Текст книги "Тайная жизнь сатаниста"

Автор книги: Бартон Бланш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)

Иногда Антон заезжал, чтобы забрать Джейн из отеля, и заставал дверь ее номера открытой нараспашку, а носильщики, разносчики, портье и мужчины-постояльцы вертелись возле открытой двери, поспешно удаляясь по своим делам, когда Антон появлялся в коридоре. Когда Антон входил, Джейн приветствовала его в довольно разобранном состоянии, одежда ее была смята. Он не знал, что конкретно делала с собой Джейн, но все проходившие мимо мужчины, без сомнения, были заинтригованы.

Антон вспоминает один особенно скандальный случай, когда он остановил машину на забитой бензоколонке и пошел в туалет. Когда он вернулся, то обнаружил Джейн сидящей на ограждении, попивающей свой «7-Up», с ногами, расставленными так широко, что можно было видеть все, что находится у нее под мини-юбкой. Работа на колонке полностью застопорилась, потому что все таращились на Джейн. Радостно улыбаясь Антону, она громко призналась: «На мне нет трусов». Антон довел Джейн до машины и поспешил прочь от разинувших рты служителей колонки, которые оставили свои рабочие места и несколько кварталов преследовали Антона и Джейн, пока те не скрылись из виду.

«Джейн имела врожденное понимание того, как работает похоть», – говорит ЛаВей. В «Мстителе Дьявола» он описал Джейн как «похотливую сладострастную мегеру, которая испытывала моменты наивысшего счастья, когда каталась на полу, исполненная мазохистской, оргиастической энергии». Он добавляет: «Джейн любила, когда ее унижали, любила быть опущенной. Для нее не было ничего запретного в постели, и она купалась в своей похоти. Не знаю уж, какой она была с другими мужчинами, но мне она всегда совершенно четко давала понять, что и как она хочет. И всегда добивалась того, чего хотела. Она жаждала жесткого хозяина, который мог бы доминировать над ней, – отцовской фигуры.

Большинство людей вынуждены сами придумывать себе сложности в жизни или делать так, чтобы их создавали для них другие, дабы удовлетворить свои мазохистские стремления. Джейн была реализовавшей себя мазохисткой, ей не нужны были эмоциональные встряски. Она предпочитала получать их в физической, сексуальной форме. Поэтому бесконечные преследования Броди ее угнетали: ей нужны были физические мучения, а не эмоциональные.

Я говорю, что она была реализовавшей себя мазохисткой, потому что она подгоняла меня словами, чтобы я понял и точно знал, что она хочет, чтобы я с ней сделал: например, кинул бы ее на землю, тянул бы за волосы. Все это проговаривалось словесно, но это было элементом игры – мы оба прекрасно понимали, чего она действительно хочет. Ее поведение сильно отличалось от того, когда те, кто действительно хотят, чтобы их ударили, не признают этого, – они будут манипулировать вами всеми возможными способами, чтобы заставить вас уничтожить их, но никогда не признают этого, они даже и себе не признаются в том, чего они хотят и почему они могут этого хотеть. Это вершина лицемерия. Именно таким был Броди. Такие люди всегда получают то, чего заслуживают, но, вероятно, не то, чего хотят.

Джейн ненавидела эмоциональное уныние и манипуляции, но вследствие того, что все так восхищались ею, ей нужно было ритуализированное унижение. На публике она желала, чтобы люди любили ее, хотела, чтобы все были счастливы, гармоничны, жаждала сводить людей вместе, – она не желала хаоса и дисгармонии. Но в личной жизни Джейн требовались подчинение и унижение. Она знала, что ей для удовлетворения своего «я» нужны восхищение публики, мужчины, которые увивались бы за ней. Но чем больше поклонения Джейн получала, тем больше ей требовалось противоядие. Она обладала поразительной проницательностью, умея настолько понять себя, чтобы осознать свои потребности настолько ясно. Большинство людей не имеют мужества так реалистично взглянуть на самих себя. Поэтому, как я думаю, ей и нравилось быть со мной. Я не боялся дать ей то, что она хотела».

Диана, жена Антона, делала все возможное, чтобы принять восхищение, которое испытывала Джейн к ее мужу, точно так же, как она принимала другие грани роли, которую играл ЛаВей. «Диана понимала настолько, насколько человек вообще может это понять. Я – Верховный Священник Церкви Сатаны, а не проповедник из воскресной школы. Часто именно Диана подходила к телефону, когда звонила Джейн. Будучи моей женой, она была осмотрительной и тактичной, – она осознавала все то, что было потенциально хорошо для Церкви. Однако я не думаю, что Джейн любила Диану. Когда они находились вместе, Джейн всегда садилась спиной к Диане. Диана, казалось, не имела ничего против, – ей было скорее забавно, чем обидно. Тот факт, что Джейн была кинозвездой, ничуть не волновал Диану. Она знала, чем была Джейн. Ей приходилось иметь дело с большим количеством разных людей. Тот энтузиазм, который Джейн испытывала в отношении меня, был одним из сопутствующих моментов того обстоятельства, что Диана была замужем за знаменитостью.

Джейн была всегда готова въехать в наш дом, если бы у нее было хотя бы пол-шанса. У нее всегда было огромное количество личных вещей в нашем доме. В ванной комнате была ее косметика, одежда разбросана по всему дому, наполовину в чемоданах, наполовину вне их, туфли раскиданы под кроватями… Когда она снимала вещи, она просто давала им упасть, кидала в кучи. А Диана ничего за ней не подбирала. Вещи оставались там, где были брошены, Джейн было наплевать. В этом отношении она была очень похожа на Мэрилин».

Чтобы восславить прирожденные способности Джейн как сатанистки, ЛаВей сделал ее Жрицей Церкви Сатаны и подарил ей сертификат, подтверждающий ее статус, который она с гордостью повесила у себя на стену, презрев протесты Сэма Броди. Не обращая внимания на постоянное сопротивление Броди, Джейн начала серьезно изучать ведьмовство и черную магию. Она стала регулярно приезжать к ЛаВею, чтобы поведать ему о своих успехах, поделиться каким-нибудь новым открытием, подтвердить свою любовь к нему и попросить о каком-нибудь заклинании счастья.

«Разница в подходах Мэрилин и Джейн к интеллектуальным исканиями заключается в том, что Мэрилин таскала с собой большие тяжелые книги и тусовалась с умными людьми, чтобы получать от них интеллектуальную подпитку, тогда как Джейн действительно имела потребность в знании. Джейн очень гордилась тем фактом, что если ей что-то нравилось, она тут же это запоминала. Все то время, пока «Сатанинская Библия» находилась в форме рукописи, Джейн постоянно листала страницы и добилась того, что выучила многие из них наизусть».

Частью отношений ЛаВея с обеими этими женщинами было то, что они обменивались книгами. «Мэрилин дала мне экземпляр книги Стендаля «О любви», и у меня до сих пор хранится экземпляр книги Уолтера Бентона «Это моя возлюбленная», которую мы купили вместе на Сансет-бульваре. Именно Мэрилин привлекла мое внимание к этой книге. Она хотела, чтобы я прочел ее и написал в ней что-нибудь для нее. Я даже написал в книге ее имя, но вышло так, что книга осталась у меня. Она очень много значила для меня в течение особенно темного периода моей жизни, когда я оставил Лос-Анджелес. Джейн постоянно настаивала, чтобы я прочел «Историю О» и «Я, Ян Крамер». Она дала мне истрепанные копии обеих этих книг. Это очень женский подход – желать делиться книгами с людьми, которых они очень любят».

Читая что-то однажды вечером, Джейн столкнулась с термином «инкуб». Это слово используется для описания мужского демона, который приходит к женщинам во сне и соединяется с ними в страстном соитии. Магов всегда обвиняли в том, что они насылали подобных демонов в своем собственном образе, чтобы обольстить невинных женщин. Броди, вечно подозрительный, запретил Джейн ехать в Сан-Франциско на встречу с Ла-Веем. Когда Джейн прочла об инкубе, она возбудилась от мысли, что ЛаВей может послать к ней свой образ ночью, чтобы любить ее.

Джейн немедленно позвонила ЛаВею, чтобы рассказать ему о том, что она прочла, и спросить его, правда ли это. Антон подтвердил существование легенд, но попытался уйти от прямого обещания. Когда она позвонила с кинофестиваля в Акапулько в декабре 1966 года, она была уже более настойчива, прося Антона описать в смачных деталях инкуба, которого он пошлет ей: «Смогу ли я ощущать его? Насколько большим будет его член? Заставит ли он меня возбудиться так же, как сейчас?»

На самом пике рассказа Джейн о том, что она хотела бы от инкуба, мексиканский оператор, следивший за звонком, разъединил связь, пытаясь обезопасить мораль международных телефонных переговоров. Это не отвлекло Джейн от ее задачи, она немедленно позвонила снова через другого оператора. «Как я должна лежать, ожидая его, – должна ли я находиться на спине, широко раскинув ноги? Насколько твердым он будет? Он будет нежным или грубым со мной, быстрым или медленным? Делается ли он тверже?» И в конце разговора она добавила (хотя в этом и не было необходимости): «И пусть он обязательно выглядит, как ты».

Поддавшись особой настойчивости Джейн, ЛаВей был вынужден пообещать прислать к ней инкуба той же ночью, – больше для того, чтобы освободить телефон, чем действительно намереваясь выполнить настоящее магическое действие. Но чтобы доставить ей удовольствие, он действительно послал ей некоторое количество позитивной энергии. На следующий день Джейн позвонила, чтобы поблагодарить Антона за то, что он прислал ей инкуба. И она подробно описала все то, что физически чувствовала во время занятий любовью с инкубом.

ЛаВей полагает, что подобные же чувства некоторые женщины испытывают к образам сатиров, змей, демонов, романтической бестии в классическом смысле этого слова, – к образам скорее элегантных, завораживающих, чем слюнявых и грубых существ. Могут ли эти женщины быть прямыми потомками тех, кто известны нам под именами сильфид, нимф и других женских существ, населявших луга и леса? Возможно, у них развивается архетипическая склонность, требующая удовлетворения, которая направляется к ЛаВею, ибо он располагал некими сатироподобными качествами. Не имело значения, был он Верховным Священником или нет, – привлекательность оставалась такой же. Мэрилин Монро была заворожена темной стороной, – когда она была молодой, ей снились сны о Дьяволе, – и она потянулась к Антону задолго до того, как он организовал Церковь Сатаны. Джейн и Диана тоже имели похожие компульсивные склонности. «Приходится удивляться тому, насколько атавистичны эти реакции».

Сэм Броди пытался мешать отношениям Джейн с ЛаВеем и с Церковью. Джейн приходилось прибегать к уловкам, чтобы избавиться от него. Казалось, что Джейн не может поехать вовсе никуда ни по какому поводу, чтобы Броди не тащился за ней. Однажды, отчаянно желая встретиться с ЛаВеем, Джейн купила билет на самолет в Сиэтл, зная, что Броди тут же купит билет на тот же самый рейс, и дождалась последней минуты перед посадкой. Она позволила ему следовать за собой. Когда они остановились в маленьком портлэндском аэропорте, Джейн вышла из самолета, чтобы размяться. Когда же диктор пригласил пассажиров обратно на рейс до Сиэтла, Джейн хладнокровно пронаблюдала, как самолет выруливает на взлетную полосу, а затем пошла в кассу и купила билет до Сан-Франциско.

Когда Броди был занят в суде, Джейн ездила в Сан-Франциско так часто, как только могла. Когда она приезжала, она немедленно требовала внимания Антона. Если оказывалось, что он читает лекцию или говорит по телефону, она настаивала на том, чтобы он вышел наружу и встретил ее у поджидающего лимузина. Казалось, она ждет от ЛаВея, что он будет сопровождать ее в ее любимые рестораны Сан-Франциско – «Эрниз», «Трейдер Викз», «Синий Лис»… «Джейн могла быть требовательной женщиной, – вспоминает ЛаВей. – Иногда это выглядело так, как будто я ее персональный колдун по вызову.

Бывало, Джейн звонила из аэропорта, когда сходила с самолета. Если я не мог подобрать ее – был занят или просто не успевал, – она звонила миссис Хэлси,[43]43
  Близкая подруга Джейн, Люсия, жена адмирала «Булла» («Быка») Хэлси. Примеч. авт.


[Закрыть] чтобы она послала свой «бентли» из города, или звонила на местную телевизионную или радиостанцию, – они всегда были рады получить от нее хоть что-то. Они без промедления высылали за ней шофера, и она заставляла его ехать прямо ко мне домой. Они ждали в своем «шевроле» за углом, а меня вызывали с семинара, который я вел иногда для 40–60 человек, набившихся в комнату, чтобы послушать какую-нибудь мою лекцию. Я ненадолго оставлял слушателей, спешил вниз к ней, быстро говорил, чтобы она подождала меня, затем возвращался к ожидавшим меня людям. После этого я стремился завершить лекцию как можно быстрее. Если я этого не делал, Джейн начинала играть внизу на машинах для пинболла, запускала музыку в музыкальных автоматах или начинала колотить по потолку, чтобы привлечь мое внимание. Я не говорю, что стал бы делать такие вещи для кого-нибудь еще. Но «кто-нибудь еще» не был Джейн Мэнсфилд».

Хотя Джейн никогда не посещала публичные ритуалы Церкви Сатаны, Антон организовывал для нее личные церемонии. «Джейн не хотела участвовать в ритуалах с целой группой людей, ей не нравились семинары и вечеринки, – вся идея для нее заключалась в том, чтобы держаться подальше от толпы. Поэтому она не проскальзывала тихо в комнату с заднего хода, когда я вел свои семинары. Она хотела, чтобы я принадлежал только ей одной». «Она не терпела, чтобы в комнате находилась какая-нибудь еще женщина, – вспоминает Карла ЛаВей, – даже четырнадцатилетняя девочка». «Но вокруг всегда были люди, – продолжает ЛаВей, – они должны были там быть. Диана, Виктор Хьюстон, люди, сопровождавшие Джейн… Поэтому ей приходилось придумывать предлог, чтобы провести ритуал, или выйти со мной пообедать, или если она хотела мне что-нибудь показать. Но даже в ритуальном зале я боялся, что за нами могут наблюдать, или что кто-нибудь может прийти за мной, если я понадоблюсь. Джейн было наплевать. Она была настоящей эксгибиционисткой. Иногда казалось, что чем больше будет зрителей, тем больше ей это понравится. Ей нравилось заниматься сексом там, где люди могли нас увидеть, могли наткнуться на нас или где мы могли бы их шокировать».

Однажды, когда ЛаВей был гостем Джейн на светской вечеринке, проводившейся в пентхаусе миссис Хэлси на Русском холме, Джейн завлекла его в хозяйскую спальню, где многие гости оставили свои пальто. Одна из стен полностью состояла из окна от пола до потолка. Вид был потрясающий. Джейн захотела, чтобы Антон лег с ней на шезлонге перед окном. Ну и естественно, по мере того как Джейн потягивалась и перемещалась, одно вело за собой другое. Она подстегивала Антона, говоря: «Ты что же, не хочешь их немного встряхнуть? Это пошло бы им на пользу. Ну что же ты за дьявол? Разве ты не хочешь немного поразвлечься?»

С течением времени Джейн требовала все больше и больше внимания и времени Антона. Она устала от того, что ее таскают за собой рекламные агенты и льстивые поклонники. Ей хотелось видеть более интересные места. «Куда ты ходишь по вечерам, Анто-о-он? Я не хочу просто слушать об этих местах, я хочу ходить туда, куда ходишь ты». Джейн решила, что хочет сопровождать Антона в его ночных экспедициях, исследовать места, населенные призраками, таинственные пропажи, кладбища и странные свечения, – пытаясь получить те же экстрасенсорные впечатления от мест, как и он. Антон открыл перед ней ворота в свой черный мир. Он показывал ей места убийств и тайн, объясняя свои теории дьявольских углов и невидимых влияний. Они ездили в заброшенные дома на холмах за Бельмонтом в Калифорнии, где катастрофы преследовали несколько живших там поколений. Антон возил Джейн в Нат Хилл в Беркли, где, по рассказам, в греческом храме жили некогда Исидора Дункан и ее сестра. Они исследовали заброшенные кирпичные строения рядом с тюрьмой Сан-Квентин, – место, где произошло несколько нераскрытых убийств. Джейн была очень рада, что Антон делился с ней этими местами.

«Интересно, что когда я находился с Джейн в аэропортах, ресторанах, отелях, вокруг постоянно толпились люди и вспыхивали вспышки фотоаппаратов. Но когда мы выходили с ней поздно ночью и останавливались в какой-нибудь забегаловке, чтобы позавтракать, люди, конечно, смотрели и даже пялились, но, похоже, в общем, не знали, кто мы такие. Мы были вне контекста. Это давало прекрасную возможность наслаждаться анонимностью».

Когда Броди осознал полную преданность Джейн Антону, он пришел в отчаяние. Он угрожал ее шантажировать, утверждал, что выпустит в свет фотографии, подтверждающие сексуальные связи Джейн. Она просто дымилась от возмущения, рассказывая Антону, как Броди напичкал ее наркотиками до невменяемости, подложил ей в постель торговца наркотой, а потом привел в комнату фотографа, который и сделал инкриминирующие фотографии, которыми Броди стал угрожать ей. «Броди вел себя как многие другие парни, которые попадают в нездоровую зависимость от секс-символов, – говорит ЛаВей. – Тайно они получают кайф от того факта, что женщина занимается сексом с другими партнерами, но они хотят, чтобы это происходило на их условиях, по контролируемому сценарию. Для такого рода людей нет ничего необычного в том, что они сами находят любовников для женщины. В конце концов их эмоции переполняют их, страсть ведет к гневу, и ситуация полностью выходит из-под контроля».

Джейн никак не отреагировала на угрозы Броди, и он решил сконцентрироваться на том, чтобы организовать неприятности ЛаВею. Однажды, когда Броди поехал вместе с Джейн в Сан-Франциско, он прочесал улицу Бродвей на Северном пляже в поисках каких-то крутых темных типов и предложил им поехать на вечеринку, которая якобы должна состояться в доме Антона. Ему показалось, что это лучший способ запугать ЛаВея. Броди пообещал им, что будет много еды, выпивки и наркотиков, а в качестве особенного бонуса он обещал им возможность встретиться с сексуальной богиней Америки, Джейн Мэнсфилд. Желающих оказалось много. Броди появился у дверей Антона с двумя машинами, набитыми людьми, подобранными на самых злачных улицах города. Броди оттолкнул привратника и провел своих «гостей» в гостиную, где они расселись в креслах и стали дожидаться начала вечеринки. Потом он быстро выскользнул из дому и стал следить за происходящим из машины с противоположной стороны улицы.

Антона вызвали из глубин дома, и он попытался объяснить, что никакой вечеринки не планируется и что молодые люди могут со спокойной совестью отправляться по домам. Но они были решительно настроены на то, чтобы встретить Джейн Мэнсфилд. Джейн и Диана укрылись на кухне в задней части дома. Джейн уже почти билась в истерике. После повторной просьбы освободить помещение Антон понял, что такт и вежливость не помогут. Он перешел к угрозам, но крутые парни все никак не уходили. Используя последнее средство, Диана позвонила в полицию. Буквально через несколько минут несколько радиофицированных машин полиции с визгом затормозили перед Черным домом. Времена были такие, что они явились вооруженными всем необходимым для подавления бунтов. Однако незваные гости стали вести себя так оскорбительно, что Антон уже готовился привести в гостиную Тогаре и проверить, не сможет ли настоящий лев заставить «гостей» покинуть дом.

Антон знал многих сотрудников полицейского управления Сан-Франциско по именам и был с ними на ты, проработав с ними с самой середины 1950-х годов. По мере того как деятельность, связанная с Черным домом, стала привлекать международное внимание, полицейские стали регулярно объезжать территорию, были знакомы с жилищем ЛаВея и всегда были готовы защитить и самого ЛаВея, и его организацию. Однако даже вид представителей власти не разубедил вторгшихся парней. Они твердо стояли на том, что их должна развлекать Джейн Мэнсфилд. Только угроза тюрьмы сдвинула их с места. Они неохотно столпились в коридоре и забрались в свои машины. Как и следовало ожидать, один из их автомобилей не захотел заводиться, и его пришлось толкать руками где-то милю, пока парни не покинули территорию в сопровождении полицейских. После этого полицейские вернулись в дом для более неофициального визита и общения с самой Джейн. К тому моменту как инцидент оказался исчерпан, Броди уже давно сбежал.

Когда Джейн не давали встречаться с ЛаВеем лично, она по три-четыре раза в день звонила ему из Беверли-Хиллз или оттуда, где она в тот момент находилась, готовая вести интимные разговоры и уверяя его в своей вечной любви. «Джейн могла позвонить в любое время дня и ночи и попросить меня к телефону. Если я был с учеником, она ожидала, что я брошу все и подойду к телефону. Если я спал, она просила, чтобы меня разбудили. Если телефон был занят, она просила оператора на линии разъединить мой разговор, уверяя его, что она звонит по крайней необходимости». «Я люблю тебя, – клялась Джейн, – и это не магия, это личное чувство». Вечный Броди слушал из соседней комнаты, затем врывался, хватал трубку и швырял ее на телефонный аппарат. Терпение ЛаВея в отношении Броди в конце концов кончилось.

Холодной ночью в январе 1967 года Джейн заперлась в своей ванной комнате и, скрючившись возле своей знаменитой ванны в форме сердечка, в отчаянии позвонила ЛаВею. «Пожалуйста, помоги мне, Антон, помоги», – кричала Джейн. ЛаВей слышал, что где-то на заднем плане кричит Броди. «Я больше не могу это выносить! Пожалуйста, помоги мне избавиться от него, Антон!» – умоляла Джейн. В конце концов Броди выломал дверь, схватил телефонную трубку и заорал на ЛаВея: «Она больше никогда не будет тебе звонить! Ты слышишь это? Я не желаю больше слышать, что она разговариваете тобой. Ты шарлатан, и я могу устроить тебе кучу неприятностей. Я выведу тебя на чистую воду…»

ЛаВей взорвался: «Так, минуточку. Я не обязан все это выслушивать. Я не позволю никому называть себя шарлатаном. То, что вы так себя повели, – очень плохо. Я пытался быть с вами терпимым даже тогда, когда вы заслуживали иного обращения. Но сейчас вы зашли слишком далеко. Моя сила превосходит все, что вы только можете себе вообразить, и сейчас вам предстоит ее почувствовать. В течение года вы умрете. Сэм Броди, я объявляю, что в течение одного года вы умрете!»

Позже той же самой ночью ЛаВей провел частный деструктивный ритуал против Броди, церемониально написав его имя на листке пергамента и предав его огню разрушения. По мере того как имя Броди исчезало в огне, ЛаВей призывал силы демонов ада, повелевая, чтобы Броди подобным же образом был уничтожен в назначенное время. В сердце ЛаВея не было места пощаде, ибо он не видел никаких спасительных качеств в этом «проныре», как он называл Сэма Броди. Он посягнул на репутацию ЛаВея, сознательно вовлекал его в неприятности и должен был понести ответственность за последствия своих действий. ЛаВей был более чем терпелив и снес слишком много угроз и грубостей Броди. Простое ненаправленное проклятие на этот раз не спасло бы ситуацию. ЛаВей мог удовлетвориться только смертью Броди.

Как только на Броди было наложено проклятие, ЛаВей позвонил Джейн, чтобы предупредить ее. Она сказала Броди, чтобы тот извинился перед ЛаВеем. Три дня спустя после инцидента Броди позвонил Антону, чтобы попросить прощения. ЛаВей сказал Джейн, что, к сожалению, колеса проклятия против Броди уже приведены в действие, и даже если бы он захотел, он уже не сможет остановить свое проклятие.

«Джейн, я должен сказать тебе прямо, – заявил ЛаВей, – пока ты находишься рядом с Броди, ты путешествуешь под темной тучей. С тобой все будет происходить не так. Уходи от него, пока не стало слишком поздно». Когда Джейн вернулась в Сан-Франциско, она привезла с собой Броди, чтобы упаковать вещи. Хотя казалось, что Броди раскаивается, он все равно стал выпендриваться, гоняя в пределах города со скоростью 80 миль в час, пытаясь контролировать каждое движение Джейн.

В феврале 1967 года Джейн направилась в турне, чтобы развлекать войска во Вьетнаме. Перед отъездом она хотела увидеть Антона, но ввиду того, что не могла избавиться от Броди на достаточно долгое время, она оставила ЛаВею большую открытку, когда пересаживалась с самолета на самолет в международном аэропорте Сан-Франциско. В открытке размером почти в 90 сантиметров в длину, на которой был изображен широкоглазый красный дьявол, держащий вилы, говорилось: «Моему другу-сатанисту, стоящему Высоко в Глазах ортодоксальной религии: мой поиск истины может быть удовлетворен моим Верховным Священником». А на обороте большого конверта она написала: «Пункт назначения – Элизиум!»

Джейн звонила из всех уголков земли и подзывала к телефону всех знаменитостей, которым она рассказывала об Антоне ЛаВее, чтобы ЛаВей поведал им о преимуществах сатанизма. «Она была полна рвения, как минимум», – смеется ЛаВей. Лорд-мэр Белфаста, оригинальная «гламурная девушка» Бренда Фрезьер, вождь какого-то индейского племени, какие-то сенаторы и заседатели, – их было слишком много, чтобы ЛаВей мог их запомнить.

«Они звонили прямо от своих ресторанных столиков, закончив обед. Прежде чем они подходили к телефону, она их хорошенько готовила: «Этот парень здесь очень влиятелен, Анто-оон, – он большая шишка. Он может сделать вам массу полезного. Я ему все о вас рассказала… ну вот, теперь разговаривайте». И я начинал спонтанно читать лекции о сатанизме и о том, чем я занимаюсь. Когда она звонила из Мексики, Европы, Японии или Вьетнама, некоторые собеседники едва говорили по-английски, поэтому мне приходилось говорить с ними на ломаном английском, чтобы меня поняли».

В европейском турне Джейн столкнулась с дальнейшими неприятностями. Ее выступления в ночных клубах Англии прошли очень хорошо, и она должна была ехать дальше. Но когда 82-летний епископ Трали, преподобный отец Дэнис Мойнихан прочел в газетах о том, что Джейн – практикующая сатанистка, он повелел своим прихожанам бойкотировать выступления Джейн. А затем и ирландское правительство отменило ее турне. Джейн, однако, не поколебалась в своей преданности сатанизму. Для Джейн это была единственная философия, которая принимала ее такой, какая она есть. Она все равно была исполнена энтузиазма в отношении своего Верховного Священника. И конечно, Сэм Броди сходил с ума по этому поводу.

В начале того месяца, когда Джейн Мэнсфилд погибла, фотограф Уолтер Фишер попросил Антона позировать вместе с Джейн для какой-то публикации в Германии. Фишер, хотя и жил в Голливуде, делал фотографии в первую очередь для распространения в Европе. Его фото Антона, возлагающего цветы на могилу Мэрилин Монро, было опубликовано на видном месте во втором номере июньского Berlin Bild Zeitung. Антон был доволен тем, какую реакцию вызывала Церковь в Германии в результате работы Фишера, поэтому он с готовностью согласился позировать для него. Джейн обрадовалась возможности сфотографироваться с Антоном и пригласила ЛаВея остановиться у нее в «Розовом дворце».

Фишер сделал снимки Джейн и Антона возле бассейна в форме сердечка, играющими с оцелотом и двумя чихуахуа – Момсикл и Попсикл (позже погибшими вместе с Джейн во время аварии), занимающимися в спортивном зале в Харгитае и взбирающимися на скалы с детьми Джейн и их собаками. (Эти фотографии пропали после смерти Джейн и были вырезаны из новостных подшивок во всем мире.) После того как фотосессия закончилась, ЛаВей стал развлекать детей рассказами о вампирах, привидениях и магии. Джейн-Мэри, старшая дочь Джейн, немедленно полюбила ЛаВея, который совершенно очаровал ее, продемонстрировав свой профессионализм пианиста. Она направила все свое внимание на Антона, полностью игнорируя Броди. Тот покраснел от ревности и унижения и, по мере того как вечер близился к завершению, лучше не становилось. Когда Броди обнаружил, что Джейн-Мэри попросила Антона остаться погостить подольше, он ударил девочку по лицу.

Следующим вечером ЛаВей, Джейн, Броди и Фишер обедали вместе в ресторане «Ла-Скала» в Беверли-Хиллз. После ужина Броди настоял на том, чтобы Антон уехал назад вместе с Уолтером Фишером и оставил Броди одного с Джейн. Ведя назад свою роскошную новую «мазерати» к «Розовому дворцу», Броди врезался в фонарный столб. У него треснуло ребро. Джейн, к счастью, осталась цела.

Вскоре ЛаВей вернулся в Сан-Франциско. Незадолго перед этим Джейн-Мэри пришла в полицейский участок западного Лос-Анджелеса, покрытая синяками, и заявила, что была избита Броди и своей матерью. Она настаивала на том, что для нее небезопасно возвращаться домой и попросила суд оставить ее под защитой полиции.

Менее чем неделю спустя Броди ехал один и попал еще в одну аварию, на этот раз в более серьезную. Его «мерседес-бенц» был почти полностью разбит, а сам Броди сломал ногу. На следующую ночь он находился в гипсе, когда Джейн появилась в ресторане Гаса Стивенса в Саппер-клубе в Билокси.

«Последний раз я разговаривал с Джейн задень до ее смерти. Она позвонила и сказала, что имела большой успех в заведении Гаса Стивенса, собралось огромное количество публики, они предложили ей выступить еще, это будет последнее шоу, а затем они отправятся в Новый Орлеан, и она позвонит мне оттуда. Разумеется, она сказала, что хочет быть со мной и предпочла бы не ехать в Новый Орлеан.

Джейн нравилось звонить мне каждый день, чтобы получить от меня «напутствие», благословение на грядущий день. Это было важно для нее. По каким-то причинам она не позвонила мне в день своего последнего выступления. Я был удивлен этим, хотя не особенно встревожился – я решил, что она, должно быть, уже уехала или еще что-то в этом роде, Если она не звонила, значит, была в дороге. Когда в ту ночь раздался звонок этого репортера Associated Press из Нового Орлеана, я подумал, что звонит Джейн».

Броди не мог вести машину, и поэтому Ронни Харрисон вызвался отвезти их в Новый Орлеан в ночь на 29 июня, ночь гибели Джейн. Исполнилось безжалостное проклятие ЛаВея, стоившее ему близкого преданного друга и любовницы.

«Я не сомневаюсь, что они погибли потому, что Броди подгонял водителя ехать быстрее. Я готов поставить на это. Возможно, этого парня уговаривали ехать быстрее, – пока не врезались в этот грузовик. Джейн никогда не жаловалась, что я еду недостаточно быстро, когда мы ездили вдвоем. Молчаливая улика говорит сама за себя – Джейн никогда не разбивала машин. А с Броди такое бывало. Джейн осталась бы в живых, если бы в ту ночь в машине не было Броди».

В ночь на пятницу после ее смерти ЛаВей отслужил в Церкви Сатаны частную службу по Джейн Мэнсфилд (памятник ей был установлен на Восточном побережье). Перед началом ритуала ЛаВей встал перед своей паствой и начал рассказывать о Джейн. Все вздрогнули, когда приглушенные огни в черном зале внезапно ярко вспыхнули. Инженер-электроник, работавший ассистентом ЛаВея на той службе, был удивлен еще больше: позже он объяснял, что такие ненормальные вспышки должны были вывести из строя чувствительную технику. Но лампы не перегорели. Они вспыхнули пять раз за короткий двухминутный период. Диана клялась, что одна из ламп пульсировала в ритме биения сердца.