Текст книги "Семь демонов"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 23 страниц)
ГЛАВА 2
Марк проснулся с восходом солнца. Зажмурившись, он отвернулся от ярких солнечных лучей, пробивавшихся сквозь рассеивающиеся тучи и светивших ему прямо в лицо. Он рассеянно осмотрел комнату и только тогда вспомнил, что заснул в кресле, после того как дочитал до конца дневник Невиля Рамсгейта. Марк почесал в затылке, потянулся и медленно встал. «Невероятно! – пробормотал он, посмотрев на тяжелую, обтянутую кожей книгу, которая лежала у его ног. – Это просто невероятно…»
Из темной гостиной Марк прямиком направился в ванную комнату, там он стащил с себя одежду и встал под горячий душ. Намыливая голову, он начал вспоминать о том, что произошло с ним вчера: роковой звонок Гримма; неудачная попытка надиктовать статью для женского журнала; неожиданный визит Сенфорда Холстида и, наконец, – дневник. Марк еще некоторое время подержал голову под струей воды, затем выключил душ. Стараясь с помощью энергичных растираний стимулировать кровообращение, Марк не переставал думать о необыкновенной истории, прочитанной им этой ночью.
Теперь он почувствовал себя немного лучше, хотя в голове все еще шумело и ему страшно хотелось есть. Одевшись, Марк тут же схватил телефон и набрал номер Рона Фэрмера. Он насчитал по меньшей мере гудков двадцать, прежде чем положил трубку. Марк посмотрел в окно и отметил, что дождь прекратился еще ночью.
Он решительно повернулся на каблуках, прошел через гостиную и надел ветровку, висевшую на вешалке рядом с дверью. На улице, предоставленный всем ветрам, стоял его старенький, помятый «вольво». Буквы на номерном знаке составляли слово Нил. Пока прогревался мотор, у Марка не выходила из головы невероятная история, которую он читал сегодня до поздней ночи.
Дневник Невиля Рамсгейта содержал заметки одного из пионеров египтологии, жившего в девятнадцатом веке. Это была рукопись человека, исследовавшего древний египетский город Ахетатон.
Марк и раньше слышал имя Невиля Рамсгейта и читал об экспедиции старого профессора в долину Нила. Было известно, что Рамсгейт в 1881 году руководил раскопками где-то вблизи Тель Эль-Амарны, где он искал описанную в легендах гробницу фараона Эхнатона. Но дальнейшая судьба Невиля Рамсгейта и его экспедиции была неизвестна. Об экспедиции знали только то, что ученый расположил свой лагерь где-то в окрестностях Тель Эль-Амарны, некоторое время там работал, а потом исчез при загадочных обстоятельствах. Больше о нем никто ничего не слышал.
Это было все, что Марк, как и любой другой археолог на земле, знал о Невиле Рамсгейте. До вчерашнего вечера. До тех пор пока неизвестный по имени Сенфорд Холстид не появился на пороге его дома и не передал ему дневник, написанный собственноручно загадочным Невилем Рамсгейтом.
Когда двигатель «вольво» уже достаточно прогрелся, Марк тронулся с места и, дождавшись просвета в непрерывном утреннем потоке машин на Тихоокеанском шоссе, помчался на юг.
Через полчаса он добрался до Марина-дель-Рей, маленького порта для яхт. Проезжая мимо бесконечного ряда машин, припаркованных вдоль канала Б, Марк заметил старенький «комби» Рона Фэрмера, на котором красовалась огромная надпись: «Археологи без ума от старушек.» Марк припарковался рядом, выключил мотор и помедлил несколько минут, собираясь с мыслями.
Рона Фэрмера было нетрудно найти. Он обитал обычно в одном из трех мест: в фотолаборатории у себя дома, в университетской библиотеке или на своей яхте. Так как Марк позвонил Рону домой и там никто не ответил, а библиотека была еще закрыта, он точно знал, где может найти своего лучшего друга в этот ранний час.
Ворота порта были открыты, так что Марку не пришлось перелезать через решетку ограды, чтобы спуститься к причалу. Место швартовки Рона было в самом конце, поэтому Марк быстро зашагал между двумя рядами блестящих на солнце яхт, которые со скрипом покачивались на волнах. Дойдя почти до самого конца причала, Марк заметил своего друга, сидевшего по-турецки на правом поплавке своей лодки, двадцатишестифутового тримарана, на борту которого было написано «Тутанхамон».
– Привет! – крикнул Марк.
Рон поднял голову, быстро кивнул и снова недовольно уставился в люк правого борта.
Марк спрыгнул на борт и спросил, держась за ванты:
– Что случилось?
Рон ответил, не поднимая головы:
– Дождевая вода в трюме, черт бы ее побрал!
Марк сдержал улыбку и в нетерпении потер руки.
Рону Фэрмеру было тридцать пять лет, но он выглядел намного моложе. На нем были голубые потрепанные джинсы и заштопанная матросская роба с состиранной надписью на груди. Его длинные светлые волосы спадали на лицо, скрывая его недовольное выражение. Марк заглянул в кубрик, где на фоне разорванной виниловой обшивки увидел такие знакомые предметы, опознавательные знаки Рона Фэрмера: оплетенную бутылку дешевого калифорнийского кьянти, роман Станислава Лемма и камеру со вспышкой. Марк знал привычки Рона: сейчас он отправится в открытое море, ляжет в дрейф, спустит парус и, отдавшись на волю волн, будет плыть, пока вино не пойдет на убыль. Иногда он пропадал по нескольку дней, когда ему приходило в голову отправиться к Исландскому проливу или к острову Каталины. Случалось, Марк не видел Рона целую неделю. Поэтому он был чрезвычайно рад, что вовремя успел перехватить своего приятеля.
– Рон? – Марк начал замерзать на пронизывающем морском ветру.
Наконец его друг пожал плечами, захлопнул крышку люка и выпрямился. Он был одного роста с Марком, но из-за своей невероятной худобы казался гораздо выше. Чисто выбритое лицо, васильковые глаза и длинные, почти до плеч, платиновые волосы делали его похожим на сёрфера лет двадцати пяти.
– Что стряслось? – спросил он. – Никогда еще не видел тебя здесь в такую рань. Бог ты мой, ну и видок у тебя!
– Да, чувствую себя отвратительно, не спал всю ночь. Я хочу, чтобы ты поехал ко мне домой. Мне обязательно нужно тебе кое-что показать.
– Сейчас? Я занят. Нужно выкачать воду из трюма, пока она не добралась до корпуса.
Задумчиво пощипывая бороду, Марк оглядел «Тутанхамон». Несмотря на все усилия, постоянно прилагаемые Роном, яхта все равно выглядела изрядно обшарпанной. Хотя, с другой стороны, Рон никогда не придавал большого значения внешнему виду. При попутном ветре «Тутанхамон» мог, пожалуй, развить скорость до тринадцати узлов.
– Рон, ты слышал что-нибудь о Невиле Рамсгейте? – спросил Марк.
Рон спрыгнул в кубрик, наклонился и стал рыться в вещах.
– Да, – крикнул он Марку, – один из первых египтологов. Еще до Питри, я думаю. Он занимался измерением пирамид.
– Он также проводил раскопки в Тель Эль-Амарне.
– Точно. Об этом я тоже что-то читал. – Пытаясь что-то найти, Рон шарил руками в воде, которая проникла даже в поплавки. – Черт побери! – пробурчал он.
– Что случилось?
– Не могу найти насос.
– Рон, ты не можешь это отложить?
Рон снова выпрямился.
– А в чем, собственно, дело?
Марку хотелось бы выговориться и разделить с другом возбуждение, от которого у него сосало под ложечкой. Но он сдержался.
– Я бы хотел, чтобы ты взглянул на одну вещь у меня дома.
Рон откинул назад спадающие на лицо светлые пряди.
– Снова сенсационная находка?
– Поедем ко мне.
– А это не может подождать?
Марк отрицательно покачал головой.
– Ну ладно… – Рон выразительно взглянул на небо и вздохнул. – Все равно, похоже, снова пойдет дождь.
Они ехали на машине Марка. По дороге Марк рассказывал о коротком, необычном визите Сенфорда Холстида, при этом он старался точно вспомнить все сказанное гостем. Хотя он и обмолвился о содержимом свертка, принесенного Холстидом, но рассказал далеко не все, закончив словами:
– Знаешь, после того как меня прокатили с местом профессора, я чувствую себя ужасно неуверенно и с радостью хватаюсь за все, что мне предлагают. Этот Холстид хочет, чтобы я поехал в Египет и начал там раскопки. Звучит слишком заманчиво. Поэтому я подумал, что будет лучше, если ты посмотришь на все это еще раз и скажешь, что ты об этом думаешь.
Когда они вышли из машины и почувствовали на лице первые капли моросящего дождя, Рон подумал вслух:
– Для начала мне нужно выпить кофе. Я тоже почти всю ночь не спал.
Марк искал ключ от входной двери:
– Все писал о своем Эхнатоне?
– Нет, проявлял пленку с дельфинами, которую отснял на острове Каталины. Из тридцати шести кадров получился только один. – Рон поежился, когда на него из дома пахнуло леденящей сыростью. – И как только ты это выносишь?
– Хочешь, разведу огонь? – крикнул Марк, направляясь в кухню, которая была все еще не убрана со вчерашнего дня.
Через пять минут, когда дождь уже начал барабанить по крыше, оба египтолога сидели у пылающего камина и пили горячий кофе. Марк молча протянул Рону потертую книгу.
– Выглядит довольно старой.
– Сто лет, если быть точным. Прочти первую страницу.
Рон внимательно пробежал глазами размашистый, кудрявый почерк:
– Невиль Рамсгейт, а как же ты…
– Мне принес ее Сенфорд Холстид вчера вечером. Я прочел весь текст, но тебе не обязательно это делать. В первой части сплошные восторги по поводу Каира и его путешествия на пароходе вверх по Нилу. Перелистни на июнь – это приблизительно в середине книги и начни читать примерно с двадцатого числа.
Рон устремил на Марка испытующий взгляд и спросил:
– И тут написано, что он нашел в Тель Эль-Амарне?
Марк отвел глаза и стал неподвижно смотреть на огонь.
– Читай сам… – тихо ответил он.
ГЛАВА 3
– Ну и?
Рон Фэрмер поднял голову. На его лице было написано замешательство.
– Он не дописал до конца. Последняя запись обрывается в середине предложения.
– Что ты думаешь об истории Рамсгейта?
Рон закрыл дневник и осторожно положил его на столик рядом с диваном. Затем он встал, потянулся и подошел к раздвижной стеклянной двери. Наблюдая за тем, как свинцовая масса океана то вздымается, то опускается под сильным дождем, он спокойно произнес:
– Я бы сказал, что Невиль Рамсгейт нашел гробницу Эхнатона.
Марк стоял позади него, облокотившись на каминную полку, и изо всех сил старался справиться с волнением. Слова Рона разожгли надежду, которая теплилась в нем с тех пор, как он прочитал дневник.
– Сто лет назад, – начал он тихо, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее, – сто лет назад Невиль Рамсгейт отправился во главе экспедиции, состоящей из семи человек, в Тель Эль-Амарну, где он разбил лагерь и собирался приступить к раскопкам руин на равнине. Затем благодаря счастливой случайности в его руки попадает документ, подтверждающий существование неисследованной гробницы. С этого момента он все свои силы направляет на поиски этой гробницы – полагая, что это гробница фараона Эхнатона, – и, следуя целому ряду доказательств этого, он в конце концов находит ее. Но… – Марк понизил голос, – дневник заканчивается непосредственно на том месте, где Рамсгейт сообщает, что он собирается открыть дверь гробницы.
Рон неподвижно смотрел на дождевые потоки, бегущие снаружи по оконным стеклам. Его взгляд потемнел и лицо стало бледным. Он повернулся к Марку, прислонившись спиной к холодному стеклу:
– Могу поспорить, что гробница до сих пор находится там и все еще не открыта. На тех страницах, где заканчиваются записи, Рамсгейт сообщает о том, что они очистили последнюю ступень и увидели дверь гробницы…
– … которая была отмечена древними печатями жрецов.
– С Рамсгейтом, должно быть, что-то случилось, прежде чем он открыл гробницу, так как, во-первых, он не закончил свой дневник, во-вторых, я никогда не слышал о гробнице, которую он описывает. Мне кажется вероятным, что он умер прежде, чем вошел в нее, и что после него по какой-то причине ни у кого больше не было возможности открыть эту дверь.
– Рон, он, наверняка, унес эту тайну с собой в могилу, – сказал Марк и мрачно посмотрел на тяжелую книгу, лежащую на столике рядом с диваном.
– Все, о чем мы только что прочитали, произошло сто лет назад. Египтология находилась тогда еще на заре своего развития. Невиль Рамсгейт случайно наткнулся на гробницу, но он умер прежде, чем открыл ее, и тайна ее местоположения, вообще сведения о ее существовании исчезли вместе с ним.
Марк отошел от камина и опустился на диван.
– Эта гробница существует на самом деле. Она находится где-то в окрестностях Тель Эль-Амарны и, возможно, до сих пор еще не тронута.
Рон некоторое время задумчиво смотрел на Марка и наконец проговорил:
– Ты думаешь, ее можно снова найти?
– Боже всемогущий, Рон, – прошептал Марк. – Гробница Эхнатона! Самого знаменитого и таинственного из всех египетских фараонов. Вот это была бы сенсация! Почище могилы Тутанхамона. И для человека, который ее найдет, это означало бы…
– …безграничную славу и богатство. Он был бы героем, более знаменитым, чем Хауард Картер. Если… – Рон засунул руки в карманы брюк, сделал несколько размеренных шагов по комнате и опустился на диван рядом с Марком, – … если ее можно снова найти.
Марк окинул друга тревожным, испытующим взглядом.
– Рамсгейт же нашел ее, разве нет?
– Конечно, но из дневника следует, что своим открытием он в значительной степени обязан счастливому стечению обстоятельств, например этой пожилой женщине, которая передала ему первый фрагмент камня.
– Но Рон, – быстро возразил Марк, – все, что нам нужно сделать, это повторить шаги Рамсгейта.
– Не знаю, Марк, в описании так много пробелов. Рамсгейт писал свой дневник не для того, кто придет вслед за ним через сто лет. Это скорее изложение исключительно личных впечатлений. Он знал то, о чем писал, поэтому ему не нужно было углубляться при описании в подробности, например приводить точные параметры местоположения гробницы.
– Но в дневнике есть кое-какие зацепки. Мы знаем хотя бы, что она находится в Тель Эль-Амарне.
– И это, пожалуй, единственное, что мы знаем. Черт возьми, Марк, ты говоришь о шестидесяти квадратных километрах пустыни, состоящей из песка, долин и ущелий! Сведения о местоположении гробницы, приводимые Рамсгейтом, настолько ничтожны и получены им самим благодаря чистой случайности. Вот, только послушай.
Рон поднял дневник и начал осторожно листать ветхие страницы.
– Здесь. – Он положил книгу на колени и начал читать.
1 июля 1881.
Вскоре после восхода солнца в наш лагерь пришла пожилая женщина, ведущая за собой осла. Она рассказала Мухаммеду, что она искала в развалинах себах, спрессованные остатки ила из реки, которые местные жители используют как удобрение для полей, и случайно наткнулась на кое-что, что наверняка заинтересует «чужеземцев с севера». Мухаммед как раз собирался ее прогнать, когда я вмешался, вспомнив, что многие ценные находки, находящиеся сегодня в Британском музее, попали в руки европейцев именно таким образом. Поэтому я сказал ей, что хочу взглянуть на ее находку.
Каково же было мое удивление, когда эти старые узловатые руки достали из мешка, висевшего на спине осла, отлично сохранившуюся верхнюю часть стелы, какие находят в этой местности выдолбленными на скалах. Изображая на лице равнодушие, чтобы старухе не пришло в голову назначить бесстыдно высокую цену, я осведомился, где она нашла этот камень.
Мухаммед при этом переводил, так как я плохо владею местным диалектом. Фрагмент был найден недалеко от устья большого Вади, где он лежал, засыпанный песком равнины.
Я спросил старуху, где находятся остальные части стелы, так как заподозрил, что она, следуя старой арабской хитрости, разбила находку на несколько частей, чтобы потом продать их по отдельности и выручить побольше денег. Как же я, однако, был поражен, когда она заверила меня, что не знает этого.
На этом месте наш разговор прервался, так как мой вопрос, казалось, испугал старуху и она решила вместе со своим ослом отправиться в обратный путь. Я сказал Мухаммеду, чтобы он предложил ей за этот фрагмент один египетский фунт (что, конечно, составляло для нее целое состояние) и еще два, если она поможет нам отыскать оба остальных. Но она отказалась, сказав, что вообще не возьмет денег! Сэр Роберт и я заподозрили неладное, так как, пожалуй, нет на свете более алчного народа, чем арабы.
Но Мухаммед стал переводить дальше: по словам старухи, жители деревни были бы рады избавиться от камня, потому что с тех пор, как несколько месяцев назад сильный ливень вымыл его из Вади, их постоянно преследуют несчастья. В то время как Мухаммед продолжал разговаривать со старухой, пытаясь задержать ее и получить новые сведения, я стал внимательно рассматривать то, что было у меня в руках. И когда мне стало ясно, что это был фрагмент надгробной стелы, камня, который помещают у входа в гробницу, причем в данном случае речь явно шла о месте захоронения особы царского происхождения, я уже едва ли мог скрыть свое волнение.
– Этот камень из царской гробницы? – спросил я через Мухаммеда. – Он стоял перед гробницей, которая находится в четырех милях вверх по Вади?
Она отчаянно затрясла головой и пробормотала что-то о «запретной зоне».
Я снова попытался ее уговорить, но мои слова на нее не подействовали. Я поднял цену, но она снова отказалась, постоянно бормоча что-то на своем сбивчивом языке, как будто пытаясь отговориться. После того как старуха ушла, Мухаммед перевел мне слова, которые она сказала в конце: этим камнем отмечено запретное место, которое их народ уже несколько веков благоразумно обходит стороной. Но теперь гроза и дождь раскололи предостерегающий камень, который стоял под «собакой», и разбросали в разные стороны его фрагменты. «Теперь демоны вышли на свободу.»
По утверждению Мухаммеда, таковы были ее последние слова.
Рон посмотрел на Марка.
– Пункт номер один. Стела, которой был отмечен вход в гробницу, стояла под «собакой», что бы это ни было, удар молнии расколол ее на три части, а внезапно начавшийся сильный ливень выбросил одну из частей на равнину. Итак, Рамсгейт отправился на поиски гробницы, используя этот фрагмент стелы и высматривая упомянутую «собаку».
– И он ее нашел.
– Да, но снова благодаря случаю, а не каменному фрагменту. На протяжении нескольких страниц он описывает поиски этой «собаки», а когда он ее находит, то не говорит ни слова о том, где конкретно она находится, а только: «Наконец-то, я нашел собаку.»
Рон пожал плечами.
– А теперь пункт номер два.
Когда он начал перелистывать пожелтевшие страницы, в проносящихся над домом облаках блеснула молния, и через секунду послышались оглушительные раскаты грома.
– Теперь гроза прямо над нами, – пробормотал Марк и посмотрел на потолок.
– Вот здесь, – тихо продолжал Рон.
3 июля 1881.
Есть что-то странное в этой стеле. Вчера вечером я подверг тщательному анализу вырезанный на ней рельеф и сделал поразительное открытие, что она не похожа ни на одну из до сих пор известных. Она не является ни обычной плитой, изображающей царя на поле битвы, ни одним из таких надгробий, на которых умерший преклоняется перед Осирисом и Анубисом. На самом деле в верхней части камня нет ни одного человеческого существа, вместо этого здесь изображены семь довольно необычных и удивительных фигур, которые, я полагаю, являют собою богов. Только одно имя можно различить, и оно стоит в картуше неизвестного фараона по имени Тутанхамон. Я еще ни разу про него не слышал, и сэр Роберт тоже.
Стела напоминает обычную надгробную плиту, однако иероглифы, начертанные горизонтальными рядами и читаемые справа налево, судя по всему, содержат предупреждение.
Рон перевернул страницу, и снова дом до самого фундамента содрогнулся от раската грома.
4 июля 1881.
Я перевел надпись на камне. Как я и предполагал, речь идет о надгробной плите, которая указывает на местоположение гробницы, принадлежащей кому-то, кого называют «Он, Не Имеющий Имени». К сожалению, именно в этом месте стела раскололась на две части, и я не могу расшифровать, к кому относится это «Он, Не Имеющий Имени».
– Под этим наверняка подразумевается Эхнатон, – прокомментировал Марк, глядя в окно на бушующий океан. – Когда закончилось его правление, жрецы Амона запретили произносить его имя.
Рон проворно листал дальше.
– Потом Мухаммед, работавший сторожем у Рамсгейта, находит десятого июля второй фрагмент стелы, но Рамсгейт не сообщает, где именно. А теперь, Марк, послушай вот это. – Рон понизил голос и начал читать, затаив дыхание.
12 июля 1881.
Всех нас охватило непреодолимое желание найти «собаку» и третий фрагмент. Переводя текст второго фрагмента, я обнаружил начало нового абзаца, который, я уверен, содержит сведения о местоположении гробницы.
Держа книгу все еще раскрытой на коленях, Рон поднял глаза.
– На всех последующих страницах Рамсгейт описывает раскопки – прокладывание траншей, шурфов и пробных отверстий, – он описывает даже жизнь в лагере, которая в это время была исключительно тяжелой. Но он ни разу не упоминает, где именно он копал.
– Читай дальше, Рон. Прочти абзац о загадке.
– Ах да, загадка. Пункт номер три. – Он полистал дальше и хлопнул ладонью по нужной странице. – Заключительный пассаж.
16 июля 1881.
Вскоре после восхода солнца, когда группы рабочих продолжили раскопки уже в самом русле, был найден третий фрагмент. Это был не отдельный камень, а цоколь скалы, торчащей из песка. Стела была высечена из целой скалы. Поэтому цоколь неподвижно стоял на месте. Хотя этот фрагмент находился в гораздо худшем состоянии, чем остальные части стелы, надпись на нем все же можно было прочитать. Мне пришлось проработать весь день, чтобы перевести последний отрывок иероглифического текста. И вот теперь, пока бедная Аманда беспокойно спит, мучимая кошмарами, я сижу рядом с ней и ломаю голову над загадочными словами, которые я перевел. Они тоже содержат предупреждение. Предостережение, заклинающее всех путников обходить это место стороной. А последняя строка иероглифов гласит: «Если Амон-Ра плывет вниз по течению, то преступник лежит под ним, дабы глаз Исиды мог отметить его.»
Сэр Роберт и я весь вечер пытались разгадать эту загадку. Без всякого сомнения, последняя строка указывает на местоположение гробницы, но я не вижу здесь ни одного намека на «собаку». Как связано содержание этого абзаца с тем, что рассказала нам старуха, нашедшая первый фрагмент?
– Черт, – буркнул Марк и быстро пошел к бару, – он как будто бы специально хочет свести нас с ума!
Пока Марк наливал себе бурбона, мрачно глядя в окно на непрекращавшуюся бурю, Рон читал дневник дальше. Несколько минут они молчали, в тишине были слышны только раскаты грома. Наконец, Рон произнес почти беззвучно:
– Эта часть занимает меня больше всего. Надпись, которую Рамсгейт обнаружил при входе в гробницу…
Марк не слушал его. Наблюдая за пенящейся серой массой океана и ощущая, как дом содрогается от каждой новой волны, Марк был целиком поглощен мучительной мыслью о своей нерешительности.
Холстид предложил ему отправиться в Египет. И только одно мешало ему сразу же согласиться: он дал Нэнси обещание.
Марк снова думал о Нэнси, представлял себе ее милое лицо, вспоминал ее тихий непринужденный смех. Они познакомились семь лет назад в Лос-Анджелесском музее искусств, где он выступал с докладом о королеве Нефертити. Их отношения ограничивались сначала редкими встречами, но после каждой его экспедиции в Египет они становились все ближе, пока наконец после его последнего путешествия не стало ясно, что они любят друг друга. С тех пор они уже не хотели больше расставаться надолго. Нэнси путешествовала неохотно и мечтала о размеренной жизни, и однажды, в одну из тех долгих ночей любви, которые она проводила в его постели, Марк сдался.
Он пообещал ей, что время его экспедиций прошло, что он хочет покоя и больше не оставит ее. И до тех пор, пока Гримм не позвонил ему вчера вечером, он держал свое слово. Но потом появился Холстид и предложил ему редкий в жизни любого египтолога шанс. Только дурак, как бы сильно он ни был влюблен в такую женщину, как Нэнси, отказался бы от подобной возможности. Голос Рона, казалось, долетал до него издалека.
– Семь демонов и семь проклятий на двери гробницы, Марк. Ничего подобного я еще не слышал, ни разу за те годы, когда я занимался египтологией. Вот послушай:
Берегись стражей неверного, поставленных здесь на веки веков. Такова будет кара чудовищ:
Один превратит тебя в огненный столб и уничтожит тебя.
Один заставит тебя есть свои собственные экскременты.
Один сорвет волосы с твоей головы и скальпирует тебя.
Один придет и разрубит тебя на части.
Один придет как тысяча скорпионов.
Один прикажет насекомым поедать тебя.
Один вызовет страшные кровотечения и будет иссушать твое тело, пока ты не умрешь.
Рон откинулся назад и осторожно закрыл дневник.
– Здесь что-то не так. Рамсгейт наверняка неправильно перевел. Египтяне никогда не писали подобные вещи на своих могилах…
Рон снова замолчал, а Марк продолжал спорить с собой. Он знал, что не имеет права нарушать обещания, данного Нэнси; но он должен быть честен по отношению к себе самому.
Марк так сильно сжал стакан, что его пальцы побелели. Его трясло от собственной нерешительности.
Сколько он себя помнил, египтология всегда была для него самым главным.
Марк Дэвисон родился в Бейкерсфилде, в семье фермера. Оттуда его отец, грубый, огромного роста мужчина, перевез свою жену и четырех сыновей на север Калифорнии, так что им снова пришлось собирать урожай, который здесь к этому времени еще только поспел. В юности Марк никогда не перечил отцу, он относился к нему с благоговением, к которому примешивалась глубокая ненависть. Уже в возрасте пяти лет, работая согнувшись под палящим солнцем на поле Салинеса, где он вместе с отцом и тремя братьями собирал артишоки, Марк понял, что рожден для лучшей доли. Он не знал, как появилась у него любовь к древностям, но он не мог вспомнить ни одного дня, когда бы ему не приходилось копаться в земле. Поначалу Марку приходилось туго, так как отец презирал образование и его семья никогда не задерживалась настолько долго на одном месте, чтобы Марк мог окончить там хотя бы один учебный год. Но время шло, и Георг Дэвисон стал жертвой собственного многолетнего пьянства. И когда старшие братья один за другим покинули дом, оставив Марка одного с вечно пьяным отцом и изможденной матерью, им овладело отчаянное желание чего-то добиться в этой жизни. Он подрабатывал на бензоколонках и ходил в вечернюю школу. Он подал заявку на стипендию в Чикагский университет и сразу же получил ее. Один из профессоров – из тех, что обладают особым чутьем и умением увлекать других, – пробудил в нем почти болезненную страсть к Древнему Египту. Ему пришлось многим пожертвовать ради осуществления своей мечты, он подрабатывал в двух местах, использовал каждую свободную минуту, чтобы заниматься и писать свою диссертацию, которую он защитил в двадцать пять лет. Свободный стиль жизни его поколения едва ли коснулся Марка, он с головой ушел в египтологию и, полагаясь только на себя, упорно боролся за место на академической лестнице. С детских лет он привык жить в стесненных условиях и довольствоваться малым, и теперь эта привычка помогала ему держаться на плаву. Все годы учебы и лишений он ждал именно этого момента… Марк внезапно повернулся и заявил:
– Рон, я приму это предложение.
– А как же Нэнси?
Марк нервно крутил в руках стакан. Он знал, это означало бы потерять ее.
– Не знаю. Надеюсь, что она поймет. Рон, эта гробница существует, и она принадлежит мне.
Рон откинулся на спинку дивана и испытующе посмотрел на друга. Таким решительным и жаждущим славы он не видел Марка с тех пор, как тот в последний раз работал на раскопках. И так как Рон знал, что чувствовал его друг в этот момент – возбуждение от перспективы совершить сенсационное открытие, – волнение Марка частично передалось и ему.
Они смотрели друг на друга через наполненную табачным дымом комнату, и каждый думал о своем.
Марк и Рон оба родились в те бурные шестидесятые, ознаменовавшиеся небывалым взлетом рождаемости. Подростками они сидели в переполненных классах и стали свидетелями университетского бума. После школы они вместе с такими же, как они, молодыми людьми наводнили университетские аудитории и, сдав последние экзамены, занялись поиском работы на уже переполненном рынке труда. Как свежеиспеченные египтологи, они едва ли могли получить место. Так как раскопки в то время не проводились и находки для анализа отсутствовали, им оставалось выбирать между профессией преподавателя и работником музея – а на каждое свободное место претендовало десять квалифицированных египтологов. Многим пришлось сменить профессию, чтобы получить работу; так, один из их общих друзей, окончив учебу, открыл автомастерскую и зарабатывал как владелец крупного предприятия гораздо больше, чем Марк или Рон.
Марку еще повезло. Ему посчастливилось принять участие в немногочисленных раскопках, которые еще велись после строительства Асуанской плотины; он написал несколько популярных книг и поэтому получил место преподавателя в Лос-Анджелесском университете. Рон же, напротив, был вынужден оставить свою профессию из-за нехватки средств к существованию. Чтобы платить за свой сарай в калифорнийской Венеции, ему пришлось опубликовать под тремя женскими псевдонимами рассказы ужасов. Гонорара хватило на то, чтобы покрыть текущие расходы и осуществить заветную мечту: оборудовать фотолабораторию и купить яхту. И все же он неизменно остался верен своей специальности и время от времени издавал свои научные статьи, которые всегда вызывали большой интерес в среде археологов. Три его работы: «Гомосексуализм в Древнем Египте», «Господство женского начала в Древнем Египте – распространенное заблуждение» и «Бес: фаллический Бог», которые он написал для журнала «Ближний Восток», были включены в новый учебник по антропологии, которым пользовались студенты по всей стране.
Его специализация была – мумии. Своей диссертацией о «Применении рентгеновских снимков при определении родственных связей фараонов Новой Империи» и многочисленными опубликованными работами он завоевал себе некоторую славу в этой области. Год назад он в составе группы врачей по приглашению Веслианского университета ассистировал при разпеленании и анализе мумии из двадцатой династии, которая была передана в дар местному Музею естествознания.
Сначала Марк и Рон были непримиримыми противниками. Они познакомились восемь лет назад на семинаре в Бостоне, куда оба были приглашены выступать с докладами. Марк в своем выступлении отстаивал теорию всеобщего господства Эхнатона и Аменхотепа Третьего, в то время как Рон пытался опровергнуть ее. Они начали спор на эту тему еще во время торжественного обеда, затем перенесли его в конференц-зал, продолжили за коктейлем на ужине, после чего до поздней ночи проспорили в баре. На следующее утро они уже не сторонились друг друга и всю оставшуюся неделю каждый занимался внимательным изучением точки зрения противника, не сильно беспокоясь при этом о дальнейшем ходе семинара. Именно эти различия связали их друг с другом. Каждый из них был асом в своей области, что в конце концов им и пришлось признать. Марк обладал хорошей интуицией, он знал, где нужно копать, еще прежде чем брал в руки лопату. Рон, напротив, отличался исключительным абстрактным мышлением. Он мог угадать историю, стоящую за находкой. По одному иероглифу, кусочку ткани или локону волос он мог восстановить всю картину событий, свидетелем которых стал этот предмет. Рон ненавидел грязь, а Марк был не слишком силен в анализе. Но вместе они были непобедимы.
