Текст книги "Семь демонов"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц)
В какое-то мгновение она показалась ему знакомой, потом это ощущение ушло. Она была незнакомкой, с которой, как он думал, ему следовало познакомиться.
Марк не мог оторвать от нее глаз. Он смотрел на стройные ноги, которые она по местному обычаю подобрала под себя, на женственную округлость ее рук и изгиб ее спины.
Потом Марк заметил, что почему-то видит как камень, на котором она сидит, так и известковые скалы за ней.
Женщина была прозрачной.
ГЛАВА 10
Марк машинально помешивал кофе. Он ждал, что аспирин в конце концов подействует.
Кроме него, в палатке были еще Жасмина Шукри и Хасим ель-Шейхли. Они сидели за другим столом и уже заканчивали завтрак.
Марк снова проснулся с головной болью и смутным ощущением, что ему снился сон. Но сон как будто сдуло ветром – он даже не мог вспомнить, о чем он был и единственное, что от него осталось, – страшная головная боль.
Самира попыталась навязать ему тарелку с омлетом, но он отказался. Когда она повернулась к нему спиной, он заметил кожаный мешочек, висящий у нее на поясе, и задумался, а не в этом ли кроется причина неприятного запаха, который, казалось, постоянно исходил от нее. Он знал, что шейха повсюду носит с собой разные порошки, и для него не было секретом, что она жует наркотические растения. Но в этом запахе было что-то человеческое, вот почему он решил, что он исходил от самой женщины. Марк собирался поговорить об этом с Абдулой и попросить его проследить за тем, чтобы она помылась.
Сетка на дверях приподнялась, и вошла Алексис Холстид.
– Где ваш муж? – поинтересовался Марк. – Мы сейчас отправляемся.
– Сенфорд не поедет с нами. Он не может.
– А что с ним случилось? Я слышал, он бегал на заре.
– У него снова пошла кровь из носа.
Жасмина оторвалась от своего чая:
– Может, мне его осмотреть?
Даже не взглянув на молодую женщину, Алексис Холстид ответила:
– В этом нет никакой необходимости. Ему скоро станет лучше.
Она села напротив Марка, положила руки на стол и выжидающе посмотрела на него. Самира подошла, шаркая ногами, и поставила перед Алексис стакан чая. При этом ее взгляд случайно упал на лицо миссис Холстид. На мгновение ее маленькие глазки расширились от ужаса. Казалось, беззвучный вскрик слетел с ее губ. Она отпрянула, задев соседний стол, и, спотыкаясь, быстро удалилась к плите.
– Какие планы на сегодня, доктор Дэвисон? – спросила Алексис, не заметившая реакции шейхи.
Марк достал из полевой сумки свернутый лист бумаги, развернул его на столе и прижал углы баночками с солью и перцем.
– Это топографическая карта местности, а вот эти линии, – он провел по ним пальцем, – разбивка, которую сделали мы с Абдулой. Рабочие исследуют сегодня территорию, это значит, что каждый внимательно осмотрит закрепленный за ним квадрат. Завтра мы подробнее изучим интересные места и будем так продолжать, пока не найдем какую-нибудь зацепку.
– За нами тоже будут закреплены квадраты, доктор Дэвисон?
– Я выбрал себе один, но остальные члены экспедиции не будут непосредственно участвовать в раскопках и подготовке к ним. Они понадобятся нам позже, в лагере, когда мы что-нибудь найдем.
Жасмина и Хасим встали из-за стола, чтобы тоже взглянуть на карту квадратов.
– А эти обведенные красным буквы, – продолжала Алексис, – что они значат? И почему вы соединили их красной линией?
– Это те места, где фараон Эхнатон поставил метки, обозначающие границы священного города. Некоторые из них были высечены в скалах, они видны и по сей день. Другие представляли собой каменные плиты, установленные на земле, и теперь они находятся в музеях. Когда Эхнатон вместе со своим двором покинул Фивы и избрал это место для нового города, он повелел своим каменотесам отметить его границы. Затем он объехал в колеснице каждое из этих мест, где торжественно поклялся своему богу в том, что его нога никогда больше не ступит за пределы этой области. Ни в этой жизни, ни в иной.
– Почему они помечены буквами?
– Это делали первые египтологи, когда они в начале века обнаружили эти стелы. Они отмечали их буквами по алфавиту в том порядке, как находили, при этом некоторые буквы алфавита были сознательно пропущены. Так вы видите, что нет стелы О или Т. Это делалось на тот случай, если в будущем будут найдены новые места, которым в зависимости от их положения можно будет присвоить соответствующую букву.
– Вы не разбили квадраты за пределами границ города?
– Если жрецы Амона так боялись мести духа Эхнатона, что похоронили его в особой гробнице, то я полагаю, что они, желая его задобрить, сделали это в пределах его священной области. Так… – Марк сложил карту и засунул ее в полевую сумку. – С этого момента нам нужно попытаться проследить ход мысли жрецов. Где бы мы на их месте воздвигли гробницу?
Из наполненной чадом палатки все вслед за Марком вышли на улицу, под яркие лучи утреннего солнца, где к ним присоединился Рон. На нем была футболка с надписью «Гринпис» и большой платок, который он повязал себе на голову от солнца. Марк подошел к двум открытым «лендроверам» и распределил группу по машинам. Вести должны были два вооруженных гафира. Остальные гафиры охраняли рабочую палатку, где хранились запасы чая и кока-колы. После разговора с Константином Доменикосом у Марка было как-то неспокойно на душе.
Путешествие вверх по Королевскому Вади было не из приятных. Гафиры отчаянно гнали, как будто бросая вызов рытвинам и ухабам. Алексис Холстид в своих темных очках сидела рядом с Марком и равнодушно молчала. Рыжие пряди волос, как языки пламени, выбивались из-под платка и хлестали ее по лицу. Рон на заднем сиденье изо всех сил старался уберечь штатив и камеру от тряски, что ему, однако, не удавалось, так как при каждом толчке его подбрасывало вверх. Позади них, во второй машине, Жасмина и Хасим, бледные от ужаса, сидели, вцепившись в щиток.
Вади, еще широкое и плоское вблизи равнины, постепенно превращалось в узкое, глубоко врезавшееся в плато ущелье, которое через шесть километров достигало входа в Царскую гробницу. Когда они добрались до нее, Марк поднял руку, показывая водителям, чтобы те остановились. Он взялся за арматуру над лобовым стеклом и приподнялся, чтобы окинуть взглядом местность. Когда пыль улеглась, он спрыгнул на землю. Щебень на дне Вади захрустел под его сапогами.
Солнце в этой голой лощине жгло еще сильнее. Теперь, когда встречный ветер не приносил больше облегчения, зной казался просто невыносимым. Выходя из машины, Хасим ель-Шейхли недоверчиво осмотрел песок, прежде чем опустил на него ноги. После происшествия прошлой ночью он очень плохо спал. Его мучили кошмары, в которых его преследовали гигантские скорпионы, а потом ему привиделась изящная женщина, которая подошла к нему, чтобы поцеловать, но в последний момент ее голова превратилась в щупальце скорпиона. Слишком измотанный, чтобы присутствовать при осмотре гробницы, Хасим решил остаться и подождать у «лендроверов».
Гафир, назначенный правительством охранять гробницу, сидел на корточках в пыли, развернув над своим тюрбаном пожелтевшие страницы газеты «Эль Ахрам», чтобы хоть немного защититься от солнца. Он поднял руку в знак приветствия, медленно встал и принялся возиться с ключами, висевшими у него на поясе.
Когда железные ворота распахнулись, Алексис спросила:
– Это помогает?
– Нет. Охранников легко подкупить.
Войдя в гробницу, они с первого взгляда поняли, что это значит: грязь на стенах и следы вандализма повсюду бросались в глаза. Эта картина производила ужасное, гнетущее впечатление. По наклонному коридору и крутой лестнице они попали в помещение, где некогда стоял саркофаг. Воздух внутри был влажным и затхло-душным. Через эту комнату Марк повел своих спутников, которые почти не разговаривали, в зал, стены которого были украшены сильно поврежденным рельефом, изображающим сцену поклонения царской семьи богу Солнца Атону.
– Когда эта гробница была открыта в тысяча девятьсот тридцать шестом году, – рассказывал Марк, направляя фонарик на схематично вырисовывающуюся перед ними настенную картину, – в ней был лишь саркофаг и несколько капонов. Это широкие кувшины, в которые помещают внутренности умершего. Капоны, найденные в этой гробнице, никогда не использовались, а саркофаг был пуст. Исходя из этого можно сделать вывод, что здесь определенно никто никогда не был похоронен.
Рон отделился от группы и начал устанавливать свой штатив.
– Почему не была использована? – прошептала Алексис. Она протянула руку к соседней настенной картине, но не прикоснулась к ней. Марк посмотрел на профиль ее запрокинутого лица, и снова его поразило ощущение чего-то знакомого, которое он испытывал каждый раз, когда смотрел на нее. Игра света и тени подчеркивала ее неповторимую красоту, выступающие скулы, чувственные губы и прямой классический нос. Лицо Алексис как будто бы изменилось в сумерках гробницы. Незаметное при дневном свете выражение появилось теперь на нем.
– Не знаю, – пробормотал Марк себе под нос.
– А гробница, открытая Рамсгейтом, выглядит, наверное, так же, как эта? – Голос Алексис немного изменился, он звучал ниже и более грубо.
– Не знаю…
Алексис повернулась чуть в сторону и из-под полуприкрытых век смотрела на причудливые фигуры на стене: Эхнатона и Нефертити, воздающих моления своему богу. Ее голос перешел в странный хриплый шепот:
– Такое впечатление, что эти настенные изображения были специально испорчены и стерты. Но зачем?
Марк попытался облизнуть губы языком, но заметил, что у него во рту стало необычно сухо.
– Жрецы Амона хотели лишить Эхнатона и Нефертити жизни после смерти.
– Что вы имеете в виду?
Запах гардении ударил ему в голову. За спиной раздался щелчок камеры Рона, прозвучавший в пустом каменном зале неестественно громко.
Сам того не замечая, Марк понизил голос:
– Древние египтяне полагали, что нарисованные или высеченные на стенах фигуры обладают жизненной силой. Звери могут передвигаться, а птицы способны слететь со стены.
– А люди?
Марк почувствовал, как у него сдавило в животе. Возможно, это было что-то вроде боязни замкнутого пространства. Внезапно ему захотелось как можно скорее выбраться из гробницы.
– К людям это тоже относилось. Нарисованные на стене, люди тоже как бы обладали магическими силами. Они в любую минуту могли сойти на землю…
Алексис отвернулась от него, спокойная и немного вялая, передвигаясь как будто во сне, она вошла в темный дверной проем. Перед ней раскрылась кажущаяся бесконечной пропасть.
– Что там внутри?
Марк как прикованный остался стоять у стены, силясь разглядеть молочно-белый силуэт Алексис. Неужели его глаза решили подшутить над ним? Ему казалось, что Алексис светится изнутри огнем.
– Склеп дочерей Эхнатона.
– Он когда-нибудь использовался?
В помещении снова раздался металлический щелчок – сработал затвор, поставленный на продолжительную экспозицию.
– Нет.
Алексис обернулась и посмотрела на него из кромешной тьмы дверного проема. Ее лицо оставалось в тени.
– Где были похоронены его дочери?
Марк хотел просунуть палец за воротник рубашки, но рука не слушалась его.
– Никто не знает…
– Никто не знает? Неужели все шестеро исчезли?
Марк заставил себя отвести взгляд от Алексис и принялся разглядывать фреску. Как завороженный смотрел он на лицо Нефертити, на ее профиль, ее профиль…
Голос Рона, казалось, донесся издалека.
– Их гробницы наверняка разграблены уже тысячу лет назад – щелк, – а их золотые украшения переплавлены на монеты – щелк, – и их мумии использованы для приготовления целебных порошков.
Профиль, профиль Нефертити, ее профиль невозможно было спутать…
Казалось, ворот рубашки сдавил ему шею. У него перехватило дыхание и было такое чувство, будто что-то скребется в животе, он едва стоял на ногах.
– Отличные снимки! – вдруг заявил Рон громогласно, шумно складывая штатив. – Волнующие мотивы, жалкие человеческие существа у ног гигантского живого бога!
Марк раскрыв рот смотрел на царицу гигантского роста, увековеченную здесь на известковой стене, ее профиль… профиль Алексис Холстид…
У Марка вырвался какой-то нечленораздельный звук, он попятился, потом резко повернулся и сказал твердым голосом:
– Мы попусту тратим время. Давайте-ка отсюда выбираться!
В общей палатке было неприятно жарко и чадно, но обедать было больше негде, разве что на улице, где все кишмя кишело насекомыми. Два переносных вентилятора, работающих от бензинового генератора, приводили воздух в постоянное движение, но свет был слишком тусклый, и чад от плиты заполнил все помещение.
Самира, закатав до локтей рукава, месила тесто из кукурузной муки. Она то и дело останавливалась, чтобы добавить в тесто немного воды или тмина. Под тесто были приготовлены деревянные тарелки, на них раскладывались лепешки, которые затем выпекались в каменной печи в дальней части палатки. В результате должны были получиться вкусные желто-коричневые хлебцы. Они назывались питта-хлеб, на среднеегипетском диалекте беттав, от древнего слова птав, которым во времена фараонов называли хлеб. Сам того не замечая, Марк все время, пока пил чай, не сводил глаз с Самиры. Один раз ее черный платок соскользнул, снова обнажив красную татуировку на лбу, но феллаха одним движением руки нахлобучила его обратно, не прерывая при этом своей работы.
Рон был единственным, кто ел, при этом он щедро приправил свое блюдо перцем. Рядом с его тарелкой стоял бокал с кьянти.
– Когда Абдула доложит вам о результатах дня? – поинтересовался Сенфорд Холстид, сидящий перед пакетом изюма с миндалем.
– Где-нибудь через час. – Марк заставил себя оторвать глаза от Самиры.
– Думаете, они что-нибудь нашли?
Марк старался оставаться дружелюбным. Холстид, сидящий напротив него в модной облегающей спортивной рубашке и белых брюках, выглядел на зависть молодым и сильным. Марк спрашивал себя, в чем секрет этого человека. Может быть, его молодит сексуальность Алексис?
– Если бы было найдено что-нибудь значительное, Абдула немедленно сообщил бы мне.
– Скажите, доктор Дэвисон, – вмешалась в разговор Алексис, – почему с монотеизмом Эхнатона так отчаянно боролись?
В будничной обстановке общей палатки и при лучшем освещении Алексис Холстид больше не казалась Марку зловещим призраком. Теперь она была просто необыкновенно красивой женщиной. Но Марк должен был признать, что и теперь сходства нельзя было не заметить. Оно бросалось в глаза. Если бы она зачесала назад волосы и сделала древнеегипетский макияж, ее можно было бы принять за точную копию царицы Нефертити.
– Потому что тем самым он разрушил существующий государственный и общественный порядок. Древние египтяне полагали, что мир нельзя менять. То, что было вчера, должно было остаться и сегодня, и завтра, и всегда.
– Почему они так противились изменениям?
Марк взглянул на Сенфорда и заметил, что из одной его ноздри медленно начинает вытекать капелька крови.
– Потому что египтяне жили в стране, которая сама не изменялась. Природа в долине Нила из года в год оставалась неизменной и предсказуемой, здесь устойчивый климат. Нет ни дождей, вызывающих наводнения, ни внезапных гроз. В своей религии и философии египтяне подражали природе. Для них мир оставался неизменным с момента сотворения. Поэтому и люди должны были оставаться такими, какими они были раньше. По этой же причине в египетском пантеоне нет по-настоящему злых или враждебных богов.
Марк снова взглянул на Холстида, который уже приложил к носу салфетку. В том месте, где просачивалась кровь, медленно расплывалось большое алое пятно.
– Сравните египетских богов с богами вавилонцев и ассирийцев в Месопотамии, – продолжал Марк. – Эти народы живут в непредсказуемых природных условиях, они в любую минуту могут стать жертвой наводнения или землетрясения. И их боги отображают природу. Они мрачные и таинственные, зловещие и мстительные, как Яхве у иудеев. Египтяне же, напротив, постоянно представляли богов веселыми и доброжелательными, так как они привыкли к приятному постоянству природы и не знали различий времен года.
Марк снова бросил беглый взгляд на Холстида. Кровь появилась на его верхней губе и уже стекала по седым усам.
– Единственным исключением является бог Сет, убивший своего брата Осириса. Он был богом тьмы в образе рыжеволосого демона. Он наверняка происходит от какого-нибудь ужасного доисторического животного. Есть еще несколько менее значительных богов, похожих на чертей, но по сути своей они больше походят на навязчивый полтергейст.
– Как появилась у Эхнатона идея монотеизма? – спросил Холстид, теперь уже плотно прижимающий окровавленную салфетку к носу.
– Точно этого никто не может сказать. Существует множество теорий по этому поводу, но ни одна не представляется убедительной. Некоторые считают его первым воплощением Иисуса и полагают, что он потерпел неудачу из-за того, что мир тогда еще не созрел для того, чтобы понять его миссию. Да, важно еще то, что Эхнатон представлял себя сыном богов.
Холстид убрал салфетку от носа и тактично спрятал ее под столом.
– Я читал Гимн Солнцу. Удивительно, как он похож на сто четвертый псалом Библии. Если мы найдем гробницу Эхнатона и, возможно, даже его тело и вещи, это, несомненно, станет толчком для развития истории и теологии…
Холстид застыл на полуслове. На его лице появилось выражение удивления. В следующий момент кровь фонтаном брызнула из его носа и залила стол.
– Боже всемогущий! – закричал Рон, вскочил от страха и повалился на спину через скамейку.
Алексис вскрикнула, и, прежде чем Марк успел пошевелиться, Жасмина была уже на ногах. Она положила руку Холстиду на плечо, схватила скатерть и быстро поднесла ее к его лицу.
Словно в оцепенении Марк медленно поднялся. Его рот все еще оставался открытым от удивления. Кровь из носа Холстида ручьем текла на пол.
– Лед! – крикнула Жасмина, прижимая к себе голову Холстида. Кровь пропитывала материю так быстро, что Жасмина едва успевала менять тампоны, которые она прикладывала Холстиду к носу.
Марк наконец вышел из оцепенения. В углу среди множества ящиков стоял маленький холодильник. Он рванул дверцу и среди окороков, масла, овощей и упаковки пива нашел в маленьком морозильнике плоский поддон с кубиками льда. Его руки дрожали, когда он доставал лед и складывал его в салфетку. Когда он вернулся к столу, Жасмина и Холстид были уже с ног до головы облиты кровью. Она держала его на руках, как ребенка. Он был без сознания.
Жасмина быстро схватила кулек со льдом и отбросила окровавленную скатерть. В то время как голова Холстида покоилась на ее локте, она пальцами одной руки зажала ему нос, а другой рукой положила лед ему на лицо.
На мгновение показалось, что время остановилось. Откуда-то доносились тихие стоны Рона. Хасим наблюдал ужасную сцену, широко раскрыв глаза и дрожа при этом так сильно, что ему пришлось прислониться к Марку. Алексис от удивления молча застыла на месте.
Марк сначала посмотрел на пропитанную кровью одежду Холстида, потом на руки Жасмины, которые выглядели так, как будто их окунули в ведро красной краски. Наконец он поднял глаза и огляделся.
Самиры в палатке не было.
Зной тяжелыми, удушливыми волнами спускался со скалистой возвышенности. Когда Марк шел по лагерю к палатке Жасмины, он почувствовал, что его свежая рубашка прилипает к телу. Он остановился у входа и крикнул:
– Эй! Мисс Шукри?
Ее силуэт виднелся по ту сторону тонкого полога.
– Я хотел спросить, не могли бы мы поговорить? Можно войти?
Она отодвинула противомоскитную сетку:
– Пожалуйста, входите, доктор Дэвисон.
Он проследовал за ней в палатку и, подождав, пока его глаза привыкнут к изменившемуся освещению, опустился на один из двух складных стульев. Он огляделся в палатке и заметил, что оторвал ее от работы за микроскопом.
– Как Холстид?
Жасмина присела на другой стул и положила руки на колени.
– Скоро ему станет лучше, – ответила она мягким голосом. – Я дала ему успокоительное, так что он сейчас спит.
– В чем причина его постоянных кровотечений?
– Думаю, что перспектива найти гробницу слишком сильно возбуждает его, а это в свою очередь вызывает повышение давления. Но, возможно, его нос реагирует на песок. С этого момента я порекомендую ему на всякий случай носить респиратор.
– Он потерял много крови.
– Не больше полулитра. Когда она разбрызгана повсюду, то кажется, что ее намного больше, чем на самом деле. Потеря крови вызовет у него только слабость.
– Я думал, он истечет кровью.
– Можно предложить Вам чашечку чая? – спросила Жасмина после некоторого раздумья.
Марк покачал головой. Он старался не смотреть особо по сторонам, но все же любопытство было сильнее. Случайно его взгляд остановился на липучке для мух, висящей над ее кроватью и усеянной насекомыми. Некоторые из них еще шевелились. Он отвернулся и указал взглядом на микроскоп:
– Можно спросить, для чего вам микроскоп?
– Он мне нужен для работы по моей специализации, доктор Дэвисон. Я занимаюсь паразитами. В этих краях многие люди страдают страшными заболеваниями, которые переносятся живущими в земле паразитами. Но их можно было бы от этого уберечь, если вовремя разъяснить им, как и почему это происходит. Сейчас я изучаю бильгарзиоз. Он вызывается глистами, личинки которых живут в земле и проникают в человеческий организм через кожу. Феллахи справляют свою нужду где попало, и паразиты попадают с мочой в землю. Потом другие люди ходят босиком по этой земле. Личинки попадают в кровь и расщепляют красные кровяные шарики. Зараженный бильгарзиозом человек может умереть в возрасте двадцати пяти лет, даже не подозревая, как легко он мог избежать преждевременной смерти.
Жасмина опустила глаза. Она сама вдруг смутилась от собственной разговорчивости.
– Я бы хотела найти лекарство против этих болезней и способ просветить людей. Но они необразованы и с большим трудом усваивают достижения современной медицины.
– Поэтому вы так плохо ладите со старой феллахой?
Жасмина подняла глаза, в ее взгляде появилось беспокойство.
– Она презирает меня из-за моих западных взглядов.
– Вы знаете, что означает татуировка у нее на лбу?
– Самира – копта. Татуировка напоминает о том времени, когда она совершила паломничество в Иерусалим.
– Копта…
– Доктор Дэвисон, – легкая улыбка заиграла на ее губах, – я случайно узнала, что вы сказали мистеру Доменикосу. Я считаю ваш ответ просто великолепным.
– Хм, ну да… – Марк потер ладонью колено, смущенно обдумывая, как бы закончить разговор. – Вам обязательно нужен вентилятор в палатке. Возможно, он разгонит мух.
Ее лицо немного помрачнело.
– Вы коснулись вопроса, доктор Дэвисон, который меня очень сильно беспокоит. Как только я открываю полог на двери, чтобы выпустить одну муху, внутрь залетают десять других. Кажется, они преследуют только меня, ведь больше никто на это не жалуется.
Взгляд Марка снова скользнул по закрученной липкой ленте, свисающей с потолка палатки. Она была уже вся облеплена мухами.
– О Боже! Давно она у вас здесь висит?
– С утра.
Марк нахмурился:
– Может, эти твари летят на лекарства?
– А ночью, когда мухи спят, меня изводят комары. Противомоскитная сетка, кажется, совсем не помогает.
– Я попрошу Абдулу позаботиться об этом.
Жасмина снова улыбнулась, и это поразило Марка. В тусклом свете ее уютной палатки он почувствовал, что должен как-то приветливо ответить на ее взгляд. Она совершенно по-особому смотрела на него: ее взгляд казался ему оценивающим, как будто он был мужчиной, которому она, с одной стороны, не доверяла, но к которому ее, с другой стороны, влекло, мужчиной, который одновременно привлекал ее и вызывал у нее презрение.
У нее были поразительно красивые глаза. Но ему почему-то казалось, будто нижнюю половину ее лица закрывает платок, какой носили когда-то ее мать и бабка. Со времен Магомета многим поколениям женщин приходилось мириться с тем, что их щеки, нос и рот должны были быть закрыты, возможно, именно поэтому их глаза стали со временем такими чувственными, что они могли одним только взглядом осчастливить или уничтожить мужчину.
Марк подозревал, что она сама не отдает себе отчета, как смотрит на него, и не знает, какое впечатление производят на него ее глаза. Но полной уверенности у него не было.
– Думаю, мне пора послушать доклад Абдулы. Пожалуйста, сообщите мне, если состояние мистера Холстида изменится.
Жасмина поднялась вместе с ним:
– Конечно, доктор Дэвисон.
Он подошел к выходу и в последний момент снова обернулся:
– Послушайте, возможно, мы пробудем здесь все лето, и все это время нам придется работать бок о бок. Почему бы нам уже сейчас не начать называть друг друга просто по имени?
Жасмина стояла в нескольких шагах от него, положив руку на стол. Прошло не мало времени, прежде чем она тихо ответила:
– Я попробую.
Они ничего не нашли. Шесть часов поисковых работ на местности абсолютно ничего не принесли. Но Марк в сущности не был удивлен. Только работа последующих нескольких недель, подробное исследование квадратов и, возможно, разработка нескольких пробных шурфов в наиболее многообещающих местах могут принести результаты. Он сидел за небольшим письменным столом и читал при мерцающем свете дневник Рамсгейта, подвергая самому тщательному анализу каждое предложение и каждое слово в надежде найти что-то такое, что он упустил. 1 июля старая феллаха принесла в лагерь Рамсгейта верхний фрагмент стелы, на котором были изображены семь удивительных фигур. При этом она заявила, что гробница находится «под собакой». 16 июля Рамсгейт обнаружил цоколь стелы, на котором в форме загадки было описано местоположение гробницы: «Если Амон-Ра плывет вниз по течению, то преступник лежит под ним, дабы глаз Исиды мог отметить его.» И потом, наконец, 19 июля он пишет: «Там, где тысячу раз равнодушно блуждал мой взгляд, наконец обнаружилась собака. Теперь я знаю, насколько просто решение этой загадки…»
Марк откинулся назад и потер шею. Это было бессмысленно. При описании местоположения гробницы Рамсгейт выражается слишком расплывчато. Здесь значится только: «…окружные рвы в песке… Мухаммед охраняет группу во время работы.»
Марк закрыл тетрадь, взял трубку и кисет и вышел на улицу.
Он прошел через лагерь и посмотрел на руины рабочего поселка, освещаемые костром феллахов. Издалека до него долетали голоса мужчин, которые под звуки какой-то незатейливой дудки пели печальную песню.
Марк опустился на старую стену из речного ила и раскурил трубку. Он думал о Нэнси, размышляя, не следует ли ему написать ей письмо и отправить его из Эль-Миньи. Ему бы хотелось, чтобы она поехала с ним. Как было бы здорово видеть ее здесь, разговаривать с ней, спать с ней и попытаться еще раз ей объяснить, что значит для него работа в поле…
Внезапно он почувствовал запах гардении.
– Можно к вам присоединиться?
Он испуганно обернулся и поднял глаза. На фоне звездного неба подобно валькирии вырисовывалась Алексис. Она что-то держала в руках.
– Пожалуйста. – Марк немного подвинулся, освобождая ей место. – Как ваш муж?
– Нам пришлось сжечь рубашку и брюки, потому что кровь не отстирывалась. Выпьете со мной?
Марк посмотрел на бутылку и стаканы, которые она принесла с собой, и узнал этикетку. Это было дорогое шотландское виски.
– С удовольствием.
Алексис налила понемногу в каждый стакан, протянула один Марку и поставила бутылку между ног на песок.
Некоторое время они молча пили виски. Алексис постоянно отбрасывала назад волосы. Марк чувствовал себя неуютно в ее присутствии. Холод, который исходил от Алексис Холстид, можно было, пожалуй, сравнить с ледяным душем – бодрящий, но не всегда приятный.
– Доктор Дэвисон, когда мы начнем осматривать другие гробницы?
– Боюсь, на это нам не хватит времени. С экскурсиями уже покончено. Мы здесь для того, чтобы работать, а с каждым упущенным днем приближается Рамадан и самое жаркое время лета.
– Как жаль!
Они снова замолчали. Хотя они сидели настолько близко, что почти соприкасались локтями, они не смотрели друг на друга.
– Я чувствую запах гашиша, – проговорила Алексис.
– Им пахнет из рабочего поселка. Они курят его каждый вечер.
Она горько усмехнулась:
– Я не могу понять, как живут эти люди. Какие дикие нравы! Как только представлю, что они удаляют девочкам клитор! Женщины даже не подозревают, что они при этом теряют!
Марк не ответил. Он подбирал арабское слово. Вдруг оно пришло ему в голову: барда. Это значит «холодный, ледяной».
– Доктор Дэвисон?
– Да?
– Взгляните на меня.
Он повиновался.
Алексис раскрыла рот, чтобы заговорить, но в последний момент остановилась. Ее влажные красные губы остались немного приоткрытыми. Ее зеленые глаза, казалось, затуманились, а лицо застыло. Это состояние длилось всего пару секунд, потом она тихо сказала:
– Расскажите мне снова о египетских гробницах, доктор Дэвисон.
– Что вы хотите узнать? – спросил он удивленно.
Она отвернулась от него, отрешенно глядя в темноту.
– Египтяне всеми средствами стараются сохранить тела своих умерших. Они не жалеют сил и пускаются на изощренные хитрости, чтобы утаить места захоронения. Почему?
– Потому что древние египтяне верили, что жизнь после смерти возможна лишь в том случае, если тело не повреждено. Пока тело остается целым и невредимым, душа может наслаждаться потусторонним миром, который, по мнению египтян, находится в горах на западе пустыни. Искусство бальзамирования никогда больше не было возрождено и не знает себе равных в истории. Тайны древних египтян, позволяющие уберечь тело от разложения, и сегодня еще не до конца раскрыты. А что касается обычая прятать мертвецов, миссис Холстид, так это делается для того, чтобы уберечь их от тех, кто грабит могилы. Чтобы душа могла жить после смерти, имя умершего должно быть написано где-нибудь на его теле. Обычно для этого использовали золотые амулеты и браслеты, на которые грабители были, естественно, особенно падки. Если тело оставалось без такого амулета, душа прекращала свое существование.
Алексис глубоко вдохнула и надолго задержала дыхание, прежде чем выдохнула, прошептав:
– Не по этой ли причине… не по этой ли причине…
Он ждал.
Алексис застыла в оцепенении.
– Не по этой ли причине… что, миссис Холстид?
Она едва заметно пошевелилась, потом наконец взглянула на Марка и нахмурилась.
– Что?
Она посмотрела на стакан в своей руке и, казалось, была удивлена, увидев его там.
– Я устала, доктор Дэвисон. Прошлой ночью меня мучили кошмары, и я проснулась с таким чувством, будто вообще не спала.
Покачиваясь, она встала и подняла с земли бутылку виски.
– Простите, я пойду…
Марк посмотрел вслед Алексис, которая будто бы парила над песком. Ее загорелые руки и ноги казались в лунном свете необыкновенно белыми. Допив последние остатки виски, он услышал позади себя тяжелые шаги. Вскоре перед ним предстал Рон Фэрмер.
