Текст книги "Если сердце верит"

Автор книги: Барбара Делински

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Глава 16

Анна Уинслоу по праву считалась главой местной династии текстильщиков. Она уже давно перепоручила ежедневные хлопоты по фабрике своему сыну Арту, но оставила за собой маленький офис возле его кабинета и место в правлении компании. «Уинслоу текстайлз» уже так давно была частью ее жизни, что Анна сроднилась со своим предприятием. Впервые она начала заниматься бизнесом, когда ее муж Фиппс заинтересовался хорошенькими ткачихами, а потом, полюбив работу, так и осталась фактическим руководителем компании. При этом у Анны не было особых амбиций. Она охотно позволяла Фиппсу пользоваться славой прогрессивно мыслящего предпринимателя, хотя решения принимала сама.

Теперь Фиппс был уже на пенсии. Правда, время от времени он проходил по фабрике с важным видом директора и покрикивал, как бы наводя порядок. Однако в основном Фиппс трудился теперь над живописными полотнами, рисуя жуткие фантасмагории. Они нравились лишь ему самому, и сейчас ими был забит целый сарай на задворках усадьбы. Анна и не думала, что он когда-нибудь продаст хоть одну картину. И все же считала, что Фиппс-живописец – это лучше, чем Фиппс-волокита.

Арт пошел скорее в мать, чем в отца. Ему был тридцать один год, но, воспитанный на фабрике, он отлично знал свое дело. Анна полностью доверяла сыну, понимая, что он вовремя велит заменить изношенный станок или снять с производства ткань устаревшей расцветки. Она доверяла его умению разговаривать как с рабочими, так и с акционерами и была убеждена, что если кто-то и обеспечит выживание их маленькой текстильной мануфактуры в эпоху промышленных конгломератов, так это Арт. Ей не приходилось присматривать за ним, поскольку она не сомневалась в правильности принимаемых решений.

Располагая свободным временем, Анна слушала шум работающих станков, вдыхала запах шерстяной пряжи, наблюдала за игрой солнечных лучей, проникающих сквозь потолочные окна цехов, или за стремительным течением реки, протекающей возле фабричного здания. Почти каждый день Анну видели на предприятии. Она то прохаживалась между станков, то беседовала с ткачихами, то, склонившись к компьютеру, обсуждала с дизайнером какое-нибудь новшество. Анна и сама разработала немало моделей, а потом научилась делать это с помощью компьютера.

Очень полная, без намека на талию, Анна одевалась с таким вкусом, что недостатков ее фигуры никто и не замечал. И жакеты из отличной шерсти, и шарфики с броским рисунком, и широкие юбки из лучшей пряжи смотрелись на ней как на живом манекене, и она с упоением демонстрировала свою продукцию окружающим.

Арт засыпал собеседника цифрами из своих схем и ценовых таблиц, ни разу туда не заглядывая; Анна показывала модели фабрики, не произнося при этом ни слова. Редкое обаяние помогало ей решать любые вопросы. Как правило, делала она это за ленчем, поскольку слыла большой гурманкой. Поскольку Фиппс постоянно торчал в своем сарае, Анна всегда искала сотрапезников. Пару раз в неделю она садилась за стол вместе с оптовыми покупателями из города, иногда – с сотрудниками. Но в этот четверг Анна осталась одна. Вот почему, как только Джон позвонил и предложил ей пойти куда-нибудь вместе, она с готовностью согласилась.

– Четверги – самые неудачные для меня дни, – сообщила Анна, как только они уселись за любимый столик Джона в буфете у Чарли – у самого окна. – Ни то ни се. Вроде и не начнешь ничего нового, как в понедельник, и заканчивать дела, как в пятницу, еще рановато. Я так рада, что ты позвонил. – Глаза ее засияли. Вдруг Анна подалась к нему, едва сдерживая волнение. – Мне тут такое рассказали, когда я уходила из офиса! Лили Блейк вернулась.

Джон внутренне содрогнулся. Он предупреждал Лили, что все обнаружится, но понятия не имел, кто проговорился.

– Откуда ты знаешь?

Анна улыбнулась:

– От нашей ткачихи Минны Дюмон. Ее муж трудится в саду у Блейков. Сегодня утром он видел Лили в цеху. Она работала вместе с Майдой. Представляешь? Работала вместе с Майдой! – восхищенно повторила Анна. – Я сразу позвонила своей невестке, и она подтвердила это. Лили работала с Майдой! Нет, ты можешь себе представить?

– Но там произошла авария…

– Знаю. И Майде понадобился помощник, но ведь они с Лили никогда не занимались ничем вместе. Они даже на свадьбе Арта и Роуз ни разу не перемолвились словечком, хотя и сидели рядом. У них все было совсем не так уж гладко, и началось это давным-давно.

Джон, с трудом выдержав паузу, пока Чарли принимал у них заказ, спросил:

– Ты хорошо знала Блейков до того, как вы породнились?

– Мы много лет вращались в одних и тех же кругах… Хотя бог весть почему, ведь Фиппс и Джордж, упокой Господь его душу, такие разные люди. Но Лейк-Генри – маленький городок. У них – сад, у нас – фабрика. Да и Майда в прежние времена часто принимала гостей. Дом у них прекрасный, и угощение было отменное. Я не часто видела Лили. Ее как-то прятали от всех. Вот только что пела в церкви. Голосок у нее был ангельский. Но говорила она… Бедняжка страшно заикалась. Майда была в ужасе.

– Она боялась за Лили или за себя?

– Пожалуй, и то и другое. Майда ведь считала, что люди винят в заикании дочки именно ее.

«Вполне возможно», – подумал Джон, а Анна продолжала:

– Но этот недуг чисто физического происхождения. Ты знал об этом?

Джон не знал. Он вообще мало что смыслил в заикании. Замечал только, что слушающий заику порой страдает не меньше его самого.

– Это происходит из-за плохой координации мышц в момент речи, – пояснила Анна. – Нельзя, конечно, сказать, что эмоции тут ни при чем. Лишнее напряжение лишь осложняет дело. Оно отвлекает человека, и тот окончательно теряет контроль. Но причина все-таки чисто физическая.

– Лили всегда заикалась?

– Всегда. Она поздно начала говорить и лет до четырех-пяти очень мало общалась со сверстниками. Наверное, потому, что это было для нее нелегко. Поэтому поначалу в семье вообще не подозревали об этой проблеме, а потом, вероятно, решили, что все пройдет само собой. Однако чем больше ее заставляли говорить, тем становилось хуже. Просто сердце разрывалось, когда Майда кричала на бедняжку…

– Она на нее кричала? – изумился Джон.

– Кричала, дергала за пальчик, извинялась перед всеми прямо при девочке.

Джон поежился.

– Но почему они не обратились к специалисту?

– В конце концов, им все же пришлось это сделать. Но Майда избегала этого, как могла.

– Почему?

– Это подтверждало существование проблемы.

– Но ведь все уже знали…

– Да, но лечение подтвердило бы это. Сам факт лечения говорил о серьезности проблемы. Майда хотела, чтобы блейковский цветник был само совершенство. И вот на тебе, одна из девочек не соответствует ее стандартам, причем самым очевидным образом. Ничего удивительного, что она пришла в ужас от скандала в Бостоне. Ведь тот же самый цветок из ее теплицы вновь оказался недостаточно хорош, причем опять самым явным образом. Только не думай, – добавила Анна с вызовом, – что я хоть что-то сказала тому репортеру. – С этими словами она оглянулась на принесшего заказ Чарли и улыбнулась.

Чарли поставил перед Анной прекрасно украшенный, уложенный высокой горкой салат с щедрой порцией тертого рокфора. Джон ограничился весьма скромным чизбургером с ветчиной и жареной картошкой.

Он протянул пакетик картошки Анне, и она с благодарностью угостилась.

– Так о каком репортере идет речь?

Доев картофельную соломинку, Анна кончиками пальцев взяла салфетку.

– Салливан. Он почти каждый день мне названивает после того, как все это началось.

– Как? До сих пор звонит? – Джон заволновался. Уж раз газета принесла извинения кардиналу, Терри следовало оставить эту тему. Но если он продолжает звонить, значит, что-то замыслил.

– Да, до сих пор, – подтвердила Анна. – Все зубы мне заговаривает разными пустяками. Я ему, видите ли, так нравлюсь, что он никак не может со мной наговориться. Старается заинтересовать меня беседой о фабрике и даже сказал как-то, что тут достаточно материала для трех больших статей, но я-то уж знаю таких, как он. С одним краснобаем я прожила слишком долго и за это время научилась различать, искренний человек или нет. Он пытается сбить меня с толку. Надеется заставить предать землячку. – Тут она изобразила вилкой в воздухе легкую волну. – Выведать всякие маленькие секреты.

– О Лили?

– И о Майде. Да он под каждым камнем червяка выискивает! Но ведь Бог свидетель: нет на свете человека без такого поступка за душой, каким он уж точно не станет гордиться. Нет людей с совершенно чистой, без малейшего пятнышка, совестью. – Анна поставила локти на край стола и улыбнулась. – Ну, вот взять, к примеру, тебя. Ведь наверняка же есть что-то такое?

У Джона на совести полно было таких вот маленьких пятен, да еще несколько крупных в придачу. Но именно в эту минуту, забыв о Терри, он почему-то вспомнил об одном давно забытом эпизоде.

– Да. Однажды я сказал своему отцу «ублюдок». Мне было двенадцать лет. Гэс обозвал меня девчонкой, потому что у меня тогда ломался голос. Для двенадцатилетнего пацана невозможно придумать худшее оскорбление. За это я назвал его ублюдком. Он сразу умолк, насупился и покинул дом. И не возвращался целых три дня. Я тогда не знал двух вещей: что он и в самом деле незаконнорожденный и что моя мать только день назад, ссорясь с ним, обозвала его точно так же.

– И ты это слышал?

– Нет. Это было простое совпадение, да только весьма неудачное. – Джон тоже улыбнулся Анне. – Ну а у тебя что было?

Глаза ее лукаво вспыхнули.

– Однажды я зашила ширинки на брюках Фиппса. На всех без исключения, что висели в шкафу. Доложу тебе, это была картина, когда он пытался расстегнуть их и отшвыривал одни за другими!

Джон не стал спрашивать, почему она это сделала.

– И кто же потом их распарывал?

– Ну, уж только не я, – с гордостью ответила Анна. – Я подумала: раз он постоянно работает с тканями, то и сам справится. Оказалось, что действительно справился и даже вроде бы слегка раскаялся. Только учти, если сболтнешь про это, я пожалуюсь Арманду, а он лишит тебя премии в конце года. Кстати, вот уж кто настоящий златоуст!

– Арманд? – поразился Джон.

– Ну, тебе это и не должно быть известно, – сказала Анна, подтверждая свои слова движением вилки. – Ты же не дама. – Она наколола кусочек ветчины. – Зато ты хорошо понял меня насчет кой-чего другого. У всех нас есть свои грешки. Если бы не было, то не существовало бы и слова такого – «тайна». Ведь тогда, что кому ни расскажешь, никакой беды не случится. Мы все тут друг друга любим. Все друг друга уважаем. А этот репортер… – Анна положила ветчину в рот и угрожающе помахала вилкой.

Сколько Джон ни думал, в голову ему приходило только одно: теперь Терри пытается перенести центр тяжести с кардинала Россетти на Лили. Но тут он вступил на территорию, которую Джон считал своей. Особенно теперь, после того как заключил сделку с Ричардом Джекоби.

После ленча Джон вернулся в офис в воинственном настроении, но не успел он придумать, что ему теперь со всем этим делать, как позвонил Арманд.

– Лили Блейк вернулась в город! Полагаю, тебе надо поехать к ней и взять эксклюзивное интервью.

– Но газета уже вышла. Следующий номер появится только через неделю.

– Да, но мы ведь сделали специальный выпуск, когда на прошлых городских выборах на смену республиканцам пришли демократы. Так почему бы и теперь не поступить так же?

– Не думаю, что этот скандал так же значителен, как выборы.

– Да в чем дело? Я же за все плачу!

– Но за качество выходящих материалов отвечаю я. Что можно напечатать в спецвыпуске? Или ты хочешь, чтобы я просто передрал информацию за последнюю неделю из других изданий? Что вообще нового в этой истории?

– Ты меня не слышишь, что ли? – взвыл Арманд. – Она вернулась! Вот что нового. Господи, Джон, это же основы журнализма. Люди в городе непременно захотят знать, почему и на сколько она приехала, что делает, где живет.

– Еще до конца этого дня каждая собака в городе будет знать ответы на все твои вопросы. Своим специальным выпуском ты добьешься только того, что утрешь нос центральным газетам.

– А что в этом плохого? Если ты не возьмешь у Лили Блейк интервью, то его возьмет кто-нибудь другой. Ну, давай же, Джон. Что за проблемы? Ведь это же наша девушка. И наш материал.

– Правильно. Это наша девушка, а мы оберегаем своих. Наш материал должен заключаться в том, что тут нет никакого материала, поскольку именно этим все и кончилось, насколько мне известно.

Джон повесил трубку, чувствуя себя лицемером. Он отказал Арманду, хотя для «Лейк ньюс» это действительно был бы отличный материал. А о Лили он не желал писать в газету лишь потому, что надеялся когда-нибудь осуществить свой тайный замысел. Ему нравилась Лили. И чем больше он узнавал о ней, тем больше проникался к ней симпатией, и тем противнее ему было думать о будущей книге. Кто-то мог бы сказать, что он использует Лили, но Джон предпочитал думать, что просто изучает ее характер. Однако и это почему-то не утешало его.

Итак, пребывая все в том же воинственном состоянии, Джон сосредоточился на Терри Салливане. По одну сторону от компьютера он положил список сетевых паролей от Джека Мэббита. По другую – распухшую папку с материалами. Несколько щелчков мышкой да с полдюжины ответов на поставленные машиной вопросы – и Джон подключился к базе данных, которая, запросив теперешний адрес Терри, выдала его номер в системе социального страхования, ежемесячную ренту, два банковских счета, номера четырех кредитных карточек, а также десять других адресов в четырех разных штатах за последние двадцать три года.

Джон остановился на этих десяти адресах. Три последних относились к Бостону и его окрестностям. Это значило, что за двенадцать лет сотрудничества с «Пост» Терри переезжал уже четырежды. Примерив эту ситуацию к себе, Джон усомнился, что ему захотелось бы так часто таскать свое барахло из дома в дом, но четыре раза поменять жилье за двенадцать лет – это еще ни о чем не говорило. Вот семь предшествующих переездов за одиннадцать лет – это более странно. Джон по очереди просматривал оставшиеся пункты списка.

Первые два адреса относились ко временам учебы в колледже. Один из них – пенсильванский – был знаком Джону. Итак, минус два года учебы – остается девять лет.

Следующие две квартиры были в штате Коннектикут. Первая – в Хартфорде, вторая – в его ближайшем пригороде. Там Терри прожил четыре года сразу после колледжа, служа внештатным корреспондентом сразу нескольких местных газет.

На Род-Айленд он переехал, когда ему впервые предложили постоянную должность в печатном органе. За пять лет, проведенные здесь, Терри сменил три квартиры. Все они находились неподалеку от Провиденса.

Джон повернул кресло и посмотрел на озеро. Потом откинулся на спинку и провел пальцем по губам, стараясь вспомнить Причины, способные заставить мужчину так часто менять место жительства. Зная Терри, он понимал, что этот человек не может долго уживаться ни с домохозяевами, ни с соседями. Этот очаровательный парень внезапно, буквально на глазах, превращался в самого отвратительного типа.

Психическое заболевание? Возможно. Шизофрения? Возможно. Как, впрочем, вероятно и то, что, находясь в совершенно здравом уме, он просто одержим какими-то злыми демонами.

Джона интересовало, что же это за демоны и какая существует связь между одиннадцатью квартирами за двадцать три года и ненавистью Салливана к Россетти. Вдруг зазвонил телефон.

– «Лейк ньюс». Киплинг слушает.

– Кип! – Это была Поппи. – Я не знала, вернулся ли ты. Тебе звонит Терри Салливан. Будешь разговаривать?

На миг Джон смутился, будто его застали за подглядыванием в замочную скважину. Казалось, Терри точно знает, чем он занимается и даже о чем сейчас думает. Но Джон успокоил себя тем, что Терри и сам поступал точно так же в отношении Лили. Едва Джон вспомнил об этом, его снова охватила ярость.

– Да, я поговорю с ним, – сказал он Поппи. И через пару секунд холодно осведомился: – Что там у тебя, Терри?

– Я слышал, она вернулась.

– А я не слышал, – ответил Джон. – И кто же твой источник?

– У меня десятки источников. Там людишки, сям людишки. Так ты можешь подтвердить это?

– Нет, я ничего не могу подтвердить. А почему ты спрашиваешь? Дело же совсем заглохло. Доказано, что ты ошибался.

– Нет. Газета просто уступила натиску церкви. А я продолжаю настаивать на своей версии.

– На чем тут настаивать? Ты располагал только косвенными уликами. В лучшем случае это выглядит неубедительно. Но кстати, с чего ты вдруг все это затеял? Признайся, что ты имеешь против Россетти?

– Мне не нужно личных причин, чтобы пронюхать о чем-нибудь подозрительном. Это же настоящий сердцеед. Он и Лили Блейк были очень близки. Я не верю в невинность их отношений.

– Ты нашел свидетеля, готового подтвердить, что они впали в грех?

– Еще нет, но я в поисках.

– Знаю. Ты донимаешь таких людей, как Анна Уинслоу. Только она никогда не скажет тебе, что Лили Блейк была любовницей кардинала Россетти.

– Ты знал, что она была замужем?

– Разумеется. Ведь ее сын женат на сестре Лили.

– Да не Анна, – прервал его Терри. – Лили была в браке.

Этого Джон не знал. Как не знал и никто из горожан, включая – Джон мог побиться об заклад – и родных Лили. И так опубликовано слишком много лишнего. Если бы Лили когда-то была замужем, Поппи непременно сказала бы ему об этом.

Пауза затянулась.

– Ага, не знал! – злорадно воскликнул Терри. – Ну вот, хотя ты там, в ее родном городе, а таких вещей не знаешь. Эта скороспелая интрижка возникла в первые же ее летние каникулы в колледже. Парень был из старшекурсников. Оба учились в Мехико. Через месяц после возвращения в Штаты Лили аннулировала этот брак. На сей раз у меня есть доказательство.

– И что ты собираешься с этим делать? – брезгливо спросил Джон. – Неужели газета готова все это публиковать?

– Нет…

– И правильно, потому что все давно кончено. Однажды ты скомпрометировал «Пост», больше они не дадут тебе этого сделать. Ведь давний скороспелый брак не имеет никакого отношения к тому, что происходит сейчас.

– Это мы еще посмотрим.

– Даже не пытайся, – отчеканил Джон. – Ты уже и так причинил ей достаточно неприятностей. Допустим, это была ошибка, а не клевета. Но только попробуй подставить Лили еще раз, и я сам займусь твоим досье.

– Ты? – Терри расхохотался. – Вот это номер! Да ты вообще не способен никем заняться – ни мной, ни другими. Ты просто завистник, вот в чем твоя проблема. Я пишу гораздо лучше, чем ты когда-либо писал или напишешь впредь. Потому что я ищу, копаю, а ты сидишь сиднем. Я иду по адресу, а ты пускаешь сопли. Я тут, а ты там. Понятно? Она могла еще целый год прожить у тебя под носом, в твоем родном городе, а ты и тогда бы ничего не узнал! У тебя был шанс, Джон, но ты его упустил. Совсем упустил, ясно?

– Что-нибудь еще?

– He-а. Хватит с тебя, – отозвался Терри и добавил с тоскливым отвращением: – Зря только время трачу. И деньги.

И он повесил трубку.

Всю ночь Джон думал о Лили. К рассвету он понял, что должен повидать ее. Зная, что если она и сегодня будет помогать Майде, то уедет из дома довольно рано, Джон быстро оделся, схватил пуховую куртку и завел свой «тахо». Уже через пять минут он сворачивал на дорогу к Тиссен-Коув. Увидев желтовато-коричневый пикап возле коттеджа, Джон успокоился.

Солнце взошло еще невысоко, поэтому воздух не прогрелся. Надев куртку, Джон подошел к дому и постучал. У бокового окошка что-то зашевелилось, и дверь открылась.

Лили была бледная, растрепанная и сонная. Джон сразу догадался, что поднял ее с постели.

– Что случилось? – шепотом спросила она.

– Гм… Нет, ничего. То есть не знаю. Я еще не видел газет. Можно зайти на минутку?

Впустив Джона в дом, Лили прикрыла дверь и прошла к кухонному столику. Сунув старомодную кофеварку под кран, наполнила ее водой, вставила внутрь сито и насыпала кофе.

Босая ступня, видневшаяся из-под подола ночной сорочки, придавала ей особенно беззащитный вид.

Чувствуя себя смешным и никчемным, Джон стоял, ухватившись за спинку кухонного стула.

– Прости. Я не хотел тебя будить. Просто подумал, что ты и сегодня поедешь помогать Майде, и надеялся застать тебя до отъезда.

Лили возилась с кофеваркой.

– Сегодня Орали у дантиста, так что мы не начнем раньше девяти.

– И долго вы работали вчера?

– До четырех. – Лили накрыла кофеварку крышкой.

– Должно быть, ты устала.

– Да, но это приятная усталость. – Она поставила кофеварку на плиту, зажгла газ и, плотнее запахнув шаль на груди, повернулась к Джону. – К тому же мысли все время были заняты. – Лили внимательно посмотрела на Джона. – Так что случилось?

– Вчера мне позвонил Терри Салливан. Сказал, что ты была замужем.

Она еще плотнее закуталась в шаль.

– Это меня совсем не касается… – начал было Джон, но она перебила его:

– Он собирается об этом написать?

– Сомневаюсь. Едва ли после предыдущей его затеи газета согласится. Я уже думал, не позвонить ли его редактору. Но ведь сказав, что это неправда, я только сильнее заинтриговал бы его.

– Это правда, – сказала она и села на стул. – На летний семестр после первого курса я поехала в Мехико изучать историю искусств. Брэд перешел уже на последний курс. Я думала, что влюблена. Просто в тот первый год в колледже я была так одинока, что наши отношения показались мне верхом совершенства. Те полтора месяца прошли очень забавно. Даже бракосочетание напоминало развлекательную программу. Но веселье кончилось в тот день, когда мы вернулись. Проснувшись утром, он сказал, что не может считать себя женатым человеком, поскольку любит другую.

Джон видел, как больно ей говорить об этом. Больно и, видимо, стыдно.

– И ты расторгла брак, – закончил он, понимая, что надо спасать положение.

– Я заплатила адвокату, чтобы он сделал это. Потом оказалось, что церемония бракосочетания была незаконна. Брэд с самого начала знал об этом. Я чувствовала себя полной дурой.

– А здесь кто-нибудь знает?

Лили покачала головой:

– Мы поженились за два дня до окончания летнего семестра. Он просил некоторое время держать это в секрете. Я согласилась, опасаясь, что узнают мои родители. А потом уже не имело смысла им рассказывать.

– Я никому не скажу, – пообещал Джон, но казалось, она не вполне поверила ему. И тогда, отбросив гордость, Джон добавил: – Донни был не единственным из Киплингов, кто крал машины. Просто он делал это много раз и, в конце концов, попался. Когда мне было четырнадцать, я ужасно хотел иметь собственную тачку. Но отец не позволял мне подержаться за баранку своего грузовика даже под надзором. И тогда я украл машину прямо с центральной площади города.

– И чью же?

– Вилли Джейка. – Увидев, как округлились глаза, Джон рассмеялся. Отчасти от удовольствия, отчасти от облегчения. Лили выглядела просто прелестно. – Да-да. Его гордостью и радостью был именно этот спортивный «мустанг». Он частенько оставлял его напротив полицейского управления, а сам отправлялся в рейд по озеру на катере.

– Прямо возле управления? Но как же ты ухитрился украсть его незаметно?

– Помнишь пожар в школе? Впрочем, нет, ты, наверное, тогда была еще слишком маленькая. Так вот, тогда в одном из общежитий вспыхнул большой пожар. Кто-то курил, а когда, почуяв запах дыма, явился воспитатель, просто припрятал сигарету. Но окурок не потух. Общага была стареньким деревянным домиком. Она вспыхнула, как сухое полено. Весь город всполошился. Люди пересчитывали учеников, проверяя, все ли на месте. А тут этот «мустанг», да еще ключи торчат прямо в зажигании… Я и погнал его по дороге аж на противоположный берег, а там – до фабрики.

– И что, там тебя тоже никто не заметил?

– Я ждал, пока не увидел, что на стоянке возле машин никого нет. Потом припарковался, запер дверь и ушел. – Лили смотрела на него как на сумасшедшего. – Ну, разве много было доблести в том, чтобы бросить тачку где-нибудь на берегу? Наверное, психиатр скажет, что я хотел попасться. Возможно, это и так, но только меня не поймали. Вилли Джейк был в ярости. Он опросил десятки ребят, но так и не узнал, кто угнал его машину. А я однажды ночью потихоньку спрятал ключи в старой каменной кладке позади его дома. Насколько мне известно, он их так и не нашел.

– Итак, ты спер машину, но тебя не поймали, – рассудительно заметила Лили, – а меня поймали, хотя я ничего подобного не делала.

– Точно. И значит, ты тоже можешь рассказать кое-что Вилли Джейку.

– Но ведь срок давности уже истек.

– Да, но если об этом станет известно, моя репутация будет подмочена. Поэтому, если я проговорюсь о твоем браке, ты можешь заявить, что мне нельзя верить.

– А Терри? Он ведь собирается обнародовать эти сведения?

– Но не сразу после извинений перед кардиналом. На некоторое время он уймется.

– А потом что?

– Это зависит от обстоятельств. Если у нас появится что-нибудь на Салливана, мы сумеем его нейтрализовать.

– Похоже на шантаж.

– О нет! Он ведь сможет говорить все, что ему заблагорассудится. Просто никто не станет его слушать. Вот и все.

Джону эта идея казалась блестящей. Лили, похоже, задумалась. Когда кофе начал закипать, она убавила пламя и встала у плиты, обхватив себя руками.

Через минуту аромат кофе заполнил комнату. У Джона была современная электрическая кофеварка, в которой он заваривал свежие, только что смолотые зерна, но его кофе никогда не источал такого потрясающего аромата.

И не был так вкусен – решил Джон через пять минут, когда Лили налила ему чашку.

Потом он попросил добавки. Направляясь в город, Джон чувствовал себя бодрым и умиротворенным. Наверное, так подействовал на него дух Селии, до сих пор живший в этом доме.

Но когда «тахо» помчался по дороге вокруг озера, к Джону вернулось чувство вины. Это странное раннее замужество Лили убеждало в том, что она жаждала любви и преданности… Возможно, именно это сделало ее дружбу с кардиналом Россетти столь крепкой. Наверное, по той же причине Лили вернулась в Лейк-Генри, надеясь уладить отношения с матерью. В целом ранний брак дорисовывал портрет Лили.

Джон решил посвятить свою книгу проблеме нарушения тайны личной жизни. Однако, включив в нее этот эпизод, он сам нарушит права Лили.