Текст книги "Если сердце верит"
Автор книги: Барбара Делински
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 26 страниц)
Густой туман висел прямо над дорогой. Сквозь него пробивались только яркие краски осенних деревьев да стоявшие по обочинам дома. Они все чаще попадались по мере приближения к центру горю да. От влажности воздух казался пронзительно-холодным, и потому мало кто решался высунуть нос на улицу. Лили это было только на руку. Она не спеша проследовала мимо магазина Чарли, впервые после возвращения на родину осмелившись на такое средь бела дня. Потом свернула у почты, приехала к желтому викторианскому зданию, где находилась редакция газеты, и остановилась возле пикапа, вероятно принадлежавшего Джону.
Лили не пришлось долго искать нужную дверь – она отличалась от других множеством медных табличек. Позвонив, Лили вошла и очутилась в кухне. Отсюда она медленно двинулась дальше, не снимая на всякий случай ни кепку, ни шарф, ни темные, очки и ориентируясь на голос, доносившийся из бывшей парадной залы. Здесь за письменным столом сидела молодая женщина. Она прижимала к уху телефонную трубку, сосредоточенно хмурилась и, явно смущаясь, изучала какие-то бумаги. Когда же незнакомка оглянулась, Лили поняла, что перед ней девочка, и девочка эта уже на сносях.
Через несколько секунд послышались шаги на лестнице, и у противоположной двери появился Джон. Бросив на Лили тревожный взгляд, он подошел посмотреть, что делает его сотрудница. Взяв у нее трубку, Джон принял информацию, и Лили поняла, что речь идет об объявлении в газету.
– Ну вот, – обратился он к помощнице, – ты прекрасно справилась.
– Вам придется самому закончить. – Голосок выдавал в ней существо еще более юное, чем она казалась с виду.
– Но ведь у тебя уже есть почти все необходимое.
– Мне нужно идти. Бак приедет к трем.
– Но мы ведь договорились, что по вторникам ты до пяти…
– Он сказал, что приедет в три.
Джон вздохнул и потер ладонью затылок.
– Прекрасно. Только наведи тут порядок. Чтобы я смог быстро найти любую бумагу.
Девчонка сгребла в кучу все, что было разбросано по столу, потом тяжело поднялась с кресла и с неожиданной для ее положения ловкостью прошмыгнула мимо Лили. Та даже обернулась. Замерли в отдалении шаги, хлопнула дверь – девушка ушла. Лили посмотрела на кучу бумаг на столе, потом на растерянное лицо Джона.
Лили отметила, что он красив: загорелый, с коротко стриженной бородой, выгоревшей на солнце. Джон лишь немного походил на Донни. Впрочем, того Лили помнила совсем молодым, а этот был уже зрелым мужчиной. Особенно притягательными казались ей глаза Джона: темно-карие, ласковые даже теперь, когда он был так разочарован.
– Я стараюсь… – сказал Джон растерянно и с явной досадой. – До родов девушке нужно приобрести хоть какой-то профессиональный опыт, если Бак так и не женится на ней. Но я серьезно сомневаюсь, что он сделает это.
Лили не так давно покинула Лейк-Генри и потому прекрасно всех помнила.
– Бак – твой двоюродный брат? – спросила она, разматывая шарф.
Джон кивнул:
– Полное ничтожество.
– Это его ребенок?
Он снова кивнул.
– Бедняжка. – Тут Джон окинул взглядом Лили. Губы его дрогнули в полуулыбке. – А ты прекрасно замаскировалась. Правда, с Дженни это не нужно. Она слишком юна, чтобы тебя помнить, а уж если и смотрит телик, то, во всяком случае, не новости. – Он взглянул на часы.
– Я не вовремя?
– Да, – сказал было Джон, но быстро поправился: – Нет. Вовсе нет. Я приехал в Лейк-Генри как раз для того, чтобы поработать спокойно. Надоело спешить. Газета должна быть в типографии завтра к полудню. Но если чуть позже, тоже не смертельно.
Вдруг снова хлопнула входная дверь, и послышались шаги. Лили быстро отвернулась, боясь, что это не Дженни, а кто-то другой, кто узнает ее. Джон подошел к Лили сзади и тронул за локоть.
– Ступай наверх по парадной лестнице, – шепнул он. – До конца. Я тоже сейчас поднимусь.
Она бесшумно поднялась на третий этаж. Ее поразило, что в огромном помещении так светло, несмотря на пасмурную погоду. На трех компьютерах, стоявших на трех рабочих столах, явно кто-то работал. На одной стене висели пожелтевшие от времени старые карты озера и виды города, оправленные в деревянные рамки. На второй – фото поновее и поярче. В основном это были снимки гагар, сделанные с воды. На третьей стене висели только черно-белые фотографии.
Сняв очки, Лили подошла поближе. По спине у нее пробегал холодок, ибо она увидела необычную экспозицию – газетчиков за работой. Очевидно, эти кадры – из Бостона, если, конечно, вымпел, прикрепленный неподалеку, что-то значит, фотограф с удивительной достоверностью схватил нужный ракурс и передал настроение: лица людей на снимке выражали то самое рвение и пыл, какие видела Лили в ночных кошмарах. С одного кадра на нее смотрел сам Терри Салливан, на других были тоже знакомые лица, но имен Лили не помнила. На одной фотографии улыбалась какая-то красивая дама… Но взгляд Лили не отрывался от снимков Джона. Он выглядел на них не так, как теперь, и дело было вовсе не в бороде или загаре. На этой черно-белой, глянцевито поблескивающей фотографии он казался таким же, как все они, – агрессивным и устрашающим, одним из тех, кого следует избегать.
– Испугалась? – спросил Джон от двери. Он сразу догадался, о чем думает Лили, глядя на эту выставку. А его служебное фото? Для того, кто хотел завоевать ее доверие, это полный провал. Знай Джон об этом визите заранее, он изменил бы интерьер.
Лили бросила на него тревожный взгляд, заставивший его еще больше пожалеть о своей оплошности. Сейчас, без больших очков, лицо ее казалось совсем беззащитным, в глазах застыл неподдельный страх. И хотя одета Лили была совсем иначе, чем при первой встрече, но выглядела такой же хрупкой, как тогда, на пороге своего коттеджа.
Джон бросил на стол большой коричневый пакет из плотной бумаги:
– Эссе и стихи студентов, – пояснил он. – Я стараюсь напечатать некоторые из них. Потом надо будет рассортировать и отобрать лучшие.
Лили взглянула на два пустых стола:
– А где же твои помощники?
– Какие помощники? Есть только Дженни.
– Тогда почему три стола?
– Для каждого вида работ – свое место. – Джон указал на каждое из трех. – Редактирование, верстка, распространие. В каждом из городов, где продается наша газета, – по одному корреспонденту. Время от времени кое-что подбрасывают авторы со стороны. Но никто, кроме меня, тут не работает. Просто никто не делает так много, чтобы получить на это право.
Лили подошла к фотографиям гагар.
– Это ты сам делал?
– Все до одной, – с гордостью подтвердил Джон. Ради этих фотографий он, бывало, часами просиживал на озере, сначала стараясь подгрести поближе к птицам, а потом, припав к визиру, ожидал момента, чтобы щелкнуть затвором. – Тут несколько прошлогодних, но большая часть – совсем новые.
– А печатал тоже сам?
– Конечно. Вот преимущество моего места работы: внизу, в подвале, есть подходящая темная комната.
Лили переходила от снимка к снимку. Тут висело около дюжины фотографий, сделанных в разное время дня и при разной погоде. Лишь один кадр с гагарой на гнезде был сделан на суше. Все остальные – сняты с воды: и охорашивающийся селезень, и парочка, оставляющая за собой на воде волнистый след, и семейка с утятами. На одной фотографии был птенец всего часу от роду. На другой – двое детенышей, катающиеся на спине своего родителя.
Джон тоже подошел к стене, чтобы еще раз взглянуть на свою работу поближе.
– Это одна и та же пара? – спросила Лили.
– Полагаю, да. – Джон показал на двух соседних снимках короткие белые полоски вокруг шеи одной из птиц. – Два разных года, но один и тот же маленький дефект оперения. Вот. Кажется, что у него тут шрам, который не позволяет нормально расти перьям.
– У него?
– Да, я так думаю. Он больше. По другим признакам не сориентируешься. Они по очереди несут родительские заботы, сменяя друг друга на гнезде и ловя рыбу. В общем, я знаю, что это самец, – подтвердил Джон и указал на другие снимки. – Это снято в апреле, во время моей первой весенней фотоохоты в прошлом году. Видишь, снова та же отметина на шее? Самцы обычно прилетают на неделю-две раньше своих подруг и подыскивают место для гнездовья. Я, правда, не знаю, каждый ли год подруга одна и та же. Гагары моногамны в течение всего брачного периода, но мы не знаем точно, создают ли они пары на всю жизнь.
Макушка Лили едва доставала Джону до подбородка. Блестящне завитки темных волос местами выбились из-под кепки и прикрывали ямочку на затылке. Козырек не позволял ему видеть глаза Лили, но зато он слышал ее тихий голос.
– Когда я была маленькой, – сказала Лили, – общественность сильно тревожило сокращение популяции гагар.
Джону в детстве было наплевать на гагар. Он уехал из Лейк-Генри как раз перед первым всплеском природоохранной активности, но позднее немало читал об этом.
– Да. Их количество уменьшалось. Озабоченность росла. Потом, наконец, люди поняли, что урон наносят большие катера и водные лыжи. Для гагар это слишком шумно. Спугнут птицу с гнезда – погибнет вся кладка. Взбаламутят ил на дне – гагара не поймает рыбу, поскольку видит лишь в чистой воде. Поднимут слишком большую волну – яйца смоет в воду прямо из гнезда. Тогда водные лыжи совсем запретили, а скорость моторных лодок ограничили. И вдруг – о чудо! – численность птиц восстановилась.
Когда Лили, запрокинув голову, посмотрела на него, что-то внутри Джона так и екнуло. Взгляд ее был мягким, как и голос. Он никак не ожидал этого.
– Хорошо, чтобы все проблемы в жизни решались так просто и легко, – переведя дух, сказал он.
– Какие прекрасные создания.
– Да. – Джон не мог отвести глаз от ее лица. Оно было не менее прекрасно.
– И какие чудесные фотографии, – добавила Лили.
Сердце его забилось быстрее.
– Благодарю.
Вдруг глаза Лили стали тревожными.
– Ты говорил, будто у тебя есть какое-то оружие… Что ты имел в виду?
На какой-то миг Джону показалось, что он мальчишка и сходит с ума по девчонке, которая без ума от кого-то другого, а у него просит совета. Его словно ударили. Джон не назвал бы свой замысел предательством… Скорее уж досадной необходимостью смешивать деловые отношения с личными. Но вся эта игра называлась именно так – «дело». И, собравшись с духом, он героически начал:
– Терри Салливан известен страстью к сочинительству. Это никому пока не удалось доказать, поскольку он очень хитрый. Этот человек легко втирается в доверие к высокопоставленному лицу, способному защитить его. Но при этом многие, хотя и не занимают высоких постов, видят Терри насквозь.
– Но почему он так поступает?
– Амбиции. Жестокость. Жадность.
– И злой умысел?
– Я постоянно думаю о злом умысле, – сказал Джон. Он знал, к чему клонит Лили. «Умысел» – вот волшебное слово, подходящее для суда. – Совершенно очевидно, что он состряпал этот скандал из мести. Ты не знаешь всей его подноготной, так что вряд ли Терри затеял все это из-за тебя. Личный секретарь Россетти утверждает, будто кардинал тоже незнаком с Терри. Поэтому я решил подойти к делу с другой стороны. На сегодняшний день у меня есть целый список случаев, когда Терри Салливан демонстрировал полное презрение к правде.
– Но я должна доказать этот злой умысел в суде.
– Возможно.
– Однако никто не гарантирует, что я выиграю процесс даже после многолетних мучений и тяжб.
– И это возможно, – вздохнул Джон. – Ты знаешь о том, что существует еще и пленка?
Испуганный взгляд Лили красноречиво свидетельствовал о том, что она ничего не знает.
– Он тайно записал вашу беседу. Это незаконно. Вот что стоит добавить к нашему арсеналу.
– Пленка докажет, что я действительно с-с-сказала все эти вещи. Но ведь я говорила совсем не то, что он напечатал!
Джон не сомневался в ее честности.
– Я встречалась с Кэсси Бэрнс, – добавила Лили.
– Правда?
– Мы потребовали опровержения. Это было вчера. А с-с-сегодня… опять никакой реакции. Кэсси просит меня не паниковать, но я очень устала от бездействия.
Зазвонил телефон. Джон снял трубку на редакторском столе.
Звонил владелец лодочного магазина в соседнем городке. Он хотел дать предрождественское объявление. Джон взял лист бумаги и записал необходимую информацию. Когда он повесил трубку, Лили посмотрела на него. И снова внутри Джона что-то оборвалось и ухнуло. Он глянул на часы:
– Значит, устала от безделья?
– Да.
– У тебя есть несколько минут?
– Есть.
Улыбнувшись, он взял конверт из академии Лейк-Генри, усадил Лили в кресло и, вскрыв конверт, вытряхнул содержимое на стол.
– Выбери три работы.
Лили посмотрела на бумаги, потом снова на Джона, и он ощутил, как что-то в нем всколыхнулось. «Спокойно, – сказал себе Джон, – это все из-за кепки». (Ведь он был болельщиком «Ред сокс».)
– Эти работы, – пояснил Джон, – присланы студентами всех уровней, от седьмого до двенадцатого. Что-то напечатано, что-то написано просто от руки. Иногда я беру три произведения, совершенно разные по стилю, форме и содержанию. Например, стихотворение, эссе и письмо в редакцию. В другой раз – три сочинения на одну и ту же тему. Поэтому чувствуй себя свободно, выбирай то, что больше всего тебе понравится и покажется самым интересным. – Он улыбнулся. – Ну, ты же учительница. Так принимайся за дело.
Джон взял только что записанное объявление, уселся за стол для верстки и начал сочинять текст. Но при этом неотступно думал о Лили, которая явилась к нему в офис спросить об обещанном оружии. Джон знал, какой ущерб будет нанесен его будущей книге, если он поможет Лили выбраться из этой истории. Но его мучили угрызения совести за братца Донни и за поступок Терри Салливана, такого же журналиста, как и он сам. И еще – этот ее мягкий взор…
И Джон решился:
– Есть иной путь.
Лили подняла удивленные глаза.
– Бороться с Терри без всякого суда, – пояснил Джон. – То есть обратить методы Терри против него самого.
– Но как именно?
– Дискредитировать его. Опубликовать против него обвинения. Возможно, каждое из них в отдельности не произведет особого впечатления, но все вместе они представят довольно неприглядную картину.
– Но я не знаю, в чем его обвинить.
– Я знаю.
– И ты готов поделиться этой информацией?
– Да, мог бы.
– В обмен на что-то?
– В обмен на твою версию случившегося.
Джон тут же пожалел, что сказал это. Легчайшее движение ее плеч, почти незаметно расширившиеся глаза…
– Ты же обещал, что не станешь…
– И не стану, если ты не согласишься.
Лили посмотрела на бумаги на столе. Три сочинения лежали в стороне. Она отодвинула их и встала:
– Вот твои три работы. – Лили надела очки.
Джон тоже поднялся.
– Ничего не будет, пока ты не разрешишь.
Он понимал, что она может увидеть в нем еще одного Терри Салливана. Недоверие ее было очевидно. Он слишком поторопился. Но что сделано, то сделано.
Лили аккуратно обернула шарф вокруг шеи и пошла к двери, по пути остановилась и еще раз окинула взглядом фотографии гагар. Она так и не оглянулась на него.
– Лили.
– Лучше я попытаюсь доказать злой умысел, – сказала она и вышла.
Глава 13
Вторник у Поппи выдался сравнительно тихий. Отчасти благодаря погоде. В холодные, дождливые или снежные дни многие из ее клиентов предпочитали не высовываться из дома. Густой туман в конце сентября с температурой около сорока по Фаренгейту ночью и около пятидесяти днем действовал на них также.
Сократилось и количество звонков журналистов, что ничуть не удивляло: смешно всерьез обвинять в скандале одну Лили. Это понимал каждый горожанин, и Поппи уже ответила на несколько звонков: земляки возмущались такой несправедливостью. Лили Блейк – неуравновешенная?! Ну, уж эта капля переполнила чашу! Пресса сама подорвала доверие к этому делу, глубоко оскорбив чувства тех, кто знал Блейков. Поппи видела, что журналисты тоже все понимают, но профессиональная гордость не позволяет им пойти на попятный.
Правда, репортеры с железобетонными сердцами по-прежнему требовали, чтобы им рассказали о реакции общественности города на последний поворот интриги. Но от главных зачинщиков скандала подобных звонков не поступало. Ближе к вечеру поступили лишь два звонка, имевшие отношение к Лили: от местного библиотекаря Лейлы Хиггинс и почтмейстера Натаниеля Роя. Оба заметили рыжевато-коричневый «форд-универсал» с массачусетскими номерами, припаркованный возле офиса «Лейк ньюс». Они интересовались, чья это машина.
Поппи знала, что понадобилось в городе ее сестре. Потому позвонила Кипу и сказала:
– У тебя гость.
– Откуда ты знаешь?
– Звонили Лейла и Нэт. Спрашивали про незнакомый «форд», чей он. Что она там делала?
– Заехала сказать «привет», – ответил Джон.
– Тебе? Ну-ка придумай что-нибудь поумнее.
– Она помогла мне с работой.
Что ж, по вторникам Кип действительно бывает загружен под завязку. Но при чем тут Лили?..
– С чего бы?
– Она скучала.
– И вообразила, что у тебя в редакции можно повеселиться?
– Спроси ее сама, Поппи.
– Спрошу. – Положив трубку, Поппи попыталась дозвониться до Лили, но сотовый телефон сестры был отключен. Поппи сделала еще несколько попыток. Близился вечер. Туман приподнялся над озером, приоткрыв заходящий за горизонт полукруг солнца. Вскоре к Поппи приехали подруги.
Сигрид Данн умела мастерски ткать на большом станке и печь домашний хлеб. Она привезла теплый свежий оливковый каравай и бутылку «Мерло». Марианна Херси, владелица маленькой книжной лавки в соседнем городке, привезла специальную кастрюлю-термос с горячим coq au vin [2]2
Петух в винном соусе (фр.).
[Закрыть]и бутылочку «Шабли». Хизер Мейлон, мама двоих детей, занималась их воспитанием и выращивала овощи в своем огороде. Она притащила целую миску салата со сладкой кукурузой и пикантной добавкой винограда пино. Кэсси Бэрнс – адвокат, мать и супруга – купила печенье в итальянской пекарне в Конкорде, куда ездила сегодня на заседание суда. Поппи, предложив подругам яблочный сидр и кофе, попросила их накрыть на стол.
Они встречались каждый вторник и называли себя Гостеприимным комитетом Лейк-Генри. Подруги и в самом деле были гостеприимны. Когда в город приезжали новые семьи или что-то случалось у коренных жителей, комитет мгновенно оказывался рядом, предлагая предоставить необходимую помощь. Но поскольку Лейк-Генри был маленьким городком, то и подобные события случались в нем не часто. Поэтому, как правило, Гостеприимный комитет собирался просто для отдыха и общения. Пятеро подружек делились новостями, мыслями и впечатлениями. Порой благодаря вину вечеринки бывали шумными.
В тот вечер они быстро развеселились. Проведя целую неделю в тревоге за сестру, Поппи должна была дать выход эмоциям. Однако даже приятельницам она не могла рассказать о приезде Лили, поэтому с удовольствием слушала их. Они же говорили о Лили с сочувствием и пониманием. Беседа зашла о земляках, строенных совсем иначе, и о причинах такого отношения. Обсудив положение самых бесправных и затюканных, подруги обратились к тем, в чьих руках сосредоточена власть. Закончилось все веселым смехом.
Едва Поппи расслабилась, как зазвонил телефон. Марианна прошла в комнату с пультами и вскоре вернулась.
– Просят шефа полиции. Я сказала, что Вилли Джейка нет. Тогда попросили тебя. Какой-то Гриффин Хьюс, кажется.
Поппи подъехала в своем кресле к телефону.
– Послушайте, Гриффин Хьюс, – начала она решительно, – неужели вы полагали, что шеф находится здесь в такой час?
– Но еще только половина восьмого, – прозвучал в ответ глубокий низкий голос. Поппи хорошо помнила его и с удовольствием слушала снова, однако резко заметила:
– Это Лейк-Генри. У нас никто не работает по двенадцать часов, как у вас в столицах.
– У нас тоже так не работают, – мягко возразил Гриффин. – Во всяком случае, я этого не делаю. Я думал, что застану Вилли Джейка вечером, после обеда. Мне казалось, что это его домашний номер или номер станции, соединяющей с его домом. Разве не так работает связь в маленьких городах?
– Нет, в Лейк-Генри не так.
– А вы-то что там так поздно делаете?
– Живу я тут.
– В полицейском участке?
Поппи рассмеялась:
– Нет. В моем собственном доме. Я в Лейк-Генри работаю как справочная служба.
– Правда? – Казалось, Гриффин в восторге. – Вроде Лили Томлин?
– Ну… не совсем. Но до большинства абонентов нашего города можно дозвониться только через меня. И учтите, я по-прежнему не намерена ничего вам рассказывать. – Вот именно. Ей наплевать на его голос. – Особенно после всех этих событий, – добавила Поппи и почувствовала, как кружится голова. То ли от вина, то ли от волнения… – Что у вас там вообще происходит? Мою сестру называют неуравновешенной, сваливают на нее всю вину за этот скандал! Это не просто глупость, это подлость. Ложь!
– Согласен. Это подлость и ложь. Как раз об этом я и хочу написать. Но нельзя же просто сказать, что это неправильно. Я должен доказать это. Мне нужно знать, как случившееся повлияло на жизнь Лили. Я пытался дозвониться ей в Бостон. Она не отвечает.
– Но ее телефона нет в справочниках.
– Он есть в каждой газетной редакции.
– Ага! – воскликнула Поппи. – Значит, вы с ними сотрудничаете!
– Нет, не сотрудничаю. Я их использую. Простите меня, – смутился он, услышав взрыв смеха, – кажется, я позвонил не вовремя? У вас гости?
– У меня обедают подруги. Мы порой устраиваем такие встречи. Сами понимаете, изоляция от мира, недостаток общения, провинциальная тоска и все такое прочее.
– Вы преувеличиваете, Поппи, – сказал он своим теплым, глубоким голосом. Таким глубоким и таким теплым… – А что, Лили тоже с вами?
– Да будь это так, я вам все равно не сказала бы.
– А что бы вы мне рассказали?
Поппи улыбнулась:
– А вот что. Расскажу-ка я быль про Джеймса Эверелла Генри.
– Кто он такой?
– Был, – поправила Поппи. – Кто он был такой. А был он энтузиастом заготовки древесины и жил в этой глуши на заре нынешнего века. Он приехал сюда со своими тремя сыновьями и построил поселок буквально на пустом месте. Только железная дорога, лесной склад и лесопилка – самое необходимое для того, чтобы рубить дерево и доставлять его на рынок. Генри повсеместно скупал земли, пока не стал владельцем сотен и сотен акров. И продолжал пилить свои дрова, не задумываясь о том, как это повлияет на природу.
– Значит, Джеймс Эверелл Генри?
– Вот именно, Джеймс Эверелл Генри. Но вот последствия его кипучей деятельности стали понемногу сказываться. Самую большую угрозу представляли собой его машины. Искореняя подчистую целые лесные массивы, они еще и разбрасывали искры, отчего начинались пожары, уничтожавшие ближайшие леса. Поскольку корни деревьев уже не задерживали влагу, весенние дожди размывали землю, превращая ее в грязевые потоки. Начались наводнения. И вот, разрушаемая стихиями, империя Генри пошатнулась. К этому моменту местные власти одумались. Они выкупили у него все земли, за которые могли заплатить, и организовали заповедники, а потом издали постановления о защите природы, чтобы спасти остальное. Генри, в конце концов, пришлось продать все до последнего клочка земли. А через несколько лет он умер, растеряв к старости все свои богатства.
Последовало молчание. Потом недоуменное:
– Да?
– До того времени наш городок назывался Ньюстон. Вскоре после смерти магната его переименовали в Лейк-Генри.
– Значит, увековечили память человека, который брил ваши замечательные холмы наголо?
– Это был очень важный человек. Можно сказать, родоначальник местного природоохранного движения.
– Да, можно сказать и так… – согласился Гриффин, хотя явно был озадачен. – Из этого следует какой-то вывод?
– Конечно, следует, – ответила Поппи. – Из плохого рождается хорошее.
Снова молчание и снова недоумение:
– А более глубокий вывод?
– Нью-Хэмпшир известен парадоксальным стремлением к независимости. А уж Лейк-Генри только этим и живет. Скажите нам, что надо есть А, – и мы будем есть В. Велите носить С – и мы дружно оденемся в D.
– Значит, если попросить вас рассказать о ком-либо из ваших земляков, вы немедленно замкнетесь в себе?
– Точно! – Поппи порадовалась его сообразительности. Впрочем, вовсе не удивительно, что мужчина с таким хорошо поставленным баритоном столь проницателен.
– Но дело в том, – снова зазвучал восхитительный баритон, – что я пытаюсь помочь. А если все вы замкнетесь в себе, у меня не будет такой возможности.
Но Поппи не теряла бдительности:
– У вас есть прозвище?
– Прозвище?
– Ну, Гриффин Хьюс – это слишком официально. Может, вас называют Грифф или что-нибудь в этом духе?
– Гриффин.
– А Джуниором [3]3
Младший (англ.).
[Закрыть]не зовут? Или Третьим? Ведь вы, кажется, уже третий Гриффин Хьюс?
– Да, но второе имя у всех разное, так что я не Джуниор.
– А как вас звали родители?
– Рыжиком.
– Рыжиком?
– У меня рыжие волосы.
– Шутите, – удивилась Поппи. Ведь она представляла себе темные сексапильные кудри, так хорошо сочетающиеся с этим бархатным голосом. Следовало проверить и все остальное. – Они длинные? – снова спросила она и оглянулась на звук. Четыре любопытные подруга показались в дверях.
– Мои волосы? – переспросил Гриффин. – Нет. Конечно, они подлиннее, и даже существенно длиннее, чем зубья у циркулярной пилы, но уши не прикрывают.
Поппи сделала знак, прося женщин уйти, но они даже не двинулись с места.
– Они торчат? – спросила она Гриффина.
– Это ты про что? – полюбопытствовала Кэсси.
– Нет, – отозвалась телефонная трубка. – У всех ребят по имени Гриффин Хьюс аккуратные маленькие уши. Но зато они отлично все слышат. Кто это сейчас там говорил?
– Моя подруга Кэсси. – Поппи устремила на приятельниц возмущенный взгляд. – Какой у вас рост? – спросила она Гриффина.
– Кто он? – осведомилась Хизер.
– Пять футов десять дюймов. Вес – восемьдесят кило. Глаза голубые.
– Темно-голубые или светло-голубые?
– Во время секса темные, а так – светлые.
– Это было необходимо говорить?
– Вы же спросили.
Поппи нахмурилась:
– Но не о сексе же.
Подруги в дверях захихикали.
– Теперь моя очередь, – заявил Гриффин. – Итак, рост, вес, глаза?
– Вы ничего не сказали о своем возрасте.
– Тридцать лет.
– Значит, я старше вас.
– На сколько?
– Леди не отвечают на такие вопросы, – чопорно заметила Поппи.
– Ну да, и на вопросы о весе тоже. Итак, что насчет роста и глаз?
– Это информация личного порядка.
– Минуточку! Я же вам все сказал.
– Это ваше решение. А я решила иначе. Знаете что? Я сама передам Вилли Джейку, что вы звонили. И также передам ему ваш номер. Посмотрим, захочет ли он перезвонить вам.
– А вы как думаете, захочет?
– Нет.
– Тогда мой номер останется при мне.
– Ага! – воскликнула она. – Значит, вам можно донимать нас звонками, а нам никак нельзя?
– Поппи, вы сами говорите, что он мне не позвонит. Так что лучше я сам попробую в другой раз. Возвращайтесь к друзьям.
Положив трубку, Поппи сразу ощутила глубокое разочарование, но подруги быстро развеселили ее.
– Кто это был? – спросила Кэсси.
Поппи фыркнула и покатила к ним.
– Один писатель.
– А что у него торчит? – усмехнулась Хизер.
– Ничего. Во всяком случае, уши у него аккуратные.
Сигрид шла по пятам за креслом Поппи.
– Но с чего это вы вдруг заговорили об ушах?
– Он пытался меня обмануть. Сами знаете, они подбрасывают интересную тему, как наживку, и ждут, что ты клюнешь. Опыт научил нас тому, что с этими парнями нельзя откровенничать.
– И сколько же ему лет? – спросила Марианна. Поппи посмотрела на нее с отчаянием, и тогда подруга добавила. – Если тебя он не интересует, то меня даже очень.
– Говорит, тридцать.
Марианне было под сорок. Лицо у нее вытянулось.
– И еще он сказал, что в нем пять футов десять дюймов роста и восемьдесят килограмм веса; что у него рыжие волосы и голубые глаза. Ну, какой нормальный человек выложит все это незнакомке по телефону? Уж во всяком случае, я так не сделаю.
На минуту воцарилось молчание. Поппи прислушалась к тишине и вспомнила, что у нее есть особые причины не рассказывать об этом.
– Как жаль. А какой у него голос! – печально вздохнула Марианна.
– Да уж, – согласилась Поппи. – Голос что надо, добавила она и перестала думать о Гриффине.
Лили, обмотанная шарфом, сидела в темноте на своем причале в вязаной шапке, пуховой парке, прогулочных ботинках и перчатках. Она надела все это для тепла, а не ради маскировки. Ничего. Пусть это и немного чересчур. Все лучше, чем стучать зубами. Туман рассеивался, воздух стал суше, но холод пронизывал ее. От дыхания поднимались белые клубочки пара, подсвеченные лунным светом.
Но Лили не хотелось идти в дом. Стояла великолепная ночь. Вода была гладкой, как зеркало, и в ней отражались луна, Полярная звезда и желтый наряд березы на краю Элбоу-Айленда. Гагары молчали. Слышен был только слабый плеск воды о берег. От этого тишина казалась гипнотической.
Вдруг какое-то движение с западной стороны привлекло взгляд Лили. Сначала ей показалось, что это птица, но, затаив дыхание и прислушавшись, она поняла, что ошиблась. Это был плеск весла каноэ, с каждым ритмичным взмахом становившийся все более различимым.
Лили обхватила колени и замерла, глядя, как каноэ разрезает воду. Оно казалось темно-серебристым в клине лунной дорожки и становилось все больше по мере приближения. Когда лодка была в тридцати футах от причала, весло погрузилось в воду позади судна, направляя его, словно руль. Лодка скользнула вдоль причала, лишь слегка стукнувшись бортом.
– Вот. Читаю твои мысли на расстоянии, – сказал Джон, ухватившись рукой за край причала. – Прыгай сюда.
Читает ее мысли? Ну, не совсем точно. Лили думала об озере, а не о Джоне. Но все равно эти мысли успокоили ее, так что теперь она чувствовала себя защищенной и уверенной.
Спустив ноги на дно каноэ, Лили плавно опустилась в него, как делала это много раз в детстве. Джон оттолкнулся от причала, снова опустил весло в воду и развернул лодку.
– Куда мы направляемся? – спросила Лили, увидев, что Джон выбрал тот же путь, по которому приплыл сюда.
– Смотреть на моих гагар.
– Тех самых, что на фотографиях?
– Да. Скоро они улетят. Так что мои визиты к ним через некоторое время прекратятся. Надеюсь, ты не замерзнешь? – добавил Джон.
Лили бросила на него быстрый взгляд. Сам он был в джинсах и тонком свитере, поверх которого накинул вязаный жилет на «молнии», да и то расстегнутый. Не увидев ни шапки, ни перчаток, Лили подумала: «Интересно, что ты запоешь минут через двадцать?»
– Перчатки я тебе не отдам, – заявила она и, повернувшись по ходу лодки, с наслаждением подставила лицо ночному воздуху.
Каноэ разрезало гладь озера, постепенно удаляясь от берега. Лили порадовалась, что тепло одета: ночная прохлада лишь бодрила ее, а не заставляла трястись и стучать зубами. Она с удовольствием вдыхала свежий воздух.
Джон продвигал лодку вперед мощными взмахами весла, почти бесшумно и без видимых усилий. Лили подняла голову, выдохнула облачко пара и улыбнулась. Как бы ни был хорош Бостон, там такого не увидишь. И в Олбани тоже. И даже Манхэттен, такой потрясающий в ярких переливах своих огней, не мог похвастать ничем подобным. В последние шестнадцать лет визиты Лили на родину были краткими и сугубо деловыми. Сегодня она поняла, какого счастья себя лишала.
