Текст книги "Проклятие для Обреченного (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

Глава сорок шестая

– Что ты себе позволяешь? – шипит Намара, очень неуклюже пытаясь мне помешать.

– Я видела тебя. У стены. А скоро людей, которым ты отправила послание, доставят в замок. Я сама допрошу их.

У нее вид испуганной свиньи.

– Потаскуха! – Брызжет слюной. – Подстилка насильника и убийцы! Давно ли ты встала на его сторону? Давно предала свой народ?

– Примерно в ту ночь, когда люди, которых я знаю с самого детства, изнасиловали меня и чуть не убили. Да ты их знаешь – вот, который помладше, на твоем столике. Замечательно смотрится.

Теперь понятно, зачем она разлила здесь столько душистой воды. От головы сына кузнеца отчетливо несет гнилым мясом.

Надо сказать Тьёрду спасибо.

Хотя бы эти кошмары больше не тревожат мои сны.

Жаль, что теперь у меня там новые «гости».

– Лучше бы убили, – огрызается сестра.

– Прости, что выжила. Что в том послании?

– Не твое дело.

– У тебя снова есть выбор. Решай, чье это дело: мое или людей Тьёрда? Я даже не стану ждать его самого. Выдам тебя с потрохами. Уверена, они умеют развязывать языки даже таким лихим смельчакам, как ты.

Язвлю от всей души.

Намара едва сдерживается, чтобы не накинуться на меня с кулаками, не выцарапать глаза. Но она всегда была трусихой и пряталась за своего отца. А сейчас  унее лицо белеет, стоит произнести имя Тьёрда.

– Что он сделал с тобой, Дэми? – внезапно мягко спрашивает она. – Отлизал между ног или засунул член в зад? Я слышала, где-то в южных землях халларны пристрастилась к такому совокуплению. Расскажи, сестрица. Как оно?

– Обязательно попробуй, – улыбаюсь в ответ. Она правда думает, что хоть слово из ее поганого рта может меня оскорбить или задеть? – Так что ты выбираешь? Расскажешь мне что-то интересное или…

Намеренно не заканчиваю фразу, давая ей возможность додумать и представить.

– Они сжигают наши деревни, убивают наших людей. И это после того, как вроде бы заключили договор о ненападении!

Странно слышать все это от Намары. Она же так прониклась их верой, так хотела стать женой генерала. И вдруг…

Они с Геаратом никогда и ничего не делали без выгоды для себя. А уж тем более не рвали души за свободу Севера.

– Так муж ничего тебе не рассказал? – ухмыляется Намара. – Ну, конечно же. Зачем посвящать в военные планы свою драную потаскуху. Халларны снова убивают северян. Режут и жгут. Вырезают деревни подчистую, не оставляют в живых даже детей. Даже кошек и собак!

Мне хочется сказать, что это неправда.

Выплюнуть ей в лицо, что Тьёрд не стал бы мне врать.

Что это северяне первыми нарушили договор.

Но действительно ли я верю, что Тьёрд всегда был честен со мной?

Может быть, у него очередной хитрый план? Как с моим дядей.

Намара задирает подбородок. Как будто за ней какая-то особенная правда, и ее знание дает ей право смотреть на меня свысока, хоть она и ниже меня ростом, и уже никто – лишь одна из приживал, которым Тьёрд разрешил остаться под крышей моего замка.

Точнее, теперь уже его.

– Настоящие северяне хотят выжить, – противно, но как по заученному, говорит Намара. – мы не сдадимся.

– Вы? Ты теперь с теми, кого полгода назад призывала вешать?

Ей словно грязь в глаза – божьи слезы.

В этом они с Гератом очень преуспели: умеют «переобуваться» на ходу. Меняют стяги, как фокусники – цветные платки из рукава.

– Я всегда была на правильной стороне. – Сестра чуть не плюет на подол моего платья. Не делает это только потому, что вовремя замечает поганую отрубленную голову на столе. Дергается, вспоминая угрозу Тьёрда. – А ты забыла о корнях из-за своей глупой обиды. Даже сейчас… Только о себе и думаешь!

– Глупой обиды?!

Она серьезно?! Меня аж передергивает.

– Не сбрасывай все дерьмо в один котел, сестра, – напираю на нее, сжимая и разжимая кулаки. – Моя обида, совсем небольшая и незначительная, относится только к тебе и твоему папаше. Ни больше ни меньше. Не приплетай сюда мое отношение к моему народу! Ни тебе, с первых минут расстилавшейся перед Тьёрдом, рассказывать, как любить Север. Поэтому, пока я не разозлилась окончательно, тебе лучше рассказать, что было в том послании.

– Надеешься меня запугать? – храбрится Намара, но все же трусливо делает шаг назад.

– И в мыслях не было. – Моя улыбка говорит об обратном.

– Ты здесь – никто! – Сестра заносит руку для удара, но я перехватываю ее запястье и без сожаления швыряю спиной на стену.

Намара ударяется, скулит, медленно сползая на пол.

Она никогда не умела держать удар. Странно, на что она рассчитывала, устраивая эту комедию. Я была бы глупее овцы, поверь хоть на мгновение, что Намара действительно думает о Севере.

– Тебя терпят только потому, что в тебя вцепился проклятый Потрошитель. – Через слезы и сопли, как маленькая, очень беспомощно огрызается она. – Сдохнет он – сдохнешь и ты. Я каждый день молюсь богам и предкам, чтобы какому-нибудь северному воину хватило удачи отхватить ему голову.

– Представь, я тоже.

Она хмурится, не понимая.

Ну и дьявол с ней. Не о том сейчас речь.

– Последний раз спрашиваю – что было в послании, Намара?

Она уже прижата к стене. отступать некуда. И напускная бравада окончательно сдает позиции.

Я прищуриваюсь и сжимаю пальцы в кулаки.

Сестра съеживается, прикрывает голову руками.

– Указание, где и когда будет ждать доверенный человек, – тонким голосом из-под пальцев признается она.

– Ждать кого? – наседаю я. Еще мгновение – и Намара сдаст всех.

Хоть меня почему-то очень пугает это возможное «всех».

– Замолчи! – выкрикивает кто-то из-за моей спины. – Заткнись, Намара!

В дверях, занимая собой весь проем, стоит Геарат. Его толстое лицо покрыто каплями пота. Видимо, очень торопился спасать родную кровиночку.

– Не тебе диктовать здесь свои условия, потаскуха! – его глаза, утопленные в складках жира, пылают неприкрытой ненавистью и смотрят прямо на меня.

Снова потаскуха? Придумали бы что-то еще.

– Наверное, тебе, – позволяю себе ироничную ухмылку.

Боги, совсем как Халларнский потрошитель.

В голове собственные слова звучат его голосом и с его интонацией.

– Ты забыла свое место, подстилка чужаков!

Я не успеваю ничего ответить, когда он скрещивает пальцы в уже знакомом мне знаке.

Тело пронзает жуткая боль.

Снова становится невыносимо тяжело дышать. Как будто кто-то протаскивает меня через узкое горлышко разбитой бутылки.

Сжимаю челюсти, чтобы не проронить ни звука.

Никто и никогда больше не насладится моей болью и страданием.

Тем более – вот эти…

– Думала, ты теперь всесильна? – оживляется Намара и даже, шатаясь, встает на ноги. – Сверни ей шею, отец. Сколько можно терпеть эту стерву? Тьёрд – мой! Поняла?! Это мне он должен был приносить брачные клятвы, со мной проводить ночи. Ты ничего не можешь ему дать! Каждому мужчине нужен наследник. Каждому! А ты просто… пустой мех из-под вина. Ни на что не годишься.

Я с трудом разбираю ее слова. Еще с большим трудом улавливаю их смысл. Но Намара разошлась и буквально пылает ядовитой злобой. Ей уже не страшно подойти впритык и орать мне в лицо, а я, парализованная Геаратом, не в силах даже отвернуться.

– Ты слепая, Дэми. Ты правда ничего не замечаешь? Не видишь, что он делает с нашим домом? Думаешь, все эти стальные чудовища под нами – они только руду добывают? Как бы не так. Он принес сюда что-то. И оставил это там, в подвалах. – Топает ногой. – Поэтому тебя, дуру, туда и не пускают. Потрошитель плевать хотел на свою «женушку», хоть бы тебя там и завалило. У него секрет-и-и-и-к.

Намара улыбается так широко, что мне хочется плюнуть ей прямо в рот.

– Заканчивай, – немного нервно бросает Геарат.

В отличие от дочери, он не совсем одурел от вседозволенности. Знает, что будет, если Тьёрд узнает, как со мной обращались «любимые родственнички». Видимо, подаренная ему голова воняет сильнее.

– Мы убьем ее? Теперь мы обязаны ее убить.

– Нет, – улыбка отчима настолько отвратительна, что у меня холодеет спина. – Я лучше вырву ей язык. И переломаю руки и ноги.

Чувствую, как в горле растет давящее напряжение, как выгибаются руки и ноги. Из глаз брызжут злые слезы отчаяния, но справиться с ними не получается.

Мне не страшно умереть. Совсем нет. Я была готова к такому исходу с первого дня, как халларнцы заняли замок.

Мне противно, что я не могу умереть хотя бы достойно сопротивляясь. И что перед смертью эта парочка будет смотреть на меня с триумфом.

– Она хнычет, смотри. – Намара зачем-то корчит рожи, хоть я уже почти не могу различить черты ее лица. В моем гаснущем сознании она похожа на грязный плевок на снегу – такая же бесформенная и почему-то как будто скользкая. – Подстилке страшно, отец. Давай, сделай это!

Он подступается ближе, продолжая выкручивать пальцы с зловещих знаках.

– Я переломаю тебя так, что ты больше никогда не сможешь ни ходить, ни даже ползать. Не напишешь ни строчки. Будешь мешком со всяким отрепьем. А Тьёрду скажу, что ты сама сиганула со стены. Мы с Намарой пытались тебя отговорить, но куда уж…

– Доброй но…

Этот голос я ожидаю услышать меньше всего. Я даже его обладательницы не вижу – туша Геарата такая огромная, что он словно заполняет собой всю комнату, и из-за его плеча торчит лишь самый край макушки моей служанки.

Что она здесь делает в такой час?

Девчонка, приставленная ко мне Тьёрдом, резко выбрасывает вперед руку – и в лицо Геарату летит коричневатое облачко. В воздухе, и без того наполненном тяжелым запахом, тут же расцветает целый букет неизвестных мне ароматов – острых, пряных, затуманивающих разум.

Сила, сковывающая меня, мгновенно слабеет, и я со стоном падаю на колени.

Намара кричит, пытается напасть на служанку с кулаками.

Рожа Геарата мгновенно становится красной, он мотает головой, подслеповато щурится, шаря вокруг себя расставленными руками, как будто вдруг ослеп, и от шока не понимает, что творит.

Во мне слишком много злости, чтобы сидеть на полу и жалеть себя. Мне все так же больно. Очень больно. Но я нахожу силы поймать Намару за край подола. А когда сестра, дернувшись, поворачивается ко мне, собираясь что-то сказать, вскакиваю на ноги и со всей силы впечатываю ее затылок в стену.

Хруст ломающихся костей приятно радует слух.

Она тут же закатывает глаза и стекает на пол кучей тряпья.

Поворачиваюсь к Геарату. Отчим трет глаза кулаками, но, судя по всему, толку от этого немного. Я – плохая и жестокая. И сострадания во мне лишь на каплю больше, чем в нем самом ко мне мгновение назад.

Никакой внутренний голос не напоминает о жалости.

Ни один из богов не просит о милосердии.

Ничто не мешает сделать то, что собираюсь сделать.

Посмотреть, насколько крепкие у него яйца. И где у него засвербит, когда я что есть силы бью его коленом в пах.

Не промахиваюсь, само собой.

Первое мгновение кажется, что Геарат сейчас лопнет – настолько напряжено и раздуто его лицо. Отчим открывает рот, но не может проронить ни звука. Хочет, но не может закричать. Ему едва удается сделать маленький вздох, а потом он валится сначала на колени, потом на бок.

И, обхватив пригоршнями причиндалы, громко и тонко скулит.

– Госпожа? – Служанка сидит на корточках возле Намары и, глядя на меня с немым вопросом, тонким лезвием кинжала надавливает ей на горло. Достаточно сильно, чтобы вспороть кожу и пустить кровь. – Хозяин не осудит. Я видела, как все было.

– Нет, – качаю головой. Я чувствую дикую усталость. Ноги подкашиваются и в голове до сих пор туман. – Спасибо, Баса. Ты мне жизнь спасла.

В ответ она лишь коротко пожимает плечами.

Дожидаюсь, пока Намара придет в себя. Мне ее не жаль – окровавленную, сломленную, с покрасневшими от крови глазами и хлопьями слюны на губах.

– Слушай меня внимательно, – привлекаю ее внимание.

Сестра кривит губы и пытается зареветь еще сильнее, но я киваю на кинжал в руках служанки – и Намаре достаточно этого намека, чтобы заткнуться.

– Вы уберётесь прямо сегодня. Сейчас. Забирай своего папашу и выметайтесь из Красного шипа. Уходите как есть – ни минуты на сборы, если хотите выйти живыми, а не встретить рассвет на пиках замковой стены. Мне бы следовало вас убить, но я не сделаю этого, потому что, – нарочно подражаю гадкому голосу сестры, – «маленькая грязная шлюха» во мне говорит, что родственников убивать нельзя. Я с ней не согласна, но ее слова кажутся мне довольно убедительными. Если через несколько минут я увижу хоть одного из вас – мы с ней договоримся.

Намара ползком добирается до отчима, пытается помочь ему встать на ноги и скулит о том, что им нужна еда хотя бы на первое время.

– Пусть твой отец лучше вспомнит, как охотиться. Вы не получите и крошки хлеба, потому и что я не имею привычки подкармливать крыс.

Я делаю шаг в сторону, освобождая путь к двери.

– Надеюсь, снег станет вам хорошей могилой.

Глава сорок седьмая

Воины Тьёрда пинками выталкивают их сперва из замка, а потом – за стену, через откидной мост, который тут же поднимают, отрезая путь обратно. Я стою на стене и мне не холодно, даже когда резкие порывы ветра пробираются под кожу.

Намара и Геарат, медленными черными точками на снегу, пробираются в сторону леса.

Я отправила их на верную смерть.

До рассвета они не доживут – волки не упустят такой шанс.

Но во мне нет жалости. Лишь огромное удовлетворение от, наконец, свершившейся справедливости.

Когда возвращаюсь в замок, ко мне приводят тех двоих, которым Намара передала послание. Судя по хмурым избитым лицам бородачей, обошлись с ними жестко.

Но у них нет при себе никакого послания. Успели выбросить или спрятать. Теперь оно мне и не нужно. Достаточно взглянуть на них, угадать по-особенному заплетенные в бородах косицы, чтобы понять, откуда эти двое, и кто за ними стоит.

Зато северяне подтверждают слова Намары: халларнцы оттесняют мой народ все дальше, вглубь их земель. Туда, где не растет ничего, кроме льда. Они никого не щадят, не ведут переговоры и уже не предлагают сдаться в обмен на мир.

Жгут и убивают.

Огнем и сталью.

Молниеносными смертельными атаками, своим убийственным оружием, против которого мой народ совершенно бессилен.

«Я не хочу лишней крови…» – вспоминаю слова Тьёрда, которые теперь звучат как насмешка.

«Но Император не пощадит их…». «Эр просто вырежет всех…».

Давно пора бы запомнить, что Тьёрд – не тот человек, чьим словам стоит верить.

Но я поверила.

А он снова обманул.

Я знаю, что делать дальше, даже если это своенравно и опасно.

Намара сказала, что северяне придут за моей головой. Что уже идут. Будет это покушение или попытка заставить меня выйти добровольно – не так уж и важно. После науки, которую Тьёрд устроил с дядиной головой, атаковать в лоб не станет никто. Сейчас замок – неприступная крепость, укрепленная и утыканная халларнскими воинами. Разве что, нашлась бы какая-то сильная армия, но откуда такой взяться, если потрошитель позаботился о том, чтобы его территории была максимально чистыми, смирными и покорными.

Скорее всего, Намара и Геарат обещали поддержку по эту сторону стены. Возможно, подсыпать отраву. Или где-то отпереть дверь. Или боги знают что еще, что облегчило бы доступ в Красный шип. С такими союзниками, провернуть все можно было бы достаточно быстро.

Теперь союзников нет. Нет известных мне союзников. Но кто сказал, что прямо сейчас мне в затылок не дышит чья-то темная лошадь?

Оглядываюсь, зябко ёжась от неприятного холодка.

Невозможно не признать это, но мне неуютно, когда рядом нет Тьёрда. Как будто с меня сняли кожу и оставили голой перед строем солдат с обнаженными мечами: никто меня не защитит, никто не разгонит их хмурым взглядом.

Я мотаю головой, разгоняя неприятные мысли и пеняя себя за слабость. Я – северянка, во мне кроль первых правителей Севера, и не мне прятаться за спины!

Как бы там ни было, если попытаются убить меня или напасть на замок –  теперь это будет провал. Плевок Тьёрду в лицо. И он никогда не простит, и не утрется.

Значит – новая кровь. Еще больше кровь ради крови.

Нужно хотя бы попытаться предотвратить бессмысленное кровопролитие. Не когда-то потом, а прямо сейчас, надеясь, что все это еще можно остановить. Что еще не поздно.

Я приказываю халларнам отвести пленников вниз и закрыть в камеру до возвращения Тьёрда. Если боги будут милостивы, я выпущу их раньше, чем он вернется.

Мне нужны два человека в сопровождение. Пара вымуштрованных халларнцев из тех, которых генерал назначил охранять замок внутри. Не скрываю, что собираюсь поехать в деревню северян и попытаться договориться. Мне нет дела, что себе думают эти чужаки. Моего мужа здесь нет, но защита замка лежит на моих плечах.

Но прежде, чем выехать, я должна спуститься вниз. Проверить, что Намара говорила весь тот ужас просто из злости. Что под Красным шипом нет ничего…

Хотя что-то подсказывает, что это был тот единственный раз, когда сестра не лгала.

Внизу вымуштрованная охрана халларнов. Но мне и не нужно пытаться уговорить их пропустить меня дальше. Красный шип – замок старый. И как в любом старом замке, в нем есть пути к отступлению или на случай осады. Когда-то отец заставлял меня запомнить их расположение. В детстве я никак не могла понять, что такого может случиться, чтобы нам пришлось убегать из родного дома. И я не была наивной девочкой с какого-нибудь жирного Юга, которая до самой свадьбы играет в куклы, я видела смерть, знала, что среди кланов Севера случаются распри – и тогда бородатые воины поворачивают мечи и топоры друг против друга. Но северяне никогда не бегут с поля боя, а северянки никогда не бросают своих мужчин. Я спросила отца, зачем же нам крысиные норы и лабиринты, и его ответ я запомнила на всю жизнь.

«Иногда, Дэми, Северу нужны дети, чтобы те отомстили за своих родителей».

Пришло воспользоваться его уроками.

Нам нужно сохранить наших детей, чтобы однажды среди них появился сильный могучий воин, который поднимет Север на войну и искоренит скверну.

Я понятия не имею, что найду внизу. И не тешу себя надеждой, что смогу спуститься достаточно далеко и меня никто не заметит. Но все равно стараюсь двигаться максимально тихо, прислушиваясь к каждому шороху, даже если некоторые из них как будто разносятся прямо у меня над головой.

Сперва спускаюсь на первый этаж, оттуда – в кладовые. Здесь, если одновременно и сильно потянуть за два держателя для факелов, можно активировать скрытый механизм.

Слышу знакомый стальной лязг – и часть стены слева от меня отходит в сторону.

Проскальзываю в щель. Здесь, на небольшой полке, запас факелов. Беру апару – один поджигаю сейчас, другой с собой, на всякий случай.

Пока спускаюсь, время от времени посматриваю, что творится в замковом подземелье – для этого в стенах есть специальные отверстия. Совсем небольшие, но с хорошим обзором.

Несколько халларнов-инженеров выбрали в качестве перевалочного пункта наш винный подвал. Отличный выбор. Кажется, они тут не скучают – вдоль стены вижу ряд пустых бутылок.

Иду дальше, еще ниже, пока обработанный камень вокруг меня не сменяется природным булыжником. Становится очень влажно – по стене за моей спиной бегут тонкие струйки воды. Но ниже прохода нет. Отсюда можно выйти либо к горной реке, далеко к северу от замка, либо ползком пробраться в небольшую пещеру. Даже не и не знаю, для чего она. Возможно, должна была стать каким-то промежуточным перевалочным пунктом или оружейной на случай, если придется очень быстро отступать.

Но сейчас от этой пещеры не осталось даже воспоминаний.

На ее месте – огромный конусообразный провал, кажется, до самого центра земли. По его внутренней поверхности идет винтовая дорога. Достаточно укрепленная, чтобы выдержать мой вес.

То, что я ищу – если оно существует – где-то там.

И хоть мне снова становится страшно, я ставлю ногу на первую ступень и начинаю долгий спуск.

Глава сорок восьмая

Чем ниже я спускаюсь, тем больше не по себе мне становится.

Для тревоги нет особый причин: никто не шипит, не валится мне на голову, не пытается напасть со спины. Единственное, что мне угрожает – оступиться и упасть головой вниз.

Только чем ниже спускаюсь, тем четче становится шум в голове, в котором – если только я не схожу с ума – появляются отдельные обрывки слов. На все том же непонятном мне языке.

Постепенно на дне провала начинает проявляться алое свечение. В нем нет ничего странного, все фонари халларнов святят именно так – это какая-то их особенная технология, что они не гаснут ни в стужу, ни в дождь.

Перевожу дыхание и продолжаю спуск.

Я – гордая дочь Севера, я не боюсь теней и шепота.

Когда достигаю дна и погружаюсь в алый густой туман, голос в моей голове уже не говорит – он кричит. Все так же неразборчиво, но уже почти оглушая.

Если я сойду с ума и потеряю дорогу наверх, никто не станет искать меня здесь. Я не оставила за собой хлебных крошек.

В густом слепящем тумане приходится двигаться почти наугад.

Только когда глаза немного привыкают к полумраку, замечаю несколько каменных столбов, в которых, словно драгоценные камни в породе, горят яркие красные кристаллы.

Похожи на глаза каких-то демонов.

Настолько… живые, что стараюсь не смотреть им «глаза в глаза».

Столбы установлены как будто по кругу, словно маленькая арена, в центре которой колышется бесформенный сгусток тумана.

Я не хочу знать, что прячется внутри него.

Но чувствую, что оно – живое.

Оно знает, что я здесь.

Оно осмотрит на меня.

И пытается говорить, как безуспешно пыталось все эти дни: шепотом, скрежетом, осколками слов, стонами и хрипами.

Оно замирает, даря мне глупую надежду на покой, а потом резко подается вперед, выпрыгивая из западни, словно идеальный хищник.

Я… уже видела это создание. Уже умоляла это отпустить меня, когда извивалась под его тяжелым, полным боли, взглядом. Уже слышала, как длинные черные когти скребут по камням, когда это пыталось вырваться из плена и добраться до людей в черном.

У этого нет постоянно формы: оно то туман, то зверь, то человек. Миллионы разных форм, некоторые из которых заставляют меня забыть браваду и закрывать глаза от страха.

Мои ночные кошмары не были кошмарами. Они были попытками вспомнить то, что со мной сделали в ту ночь.

Сделали с нами – мной и вот этим, пойманным и посаженным на цепь.

На полусогнутых ногах обхожу создание по дуге. Вот эти столы – гладкие, из стали, с кожаными ремнями для рук и ног. На одном лежала я, на другом Тьёрд. Он что-то постоянно говорил мне. Не помню слов. Помню его лицо – ему было так же больно, как и мне. Даже еще больнее, но он продолжал успокаивать меня.

Говорил, что все потом объяснит.

Что должен так со поступить.

Что все это было?

А я плакала и задавала вопрос, на который так и не услышала ответа: «Зачем?!»

Снова поворачиваюсь к созданию.

Тьёрд называл ее Темной. Она. Это… самка, женщина.

Сглатываю горький привкус во рту и уговаривая себя быть смелой до самого конца, делаю шаг к ней.

И тут же голос в моей голове стихает сначала до едва различимого шепота, а потом и вовсе исчезает.

Она узнала меня.

Она дождалась моего прихода.

Темная снова меняется – и в ее подобии переплетенных внутренностей я вижу что-то похожее на прозрачную сферу. Почти уверена, что она наощупь как стекло, хоть это невозможно – чтобы в живом создании жило что-то созданное человеком.

Темная стеклянная поверхность постепенно светлеет, чтобы я смогла рассмотреть то, что внутри.

Самое главное.

То ради чего я здесь.

Это… ребенок.

Мальчик.

Ему, должно быть, на вид ровно столько, сколько должно быть, чтобы с дня на день появиться на свет. Плавает в чем-то плотном и вязком.

Еще шаг. Уже почти вприсядку от слабости и бешено сжимающегося сердца.

Еще ближе.

Темная замирает, ее метаморфозы прекращаются и сейчас мы с ней на равных – друг напротив друга. Если бы она захотела – одним движением превратила бы меня в кровавое месиво. Но она лишь тяжело дышит всем своим телом и тихо, совсем как раненная волчица, скулит.

Протягиваю дрожащую руку и пальцами касаюсь прозрачной сферы.

Что-то ударяет в пальцы, прошивает насквозь, как стелой.

Зажмуриваюсь, отступая, а когда снова открываю глаза – ребенок смотрит прямо на меня. Смотрит и протягивает руку. Он… маленький, но он все понимает, знает, кто я и где он.

Здесь достаточно света, чтобы не ошибиться.

Это как будто маленькая копия Тьёрда. Но с глазами…

Всевышние, с глазами моего отца – такими же синими и упрямыми.

Я снова тянусь к нему – и мы касаемся ладонями через прозрачную преграду.

Это наш с ним ребёнок: мой и Халларнского потрошителя.

Осознание всего произошедшего настигает так внезапно, что лишь теперь, пройдя через жестокие ночные кошмары и даже оказавшись на грани помешательства, понимаю, что всегда знала правду. В ту ночь люди в черном каким-то образом взяли часть меня, взяли часть Тьёрда и поместили наши начала в создание из другого мира, о котором я знаю лишь то, что он – уродлив и безобразен.

«Каждому мужчине нужен наследник», – вспоминаю слова Намары.

Понимала ли моя сестра, насколько близка была к истине?

Туман опять сгущается, и Темная ревностно прячет свое сокровище.

Я отступаю. Я увидела и вспомнила все, что нужно.

И сейчас не знаю, что делать со всем этим знанием.

Мне нужно обратно, чтобы увидеть солнце, вдохнуть холодный предутренний воздух. Нужно снова ухватиться за что-то привычное, что-то из моей простой реальности, где дети у пустоцветов не рождаются дети, и где эти дети не растут, как в той сказке, не по дням, а по часам.

Потому что слезы, безудержно катящиеся по моему лицу, объяснить все это совершенно не могу. Я давно смирилась с тем, что никогда не стану хорошей женой достойному мужчине. Смирилась с тем, что никогда не смогу родить. И все это верно и по сию пору. Но этот ребенок, так похожий на Тьёрда – он и мой тоже.

Мой сын. Мой маленький северный воин.

Обратную дорогу прохожу сама не знаю, как. Словно вслепую, в полной темноте.

А потом, стоя на самой высокой башне Красного шипа, реву в полную силу.

Во всю глотку.

Мой сын.

Будь ты проклят, Тьёрд.

За то, что ты… создал это чудо.