Текст книги "Обманутая"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 32 страниц)

– И во время всего ты была с Тэком?

Дафна кивнула.

– Начиная с Нового года до сегодняшнего момента?

Дафна снова кивнула.

Лаура попыталась вспомнить, когда у Дафны в последний раз был столь длительный роман, и не смогла.

– Это серьезно?

Дафна не ответила, но ее страдальческий вид был достаточно красноречивым.

– Я считала, что мы так близки, – вскричала Лаура. – Я рассказывала тебе о том, о чем не рассказывала никому, и я считала, что ты поступаешь так же. Вероятно, я ошибалась. В течение двух месяцев ты встречаешься с человеком, который в состоянии причинить мне такие неприятности, и не говоришь об этом ни слова. Обидно, Даф.

Дафна сунула руки в карманы и, распластав ладони, прижала их к своим бедрам.

– Я не хотела обижать тебя. Но ты должна меня понять. Я мечтала стать адвокатом, поэтому поступила в юридическую школу и выбивалась из сил, чтобы хорошо там учиться. Потом мне нужно было составить себе имя, я добилась этого. – Она помолчала. – Но, черт побери, все это время я была одна. Как бы ни были загружены делами мои дни, ночью я остаюсь одна. Я хотела только одного – чтобы обо мне кто-нибудь заботился, чтобы меня кто-нибудь обнимал, чтобы со мной кто-нибудь беседовал. – Она с мольбой посмотрела на Лауру: – Вокруг тебя всегда были люди. Сначала рядом с тобой была мать и Гретхен, потом ты вышла замуж за Джеффа и появилась Лидия, потом родились Скотт и Дебра. Но у меня все умерли. У меня никого нет.

– У тебя есть мы.

– Это не одно и то же.

– Мы всегда считали тебя членом семьи.

– Это совсем другое. Жизнь с мужчиной заполняет ту пустоту, которую не может заполнить ни карьера, ни подруга, ни семья подруги.

Лаура не могла отвести взгляда от Дафны. С растрепанными волосами, помягчавшими чертами лица, в халате, подчеркивавшем стройность ее тела, она казалась ей незнакомой. И то, что она говорила, еще больше убеждало Лауру в том, что она не знает этой женщины.

– Я не знала, – прошептала Лаура.

– Я человек. Я женщина.

– Но ты никогда не говорила о своем одиночестве.

– Когда ты занимаешься в жизни другими вещами, то об этом предпочитаешь молчать.

– Ты сопротивлялась всякий раз, когда я пыталась познакомить тебя с кем-нибудь.

– Я не хочу, чтобы меня знакомили. Мне не нужны стабильные отношения. У меня есть собственные представления, и они не включают в себя брак и рождение детей, а это именно то, к чему ты меня подталкивала. Ты была уверена в том, что мне чего-то не хватает, а я из чувства сопротивления уверила себя в том, что мне всего хватает. И некоторое время я считала, что это так.

Она сделала шаг в сторону, а когда повернулась к Лауре, на ее глазах блестели слезы.

– Я убедила себя, что юриспруденции мне вполне достаточно, что у меня нет времени на мужа и детей, что я паршивая кухарка, потому что на это у меня тоже нет времени. Поэтому я занималась своей карьерой, мой успех лишь укреплял создаваемый мною образ. Я была крутым адвокатом. Я была такой же спокойной, властной и решительной, как любой мой коллега мужского пола в этом округе. Мои партнеры воспринимали меня как своего парня, и именно к этому я стремилась. – Она отерла слезы рукавом. – Но потом, сначала нечасто, затем все чаще мне начинало хотеться чего-то другого. Стоило мне оглянуться, и я видела, что у всех это есть, а я одна. – Она плотнее запахнула халат. – Проблема заключалась в том, что созданная мною жизнь не предполагала существования в ней мужа и детей, а мне все же это было нужно. Ты не знаешь, что такое одиночество, тебе не знакомы его приступы, когда ощущаешь невыносимую боль, с которой ничего нельзя сделать, разве что переждать.

И с видом, словно у нее разрывалось сердце, она подошла к Лауре.

– Я не хотела обидеть тебя, – воскликнула она. – Помоги мне Бог, я никогда не хотела причинить тебе боль. Но он был одинок, и я одинока, и казалось, это совершенно естественно, что нам обоим стало немного лучше.

Лаура едва переводила дыхание. Блеск в глазах Дафны, ее лицо, искаженное болью, отчаяние, звучавшее в голосе, заставили ее похолодеть.

– Все в порядке, – осторожно произнесла она. – Твой роман с Тэком – еще не конец света.

Дафна моргнула и едва заметным движением вскинула голову.

– Он хороший человек, – облизнув губы, слабым голосом произнесла она.

– Значит, это серьезно?

– Мне он очень нравится.

– Ты ему тоже нравишься?

– Очень. Ему надо возвращаться в Бостон. Он хочет, чтобы я поехала с ним.

Лаура расплылась в улыбке, забыв о всякой осторожности. Вот теперь ее лучшая подруга действительно сообщала ей потрясающие новости.

– Даф, как это здорово!

Казалось, Дафну эта улыбка слегка успокоила и напряжение немного спало.

– Я не уверена, что смогу поехать. Вся моя жизнь здесь.

– Ты любишь его?

Дафна кивнула.

– Тогда ты должна ехать.

– Боже милостивый, ты все так же романтична. И это после всего, что произошло.

– Почему бы и тебе не стать немного романтичной?

– Не знаю, но у меня не получается. Любовь побеждает не все. Такова реальность. У меня здесь практика. У меня здесь дом и друзья. – Взгляд ее затуманился, и Лаура снова почувствовала неловкость. – У меня здесь незаконченные дела.

– Ну так закончи их. – Дафна не ответила, но на ее лице появилась такая печаль, что Лауре захотелось повернуться и убежать. – Мне пора, – сказала она. Завтра поговорим еще.

Дафна кивнула.

Лаура подошла к двери и вышла на улицу. Она не оглядывалась. Ей больше не хотелось видеть этот печальный взгляд и не хотелось гадать о том, чем он был вызван. Однако это нежелание еще не означало, что она перестала думать об этом. В течение всей следующей недели в ее голове то и дело возникали разрозненные воспоминания, она думала о том, на что прежде не обращала внимания или чему, по своей доверчивости, не придавала значения. Ей хотелось опросить людей – Ди Энн, Элизу, даже Кристиана, но она боялась, что они скажут ей то, чего она не желала слышать, и поэтому она молчала. А потом заболела Лидия.

29

Ее обнаружил Кристиан. Он на день уезжал в Вермонт, а вернувшись, интуитивно решил зайти к Лидии перед тем, как ехать к Лауре. Полагая, что, вероятно, в это время она готовит себе обед, прежде, чем открыть дверь своим ключом, он позвонил.

– Эй? – позвал он, углубляясь в полумрак дома. – Мама? – Он обнаружил ее на кухне на полу. – О Господи, – выдохнул он и заспешил. Он встал на колени рядом с ней и прикоснулся к ее щеке. Кожа стала серой, но все еще была теплой. Лидия дышала, хоть и очень слабо.

– Мам? Это Кристиан. Ты меня слышишь? – Он взял ее руку. – Мам? Ну очнись же. Ради меня открой глаза.

Лидия не реагировала.

С колотящимся сердцем он поднял ее обмякшее, жалостно легкое тело и понес в спальню. Он не задумывался над тем, что, падая, она могла получить травму и ее нельзя трогать. Он знал лишь то, что не мог оставить на полу свою хрупкую мать.

Осторожно опустив ее на покрывало, он схватил трубку и набрал 911. Не отрывая взгляда от лица Лидии, он сообщил диспетчеру сведения, необходимые для того, чтобы вызвать «скорую помощь», потом опустился на кровать и стал ждать, держа ее руку. Через минуту он вскочил и накрыл ее одеялом, решив, что ей, наверное, холодно. Еще через минуту он начал растирать ей руку.

– Они уже едут, – ровным голосом произнес он. – Мы отвезем тебя в больницу. С тобой все будет в порядке. – Но уже в следующее мгновение он остро ощутил собственную беспомощность. Он бы и сам отвез ее в больницу, если бы не чувствовал, что она остро нуждается в медицинской помощи. У них были кислородные подушки, растворы для внутривенных вливаний, они владели реанимационной методикой и имели связь с клиниками. В его машине не было ничего подобного.

Высвободив одну руку, он снова взял трубку и набрал телефон Лауры. Как только он услышал щелчок автоответчика, он нажал на рычаг и набрал номер «Вишен».

– Ди Энн, это Кристиан. Лаура там?

– Конечно, она на кухне.

– Ты можешь позвать ее побыстрее? Это срочно.

Десять секунд, пока Лаура не взяла трубку, тянулись мучительно долго.

– Кристиан? Что случилось?

– Я у мамы. Она без сознания. – Он услышал, как у Лауры перехватило дыхание, но не оторвал взгляда от лица Лидии. – Думаю, это или сердечный приступ, или удар, но она дышит. Я жду приезда «скорой». Встретишь нас в больнице?

– Выезжаю сейчас же.

Кристиан опускал трубку, когда вдали послышался звук сирены. Он приближался и вдруг стих, и Кристиан испугался, что это совсем по другому поводу, пока до него не дошло, что необходимость в сирене была только на главной улице. Оставив Лидию, он подошел к двери как раз в тот момент, когда «скорая» затормозила у дома. Он проводил врачей к Лидии и наблюдал, как они занимались ею, перекладывали на носилки и выносили из дома. Затем он залез в «скорую» и поехал с ними, все так же держа ее за руку.

Когда они добрались до больницы, Лаура и Дебра уже ждали их. Они потрясенно смотрели, как Лидию – с закрытыми глазами, бледным лицом и кислородной маской у рта – пронесли мимо.

Надо было заполнить необходимые документы. Только на некоторые вопросы Кристиан знал ответы и был благодарен, что рядом Лаура, которая могла помочь ему. Он за все был благодарен Лауре, потому что ощущал себя совершенно выбитым из колеи, несмотря на то что очень долго чувствовал полное отчуждение от матери. Он давно не зависел от нее, уже много лет, и тем не менее кровные узы оставались неразрывными. Как бы там ни было, она его мать. Кровь стыла от вида того, как неподвижно и безжизненно она лежала, продолжая лишь слабо дышать. Присутствие Лауры помогало пережить это страшное зрелище.

– Почему они так долго? – испуганно спросила Дебра.

– Они обследуют ее, – пояснила Лаура. – Им нужно выяснить, что с ней случилось, для того чтобы стабилизировать ее состояние.

Кристиан стоял, расставив ноги и не отрывая взгляда от двери, куда увезли Лидию, и гадал, возможна ли будет стабилизация. К ней так и не вернулось сознание, и если даже забыть о зловеще-сером оттенке лица, его руки все еще помнили невесомость ее тела. Какой-то внутренний голос твердил ему, что прогноз не может быть благоприятным.

После долгого ожидания, которое, казалось, длилось целую вечность, к ним вышел врач, который сказал, что у Лидии сердечный приступ и теперь она помещена на отделение интенсивной сердечной терапии.

– Решающими будут следующие семьдесят два часа. Если она продержится, то у нее есть шанс.

– Шанс вернуться к нормальной жизни? – спросил Кристиан.

– Шанс выжить. Мы ничего больше не можем сказать, пока не проведем дальнейшие исследования.

– Значит, она еще не очнулась?

– Нет.

– Почему? – спросила Дебра.

– Я полагаю, что сердечный приступ случился за несколько часов до того, как она была найдена, – пояснил врач. – Из-за кислородного голодания и общей слабости организма она не смогла подняться самостоятельно.

– Но она придет в сознание?

– Пока я не могу ответить на этот вопрос.

Кристиан вздрогнул.

– Мы можем ее увидеть? – Он продолжал представлять себе, как она лежала на полу, одна в целом доме, лишенная всякой помощи, возможно, сначала даже находясь в сознании, но не имея никого рядом. Он не хотел, чтобы, очнувшись, она снова оказалась одна. И поэтому был готов сражаться с врачом, если бы тот вознамерился ограничивать время их посещений. Но этого не понадобилось.

– Она может воспринимать происходящее и быть не в состоянии показать это, – предупредил врач, переводя взгляд с одного лица на другое. – Поскольку, вероятно, никто из вас не собирается ее огорчать, будет хорошо, если кто– нибудь будет с ней рядом. Предоставьте нам пятнадцать минут, чтобы устроить ее, а потом я попрошу кого-нибудь спуститься за вами.

Они вернулись в комнату ожидания и сели рядышком. Не прошло и десяти минут, как совершенно неожиданно возникла Мадди.

– Я пыталась поймать тебя в ресторане, – сказала она Лауре. – Ди Энн рассказала мне о случившемся. Как она?

Кристиан заметил, как напряглась Лаура при виде матери. Он молчал, зная, что Мадди скорее всего будет игнорировать его, но в любую минуту был готов прийти на помощь Лауре. Он знал, как Лаура встревожена состоянием Лидии, и не хотел, чтобы Мадди усугубляла положение.

Специально для Мадди Лаура повторила то, что им сказал врач, закончив следующим:

– Мы как раз ждем, когда к ней можно будет подняться.

Мадди села с таким видом, словно она тоже присоединяется к ним.

– С тобой все в порядке? – помолчав несколько минут, обратилась она к Дебре.

– Мне страшно.

– С ней все будет в порядке, – Мадди похлопала Дебру по руке.

Помолчав еще несколько минут, она повернулась к Лауре:

– Были какие-нибудь намеки, что это может случиться?

– У нее была аритмия. Ее врач внимательно наблюдал за ней.

– Вероятно, недостаточно внимательно. Он и здесь занимается ею?

– Нет. В больнице есть собственный кардиолог.

– А он знает, что он делает?

– Уверена, что знает.

– Может быть, вам стоит подумать о том, чтобы отправить ее в Бостон? Там гораздо более опытные врачи.

– Она слишком слаба, чтобы ее куда-нибудь везти. И здесь для нее сделают все, что можно.

– И все же, возможно, разумнее…

– Или бессмысленнее, – оборвал ее Кристиан. – Если в течение семидесяти двух часов, о которых нам упомянул врач, у нее разовьется обширный инфаркт, не будет иметь никакого значения, где она находится. Если встанет вопрос о возможном хирургическом вмешательстве, тогда мы сможем вернуться к этому разговору. Я знаю прекрасного врача в Дартмуте.

Мадди наградила его взглядом, который говорил «а вы кто такой?», но Кристиан проигнорировал его и посмотрел на часы.

– Ну что ж, – заметила Мадди еще через минуту, – поскольку я не являюсь ближайшей родственницей, мне вряд ли разрешат посетить ее, я поеду. Держи меня в курсе, Лаура. – И, взяв сумочку под мышку, она исчезла так же резко, как и появилась.

Когда Мадди скрылась за дверью и была уже вне пределов слышимости, Дебра повернулась к Лауре:

– Что это было?

– Не знаю, девочка.

– У нее был странный вид.

– Да.

– Может, она нездорова?

– Бабушка никогда не бывает нездоровой.

– Но когда-то она может заболеть. Она не намного моложе Лидии.

– Возможно, именно это ее и тревожит.

– Как ты думаешь, она действительно тревожится из-за Лидии?

– По крайней мере, мы можем допустить вероятность этого.

Кристиан восхитился Лаурой. Мадди много сделала, чтобы отравить ей жизнь, и у Лауры были все основания презирать собственную мать. И тем не менее она продолжала поддерживать с ней отношения в гораздо большей степени, нежели он с Лидией. Он отстранился. За всю жизнь он не написал ей ни строчки. Он взваливал на нее вину, хотя, будучи взрослым, не имел на это никакого права.

– Я должен был раньше вернуться домой, – тихо промолвил он. – Она перенесла страшную трагедию в жизни. Я никогда не понимал этого.

– Возможно, никто из нас не понимал, – откликнулась Лаура, прикасаясь к его руке. – Она так много держала в себе. Я не могу даже вспомнить, чтобы она когда-нибудь вышла из равновесия или кричала. Вряд ли в ее душе всегда все было так спокойно, но это не значит, что сердечный приступ был вызван тем или иным огорчением. Она очень слабенькая, Кристиан. Вполне возможно, что это связано просто с ее физическим состоянием.

Кристиан кивнул. Одна половина его сознания хотела верить тому, что говорила Лаура, но другая отказывалась. Слишком много смущало его в отношениях с матерыо.

Однако все его мысли рассеялись, когда появился больничный служащий, чтобы проводить их наверх. Стоило ему войти в палату, смятение, беспомощность и чувство вины охватили его с новой силой. Лидия была такой же бледной, как больничные простыни. Глаза были по-прежнему закрыты, от локтевого сгиба вверх поднимались трубки к капельницам, грудь опоясывали провода, исчезавшие в свободных рукавах рубашки, в ноздри были вставлены трубки кислородного аппарата. Лишенная своей обычной одежды, она терялась среди больничной аппаратуры.

– Привет, баба Лидия, – промолвила Дебра с такой бодростью в голосе, что Кристиан тут же простил ей все ее презрение к нему. Она подошла к плечу Лидии и крепко сжала перекладины спинки кровати. – Доктор сказал, что ты поправишься. Правда. Просто тебе надо немного отдохнуть и подлечиться. А потом ты снова вернешься домой, мы будем пить чай с печеньем и болтать. – У нее сорвался голос. – Ты меня слышишь?

Лидия не подавала никаких признаков жизни.

– По-моему, она не слышит, – прошептала Дебра Лауре, которая стояла рядом с ней.

– Лидия, – склонившись, позвала Лаура. – Мы здесь, с тобой. У тебя что-нибудь болит? – Она помолчала. – Если болит, врачи тебе что-нибудь сделают. Здесь хорошие врачи, Лидия. Они будут бороться изо всех сил, чтобы тебе стало лучше. А ты борись вместе с ними, и все получится.

Кристиан, стоя с противоположной стороны кровати, поднял с простыни безжизненную руку Лидии. Маленькая и легкая, как перышко, она казалась прозрачной в его ладони. Он бережно держал ее, словно она могла сломаться от малейшего неловкого движения.

– Я заехал к тебе, чтобы показать план дома, который собираюсь строить этой весной. Помнишь, я говорил тебе о нем? – Теперь он всегда будет ей все рассказывать. Впервые Лидия проявила искренний интерес к его работе и впервые ему захотелось рассказать ей о том, чем он занимался. – Я сегодня был в Вермонте и забрал эскизы. Я думал, тебе захочется взглянуть на них. – Черт побери, он сам хотел, чтобы она их увидела!

– Тебя нашел Кристиан, – добавила Лаура. – Если бы не он, ты бы до сих пор там лежала. Когда ты вернешься домой, мы должны будем что-нибудь придумать, чтобы ты могла позвать на помощь, когда тебе будет нехорошо.

Но Кристиан знал – сердечные приступы обычно наступают внезапно. Он также знал, что если Лидия поправится, то уже не сможет жить одна. И что ей это не понравится, учитывая то, как она провела последние двадцать лет своей жизни, – было совершенно очевидно, что она ценит самостоятельность. Он был таким же. Возможно, он унаследовал это от нее. Впрочем, возможно, это было свойственно и его отцу.

– Мам, – позвал он, стараясь, чтобы голос звучал непринужденно, что, однако, ему вовсе не удалось. Она не могла умереть, не поговорив с ним. Несмотря на все сказанное ею, он не мог поверить, что она действительно собирается унести свою тайну в могилу. – Может, ты хочешь, чтобы я кому-нибудь позвонил? Может, мне кому-нибудь сообщить, что ты здесь? – Возможно, его настоящий отец хотел бы знать, что с ней. Вероятно, он захотел бы увидеть ее. Насколько Кристиан знал, он любил ее много лет. – Мне нужно только имя. Я сам узнаю телефон.

– Ее соседи будут в ужасе, – склонилась Дебра к Лауре. – Наверное, мы должны позвонить им.

Лаура кивнула и протянула руку к своей сумочке, но прежде, чем она успела достать кошелек, Кристиан протянул ей пригоршню мелочи.

– Я останусь здесь, – сказал он.

К его удивлению, Дебра осталась вместе с ним. Они редко оставались вместе в одной комнате без Лауры, игравшей роль буфера. В каком-то смысле эту роль теперь играла бесчувственная Лидия, лежавшая между ними.

Некоторое время они стояли молча. Кристиан держал руку Лидии, заклиная ее выжить, Дебра стояла напротив, сжимая спинку кровати.

– Ненавижу больницы, – наконец прошептала она слабым голосом. – Они так угнетающе действуют.

Кристиан знал, о чем она говорила. Запахи, звуки, стерильность – все это, казалось, напоминало о смерти.

– Наверное, лучше думать о детях, которые здесь рождаются. И о больных, которые здесь излечиваются.

– А Лидию вылечат?

Он бы хотел проявить такой же оптимизм, какой проявила бы Лаура, но, к сожалению, для этого он слишком большой реалист.

– Не знаю.

– Надеюсь, что вылечат. Она самый большой мой друг.

Кристиан подумал, что это лучший комплимент, который может получить бабушка от внучки.

– Наверное, то же самое она могла бы сказать о тебе. Она любит тебя, Дебра. Я рад, что ты здесь.

– Я тоже ее люблю. Она такая добрая. И все понимает. Я могу ей рассказать абсолютно обо всем.

Доброта и понимание – это были те самые качества, которых больше всего недоставало в Лидии Кристиану, когда он был в возрасте Дебры. Во многом это определялось обстоятельствами. И личностями окружающих людей. И их взаимоотношениями. Родители ждут от своих детей несколько иного, нежели от внуков. В течение многих лет Кристиан не оправдывал надежд Лидии. Он задумался о том, как бы она отнеслась к его детям. И ему стало грустно, когда он понял, что вряд ли ему доведется узнать об этом.

– Как ты думаешь, мой отец умер? – спросила Дебра, резко возвращая его на землю. Голос у нее был такой, словно она не хотела спрашивать, а вопрос вырвался сам собой. Кристиан посмотрел на нее, но ее взгляд был устремлен на Лидию.

– Нет. Я думаю, он прячется.

– Как ты думаешь, он когда-нибудь объявится?

– Только если кто-нибудь заставит его это сделать.

– А что если он узнает, что Лидия больна? Как ты думаешь, он приедет?

Кристиан был слишком поглощен состоянием Лидии, чтобы подумать об этом раньше.

– Возможно. – Вопрос заключается в том, как дать ему знать. Можно опубликовать информацию в газетах, можно дать ее на телевидение, но толк от этого будет только в том случае, если он следит за средствами массовой информации. И все же эта идея явно заслуживает внимания. Пресса с восторгом ухватится за возможность оживить дело Фрая, особенно с таким мелодраматическим поворотом. Детектив наверняка сообразит, куда именно обратиться. Это стоило попробовать.

– Ты не хочешь, чтобы он возвращался, да? – спросила Дебра. На этот раз она смотрела прямо ему в глаза.

– Стал бы я нанимать частного детектива, если бы не хотел его возвращения? – Кристиан не отвел глаз.

– Ты сделал это, чтобы доставить удовольствие моей матери.

– Я сделал это, чтобы доставить удовольствие себе.

– Детектив оказался не слишком-то хорошим, – с вызовом заявила Дебра. – Правда. Пока от него мало толку.

– ФБР занималась этим два месяца и не раскопала ничего. А мой парень в деле всего две недели. Он занимается этим, но все случилось уж слишком давно. Ему может потребоваться довольно много времени, чтобы нащупать свежий след. – Кристиан продолжал смотреть на нее, пока она не отвела глаз. И он тут же ощутил собственную мелочность. – Эй, – мягко окликнул он ее. – Как насчет перемирия? Я не хочу раздувать конфликт между нами, по крайней мере, не сейчас. Я достаточно встревожен тем, что происходит с Лидией.

– Да ну? – со скептическим видом осведомилась Дебра.

– Она моя магь.

– Кажется, раньше тебя это не волновало.

Он мог понять ее горечь. Она видела его таким почти все свои шестнадцать лет.

– Тебе не все известно, Дебра, у каждой медали есть две стороны, – предостерег он ее. – Как-нибудь мы сядем и поговорим, но не сейчас. А пока мы должны сосредоточиться на том, чтобы помочь твоей бабушке.

Вздрогнув от этого напоминания, Дебра поспешно посмотрела на безжизненное тело Лидии. Затем она перевела взгляд на бутылочки с растворами для внутривенного вливания и на экран кардиографа, фиксировавшего сердцебиение Лидии.

– Я все это ненавижу, – прошептала она.

Кристиан обошел кровать и обнял ее за плечи, ничуть не смутившись, когда все ее тело напряглось.

– Я тоже. Но если это может ей помочь, кто мы такие, чтобы жаловаться?

Дебре нечего было ответить на это, но она продолжала оставаться напряженной. Через несколько минут он прижал ее к себе и опустил руку, но далеко заходить не стал. Он хотел утешить Дебру. Но и сам нуждался в поддержке. Лидия казалась еще более слабой, а кардиограф настолько часто издавал странные попискивания, что и его собственное сердце замирало. Она угасала. Он знал это с такой же отчетливостью, как тогда, когда жизнь Габи близилась к концу. Ее кожа тогда приобрела восковой оттенок, как и кожа Лидии сейчас. Кристиан задумался, протянет ли она ночь.

Лидия протянула ночь с четверга на пятницу и с пятницы на субботу без каких-либо видимых перемен. Если не считать краткого заезда к Лауре, чтобы вымыться и побриться, Кристиан не отходил от нее ни на минуту. Иногда он стоял рядом, иногда дремал в кресле. Когда они оставались одни, он тихо беседовал с ней, рассказывая ей все то, о чем молчал долгие годы. Ему хотелось верить, что она слышит его, хотя убедиться в этом у него не было никакой возможности. Она ни разу не открыла глаза и не издала ни единого звука.

К утру субботы у него уже не оставалось никаких сил.

– Поезжай домой, поспи, – умоляла его Лаура. – Я буду здесь, я заменю тебя.

– Нет, я останусь.

Она взяла руками его голову и заглянула в глаза с таким сочувствием, которого, казалось, он не заслужил.

– Она не поймет, что тебя нет.

– Я знаю. – Он обнял ее, ощущая себя менее несчастным, чем прежде. – Я хочу быть здесь, если она очнется.

– А если нет? – прошептала Лаура.

– Все равно я хочу быть здесь. Она была со мной, когда я появился на свет. Всю жизнь нам недоставало друг друга, но я хочу быть с ней, когда она будет покидать этот мир. Это все, что я могу сделать.

Лидия умерла в субботу днем, спокойно угаснув, так и не приходя в сознание. С ней были Кристиан, Лаура, Дебра и Скотт. Кристиан обнимал их, когда они плакали. Сам он не проронил ни единой слезы, но горе его было поистине глубоким.

Он столь же сильно страдал и все последующие дни. Он занимался организацией похорон, наблюдал за потоком людей, втекавших и вытекавших из дома, но ощущал себя отчужденным от всего этого. Он так давно не участвовал в ежедневной жизни Лидии. Ему это было известно не меньше, чем всем этим людям, которые приходили заплатить ей последнюю дань уважения.

Лаура ощущала глубину его горя и постоянно находилась рядом. Каждую ночь, когда Дебра засыпала, она пробиралась к нему в комнату и ложилась рядом. Они не занимались любовью, а просто лежали, обнявшись, и в темноте он говорил ей о своем горе.

– Я вернулся не потому, что моя душа смирилась, – говорил он ей страдальческим голосом. – Я вернулся из-за Джеффа и из-за тебя. Лидия не была нужна мне. А потом что-то произошло. Я почувствовал, что она так смотрит на меня, как будто видит меня впервые. После всех этих лет. И от этого мне стало так хорошо.

– Она была рада, что ты приехал, когда мы нуждались в тебе, – Лаура провела пальцем по его подбородку.

– Рада? Не знаю. Скорее удивлена. Но этого оказалось достаточно, чтобы у нее открылись глаза.

– Она любила тебя, Кристиан.

– Возможно.

– Ты не веришь? – Лаура подняла голову.

– Да нет. Все матери в каком-то смысле любят своих детей. Это не значит, что они им нравятся или что они испытывают к ним уважение. Меня мучает то, что мы с Лидией едва знали друг друга. Помнишь время, которое я проводил со Скоттом, когда над ним нависло обвинение в изнасиловании? Я делал это не потому, что он твой сын или мой племянник, просто он мне нравится. Он хороший парень. Понимаешь, я тоже считаю себя хорошим парнем. Но только моей матери никогда не довелось узнать этого.

– Она знала это.

– При всех тех выкрутасах, которые я проделывал на протяжении многих лет?

– Она знала это.

– Она бы могла узнать, если бы у нас было больше времени. Лед между нами только-только начал таять. – И он снова почувствовал, как все внутри сжалось, что происходило с ним постоянно с тех пор, как он обнаружил Лидию на полу. – Это не должно было случиться так скоро, черт, почему так скоро?

Лаура ласково провела рукой по его спине. Он прижал ее к себе крепче, испытывая страх, что может потерять и ее.

– Это несправделиво, Лаура.

– Смерть всегда несправедлива.

– Нет, не всегда. Некоторые ощущают ее приближение и успевают завершить все дела, а она оставила столько незавершенного. Джеффа и меня, и того негодяя, который был моим отцом. Теперь после смерти Лидии я никогда не узнаю, кто он. – Теперь, когда она умерла, до конца выполнив свою часть сделки, он знал, что этот вопрос будет преследовать его вечно.

Лидию похоронили во вторник утром. Ее опустили в землю рядом с Вильямом Фраем, в простом резном гробу, который выбрал Кристиан. День был холодным и промозглым, стояла характерная для марта погода, и хотя могильный холм был покрыт роскошными еловыми лапами, обнаженные стволы берез и кленов создавали атмосферу запустения.

Это запустение пробуждало в Кристиане чувство бесконечного одиночества. Он стоял в первом ряду провожавших. Справа от него стояла Лаура, державшая его за руку, не заботясь о том, как это воспримут окружающие. Как ни удивительно, Дебра встала слева от Кристиана, и хотя с другой стороны от нее был Скотт, она прильнула к дяде, особенно когда он обнял ее.

Священник, читавший небольшую надгробную проповедь, был знаком с Лидией в течение многих лет. Кристиану было стыдно оттого, с какой искренней любовью и уважением он говорил о ней. Ему было стыдно и перед немногочисленными провожавшими, которые настолько любили его мать, что пренебрегли ветром, чтобы отдать ей последние почести. Некоторых из них он видел в доме, но были и другие, они утирали слезы, подходили к нему по завершении службы, пожимали ему руку и говорили о Лидии добрые и трогательные слова. Лаура стояла рядом, также принимая соболезнования и называя ему имена людей, а также рассказывая о том, что их связывало с Лидией.

Толпа постепенно начала редеть, и узкий ручеек людей заструился вниз по склону холма. Кристиан отослал Скотта и Дебру с Мадди. Потом он поблагодарил и проводил священника и снова вернулся с Лаурой к могиле, чтобы окончательно попрощаться. Тут он и заметил мужчину, стоявшего у толстого ствола клена, в стороне от всех остальных. Точно такого же роста и телосложения, как Кристиан, хотя гораздо более старый, он был облачен в темное пальто, идеально отглаженные брюки и начищенные ботинки. Его густые седые волосы резко контрастировали с темной одеждой, лицо было загорелым и обветренным.

У Лауры перехватило дыхание.

– Кто это? – спросил Кристиан. Столь живописного человека, отличавшегося аристократической красотой, Кристиан наверняка бы запомнил, если бы встречал раньше. На службе присутствовали посторонние – просто любопытствующие и репортеры, – но инстинкт подсказывал Кристиану, что этот человек к ним не относится.

– Это Гарри Холмс. Что он здесь делает?

Гаррисон Холмс III. Издатель «Сан Гемпширского округа». Вершитель справедливости всей долины Пионеров. Человек, который отравлял жизнь семье Фраев в течение последних трех месяцев.

– Неплохой вопрос, – ответил Кристиан, поворачиваясь к Лауре. – Спускайся вниз, а я выясню.

На лице Лауры был написан испуг, и в этом не было ничего удивительного. Холмс показал, что у него есть власть, чтобы причинить ей боль.

– Может, не надо на него обращать внимания?

Но Кристиан не мог так поступить. Последние два дня он провел горюя и отчаиваясь по поводу смерти Лидии. Он был готов к стычке. И если Гарри Холмс не был готов к тому, чтобы предоставить веские основания для осквернения могилы его матери своим присутствием, Кристиан не собирался давать ему спуску.