Текст книги "Звезда Вавилона"
Автор книги: Барбара Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
15
– Мы не имеем ни малейшего понятия о том, где находимся. Спасибо нашему Джону Уэйну, – сказал Гленн, щурясь на восходящее солнце. Рассвет занимался над Сирийским плато – это было довольно безрадостное зрелище.
– А я-то думал, что вы будете мне благодарны, – проворчал Ян, закуривая сигарету. – Если бы я не выстрелил, эти сволочи поймали бы нас и продали в рабство. Верните мне пистолет.
– Черта с два.
– Это не ваш…
– Да замолчите уже! – закричала Кэндис. Двое мужчин пререкались с того самого момента, как Константин высадил их и вернулся в Дамаск. – Нам нужно найти способ попасть в Пальмиру.
Они обернулись, одновременно подумав, что она прекрасна в гневе.
– Что вы предлагаете? – спросил Ян. – Мы не можем вернуться на шоссе, теперь, когда нас ищут какие-то маньяки. А после того что случилось, они наверняка захотят отомстить.
Фургон кувыркается, падает колесами вверх, начинает гореть. Запертые внутри люди дико кричат.
Эти воспоминания преследовали их.
Константин пришел в ярость после произошедшего.
– Я, видимо, свихнулся, позволив вам уговорить меня отвезти вас, – сказал он, когда, отъехав достаточно далеко и убедившись, что их никто не преследует и можно остановиться, они свернули с главной дороги на проселочную, которая привела их в оливковую рощу. – Я знал, что это слишком опасно. Мы возвращаемся в Дамаск.
Но три иностранца твердо решили добраться до Пальмиры.
– Я вам больше не помощник, – отрезал Константин.
Они пробовали подкупить его людей, предлагая щедрое вознаграждение за помощь, но те видели, как горел автомобиль, и слышали жуткие крики жертв.
– Мы должны думать о своих семьях, – объяснил Константин, после того как Мусса побросал их вещи на землю и вернулся за руль своего «шевроле». И потом они уехали.
– Надо держаться подальше от основных троп и дорог. – Гленн нехотя согласился с Яном. – Друзья тех людей, сгоревших заживо, будут охотиться за нами. – И если за всем стоял Фило, то поисковая команда уже стала в три-четыре раза больше. Они не могли доверять первым встречным. – Нам нужен другой план действий.
– Как мне все это осточертело, – пробормотала Кэндис, схватив свою походную сумку и отправившись в заросли турецкого гороха. Гленн и Ян слышали, как она расстегивала молнию, копалась в сумке, недовольно бурчала, скрытая кустарником. Когда она вышла, они увидели, что на ней вместо юбки с оборками и прозрачной блузки надеты строгие брюки и застегнутая до самого верха шелковая темно-синяя блузка с длинными рукавами.
– Что… – только и успели они сказать.
Взвалив на плечо сумку и рюкзак, Кэндис устало поплелась из оливковой рощи обратно на шоссе, где, к их общему ужасу, под лучами раннего солнца подняла руку, пытаясь остановить какую-нибудь из проносившихся мимо немногочисленных машин.
– Чтоб ее! – воскликнул Ян.
Гленн уже бежал вслед за ней.
Слишком поздно. Уже второй автомобиль остановился с громким визгом шин.
Выяснилось, что водитель и пассажиры были компанией братьев, направлявшихся домой после продажи оливок на главном рынке Дамаска. Веселые молодые люди согласились подвезти незнакомцев в своем большом «мерседесе».
– Алан-ва-салан! – закричали они, когда машина тронулась с места. – Добро пожаловать в Сирию!
– Это был опрометчивый поступок, – тихо сказал Гленн Кэндис. Им пришлось потесниться, потому что один из братьев занимал почти четверть узкого сиденья.
– Но мы теперь едем, не так ли? – процедила она сквозь зубы. – Оставь я это на вас с Яном, мы бы торчали на одном месте до Второго пришествия.
– Незачем выпендриваться, – сказал Гленн, пытаясь вытянуть руку вдоль спинки сиденья. Но там было навалено много всякого хлама, и ему пришлось положить ее на плечо Кэндис.
Они остановились у деревни в семидесяти милях от Пальмиры, где иностранцев пригласили на обед, от которого они не смогли отказаться. Деревня была знаменита своими братьями, рассказывали их гостеприимные хозяева, потому что именно здесь Каин убил Авеля. Пять сестер четырех братьев принесли блюда с яйцами, йогуртом, хлебом и маслом, и, раз уж представился такой случай, была зарезана курица и зажарена специально для дорогих гостей. Так как хозяева не говорили на английском, Ян переводил их оживленную беседу, где обсуждались и фильмы – братья были поклонниками Джеки Чана, и присутствие американских войск на Ближнем Востоке. В их тоне не было злобы, потому что братья понимали: политики в своих играх не обращают внимания на простой народ.
Обед проходил в тени высокого сикомора, где на земле спали собаки, толпились дети, разглядывая незнакомцев, а три иностранца беспокойно посматривали на дорогу, ведущую к шоссе.
Но их преследователи так и не появились. А потом были рукопожатия и дружеские объятия, братья отказались принимать предложенные деньги и с добрым словом отправили путешественников дальше. Затем на проржавевшем старом грузовике их подвез фермер с сыном, энергичные сирийцы прокатили американских гостей вокруг замка Омайяд, возвышавшегося на вершине холма, и во время короткой остановки угостили сладким чаем с лепешками из слоеного теста, пропитанными медом и с ореховой начинкой.
Они не успели заметить, как из пустыни выросли руины Пальмиры, отливавшие золотом на фоне заката, давая смутное представление о грандиозном городе, которым когда-то правила царица-воительница Зенобия. Фермер высадил пассажиров в центре нового города, отказавшись от денег и пожелав им удачи.
Однако удача в тот день была явно не с ними, так как они выяснили, что наступил туристический сезон и свободных мест в гостиницах нет.
– Всегда можно остановиться в кемпинге, – сказал Гленн, когда они входили в прохладный холл последнего отеля.
Но Кэндис уже видела раньше так называемые участки для кемпинга на территории гостиниц. Спать приходилось под открытым небом и без каких-либо удобств. Ей срочно требовался горячий душ.
Портье отеля «Лотус» извинился и сказал, как им говорили и в остальных отелях, что мест нет, но за небольшую плату они могут расположиться в саду, где какая-то группа молодых путешественников уже раскладывала спальные мешки. Кэндис заметила ключи от номеров на стене и поинтересовалась по их поводу.
– Те постояльцы еще не прибыли. Но у них предварительный заказ. Все уплачено вперед, – подчеркнул портье.
Она осмотрела холл, заполненный туристами с багажом. На кушетке спал мужчина, подложив рюкзак под голову. Покопавшись в своей сумке, она извлекла свернутую пачку долларов.
– Если освободится номер, придержите его для меня.
Они наняли водителя, чтобы он отвез их к Джебель Мара. План был такой: встретиться с местными бедуинами и выяснить, помнит ли кто-нибудь из старцев о том, как в этих местах работал Басков. Если он был здесь восемьдесят лет назад, то, возможно, воспоминания о тех временах еще не стерлись из памяти.
Когда они оставили позолоченные руины позади, водитель указал на стоянки бедуинов, рассыпанные по равнине.
– Это странствующие люди, – сказал он на хорошем английском, – потому что их стадам надо постоянно перемещаться в поисках новых пастбищ. Конечно, многие из наших бедуинов теперь ведут оседлый образ жизни, оставив кочевничество в прошлом.
Даже такие бывшие кочевники, чей лагерь был в пятнадцати милях к северу от Пальмиры, все равно жили в переносных палатках своих предков из черной козлиной шерсти, что и увидели гости, попав в неглубокую низину, где стояла группа палаток разных размеров, развернутых входом на подветренную сторону. В тени сидели люди, покуривая трубки и играя в нарды с детьми, вокруг бегали собаки, а женщины осторожно выглядывали из-за откидных полотнищ.
К ним навстречу вышел высокий мужчина благородной наружности, в пиджаке, надетом поверх джелаба, на голове черная клетчатая куфия до плеч. Он представился шейхом Абду и пригласил посетителей в палатку.
Пока Ян на арабском языке объяснял ему цель их визита – поиск сведений о старой легенде, – Кэндис смотрела вдаль на заостренные вершины, поднимавшиеся на тысячи футов, которые в этой равнинной земле называли Джебель – горы. Ее сердце взволнованно билось. Была ли Звезда Вавилона где-то рядом?
Шейх Абду предложил пройти внутрь. Войдя в палатку, они увидели телевизор, установленный на верблюжьем седле, провода от аппарата вели на улицу к автономному электрогенератору. Мужчины, сидевшие на плетеных ковриках, встали и вежливо поклонились, большинство были одеты в длинные джелаба, но двое помоложе носили синие джинсы с закрепленными на поясе сотовыми телефонами.
Женщины в красных и желтых платьях, руки которых были украшены золотом, принесли сладкий чай с ячменными лепешками и быстро скрылись за занавеской, отделявшей мужскую часть палатки от женской.
Прежде чем перейти к расспросам, Гленн попросил Яна узнать, появлялись ли здесь другие иностранцы, искавшие место в Джебель Мара, о котором говорилось в старой истории. Может, рыжеволосая женщина? Или американец с седыми волосами и бородой? Но они оказались первыми, кто побывал в этом лагере с прошлой осени.
Шейх Абду учтиво слушал, как Ян объяснял, что они хотят найти место, где три или четыре поколения назад работал иностранец по фамилии Басков. Шейх решил посовещаться со своими товарищами, которые очень оживленно вступили в разговор. С годами предания и мифы изменяются и искажаются, их рассказывают, сидя у костра, приукрашивают и перевирают, пока от оригинала ничего не остается. Тем не менее основная часть этой конкретной истории сохранилась: сумасшедший европеец копался в пустыне в поисках древних камней.
Ян перевел все своим спутникам:
– Нам повезло. Им знакома наша история.
Внезапно его прервал один из стариков, принявшийся что-то быстро и взволнованно объяснять.
Кэндис и Гленн ждали ответа Яна, чье лицо потемнело от сосредоточенности. Он расспросил старейшину, к беседе присоединились остальные, выразительно жестикулируя. Наконец он повернулся к друзьям и сказал.
– Это не Джебель Мара Ивана Баскова.
– Что? – Надежды Кэндис разбились вдребезги. – Но они же знают историю!
– Да, но они говорят, что все произошло не здесь. Существует другая Джебель Мара.
– Другая? Им известно где? – Гленн развернул карту Сирии, и все склонились над ней, толкая друг друга, обмениваясь репликами, качая головами, споря, смеясь, хмурясь в недоумении и указывая коричневыми пальцами на множество разных мест в сотнях миль друг от друга. Но постепенно, после того как каждый почесал в затылке и посоветовался с приятелями, когда они отбросили маловероятные варианты и сконцентрировались на том, что могло быть, когда подвергли пристальной и честной проверке общие воспоминания, оставив только факты, вот тогда они определились с местом, где проходили раскопки Баскова.
– Здесь! – сказал шейх с гордостью.
Конечно, на карте не было ничего с названием Джебель Мара. Это было бы слишком просто.
– Черт побери, – пробормотал Ян. – Похоже, нам придется ехать по юго-восточной дороге от Пальмиры, пока не доберемся до Вади-Аравид, там повернуть на север на пару миль, затем на восток, не доезжая до соляных озер Аль-Рутайма. Здесь, – сказал он, постучав пальцем по чистому участку карты, – находится Вади-Райза. Они говорят, что рядом мы найдем Джебель Мара.
Гленн сомневался.
– А они уверены в этом?
Ян пожал плечами.
– Кто бы знал, – в его голосе появились нотки беспокойства. – Еще они говорят, что это очень пустынный и негостеприимный район. Там мы не встретим никого, кроме бандитов, грабителей и солдат, сбежавших в самоволку.
Портье отеля обрадовался, увидев Кэндис, потому что неожиданно освободился номер. Когда она поднялась наверх, Гленн отправился в ближайший полицейский участок, а Ян остался в гостиничном баре.
В номере было душно. Открыв раздвижные балконные двери, Кэндис оставила открытой входную дверь, чтобы проветрить комнату, и пошла в ванную. Она отлепила лейкопластырь. Порез на шее медленно заживал. Она решила не накладывать новую повязку.
Вернувшись в комнату, она распаковала свою походную сумку. Кэндис взяла с собой книгу «Первоисточник Библии на иврите», потому что фрагмент с «женой астронома» был на иврите. Перед тем как покинуть Калифорнию, ей удалось определить, что алфавит на табличке Дюшеса действительно представлял собой код-заменитель для алфавита древнего иврита. Ксерокопию с табличкой она заложила между страницами книги.
Она вспомнила о неожиданной встрече с женщиной в приемном покое отделения интенсивной терапии. Доктор Милдред Стиллвотер еще сорок лет назад опубликовала эту книгу, которая с тех пор оставалась основным подспорьем для археологов и изучающих Библию.
Кэндис думала и о других необычных людях, которые были тогда в коридоре. Они на самом деле приходили выразить уважение своему коллеге или хотели заполучить Звезду Вавилона?
Она вышла на балкон, где сумерки были наполнены ароматами ночи: жасмина и жимолости, цветущих в саду; мяса ягненка, жарившегося на вертеле; варившегося темного кофе. И запахом самой пустыни, пыльным и древним. Пальмира – «Невеста пустыни». Город караванной торговли и ремесла, в котором встречались, смешивались и сталкивались разные культуры. Люди жили здесь на протяжении семидесяти пяти веков. Римляне принесли в этот город свою религию и законы.
Подставив лицо легкому ветерку, Кэндис закрыла глаза и погрузилась в другой мир. Она представила оазис таким, каким он был столетия назад: люди, рынки, красивый римский центурион на гарцующей лошади…
Раздался стук в ее открытую дверь.
Она обернулась и увидела Гленна. Она еще плавала в волнах своей фантазии и увидела, как он шагнул к ней: статный центурион в шлеме с плюмажем, алой накидке, сияющем нагруднике, с мечом на поясе – общепризнанным символом власти.
– Я подумал, вам будет интересно услышать, что я успел узнать, – сказал он, нахмурившись и пройдя в комнату. – Но не стоит оставлять дверь открытой.
Центурион испарился, и остался только Гленн Мастерс – без шлема и накидки, в черных брюках из плотной ткани и синей хлопчатобумажной рубашке – опять говорящий ей, что можно делать, а чего нельзя. Но все равно симпатичный.
– Я навел справки в городе. Никто раньше не спрашивал про Джебель Мара. Никто не нанимал проводника и машину, чтобы попасть туда. Работой Баскова и Звездой Вавилона тоже никто не интересовался.
Он вышел к ней на балкон, где силуэты финиковых пальм возвышались на фоне ночного звездного неба.
Кэндис подошла к перилам и сразу же отстранилась.
– Что-то не так? – поинтересовался он.
– Не люблю высоту.
– Мы лишь на втором этаже.
– Этого для меня уже достаточно. У меня голова кружится, если я смотрю на что-то свысока. – Она уловила легкую улыбку на его лице, которую сразу же сменило сосредоточенное выражение. Наверняка он сейчас думал о том, что делать дальше и как им попасть к Джебель Мара. – Мы попросим кого-нибудь отвезти нас, – сказала она, словно это было так же просто, как вызвать такси.
Но не об этом думал Гленн. Он думал о том, что хотел бы нарисовать Кэндис в лунном свете.
Гленн перевел взгляд на руины. В сгущавшейся тьме Пальмира с ее улицами, колоннами и арками была похожа на современный город.
– Я был у местных полицейских, отправил отчет о машине, преследовавшей нас у Дамаска, и ввел их в курс дела. Они будут следить за всеми, кто станет спрашивать о Джебель Мара или Звезде Вавилона. И утром проводят вас в аэропорт.
Она резко обернулась.
– Что?
Он посмотрел на нее.
– Я сказал им, что преследую преступника и вам грозит опасность. Они хотят, чтобы вы как можно скорее и незаметнее покинули их город.
– Вы не имели права.
– Еще как имел.
– Я остаюсь.
Почему ее голос до сих пор застигает его врасплох? При первом взгляде на Кэндис можно было предположить, что у нее высокий голос и из ее тонкого горла должны выходить сопрановые нотки.
– Я нанял водителя с машиной, – сказал он. – Выезжаю в пустыню на рассвете.
– Я с вами.
– Нет.
– Тогда достану своего водителя с машиной.
– И поедете одна?
– Я с самого начала хотела ехать одна. – Такой расклад пугал ее. – Послушайте, мы не можем терять время. Ваш отец сказал, что Фило собирается устроить великое опустошение. Армагеддон. Что, если он использует Звезду Вавилона, чтобы взорвать весь мир?
– Тем более я должен ехать один.
– И тем более я должна ехать с вами!
– Доктор Армстронг, будет так, как я сказал. В полиции распорядились, чтобы никто из местных не помогал вам. Это небольшой город, и все уже знают об этом, и вряд ли кто-нибудь захочет пойти против полицейских.
– Как вы можете меня вот так бросить?
– Я не бросаю вас. А оставляю под присмотром полиции. Я должен ехать один, и притом быстро.
– Вы так говорите, словно я инвалид или камень на вашей шее…
Он взял ее за плечи, крепко встряхнул.
– Черт возьми, Кэндис, я не смогу простить себе, если с вами что-то случится! По-вашему, смертей еще недостаточно?
Это остановило ее. В его голосе был гнев, а в глазах мольба. Она почувствовала, что кольцо с камнем, всегда повернутым на сторону ладони, вонзилось в ее кожу, и представила, как на том месте остается красивая отметка, словно ярко-красный рубин и золотые нити выжигают ее огнем.
Неловкое молчание повисло в воздухе, когда, глядя за спину Гленна на колонны из белого мрамора, призрачно возвышавшиеся под лунным светом, Кэндис заметила стоящего среди них человека. Знакомая гавайская рубашка.
– Эй! – воскликнула она.
– Что?
– Это он! – сказала она и выбежала из номера.
Гленн бросился за ней через коридор и вниз по лестнице в холл и увидел, как Кэндис пронеслась в открытые двери на террасу, где ужинали постояльцы. Потом она растворилась в тени ночи.
Тихо ругаясь, он пошел ее искать.
Кэндис пробежала по разбитому тротуару, между колоннами, вверх по ведущей в никуда лестнице, вокруг древних ванн, где когда-то купалась знать, и мимо ниш, в которых раньше стояли статуи богов, наконец, она добралась до разрушенного жертвенного алтаря. Оказалось, что она тут не одна. Туристы из небольшой группы разговаривали, смеялись, фотографировали друг друга, крича: «Улыбочку!»
Она увидела человека в гавайской рубашке, юркнувшего за угол, и побежала следом.
Снова потеряв его, она остановилась и прислушалась. Рядом кто-то тоже остановился, а потом побежал дальше. Кэндис не сдавалась, забираясь все дальше в лабиринт колонн, помещений без окон и обрушившихся арок. Туристов тут не было, только призраки прошлого.
– Выходи, чтобы я могла увидеть тебя! – закричала она, ее голос эхом отразился от стен. Она оглянулась. Святилище храма загораживало вид на отель. Она больше не слышала ни музыки, ни голосов. Только шум ветра. Она подобрала камень и, услышав какой-то звук, побежала за арку, где столкнулась с Гленном.
– Вы видели его? – запыхавшись, спросила она.
– Стойте! Куда он скрылся?
– Не знаю. Нам лучше разделиться, – сказала она и двинулась.
Гленн взял ее за руку.
– Лучше будет, если мы останемся вместе.
Но Кэндис, не слушая Гленна, пошла вперед. «Какая она своевольная, – подумал он. – Импульсивная, упрямая и своевольная».
– Подождите, – сказал он, догнав ее и положив руку на плечо. – Скажите мне четко, что вы увидели с балкона.
– Это был он – те же длинные волосы, затянутые конским хвостом, лысая макушка. И рубашка с голубыми пальмами.
– Лицо разглядели?
– Он смотрел на меня.
Гленн удивленно моргнул.
– Прямо на вас?
– Да, просто стоял там и… О нет!
Они побежали вместе, сначала через руины, потом миновали террасу с обедающими гостями, которые уже второй раз были вынуждены отвлечься от трапезы, вверх по лестнице и в конец коридора, где обнаружили номер Кэндис в том же виде, в каком оставили его – с открытой настежь дверью.
– Что пропало? – спросил Гленн, принявшись открывать шкафы, выдвигать ящики, будто это был его номер.
Она сразу поняла – ксерокопия таблички Дюшеса. Исчезла из книги Милдред Стиллвотер. Теперь она не сможет перевести то, что они нашли.
– Хорошая уловка, – произнесла она сквозь зубы. – Он намеренно выманил меня на улицу, чтобы его сообщник мог спокойно обыскать номер.
– Где карта?
К счастью, она по-прежнему лежала в ее рюкзаке.
Гленн, нахмурившись, посмотрел на часы, разрываясь между необходимостью отправиться прямо сейчас к Джебель Мара и желанием остаться с Кэндис, чтобы с ней ничего не произошло, до того как полиция отвезет ее утром в аэропорт. Кэндис хотела только одного: выйти на улицу и искать человека, нападавшего на нее, и если понадобится, то перевернуть вверх дном весь город. Но Пальмира была переполнена туристами. Она никогда не найдет его здесь.
Увидев выражение лица Гленна, она произнесла:
– Не говорите ни слова. Я знаю, о чем вы думаете.
– Нет, не знаете.
– Вы думаете, что я импульсивная и поэтому нас постигла такая неудача.
– Ладно, вы знаете, о чем я думаю.
– Что ж, – она положила руки на бедра, – им известно, где мы, и теперь они будут преследовать нас до Джебель Мара. Что будем делать?
– Для начала я еду к Джебель Мара. Вы возвращаетесь в Лос-Анджелес. И никакие уговоры вам не помогут.
– Я постараюсь не быть импульсивной.
– У вас не получится, и вы сами это понимаете. Устроили тут бег с препятствиями.
– Он мог удрать.
– Так он и удрал!
– Бог мой, кому показать красную карточку?
Они обернулись и увидели Яна в дверном проеме.
– Диспетчеры из международного аэропорта Дамаска просили вас не орать так громко, они не могут расслышать пилотов. – Он заметил, как они уставились друг на друга: лица раскраснелись, еще немного – и не обошлось бы без телесных повреждений. – У меня для вас хорошие новости. Я нанял двух парней, которые отвезут нас к Джебель Мара, – он расплылся в улыбке. – Ну же, хоть спасибо скажите.
Между собой они называли ее просто Организацией, и Франсуа Орлеан работал на Организацию уже почти двадцать лет. Это был большой срок для его профессии, но даже он не мог вспомнить то время, когда его контора еще именовалась «Международная организация уголовной полиции». Название было слишком громоздким, и все стали использовать телеграфный адрес «Интерпол», после чего оно так и прижилось.
Хотя у Интерпола было много разных дел – борьба с мировой организованной преступностью, торговлей наркотиками, контрабандой оружия, – Франсуа не был связан ни с одним из них. Табличка на двери его кабинета гласила: «Интерпол – Oeuvres d'art voles» – «Похищенные произведения искусства».
Работа являлась смыслом его жизни, поэтому Франсуа не был женат и, не имея никаких родственников, за исключением троюродной сестры в Марселе, полностью посвятил себя любимому делу. В этот вечерний час он был похож на пылающую нефтяную вышку в ночной пустыне, пил крепкий кофе и курил «Голуаз», просматривая невероятный отчет: вся коллекция мебели Луи XV – диваны, стулья, шкафы, письменные столы – была украдена среди белого дня из частного дома в Париже. Он покачал головой, отдавая должное дерзости совершенного ограбления.
Потерпевшим оказался политик, именно поэтому расследование было передано Орлеану, который был не просто хорошими полицейским, но и дипломатом. Качество, весьма необходимое в его работе. Из-за культурных ценностей иногда могли возникать щекотливые ситуации, особенно если они были связаны с религиозным наследием или национальным героем.
Орлеан был одаренным человеком. Коллеги по работе утверждали, что Франсуа представлял собой ходячую энциклопедию. Он не просто хорошо разбирался в искусстве. У Франсуа познания в этой области были в самой крови, он впитал их, когда был еще ребенком, а его мать работала смотрителем в Лувре. Он не смог бы заниматься ничем другим, да и никогда не хотел. Он обожал искусство и все, что имело отношение к культуре. Более того, он чувствовал, что должен охранять их. Но его настоящим даром была память. «Фотографическая», – так все говорили. Другие агенты даже подшучивали над ним, говоря, что компьютер ему в подметки не годится, потому что, когда его спрашивали о чем-нибудь, он давал ответ быстрее и точнее.
Отложив отчет о пропаже мебели, он откинулся на спинку скрипучего кресла и помассировал шею. Он собирался передать это дело Реверди, цепкому британцу, который никогда не сдавался. Франсуа больше не занимался «грязной» работой. Он был кабинетным человеком с самой большой выслугой лет, какую только можно было иметь, не входя в Генеральную ассамблею или Административную комиссию, члены которых всегда были на виду.
Франсуа не хотел привлекать к себе внимание – так было необходимо для его настоящей работы.
Работы, о которой в Интерполе никто не знал.
Зашумел его факс, и он с надеждой пошел проверить полученное сообщение. Он ждал отчет по Джессике Рэндольф. По слухам, она собиралась заполучить письмо одиннадцатого века, которое недавно было передано в качестве пожертвования в частный музей Мельбурна. Конечно, Джессика не стала бы воровать его сама; Рэндольф была женщиной, никогда не маравшей свои красивые ручки. Она наймет кого-нибудь, и Франсуа уже догадывался кого.
Но отчет был не по симпатичному торговцу произведениями искусства.
Бритта Бушхорн сообщала о краже бумаг ее мужа. Она рассказала обо всем властям Франкфурта, которые объявили записи Бушхорна национальным достоянием и отправили дело в Международную организацию уголовной полиции, пометив его как «срочное» и «повышенной важности».
Франсуа положил отчет на стол и достал пачку «Голуаз». Закурив от золотой зажигалки, он затянулся и выпустил дым. Потом взял отчет, поджег уголок, посмотрел, как загорелась бумага, и бросил его в корзину для мусора. Пока Франсуа Орлеан, член ордена александрийцев, чья родословная была связана с королевской семьей Франции и проходила через младшего брата Луи XIV, наблюдал за превращением отчета в пепел, кольцо с квадратным рубином и золотыми нитями на его правой руке сияло, отражая пламя.
