Текст книги "Звезда Вавилона"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 24 страниц)
Часть четвертая
29
– Не похоже, чтобы там кто-нибудь жил, – сказала Кэндис, вглядываясь в бинокль.
На равнине восточной части острова росла сочная зеленая трава и клевер; западную часть скрывал густой лес и туман. Не было никаких признаков присутствия человека.
После короткого перелета из Лондона они взяли напрокат машину и поехали через покрытую буйной растительностью сельскую местность юго-западной Шотландии с ее зелеными полями для гольфа и холмами, старинными фермами и небольшими морскими курортами. Мужчина по телефону сказал: «От Эра выезжайте на шоссе А75 на юг. Однако не по главной трассе, а по той, которую называют живописной дорогой. Гостиница будет справа. Если доедете до замка Кулзин, то, значит, вы забрались слишком далеко».
У развилки они свернули на проселочную колею и выехали к крошечной деревушке с узкой мощеной дорогой. Гостиница «Тисл Инн», которой, похоже, было несколько сотен лет, являлась главным местным заведением. Дорожное покрытие обрывалось сразу за ней, и дальше простиралось пастбище до самого края утеса, возвышавшегося над тихими водами залива Ферт-оф-Клайд.
Теперь они стояли на этом утесе, рассматривая остров, обозначенный на карте как Морвен.
– Думаешь, Фило там? – спросила Кэндис, щурясь в лучах дневного солнца.
Гленн обернулся к деревне. «Тисл Инн». Сюда звонил Хоторн. Потом он тщательно осмотрел побережье: песчаные пляжи, острые скалы, скрытые пещеры, заметил тропинку, круто спускавшуюся к берегу под ними, и каменистый мол, где была привязана моторная лодка.
– Давай выясним.
Лодка была старой, но мотор оказался в хорошем состоянии. После нескольких мощных рывков приводного шнура он ожил, и Гленн с Кэндис помчались прочь от суши.
Они сидели рядом, не оборачиваясь к удалявшимся утесам, а подставив лица ветру, устремив взгляды вперед к таинственному острову, который даже сейчас был скрыт завесой полуденного тумана. Подплыв к скалистому берегу, они взвалили рюкзаки на плечи, вытащили лодку на берег и повернули в глубь острова, гравий и песок захрустели у них под ногами. Но вскоре они уже шли по мокрой траве и мягкому торфяному мху.
Перед самым лесом в землю был воткнут знак:
«Карантин. Приказом шотландского министерства здравоохранения, отделения санитарного надзора. Не входить».
Их волнение усилилось, когда они вошли в заросли деревьев, ступая по опавшим листьям и болотистой почве, раздавливая грибы, вдыхая влажный воздух вместе с сильным запахом гниения и плесени. Они уперлись в проржавевший забор из колючей проволоки, на котором был еще один знак, старый и выцветший. С трудом различимая надпись гласила: «Морвен лабораториз».
– Лаборатории! – прошептала Кэндис. – Что это за место?
Пробравшись через проволоку, они попали в лес, наполненный испарениями, поднимавшимися от земли, и звуками невидимых зверей, начинавших свою ночную жизнь. Туман струился вокруг их ног, словно живое существо.
И вдруг внезапно земля обвалилась. Кэндис вскрикнула и исчезла.
Гленн упал на колени.
– С тобой все в порядке? – Он включил фонарик. Кэндис лежала среди листьев и веток.
– Да, – ответила она. – Черт, что это такое?
– Похоже на старую волчью яму. – Он наклонился и вытянул ее наверх. – Нам лучше смотреть под ноги. Здесь повсюду могут быть ловушки.
Они поспешили дальше и, когда высокие деревья расступились перед ними, остановились как вкопанные.
– Боже мой, – прошептала Кэндис. – Это самый огромный дом, который я когда-либо видела!
Хотя туман еще не рассеялся, в лучах заката можно было разглядеть большую часть массивного строения и некоторые детали: впечатляющие башни с бойницами, средневековые зубчатые стены, готические шпили, богато украшенный фронтон, гигантские колонны и пилястры, и центральные башенные часы, выглядевшие точь-в-точь как Биг Бен. Постройка была частично замком, частично дворцом высотой в три этажа, длиннее и шире городского квартала, она казалась необъятной и кичливо-безвкусной. А на Кэндис она произвела жуткое и пугающее впечатление.
Ни огонька не было видно среди сотен окон.
– Заброшенное место, – тихо сказала Кэндис.
– Не совсем, – возразил Гленн, указав на одну из многих труб. Она заметила поднимавшийся из нее дым.
Они вернулись в тень деревьев и ползком обогнули северную половину здания, откуда смогли рассмотреть другое сооружение, к которому, похоже, пристраивалось все остальное, – древнюю каменную башню с узкими щелями вместо окон и бойницами наверху. Они продолжили круговой обход, пока не добрались до задней части замка. Там они увидели следы высохшего древнего рва, заросшего сорняками. В бинокль Гленн разглядел небольшое темное пятно на кирпичной кладке.
– Как думаешь, это похоже на пролом? – Он передал бинокль Кэндис.
– Скорее всего, старый дренажный сток. – Она содрогнулась. – И наверняка с крысами.
Гленн сделал шаг вперед, потом внезапно остановился, притянул ее к себе и крепко поцеловал.
– На удачу, – сказал он и взял ее за руку, прежде чем она успела перевести дыхание.
Они короткими перебежками миновали вязкий торф и вышли к проему, который, к их облегчению, оказался больше, чем казалось издалека. Внутри пахло сыростью и чем-то неестественным. Они слышали шорохи и непонятные звуки, пока Гленн шарил фонариком по полу и стенам. Потолочное перекрытие было выполнено в виде купола и выложено кирпичом.
– Какое-то хранилище, – пробормотал он.
У дальней стены тусклое пятно света выхватило большую деревянную дверь.
Пол был неровным и скользким из-за мха, а воздух леденяще-холодным. Несмотря на надетые куртки, Кэндис и Гленн дрожали, изо рта шел пар. Они подошли к двери на другой стороне. Гленн сначала направил свет фонарика на нее, потом на пол, заметив старые следы, оставленные нижней частью двери на каменном полу. Он присел, чтобы как следует их рассмотреть.
– Дверью давно не пользовались.
Он ухватился обеими руками за огромную ручку и потянул на себя. Дверь со скрипом открылась.
Их обдало зловонным спертым воздухом, словно мимо них пронесся призрак, многие века ждавший свободы, дальше зияла чернота. Они представили, как к ним выходят люди в кольчугах и вынимают мечи, готовясь к битве. Но там никого не было, только узкая каменная лестница, спиралью уходившая вверх.
Подъем оказался не из легких. Они осторожно ступали, прощупывая стену руками. Наверху им преградила путь еще одна дверь. Но на этот раз она открылась без особых усилий.
Пустой темный коридор вел в холодную мглу. Через пару метров они вышли к развилке: основной коридор продолжался дальше, расходясь вправо и влево.
– Если я правильно сориентировался, – тихо сказал Гленн, – новая часть замка – основное строение – находится в той стороне. – Он указал фонариком налево.
Они прислушались. Но не услышали ничего, кроме попискивания и возни грызунов. И где-то вдали прозвучала сирена, предупреждавшая суда о тумане.
– Гленн, – сказала Кэндис, ее глаза были похожи на блюдца, – какие здесь могут быть лаборатории? Почему министерство здравоохранения закрыло их и какое отношение к ним имеет Фило?
Повернув налево, они обнаружили дверь, не похожую на предыдущие две. На ее стальной обшивке было два знака: «Внимание» и «Вход только для персонала». Гленн надавил на нее плечом. Дверь бесшумно распахнулась.
За ней была просторная комната, тонувшая во тьме так, что их фонарики не могли осветить ее всю. Внутри было на удивление сухо в отличие от сырого коридора. И тихо.
Они медленно вошли, и дверь тут же затворилась за их спинами с почти неразличимым щелчком. В пятнах света от фонариков постепенно стал виден необычный интерьер: окон не было, покрытый линолеумом пол и звуконепроницаемый потолок с люминесцентными лампами не соответствовали древнему обличью замка. Вместо доспехов и средневековых гобеленов, которые ожидали увидеть Кэндис и Гленн, громадный зал был заставлен рядами металлических картотечных шкафов с ящиками трехдюймовой толщины, обычно применявшимися для хранения чертежей или картин. Шкафы почти достигали потолка, так что до самых верхних можно было добраться лишь по лестнице, установленной на рельсу с роликами. Шкафы выдавались на несколько футов в комнату, и в центре оставался лишь проход как раз для того, чтобы могли встать два человека плечом к плечу.
– Что это за место? – прошептала Кэндис, широко раскрыв глаза от удивления. Ни шкафы, ни ящики не были ничем помечены.
Оставался только один способ выяснить, что находилось внутри. Выбрав шкаф слева, Гленн подцепил пальцами ручку ящика и потянул. К его изумлению, ящик выкатился на бесшумных шарикоподшипниках.
– Шкафы не заперты. Очевидно, владелец не боится воров, – пробормотал Гленн, пока они освещали фонариками содержимое ящика.
У Кэндис перехватило дыхание, когда она поняла, что оказалось у нее перед глазами. Под прозрачным плексигласом, в сохранности от влаги и воздуха, находился фрагмент папируса с выцветшими надписями. Рядом с ним был белый лист бумаги с напечатанной информацией: «Книга пророка Малахии, самый ранний экземпляр, подтверждено Ф. Н., Цюрих – датирование радиоактивным углеродом, химический анализ. Дата: 98 год до нашей эры». И перевод манускрипта: «Несомненно, настанет день [текст пропущен] сын праведный вознесется на крыльях избавления…»
– Не понимаю, – тихо произнесла Кэндис, смотря на дверь, в которую они только что вошли, и ожидая появления вооруженных охранников с минуты на минуту. – Это лаборатории, упомянутые на знаке на том заборе? «Морвен лабораториз»?
– По-видимому, не имеющие никакого отношения к медицине или биологии.
– А как же предупреждение от министерства здравоохранения?
– Фальшивка, чтобы отпугнуть излишне любопытных.
Ее недоумение усилилось, когда они открыли следующий ящик и обнаружили в нем книгу ацтеков с машинописным листком, содержавшим аналитические данные по установлению даты (шестнадцатый век), подлинности (способом термолюминесценции и газовой хроматографии) и перевод текста: «В месяц Токстатль люди Теночтитлана отмечали празднество Тецкатлипока [текст пропущен] и он проживет еще один год…»
Они пребывали в полном замешательстве, открывая ящик за ящиком и находя в них письма, послания, мемуары и договоры из разных веков и культур, написанные на пергаменте, папирусе и гладкой бумаге, на иврите, греческом, латыни, санскрите и других языках, которых они не знали. Тут была корреспонденция из Германии шестнадцатого века, документы из средневековой Англии, веревки с узелками, служившие в качестве писем в Перу до времен Колумба. Но в каждом случае экземпляры сопровождались машинописным документом с переводом, описанием, данными по установлению подлинности и времени создания с помощью различных лабораторных тестов – от сканирующей электронной микроскопии до анализа пыльцы.
– Это архив, – сказала Кэндис чуть громче, чем следовало: ее настолько переполнял благоговейный трепет, что она забыла о грозившей им опасности.
– С религиозным уклоном, – добавил Гленн, продолжая светить фонариком по бесконечным рядам ящиков; желтый круг метался из стороны в сторону, разрывая темноту и освещая интересную картину. В каждом осмотренном ими ящике были слова о рае и аде, Боге и душе.
– Но ты сказал, что александрийцы – атеисты. Зачем им эти священные писания?
Пройдя к следующему проему, они увидели герметически запечатанные витрины с датчиками, показывавшими значения температуры и влажности. Внутри были разложены более крупные экземпляры: книги, таблички и длинные свитки. Еще больше языков, алфавитов и Божественных откровений.
У Кэндис глаза полезли на лоб, когда она наткнулась на большой плоский шкаф-витрину. Внутри, аккуратно закрытый с обеих сторон стеклом, лежал развернутый папирусный свиток, покрытый египетскими иероглифами.
– Это египетская «Книга мертвых», – изумленно прошептала она. – Но это наиболее ранний экземпляр, чем любой из тех, о которых известно мне. Судя по тому, что тут сказано, его написали за много столетий до наших копий. – Она наклонилась, чтобы прочитать дату, и испытала повторный шок. – Гленн, этот папирус был переведен и проверен на подлинность почти век назад! Почему же я никогда о нем не слышала?
Они прошли в конец зала, где смогли разглядеть двойную дверь.
– Гленн, – прошептала Кэндис, – ты сказал, что александрийцы – атеисты. Тогда зачем они хранят все эти религиозные вещи? Они пытаются доказать или опровергнуть существование Бога?
Он замер. Из тишины и теней он услышал мягкий низкий голос, нараспев повторявший урок для маленького мальчика, слова, забытые им давным-давно:
– Кто такие александрийцы?
– Мы собираем божественное знание.
– Для какой цели?
– Гленн? Что случилось?
– Кое-что всплыло в памяти. Катехизис, которому меня обучала мать. В нем говорится, что александрийцы собирают знания о Боге.
– Зачем?
– Не могу вспомнить. – Он взял ее за руку. – Пошли, – настойчиво произнес он.
Они уперлись в еще одну стальную дверь. За ней оказался небольшой вестибюль, предлагавший на выбор два пути: лестницу и лифт. Они решили поехать на лифте и, зайдя внутрь, увидели пять кнопок: было еще два этажа над ними и, к их удивлению, два внизу, что означало наличие в замке подвальных помещений.
– Вниз, – сказала Кэндис, думая, что будет чувствовать себя спокойнее, находясь ближе к земле, и Гленн нажал на кнопку.
Двери лифта разъехались в стороны, и они вышли в длинный коридор с обшитыми деревом стенами, на которых мерцали пламенем канделябры. Дверей не было. Когда они достигли тупика, Гленн прощупал покрытие стен.
– Внутреннее устройство здания было изменено. За этой стеной есть пустое пространство, – сообщил он, думая о тайных ходах, построенных в те дни, когда хозяин замка навещал по ночам гостивших у него дам.
Побродив еще какое-то время, они обнаружили, что в замке была абсолютно непредсказуемая планировка этажей: внезапно появлялись коридоры, двери открывались в пустоту, лестницы уходили наверх, лифты опускались вниз, проходы сплетались, ведя в никуда. Другие двери были заперты или за ними оказывались пустые комнаты, в основном архивы или библиотеки. Но они были поражены интерьером одной из них: это была прекрасно обставленная гостиная с горящими люстрами и разведенным в камине огнем. Кэндис подумала, что эта комната могла бы служить местом собраний клуба для джентльменов, с ее глубокими кожаными креслами, трофеями в виде голов животных на стенах и охотничьими винтовками в оружейном шкафу. Несмотря на зажженный свет и огонь в очаге, в комнате никого не было.
Они поспешили дальше.
Дойдя до еще одной глухой стены, после чего им пришлось вернуться назад и свернуть в другой коридор, Кэндис спросила:
– Зачем тут этот лабиринт?
– Для обеспечения безопасности. Наверное, это было лучшее, что они могли сделать в девятнадцатом веке. Воры попадают внутрь и остаются тут навсегда.
Они наткнулись на металлическую пластинку на стене с надписью: «Строительство завершено в 1825 году. По проекту Фредерика Кейса. В память о Джереми Лэмбе».
Кэндис, дрожа, оглянулась по сторонам.
– Гленн, у тебя нет ощущения, что за нами наблюдают?
– Я это почувствовал еще с того момента, как мы ступили на остров. И я догадываюсь, кто этот наблюдатель.
Потайной ход пролегал в самом центре замка, и лишь один человек знал, где он начинался и куда вел. Фило Тибодо спешил в Темноте коридора, освещая свой путь фонариком. Сиявшие белые одежды делали его похожим на привидение. Он закончил последние приготовления для своего секретного плана.
Фило посмотрел на подсвеченный циферблат своих часов. Детонаторы были установлены. Обратный отсчет начался. Главное – все сделать вовремя. Бомбы должны взорваться в строго в определенный момент.
Он содрогнулся в приступе экстаза. Скоро, Ленора, уже скоро…
Поиски в лабиринтообразном замке привели Кэндис и Гленна к еще большему количеству запертых дверей, обрывавшихся лестниц и пустых комнат. Но людей они так и не встретили.
Наконец, они нашли еще одну закрытую стальную дверь, но на этот раз в ней было небольшое окошко, через которое можно было заглянуть внутрь. На той стороне оказалось большое, ярко освещенное помещение, в котором стояли столы с электронным оборудованием и пробирками, и стеклянная камера с предупреждающими знаками на стенах: «ВНИМАНИЕ! ЧИСТАЯ КОМНАТА! НЕ СНИМАТЬ МАСКИ И СПЕЦОДЕЖДУ!» Там же был и ответ на вопрос Кэндис: люди разных возрастов и национальностей в легкой спортивной одежде или белых лабораторных халатах молча работали, переходя от наборов пробирок к приборам для исследований, словно пчелы в своем улье.
Кэндис смотрела за процессом восстановления статуй, проведением анализа папирусов, шумящими машинами, помигивавшими лампочками и…
– Доктор Стиллвотер! – Она стояла у большого стола с разложенными на нем глиняными табличками, делая пометки в планшете-блокноте. – А это таблички с Джебель Мара.
Гленн оттащил Кэндис от двери и осмотрелся.
– Необходимо найти Фило, пока другие не нашли нас. Бежим!
Они обнаружили библиотеку, с пола до потолка заставленную полками с древними книгами. Просмотрев названия, они догадались об общей тематике.
– Судный день! – воскликнула Кэндис, ощущая на себе невидимый взгляд. – Значит, вот какая цель у этого общества? Конец света?
В глазах Гленна было странное выражение, когда он наконец посмотрел на нее.
– Да, – ответил он. – Но… это еще связано и с Богом.
Она нахмурилась.
– Но ведь александрийцы – атеисты.
– Они верят в Бога, – сказал он, собрав воедино свои воспоминания. – Они не верят в то, что Он существует.
– То есть как?
– Бог еще не обрел Свою сущность. Вот в чем цель этого общества – сотворить Бога.
30
Фило два дня не притрагивался к еде и пил лишь минеральную воду. Тем не менее он был полон энергии и еще никогда не чувствовал себя настолько сильным. В своих частных апартаментах, расположенных в замке, он посидел в паровой бане, выгнав с потом всю грязь, потом совершил тщательное омовение с чистейшим мылом из свежего оливкового масла и бутилированной водой, доставленной прямиком со Швейцарских Альп, и насухо вытерся египетскими хлопковыми полотенцами с густым ворсом.
На кровати лежала новая, сшитая на заказ одежда из Лондона, которую он приготовил специально для сегодняшней ночи. Белоснежная рубашка из тончайшего шелка-сырца, полученного из внутреннего кокона тутового шелкопряда, сотканного и окрашенного вручную, ткани настолько хрупкой, что эту рубашку можно было надеть лишь один раз. Белые гофрированные слаксы из лучшей бельгийской льняной пряжи. Вместо туфель белые сатиновые тапочки, потому что ему предстояло пройти по святой земле. Усы и борода были подстрижены, волосы уложены, на ногтях маникюр; на запястье сконструированные по заказу часы, стальной браслет замыкался на крохотный ключ – это был хронометр обратного отсчета.
Наконец в карманы слаксов Фило положил пару четырехдюймовых дерринджеров с рукоятками, украшенными жемчугом, и, хотя в каждом было по одной пуле, с близкого расстояния выстрел мог оказаться смертельным. Для его же целей большего и не требовалось.
Он был готов.
Кэндис изумленно уставилась на Гленна.
– Сотворить Бога?
– Катехизис, которому меня учила мать. Теперь я вспомнил: «Кто такие александрийцы? Мы собиратели божественного знания. Для какой цели? Чтобы сотворить Бога на земле. Как мы это сделаем? Когда все знания будут собраны, и мы познаем Его, Бог родится». Кэндис, эти люди верят, что создают Бога. Вот предназначение этого места.
– Как они могут сотворить Бога? Ведь мы сами созданы Богом!
Они повернули обратно, и Гленн сказал:
– Александрийцы считают, что нас никто не создавал, что мы просто появились, эволюционировав из древней звездной пыли Вселенной. Но мы обрели свое воплощение не случайно, в нашем развитии была цель – оживить Бога. Без нас Он не может существовать. Вот чем они занимаются здесь.
– Но как?
– Когда все книги, писания, мудрость и видения будут собраны, когда человечество познает абсолютно все, тогда мы познаем Бога, и Он родится.
– Но Бог существует в Ветхом Завете. Как александрийцы могли упустить этот момент?
– Я помню, отец однажды мне что-то говорил об этом. Про Моисея и горящий куст. «Я есмь Сущий» – неверный перевод. В оригинале было «Я стану Сущим». Бог сказал Моисею, что Он находился в процессе обретения сущности, и говорил о Себе в будущем времени. Иисус тоже говорил в будущем времени, упоминая Бога. Молясь, Он сказал Своему отцу: «И придет царствие Твое». Александрийцы даже назвали свою крепость в Пиренеях «Шато Дювен».
– Замок Пришествия Господня, – перевела Кэндис.
Еще один лестничный пролет. Единственным выбором был путь вниз.
Их шаги эхом отражались от каменных стен, когда Гленн сказал:
– Это связано с мировым сознанием. Сто тысяч лет назад на земле была лишь горстка людей, и они только начинали осознавать себя – что уж говорить о высшей силе. Но сейчас нас шесть миллиардов, сознательных и разумных. В пещерные времена мы были изолированы друг от друга. Крестьянин в своей деревушке считал ее центром мира. Но теперь весь мир становится одной большой деревней. Нас соединяет спутниковая и телефонная связь. И если все станет меняться с такой же скоростью, то вскоре каждый отдельный человек будет связан с любым другим жителем нашей планеты. Образуется глобальный разум. По крайней мере в теории.
У подножия лестницы путь им преградила дверь.
– Священник-иезуит Тейлард де Шарден говорил, что человечество развивается умственно и социально, чтобы создать конечное духовное единство, называемое точкой Омеги.
Дверь была не заперта и распахнулась, после того как Гленн толкнул ее рукой. Они оказались у входа в огромный зал, в котором были расставлены доспехи и старинная мебель, а на стенах висели средневековые гобелены.
Они осторожно прошли внутрь, отметив, что здесь тоже горел свет. Но вдобавок на массивных сервантах и в шкафах с прозрачными дверцами, украшенными резьбой, мерцали церковные свечи в сосудах из рубинового стекла. И к своему удивлению, в красивых глазурованных вазах Кэндис обнаружила букеты свежих цветов с лепестками, еще покрытыми росой.
Кто-то был здесь совсем недавно.
И сейчас тут ощущалось чье-то присутствие – людей в золотых рамах, на холстах и дереве, застывших во времени и моде, с таким же недоумением смотревших на двадцать первый век, что и двое незваных гостей, озиравшихся по сторонам. На стенах, полках и столах были семейные гербы, шиты с геральдикой и полотнища с вышитыми генеалогическими древами. История общества, решили Гленн и Кэндис, и люди на картинах, бюсты в нишах, оформленные в рамках списки имен – все это были прежние его члены.
Их внимание привлек один из больших портретов, выделявшихся на остальном фоне. Крестоносец ростом в косую сажень, красивый и бесстрашный, одетый в кольчугу и доспехи с длинной серой накидкой. Они были поражены, увидев символ на накидке, ибо там был не красный крест тамплиеров или мальтийский крест госпитальеров, а круг с золотым пламенем.
Символ с кольца Гленна.
– Гленн! – позвала Кэндис. – Посмотри на его руку, ту, которая на мече.
Гленн не поверил своим глазам: у крестоносца на правой руке было шесть пальцев.
Кэндис обернулась, подумав, что услышала звуки в стенах.
– Куда все подевались? – прошептала она, не отходя от Гленна, пока они шли вдоль галереи портретов. Некоторые из них были просто гигантского размера, другие не больше ладони: мужчины в доспехах, женщины в кринолине, люди времен Тюдоров и королевы Виктории. Каждый дюйм стены был занят, образуя смешение эпох.
В конце зала, на резном серванте из красного дерева, запечатанный под стеклом, лежал папирус с греческими письменами. На карточке рядом с ним объяснялось, что папирус с поставленной на нем королевской печатью царя Птолемея датировался почти тремя веками до появления Иисуса и являлся уставом Библиотеки.
– Посмотри на имя, – прошептала Кэндис.
– Филос, – прочитал Гленн, что-то припоминая. – Первый верховный жрец. Моя мать вела свою родословную от одного из членов династии Птолемея, женщины по имени Артемидия, принцессы и верховной жрицы Великой библиотеки. – Он указал на портрет крестоносца над камином. – И этот человек, граф Валлийский, прямой потомок верховной жрицы Артемидии, был предком моей матери.
– Значит, он и твой предок, – сказала Кэндис. И потом ее взгляд упал на другой портрет. – Гленн! Взгляни на это!
На портрете был изображен бородатый мужчина в одежде эпохи Возрождения, держащий астролябию. Надпись на металлической табличке внизу рамы гласила: Мишель Нотрдам.
– Нострадамус!
– Посмотри на кольцо. – Золотое пламя горело поверх рубина. – Он был александрийцем!
На столе под картиной лежала большая книга. «Пророчества Нострадамуса».
Она была раскрыта на веке четвертом, четверостишии двадцать четвертом:
Ouy soubs terre saincte d'ame voix feinte
Humaine flamme pour divine voir luire:
Fera des seulz de leur sang terre tainte,
Et les s. temples pour les impurs destruire.
Ниже был перевод:
В /под/ святой земле послышится притворный голос дамы,
Огонь, разожженный человеком, примут за божественный.
Земля будет окрашена кровью отшельников,
И святые храмы как нечистые будут разрушены.
Гленн пролистал хрупкие страницы до седьмой главы. Здесь четверостишия не заканчивались на сорок втором. И вот четверостишие восемьдесят третье:
В четвертый месяц, когда Меркурий будет в ретрограде,
В сияющем красивом храме, где лампы горят и свечи,
Семь генералов скомандуют семи солнцам,
В великом Свечении земля переродится.
Гленн не сводил взгляд с прочитанного текста. Свечение – видение, которое он испытал, когда сорвался со скалы. Брызги белого на его холстах. Он понял, что это было. Судный день. Армагеддон.
Конец света.
– «Земля переродится», – пробормотала Кэндис, по ее спине побежали мурашки. – Что это означает?
– Нострадамус писал загадками и шифром, придумывал слова и изменял имена собственные, переставляя буквы. Он поступал так, чтобы его не обвинили в колдовстве. Никто не знает, о чем на самом деле говорится в его пророчествах. – Гленн посмотрел на церковные свечи, золотое пламя в рубиновых сосудах, мерцавшее, будто маленькие звезды. – Это место может быть «сияющим красивым храмом, где лампы горят и свечи».
Кэндис посмотрела на него глазами полными удивления:
– А «Семь генералов скомандуют семи солнцам»?
– Кэндис, – быстро сказал он, – александрийцы – это культ Судного дня. Свечение – это конец света. Теперь я вспомнил.
– Конец света… – слова застряли у нее в горле.
– Не знаю, как все это может быть связано: религиозные писания, Нострадамус, александрийцы. Но таблички с Джебель Мара были нужны Фило для конкретной цели; он что-то задумал. Великое опустошение, которое отец упоминал в письме, вот почему мать боялась Фило. – Он снова посмотрел на книгу Нострадамуса, вспомнив телефонный разговор с Мэгги Дилэйни. – Сейчас четвертый месяц и Меркурий в ретрограде. Фило собирается исполнить пророчество из этого четверостишия.
– Что такое «семь солнц»? – Она с трудом дышала.
Взгляд Гленна сказал ей все. Ему не пришлось произносить вслух: бомбы.
– Но почему? Почему Фило хочет уничтожить мир?
