Текст книги "Тайная жизнь сатаниста"
Автор книги: Бартон Бланш
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)
Хотя для Мэрилин не было проблемой околдовать мужчину, с собственным автомобилем ей везло куда меньше. «Она была ужасным водителем, – признает Антон. – Она сшибла священника, слыхала про это? Поддала ему задним ходом, когда он ждал у светофора. Конечно же, он не мог выругаться или там проклясть нас, но было видно, что он зверски завелся. Некоторые люди обнаружили в этом инциденте кучу скрытого смысла. Может, скрытый смысл и был. Как раз перед тем, как я ее встретил, религия ей окончательно опротивела. Ей всю жизнь говорили, что она «нехорошая», грешная и дурная. Последняя капля, переполнившая чашу, упала всего за две недели до того, как она сшибла этого священника. Она пришла в читальный зал «Христианской науки» и действительно попробовала прочесть эту чушь. В конце концов она вышла оттуда, решив, что читать это невозможно, что смысла во всем этом – ноль». Антон предполагает, что это было одной из причин того, что они так поладили, – их обоюдное презрение к религии.
Мэрилин была зачарована антоновскими рассказами о жизни в балагане и его все более глубоким проникновением в тайны черной магии. Когда они катили вдоль по окутанным ночным туманом улицам Эп-Эй, она всегда хотела услышать еще что-нибудь об оккультизме, о смерти, исследовать сферы странного и причудливого, с которыми Антон становился знаком все больше и больше.
ЛаВей и Мэрилин объединял также и культурный голод. Пол Валентайн (известный также как Вал Валентино), был великолепным танцором и хореографом клуба «Майя». В то время он был женат на легендарной стриптизерше Лили Сен-Кир, которой Антон аккомпанировал у Цукка. «Пол Валентайн думал, что я был странным парнем. Мы с Мэрилин обычно поднимались на балкон, когда они крутили претенциозные фильмы типа «Амока» и «Оммо, Оммо, акулий бог». Однажды я слышал, как Валентайн сказал партнеру: «По-моему, они действительно смотрят там фильмы». А мы и смотрели. Мы были голодны. Мы хотели учиться – слушали музыку Бизе или изучали декорации». В довольно скором времени после этого случилось так – и это было странно, – что Валентайн появился в фильме братьев Маркс «Счастливая любовь», в которой Мэрилин предстояло говорить колкости Гручо в своей самой знаменитой сцене.
Одним из любимых парковочных мест было то, которое находилось рядом с Эннис-Хаусом в Глендовере – высоко над Лос-Анджелесом. Здание, выстроенное Фрэнком Ллойдом Райтом с использованием трапециевидных форм (как многие проекты Райта), часто называли «Храмом майя» из-за его тревожащего сходства с древними постройками Центральной Америки. Многие говорили, что здание зачаровано – у него была весьма пестрая история. И оно было напрямую связано с кинотеатром «Майя».
«Большей частью мы уживались с ней довольно хорошо. Я могу вспомнить только одну ссорусней. Она случилась по поводу того длинного белого шарфа времен Второй мировой войны, который был у меня с 1943 года. Мы не могли его найти, и я был уверен, что она куда-то его запрятала и не хочет мне отдавать. Я стал необоснованно придираться, а она разозлилась. Я перетряс каждую коробку в багажнике ее машины. В конце концов мы нашли его – он был засунут в глубину постели, в самый низ. Я до сих пор подозреваю, что она хотела забрать его. А я был молод и не понимал многих вещей – я не понимал тогда, как женщины иногда хотят сохранить такого рода сувениры.
Сейчас люди любят говорить о том, что с Мэрилин имели дело все – от президентов до разносчиков, как она раздавала сексуальное вознаграждение за все, что она получала. Подобно Джо Шенку,[24]24
Джозеф Шенк – один из возлюбленных Мэрилин Монро.
[Закрыть] я был там в то время и знаю, что она пару раз ходила к нему домой обедать. Он давал ей деньги и выручал ее – вот и все, что происходило. Люди цитируют ее, говоря: «Это последний член, который мне отныне придется брать в рот». Она такого никогда не говорила, она вообще никогда так не выражалась. Я думаю о сцене в «Продюсерах», где Кеннет Маркс потрясен тем, как Дик Шон изображает Гитлера: «Фюрер никогда не говорил «детка»!». Вот и она этого не делала. Тогда это не было так модно, как сейчас. «Глубокое горло» ввело в моду эти вещи. Она говорила мне, что просто позволяла ему пользоваться руками и смотреть».
Антон ЛаВей имеет уникальную возможность рассказывать о той части жизни Мэрилин, которая обычно считается «потерянным периодом». Она не знала, куда податься, расстроенная своим недавним расставанием с «Коламбией», жила так, что часть ее вещей была рассована в комнате мотеля по коробкам, а часть – в кузове автомобиля, и при этом она сохраняла комнату в студийном клубе Голливуда. «В то время она выглядела запутавшейся девушкой и находилась в состоянии депрессии. Возможно, что это был самый худший период ее жизни вплоть до самой смерти».
Интермедия с Мэрилин длилась всего несколько недель. Антон скоро увлекся дочерью влиятельного лос-анджелесского бизнесмена. Это давало ему возможность приобрести какие-то материальные блага, двинуться вперед и преуспеть. Но даже несмотря на то, что он приобретал нечто, на что надеялся, интеллектуальные и сексуальные аспекты его нового приключения оказались весьма ограниченны. Вскоре ему предстояло затосковать по тому, как они подходили друг другу, что он принимал за данность в отношениях с Мэрилин. Но было уже поздно. Она двинулась дальше, начиная свой хорошо задокументированный стремительный подъем к осуществлению своей мечты и последовавшими вслед за этим кошмаром. И хотя они переписывались в течение десяти лет, которые последовали за разрывом, они больше никогда не встречались.
«Люди не понимают, как долго длится «всегда», когда говорят, что хотят жить вечно. Все установки смешиваются – эмоции останутся сильными, но конкретные обстоятельства не будут удерживаться в вашей памяти. Они станут смешиваться и сплавляться в вашей памяти. Лучше уж прожить более короткую жизнь, но дать возможность каждому отдельному случаю остаться в вашей памяти таким же сильным впечатлением, как и сами эмоции».
Хотя физически они были вместе очень короткое время, они создали в жизни друг друга образы, которые возникали в их судьбах с пугающей регулярностью.
Снова и снова их миры соприкасались миллионами способов, приблизительно так, как в опере повторяются одни и те же музыкальные темы. Антон стал определенным физическим типом мужчины для Мэрилин. И хотя мужчины в ее жизни не были похожи друг на друга, у них были некоторые общие характеристики, – они были скорее сухопарыми, чем крепко сбитыми или полными, темноволосыми, спокойными, скорее дикими, чем ангелическими личностями. То же самое возвращение к этому типу женщины можно увидеть и в жизни Антона. Диана ЛаВей внешне очень похожа на Мэрилин и во многом напоминает ее. Первую жену Антона, Кэрол, часто описывали как «Джейн Менсфилд в миниатюре», – Джейн была еще одним блондинистым секс-символом XX века (с ней Антон был очень близок впоследствии). А ныне, если вы хотите хорошо продавать газеты или журналы, просто убедитесь, что в них имеется достаточное количество заголовков либо со словами «Мэрилин Монро», либо «Сатана».
Перебирая свои воспоминания о Мэрилин (включая подписанную копию известного снимка в обнаженном виде для календаря, который не только катапультировал ее к славе, но и лишил контракта со студией), Антон вздыхает: «Иногда и сам не знаешь, что думать. Мои отношения с ней не были чем-то особенным. У людей бывают связи, а затем они движутся по жизни дальше. Это не так важно. Вокруг было много девушек, которые могли прославиться, у которых были те же данные, которые ходили в модельные школы, фотографировались, даже, может быть, играли небольшие рольки в кино. Никто тогда не знал, что нас ожидает в будущем. Нам просто было хорошо вместе. Как я говорил, меня заводят очень светлые женщины с тонкой кожей. Когда вся стружка содрана, вот эта уязвимость – все, что для меня важно.
Но конечно, вы получаете то, что видите, – это важно помнить, рассматривая жизнь Мэрилин. Если она выглядит уязвимой, то она всегда будет следить за тем, чтобы чего-то не смочь и сделать что-то, чтобы оставаться уязвимой. То, что вы видите, и есть то, что вы получаете. О книге можно судить по ее обложке».
А что же Черный Папа знает о смерти Мэрилин? Он колеблется, когда я прошу его прокомментировать эту тему. «Я знаю людей, которые исчезали, потому что у них были неоспоримые доказательства». Его нежелание говорить об этом понятно, однако он признает: «Люди приходят ко мне с вещами, которые не хотят показывать больше никому. Вы можете сказать Дьяволу все». Этот факт в сочетании с его знанием о «потерянном» времени в жизни Мэрилин ставит Антона в уникальную позицию, чтобы получить информацию о ее самоубийстве из иных источников, которые кто-то мог проглядеть или недооценить.
В 1973 году ЛаВей написал в Cloven Hoof[25]25
«Раздвоенное копыто» – периодическое издание Церкви Сатаны.
[Закрыть] статью о том, что Мэрилин Монро станет сатанистской «Мадонной» XXI века. В какой-то степени это уже произошло. С момента ее смерти она воспринимается как богиня. Бессмертная и обожествленная; людей поражает история о ребенке, рожденном сумасшедшей матерью от неизвестного отца. Она попала на глаза публике из ниоткуда и исчезла слишком скоро в ту же самую неведомую тьму, из которой явилась. Подобно столь многим женщинам, которые были близки с Антоном, она остается в нашей памяти навеки молодой, потому что ей так и не представился случай состариться. Оставшуюся во времени, ее пощадило и не задело Женское движение, поэтому мы так и не увидели, как она могла бы измениться. Для нас ныне она является почти иконой, талисманом, постоянно напоминающим нам о мистическом прошлом. Мэрилин Монро не является чистой и асексуальной богиней, но с сатанистской точки зрения – как раз наоборот. Она – плотская богиня: страстная, полная недостатков, соблазнительная, прекрасная. Если Антон ЛаВей прав, и те вещи, которые он формирует, приходят, чтобы остаться, то наше восхищение ею помогло созданию обновленной женственности.
Глава 5. Твари, что крадутся в ночи
После расставания с Мэрилин в Лос-Анджелесе Антон чувствовал себя еще более опустошенным и одиноким, чем раньше. Он продолжал играть в стрип-клубах вдоль пирса в Оушен-парке и подрабатывал, играя в ночных клубах, на вечеринках и холостяцких пирушках. Но Лос-Анджелес потерял для него большую часть своей привлекательности. Помимо короткого знакомства с одним из громил из круга Лаки Лучано, в городе больше ничто его не держало. Он решил вернуться в Сан-Франциско. Даже несмотря на то, что он пока не знал, чем будет зарабатывать себе на жизнь, он знал, что его ожидали там не лучшие, но и не худшие перспективы, чем в Лос-Анджелесе.
У Антона не было проблем, чтобы найти работу. Он легко заработал репутацию надежного тапера для стрип-шоу. «Маленький Цезарь» Гранелли, местный промоутер и поставщик актеров, договорился, чтобы Антон стал играть на органе на разных пирушках для холостяков, которые он организовывал в Бальной зале Авалон и в Бич-Шале. Одновременно Антон эксплуатировал и свои таланты фотографа – он получил работу в фирме Paramount Photo Sales (не связанную с киностудией), где снимал женщин в разных стадиях наготы. Работа ему нравилась – будь то аккомпанемент женщинам, которые снимают одежду, или же фотографирование женщин, обнажающих себя менее откровенным способом.
Когда началась Корейская война, перед Антоном возникла угроза призыва. В те дни молодой человек не убегал в Канаду, чтобы избежать призыва, а мог просто поступить в колледж. Хотя Антон никогда даже не обеспокоился тем, чтобы закончить школу, это его не остановило. Это не было помехой для человека, который вместо школы мудро изучил балаганные трюки. В сентябре 1949 года он записался в Сити-колледж Сан-Франциско на специальность «криминалистика» и решил приобрести репутацию почтенного студента. После занятий Антон зарабатывал деньги тем способом, который знал лучше всего, – музицировал.
Через друзей он связался с воинственными еврейскими группами, некоторые из которых поставляли оружие во вновь образованное государство Израиль, – с организациями типа «Бетар», «Хашимер Хатцаир», «Поале Сион», «Штерн» и «Иргун». Ввиду той свирепой тактики, которой они придерживались, некоторых из них сравнивали с нацистами. Парадоксально, что в то же время ЛаВей играл на фортепьяно на встречах ветеранов бригады им. Авраама Линкольна, – тех самых американцев, идеализм которых привел их в 30-е годы в Испанию, где они воевали за то, что считали правильным, хотя их неизменно клеймили «леваками». Именно там Антон встретил таких людей, как Далтон Трамбо и Алва Бесси, – двух наиболее отъявленных членов «Голливудской десятки». Бесси работал на различных вечеринках осветителем, ибо не мог найти другой работы. Сведения, полученные Антоном, о том, что ФБР засняло его на пленку, когда он входил в зал собраний, похоже, его вовсе не взволновали.
Антон видел, что «красная угроза» далеко еще не исчезла из списка причин для возникновения истерии, подогреваемой церковью. Церковь уже некогда добилась того, что тысячи людей были сожжены на костре, обвиненные в том, что они ведьмы или колдуны, просто потому, что они угрожали не тем людям. Поэтому симпатия ЛаВея к группам, которые клеймили как «комми» в тех условиях, которые тогда существовали в стране, была нескрываемой. Восприимчивая манера Антона оказалась живительной для отверженных патриотов. Он слушал, как разочарованные мужчины пели песни про Мадрид, Хараму, брюнетку… Антон мог вдохнуть в их музыку новую жизнь, это было интереснее, чем крутить одну и ту же заезженную пластинку. Они доверяли Антону, их вдохновляло его желание учиться и тот пыл, с которым он исполнял мелодии. Те изгои, для которых играл Антон, ценили его энтузиазм и награждали его рассказами о партизанах, которые воевали в интернациональных бригадах, надеясь, что какая-то часть их сможет с его помощью пережить самих рассказчиков.
ЛаВей вспоминает: «Все это было очень похоже на эскапады из старых фильмов типа «Женщина с пирса № 913». В Сан-Франциско было два главных места, где проводились такие рандеву, – Еврейский земляческий центр и Коллективный рабочий центр; парни сходили на берег и отправлялись прямо туда, искать какие-нибудь контакты в библиотеке. Меня обычно нанимали играть на показах мод или в варьете, а потом я просто шел прямиком в доки, где загружали ящики с оружием, отправлявшимся в Израиль. Большая часть этого оружия относилась к тому, что было «освобождено» во время войны американскими солдатами и признано в качестве DEWAT.[26]26
Deactivated war trophies – деактивированный военный трофей.
[Закрыть] Но еще до того, как оно получало шанс действительно оказаться деактивированным, его смазывали космолином[27]27
Вид антикоррозийной смазки.
[Закрыть] и посылали в Израиль. Его загружали в контейнеры, на которых было написано «меноры»[28]28
Ритуальные семисвечники.
[Закрыть] или что-нибудь еще. В основном это были немецкие МР-40 или Р-38, или даже японские Nambus, – в общем, все, на чем можно было погреть руки. Впоследствии я получал благодарственные письма от организаторов модных шоу, в которых говорилось о том, как я помог им провести презентацию. Мало же они знали о том, что я делал после этих шоу.
Тех сионистских поставщиков оружия лучше всего назвать идеологическими наемниками. У них было такое чувство: «ну, хорошо, может, то, что я делаю, не так уж сильно изменит положение вещей, но по крайней мере я делаю то, что считаю нужным». Хотя многих гораздо больше занимало улучшение и доведение нового оружия и его технологий, с которыми они экспериментировали, чем мысли о том, кого их новые разработки могут поразить или взорвать. Я встречал сионистов, которые только что вышли из европейских тюрем – не из нацистских концентрационных лагерей, а из других тюрем, – и у них были следы от пуль, шрамы на ногах от выстрелов из автоматов. К тому времени они несколько двойственно относились к нацистам. Многие из них были награждены во время Первой мировой войны со стороны Германии, затем воевали в Испании против Германии, только для того чтобы войти в сомнительный союз с нацистами против англичан в Палестине, затем они воевали за установление нового Израильского государства. Этого всегда хватало – больше, чем люди до самого недавнего времени желали слышать. Есть книга, она называется «Сионизм в век диктаторов», которая подтверждает многие из моих подозрений насчет того, что именно происходило между сионистами и нацистской Германией.
Кульминацию всего этого периода своей жизни я увидел много лет спустя, вскоре после того как вышла «Сатанинская Библия». Я встретился с Асафом Даяном, актером, сыном легендарного министра обороны Израиля Моше Даяна, и он просто сиял, говоря о моей книге, соглашался в ней со всем подряд. Он сказал, что это была в точности та философия, которой они придерживались, были вынуждены придерживаться, в современном Израиле. Он пригласил меня приехать в Израиль и остановиться у них в доме в любое удобное для меня время».
По мере того как заработки Антона на карнавалах падали, он нашел работу в театрах бурлеска, играя для самых знаменитых стриптизерш типа Лили Сэн-Кир, Зориты, Темпест-Сторм (Бури-Урагана) и Эвелин Вест. (В Окленде в театре «Эль Рей», где он работал, бывший армейский фотограф по имени Расс Мейер как раз начинал карьеру легендарного режиссера фильмов с обнаженкой.) Антон подметил ту же самую закономерность, с которой он уже встречался, работая на карнавалах и в других стрип-шоу. Как бы гипнотизирующе ни выступала на сцене раздетая женщина, мужчины всегда отвлекались от нее на симпатичную девушку в зале, которая, возможно, «случайно» обнажала чуть больше голую ножку поверх чулка, чем это было бы принято. Если она делала это достаточно невинно, все глаза оказывались прикованными к ней, а не к девице, колыхавшейся перед мужчинами в зале. Проявления именно такого типа похотливого интереса он видел и возле дырочек, проверченных в карнавальных аттракционах.
Эта формула начала постепенно формироваться в голове у Антона, и в конце концов он вывел из нее «Закон запретного». Этот закон объясняет сам феномен человека тем, что его больше привлекает запретное, чем разрешенное. В театре бурлеска симпатичная спутница, которая обнажается больше, чем сама осознает, вызывает гораздо более живой интерес, чем стриптизерша на сцене, снимающая с себя всю одежду. Стоящая возле вентиляционного отверстия женщина тоже подвергается нападению порыва воздуха и вынуждена продемонстрировать больше, чем намеревалась показать, – нечистое белье или его полное отсутствие! Наблюдатель видит то, что совершенно не предназначалось для того, чтобы быть увиденным. Зрелище немедленно делается гадким, а значит, и непреодолимо влекущим. Компетентная ведьма изучает эти принципы и обнаруживает способы использовать их себе на пользу. (Антон описал эти техники в «Совершенной ведьме», которая через несколько лет была переиздана под названием «Сатанистская ведьма»).
Плейленд (Мир игр) в Сан-Франциско на пляже был одним из самых больших парков отдыха в Америке. Некоторые из балаганщиков, друзей Антона, работали там в межсезонье, и его склонность ко всяким лазам привлекла его к этому месту. (Там на скалах раскинулись легендарные «Купальни Сутро», одно из самых таинственных мест, которые можно отыскать.) Именно там однажды вечером Антон встретил свою первую жену Кэрол Лансинг, дочь одного из руководителей банка Wells Fargo. Он был очарован этой девочкой-блондинкой ростом пять футов и два дюйма. Друзья описывали Кэрол как «Джейн Мэнсфилд в миниатюре» еще за много лет до того, как Антон увлекся Джейн. Когда Антон сообщил Джейн об этом, она ответила без колебаний: «Зачем ограничиваться миниатюрой, когда ты можешь иметь настоящую вещь?»
Поскольку Кэрол не была совершеннолетней, паре было необходимо заручиться разрешением родителей на свадьбу. Будучи склонными поддерживать свою дочь во всем, что она делала, родители тем не менее с некоторым подозрением отнеслись к отношениям дочери с этим опасным взрослым мужчиной. Антон вообще обнаружил, что его внешность не вызывала доверия большинства родителей. Несмотря на то что его жесткая и подозрительная внешность по каким-то странным причинам нравилась девушкам, ему приходилось встречаться с ними где-нибудь за углом.
В то время, когда Антон встретил Кэрол, он выглядел гораздо более опасным из-за глубокого шрама на правой щеке. Он получил этот шрам во время ссоры с другом, еще когда ему было 16 лет, как раз перед тем, как оставил дом и присоединился к цирку. Драка началась из-за едкого замечания по поводу моральных устоев девушки, с которой Антон в то время встречался. Антон разъярился. Когда драка перешла в серьезную стадию, второй парень выхватил нож и раскроил Антону щеку. «У него действительно не было выхода. Я его чуть не придушил и не думал в тот момент ни о чем, кроме того, что он оскорбил девушку. Он был прав, и это самое печальное».
Через некоторое время после ссоры парень, который порезал Антона, попал в полицию по другому обвинению. Находясь в камере предварительного заключения, он закинул ремень за трубу, обернул свободный конец вокруг своей шеи и повесился. Это был первый опыт Антона в области непреднамеренного возмездия.
Родители Кэрол в конце концов были очарованы сдержанным поведением Антона, его музыкальными талантами и преданностью их дочери. Видя непререкаемую решимость дочери, они просто приняли зятя таким, каким он был, – ничего другого им не оставалось. В свою очередь Антон старался стать ответственным семьянином. Он сочетал учебу на факультете криминалистики с талантом фотографа, работая на полицейское управление Сан-Франциско в качестве полицейского фотографа. Там он ежедневно сталкивался с худшими проявлениями человеческой натуры. Его могли вызвать в любое время, ему приходилось гнать через весь город, чтобы сфотографировать место убийства, самоубийства, автомобильной катастрофы, взрыва – всего того, что требовало расследования с учетом серьезности происшедшего.
В городе происходило достаточное количество кровавых происшествий, которые заставляли мозг Антона закипеть: дети, распластанные на тротуаре водителями, скрывшимися с места происшествия, молодые женщины, жестоко убитые ревнивыми любовниками, раздутые тела, выловленные из залива Сан-Франциско, мужчины, застреленные своими братьями или лучшими друзьями, изнасилованные и убитые девочки… Как он мог поверить в то, что все это делалось по какому-то плану, – все это бесчувственное варварство, что Бог на небе приглядывал за всеми этими людьми? Разве могла существовать причина, по которой такое количество боли и страдания отпускалось невинным душам? Бога не могло быть. Людей надо было заставить отвечать перед другими людьми, а не зависеть в осуществлении правосудия от какого-то верховного божества, которое осуществило бы справедливость, – такого Бога не существовало.
«Бога нет. Нет на небесах верховного всемогущего божества, которое заботится о жизни человеческих существ. Там наверху нет никого, кому было бы не наплевать. Человек – вот единственный Бог. Человека надо научить отвечать за свои действия перед собой и другими людьми».
Антон решил, что должен существовать новый представитель справедливости – не какой-то карающий, патриархальный белобородый Бог, но новый человеческий адвокат. Некто, кто не был бы отделен от нас и окутан в «божественность», но кто-то, кто понимал все те мучения, которые означали бытие человеком, кто разделял бы наши собственные страсти и слабости, но был бы при этом каким-то образом мудрее и сильнее. Антон начал осознавать, что большая часть нашего прогресса в науке и философии была достигнута теми, кто восставал против Бога и церкви, или против диктата стандартизованного общества. Нам нужен был представитель для этого революционного, креативного, не подавляемого духа внутри нас самих – не Святого Отца, но, возможно, брата-бунтовщика.
И Антон уже знал ту единственную фигуру, которая подходила на эту роль. Божество, чья бунтарская, страстная натура описывалась с самых темных начал времен, с немым восхищением или со страхом, или и с тем и с другим. Сатана, под тем или иным именем, преследовал человечество, искушая его сладкими соблазнами и просвещая его ослепляющими откровениями, предназначенными только для богов. Поклонявшиеся Сатане обращались к нему не как к «Нашему Отцу», но как к соотечественнику, который напрямую занимался делами людей на земле. Он был тем, к кому можно было обратиться за силой для воздаяния и кто раздавал заслуженное вознаграждение, которое божественный «Господь» никогда бы не понял. Вместо того чтобы создавать грехи, обеспечивая податливость вины, Сатана вдохновлял потворство своей натуре. Он был единственным божеством, которое действительно могло нас понимать.
Учитывая то, что Антон держал свою камеру на взводе постоянно, это вдохновляло его на то, чтобы делать интересные снимки людей, когда он видел что-то особенно поразительное. Его фотографии того времени несут на себе сильный отпечаток влияния Артура Феллига, известного под прозвищем «Виги» (Weegee), который работал полицейским (криминальным) фотографом в Нью-Йорке в 40-х годах. Этюды Антона настолько реалистичны, что граничат с макабром, напоминая работы Дианы Арбус.
В течение тех лет, что он работал на управление полиции, его фотографии привлекали к себе большое внимание. Некоторые из своих работой выставлял, некоторые продал журналам и выиграл целый ряд конкурсов. Нельзя сказать, чтобы люди всегда очень радовались, глядя на фото, которые делал Антон на месте убийств, там, где все смешалось в результате автомобильной аварии, или, скажем, глядя на его не менее будоражащие перспективы семейного отдыха на пляже, но тем не менее они не могли не смотреть. А Антон в свою очередь считал, что камера слишком ограничивает воображение, слишком механистична.
К тому времени Антон уже некоторое время писал картины, экспериментируя, помимо прочего, с техникой, почерпнутой в работах Ивана Олбрайта, который сделал мрачные иллюстрации для цветового решения фильма «Портрет Дориана Грея». Одной из подобных картин, выставленных Антоном, стал безобразный портрет мужчины в полуразложившемся состоянии – его собственный «портрет на чердаке», выполненный в 21 год. Картину выставили в витрине галереи для привлечения покупателей, но она оказалась слишком неприятной; столь многие люди протестовали против нее, что полотно пришлось убрать.
Еще в 1951 году взгляды Антона были сформулированы достаточно полно, чтобы он уже начал искать группу «официальных» поклонников дьявола. Он посетил собрание членов Ордена Телема в Беркли, последователей Алистера Кроули, который с гордостью называл себя «Самым безнравственным человеком в мире» и, предположительно, находился во взаимодействии с темными стихиями. Антон был разочарован встречей с кучкой мистически ориентированных гадателей на картах, которые делали акцент на изучении восточной философии, языков звезд и рассуждений о том, как достичь духовной нирваны и единения. Несколькими годами раньше Антон заказал книги Кроули у Джека Парсонса в Пасадене – «Равноденствие богов», «Магию без слез», «Дитя луны», «Дневник наркотического друга», «Меч и песню», «Tannhäuser», «Книгу лжи», «Йогу для деревенщин» и «Книгу закона». Когда в 1952 году вышла биография Кроули, написанная Джоном Симондсом, – «Великий зверь», Антон пришел к выводу, что основатель Ордена Телемитов был накачанным наркотиками позером, достигшим наибольших успехов в области поэзии и альпинизма. Несмотря на истерические истории о диких сатанистских оргиях, которыми он, по рассказам, верховодил, и на богохульные взгляды, которыми, по слухам, были полны его писания, последователи Кроули были довольно безобидными – гораздо более неземными и воздушными, чем ожидал Антон. Ему пришла на ум мысль, что люди просто придумывали сказки о предполагаемых похожих культах, в которых поклоняются Дьяволу, вне зависимости от того, какими бы кроткими ни были на самом деле эти группы.
В 1952 году родилась первая дочь Антона, Карла Марица. Ее темные вьющиеся волосы и быстрый ум отражали соответствующие черты отца, сформировав между ними магическую зависимость с самого рождения. На следующий год ответственность Антона на работе в полицейском управлении расширилась, когда его назначили – без всякой просьбы с его стороны – реагировать на все повторные звонки по телефону 800, приходившие из разных бюро. Это был кодовый номер «для психов»: по нему звонили те, кто рассказывал о привидениях, сияющих образах, летающих по улицам, странных звуках, НЛО, таинственных лучах и обо всех остальных вещах такого рода, происходящих по ночам. Работа становилась более интересной. Никто в управлении не хотел заниматься этими делами – не по причине страха перед странными вещами, которые предполагает название «звонки от психов», но просто – из врожденного страха перед всем непознанным.
Антон же был в восторге. В своей работе охотника за привидениями он использовал термен – один из ранних электронных инструментов, детектор вторжений. Настроенный на фиксированную частоту, он позволял отслеживать флуктуации с помощью уровня и интенсивности своего звучания, если некое «присутствие» как-то себя обнаруживало. (В Голливуде использовали термен в качестве стандартного музыкального инструмента для «привиденческой» фоновой музыки в фильмах про таинственные дома.) Он расставлял ловушки для «привидений»: камеру, заряженную инфракрасной пленкой с чувствительным триггером для записи любой образовавшейся на периферии активности; магнитофон, чтобы записывать любые призрачные звуки, которые могли издавать такие существа, проходя мимо него. Не одну ночь он провел в спальном мешке, лежа в ожидании появления зазевавшегося призрака. Антон действительно оказался одним из первых в Америке «охотников за привидениями».
«Современные охотники за привидениями – это те, кто знают что-то о человеческой природе. Вот это и есть истинно паранормальное явление в наши дни – спрятанные секреты человеческой психики. Новые Карнаки, Джоны Сайленсы[29]29
Герой романа Алджернона Блэквуда «Джон Сайленс – парамедик».
[Закрыть] и Жюли де Грандены[30]30
Герой фантастической серии книг Сибери Куинна.
[Закрыть] не расхаживают, потрясая тибетскими молниями, и больше не стоят в центре защитных пентаклей-пятиугольников, изгоняя всевозможных демонов и монстров.Тот исследователь, который в наше время будет иметь дело с злонамеренными силами на их почве так, как это описывалось в старых дешевых журналах, посмотрел бы невинной нечисти в глаза и сказал бы: «Ты ведь несчастен, да? Ты включаешь свой стереопроигрыватель на полную мощность, слушаешь непрекращающийся ритм и позволяешь музыке полностью тебя захватить. Ты мчишься по шоссе, плотно закрываешь окна и наслаждаешься этими ощущениями. Ты новая разновидность раба, живой мертвец, человек из стручка и ты даже не знаешь этого. Я знаю, что тебе нужно, хотя ты сам этого не знаешь. Вы могли быть галерными рабами, мастерами гребли, приплывшими через время к шуму ударных инструментов, оглушающему водителя машины.
В своей руке я держу длинный пастуший кнут, который заставит тебя покориться или – освободит тебя, в зависимости от твоих склонностей. Ты не сможешь меня одурачить. Ты можешь одурачить тех писак, но не меня, нет. Я знаю, что тебе нужно». Современные охотники за привидениями являются экспертами по паранормальным явлениям – фрейдистские представления ныне оставлены в пыльных книгах. Они обнаруживают значения за значениями. Их Иегова больше не может этого делать – дай никогда толком не мог. Для этого нужен Дьявол, он был нужен для этого всегда. Если они хотят Ада, я дам им Ад».
Конечно, большинство экспериментов Антона оказались ненужными, разве что для удовлетворения его собственного научного любопытства. Исполняя свои рабочие задания, Антон узнавал еще больше о тайнах животного под названием «человек». Сценарий обычно выглядел так: Антон прибывал в дом, где обнаруживал обеспокоенную пару, до полусмерти перепуганную неземными стонами, доносящимися из запертого дома. И Антон обнаруживал источник «неземных стонов»: ржавую банку, свистящую на ветру, или бедную полумертвую от голода кошку, которая провалилась в разбитое слуховое окно и не могла выбраться.