Текст книги "Если один уйдет (ЛП)"
Автор книги: Б. Толер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 19 страниц)
– Если встанешь, то в тебя поместится еще парочка, – говорит он и запихивает в рот остатки своего бургера.
– Нет уж, у меня и так, кажется, появилась третья дополнительная ягодица.
– Боже, надеюсь, что ты ошибаешься, потому что у тебя отменная задница, – восклицает он с дьявольской улыбочкой на лице. Жар ползет по шее вверх, и мои щеки заливаются краской.
– Я подам на тебя иск за сексуальное домогательство, – шучу я, затем ложусь и смотрю в небо. Он искренне хохочет, и в груди у меня все сжимается. Черт. Мне на самом деле нравится его смех.
Взглянув на меня, он наклоняется.
– У тебя здесь... – он проводит большим пальцем по уголку моего рта, стирая капельку кетчупа. Облизав палец, он улыбается. – Кетчупу повезло.
Жар снова окрашивает мои щеки, и я быстро отвожу взгляд. Почему это было так горячо? Джордж ложится рядом со мной, и когда его рука задевает мою руку, все тело начинает покалывать. Я не должна реагировать на него подобным образом. Предполагается, что я просто помогу ему, чтобы Айк мог спокойно уйти, а уж о своих чувствах к Айку я вообще молчу. Очевидно, я схожу с ума. Я имею в виду, кем надо быть, чтобы втюриться в братьев, не говоря уже о том, что один из близнецов мертв? Но я не буду отрицать, что меня тянет к близнецам МакДермоттам. В Айке я обожаю его тепло и доброе сердце. В Джордже мне нравится его схожесть со мной, то понимание, которое установилось между нами. Поискав взглядом Айка, но опять не увидев его, я пытаюсь расслабиться, хотя чертовски волнуюсь из-за того, что он исчез.
Мы с Джорджем ведем непринужденную беседу. Обмениваемся историями из нашего детства, о наших братьях, а Джордж посвящает меня в городские сплетни, и это печально. Его свидания с Мисти и последующее избиение Роджером самое драматическое событие, случившееся в Уорм-Спрингс за долгие годы.
Затем он отвозит меня обратно к мотелю, и мы неловко застываем у двери моего номера.
– Спасибо, что составила мне компанию, и прости еще раз, что я был таким мудаком вчера вечером или... ну, почти каждый день с тех пор, как мы встретились.
Я смеюсь.
– Я рада, что теперь мы друзья, Джордж.
И я на самом деле рада. Он оказался неплохим парнем, когда расслабился, но мысль, что мы с ним теперь настоящие друзья, не покидает меня, ведь я лгу ему обо всем. О том, кто я и зачем сюда приехала. Когда откроется правда, будет не очень хорошо. Еще одна секунда проходит в неловкой тишине, а затем он наклоняется ко мне, и у меня перехватывает дыхание. Он собирается поцеловать меня? О, Божечки, нет... точнее да. Хочу ли я, чтобы он поцеловал меня? Думаю, да. Облизнув губы, готовлюсь к тому, что его губы коснутся моих, и закрываю глаза. Но когда его теплые губы легонько касаются моей щеки, я резко распахиваю глаза, и меня охватывает смущение. Неужели по мне было видно, что я хочу поцеловать его? Мне так стыдно.
Джордж отстраняется, и я вижу, что уголки его губ ползут вверх, и понимаю, что он смеется надо мной. Значит, он все понял. Сукин сын.
– Еще рано, Шарлотта, но уже скоро, – обещает он, засовывая руки в карманы. Он подразумевает, что собирается поцеловать меня в ближайшее время? Наверное, он это имеет в виду. Но я не успеваю прикинуться дурочкой и спросить его, так как он разворачивается и уходит, бросив через плечо:
– Увидимся завтра, Шарлотта, – после чего залезает в свой «Бронко» и уезжает.
Когда вхожу в номер, я понимаю, что Айка там нет, и меня охватывает чувство вины. Видимо, он очень серьезно на меня разозлился. Черт. От этой мысли сердце сжимается. Я ведь просто хочу помочь ему, помогая Джорджу. Но мне следовало рассказать ему о своих намерениях. В этом он прав. Джорджа могли серьезно ранить. Черт. Его и ранили. Впереди у меня несколько свободных часов, а поговорить мне не с кем, поэтому я решаю вздремнуть, перед тем как идти на ужин к Мерсерам. Но сплю я беспокойно, той разновидностью сна, когда образы такие живые и яркие, что кажется, будто я вовсе и не сплю.
Не помню весь сон в деталях, но точно помню, что мне снился Джордж. Он подошел ко мне, и в его темных глазах горело желание. Мое тело сразу же отреагировало, дыхание стало прерывистым, чувствительные соски затвердели, а между ног стало влажно и все части тела, которых касался его взгляд, вспыхивали огнем.
Когда он прошептал «Шарлотта» и притянул меня к себе, я захныкала. Да, именно захныкала. А когда наши губы соприкоснулись, во мне что-то вспыхнуло. Обняв меня, он крепко прижался ко мне всем своим телом, а я провела руками по его волосам и стала гладить его по спине, но когда он отстранился, все резко прекратилось. На меня смотрел Айк, улыбаясь этой своей улыбкой, от которой я таю.
И тогда я проснулась.
Хоть это и был сон, мои губы припухли, как будто поцелуй был настоящим. Потянувшись рукой к губам, я провожу по ним пальцами.
– Привет, – здоровается Айк и, ахнув, я подпрыгиваю на кровати.
– Дружище, тебе лучше прекратить подкрадываться ко мне вот так. Ты до чертиков напугал меня.
– Прости, – извиняется он и уныло улыбается. Он садится в кресло, обитое искусственной кожей, и упирается локтями в колени.
– Куда ты пропал? – я подтягиваю ноги к себе и сажусь в «позу лотоса».
– А что? Ты скучала по мне? – он играет бровями, и я фыркаю.
– Я боялась, что ты все еще злишься на меня. Ну, понимаешь, за то, что я отправила Роджеру то письмо. Прости меня, Айк. Мне следовало рассказать тебе, прежде чем предпринимать что-то.
Айк вздыхает и запускает руку в волосы – его армейский жетон звенит при каждом движении – и откидывается на спинку кресла.
– Я вовсе не злюсь. Похоже, твой план сработал. Я больше злюсь на себя.
– Из-за чего? – интересуюсь я.
– Из-за того, что ни разу не поинтересовался твоей историей. Я ни разу не спросил тебя, через что тебе приходится проходить. Я такой мудак, что попросил тебя помочь Джорджу, в то время как тебе самой и без того тяжело.
Я тереблю уголок наволочки, водя пальцами вверх-вниз по ткани. Моя история такая... печальная, не уверена, что хочу рассказывать ее ему.
– Я хочу знать, Шарлотта. Расскажи мне, прошу тебя.
Я поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом.
– Ладно...– говорю я и горько смеюсь. – С чего мне, черт возьми, начать?
– Я хочу знать всю историю, – отвечает он, и я тяжело вздыхаю.
– Ну... Я выросла в округе Джексон, в Оклахоме. Моя мама преподаватель, она занимается коррекционным образованием, – добавляю я, – а отец – представитель фармацевтической компании «Линкольн». И у меня был старший брат Аксель, – когда произношу его имя, я чуть не задыхаюсь. Не один год я не осмеливалась произнести имя Акселя вслух, и успела позабыть, какие эмоции оно будит во мне. – Он был на три года старше меня, – наконец удается мне выдавить из себя. – Мы не были близнецами, но были очень близки. Не думаю, что кто-то рыдал сильнее, чем я, когда он уехал учиться в колледж, – смеюсь я и встречаюсь взглядом с Айком. – Полагаю, я была влюблена в своего старшего брата гораздо сильнее, чем он в меня. Для меня он был наперсником, лучшим другом, а он видел во мне младшую сестренку, которую должен оберегать ото всех бед. Он не перебарщивал с контролем или что-то в этом духе. Полагаю, он догадывался, что если начнет указывать мне, что делать, я перестану доверять ему. Он в этих вопросах разбирался.
Я встаю с кровати и потягиваюсь, после чего иду к комоду, на котором стоит полупустая бутылка с водой, и делаю большой глоток, прежде чем продолжить:
– Само собой разумеется, что, окончив школу, я решила, что поступлю именно в тот колледж, где учится он. Не знаю, как он относился к этому, но он ни слова не сказал, чтобы отговорить меня, так что я поступила в его колледж. Шесть лет тому назад я стала первокурсницей Государственного университета Оклахомы. В начале второго семестра я вступила в сестринскую общину и у меня появилась парочка подруг. Но я продолжала зависать с Акселем при любой возможности, хотя его братство отнимало у него все свободное время. Однажды вечером я была на вечеринке красок, – грустно улыбаюсь я. – Я напилась и с головы до ног оказалась измазана флуоресцентной краской – несколько парней из колледжа охотно помогли мне растереть ее по всему телу.
– Счастливчики, – хмыкает Айк и подмигивает мне.
– На вечеринке была Мелисса – девушка, с которой я дружила, – она по уши втрескалась в Акселя. В ходе вечеринки она умудрилась стащить мой телефон, сфотографировала, как я танцую, зажатая между двух парней, и отправила фотографию Акселю.
Айк смеется.
– Дай-ка угадаю. И Аксель пришел?
– Угу. Но он не стал пытаться увести меня, ничего такого. Позже я выяснила, что он переговорил со всеми парнями, которые осмелились заговорить со мной, и сделал им строгое предупреждение держаться от меня подальше при любых обстоятельствах, – я делаю еще один глоток воды; у меня дрожат руки, пока я несу бутылку к губам.
– В итоге мне стало скучно, и я попросила его отвезти меня домой. У Акселя был этот нереально крутой «Харлей», он потратил скопленные за всю жизнь сбережения, чтобы купить его. Он был у него уже около года, и они с родителями постоянно ругались из-за этой покупки. Но Аксель был... – я поднимаю взгляд к потолку, словно пытаюсь там найти подходящее слово, которое могло бы описать моего брата. – Он был правильным до безобразия. Хороший сын, всегда отличные отметки, играл в футбол и тому подобное. Он редко плыл против течения, но когда родители пригрозили прекратить оплачивать его обучение, я очень удивилась, когда он не дрогнул. Он любил свой байк.
Я возвращаюсь к кровати, сажусь, скрестив ноги, и, схватив с тумбочки резинку для волос, завязываю волосы в неопрятный пучок.
– В тот вечер он надел на меня свой шлем. Меньше чем за километр до моего общежития откуда-то слева выехал пьяный старшекурсник и на скорости шестьдесят километров в час мы врезались в него. Когда я очнулась, я была в машине скорой помощи и вокруг меня суетились парамедики. Невредимый Аксель смотрел на меня. Судя по выражению его лица, мое состояние вызывало опасения.
Я замолкаю, надеясь, что не сорвусь.
– «Держись, Шар. Все будет хорошо», – сказал он мне, – глаза начинает щипать от слез, когда я вспоминаю его, то, как дрожал его голос, когда он сказал мне эти слова. – Я потеряла сознание. Я сломала позвоночник и правую ногу. Несмотря на шлем, я все равно получила сотрясение мозга, и они ввели меня в искусственную кому, пока не спадет отек. Когда я наконец-то пришла в себя, родители испытали облегчение, они так сильно плакали. Я была очень слаба, но когда увидела, как Аксель улыбается мне, подумала, что все будет в порядке. Он кивнул мне и сказал: «Я люблю тебя. Никогда не забывай об этом», – мне с трудом удается проглотить образовавшийся в горле комок.
– В течение суток или двух я то приходила в себя, то снова отключалась, но когда окончательно пришла в себя, врачи начали рассказывать мне, что меня ждет впереди и как будет проходить лечение. Когда они ушли, я посмотрела на маму и спросила: «Где Аксель?».
Я с трудом делаю короткие рваные вдохи.
– Поначалу она не ответила мне, просто ушла за отцом. Когда они оба вернулись, они сели справа и слева от меня и беспрестанно всхлипывали.
Я качаю головой из стороны в сторону, когда слезы начинают струиться по моим щекам.
– «Аксель не выжил, Шар. Он умер», – прошептал отец дрожащим голосом. Никогда раньше я не видела его таким удрученным. Он всегда казался таким сильным. Я уставилась на него в недоумении. – «Но он был здесь, когда я пришла в себя», – твердо сказала я родителям. – «Я видела его», – но мама лишь сильнее разрыдалась и сказала мне: – «Мне очень жаль, милая, но твой брат умер».
Я встречаюсь взглядом с Айком и пытаюсь улыбнуться сквозь слезы.
– Как тебе наверняка известно, вместе с горем наступает стадия отрицания. Я отказывалась верить в это. Я полагала, что сплю, что в любой момент я проснусь и пойму, что все это было обычным ночным кошмаром. Но время шло, и я поняла, что он и правда покинул меня, – я вытираю нос рукой.
– Он не мог уйти, пока не убедился, что со мной все будет в порядке. Я оказалась его незаконченным делом. Мне так жаль, что я упустила возможность попрощаться с ним, но я не знала тогда, что происходит.
– Мне очень жаль, Шарлотта, – сочувственно говорит Айк, не зная, что еще сказать.
– Вскоре после этого я начала видеть людей и разговаривать с ними, а моя мама постоянно задавала мне вопросы, с кем я веду беседы. Так как тогда я принимала массу лекарств, прошло какое-то время, прежде чем я поняла, кого именно вижу. Когда я поняла, что со мной разговаривают мертвые, я попыталась рассказать об этом родителям, но они, конечно же, решили, что я свихнулась, и отправили меня к психиатру и неврологу. Родители заставили меня принимать нейролептики, от которых я чувствовала себя совершенно ужасно, но по-прежнему продолжала видеть души, – стону я. – В итоге, я прекратила рассказывать о своих видениях. Я погрузилась в глубокую депрессию; все мои друзья отвернулись от меня, когда посчитали, что я свихнулась, – печально рассказываю я. – А родители наравне с моими проблемами пытались как-то справиться с потерей Акселя. Через год я пришла в норму, по крайней мере, физически, и как-то раз отец пригласил деловых партнеров на ужин. Конечно же, на вечеринку пришел его начальник, чей отец недавно умер. Я улучила минутку и осталась с ним наедине, чтобы рассказать ему то, что просил меня передать ему его отец, но мой отец застукал нас. Его босс плакал и обнимал меня, но это не имело никакого значения, – вспоминаю я.
– Отец сказал, что с него хватит. На следующий же день он вручил мне чек на тридцать тысяч долларов и предложил отправиться попутешествовать. Эти деньги были частью страховки, которую компания заплатила за аварию. Я поняла, что он просто хочет, чтобы я исчезла. Ну, так я и поступила.
Выражение лица у Айка мрачное, губы сжаты в тонкую жесткую линию. Он качает головой, полагаю, в недоумении, а затем опускает ее вниз. Когда Айк снова поднимает голову, он грустно улыбается.
– Так, значит, ты ездишь по стране последние пять лет и помогаешь мертвым? В одиночестве, – это не вопрос, скорее констатация факта. С трудом сглотнув, я киваю и продолжаю гладить ткань наволочки, чтобы было чем занять руки. Я не в силах посмотреть на него, иначе снова расплачусь. Встав с кресла, Айк подходит ко мне, садится рядом и кладет руку на кровать рядом со мной. – Думаю, самое ужасное это то, что я могу видеть тебя, слышать, но не могу прикоснуться.
– Знаю, – тихо отвечаю я.
Я бы все на свете отдала, чтобы он мог. Я знаю его не так давно, но за последние несколько лет он первый человек, с которым у меня установилась связь. Внимательно глядя на него, я задаюсь вопросом, что бы Аксель сказал об Айке. Глупая мысль, даже не знаю, откуда она взялась, но уверена, что Акселю Айк бы очень понравился. Джордж, может быть, тоже, несмотря на все его проблемы.
Глубоко вздохнув, я встаю и распускаю волосы, которые недавно связала в пучок.
– Мне пора собираться. Сегодня ужинаю у Мерсеров.
– Ага, – отвечает он и кивает. – Хочешь пойти одна или мне составить тебе компанию?
Я удивлена тем, что он интересуется моим мнением. Все предыдущие разы, когда я хотела побыть одна, мне приходилось требовать, чтобы он ушел. Но затем я волновалась, куда он пропал и о чем думает, и ненавидела, что попросила его уйти. Мне необходимо, чтобы он оставался рядом со мной.
– Ты не против пойти со мной?
– Совсем нет, – отвечает он и улыбается, и по его лицу я вижу, как он доволен, что я позвала его с собой.
Глава 15
Айк
– Ну, расскажи нам о своей семье, Шар. Вы часто видитесь? – спрашивает мистер Мерсер и ставит перед Шарлоттой стакан с чаем со льдом. Миссис Мерсер расстаралась и приготовила на ужин столько, что можно накормить досыта не меньше двадцати человек. Стол застелен чистой белоснежной скатертью, и она достала свой лучший фарфор. У меня слюнки текут от вида жареного цыпленка и картошки пюре.
– Думаю, не так часто, как им бы хотелось, – отвечает Шарлотта и делает глоток чая. На ней свободная голубая футболка и джинсы, а свои темные волосы она чуть приподняла и заколола. Шарлотта выглядит... красивой.
– У тебя есть братья или сестры? – интересуется миссис Мерсер, присаживаясь к столу и поднимая блюдо с картошкой пюре. Взгляд Шарлотты на долю секунды переключается на меня, а затем возвращается к миссис Мерсер.
Натянуто улыбаясь, она отвечает:
– У меня был брат, но он умер шесть лет назад.
Мистер Мерсер хмурится, словно ему больно слышать ее слова.
– Мне жаль слышать это. Ты же знаешь, что мы в курсе, каково это – терять того, кого нежно любишь.
Шарлотта привстает и принимает у миссис Мерсер блюдо с картошкой.
– Все так аппетитно выглядит, миссис Мерсер.
– Лучший жареный цыпленок в округе Бат, – добавляет мистер Мерсер, вынуждая свою жену улыбнуться и скромно посмотреть на Шарлотту.
– Как будто ты хоть раз говорил иначе, Билл, – подшучивает над мужем миссис Мерсер, и Шарлотта улыбается. – Мэгги любила жареного цыпленка. Мы готовили его каждое воскресенье.
– Это было ее любимое блюдо, – печально добавляет мистер Мерсер.
Миссис Мерсер ласково улыбается.
– Ее нет уже десять лет, но все равно кажется, будто еще вчера она была с нами.
– Она боролась. Прожила гораздо дольше, чем предполагали врачи, после того как поставили диагноз.
– Могу я спросить от чего она умерла? – деликатно интересуется Шарлотта.
– Врожденный дискератоз. Это редкое заболевание, которое приводит к недостаточности костного мозга. В один прекрасный день ее тело просто не справилось, – отвечает мистер Мерсер и добавляет на свою тарелку ложку зеленого горошка.
Они болтают преимущественно о Мэгги. Шарлотта внимательно слушает, как они описывают все, начиная с того, как она улыбалась, и заканчивая тем, какой она была своенравной крошкой.
Когда они заканчивают с ужином, миссис Мерсер отсылает своего мужа и Шарлотту в гостиную, пока сама убирает со стола. У Мерсеров довольно скромный дом: небольшой, но и маленьким его тоже нельзя назвать. Стены увешаны антикварными вещицами и многочисленными часами, неумолимо отсчитывающими время.
– Слушай, не подскажешь который час? – шучу я, и Шарлотта закатывает глаза. – Думаешь, им нравятся часы?
Но она, очевидно, не слышит последнюю часть моей тирады – когда Шарлотта входит в гостиную, все ее внимание переключается на рояль из красного дерева, стоящий у дальней стены. Словно мотылек, летящий на пламя, она подходит к нему и проводит пальцами по деревянной крышке, под которой прячутся клавиши.
– Ты играешь? – понаблюдав за ее действиями, спрашивает мистер Мерсер.
– Играла, – отвечает Шарлотта, не отводя взгляда от своей ладони, лежащей на крышке рояля.
– Сыграешь нам?
Шарлота поворачивается к нему и грустно улыбается.
– Вы не против?
– Вовсе нет. На нем уже много лет никто не играл.
Открыв крышку, она вытаскивает из-под рояля небольшую скамеечку и садится.
– Женщина с кучей талантов, как я погляжу, – говорю я, и Шарлотта улыбается, но не смотрит на меня.
– Будут какие-нибудь пожелания? – спрашивает она у мистера Мерсера.
– Сыграй мне свою любимую мелодию, – просит он и усаживается в потертое мягкое кресло.
Шарлотта разворачивается обратно к роялю и нерешительно нажимает пару клавиш; полагаю, она проверяет, как настроен рояль.
– Я уже давно не играла, так что, возможно, моя игра покажется вам немного грубоватой, – предупреждает она, но мистер Мерсер просто улыбается.
– Не волнуйся, дорогая. Играй.
Ее пальцы начинают танцевать по клавишам, в комнате раздаются звуки красивой мелодии, и я застываю. Она играет что-то из классики, возможно, Моцарта. Я ни черта не смыслю в классической музыке, но, полагаю, теперь я ее обожаю. Мелодия очень серьезная и сложная, она словно отражает все эмоции Шарлотты.
Она сидит, держа спину прямо, все ее внимание сосредоточено на руках, так что даже кажется, что она каким-то образом связана с роялем. Словно рояль – продолжение ее, место, где чувства и эмоции живут своей жизнью. Музыка может звучать сердито и грубо, но люди все равно считают ее красивой. Правда в реальном мире такие эмоции считаются слабостью.
Она играет некоторое время, а закончив, кивает своим рукам, словно сама себя убеждает, что еще не разучилась играть.
– Это было... потрясающе, – удается мне выдавить из себя.
Мистер и миссис Мерсер хлопают в ладоши, а Шарлотта, робко улыбаясь, встает.
– Где ты так научилась играть?
– Мама научила. Она преподаватель. Помимо своих коррекционных занятий она еще преподает игру на фортепиано.
Остаток вечера они проводят на веранде, потягивая чай. Когда приходит время уходить, Мерсеры крепко обнимают Шарлотту. Она достает из заднего кармана деньги и вручает их мистеру Мерсеру со словами:
– Буду должна вам еще шестьдесят и к концу недели смогу вернуть всю сумму.
– Нет. Ты ничего нам не должна.
– Пожалуйста, мистер Мерсер, – умоляет Шарлотта. – Сделка есть сделка. Я получу обратно свою цепочку, когда отдам вам оставшуюся часть денег.
Он сводит вместе свои густые седые брови, а губы складывает в тонкую линию, словно хочет возразить, но вместо этого согласно кивает головой.
– Придешь на обед на следующей неделе? – с надеждой в голосе спрашивает миссис Мерсер.
– Да, конечно. Я должна проверить, когда у меня выходной, но я приду. С удовольствием.
– И снова нам сыграешь, – говорит мистер Мерсер, и это больше похоже на утверждение, нежели на просьбу.
– Если хотите, – смеется Шарлотта. Мерсеры наблюдают, как она садится в машину и выезжает с их подъездной дорожки.
– Они очень одиноки. Такие люди, как они, должны быть окружены кучей внуков, – отмечает Шарлотта, выворачивая на Эмерсон-авеню.
Я пожимаю плечами и соглашаюсь:
– Думаю, ты права.
– Сотрудникам позволено сидеть в баре и выпивать или нет?
– Позволено. Если в этот день у сотрудника выходной, то смело можно приходить и пить, – объясняю я.
– Хорошо, потому что я не против выпить бокальчик другой, – сообщает Шарлотта. Пару мгновений она кажется задумчивой, а затем складывает губы бантиком и хмыкает:
– Хмм.
– Все в порядке? – задаю я ей вопрос.
Она едва заметно улыбается.
– Просто один из тех дней, когда я предаюсь воспоминаниям.
– Мэгги была там во время ужина?
– Да, но она ни слова мне не сказала, пока мы не ушли.
– Полагаю, этим она здорово тебе помогла, – ухмыляюсь я. – И что она сказала?
Шарлотта хмурится и отвечает:
– Она попросила меня не забывать о ней.
Несколько минут мы едем в тишине, а затем Шарлотта обращается ко мне с вопросом:
– Могу я спросить тебя кое о чем?
– Конечно, – соглашаюсь я.
Облизнув губы, она делает глубокий вдох и выдыхает.
– Ты боишься? – ее вопрос удивляет меня. – Перехода, – вносит она пояснение к своему вопросу.
Теперь моя очередь делать глубокий вдох и выдох. Не буду отрицать, что я обеспокоен, но не могу сказать, что боюсь.
– Не столько напуган, сколько мне грустно.
– Грустно?
– Тяжело расставаться с теми, кого любишь. Семья, друзья. И, знаешь, хоть мы и знакомы не так уж долго, мне будет тяжело расстаться и с тобой тоже.
Ее нижняя губа дрожит, и я закрываю глаза, моля Бога о возможности коснуться ее.
– Мне будет не хватать тебя, Айк, – шепчет Шарлотта.
Я печально улыбаюсь и смотрю вперед. Мне не нравится видеть ее плачущей. Это разрывает меня на части.
– Когда буду уходить, я вспомню это и уйду с улыбкой, – обещаю я ей, и она вытирает слезы со щек.
– Если бы ты только был жив, Айк МакДермотт...
– Ты бы раздела меня догола и изнасиловала? – дразню я ее, а она смеется, хотя по-прежнему вытирает мокрые щеки.
– Знаешь, думаю, да.
Я вхожу в азарт и охотно присоединяюсь к ее игре «Если бы...». Разве могу я отказаться от этого?
– Если бы я был жив, то пригласил бы тебя на свидание. Ты бы согласилась? – нам не стоило бы затрагивать эту тему, но мы, наконец, признали, что нас влечет друг к другу, и хотя между нами ничего и никогда не будет возможно по вполне очевидным причинам, я хочу знать ее ответ. Хочу знать, каким бы нездоровым это ни казалось со стороны. Кровь с бешеной скоростью несется по венам, и я прижимаю руки к бокам, пока жду ее ответа.
– Смотря на то... – начинает она, – как бы ты пригласил меня?
Я чешу затылок.
– Думаю, я бы уговорил тебя на свидание, заманив в ловушку. Так, чтобы ты не могла сказать мне «нет». Я бы приехал к тебе на работу с цветами и сказал: «Пообедаешь со мной?».
Улыбаясь, она спрашивает:
– И мы бы обедали прямо у меня на работе?
– Почему бы и нет? – усмехаюсь я. – Ведь это лучший ресторан в городе, разве нет?
– Конечно же. Значит, прижал бы меня к стенке, да? – ухмыляется она.
– Бесспорно, – подтверждаю я ее предположения. – Так что бы ты ответила?
– Я бы согласилась пообедать с тобой, – грустно улыбается она.
– Я бы рассказал тебе о своей службе в армии и о своей семье.
– Я бы скрыла от тебя, что вижу мертвых, – добавляет она.
– Серьезно? – удивленно спрашиваю я. Мне грустно слышать эти ее слова. Я хочу знать о ней абсолютно все. Неужели она думает, что если бы я был жив, то не поверил бы ей?
– Поначалу бы молчала, пока не уверилась бы, что ты влюблен в меня и тебя не испугает эта новость, – взгляд ее серых глаз встречается с моим, а затем она снова возвращает свое внимание на дорогу.
– Это не заняло бы много времени, – говорю я ей. Я влюбился в Шарлотту сразу же, как услышал ее смех. Будь я жив, на все бы пошел, лишь бы она была моей. На секунду она опускает взгляд, а затем вздыхает. Нам следует прекратить играть в эти игры. Уверен, что вообще не стоило даже начинать, но я не в силах остановиться. Пока еще нет.
– Я бы проводил тебя до дома и поцеловал на прощанье.
– Я не стала бы возражать, – с грустью сообщает она.
– После того как мы бы встречались какое-то время, я бы привез тебя на то место у реки, куда возил тогда, и, чтобы доказать тебе свою любовь, вырезал бы наши инициалы на большом дереве. В большом сердечке буквы «А» и «Ш», – и я правда представляю себе все это: ее серые глаза сияют любовью, пока она наблюдает, как я вырезаю сердечко на дереве; вижу, как она улыбается мне, когда я заканчиваю. Боже, как бы я хотел подарить ей все это.
– А потом мы бы занялись сексом, – шутит она и фыркает сквозь слезы.
– Прямо там, у воды? – уточняю я и смеюсь. – Так ты эксгибиционистка, – дразню ее я.
– Почему бы и нет? Меня застукают в момент благоговения от твоего романтического жеста. Мне будет плевать, если кто-нибудь увидит. Значение будем иметь только мы с тобой.
Мы оба молчим, наслаждаясь тем, что кроется в ее последних словах. Значение будем иметь только мы с тобой. Я задыхаюсь от эмоций – они комом встали в горле. Живой человек может хотеть чего-то, чего у него нет, но у нас немного другая ситуация. Я в буквальном смысле никогда не смогу быть с ней. Это убивает меня. Нужно сказать что-нибудь – хоть что-то – но Шарлотта спасает ситуацию и говорит:
– Ты бы подготовил корзинку для пикника и покрывало.
Прочистив горло и будучи не в силах остановиться, я продолжаю описывать эту фантазию вместе с ней.
– Я укладываю тебя на одеяло.
– И целуешь, – выдыхает она, подстегивая меня.
Я улыбаюсь.
– И где-то рядом течет река, а с веток деревьев на нас осыпаются осенние листья.
– Воздух прохладный, и мы оба покрываемся гусиной кожей, но нам все равно.
– Потому что мы одно целое, – говорю я и с трудом сглатываю. Вспыхнувший в голове образ, где обнаженная Шарлотта лежит подо мной, прекрасен и мучителен одновременно. Я даже могу почувствовать ее дыхание на своей шее, когда она хнычет. Представляю себе, как приоткрываются ее губы, когда с них срывается стон.
И я дорожу каждой чертовой минутой. Я бы любил ее так, словно это в последний раз. Как, черт подери, мы дошли до этого? Мы расписали фантазию, которой никогда не стать реальностью. В глубине души я понимаю, что все это неправильно. Мы все сильнее привязываемся друг к другу, и из-за этого нам будет сложнее расстаться.
– Это было бы...
– Волшебно, – заканчиваю я за нее мысль. Я все так ясно себе представляю, что это рвет мое сердце на части. Я смотрю прямо перед собой и во мне разгорается гнев, но мне не на ком и не на чем сорвать его. Все внутри кипит, я сижу, сцепив зубы, и надеюсь, что Шарлотта не может чувствовать исходящие от меня эмоции.
– Мне жаль, Айк, – говорит Шарлотта и ее голос дрожит. – Все это так несправедливо.
От ее слов в груди что-то сдавливает. Я стараюсь быть сильным и не возмущаться по поводу своего положения. Что есть, то есть. Я умер. Люди умирают каждый день.
Но сейчас я не в состоянии справиться с охватившей меня горечью. Я сделал бы ее своей, если бы только мог. Я хочу ее так, как никогда и никого не хотел. Но я не могу заполучить эту девушку, и вдруг понимаю, что если наша дружба или влечение будет и дальше расти, то я сделаю ей только больнее, когда уйду. Я попросил ее решить громадную проблему и спасти моего братца-наркомана, в то время как у нее своих проблем выше крыши.
Я не могу сделать еще хуже. Не имею права так поступить с ней. Мне нужно начать отстраняться. И как бы мне ни нравилось наше поддразнивание друг друга, все, чего я хочу на самом деле – видеть ее счастливой. Не хотелось бы уйти и оставить ее в том же состоянии, в каком встретил – печальную и одинокую. Не знаю, где бы я оказался, если бы не она. Она стала моим лучшим другом.
И я всегда буду благодарен за то, что она делает для моего брата. Он всегда был лучше, чем я, до тех пор, пока наркотики не испортили его и он не превратился в того, кем вовсе не является. У Джорджа так много талантов. Уверен, что он вернется на правильный путь. Он у меня боец.
К счастью, груз, который я нес, стал немножечко легче. Джорджу постепенно становится лучше. Может быть, у них двоих что-нибудь получится. Сердце екает от этой мысли. Эгоистично ревновать вот так, но я все равно ревную. Но раз уж я не могу получить эту девушку, то он, определенно, может. Уверен, что она ему по-настоящему нравится.
Шарлотта ему подходит, и он всегда будет защищать ее. Я заметил, что она слегка заигрывает с ним. И даже когда она не знает, что я наблюдаю за ней, я вижу, что она его хочет. Может быть, если я несколько отдалюсь, они смогут сблизиться.
– Ты в порядке? – интересуется она после продолжительного молчания.
– Да, – отвечаю я, хотя на самом деле очень далек от этого. – Спасибо тебе за все, что ты делаешь, Шарлотта.
Она кивает.
– Всегда пожалуйста, Айк.