Текст книги "Семь демонов"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 23 страниц)
Он предполагал, что они выкопали уже около половины стелы.
– Жаль, что со снимками ничего не получилось, – сказал Рон.
Марк махнул рукой и взял стакан с вином.
– Да не переживай. Завтра мы займемся иероглифами. Только бы нижняя половина сохранилась так же хорошо, как и верхняя. Тогда мы запросто переведем текст.
– Одного не могу понять, почему такая редкая и ценная стела до сих пор не вывезена другими египтологами.
– Элементарно, мой друг, они ее просто не нашли. По приказу паши эта область почти сто лет находилась на так называемом карантине. Поэтому долгое время никто не решался войти в каньон и стелу засыпало песком. А о Рамсгейте просто забылись.
– Откуда же тогда взялся дневник?
– Я же уже говорил – его скорее всего взял какой-нибудь феллах еще до того, как явились солдаты паши. Кто знает? Да это, в общем-то, и не важно.
Рон угрюмо смотрел на свой стакан. Они с Марком были одни в палатке. Только Самира тихо шаркала взад и вперед в углу у плиты.
– Еще и с фотографиями творится что-то неладное. Мне даже как-то не по себе.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Рамсгейт пишет, что у сэра Роберта были проблемы с камерой. Когда он проявил пластину, снимки оказались черными. Тогда он снял Рамсгейта и его жену, используя магниевую вспышку. И эта фотография, сообщает Рамсгейт, также была необычной. Рядом с Амандой была видна странная тень, выглядевшая как столб дыма. Тебе это ничего не напоминает.
Марк не ответил. Он вспомнил о другом месте в дневнике, где говорилось: «Моя Аманда начала бродить во сне. Ее мучают страшные кошмары, и она бормочет что-то на непонятном языке. Когда ее рассудок проясняется, и у нее как будто бы снова пробуждается интерес к жизни, она уверяет, что видела призрак женщины, разгуливающий по лагерю в ослепительно белых одеждах…»
– Пойдем-ка лучше спать, – внезапно сказал Марк. – Завтра будет трудный день.
Пока они разговаривали, на улице стало намного холоднее. Звезды на темном небе напоминали рассыпанные кристаллики льда. Друзья вышли из столовой и, дрожа от холода, зашагали по лагерю.
– Удивительно, как только земля не растрескается от таких внезапных перепадов температуры. Рон, куда ты идешь?
– Я еще загляну ненадолго в фотолабораторию. Мне нужно выяснить, что случилось с моими пленками.
– Смотри, приятель, не налегай на вино, – пробормотал Марк, глядя Рону вслед.
Он как раз собирался войти в палатку, когда вдруг почувствовал, как на него сзади пахнуло холодом. Он невольно сдвинул лопатки, как если бы кто-то бросил ему за воротник кубик льда. Марк неподвижно застыл на месте, все еще держа в одной руке полог палатки. У него сильно стучало в висках.
Потом он услышал его.
Приглушенный звук тяжелых шагов.
Они доносились откуда-то из-за пределов лагеря, из черного мрака позади его палатки, глухие, ритмичные шаги – тук-тук, тук-тук. Ужасный звук, похожий на тяжелую поступь огромного сонного зверя.
У Марка зашевелились волосы на затылке. Ему хотелось посмотреть, что это было, но он не решался. Он судорожно вцепился в брезент палатки, крепко сжимая его в руке, чтобы не упасть на землю.
Тук-тук. Тук-тук.
Накурившийся гашиша феллах. Нет, судя по звуку, это не могут быть шаги человека, иначе он должен был бы весить не меньше лошади. Может быть, это верблюд грека. Доменикос вернулся, чтобы еще раз попытаться его уговорить.
Марк начал дрожать. Он почувствовал, как у него взмокли подмышки. Это был не верблюд; это было не четвероногое животное. Чем бы ни было то, что надвигалось на него, оно стояло вертикально, на двух ногах… Внезапно поднявшийся сильный пронизывающий ветер с шумом пронесся по палатке. Висевшие на улице фонари закачались, и в их свете заиграли причудливые тени. Марк почувствовал, что теряет самообладание. Его голова раскалывалась от боли.
Тук-тук. Все громче, все ближе. Тук-тук.
Невероятный ужас, панический страх охватил его, внезапное необъяснимое желание упасть на колени и кричать до тех пор, пока хватит сил. Что бы ни надвигалось на него из кромешной тьмы, это было… И тут совершенно неожиданно он заметил странное свечение. Он увидел перед собой очертания собственной тени, четко вырисовывающиеся на стене палатки. Белое сияние, наполнившее лагерь неестественным светом, шло сзади, а не с той стороны, откуда приближалось к нему неведомое чудовище. Внезапно ветер стих, и в лагере снова воцарились тишина и покой. Шаги прекратились.
Все еще в оцепенении, Марк медленно и неуклюже повернулся, встав спиной к палатке и притаившемуся в темноте ужасу. В центре лагеря он снова заметил похожую на видение женщину.
Она появилась точно так же, как и три раза до этого: в мерцающем белом свечении. Она печально смотрела на него большими нежными глазами и медленно шевелила ярко-красными губами. Ошарашенно глядя на нее сквозь ледяную ночь, Марк снова слышал, а скорее чувствовал, ее голос у себя в голове.
«Энтек сетемет ер анхуи-к.»
Марк заметил, что его рубашка взмокла от пота. Он совсем окоченел от холода.
«Сексем-а ем уту арит ер-а теп та.»
Его дыхание замедлилось. Дрожь пробежала по телу. Он словно каменный застыл на месте. Силы как будто оставили его, он не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Ему казалось, что он уже не принадлежал сам себе.
Губы женщины беззвучно шевелились, но у него в голове отчетливо раздавалось ее странное бормотание: «Ун-на! Нима тра ту энтек? Нук уа ем тен. Нима енти хена-к?»
Марк раскрыл рот, но язык не хотел больше его слушаться.
«Нима тра ту энтек?»
Он дышал тяжело и отрывисто. Я, кажется, начинаю понимать! Я понимаю! – осознал вдруг Марк.
«Нима тра ту энтек?»
Слова кажутся мне знакомыми. Я почти…
«Нима тра ту энтек?»
Он дрожал всем телом, а его рубашка промокла до нитки. Как прикованный смотрел он на губы женщины. И снова слышал: «Нима тра ту энтек?»
Да! Теперь я почти понял! Почти…
Но тут внезапно ее слова заглушил другой голос, который с такой силой зазвенел в ушах Марка, что он чуть было не потерял равновесие. Женщина в белом исчезла, и в тот же миг со всех сторон засверкали огни. Марк прикрыл глаза рукой. Крик взбудоражил весь лагерь.
Вместе с остальными Марк помчался к палатке Жасмины. Ее пронзительные испуганные крики разносились в ночи. Марк и Рон распахнули двери палатки и быстро расстегнули молнию противомоскитной сетки. Внутри царила кромешная тьма, но они слышали, как Жасмина хлопала по себе ладонями и звала на помощь.
Когда они ворвались внутрь, Марк почувствовал, как что-то на лету ударилось о его лицо. Казалось, будто кто-то бросил в него целую пригоршню крупного песка. Воздух наполнился пронзительным жужжанием, а в его голые руки вонзились тысячи иголочек.
Рон нащупал в темноте выключатель, и когда он включил свет, то вскрикнул от ужаса. В палатке Жасмины носились тучи насекомых. Они гудели и жужжали, ползали по всем открытым поверхностям, а в центре сидела Жасмина, одетая лишь в тонкую ночную сорочку, и, дико размахивая руками, отчаянно кричала.
Насекомые покрывали каждый кусочек ее кожи, ползали у нее в волосах и черной маской облепили лицо – комары, осы, мухи и саранча беспорядочно гудели и беспощадно впивались в свою жертву.
Марк обхватил ее за талию и вытащил из палатки. Когда он посмотрел назад, на густое облако насекомых в палатке, то увидел, как Рон, крича и хлопая по себе, тоже прорывался к выходу. Остальные столпились у палатки и в полном недоумении молча смотрели на Марка, обнимавшего плачущую молодую женщину.
Он быстро провел рукой по ее лицу и волосам, тогда насекомые отлепились от нее и исчезли в темноте. Марк с отвращением прислушался к жужжанию паразитов. Потом он повернулся к Абдуле и распорядился:
– Позаботься, чтобы палатку очистили от этих тварей!
– Да, эфенди. – Ни один мускул не дрогнул на лице высокого египтянина, но взгляд его вдруг стал каким-то жестким и недружелюбным.
– Рон, сегодня ночью мы с тобой будем спать в лаборатории. Жасмина может занять мою кровать.
Она постепенно перестала всхлипывать, но все еще крепко держалась за Марка. В ночной рубашке Жасмина казалась очень хрупкой и совсем беззащитной, как маленькая девочка. Она спрятала свое лицо у него на груди, а он, продолжая прижимать ее к себе, почувствовал бесчисленные волдыри и укусы у нее на спине и руках.
Когда он наконец снова заглянул в палатку, насекомые исчезли.
Зной струился над раскаленным песком и искажал пропорции скал на противоположной стороне. Подобно ртути, которая вблизи превращается в ничто, горячий воздух растекался по дну каньона. Они все еще с интересом ожидали, чем кончится сегодняшний решающий день, но их внимание постепенно притуплялось. Хотя им и не хотелось покидать место раскопок, ожидание становилось утомительным.
После пяти часов работы Марк наконец-то расчистил последний ряд иероглифов.
Он, так же как и его товарищи, уже как-то сник. Ужас ночного нападения насекомых на Жасмину все еще не давал ему покоя, и в то же время у него из головы не выходила женщина в белом. Большую часть ночи он проворочался на полу рабочей палатки, постоянно вскакивая от ужасных кошмаров и слыша рядом с собой спокойное дыхание Рона. Даже сейчас, когда он очищал камень от последних песчинок, чтобы наконец прочесть загадочную надпись, Марк чувствовал, как его наполняет страшное предчувствие.
Рано утром Жасмина настояла на том, чтобы поехать вместе с ними на раскопки. Теперь она сидела неподалеку от Марка и, кое-как держа ручку забинтованными пальчиками, вела протокол раскопок. Ее лицо, казавшееся при дневном свете ужасно распухшим, стало постепенно проходить. Несколько ссадин и укусов были единственным, что напоминало о злоключениях прошлой ночи. Рон сидел рядом с ней, обхватив руками колени, и его лицо было хмурым и озабоченным. Он наблюдал за ящерицей, которая копалась в песке в поисках скорпионов, но голова его была занята проблемой бесплодных попыток сделать хотя бы одну фотографию стелы.
Алексис Холстид сидела на песке чуть в стороне от остальных. На ее лице было странное выражение. Она склонила голову, как будто прислушивалась к тихому шепоту.
Ее муж, сидевший от нее чуть поодаль, казалось, очень сильно изменился за ночь. Он снова видел кошмар: огромный мужчина из золота стоял в ногах его кровати и смотрел на него светящимися глазами, и в это время со всех сторон одновременно раздавался голос, повторяющий одни и те же слова: «На-кемпур, на-кемпур…»
Хасим ель-Шейхли был единственным, кто следил за работой Марка с подлинным интересом. Каждый появляющийся из-под грязи иероглиф постепенно вытеснял из его памяти воспоминания о собственных постоянно повторяющихся ночных кошмарах, в которых его соблазняла женщина с головой скорпиона, и Хасим все больше сосредотачивал свое внимание на сенсационной находке, которая должна была принести ему серьезное продвижение по службе.
Марк выпустил из рук лопаточку, вытер платком лицо и шею и, кряхтя, опустился на песок.
– Готово! Последние строчки, которые раскроют нам тайну местоположения гробницы, расчищены.
ГЛАВА 15
– Если Амон-Ра плывет вниз по течению, то преступник лежит под ним, дабы глаз Исиды мог отметить его.»
– Вы уверены?
Рон мрачно отбросил карандаш.
– Мы с Роном перепроверили текст несколько раз. Все сходится, надпись звучит именно так.
– Не может быть. Здесь какая-то ошибка.
– Мистер Холстид, я защитил диссертацию о языке древних египтян. Я читаю иероглифы так же свободно, как любой английский текст. Я знаю свое дело.
– Но в том, что вы сейчас прочитали, нет никакого смысла!
– Кому вы это говорите?
Хасим откашлялся и спокойно проговорил:
– Друзья мои, мы все постепенно начинаем терять терпение. Но если мы будем спорить, это не пойдет экспедиции на пользу. Может быть, мы пока оставим эту надпись, а потом…
– Никаких потом, – перебил его Холстид. – Наступает самая жара, и скоро уже совсем будет невозможно работать. А там – Рамадан. Нет, мы должны найти гробницу сейчас или никогда.
Марк еще раз взглянул на лежавший перед ним лист бумаги, на котором была довольно точная копия стелы. Так как Рону не удалось сфотографировать стелу, Марк в конце концов взял бумагу для бутербродов, наложил ее на камень и заштриховал углем. Этим способом он пользовался и раньше при изучении настенных рельефов, когда освещение было недостаточным для того, чтобы на фотографиях проявились мельчайшие детали. Потом, чтобы удобнее было работать, он скопировал кальку на новый лист бумаги, который и принес с собой, чтобы показать всем остальным за ужином.
– Вы уверены, что надпись не содержит дополнительных сведений, доктор Дэвисон? – спросил Холстид.
Марк развел руками:
– Но я же вам все прочитал. Предостережение держаться подальше, имена семи стражей, несколько заклинаний и в конце эта загадка.
– Вы говорите, что под Амон-Ра подразумевается солнце, а вниз по течению – значит на север.
– Да, мистер Холстид.
– Значит, в этом месте допущена ошибка. Или это не Амон-Ра, или он плывет не вниз по течению.
Марк вздохнул и покачал головой:
– И то и другое переведено правильно, мистер Холстид. Поверьте мне, я тоже в недоумении, как и вы.
Рон взял стакан, одним залпом осушил его и снова наполнил из бутылки, которую он принес с собой на ужин.
– Меня больше всего смущает этот «глаз Исиды». Как преступник может быть им отмечен и почему?
Марк перевел взгляд на нижнюю строку иероглифов и снова принялся изучать тот фрагмент текста, о котором говорил Рон. Там был отчетливо виден треугольный символ, который произносился как «септ» и использовался в значении глагола «быть отмеченным», далее следовала фигура сидящей Исиды и слово «юдят», обозначающее «глаз».
– А что насчет собаки? – спросил Холстид. – Собака здесь вообще не упоминается.
– Нет, даже напрягая все свое воображение, ничего подобного здесь невозможно вычитать.
– Доктор Дэвисон. – Холстид сцепил руки и положил их на стол. Он, казалось, нервничал и дрожал. – Невиль Рамсгейт пишет, что он взглянул наверх и там, «где тысячу раз равнодушно блуждал его взгляд», обнаружил собаку. Потом он говорит, что понял, насколько простым было решение этой загадки. Почему же вы не можете найти его?
– Тот же самый вопрос я могу задать и вам, мистер Холстид.
– Черт побери, Дэвисон, кто из нас египтолог?
Марк спрятал руки под стол и изо всех сил сжал кулаки. Со спокойным и равнодушным видом он перевел разговор на другую тему:
– Абдула нанял двух женщин из Хаг Кандиль, которые будут стирать белье. Они придут завтра утром. Я прошу вас всех собрать свои грязные вещи и отдать их в стирку до того, как мы отправимся в каньон. Если у вас есть какая-нибудь особенная одежда, миссис Холстид, например вещь, требующая бережной стирки… миссис Холстид?
Алексис, смотревшая ему прямо в лицо, моргнула и спросила:
– Что вы говорите?
После того как он повторил свой вопрос, она немного поморщилась и рассеянно ответила:
– О, да-да… у меня действительно есть… несколько вещей…
Марк встал и свернул лист с иероглифами. Когда остальные начали тоже неторопливо подниматься с мест, он сказал:
– Пока мы не сможем разгадать загадку, мы будем продолжать прокладывать канавки. Никто из вас не обязан выезжать на место раскопок, если он этого сам не хочет…
– Мы будем с вами, доктор Дэвисон. – Сенфорд Холстид взял жену за локоть и повел ее к выходу, там он ненадолго остановился и прошептал ей что-то на ухо. Но Алексис, казалось, его не слушала, так как ее лицо оставалось безучастным. Она машинально кивнула и вышла из палатки на солнечный свет.
Когда Холстид повернулся и слегка прихрамывая пошел обратно, Марк удивился. Еще больше он был удивлен, когда Холстид обратился к нему с наигранной небрежностью:
– Дэвисон, скажите, не могли бы вы мне еще кое в чем помочь. Я… хм… недавно случайно услышал одно слово и теперь постоянно спрашиваю себя, что бы оно могло значить.
– Как звучит это слово?
– На-кемпур.
Марк сложил губы трубочкой, немного подумал и повернулся к Рону, который как раз вставал.
– Ты не знаешь, что значит «на-кемпур»?
Рон покачал головой.
– Оно… – помедлив, начал Холстид. – Оно современное или древнее?
Марк поднял брови:
– Ну, если вы его услышали от кого-то недавно, то оно, должно быть, современное. Но теперь, когда вы спросили об этом, мне кажется, что оно действительно звучит как древнеегипетское.
– Но вы не знаете, что оно значит?
– Нет, что-то ничего не приходит в голову…
– Ну, ничего страшного. Это не так уж и важно.
Холстид повернулся на каблуках и направился к выходу. Вскоре к Марку подошел Хасим и тихо проговорил:
– Думаю, будет разумнее всего пока ничего не сообщать в министерство. Я хочу подождать, пока не будет найдена сама гробница, понимаете?
Марк рассеянно кивнул.
Вместо того чтобы уйти, Хасим в некоторой нерешительности остался стоять рядом с Марком, как будто бы о чем-то размышляя. Затем он спросил приглушенным голосом:
– Доктор Дэвисон, вам или кому-нибудь другому не докучают скорпионы?
– Абсолютно нет. А вам?
– Хм, да. Не так чтобы очень часто… Но все-таки, не могли бы вы мне что-нибудь посоветовать?
– Ну, прежде всего проверьте, нет ли в палатке дырок. Постоянно следите за тем, чтобы полог на двери был плотно закрыт. Можно еще поставить ножки вашей кровати в миски с керосином. Поговорите об этом с Абдулой.
– Да-да, спасибо.
Хасим, казалось, все еще находился в некотором замешательстве, однако, решив, по-видимому, удовлетвориться этим ответом, он быстро вышел из палатки. Рон последовал за ним с бутылкой в руке, бормоча что-то о том, что он собирается разбить свою камеру о камни. В общей палатке остались только Марк, Жасмина и старая феллаха.
Странно, что Самира в столь поздний час была еще в лагере. Ужин уже давно закончился, огонь в плите был потушен, а посуда убрана. Но, несмотря на это, она сидела в своем темном углу и возилась там с чем-то, что издалека невозможно было рассмотреть.
Марк взглянул на Жасмину. Ее руки и кисти были все еще забинтованы марлей, а шея и лицо усеяны мелкими красными пятнышками. Ему вспомнилось, как приятно было держать ее в своих объятиях.
– Как вы себя чувствуете? – осторожно поинтересовался он.
– Уже совсем хорошо.
Они впервые решились заговорить о том, что произошло прошлой ночью. Жасмина тихо сказала:
– Не знаю, как это могло произойти. Я внезапно проснулась, а воздух был наполнен… – Ее голос сорвался.
Марк положил руку ей на плечо:
– Этого больше не случится. Абдула тщательно проверил вашу палатку. Просто невозможно, чтобы такие стаи насекомых снова смогли проникнуть в нее. – Он помедлил. В какой-то момент ему показалось, что он и сам не верит в то, что говорит. – В любом случае рабочие переставили вашу палатку, так что она находится теперь рядом с моей. Возможно, это с самого начала было связано с местом, которое по какой-то причине привлекало насекомых. Я распорядился, чтобы Абдула опрыскал окна и двери средством против насекомых. Теперь они оставят вас в покое.
Она посмотрела на него темными выразительными глазами.
– Спасибо, – пробормотала она и вышла из палатки.
Марк принялся искать в кармане рубашки резинку, чтобы скрепить свернутые бумаги. Его взгляд невольно остановился на старой феллахе – та механически продолжала заниматься своим делом в углу. Похлопывая свернутыми бумагами по ладони, он снова задумался о видении, которое весь день не выходило у него из головы, преследовало его на каждом шагу и отвлекало от научной работы. Женщина в белом…
– Старая женщина, – обратился он к Самире по-арабски.
Она, казалось, не слышала. Ее руки проворно работали.
– Шейха, я хочу поговорить с тобой.
Она не обернулась.
– Ты говоришь на коптском, шейха. Возможно, на диалекте, которым я не владею. Я бы хотел изучить его.
Старуха не ответила.
– Ты, наверное, хочешь, чтобы я тебе заплатил. Не сомневайся, ты получишь свой чай.
Снова не последовало никакой реакции. Самира стояла к нему спиной и не оборачивалась. Марк постепенно начал злиться. Подумав с минуту, он проговорил:
– Нима тра ту энтек?
На этот раз Самира повернулась к нему. Ее глаза округлились от ужаса.
– Значит, ты все-таки слышишь меня, – констатировал он по-арабски.
Она поджала тонкие губы и наконец недоверчиво спросила:
– Где вы слышали эти слова, господин?
– Это коптский?
– Нет, это древний язык.
– Разве коптский – не древний язык?
– Нет, этот язык древнее, чем коптский, господин. Это язык кадим.
Марк поднял брови. «Кадим» – древние. Феллаха сверлила его своими маленькими глазками.
– Что значат эти слова?
Самира спрятала руки в широких рукавах своего наряда, подошла к нему поближе и недоверчиво оглядела его.
– Они означают: «Кто ты?»
– Кто ты… Ну конечно же, теперь я вспомнил…
Ее глаза сверкнули.
– Где вы слышали эти слова, господин?
– Я… во сне.
В ее глазах появилось беспокойство.
– Вы уже видели его. Началось! Началось!
– О чем это ты?
Ее морщинистая коричневая рука быстро выскользнула из рукава и с невероятной силой сдавила его запястье.
– Вы должны найти гробницу, господин, и вы должны сделать это быстро, прежде чем нас всех уничтожат!
Марк оттолкнул ее руку и нервно рассмеялся.
– Что ты болтаешь?
– Демоны, господин, они уничтожат вас и ваших друзей, всех по очереди. Каждому из вас предначертана своя, особая смерть. Но если вы найдете гробницу и если вы сделаете то, что должны сделать, тогда демоны исчезнут…
Ее голос превратился в хриплый шепот, и она все ближе наклонялась к Марку. Неприятный запах ее тела заставил его отшатнуться.
– Семеро должны уничтожить всех вас, так как это предначертано. Каждого из вас ждет ужасный конец. Если только вам не удастся найти гробницу и сделать то, что вы должны сделать, так как в ней лежит ваше единственное спасение! Но вы должны торопиться! – в ее голосе слышалась мольба, она быстро моргала. – В конце концов решение придется принимать вам, господин. Начнется война, война за жизнь и смерть. Добро и зло будут бороться за вас, и вы должны будете узнать добро и победить зло.
– Что за чушь ты несешь…
– На-кемпур!
– Что?
– Тот высокомерный господин, – сказала она презрительно, – он же спрашивал вас о значении этого слова.
– Ты знаешь, что оно значит?
– Это действительно древнее слово, господин. Оно принадлежит языку богов, которые когда-то населяли долину Нила. Оно древнее, чем письменный язык, древнее даже, чем само время.
– Что значит «на-кемпур»?
– Оно означает «истекать кровью», господин…
Марк оцепенел, как будто его поразило громом. Сердце неистово заколотилось.
– Он… он, конечно же, неправильно понял. Мистер Холстид услышал что-то, что похоже звучит…
Самира саркастически скривила губы. Ее взгляд снова стал твердым, и она презрительно посмотрела на него.
– Найдите гробницу, господин, пока еще не поздно!
Когда «лендроверы» замедлили ход и пыль постепенно улеглась, Марк увидел Абдулу Рагеба, бегущего к нему по песку. На протяжении всех лет его знакомства с аскетичным, постоянно сдержанным египтянином, Марк ни разу еще не видел, чтобы тот так быстро бегал.
– Эфенди, – выпалил Абдула – на его лице лежала странная тень, – у нас неприятности, вы должны задержать остальных.
Марк выскочил из машины и быстро взглянул через плечо бригадира на то место, где стояла стела. Несколько феллахов собрались вокруг раскопа.
– Где остальные рабочие?
– Я отослал их, эфенди. Я сказал им, что сегодня праздник по американскому календарю.
– Почему?
– Сейчас увидите. Пойдемте со мной, но остальных оставьте здесь.
Марк повернулся к Рону, который уже вылезал из второго «лендровера», и сказал, подойдя к нему поближе:
– Проследи за тем, чтобы все оставались в машинах. Абдула говорит, что у нас неприятности. Придумай какую-нибудь отговорку.
Марк зашагал по песку вслед за Абдулой, расстроенно глядя на заброшенные раскопки. Он как раз собирался высказать египтянину свое недовольство, но они уже пришли на место. Ему потребовалось одно лишь мгновение, чтобы понять, что произошло. Он пошатнулся, и ему пришлось опереться на бригадира.
Гафир, который должен был ночью охранять стелу, лежал в канаве, расчлененный на две половины. Он был разрублен посередине.
– Боже мой, Абдула…
– Я первый обнаружил его, эфенди. Поэтому я и отослал рабочих обратно в лагерь. Только те, которые находятся здесь, знают, в чем дело. Но на их молчание мы можем рассчитывать.
Марк едва ли обратил внимание на посеревшие, переполненные ужасом лица помощников Абдулы. Он не мог оторвать глаз от убитого.
– Почему, Абдула? – услышал он свой голос. – Почему это случилось?
– Не знаю, эфенди. Ничего не тронуто. Стела все там же, где мы оставили ее вчера вечером.
Марку наконец удалось поднять глаза. Он никогда еще не видел Абдулу таким потрясенным.
– Абдула, это какая-то чудовищная месть.
– Похоже на то, эфенди.
Услышав приближающиеся шаги, Марк обернулся, но было уже поздно. Позади него стояли Холстиды: Сенфорд судорожно схватился руками за живот, а Алексис в ужасе смотрела в канаву.
– Мне не удалось их удержать, Марк, – объяснил Рон извиняющимся тоном. – Им непременно хотелось посмотреть, что произошло… – Тут он и сам заметил тело и оцепенел.
Марк вдруг заметил темные тени на песке и, подняв глаза, увидел коршунов, круживших у них над головами.
– Абдула, ты со своими людьми поднимешь тело! Проклятье! Канава залита кровью!
– Я позабочусь об этом, эфенди.
– О Господи! – вырвалось у Марка. Отчаянная ярость поднималась в нем. – Я хочу, чтобы это немедленно прекратилось! Кто это сделал, Абдула?
– Мои люди говорят, что никто из наших рабочих не мог этого сделать. Ни один из них не покидал прошлой ночью рабочего поселка.
– Может быть, они выскользнули незаметно:
– Мои люди абсолютно уверены в своих словах. Им известны отношения между рабочими, и они утверждают, что нет никакой вражды.
– Но ведь она существует! О прошлом гафире ты сказал мне, что он обидел чужую жену.
– Правильно, эфенди, но я не говорил, что это дело рук одного из рабочих. Убитые были гафирами, а они не общаются с простыми рабочими.
– Значит, это кто-то из деревни?
– Может быть, эфенди.
Марк старался не смотреть больше в канаву, но ничего другого он просто не мог делать. Еще страшнее, чем беспорядочно разбросанные внутренности и лужи крови, было выражение лица покойника. Глаза вылезли из орбит, а раскрытый рот, казалось, все еще продолжал кричать. Его потухший взгляд выражал бесконечный ужас.
– Хорошо, сегодня мы не будем работать. Как можно скорее убери следы этой бойни. Я еду в Эль-Тиль.
Марк оставил Холстидов на попечение Жасмины, а Рона и Хасима взял с собой в качестве сопровождающих. В приступе ярости, какие с ним не часто случались, он вел «лендровер», не обращая внимания на каменные глыбы и ухабы. Прежде чем они выехали из лагеря, он увидел шейху, сидевшую в тени от палатки, и заметил, что она почти осуждающе смотрела на него своими черными как смола глазами. И теперь, когда он мчался среди руин древнего города, в его памяти, словно звуки похоронного марша, вертелись слова из дневника Рамсгейта: «Верный помощник Мухаммеда, да хранит Господь его душу, был найден разрубленным пополам…»
Когда они добрались до окраины деревни и машина не могла уже проехать дальше, все трое вышли из «лендровера» и зашагали друг за другом по узким переулкам. Большинство домов были пустыми, а маленькие дети, которые обычно играли в пыли, куда-то исчезли. Далеко впереди слышалось пение.
– Что случилось? – спросил Рон.
Чуть позже им повстречалась целая процессия. Люди шли толпой за повозкой, нагруженной мебелью, которую тянул осел. Они хлопали в ладоши и распевали хвалебные песни.
– Это свадьба, – объяснил Хасим.
Все трое последовали за процессией и вскоре остановились около дома из речного ила. Молодые мужчины в галабиях столпились у входа. Прищелкивая языками, они распевали незатейливые любовные песенки. Марк пробрался сквозь толпу вперед и сквозь раскрытую дверь разглядел в сумрачном помещении приготовления к крестьянскому пиршеству. Молодой феллах, с наигранной застенчивостью прикрывая лицо носовым платком, стоял в кругу своих друзей, которые одобрительно хлопали его по плечу. Его руки были выкрашены хной, и на нем была новая галабия.
Марк протиснулся сквозь группу мужчин и остановился в поисках умды. Но, не найдя его, он обернулся к своим спутникам и сказал:
– Пошли к дому невесты.
Они пошли по грязным, узким деревенским улицам на громкие крики женщин. Когда они наконец-то нашли нужный дом, то встретили там, как того и следовало ожидать, всех женщин и детей деревни, которые занимались тем, что готовили молодую девушку к брачной ночи. Она уже приняла единственную в своей жизни ванну, и теперь ее подруги красили хной ее руки и ноги и время от времени щипали ее за бедра, что должно было принести счастье. Когда вдалеке раздались оружейные выстрелы, подруги покрыли голову девушки красным и белым платками и обсыпали ее солью.
Марк, Рон и Хасим отделились от толпы и увидели процессию жениха, шествующую за повозкой вниз по узкой улице. Среди мужчин находился и умда.
– Это он, – пробормотал Рон.
– Подожди. Не сейчас.
Они снова ушли в тень, чтобы их не заметили. Жених и его друзья вошли в крохотный домик и расступились перед умдой. В то время как остальные жители деревни толпились снаружи, ближайшие друзья и родственники наблюдали за тем, как будет проходить проверка невинности невесты. Все свершилось быстро и примитивно. Невеста вскрикнула от боли, и ее кровь оросила белый платок. Все захлопали в ладоши и выпили за здоровье невесты. Честь была спасена. Теперь пришло время празднования.
– Это будет не просто, – заметил Рон, когда они вышли из тени.
– Меня это абсолютно не волнует. Я сейчас же поговорю со стариком, хочет он того или нет.
Только Марк начал было прокладывать себе дорогу сквозь толпу, крестьяне, к его удивлению, расступились, и в дверях появился умда. Когда толпа сомкнулась за ним, он подошел к трем гостям и поприветствовал их с чрезвычайно доброжелательной улыбкой.
– Вы удостоили нас сегодня огромной чести. Заходите и празднуйте с нами.
– Нам нужно поговорить, хагг.
Улыбка слетела с его лица.
– Нам не о чем говорить, доктор Дэвисон. Этот мужчина жил в Эль-Хавата. Вот и говорите с умдой из Эль-Хавата.
Марк вскинул брови:
– Так ты знаешь?
– В нашей округе нет ничего, чего бы я не знал.
– Тогда ты, наверное, знаешь, кто его убил. Лицо старика помрачнело:
– Это то, чего я не знаю.
– Послушай, хагг…
– Доктор Дэвисон, здесь нет никакой междоусобной вражды. Наши деревни живут в мире, и мы собираемся и дальше поддерживать его. Я не такой глупец, как вы, вероятно, считаете. Я ни за что бы не допустил, чтобы тха'р помешал археологическим работам, вы наняли многих из моих людей и дали нам отличный чай. И я не настолько глуп, чтобы не знать, к чему может привести тха'р в таком прибыльном деле. Кто бы ни был убийцей, доктор Дэвисон, это не крестьянин из Эль – Тиль. Я не разрешаю кровную месть.
