Текст книги "Священная земля"

Автор книги: Барбара Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Он съел еще один апельсин и посмотрел, не попали ли капли сока на его модный атласный жилет.

– Линчуют здесь тоже будь здоров. Группа буйных техасцев, живущих в Эль-Монте (называют себя рейнджерами Эль-Монте) чуть не развязала в городе настоящую войну, после того как их товарищ по имени Бин – брат судьи Роя – был найден мертвым в поле недалеко от миссии. Эти кореша промчались по улицам, стреляя во всех, кто попадался им на глаза, и вешая все, что шевелится.

Однако упрекать людей за самоуправство язык не поворачивается. На целую округу один шериф с двумя заместителями да маршал в городе – вот и все защитники правопорядка. Народ вынужден брать закон в свои руки. Конечно, Лос-Анджелес – уже не тот жалкий городишко. Бери выше. Пять тысяч людей на двадцати восьми квадратных милях – это теперь официально крупный город, по крайней мере, согласно калифорнийскому законодательству. Но скажу тебе, дружище, бывал я и в Париже, и в Лондоне. И Лос-Анджелес – это никакой не город.

Он снял котелок и принялся им обмахиваться.

– Но я думаю, что когда-нибудь наверняка им станет. Сюда тянутся железные дороги, а с ними – толпы иммигрантов с востока, жаждущих получить здесь землю. Индейцев сейчас уже особо не увидишь. Их тут жили тысячи, но за прошедшие двадцать пять лет, несмотря на несколько мятежей, они повымирали, миссии были секуляризованы, индейцы оказались предоставлены самим себе, и они просто исчезли, большинство в буквальном смысле слова.

Облизнув пальцы и вытерев их носовым платком, он осмотрелся в поисках членов семейства. Он послал пару людей, чтобы собрать всех для группового портрета. Ему надо было взять интервью у главы рода, Анжелы Наварро, и спросить у нее, каково это – знать, что тебе девяносто лет.

– Что-то таинственное произошло в этой семье в 1830 году, – сказал он, пока фотограф продолжал колдовать над своими хитрыми устройствами и фотопластинками, часто посматривая на солнце. – Младшая дочь исчезла в ночь перед свадьбой, а Наварро, владевший этим ранчо, слег с необъяснимой болезнью. Я слышал, он был прикован к постели несколько недель, а когда поправился, стал совершенно другим человеком. Потерял всякий интерес к управлению ранчо, поэтому хозяйством пришлось заняться его жене.

Говорят, ее поначалу мало кто воспринимал всерьез, поскольку она женщина, и Наварро все еще был жив. Но годом позже, когда надвигались зимние ливни, сеньора предупредила всех, что произойдет ужасное наводнение. Она даже заставила рабочих прорыть сточные канавы вдоль границы своих земель. Другие фермеры не послушали ее, поэтому, когда равнину затопило и зерновые погибли, ранчо Палома было спасено благодаря отводным каналам. После этого к ее мнению начали прислушиваться. Когда она сократила поголовье скота и посадила цитрусовые вместе с виноградом, остальные землевладельцы сказали, что она сошла с ума. И где теперь их ранчо? Скот весь передох, а они вынуждены продавать свои владения. Но не Анжела Наварро. Кое-кто говорит, что она самая богатая женщина в Калифорнии.

Помню, как увидел ее в первый раз – это было еще в сорок шестом. Я шел по Старой Дороге и повстречал ее. Она была великолепна. О, я видел наездниц в Нью-Йорке, но Анжела Наварро скакала, как мужчина. Никакого дамского седла у нее не было. И на голове она носила черную мужскую широкополую шляпу, совсем как у мексиканских ковбоев. Говорят, она каждый день объезжала свои угодья, осматривая сады с апельсинами и лимонами, ряды виноградников, рощи авокадо, пока не стала частью ландшафта. Ей пришлось пересесть в карету, когда возраст все-таки дал о себе знать.

Он достал карманные часы и открыл их.

– Ожидается, что на празднике соберутся все старые калифорнийские семьи плюс богатые приезжие американцы. Ей оказывают почести, точно члену королевской семьи. Словно она царица (он усмехнулся своей собственной шутке), Анжела Наварро, царица Ангелов!

Хотя фотографа явно больше интересовали химикаты, однако Райдер не особо переживал по этому поводу, потому что его монолог был предварительным наброском статьи, которую он собирался написать.

– Помимо управления ранчо, – продолжал он рассказ, – она направила свою энергию на добрые дела и демонстрацию гражданской гордости. Да, сэр, вдова Наварро была серьезной силой в этом городе. Это ее заслуга в том, что проложили деревянные мостки, чтобы дамы могли ходить по улицам, не волоча свои платья в пыли. Она помогла основать объединение Католических сестер милосердия в 1856 году, а те открыли приют для детей всех религий. Она также участвовала в открытии первой больницы, и дважды в год, на Рождество и Пасху, она раздает еду и одежду вдовам и сиротам.

Когда в 1853 году городским советом был учрежден Отдел народного образования, Анжела Наварро стала одним из первых его членов, а когда на углу Спринг-стрит построили муниципальную школу №1, именно Анжела настояла на том, чтобы в школе учились не только мальчики, но и девочки. Так что помните, мистер, что вы будете снимать необыкновенную женщину.

– Я готов! – наконец произнес фотограф.

* * *

Девять детей Анжелы произвели на свет более тридцати внуков, а те правнуков, которых было слишком много, чтобы их считать. Не все уцелели, так же как не все из ее детей были сейчас живы. Карлотта умерла в Мексике много лет назад, но Анжелика и ее муж-американец, Сет Хопкинс, который добывал золото на севере и приехал, чтобы заняться разведением садов с цитрусовыми деревьями, находились здесь вместе со своими детьми. Но все же, несмотря на такую большую семью, которую Анжела про себя называла своим «маленьким племенем», она до сих пор сильно тосковала по Марине.

Возможно, это и было недостающим кусочком в ее мыслях? Марина.

Фотограф усадил Анжелу в широкое, украшенное резьбой кресло, напоминавшее трон, окружил ее сыновьями и дочерьми, внуками и правнуками. На ней было черное платье с белым кружевным воротничком и такими же манжетами и небольшая белая кружевная вуаль, подколотая к седым волосам. Фотограф пытался уместить всех членов семьи в кадре, переставляя их с места на место. Но дети кричали, малыши плакали, мужчины проклинали жару, поэтому простая фотосъемка быстро превратилась в тяжелое испытание. Похоже, что только Харви Райдер приятно проводил время, сидя в тени, жуя апельсины и не сводя глаз с пухлого зада одной индианки.

Пока царила суета, все жаловались, переносили стулья, снимали шляпы, водружали их обратно на голову и лезли с советами к фотографу, Анжела внезапно изменилась в лице. Райдер, чьи инстинкты отточились за долгие годы работы, моментально увидел это и вскочил на ноги. Странное выражение появилось в глазах пожилой леди.

Сначала никто не заметил, что Анжела встала со своего места. Но, когда она пошла куда-то в сторону от собравшихся, фотограф сказал:

– Простите, мэм, но вы нужны нам здесь.

Анжелика немедленно побежала за ней.

– Бабушка? Что случилось?

Анжела остановилась в саду возле невысокой каменной стены, отделявшей дом от хозяйственных построек. Ее глаза, обрамленные складками кожи и морщинками, но не утратившие яркости и блеска, неотрывно смотрели на аллею, ведущую к Старой Дороге.

Остальные присоединились к ней, выражая свою озабоченность, уговаривая бабушку присесть, размышляя вслух, а не вызвать ли доктора, волнуясь и тараторя, пока Анжела неподвижно стояла и наблюдала за аллеей.

Постепенно все умокли, и ветер донес до них отдаленный стук копыт и скрип колес. Они еще даже не увидели, кто это был, но Анжела улыбнулась и прошептала одно слово:

– Марина.

И в следующее мгновение, пока толпа ошеломленно стояла не в силах пошевелиться, все увидели повозки с седоками и наваленным багажом – признаки путешественников из дальних краев. На сиденье в первой повозке сидел однорукий мужчина с белесыми волосами и светлой бородой, а рядом с ним симпатичная женщина средних лет в старомодном платье и капоре. Во второй повозке – мужчина помоложе с женщиной и двумя детьми. А третьей повозкой управлял молодой паренек.

– Господи! – воскликнул один из сыновей Анжелы, мужчина шестидесяти лет, похожий на Наварро, но лишь внешне, а не характером. – Мама! Это же Марина! Она вернулась домой!

Вся компания выбежала встречать гостей, сгрудившись вокруг повозок, будто деревенские жители приветствовали солдат, возвратившихся с войны. Анжелика осталась вместе с Анжелой у садовой стены, наблюдая за происходящим полными слез глазами. Взяв бабушку под руку, она почувствовала, что старая женщина дрожит от волнения, и увидела слезы, сверкавшие на щеках Анжелы.

– Это и вправду тетя Марина, – потрясенно сказала Анжелика.

До гасиенды повозки сопровождала торжественная процессия – взрослые смеялись, а дети радостно бегали вокруг. Мало кто помнил Марину, но каждый слышал рассказы о ней. Ее неожиданный приезд окрылил людей, словно появление святого духа. Все, включая фотографа и циничного репортера, ощущали магию сегодняшнего дня.

Наконец повозки подъехали к каменной стене, и Марина на мгновение задержалась на сиденье, глядя на мать. Потом с помощью братьев она слезла на землю и попала в объятия матери, так словно они простились только вчера, а не тридцать шесть лет назад.

Призраки вернулись. Шепча, поддразнивая, напоминая о давних временах. Через распахнутые ставни Анжела видела висевшую в небе луну: была почти полночь.

Она лежала без сна на кровати, где родила своих детей, и думала о том, каким же насыщенным выдался день. Угощение, музыка и танцы. Друзья, приехавшие навестить ее, старые испанские фермеры, мексиканские умельцы и американские переселенцы. Пожаловал даже Кристобаль Агилар, мэр Лос-Анджелеса. От губернатора из Сакраменто были получены по телеграфу праздничные поздравления. И Марина вернулась домой! Счастливый день для любой женщины. Но даже после этого пробел в мыслях, который беспокоил ее с самого утра, не исчез.

В темноте позднего часа, когда в голове улеглись пережитые впечатления, она стала понимать, что, скорее, должна была что-то сделать, нежели вспомнить. Но что?

Анжела вылезла из кровати и надела тапочки. Она с улыбкой посмотрела на свои подарки. Самыми ценными для нее были ацтекская статуэтка от Анжелики и акварели, нарисованные Дэниелом в Китае. Когда она воскликнула, как это ужасно – потерять руку из-за бандитской пули, Дэниел сказал:

– Слава Богу, это не та рука, которой я держу кисть!

Накинув на плечи шаль, она положила нефритовую фигурку в карман, думая, что сегодняшней ночью ей понадобится удача древней богини, потом взяла свечку и пошла по темной и безмолвной колоннаде, мимо закрытых дверей, за которыми спали люди, пока не остановилась у комнаты в самом конце.

Это был ее личный кабинет с массивным железным канделябром, тяжелой мебелью, книжными полками до самого потолка и камином, настолько огромным, что человек мог выпрямиться в нем во весь рост. На рабочем столе лежали стопки писем, дожидавшихся ответа, – люди просили денег, совета, возможности торговать с ней. Поскольку зрение у Анжелы теперь было уже не то, а дрожащие руки больше не могли писать разборчиво, она наняла себе секретаря. Но она каждый день находила время, чтобы посидеть за столом, просматривая бухгалтерские книги, счета, расписки и другие документы.

Когда-то кабинет был местом правления Наварро. Здесь он принимал важных посетителей и раздавал блага, будто король, или назначал наказания, словно деспот. Здесь устраивал выговоры детям и распекал рабочих, подписывал контракты и соглашения на огромные суммы денег и заключал сделки разной степени законности. В этой комнате он помогал своим друзьям и уничтожал врагов. Однажды он принимал здесь губернатора Калифорнии и имел наглость не встать, когда тот вошел. Наварро восседал на этом роскошном, похожем на трон, кресле, верша добро и зло, и за все годы своего правления он ни разу не позволил Анжеле войти сюда.

Она вспомнила ночь, когда пришла к Наварро, лежавшему в кровати, поправляясь после ранения. Хотя он и выжил, но из-за большой кровопотери и инфекции оказался на несколько недель прикованным к постели. В те дни Анжела взяла на себя временное управление ранчо, так как местные традиции разрешали женам выступать в роли фермеров во время отсутствия мужей. Она подошла к его кровати, посмотрела на то, как беспомощно он выглядел, и произнесла:

– Эта земля принадлежит мне. Меня не интересует, чем ты займешься, когда выздоровеешь, но ты уже никогда не будешь главой ранчо Палома. И, если ты хоть раз поднимешь руку на меня или моих детей, я тебя зарежу.

Когда он наконец поправился и явился в свой кабинет, чтобы продолжить работу, то увидел у себя за столом жену, листавшую учетные книги. На секунду их взгляды встретились в молчаливом противостоянии. Потом Наварро развернулся и быстро ушел. Больше он никогда не входил в кабинет.

Она выдвинула ящик и достала мешочек из непромокаемой ткани, взяв его под мышку. Потом вышла из комнаты и тихо зашагала по колоннаде, пока не остановилась возле опочивальни, в которой мирно отдыхали Марина и Дэниел Гудсайд.

Тихо постучав в дверь и зная, что женщина средних лет спит чутко, а мужчина того же возраста, как убитый, Анжела снова с изумлением подумала об истории, рассказанной дочерью. Первые десять лет брака Марина жила в Бостоне, где у нее родились четыре ребенка. Потом Дэниела призвали на службу в качестве пастора, и они присоединились к миссии, отправлявшейся в Китай. Они поехали с детьми и скарбом и распространяли там слово Божие в течение двадцати пяти лет. Марина объяснила, что, когда она собралась написать домой, посчитав, что Наварро уже состарился и больше не представлял опасности, она пыталась отправить письма, но это было очень сложно сделать. Китайцы не доверяли приезжим чужакам. Одно письмо, которое Марина лично передала на корабль, утонуло вместе с судном во время шторма.

И затем, всего год назад, срок службы Дэниела подошел к концу, и он покинул миссию. Сначала они поплыли на Гавайи, откуда Марина принялась слать письма, но после первой попытки решила, что лучше всего будет просто приехать. Она не питала особых надежд на то, что мать жива или что семейство Наварро по-прежнему живет в Калифорнии. Но... чтобы, вернувшись, попасть к матери на день рождения!

Анжела посчитала это знаком свыше. Так и должно было случиться. Марине сейчас предписано сопровождать ее в последний путь.

Когда Марина открыла дверь, Анжела сказала:

– Одевайся. Ты поедешь со мной.

– Куда?

– Нам понадобится коляска.

– Но, мама, уже поздно.

– Ночь теплая.

– Разве нельзя подождать до утра?

Она сказала:

– Дочь, голоса прошлого очень настойчиво звучат во мне сегодня. – И потом добавила: – Надо взять с собой Анжелику.

Сорокадвухлетней Анжелике, располневшей от семи беременностей, понадобилось немало времени, чтобы забраться в широкий тяжелый кринолин, который почти не оставил в коляске места для двух других женщин. Но Марина в свои пятьдесят четыре была худенькой после долгих лет тяжелого труда и самопожертвования и носила простое платье, вышедшее из моды еще двадцать пять лет назад. А Анжела была маленькой и хрупкой. Поэтому места хватило всем.

Дочь и внучка протестовали, но преданный кучер Анжелы, помогая им забраться в коляску, хранил молчание. Он возил ее по ранчо уже пятнадцать лет и сейчас, разбуженный посреди ночи и готовый отвезти госпожу по первому требованию, не задавал лишних вопросов. Тем не менее женщины согласились поехать, ибо и Марина, и Анжелика знали, что, откажись они, Анжела отправится в поездку одна.

– Тогда хотя бы давайте пригласим с собой Сета и Дэниела.

Но Анжела покачала головой. Это женское дело. Пускай мужчины спят.

Когда они подъехали к Старой Дороге и возница повернул на восток, Марина с тревогой произнесла:

– Мама, в городе ночью очень опасно!

– С нами ничего не случится.

– Как ты можешь быть в этом уверена?

Когда она не ответила, Марина испуганно переглянулась с племянницей. Потом они обе посмотрели на кучера – высокого сильного мужчину, у которого с собой была длинная, убранная в ножны сабля, а за пояс были заткнуты нож и пистолет, – и успокоились.

Коляска тихо катила мимо ферм, и, когда они миновали знакомую дубовую рощу, Анжелика рассказала тете, что ранчо Киньонесов больше не существовало. Пабло, который тридцать шесть лет назад должен был жениться на Марине, недавно продал землю американцу по имени Креншоу.

Приблизившись к городу, они почувствовали вонь, поднимавшуюся от канализационных каналов, куда по трубам стекали нечистоты из домов и магазинов. На улицах горели фонари, вывешенные домовладельцами, как того требовал закон. Но сейчас ходили слухи, что в Лос-Анджелесе в скором времени должно появиться газовое освещение. Салуны были залиты ярким светом, а из их окон доносились звуки пианино. Где-то вдалеке раздавались выстрелы. На деревянных мостках дрались двое мужчин.

И еще они увидели индейцев, спавших в дверях или бродивших по улице, упившись ликера белых людей.

Коляска проехала мимо муниципальной школы № 1 на углу Спринг-стрит. На пересечении Темпл и Мэйн-стрит, где раньше стояли лишь глиняные здания, теперь высились дома из досок и кирпичей, построенные янки. На смену испанским дворикам и фонтанам пришли архитектурные веяния с модными названиями – романский стиль, стиль эпохи королевы Анны, стиль колониального возрождения, в которых преобладали колонны, фронтоны и крыши с мансардами. Названия улиц изменились: что раньше было Лома, теперь стало Хилл, Аккитуна превратилась в Олив, Эсперанца в Хоуп и Флорес во Флауэр[21]. Все переменилось из-за янки.

Пока они объезжали Плаза, от которой исходил смрад после недавних боев быков, Анжелика рассказывала Марине, что ходят слухи о новой гостинице, которую собираются построить на этом месте и будто бы в ней будет ванна на каждом этаже, газовое освещение и ресторан с французской кухней. Высотой в целых три этажа, самое высокое здание в Лос-Анджелесе.

Но Марине это было неинтересно.

– Мама, зачем мы здесь?

Анжела не могла объяснить, она лишь знала, что должна ехать дальше.

Оставив позади центр города, они продолжили путь по северо-восточной дороге, три женщины в коляске, которой управлял молчаливый кучер. Они проехали через Чавез-Равин, каньон, где город устроил кладбище с общими могилами для чужаков и бедняков, оставшихся без друзей, пока не прибыли к миссии. Длинные узкие окна между высокими контрфорсами делали ее похожей скорее на крепость, нежели на церковь. Когда Мексика завладела Альта Калифорнией, новый губернатор упразднил систему миссий и либо раздал, либо распродал земли своим знакомым и родственникам. Миссия Сан-Габриел много лет пребывала в запустении, индейцы, жившие в ней, побирались, стены и крыша обваливались, виноградники зарастали сорняками, пока в 1859 году новое американское правительство не вернуло церкви имущество и земли. Но миссия так и не стала прежней. Когда-то красивую церковь теперь окружали лачуги и хибары.

Пока они молча сидели в коляске, а кучер ждал дальнейших распоряжений, Анжела воскресила в памяти тусклое воспоминание о саде, который находился здесь раньше, и индейской женщине, ухаживавшей за травами, тихонько что-то напевая в лучах теплого солнца. Но потом ее одолела лихорадка и кашель, и на церемонии, проходившей на новой Плаза, она стояла, ослабевшая и больная. После они ехали на осле в горы, недалеко от моря...

Анжела ошеломленно ахнула. Знания, лежавшие мертвым грузом на сердце в течение восьмидесяти лет, вырвались на свободу и воспарили, словно птица.

Я родилась в этом месте. Не в Мексике, как говорила мне мать. Или скорее, как говорила Луиза. Ибо Луиза не была моей настоящей матерью.

Теперь она поняла, почему ее мысли были весь день наполнены воспоминаниями о детстве.

Возможно, когда мы приближаемся к концу, мы также приближаемся к началу.

Еще она догадалась, отчего весь день ей не давало покоя ощущение того, что она позабыла что-то сделать, исполнить свой последний долг. Сейчас она знала, что это за долг и почему она решилась на полуночную поездку через Лос-Анджелес.

Она ехала попрощаться.

Приближаясь к предгорью, они почувствовали запах моря. Коляска проезжала через ранчо Сан-Висенте и Санта-Моника, принадлежавшее семье Сепульведа. В темноте неподалеку позвякивали колокольчики пасущихся овец.

Когда они въехали в каньон, Анжела увидела камни с петроглифами, но она забыла, что они означали. У нее появились смутные воспоминания о посещении этого места в раннем детстве. Кто-то тогда говорил ей, что она узнает здесь старинные предания. Но Анжеле их так и не рассказали. Она не осознавала значимости пещеры и ее рисунков. Не понимала, откуда взялось чувство, что в давние времена это было очень важное место. Только помнила, что приезжала сюда в первую брачную ночь и отрезала косу.

Марина и Анжелика сопровождали ее. Они сняли фонарь с коляски, чтобы освещать себе путь, и поддерживали под руки старую женщину. Марина помнила пещеру. Именно здесь ее нашел Дэниел в ту ночь, когда они начали свою совместную жизнь.

Они помогли Анжеле войти внутрь. В пещере было холодно и сыро и пахло прошедшими столетиями. Фонарь с коляски отбрасывал золотые лучи на стены, покрытые странными узорами, и слова, вырезанные на них: «Ла Примера Мадре». Когда они увидели рисунок с двумя солнцами, то потрясенно вздохнули, настолько он был красив.

Велев дочке и внучке сесть и помолчать, Анжела опустилась на прохладный пол. Фонарь стоял в центре загадочного маленького круга, лица трех женщин озаряло причудливое сияние.

Несколько минут Анжела сидела в тишине, пока не почувствовала костьми и кровью то, чего ей недоставало. Она закрыла глаза: «Мама, ты здесь?» И в это же мгновение она ощутила чье-то присутствие, теплое, любящее и оберегающее. Она осознала, что всю жизнь в душе у нее была дыра, небольшая пустота, и поэтому она никогда не была сама собой, всегда пыталась что-то найти. Сейчас она знала, что это такое: ее семья.

Внезапно она поняла, зачем приехала сюда, зачем принесла с собой мешочек из непромокаемой ткани – в нем лежал пергамент, даровавший землю людям, которые не имели на нее никакого права, чьи предки жили очень далеко. К изумлению своих спутниц, Анжела принялась раскапывать пол пещеры, разгребая землю старыми пальцами. Когда Марина и Анжелика стали отговаривать ее, она шикнула на них, и что-то в ее голосе и выражении лица заставило их подчиниться.

Лунка становилась все глубже, пока наконец она не остановилась, удовлетворившись проделанной работой. Они не знали, ни что находилось в мешочке, ни зачем Анжела положила его в вырытую ямку. Только ошеломленно наблюдали за тем, как она присыпала его землей, забросав вместе с ним и ацтекскую статуэтку, которая вывалилась у нее из кармана шали. Анжелика уже открыла рот, но какая-то сила остановила ее. Ацтекская богиня, находившаяся рядом с нею в удивительные и прекрасные времена, исчезала в полу таинственной пещеры.

Закопав дарственную на ранчо Палома, Анжела ощутила мир и спокойствие на душе. Земля принадлежала Первой Матери и ее потомкам – не чужакам и захватчикам, а людям, у которых она была украдена. Приминая землю, она подумала: «Надо сказать остальным, Марине, Анжелике. В них течет индейская кровь. Дэниелу, Сету... их дети произошли от Первой Матери».

Она начала говорить, сбивчиво и торопливо, потому как знала, что времени осталось совсем мало:

– Мы – индейцы, мы – топаа, мы происходим от Первой Матери, похороненной здесь. Мы хранительницы пещеры. Мы должны передавать традиции, истории и религию нашего народа. Мы обязаны помнить.

Они недоуменно посмотрели на нее.

– Что такое говорит бабушка, тетя Марина?

– Понятия не имею. Похоже на тарабарщину.

– Это какой-то язык? Он совсем не похож на испанский.

– Вы должны запомнить это место, – Анжела не осознавала, что говорит на языке топаа, на котором говорила еще маленькой девочкой, когда мать называла ее Марими и рассказывала, что однажды она станет шаманкой клана. – Поведайте другим об этой пещере.

Анжела взяла Марину за руку.

– Я назвала тебя Марина. Я неправильно истолковала послание в своем сне. Там было сказано Марими.

– Мама, мы не понимаем тебя. Давай мы уведем тебя отсюда и отвезем домой.

Но Анжела подумала: я и есть дома.

– Мама, пожалуйста, ты пугаешь нас.

Анжелика с Мариной взяли ее под руки.

Но мысли Анжелы были заняты Первой Матерью, которая пересекла пустыню в одиночку, будучи беременной и изгнанной из племени. И тем не менее она выжила. Анжела посмотрела на Марину, которая многое пережила в Китае и вынесла столько несчастий, но все же нашла в себе силы, чтобы работать рядом с мужем, посмотрела на Анжелику, которой выпало суровое испытание в лагере золотоискателей на севере. И сама Анжела, что бы ни делал с ней Наварро, сохраняла гордость и чувство собственного достоинства. Мы дочери Первой Матери. Мы ее наследие.

Анжела теперь поняла, зачем привела с собой Марину и Анжелику. Они обе в другом месте и в иное время стали бы шаманками своего племени. Но сейчас они были замужем за американцами и называли своих детей Чарли, Люси и Уинифред. Она закрыла глаза и увидела силуэт ворона на фоне кроваво-красного заката. Он летел в землю мертвых, куда уходили все предки и где ждали, когда она, Марими, присоединится к ним.

Глава 17

Она никогда не обманывала. Появлявшиеся призраки не были ни иллюзиями, ни трюками – по крайне мере так утверждала сестра Сара. Она всегда предлагала разоблачителям фальшивых медиумов прийти в ее Церковь Духов и провести на спиритических сеансах любые тесты, какие им заблагорассудится. Они приезжали с камерами и записывающим оборудованием, датчиками тепла и детекторами движения, с самыми передовыми научными устройствами тех дней, надеясь уличить ее во лжи. Но у них так ничего и не вышло. Психиатры и религиозные деятели заявляли, что призраки возникают в результате массовой истерии – люди видят то, что желают увидеть. Однако сестра Сара настаивала на том, что духи настоящие, а она – человеческий проводник, через который они попадают из потустороннего мира в мир живых.

Сидя у Джареда в доме на колесах, Эрика не могла оторваться от экрана телевизора. Найдя документальный фильм о медиуме двадцатых годов прошлого века, она и не подозревала, какая жемчужина ей попалась: редкие архивные кадры проповедей сестры Сары – шеститысячная аудитория в экстазе валилась на пол, видя появлявшихся из воздуха умерших родственников и любимых, а харизматичная сестра Сара возвышалась на сцене в длинном струящемся одеянии, вытянув руки, запрокинув голову, закрыв глаза и дрожа от переполнявшей ее спиритической энергии.

Она была невероятно красива. Отрывки из нескольких фильмов, в которых она сыграла, еще не будучи знаменитой, являли взору знойную, темноглазую сирену, которую как только ни называли – богиня, соблазнительница, роковая женщина. Публика обожала ее. Хроника также включала домашние фильмы, снятые Эдгаром Райсом Берроузом у него на ранчо Тарзана, где Сара часто гостила вместе с Рудольфом Валентино, Дугласом Фэрбенксом и Мэри Пикфорд. Именно в те дни был открыт ее талант: она гадала друзьям, давала им советы по принятию важных решений, а однажды даже помогла полиции найти ребенка, пропавшего в Болдуин-Хиллс. Слухи распространялись молниеносно, и ее начали приглашать для проведения частных спиритических сеансов. Сара выступала в огромных залах, поскольку выяснила, что способна вызвать толпу призраков с той же легкостью, что и одного-единственного. Люди боготворили ее. Она воссоединяла их с близкими, ушедшими из жизни. Она была залогом жизни после смерти.

Когда на экране Сара воздела к небу глаза и руки, а аудитория замерла в предвкушении чуда, Эрика посмотрела на часы. Почему Джаред задерживается?

Он уехал часа три назад на срочную встречу с Конфедерацией племен Южной Калифорнии, в надежде убедить их не противиться проведению анализа ДНК. Они внезапно активизировались, благодаря чему уже вышло постановление суда о приостановке всех археологических и судебномедицинских изысканий в пещере. Еще немного, и все шансы на идентификацию скелета будут навсегда утрачены. А пока, не имея возможности работать в пещере, Эрика решила попытаться выяснить – откуда взялся рисунок в ее снах.

Если миссис Докстейдер не ее бабка и Эрика никогда раньше не видела полотно над ее камином, тогда детские сны должны иметь иное происхождение. А раз сестра Сара купила эту землю и засыпала каньон, значит, при ней могли сделать фотографии внутри пещеры и опубликовать их в газетах.

Но Эрике никак не удавалось сосредоточиться.

Она могла лишь вспоминать, как они с Джаредом занимались любовью при свете звезд. Неужели она по-настоящему влюбилась? Неудивительно, что люди слагают об этом песни! Она витала в облаках, чувствуя себя глупой, счастливой и опьяневшей. Но и напуганной тоже – вдруг это просто сон, и она потеряет его, даже не заполучив.

Внезапно взгляд Эрики метнулся к экрану телевизора. На кадрах кинохроники 1922 года сестра Сара входила в пещеру. Эрика вся подалась вперед.

Камера была установлена на южном склоне и держала в объективе вход в пещеру. Сара, в своем коронном белом одеянии с капюшоном, исчезла во тьме, пока ее свита и репортеры ожидали снаружи. Когда через несколько минут она вышла, лицо у нее побледнело от пережитых эмоций. Голос за кадром произнес:

– Действительно ли Сара испытала в пещере духовное откровение или просто играла на публику? Вскоре после покупки земли она засыпала каньон, похоронив в нем пещеру, поэтому нам никогда не узнать, что она там увидела.

Заключительный отрывок хроники, снятый в 1928 году, показывал расстроенную сестру Сару, прощавшуюся со своими последователями. Новость стала полной неожиданностью для всех: Церковь Духов находилась на пике популярности, и Сара не объяснила, почему бросала работу, сказав лишь, что: «На все воля Божья». Потом она исчезла, и хотя ее пытались отыскать – газеты проводили конкурсы, репортеры соревновались за право написать статью-сенсацию – больше о сестре Саре никто никогда не слышал.

Документальный фильм закончился, и Эрика, выключив телевизор, подумала: все нити ведут к пещере. Меня сюда привлек рисунок, и другие люди тоже приходили в пещеру на протяжении многих веков, оставив пару очков, реликварий, распятие, косу, камень-дух, ацтекскую статуэтку, дарственную на ранчо. Сестра Сара. Чем же они были связаны? И какое отношение они имеют к полотну в доме Кэтлин Докстейдер? И как это все связано со мной?

Им с Джаредом удалось выяснить, что Наварро, владельцы ранчо Палома, были одной из семей – основательниц Лос-Анджелеса. По-видимому, глава рода, женщина по имени Анжела, играла большую роль в образовании нового города. Благодаря ей был разбит городской парк, где люди могли прогуливаться и отдыхать на скамейках и где, в отличие от Плаза, не проводились бои быков. Парк был создан в 1866 году и изначально назывался Централ-парк – сейчас он называется Першинг-сквер. В долине Сан-Фернандо по-прежнему существует начальная школа имени Анжелы Наварро. Эрика и Джаред также узнали, что Анжела Наварро жила на ранчо Палома и умерла в 1866 году, а после ее смерти возник юридический спор, когда семья не смогла найти дарственную с правом собственности на землю.