Текст книги "Если сердце верит"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 26 страниц)

Потом Лили занималась с хором, состоявшим из первокурсников второкурсников. Некоторые студенты отличались прекрасными вокальными данными. Мысль о том, что она их чему-то научила, приносила Лили удовлетворение.

К концу последнего часа она начала приходить в себя. И, наконец, ей удалось пробиться к секретарю кардинала.

Молодой отец Макдонаф получил назначение на эту должность благодаря своей исключительной пунктуальности и умению общаться с людьми. Кардинал полностью полагался на него. Лили знала этого человека только по имени и по голосу.

Назвав себя, она с облегчением вздохнула:

– Слава Богу. У вас все время было занято. Что происходит?

– Насколько я понимаю, вы уже видели статью?

– Да. Этот репортер вчера вечером был в клубе. Он сказал мне, что почитает кардинала. Мы разговорились. А потом из кусочков нашего разговора он состряпал этот пасквиль.

– Весьма неприятно.

– Но это все фальшивка, – заявила Лили и тут же спросила: – А кардинал знаком с Терри Салливаном?

– Теперь знаком, и даже слишком хорошо. Нам звонят отовсюду.

– Кардинал уже потребовал опровержения?

– Наши адвокаты сделали это, – последовал ответ, и только тут Лили осознала, что голос секретаря звучит холоднее, чем обычно.

– Н-н-нужно ли и мне нанять адвоката? – спросила она. Ей так хотелось, чтобы отец Макдонаф ответил своим обычным добродушным тоном!

Однако Лили снова услышала спокойный, но отчужденный голос:

– Тут я вам не советчик. Наша забота – защитить престиж церкви. Мы делаем для этого все, что в наших силах. Но вам лучше не звонить сюда, пока все не уладится.

Лили показалось, что ей отвесили пощечину. Будто она согрешила и тем самым глубоко оскорбила святую церковь.

– Понятно… Извините меня, – пробормотала потрясенная Лили и повесила трубку.

С этого момента дела пошли еще хуже. С трудом протянув еще один частный урок, Лили упаковала сумку и пошла домой. На крыльце школы журналистов не было. Но едва Лили с облегчением вздохнула, как невесть откуда возле нее появилась энергичная дамочка с микрофоном.

– Мисс Блейк, будьте добры, прокомментируйте информацию «Пост».

Покачав головой, Лили поспешила дальше, но журналистка тоже прибавила шагу.

– Епархия опубликовала официальный протест. Это противоречит вашим словам, приведенным в газете.

– Врет ваша газета! – бросила Лили.

Вдруг рядом прозвучал мужской голос:

– Пол Риццо, «Ситисайд». В воскресенье вечером видели, как вы выходили из резиденции кардинала. Что вы там делали?

Этот лысеющий мужчина смотрел на Лили как-то странно, совсем не мигая.

«Меня наняли играть на рояле», – хотела сказать она, но язык не повиновался ей. Поэтому, опустив голову, она пошла дальше.

– Когда вы расстались с губернатором Дином?

– Кардинал знал о ваших отношениях с губернатором?

– Как вы объясняете поздние телефонные звонки?

– Правда ли, что вчера вечером в Эссекском клубе вы обнимались с кардиналом?

Когда Лили обернулась, чтобы рявкнуть «нет», щелкнула фотокамера. Опустив голову, она ускорила шаг, но вопросы становились все злее.

– Где вы занимались этим?

– Какого рода был секс?

– Церковь пыталась купить ваше молчание?

– Что думает об этом ваша семья?

При мысли о том, что подумает ее семья, Лили содрогнулась. Она даже боялась представить, как родные воспримут эти известия.

Но долго мучиться неизвестностью ей не пришлось. Добравшись до дома, Лили прослушала сообщения на автоответчике. Среди звонков корреспондентов, представлявших почти все значительные газеты и телекомпании страны, был голос ее сестры Поппи: «Что происходит, Лили? Нам все время звонят эти ужасные журналисты, а после дневных новостей телефон буквально разрывается на части. Я лавирую как могу, но мама просто в ярости! Позвони мне, ладно?»

Дневные новости?! Лили похолодела. Конечно, телевидение не упустило такую сенсацию. Недаром мужчина с телекамерой поджидал ее сегодня утром в подъезде.

Да, она проявила поразительную наивность, полагая, что вскоре все уляжется. Но чтобы пресса доставала маму?! Отношения Лили и Майды и так были не самыми добрыми. Едва ли теперь они улучшатся.

Ей очень хотелось услышать ласковый голос, поэтому, усевшись в кресло возле телефона, она набрала номер Поппи. Сестра была почти на два года младше Лили. Поппи осталась самым милым и безобидным существом на свете, хотя жизнь сделала все, чтобы превратить ее в неисправимую пессимистку. Двенадцать лет назад, после трагического происшествия на снегоходе, Поппи Блейк парализовало, и с тех пор она была навеки прикована к инвалидной коляске. Уж если кто и имел право жалеть себя, так это Поппи, но она не имела к этому ни малейшей склонности. Едва оправившись после травмы, девушка переехала в отдельный домик на озере и открыла настоящую телефонную сервисную службу для Лейк-Генри и ближайших городков. Теперь она обзавелась уникальным оборудованием с весьма сложными компьютерными схемами и огромным количеством всяких кнопок. Дело развивалось так быстро, что ей даже потребовались сменщики. Они работали по графику, если Поппи выезжала из дому, что, к счастью, случалось довольно часто.

Увидев на определителе номер сестры, Поппи, сняв трубку, воскликнула:

– Лили! Слава Богу! Что происходит?

– Кошмар. Настоящий кошмар. Ты когда узнала?

– Сегодня рано утром. В городе об этом прочли либо в «Пост», либо по Интернету. К полудню начали звонить репортеры из Бостона, Нью-Йорка, Вашингтона, Атланты… А потом еще по телику… Там и сейчас показывают кадры: Лили и кардинал, Лили и губернатор…

– Мама видела? – встревоженно спросила Лили.

– Видела. Вчера позвонил Кип и предостерег меня насчет репортера из «Пост», но не сказал, в чем дело. Откуда мне было знать про остальных? Жаль, что ты нас не предупредила.

– Но как? Я ведь тоже ничего не знала! Я не видела газету до сегодняшнего утра и была поражена не меньше вас. Это вранье, Поппи.

– Конечно, но мама… Она говорит, будто всегда была убеждена, что такое рано или поздно случится.

– Но она ошибалась! Я и теперь не понимаю, как все это вышло. – Лили с трудом сдержала слезы отчаяния. – Я думала, что этот журналист – друг. Он подошел ко мне и даже приглашал куда-нибудь вместе выбраться. Г-г-глупая дура! Дура! – закричала Лили, проклиная свою наивность. – Но он настоящий профи. Разговорил меня, потом слепил обрывки фраз, и получилась эта мерзость. Что же он за человек?! Ну ладно. Допустим, меня этот репортер не знает. И для него я – ноль, пустое место. Но ведь кардинал-то – нет! Как он мог сотворить такое с кардиналом? Неужели в мире мало грязи для их мерзких газет? Что говорит мама?

– Не важно, – ответила Поппи. – Просто она взвинчена. Что сказать ей?

Лили прижала дрожащие пальцы ко лбу. Она так старалась завоевать расположение матери. Винчестерская школа, где работала Лили, имела блестящую репутацию. Эссекский клуб тоже. И потом еще отец Фрэн… О горькая ирония судьбы! Такая сильная, целеустремленная, выдающаяся личность. Лили всегда надеялась, что этот человек поможет ей найти общий язык с матерью.

– Скажи, чтобы не верила газетам, – попросила она сестру. – Во всем этом нет ни крупицы правды. Через день-другой им уже не о чем будет писать.

– Ты уже опубликовала протест?

– Я продолжаю утверждать, что это ложь.

– Тебе нужен адвокат.

– Ненавижу адвокатов!

– Знаю, дорогая, но речь идет о клевете. А как отреагировал на все это кардинал?

– Мне не удалось с ним поговорить. Я звонила туда, но меня попросили больше не беспокоить его.

– Кто тебе это сказал?! Нельзя же винить во всем одну тебя, правда? Черт возьми, Лили, ведь танго танцуют вдвоем. Это же он постоянно со всеми обнимается!

– Но это совершенно невинно.

– Только не в глазах прессы. У тебя работа, даже две работы, которыми ты дорожишь, плюс твоя репутация. Они разве что не обозвали тебя шлюхой. И если это не нарушение твоих прав, тогда я вообще не знаю, как это называется!

– Но если я найму адвоката, это будет значить, что он мне нужен. Но ведь я ничего плохого не сделала. Возможно, этот ужас продлится еще один день, ну, от силы, два. – Лили тревожно прислушалась, – Что это было?

– Что?

– Этот щелчок.

– Какой щелчок?

Лили снова прислушалась, потом устало вздохнула:

– У меня, должно быть, начинается паранойя.

– А может, тебе позвонить губернатору Дину?

– Ну да, чтобы его помощники тоже попросили меня больше не беспокоить их? Спасибо. Что-то не хочется. Но почему репортеры звонят в Лейк-Генри? Что они выискивают?

– Просто хотят раздуть скандал и увеличить продажи. Что мне говорить им?

– Что все это неправда. Что Салливан лжет. И что я подаю в суд. – Помолчав, Лили тихо спросила: – А как отреагировала Роуз?

Роуз, самая младшая из «блейковского цветника», как звали трех сестер в Лейк-Генри, была на год моложе Поппи. Ей исполнился тридцать один год. Когда жизненные проблемы Лили достигли апогея, Роуз едва начала превращаться в девушку и по возрасту еще не могла обсуждать все это с матерью. Поппи и тогда вела себя гораздо разумнее и решительнее. В отношениях между Майдой и Лили она сохраняла нейтралитет. Роуз же всегда была любимицей матери, а время лишь укрепило эту расстановку сил в семье.

Младшая сестра вышла замуж за друга детства, сына владельца местной швейной фабрики. У них уже было трое детей, и жили они в маленьком имении, построенном на клочке земли, который Роуз получила в приданое от родителей. За последние три года, после смерти главы семейства, Роуз и Майда сблизились еще больше.

Лили знала, что от Роуз нечего ждать поддержки, но все же рассчитывала на это.

Очевидно, и Поппи надеялась на чудо. Видимо, она пыталась поговорить с младшей сестрой и потерпела неудачу, потому что теперь с несвойственной ей резкостью ответила Лили:

– Роуз просто милый пупсик. У нее в голове нет ни одной своей мысли. Лучше не думай о ней. А что до других наших родственников, я научу их, что говорить, если кто-нибудь позвонит. Никому здесь не нравится, когда клевещут на своих.

– Но я уже много лет для них чужая, – заметила Лили. – Они изгнали меня, когда мне едва исполнилось восемнадцать.

– Нет. Ты сама решила уехать.

– Только потому, что они сделали мою жизнь невыносимой.

– Это сделала мама.

Лили вздохнула. Сейчас ей не хотелось спорить с Поппи.

– Я должна идти работать.

– Будешь держать меня в курсе? – спросила Поппи. – Мне известно, что семейство Блейков поставило на тебе крест, Лили, но я на твоей стороне.

Глава 4

Лили решила не включать телевизор, не желая знать, покажут ли ее в новостях. Она предпочитала надеяться, что вся эта история уже забыта. Однако, спустившись в подъезд, Лили увидела, что журналистов на улице стало еще больше, чем прежде. Охваченная отчаянием, она нырнула в гараж, но толпившиеся и здесь репортеры сразу сообщили о ее появлении тем, кто ждал у подъезда.

Другого выхода из дома не было, а Лили уже опаздывала на работу. Подчинившись неизбежности, она быстро пошла вперед. Не отвечая на сыпавшиеся со всех сторон вопросы, Лили опустила голову, и волосы, упав на лицо, скрыли его от объективов. Между тем вопросов становилось все больше и больше, они звучали почти непрерывно, сопровождаясь щелчками затворов и жужжанием камер. Чем ближе Лили подходила к клубу, тем плотнее журналисты окружали ее. Внезапно она обернулась и закричала:

– Оставьте меня в покое! – Потом попыталась продолжить путь. Однако толпа преследовала ее, как затравленного зверя, донимая одними и теми же вопросами. Едва не плача, она, наконец, добралась до клуба.

К счастью, Дэн ждал ее у входа. Впустив Лили, он закрыл двери перед носом у прессы. Войдя к нему в кабинет, она опустилась в кресло и закрыла лицо руками.

– Тяжелый денек? – ласково спросил Дэн и грустно улыбнулся. – Я знаю и тебя, и кардинала. Вас связывает лишь обычная дружба. Кардинал точно так же относится ко всем горожанам, соотечественникам, да и ко всем людям на свете.

– Так почему же это происходит именно со мной?

– Все это делается ради громких газетных заголовков и хороших тиражей.

– Но это настоящая травля!

– Конечно, однако, так уж повелось.

Лили никак не могла опомниться после того, как прошла сквозь строй репортеров с камерами.

– Но теперь-то им чего надо? Они уже напечатали свои крикливые заголовки. Больше ничего не происходит, значит, делу конец? Верно?

– Надеюсь, – сказал Дэн, но не так убежденно, как хотелось бы Лили. Выглядел он усталым: очевидно, день для него тоже выдался нелегкий. Заметив, что Дэн бледен, Лили с ужасом подумала, не скрывает ли он чего-то от нее.

– Как у нас сегодня обстоят дела? – осторожно спросила она, боясь, как бы эта история не отразилась на бизнесе.

– Все заказано.

Лили просияла:

– Это здорово, правда?

Дэн не знал, так ли это. С одной стороны, в ресторане сидели люди, которые оплачивали столики. Но с другой – большинство из них были новичками, гостями постоянных членов клуба, и они во все глаза смотрели на пианистку, почти ничего не заказывая.

Лили попыталась увлечь разношерстную публику. Обычно даже в трудные моменты музыка помогала ей забыться. Вот и сейчас она с энтузиазмом исполняла вариации на тему известной песни, но резкая вспышка фотокамеры вернула ее к действительности. Дэн подошел к нарушителю, Лили продолжила играть, но петь больше не стала.

В течение вечера ее сфотографировали еще раз, и к концу выступления она уже заметно нервничала. Лили вернулась в кабинет Дэна, возмущенная и напуганная.

– Как ты думаешь, завтра будет полегче? – Ей отчаянно хотелось, чтобы все было по-прежнему. Лили так любила жизнь, какой жила раньше.

– Очень надеюсь, – ответил Дэн и тут же представил Лили высокого парня в полицейской форме: – Это Джимми Финн. Бостонское управление полиции, телохранитель. Он проводит тебя до дома.

Сердце у нее упало.

– Они еще здесь?

– Здесь, – небрежно отозвался коп.

Джимми Финн оказался добрым малым и убежденным католиком. Его глубоко оскорбила клевета на кардинала. Он охотно поставил бы на место любого репортера. Да и сил у Джимми на это хватило бы. Он провел Лили сквозь толпу журналистов, а потом проводил до двери квартиры. Запершись в комнате, она разрыдалась.

Автоответчик выдал массу новых сообщений. Несколько друзей выражали Лили безоговорочную поддержку, но звонков настырных газетчиков было гораздо больше. Их легко стереть, но трудно о них не вспоминать.

Лили забылась тревожным сном, поэтому проснулась ранним сумрачным утром совсем не отдохнувшая. Приняв душ, она надела темные широкие брюки и скромную блузку, чтобы не слишком бросаться в глаза, потом через силу съела банан. Лили убеждала себя, что теперь все пойдет по-другому.

Около восьми в дверь тихо постучали. Посмотрев в глазок, Лили с облегчением вздохнула.

– Я знала, что ты еще дома, – с порога заявила Элизабет Дейвис, одетая в футболку и трикотажные велосипедные шорты. Свои светлые волосы она скрепила заколкой. – Однако сомневалась, что ты рискнешь открыть дверь. Ну, как дела?

– Ужасно. – Лили бросила испуганный взгляд на газеты, которые Элизабет зажала под мышкой. – Это сегодняшние?

– Да. Две наших бостонских и одна нью-йоркская. Хочешь посмотреть?

– Лучше сама скажи. Я очень надеюсь на опровержение.

– И напрасно. – Развернув газеты, Элизабет положила их на стол. – «Пост» пишет, что ты ездишь на «БМВ» и купила кучу дорогой мебели, когда перебиралась сюда. «Ситисайд» сообщает, будто ты обожаешь покупать нижнее белье в «Секрете Виктории». Нью-йоркская же пресса извещает читателей, что ты предпочитаешь дорогие рестораны вроде «Биба» и «Мистраля», а прошлую зиму провела на фешенебельном курорте в Арубе, что, уж конечно, тебе не по карману.

– Откуда они все это взяли?

– Любой знаток компьютерных сетей в состоянии добыть эту информацию в течение пяти минут.

– Но это же касается моей личной жизни!

– В течение пяти минут, – твердо повторила Элизабет.

– И все-таки это моя жизнь. Частная информация! Кому какое дело, где я делаю покупки?! – Тут Лили пронзила леденящая душу мысль. – Что еще они могут раздобыть?

– Почти все.

Лили прерывисто вздохнула. Надо надеяться, что им доступно не все.

– Машина у меня подержанная, а за мебель я окончательно расплатилась только через два года. Одежду в «Секрете Виктории» покупаю редко, а место в Арубе забронировала в последний момент через клиринговую палату. Все факты просто искажены. Это подло!

Подняв руку, Элизабет подошла к маленькому приемнику, и тут же зазвучал нахальный тенорок Джастина Барра:

*…оскорбление всем католикам мира! Эта женщина плюнула в лицо верующим! Католикам, протестантам, мусульманам, иудеям – всем, независимо от вероисповедания. Мы обязаны думать о наиболее значимых для нас ценностях, о людях, олицетворяющих их, а также и о тех, кто на них посягает! Разве можно представить себе большее неуважение, чем грязное посягательство на доброе имя любимого всеми духовного пастыря?..

– Это я-то? Я грязно посягаю на д-д-доброе имя? – Лили всплеснула руками.

– Нет, друзья мои, – декламировал Джастин Барр, – это невозможно! Но весь вопрос в том, как женщина, подобная Лили Блейк, сумела столь близко подобраться к кардиналу Россетти, чтобы бросить на него тень, пусть даже невольно. И потом, Боже правый, ведь она учит наших детей! Есть ли границы у этого безобразия? У меня на линии Мэри из Бриджпорта, штат Коннектикут. Прошу вас, Мэри, вы в эфире.

Элизабет выключила радио.

– Просто не верится, – вздохнула Лили.

– Джастин Барр – реакционер.

– Но Джастин Барр – не единственный, кто верит этой лжи. Ведь это шоу для всего Восточного побережья!

– Да.

– Но почему?! – с негодованием воскликнула Лили. – Почему все это случилось со мной?!

– Потому что они почуяли слабину, – ответила Элизабет. – Волки преследуют раненого оленя – такова природа хищника. Ты должна определиться, Лили. Адвокат очень помог бы тебе.

– Не хочу я никаких адвокатов.

– Тогда позволь мне попробовать. Сейчас переоденусь, потом мы вместе спустимся вниз, и я выступлю в качестве твоего представителя. Ну как, согласна?

Лили не ответила. Она молчала и в тот момент, когда Элизабет зачитывала заявление, в котором категорически отрицалась романтическая связь Лили как с губернатором Нью-Йорка Дином, так и с кардиналом Россетти из Бостона.

Элизабет посоветовала упомянуть в заявлении лишь основные пункты обвинения, оставив менее значимые до поры до времени в стороне. И хотя Лили готова была опровергать все, в чем ее обвиняли, она сдержалась. Общественные связи были родной стихией Элизабет, профессионально занимавшейся созданием имиджей. Выйдя вместе с Лили к прессе, она сразу же успокоила собравшихся и даже вынудила их отступить на несколько шагов. Благодаря временной победе, одержанной Элизабет над прессой, Лили удалось спокойно дойти до школы. Она продолжала надеяться, что скандал уже начал утихать.

Майкл Эдди, однако, так не думал. Он прекрасно знал, сколько платит школа учителям, и, хотя сам позволил Лили подрабатывать в клубе, теперь тоже желал выяснить, на какие деньги она позволила себе Арубу и «БМВ». Лили повторила все, что сказала Элизабет. А Питеру Оливеру, спросившему о «Секрете Виктории», объяснила, что покупала там джинсы, а отнюдь не нижнее белье. Люди в коридорах сторонились, когда она проходила мимо, и Лили невольно опускала голову. Когда коллеги-преподаватели оставили ее одну в буфете, она раскрыла книгу. Лили могла бы обрушить раздражение на Митча Релледжика, но он пришел совсем поздно. В середине дня она закончила работу и тут же вышла из школы, искренне радуясь тому, что на сегодня все позади.

Увидев, что толпа репортеров по сравнению со вчерашним днем несколько поредела, Лили немного приободрилась. Добравшись до дома, она даже рискнула включить телевизор и посмотреть вечерние новости. Это было ошибкой. Похоже, скандалом теперь заинтересовались все каналы. Они брали выдержки из утренних газетных публикаций и преподносили их с новыми интригующими комментариями, да еще и сопровождали большим количеством фотоснимков. На одном Лили сердито хмурилась, глядя прямо в камеру. На другом – прятала лицо. Попадались и весьма эффектные кадры.

Она чувствовала себя раздетой. Это привело ее в ярость и смущение.

Лили не знала, как теперь поступить. Именно об этом она и сказала Дэну Карри, как только пришла в клуб. Он назвал имя адвоката, но это мало утешило ее. Гораздо приятнее было бы получить весточку от кардинала.

– Он ужасно переживает, Лили. Если все мы опасаемся, что Папа вот-вот пересмотрит его назначение, то сам кардинал боится за тебя. Он знает, что ты стала жертвой, попавшей под перекрестный огонь. Адвокаты запретили кардиналу вступать с тобой в контакт, но ему это не нравится.

«Это, конечно, хорошо, – подумала Лили, – однако телефонный звонок от кардинала был бы куда лучше. Хотя бы один, пусть даже из телефонной будки. Или с чужого номера. Тогда мне не было бы так одиноко». Но Лили понимала, что кардинал не волен в своих решениях.

– Он думает о тебе, Лили, и верит, что ты перенесешь это испытание и выйдешь из него более сильной и уверенной в себе, чем прежде.

Эти слова поддерживали Лили в течение всего нелегкого вечера, пока она играла перед публикой, смотревшей на нее во все глаза и сплетничавшей о ней. Ложась спать, Лили молилась, чтобы этот день оказался самым худшим из всех. После бессонной ночи она проснулась усталая и раздраженная. Лили слушала что-то грустное из Чайковского, вполне соответствующее ее настроению, когда в дверях появилась мрачная Элизабет с утренним номером «Пост» в руках. В глаза сразу бросился жирный заголовок: «НОВЫЕ ПОДРОБНОСТИ О КАРДИНАЛЬСКОЙ ПАССИИ».

Судорожно сглотнув, Лили взяла газету. Вначале шло краткое перечисление всех прежних обвинений. Затем следовал репортаж Терри Салливана из Лейк-Генри:

«Блейк родилась в благополучной семье в маленьком городке Лейк-Генри, штат Нью-Хэмпшир. Ее отец, крупный землевладелец, умер три года назад. Мать проживает в большой фамильной усадьбе и владеет сотнями акров яблоневых садов. Семья занимается собственным бизнесом, являясь одним из крупнейших местных производителей яблочного сидра.

Нашим корреспондентам удалось выяснить, что Блейк с детства страдала сильнейшим заиканием, в результате чего почти не общалась со сверстниками.

Пение стало для Блейк средством общения. Логопеды подтверждают, что это испытанный метод. «Истории болезней пестрят примерами, когда дети, не способные свободно произнести ни одной фразы, поют длинную песню без единой запинки», – говорит Сьюзен Блок, бостонский школьный логопед. Она также утверждает, что сильное заикание обычно вызывает у ребенка эмоциональные проблемы.

В свое время у юной мисс Блейк это приняло бунтарские формы. В шестнадцать лет она даже привлекалась к уголовной ответственности. Блейк была задержана властями вместе со своим сообщником, молодым человеком двадцати одного года, просидевшим впоследствии в тюрьме шесть месяцев. Ее же отпустили на поруки. По истечении срока условного наказания, незадолго до окончания колледжа, Лили Блейк уехала из родного города».

Испуганно вскрикнув, она уронила газету и в отчаянии посмотрела на Элизабет:

– Это дело было засекречено! Судья обещал нам, что никто и никогда не увидит его материалов!

– А что ты натворила? – полюбопытствовала Элизабет.

Что натворила?! Она была дурой, маленькой дурой, мечтающей обратить на себя внимание.

– Тот парень украл машину. Я и не знала об этом, поэтому сидела в ней, улыбаясь и радуясь тому, что я рядом с Донни Киплингом, таким отчаянным и крутым малым. Мне было шестнадцать. Меня еще ни разу никто не целовал и только-только начали приглашать на свидания. Вот почему я не задумываясь поехала с ним на этой проклятой машине. А он все время успокаивал меня: «Что ты волнуешься? Развлечемся немного, и все». Но потом Донни заявил полиции, будто это я все затеяла. И свидетели говорили, что, по их мнению, я обо всем знала. Судебного разбирательства не было. По делу не вынесли никакого решения, а потом все обвинения с меня сняли.

Потрясенная, Лили снова уставилась в газету.

«После этого Блейк редко наведывалась в Лейк-Генри. Источники, пожелавшие остаться неизвестными, сообщают, что она весьма далека от матери и своей сестры Роуз. Вторая сестра, Поппи, отказалась комментировать свой недавний телефонный разговор с Лили Блейк».

– Откуда им известно, что я говорила с Поппи? – возмутилась Лили и тут же вспомнила: – Ах, так вот что это был за щелчок! Кто-то прослушивал нас!

– Неудивительно, – заметила Элизабет. – Они сделают все, чтобы не дать скандалу утихнуть.

Лили уже поняла это.

– Но судья засекретил дело! Как они узнали о нем?

– Взятка.

– Какая гадость!

– То, что я пришла сказать тебе, – тоже гадость. – Элизабет смутилась. – Придется отказаться от твоих услуг на приеме Кэгана.

Лили ошеломленно посмотрела на нее.

– Приказ руководителя рекламной кампании. – Элизабет указала на газету: – Он позвонил мне, когда увидел это. Слишком громкий скандал. Твое появление там отвлекло бы внимание от кандидата.

– Со мной просто не хотят связываться.

– Не принимай все на свой счет. Это обычная тактика. Любой неосмотрительный контакт может уничтожить кандидата.

– Но я не какой-то там неосмотрительный контакт! Тот портрет, что они нарисовали, – вранье!

– К сожалению, теперь это уже не важно, понимаешь? Факт остается фактом: первые полосы газет штата пестрят твоими фотографиями. Если ты станешь играть на приеме, это погубит Кэгана. Прости, Лили. – Элизабет направилась к двери, но тут зазвонил телефон. – Не отвечай, – посоветовала она, выходя, – и не включай больше Джастина Барра.

Элизабет не знала, насколько актуальны предостережения подруги, поскольку уже не слышала того, что прозвучало из автоответчика:

– Лили! Вы дома, Лили? Это Джастин Барр, мы в прямом эфире. Мои слушатели хотят, чтобы вы изложили свою версию…

Собрав сумку, она вышла с заднего хода и помчалась сквозь поджидавшую ее толпу.

Майкл Эдди стоял возле двери школы. Впустив Лили, он поднял руку, как бы останавливая натиск прессы, потом посмотрел на вошедшую и сказал:

– В мой кабинет, пожалуйста.

Лили последовала за директором. Он не предложил ей сесть.

– Мне звонят родители и попечители, – раздраженно заявил Майкл. – Они хотят знать, почему мы доверили обучение детей человеку с криминальным прошлым. Я отвечал, что мы ничего не знали. Теперь я хочу услышать от вас, почему мы ничего не знали.

– У меня нет криминального прошлого. Обвинения были сняты, а дело засекречено. Мне обещали, что больше никто не вспомнит о случившемся.

– Кто вам это обещал?

– Мой адвокат. Судья. Все ведь выяснилось.

– А вам не приходило в голову, что родители наших учеников могут иметь иное мнение?

– О чем тут можно иметь мнение? Я сказала правду. Меня никогда и ни в чем не обвиняли.

– Тогда почему дело засекречено? Вы здесь учите детей, Лили. Вы обязаны были поставить нас в известность.

Лили смотрела на директора, не зная, что ответить.

– Я нанял вас, – вздохнул он, – и руковожу этой школой. Теперь я меж двух огней. Этот проклятый Джастин Барр сделал из нас дураков. Он раздражает тех, кого мы ежегодно уговариваем дать пожертвования. – Плечи Майкла поникли. – Я не стану увольнять вас, поскольку вы хорошо работали. Но прошу вас взять отпуск без сохранения содержания.

– И надолго?

– Не знаю.

– Пока все не утихнет? Пока люди не забудут?

– Ну, это случится не сразу.

– Значит, бессрочный отпуск? – Ситуация казалась Лили совершенно абсурдной.

– Скажем иначе: на неопределенный срок. До тех пор, пока вы не найдете себе другое место.

Лили вперила в него злой взгляд. Теперь ей нечего терять. Он играет словами, но, по сути дела, уволил ее. Она пыталась посмотреть на ситуацию с его точки зрения. Но видела перед собой лишь трусливого человека, не способного отстоять того, в кого он верит.

Впрочем, Майкл не верил в нее.

На ступеньках Лили увидела репортеров. Оживившись, они бросились ей навстречу.

– Почему вы так быстро ушли?

– Как отнеслась к этим фактам Винчестерская школа?

– Вас вызывали на попечительский совет?

– Скажите, может, вы не хотите е нами разговаривать из-за вашего заикания?

– Правда, что в Нью-Хэмпшире речь шла о крупной краже?

– Вы с вашим сообщником занимались сексом?

Лили с омерзением взглянула на того, кто задал последний вопрос, думая, из какой же дыры выполз этот гад.

– Это отвратительно, – бросила она и быстро прошла мимо, но тут поблизости прозвучал знакомый голос:

– Вы уже подумали, как извиниться перед родителями учеников? Ведь они обмануты.

Увидев лысого Пола Риццо, Лили метнула на него разъяренный взгляд:

– Вы-то откуда знаете?

Я брал у них интервью. Они платят бешеные деньги за обучение своих детишек и полагают, что не пристало человеку с вашим прошлым преподавать в таком заведении. Не прокомментируете ли это?

Лили молча помотала головой. Да, эти люди платили немало, но в том, что касалось уровня образования, она обеспечивала самый высокий. К тому же ей отнюдь не переплачивали. При весьма невысоком жалованье Лили честно отрабатывала положенные часы. Так что у родителей нет морального права выражать недовольство.

Зная это, они должны были проявить терпимость. То же самое относится и к Майклу, и к пресловутому попечительскому совету.

И потом, все эти обвинения совершенно бездоказательны. А что же презумпция невиновности?

Войдя в свой подъезд, Лили едва не прищемила дверью нос противному Полу Риццо, который всю дорогу дышал ей в затылок. Пройдя к лифту, она нажала кнопку вызова, однако кабина поднималась на последний этаж.

Кроме Тони Кона, там жили еще пять семей, но по закону подлости именно он должен был сейчас спуститься вниз. Лили приготовилась к встрече.

Увидев ее, он попятился от неожиданности.

– Вы понимаете, что все это оскорбительно? – спросил Тони таким тоном, какого Лили никогда еще не слышала. – Я поселился тут, считая, что нашел престижное место. Теперь придется забыть об этом.

– Я их сюда не звала.

– Но именно из-за вас они здесь. Звонили даже мне. «Пост», «Ситисайд», мои друзья – все хотят узнать что-нибудь о вас. – Опередив Лили, Тони нажал кнопку гаража. Ей оставалось только спуститься вместе с ним.

Лили забилась в угол кабины, скрестила руки на груди и с удивлением подумала, что она нашла в этом человеке. Теперь, когда Тони хмурился, он не казался привлекательным.

– Прежде чем поселиться здесь, я заставил риэлтера проверить всех жильцов. На первый взгляд тут было чисто, – добавил Тони.

– Тут и сейчас чисто, – отозвалась Лили, но вдруг удивилась: – А вы, значит, проверяли жильцов? Но для чего?

Двери лифта раскрылись.

– Кое-кому приходится заботиться о своем имидже. – Тони вышел, но Лили, придержав двери ногой, крикнула ему вслед: