подпирающая стену. Ну, или по крайней мере, до тех пор, пока не вернется Твитч.
Я не знаю, что из сказанного мной его расстроило, но понимаю, что это было что-то достаточно плохое, раз ему понадобилось побыть одному.
Мой затуманенный разум, кажется, работает в замедленном темпе, потому что раздраженное покашливание позади меня, мне сообщает, что я уже не одна.
Моргая, я оглядываюсь, и вижу Линг, протягивающую мне зеркало. На его поверхности аккуратно разложены шесть дорожек белого порошка, такие симпатичные, которые выглядят очень аппетитно.
Я знаю, что это. До этого я никогда не видела кокаин, но мне сразу становится понятно, на что я смотрю. Я никогда не пробовала такого сильного наркотика. Марихуана была единственным, что я когда-либо принимала, и курила ее я только несколько раз в университете. До сегодняшнего вечера.
Внезапно, во мне просыпается желание.
Вернулись мысли о том, какой свободной я себя чувствовала после курения травки.
Мое тело становится легким. Мой измученный мозг проясняется. Комплексы исчезают.
Линг подставила зеркало мне прямо под нос. Я вполне понимаю, зачем она это делает. Это вызов.
Она хочет посмотреть, как далеко я готова зайти. И сегодня вечером, ради Твитча, я докажу ей, насколько далеко.
Я беру короткую соломинку из ее пальцев, и наши глаза встречаются. Ее брови подняты в безмолвном вопросе. Я опускаю лицо к «белому золоту» и подставляю к носу соломинку.
Прежде чем я могу остановить себя, я вдыхаю. Одну дорожку.
Еле уловимая улыбочка появляется на лице Линг. Она впечатлена. Она не может поверить, что я это сделала. Я тоже не могу в это поверить.
Когда она делает движение, намереваясь уйти, я поднимаю соломинку и делаю еще один вдох.
Она пялится на меня, не веря своим глазам. Какое-то время она моргает, а затем приходит в себя. Практически кланяясь мне, она уходит, чтобы предложить кокс другим гостям.
Несколько минут спустя, по крайне мере, мне так кажется, что прошло несколько минут, я чувствую изменения.
Вау.
Я могу все видеть. И я имею в виду все.
Я могу видеть цвета, выстреливающие из акустической системы, вместе с ударами музыки. Яркие взрывы оранжево-розово-белых вихрей вокруг танцующих гостей. Я в восторге.
Я вижу, как разлетаются мысли из голов танцующих людей. Некоторые из них темные. Некоторые сексуальные. А другие абсолютно похабные.
Я вижу, как движется воздух. Танцует. Он умоляет меня к нему присоединиться.
Рассмеявшись во весь голос, я тру лицо рукой, потом расправляю плечи, и позволяю песне One Republic – Counting Stars завладеть моим существом.
Я в состоянии эйфории.
В состоянии экстаза. И это блаженство.
Музыка зовет меня. Мне нужно потанцевать.
Спустившись вниз по лестнице, я просовываю пуговицу в прорезь на манжете моей рубашки. Я хмурюсь, когда вижу людей, столпившихся в центре танцзала.
Мне любопытно, чем вызвано столпотворение, и я ускоряю шаг. У меня плохое предчувствие.
Мой желудок сжимается, когда я вижу ее.
Лекси танцует совершенно не в такт музыке, в своем собственном ритме. Юбка ее короткого черного платья развивается из стороны в сторону вокруг бедер, задираясь достаточно высоко, чтобы можно было разглядеть ее округлую попку.
Она выглядит потерянной. И в то же время не потерянной.
Пустота в ее глазах подсказывает мне, что она под кайфом. Сильно под кайфом, на самом деле. Она находится в сильном наркотическом опьянении.
Черт.
Обведя взглядом танцзал, я замечаю Линг, прислонившуюся к стене в тени, она ухмыляется, смотря на Лекси. Я направляюсь к ней. Линг замечает меня за несколько секунд до того, как я достигаю того места, где она стоит. Ее улыбка исчезает, а в глазах появляется страх.
Ей есть чего бояться.
Если бы кто-нибудь подошел ко мне с таким выражением лица, какое у меня сейчас, я бы наложил в штаны от испуга.
Иду не останавливаясь, пока мы не оказываемся нос к носу. Наклоняюсь к ее лицу и совершенно спокойным тоном, спрашиваю:
– Что ты ей дала?
Линг открывает рот, чтобы что-то сказать, но не в состоянии вымолвить ни слова. У меня дергается глаз. По моим венам начинает струится гнев.
Медленно поднимаю руку и кладу ее ей на шею в районе ключицы. Это предупреждение.
– Что ты ей дала?
– Она сама взяла! Я просто предложила, – в панике отвечает Линг.
Сжимая руку на ее шее, я еле себя сдерживаю. Опускаю подбородок, закрываю глаза и глубоко вдыхаю, пытаясь взять себя в руки.
Отпустив ее, я выпрямляюсь и поправляю пиджак.
– Что она приняла?
Линг молчит. Я смотрю ей прямо в глаза.
Моего сердитого взгляда достаточно, чтобы заставить ее прошептать:
– Кокаин. Две дорожки.
Я стискиваю челюсть.
Слишком много кокаина для того, кто до этого не принимал наркотиков. Неудивительно, что Лекси устроила здесь шоу. Игнорируя испуганное выражение на лице Линг, я поворачиваюсь в ту сторону, где идет выступление Лекси. Под светом прожекторов я вижу, как пот на ее лбу отражает мерцающий свет. Бедрами она двигает из стороны в сторону, как плавно накатывающие волны океана. Ее руки, лежащие на бедрах, медленно движутся вверх по ребрам к груди, и накрывают ее ладонями.
Она такая красивая. Как ангел, я всегда это знал. Ангел...
Я ненавижу ее за это. Почему она не может быть стервой? Тогда для меня все было бы намного легче.
Руками она легонько сжимает грудь, прежде чем поднять их выше. Глаза её по-прежнему закрыты и, чувственно покачиваясь, одной рукой она сжимает заднюю часть шеи, а другой скользит к уху и запускает ее в волосы. Ее пальцы запутываются в темных локонах, и ее бедра внезапно вздрагивают.
Вида Лекси в сексуальном трансе достаточно, чтобы сильно меня возбудить. Ее губы раскрываются в тихом вздохе.
Рука, которой она сжимала шею, медленно опускается обратно к груди, а затем еще ниже. Когда её рука, скользящая по ее телу, останавливается чуть ниже живота, мой член затвердевает.
Мой взгляда сосредоточен на ее лице. Я рассматриваю ее закрытые глаза и раскрытые губы с единственной мыслью в голове. Я хочу ее. Сейчас же.
Мои грезы рассеиваются, когда я слышу какой-то свист. Оглянувшись по сторонам, я напрягаюсь, когда вновь смотрю на Лекси.
В середине танцзала. Под прожекторами. В тумане.
Одной рукой она забирается под платье, потирая киску через маленькие белые стринги. Другой рукой нежно щипает сосок через белую шелковую ткань платья. Рот её приоткрыт, а голова, в экстазе, откинута назад.
С трудом сглотнув, я смотрю на нее, не мигая. Она чертовски красива.
Ни о чем не переживает. Просто живет под ритм песни.
Высокий парень, которого я несколько раз встречал раньше, в нерешительности топчется у свободного пространства возле нее, а затем пересекает танцзал.
Я хмурюсь.
Он сзади подходит к Лекси, и одной рукой обнимает ее за талию, прижимая. Я не могу слышать, но вижу, как она приоткрывает рот чуть больше, как будто стонет. Она прижимается к нему спиной, берет его руку и двигает ею по своему телу, оставляя на своем холмике вместо своей.
В моей голове шумит.
Она начинает медленно крутить бедрами, и я понимаю, что своей милой попкой она трется об его член. Одна особенность моих мозгов – это то, что они полностью испорчены. Я мыслю не так, как другие люди.
Точнее, термин «думать» ко мне вообще не относится.
Иду через зал и подхожу к Лекси. Хватаю ее за руку, я оттаскиваю от этого ублюдка. С силой дергая в свою сторону.
Она спотыкается, но я этого не замечаю.
Я не замечаю, потому что тот высокий парень уже лежит на спине.
Я методично бью его кулаком по лицу. Сильно и быстро. Лицо искажено от гнева, и моя грудь вздымается с каждым тяжелым вдохом, который я делаю.
Брызги мокрого тепла хлещут по моему лицу.
В ушах ревет кровь. Я не слышу криков, которые просят меня остановиться. Я чувствую запах его страха.
Он поднимает руки. Напрасно пытается блокировать мои удары. Стиснув зубы, я поднимаю руку к своей голове, затем со всей силы ударяю его локтем в скулу. Ощущение того, что что-то крошится под моими ударами, дарит мне чувство эйфории.
Тело парня трясется и дергается, как будто на электрическом стуле.
Чьи-то крепкие руки хватают меня сзади, и я смутно слышу:
– Какого хрена, Твитч! Ты его убьешь! Остановись!
Я вырываюсь, но меня стаскивают со стонущего, кровавого месива. На сей раз я слышу более отчетливо:
– Ты избил его, бро. Ты почти его убил. Он все понял. Теперь ты в порядке. Время остановиться.
Это говорит Хэппи.
Я задыхаюсь и отталкиваю его от себя.
Повернувшись, сканирую взглядом комнату, натыкаясь на испуганные лица гостей. Хэппи что-то мне протягивает. Носовой платок.
Беру его и вытираю кровь со своей щеки и лба.
– Убирайтесь, – говорю я, тяжело дыша. – Вечеринка закончена.
Но никто не двигается.
Успокаиваясь, я минуту наблюдаю за ними, прежде чем делаю шаг вперед, и кричу:
– Убирайтесь, мать вашу, из моего дома! Любого, кто через три гребаные минуты еще будет здесь, я выпровожу лично. В долбаном похоронном мешке!
Люди торопятся покинуть дом, понимая, что я, правда, смог бы сделать это, и никто из них не хочет проверять серьезность моих угроз.
Умные.
Иду к Лекси, по-прежнему танцующей в углу комнаты, хватаю ее за плечо и практически тащу за собой. На полпути вверх по лестнице, она спотыкается, и взрывается приступом смеха, как будто это самое смешное, что она когда-либо делала в своей жизни.
Из-за этого моя кровь закипает.
Я ненавижу себя за тягу к такому состоянию, в котором она находится. Как обиженный ребенок, я выплескиваю на нее свою зависть. Тяну ее слишком сильно, и она удивленно взвизгивает. Я, не останавливаясь, тащу ее дальше. Оказавшись в моей комнате, я открываю дверь ванной, и заталкиваю ее туда. Она спотыкается, и в конце концов, падает на колени на коврике ванной. Лекси хихикает, и где-то внутри меня закипает гнев. Иду мимо нее к душу, включаю холодную воду и со злостью, говорю:
– Смой с себя его запах. Сейчас же.
Потом я захлопываю дверь, и начинаю расхаживать, сжав кулаки и стиснув челюсть.
Как только я успокаиваюсь и перестаю помышлять об убийстве, глубоко вздыхаю и в ожидании, когда Лекси помоется, сажусь на край кровати.
Пять минут спустя, я еще слышу ее пение, поэтому решаю дать ей еще немного времени. Спустя еще пять минут, я нахмуриваюсь. Пение прекращается.
Что-то подталкивает меня проверить, как она, и когда я открываю дверь ванной комнаты, мое сердце останавливается. Она по-прежнему одета в свою одежду, сидит на полу душевой кабинки и ее неудержимо трясет.
Твою ж мать!
Подхожу к ней, и брызги ледяной воды попадают в меня. Она десять минут провела в ледяной ванне.
– Что, на хрен, с тобой такое? – выключая воду, кричу я.
Как будто это ее ошибка, а не моя. Потому что, девушку, которая прежде никогда не принимала кокаин, я оставил принимать душ одной. Я зол сам на себя. Но я никогда в этом не признаюсь.
Губы Лекси посинели, кожа стала мертвенно-бледной, а широко раскрытые голубые глаза смотрят на меня с испугом.
Я кладу руку на бедро, опускаю голову и щипаю себя за переносицу, заставляя успокоиться. Потом так аккуратно, как только могу, я тянусь к ней и говорю:
– Давай, малышка. Мне нужно согреть тебя или ты заболеешь.
Это не предположение. Это уже точно. Но мне надо вытащить ее отсюда. Она выглядит напуганной. Кажется, она начинает приходить в себя.
Лекси моргает, прежде чем протянуть ко мне трясущиеся руки. Я пытаюсь ее поднять, чтобы она встала, но она дрожит настолько сильно, что кажется, как будто у нее начались судороги. Тянусь к подолу ее платья, которое теперь прилипло к ее телу, снимаю его через ее голову, и быстренько расправляюсь с трусиками. Беру большое пушистое полотенце, заворачиваю ее в него и веду ее из ванной к моей кровати.
Усаживаю ее на край, включаю электроодеяло и раздеваюсь догола.
Мне почти стыдно за себя, потому что я тверд, но с Лекси я ничего не могу с собой поделать. Это просто происходит. Снимаю полотенце с ее дрожащего тела, ложусь, прижимаю ее к себе и обнимаю. Я весь покрываюсь мурашками, когда ее тело соприкасается с моим.
Проклятье. Черт!
Она ледяная. Такая чертовски холодная, что все мое тело начинает покалывать от холода. Я напрягаюсь, обнимая ее, и знаю, что это моя ошибка. Я покорно принимаю холод от ее практически замороженного тела. Это мое наказание, если вам так больше нравится. Электроодеяло действует быстро, и несколько минут я растираю ее руки и спину, прежде чем она перестает дрожать. Ее зубы все еще стучат.
– Почему ты ко мне не пришел? – спрашивает она. – Я тебя звала.
У меня в груди возникает такое чувство, будто сквозь нее прошла пуля.
Чувствуя себя последним подонком, я тихо отвечаю:
– Малышка, я не слышал.
Холодным носом, она зарывается в изгиб моей шеи и шепчет:
– Я звала и звала, но ты не приходил.
Если бы у меня было сердце, оно бы разбилось.
Потом я делаю то, что шокирует даже меня. Гладя ее по спине, я впервые в своей жизни извиняюсь:
– Извини меня, малышка. Я должен был приглядывать за тобой.
Она не отвечает, но стучит зубами и кивает мне в шею.
Такой искренний жест пронзает меня в бок, словно нож. Я чувствую за Лекси ответственность. Что за дерьмо.
Ответственность за женщину, да я, наверное, повредился умом. Я придурок. Серьезно.
Я не просто слегка ненормальный. Я думаю, что даже не изобрели еще того слова, чтобы описать, насколько я испорчен.
Тело Лекси вдруг резко расслабляется так, что я даже подскакиваю от неожиданности. Хватаю ее за руку, всматриваюсь в ее безжизненное лицо, и с силой её трясу.
– Лекси! Черт возьми!
Когда она открывает глаза, и испуганно раскрывает их шире, мое сердце снова начинает биться.
– Что? – спрашивает она.
Я думал, что ты без сознания, и это сильно меня напугало.
Качаю головой, и с трудом сглатываю.
– Ничего, малышка. Засыпай. Я не буду больше тебя будить. Обещаю.
Ее лицо до сих пор ледяное, она утыкается им мне в шею и вздыхает. Моя челюсть вздрагивает.
Я никогда не должен был ее сюда приводить.
Подсознательно, я обнимаю ее еще крепче, игнорируя мысли, роящиеся у меня в голове.
Просыпаюсь в кромешной темноте, с дикой головной болью, першением в горле и вздутием живота, спрыгиваю с кровати и стремительно бегу в ванную. Дверную ручку заедает и мое тело сотрясается в рвотных позывах. Вдруг откуда-то сзади меня появляется чья-то рука и открывает дверь. Залетаю внутрь, а всем своим дрожащим телом падаю к унитазу, и извергаю все содержимое желудка.
О чем очень сожалею.
Мне понравился каждый кусочек, съеденный мною вчера за ужином.
Со стоном утыкаюсь в акриловое сидение унитаза. Кто-то кладет на мои плечи какую-то тяжелую ткань и укутывает ею все мое тело, но я настолько горячая, что сбрасываю это с себя.
– Ангел, тебе нужно укрыться, – доносится сонный голос слева.
Не открывая глаз, я хмурюсь.
– Слишком жарко.
Чья-то прохладная рука трогает мой лоб, я прислоняюсь, и вздыхаю с облегчением. Но в следующую секунду, я слышу:
– Дерьмо, Лекси. Ты вся горишь.
И это последнее, что я помню, перед тем, как отключаюсь, опустив голову на сидение унитаза.
Я точно знаю, когда Лекси отключилась, потому что вижу, как ее руки, прежде обнимающие унитаз, вдруг расслабляются, а лицом она прижимается к сидению унитаза. Сладкий звук ее равномерного дыхания – единственная вещь, способная успокоить меня в данный момент.
Оставив ее на том же месте, иду к тумбочке, хватаю телефон и звоню Хэппи. В 3.57 ночи.
– Лучше бы у тебя было что-то важное, придурок, – полусонно отвечает он.
Проигнорировав его раздражение, быстро говорю ему:
– Мне нужен номер доктора.
Тишина.
– Что ты натворил? – спрашивает он обвинительным тоном.
– Я проигнорирую твой тон и херов вопрос, и спрошу тебя еще раз, – рявкаю я в ответ.
Хэппи тут же отвечает:
– Не будь таким, бро. Извини, хорошо? Что, по-твоему, я могу думать, когда ты звонишь мне посреди ночи, и твой голос звучит так, как будто ты вляпался в какое-то дерьмо?
Я его не виню. Правда, не виню. Я знаю, что у него есть причины думать обо мне самое худшее. Парню доставалось от меня и по менее значительным причинам. И он один из моих лучших друзей.
– Это из-за Лекси, – проведя рукой по лицу, объясняю я. – Прошлым вечером, Линг дала ей две чертовы дорожки кокса. Я посадил Лекси под душ, а когда пришел за ней, то обнаружил ее сидящей на полу душевой, в ледяной воде. Так что не знаю, заболела ли она, или просто у нее такая реакция на кокс. Она... ей нехорошо.
– Чувак, я позабочусь об этом, – его голос смягчается. – Оставайся с ней. Мы скоро приедем.
– Спасибо, бро, – говорю я, и мысленно добавляю: "Я твой должник".
Хоть и не произношу этого вслух, но мы оба об этом знаем...
Доктор осматривает находящуюся без сознания, и прикрытую моей футболкой, вспотевшую Лекси, проверяя ее уже примерно десять минут. Щупает гланды, светит фонариком в глаза, и за последние несколько минут, уже четвертый раз меряет температуру. Честно говоря, я в панике.
Был бы это кто-нибудь другой, но она...
Выбросив эти мысли из головы, я внимательно за ним наблюдаю. Мне не нравится, что он к ней прикасается. Ко всему ее телу. Я просто смешон. Я знаю, что он – доктор. Я знаю, что он здесь, чтобы помочь. Но это не избавляет меня от желания оторвать ему голову, видя его руки на ее теле.
На моем теле. Она моя. Она принадлежит мне.
На какую-то долю секунды, я прихожу в ужас от того, что зашел с Лекси слишком далеко. На секунду, я говорю себе порвать с ней все связи. На секунду, я задаюсь вопросом, как глубоко я застрял.
На секунду.
Ко мне подходит доктор, высокий и подтянутый мужчина средних лет, его волосы с проседью. Сбрызгивая руки антисептиком, он потирает ладонью об ладонь.
– Вы сказали, она никогда не принимала наркотики раньше, а потом решила покурить травку, и понюхать кокаин за одну ночь? – он морщит лоб, не веря в то, что я сказал.
– Я предложил ей покурить со мной, и она согласилась, – глядя ему прямо в глаза, я добавляю: – Добровольно.
Принимая это к сведению, он кивает, и я продолжаю:
– Но думаю, что травка достаточно ослабила ее рассудительность и она нанюхалась кокаина. Меня не было рядом, и когда я пришел за ней, она уже была под кайфом. Она переживала даже из-за травки в своем организме, так что я не знаю, зачем ей понадобилось... – я пожимаю плечами. Остальное очевидно.
Доктор смотрит на меня, не мигая, прищуренными глазами. Негодяй заставляет меня нервничать, и прекрасно это понимает. Пробежавшись рукой по волосам, он вздыхает.
– Это похоже на вирусное заболевание. Возможно, наркотики усилили реакцию ее организма на вирус, но как мне кажется, она просто сильно обезвожена. Ей нужна капельница.
Я смотрю на капельницу, прикрепленную к руке Лекси. Хотя будет правильнее сказать, я пожираю ее взглядом.
Мог ли я, на самом деле, довести дело «сделать Лекси больно» до конца, когда не могу даже выдержать вида Лекси, пронзенной иглой?
Я никогда не расскажу этого придурку, но Хэппи был прав. Я никогда не был в порядке. Ни дня в моей жизни. Мой разум... разрушен. И я точно знаю, когда мои мозги, из слегка поврежденных, перешли в стадию полностью разрушенных.
– Я должен остаться здесь, пока она не проснется, – продолжает доктор. – Капельница закончится через четыре часа. Так что, если у вас есть для меня свободная кровать, то я с удовольствием ею воспользуюсь. Предпочтительнее, если кровать будет недалеко от девчонки.
