Текст книги "Проклятие для Обреченного (СИ)"
Автор книги: Айя Субботина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Глава тридцать седьмая: Тьёрд
Сложно объяснить, что такое Тень.
Она не похожа ни на что.
Это даже не мир – это состояние материи, постоянно изменяющейся и перетекающей из одной формы в другую. Здесь, задрав голову вверх, можно с легко разглядеть убегающую в искривленную даль дорогу, или небо под ногами, или океан над головой.
Здесь повсюду ловушки, выглядящие как обычные и привычные смертным вещи.
Ручей, который может задушить. Гора, которая может растоптать.
Облака, в которых можно блуждать целую вечность и даже не знать об этом.
В Тени нет смены дня и ночи. Здесь вообще всегда одинаково светло… или темно – как придется и как захочется здешнему Хаосу. Иногда достаточно взгляда мельком, чтобы рассмотреть каждую деталь в каменном каньоне, расположенным на самом горизонте. А бывает, не видно даже собственных ног.
А еще в Тени очень тяжелый воздух. Он густой и почти осязаемый, плотный настолько, что можно потрогать пальцами. Поэтому легкие как будто наполнены наполовину водой. Это тяжело объяснить, если никогда не испытал на собственной шкуре.
Но и мне, человеку, который привык жить с болью, это ощущение совсем не по душе.
Я закрываю глаза и пытаюсь сосредоточиться, чтобы найти Темную. Никогда не видел свою добычу и ничего о ней не знаю. Но должен найти ее в этом изменяющимся безумии. Я настроен на нее. Кел’исс, когда «чинил» меня в Красном шипе, рассказал моей крови, что и как мне следует делать. Не знаю, как сказать точнее. Заклинатель костей вскрыл мне запястье и что-то долго над ним шептал, пока черная кровь капала на каменный пол. Тогда я ничего не почувствовал, зато прекрасно чувствую теперь.
Меня тянет в сторону горных вершин, растущих прямо с неба.
Там, среди острых утесов, вокруг которых ведут танцуют молнии, засело нечто, взывающее к моей крови.
Я иду на зов.
У меня под ногами, как по волшебству, расстилается мощенная костями дорога.
Каждый шаг по ней – все равно что по раскаленным углям. Меня прожигает от стоп и до самого затылка. Боль такая, что впору вопить и по частям выплевывать собственные легкие.
Я много знаю о пытках, мне известны способы, как сделать, чтобы человек рассказал все, предал всех, отрекся от всего. Боль такая сильная, что я, пожалуй, много бы чего ей порассказал.
Но Тень ни о чем не спрашивает.
Говорят, она всегда была рядом с моим родным миром. Всегда двигалась с ним бок о бок, иногда прорываясь через тонкий барьер и устраивая всплески в реальности. Все, до кого Тень когда-либо добиралась – здесь. Они не живые и не мертвые, они пленники вечных непрекращающихся мук, смотрят на меня сразу отовсюду пустыми глазами с сотен призрачных лиц. Они что-то кричат, о чем-то просят и умоляют.
Им нельзя поддаваться, нельзя сходить с костяной дороги.
Иначе я стану одним из них.
Я запрещаю себе думать и чувствовать. Получается не очень, потому что невидимые угли под ногами продолжают вытравливать из меня даже не силы – остатки проклятой души. Когда-нибудь, когда Тьма в моей груди возьмет верх, она утащит меня в эти земли. Это не мой мир, но я обречен возвращаться в него снова и снова, чтобы однажды остаться здесь навсегда.
Зов Темной становится громче, и я прибавляю шаг. Наверное, со стороны больше похож на обгорелый труп, поднятый на ноги злым колдовством. Сам себя не вижу.
Быстрее, еще быстрее. Пока легкие не разорвались от напряжения, а мышцы не полностью сгорели на растрескавшихся костях. Бегом к той, кто уже знает о моем приближении и ждет с кривой ухмылкой на бездушном слепом лице. Ей не нужны глаза, чтобы знать обо мне. Мы связаны невидимой цепью – и сама Тень притягивает нас друг к другу.
Когда по небу начинают расходиться кровавые молнии, я понимаю, что почти добрался.
Потом горные пики, которые только что смотрели на меня сверху вниз, опрокидываются, оказываются у меня под ногами, и я чуть не лечу вниз, в пропасть, которая образуется под моей правой пяткой.
Для меня исчезает понятия неба и земли, верха и низа. Я падаю в бесконечное кипящее месиво из камня, льда, воздуха и какой-то кислотной дряни.
Здесь не выжить ничему материальном.
И даже я уже медленно таю, превращаясь в ничто.
Неясная тень возникает передо мной прямо из ниоткуда.
Вышла встречать меня, как дорого гостя.
Ее пылающие ненавистью глаза, наполнены поглощенными Тенью душами. И сейчас она как раз собирается сожрать еще одну – мою. Наверное, самую желанную из всех, потому что я приправлен этим местом, как изысканный десерт.
Зло ухмыляюсь и делаю еще один шаг.
Тень обретает очертания. Она огромная, тяжелая и могучая. Ее голова – нагромождение костяных наростов разной величины и формы, покачивается на тонкой шее.
Она полосует меня взглядом, заставляет согнуться в коленях, чтобы, наконец, упасть.
Смакует триумф. Нашпиговывает мою башку образами и всеми оттенками своего удовольствия.
Как будто я не знал, что все равно не смогу ей сопротивляться. Это в мире живых, я – потрошитель и убийца, бессмертная тварь, уничтожающая все живое мечом и мыслью. А здесь – просто пыль под ногами этой твари.
Она не убила меня до сих пор лишь из любопытства – почему, хоть я и чужак, от меня все же пахнет этим местом. Почему я, мелкая тщедушная тварь, пахну так же, как они.
В поисках ответов Темная касается моего разума.
Еще мгновение – и моя воля будет порабощена.
Я с трудом заглушаю собственный вой, а потом, соскребая остатки сил, выставляю перед собой Камень костей.
Он недвижимо и мертво холодит ладонь. Не подает признаков жизни.
Келлис’с не мог ошибиться. Он не из тех, кто…
Кристалл наполняется жаром откуда-то словно из собственного нутра.
В сторону Темной ударяет тонкий алый луч. Второй, третий, четвертый, пятый.
Она поднимается на задние лапы и пытается освободиться от огненных сетей, но они только сильнее стягиваются вокруг огромного тела.
«Моя», – чувствую солоноватый привкус собственного триумфа.
Темная бьется потоках, пытается вырваться с яростью обезумевшей стихии. Теперь не я – она стала жертвой. И это изуродованное место не в силах мне помешать. Остатков плоти на моих костях достаточно, чтобы удержать Камень костей.
Темная уменьшается до размеров зародыша.
Все еще кричит и воет, но Камень всасывает ее внутрь, словно живой организм.
Дело сделано.
Прикрываю глаза и мысленно рву нити крови, одерживающие меня в этом мире.
Прости, Тень, но не в этот раз.
Ты обязательно получишь меня. Имей немного терпения.
Я еще не готов.
Глава тридцать восьмая
Я едва узнаю Тьёрда, когда он снова возвращается в Красный шип спустя несколько дней.
Я видела множество ран: видела воинов со вспоротыми животами и с отсеченными конечностями, видела, как жены убиваются над телами своих изувеченных мужей, отцов и сыновей. Я и сама проводила в последний путь много воинов. Но ни один из них, даже ступив обеими ногами к богам, не выглядел таким мертвым, как мой будущий муж, когда его дракон приземляется во внутреннем дворе замка.
Тьёрд едва не падает, спускаясь по стальному телу дракона. На нем нет ни одной новой раны, по крайней мере, я не вижу ни одной под рвущейся на ветру белой сорочкой. Сегодня морозно, с неба падают колючие снежинки, а моему будущему мужу нет до всего этого никакого дела. Он словно не понимает, где находится. И я даже не уверена, что узнает меня, когда я спешу ему навстречу.
Алый взгляд словно потух.
Ноги заплетаются, и я едва успеваю подставить плечо, прежде чем генерал опирается на меня, принимая помощь. Хоть обычно брезговал этим, и нарочно отмахивался от любой помощи.
Не хочу думать, почему, вместо того, чтобы добить чудовище и избавить мой народ хотя бы от одного узурпатора, помогаю ему идти.
Что изменит его смерть? Вряд ли халларны перестанут терзать скалу под фундаментом замка. И все, что они оттуда поднимут к поверхности, сделает имперскую армию еще сильнее. Наверное, я самая слабая и никчемная из всех северян. Потому что, получив возможность всадить нож в спину захватчика, вместо этого помогаю ему дойти до безопасного убежища замковых стен.
Спиной чувствую десятки непонимающих взгляды обитателей замка.
Мне даже не надо гадать, о чем думает каждый из них.
– Надеюсь, все приготовления к свадьбе на исходе, – тихо говорит Тьёрд, но в его голосе явно слышится насмешка.
– Что? Какие приготовления?
Судорожно пытаюсь вспомнить, отдавал ли он перед отбытием какие-то указания на этот счет.
Нет. Точно нет! У нас назначена дата – да. Но в Красном шипе было слишком много дел, чтобы тратить драгоценное время на приготовления к пустым и, в сущности, никому не нужным обрядам. Тьёрд и так хозяин замка, и всего, что лежит за его пределами.
А соседние кланы, проведи мы хоть сотню обрядов, все равно никогда не согласятся склонить перед ним голову и не признают своим ярлом. Кто-то из их представителей обязательно прибудет на свадьбу, но все понимают – это точно не добавит захватчиком любви северян.
– Только не говори мне, что боги обделили тебя долгой памятью – и ты забыла, что вскоре станешь женой убийцы и кровавого тирана. – Удивительно, как ему даже полуживому не отбило охоту издеваться надо мной.
– Помню, – огрызаюсь в ответ. – К сожалению, боги не были со мной настолько милосердны.
– Так в чем дело?
Я останавливаюсь, и все мои мысли о том, как бы не дать этому монстру умереть на пороге Красного шипа, превращаются в безумие, которому я почему-то поддалась.
Что же такое в моей голове, что я просто не могу сделать то, что должна?
Мой отец, моя мать не минуты не колебались бы.
– Дело в том, – даже не скрываю негодование, – что Красный шип находится в плачевном состоянии. Спасибо, что чудовища, пришедшие с твоими людьми, не обрушили весь этот старый камень нам на головы, но мы все равно живем в страхе, что это может случиться в любую минуту. Ресурсов замка недостаточно, чтобы за такой короткий срок восстановить хотя бы то, что едва не разваливается на глазах. Стены крошатся, Весь фундамент в трещинах, амбары нужно латать, потому что зерно прогнивает, а то, что остается, сжирают мыши и крысы, и растаскивает ворье! И если со всем этим мы кое как можем справиться, то вниз нас не пускают. Знаешь, почему? Потому что я не хозяйка в собственном доме! Ты хочешь, чтобы я готовилась к свадьбе, но я вот уже который день пытаюсь выпросить у твоего инженерного корпуса высокого соизволения разрешить мне спуститься в подвалы. В мои подвалы. Как мне что-то делать, если ты, халларнский потрошитель, связал мне руки и ноги, и пинаешь, словно грызуна?! Я можешь заставить меня быть твоей… любовницей, – слово горчит на языке, но я все равно продолжаю, – можешь приказать услаждать твой слух пением и прочей дурной бесполезной шелухой. Можешь приказать подавать тебе еду, мыть твои ноги и даже подтирать тебе зад! Но как мне стать хозяйкой в твоем доме, если ты держишь меня на короткой привязи?!
Я резко осекаюсь.
Отступаю на пару шагов.
Я орала на него при всех? Откровенно глумилась над ним? Показывала непослушание?
На виду у всех?
По позвоночнику ползет ледяная змея ужаса.
Что я натворила?
За это Тьёрд просто сломает мне шею. Прямо сейчас. Даже не будет изощряться и выдумывать более злой способ отправить меня к богам.
Как же страшно взглянуть на него, но приходится, потому что халларнец жесткой хваткой за подбородок заставляет меня задрать голову и смотреть прямо ему в глаза.
Алый взгляд снова там: колючий и обжигающий одновременно.
Он зол.
Он очень зол, потому что его эмоции хлещут наотмашь, словно плетка.
В один шаг становится впритык ко мне. Раздумывает. Медлит и выжидает.
Это хуже любой пытки.
Уж лучше бы просто убил.
Генерал чуть подается вперед.
Я слишком поздно угадываю его замыслы, поэтому даже не могу сопротивляться, когда оказываюсь на его плече, переброшенная, как мешок с мукой.
Он же едва волочил ноги мгновение назад?!
– А ну отпусти меня! – Колочу кулаками по широкой спине, но ему плевать. Уже твердой походкой шагает вверх по ступеням. – Отпусти меня, чудовище!
Ничего – я как будто разговариваю со стеной.
Мой будущий муж заходит в замок, пересекает большой зал и ступает на первую ступень лестницы.
Он, что, потащит меня наверх?!
– Пусти! – ору что есть силы. – Что ты за варвар такой!
Только короткая ухмылка, тишина в ответ и порывистое дыхание в такт каждому шагу. Ему тяжело, ему правда очень тяжело. Ну, нельзя же быть таким тупоголовым бараном! Зачем ломиться в закрытые дубовые ворота, если точно знаешь, что их не откроют?
Тьёрд доходит до моей комнаты, бьет рукой по двери, и она с грохотом отлетает к стене, разваливается на доски, словно бумажная.
Заходит внутрь и почти бросает меня на кровать. Мгновение наблюдает за моими попытками сесть и одернуть юбку. Потом делает шаг в сторону, опирается рукой о стену и тяжело опускается на стоящий поблизости мягкий стул.
Кажется, ему даже сидеть больно.
– Ты забываешься, – говорит глухим голосом, в котором совсем нет жизни.
– А ты знал, кого брал в жены, – пытаюсь быть смелой, но внутри вся дрожу.
Таким мертвым и чужим не видела его никогда. Как будто вернулся какой-то другой человек, еще более мертвый, чем тот халларнский потрошитель, каким я его знала до отбытия.
Тьёрд усмехается, ворочается, пытаясь выбрать удобную позу, и только спустя минуту садится своим излюбленным образом – вытянув длинные ноги, запрокинув голову на спинку. Но на этот раз смотрит на меня из-под опущенных ресниц. Не пристальнее обычного, но я боюсь пошевелиться.
Улыбается, скаля белоснежные зубы.
– Ты даже не представляешь, сколько раз спрашивал себя – правильно ли поступил.
– Нашел ли ты ответ? – Боги, я же боюсь его очень сильно, но все равно продолжаю нарываться.
Почему? Зачем? Мы ведь можем просто… разговаривать, а не кидаться друг на друга, словно стравленные волчьи псы.
Ответ очевиден и прямо на поверхности, но я нарочно отмахиваюсь его. Продолжаю не замечать Делать вид, что его не существует, как не существует солнца на небе и воды в озере.
Я не хочу между нами мира.
Потому что он мне не муж и даже не защитник. Он – убийца и правая рука Тирана, исправно выполняющая свое кровавое предназначение. Об этом нельзя забывать никогда, иначе чем я лучше Намары, готовой облизывать халларнам ноги за каждую их подачку.
Эти чудовища дают лишь одной рукой, а второй убивают.
Не забывай об этом, Дэми. Никогда не забывай, даже если одному из них неплохо удается носить маску человечности. Люди не вторгаются в чужие земли. Не жгут чужие дома, не убивают тех, кто с оружием выходить защищать семью и кров. Так поступают лишь монстры.
Когда Тьёрд поднимает голову и добродушно улыбается, я уже вполне владею собой и в состоянии сдержать непроизвольное желание улыбнуться в ответ. Пусть тогда и он не забывает, кто перед ним: не милая покорная женушка, а гордая дочь Севера. Пусть и он всегда будет начеку.
– Я решил, что преподам тебе урок уважения, женщина, – как будто и не замечает моей злости в ответ. – Видимо, в ваших диких краях для мужчины считается незазорным прятаться за женскую юбку и подмахивать каждый раз, когда ей в голову ударят дурные дни.
– Что?! – моему возмущению нет предела. – С каких пор уважение и доверие успели стать признаками подмахивания?! Ты из ума выжил, халларнец?
– Правильно, – ухмыляется он. – Уважение. Что-то не заметил его в твоих словах там, во дворе. Кажется, только безрукий слепец не показывал на меня пальцем и не плевал мне вслед.
– Ты это заслужил. – Хотя, конечно, нет. Я сорвалась зря.
Потому что на мгновение мой разум помутился, и я представила свою жизнь без него.
Рядом с другим халларнем, которого Император пришлет взамен этого.
И на еще одно мгновение после мне стало больно от этой мысли.
Хорошо, что теперь я владею собой и мне плевать, кто это будет – красноглазый полудохлый монстр или кто-то вроде Келлис’а
– Я бы с удовольствие начал твое обучение прямо сейчас, – продолжает Тьёрд, – но, увы, впервые в жизни вынужден отказать женщине в ее притязаниях на мое тело.
От осознания смысла его слов, меня бросает в краску: от злости и негодования.
Нет никакой другой причины, даже если заметив мои горящие щеки потрошитель лениво смеется.
Он ведь намеренно заставляет меня краснеть и возмущаться. Когда я в гневе – я теряю контроль и тогда из меня лезет то, что лучше похоронить еще в зародыше.
Клянусь сама себе больше не раскрывать рот и не провоцировать его на все эти намеки.
В конце концов, рано или поздно ему надоест.
– Не беспокойся, господин, – смиренно встаю с кровати. – У меня и в мыслях не было потревожить твой покой своими притязаниями. К счастью для нас обоих, ты для меня не мужчина, а я для тебя – не женщина.
– Что за чушь ты несешь? – Он морщится, но все-таки подается вперед. – Я не был достаточно убедителен в том, что для меня ты очень даже женщина? Или ты просто нарочно дразнишь меня, кошка?
– Я для тебя лишь средство, – пожимаю плечами, отступая к двери. – И ты для меня тоже.
Это моя комната, но если ему угодно – пусть отбирает и ее тоже. Находиться с ним рядом просто невыносимо. Если придется – пойду спать на солому, в сарай. Даже на голую землю лягу с большим удовольствием, чем в одной с ним комнате.
– Стоять, – холодно приказывает генерал, когда я уже почти у двери. – Снизойди до меня, женщина, поделись, что я за средство такое и как ты меня используешь. Потешь любопытство немощного. И сделай это лицом, а не задом. Поверь, нагнуть тебя для более интересного вида я вполне в состоянии даже стоя одной ногой в могиле.
Я мысленно проклинаю каждый миг, когда думала, что в нем есть хоть что-то человеческое. И обещаю себе вспоминать этот разговор всегда, когда мне снова померещится, что в нем есть добро.
Поворачиваюсь к нему.
С трудом, но выдерживаю взгляд глаза в глаза.
– Ты средство чтобы выжить, – холодно, мысленно гордясь собой, отвечаю я. – И сохранить замок. Не уверена, что новый хозяин будет так же… «бережно» к нему относится.
– То есть я меньшее зло? – Он больше не улыбается.
– Так было, есть и будет, халларнский потрошитель.
Он снова откидывается на спинку кресла, лишая меня удовольствия увидеть погасший в его глазах триумф. Удовлетворюсь тем, что больше он не будет думать, будто я хоть на секунду забуду кто мы и по какие стороны войны находимся друг от друга.
– Спасибо за разъяснения, кошка. Я ценю твою честность более всех прочих твоих хороших качество. Но будь добра в следующий раз, если не хочешь, чтобы твоя жизнь резко усложнилась, больше никогда не позволять себе выходок подобно той, что исполнила сегодня. С глазу на глаз, мне лично, говори все, что считаешь нужным. Это понятно?
– Да.
– Да?
– Да, господин.
– Хорошо. Дальше: ни ты, ни твои люди в раскоп не спустятся – это слишком опасно. Но я прослежу за тем, чтобы фундамент был укреплен самым надежным образом. То же самое касается стен и прочего. У тебя есть день, чтобы собрать и предоставить мне всю необходимую информацию о наших проблемах.
«Наших?»
– Да, господин. – На сегодня мне хватит войны. Сказать «Да, господин» куда проще, чем нарываться на словесные тумаки.
– К нашей свадьбе все должно быть готово. Не хочу, чтобы какому-нибудь важному гостю на голову свалился булыжник. Говорят, это плохая примета.
– Тьёрд, ты плохо выглядишь, – нарочно обращаюсь к нему по имени. – Стоит ли сейчас говорить о свадьбе? Ты только что укорил меня в глупости. Я согласилась с тобой и скажу это с глазу на глаз: гостям нельзя видеть своего генерала обессиленным и бледным. Это вызовет ненужные вопросы и пересуды.
– Ну а твои соплеменники заодно решат, что пришло время реванша. – Его глаза сужаются, как будто он даже рад таким выводам. Но расслабления и теплоты в голоса нет и в помине.
Даже боги мертвого мира не ведают, что творится в этой безумной голове.
– Да, – отвечаю на его незаданный вопрос. – И снова прольется кровь.
– Тогда тебе лучше позаботиться о том, чтобы она не испачкала твое свадебное платье, потому что никаких переносов не будет. Мне нужно несколько дней, чтобы прийти в себя. А потом, поверь, ты запросишь пощады, чтобы иметь возможность хоть ненадолго выбраться из моей постели. Если, конечно, захочешь из нее выбираться.
Я чувствую, что снова краснею и поэтому быстро вылетаю из комнаты под сопровождение его громогласного хохота.
«Мерзкий халларнец! Тебе придется хорошо постараться, чтобы удержать меня там не силой и принуждением…»
Глава тридцать девятая
Белое с серебром платье аккуратно разложено на постели.
Рядом так же аккуратно разложена накидка из меха серебряной лисы, настолько безупречно пушистая и сшитая, что я даже мысленно не берусь угадать, сколько она может стоить.
Чуть в стороне от всего этого – тяжелый пояс из черненого серебра и красного золота, украшенный гладкими, словно маслянистыми камнями и острыми сколами горного хрусталя.
– Хозяин очень старался тебе угодить, господа, – говорит Баса, со стороны разглядывая мой свадебный наряд.
– Твой хозяин очень хочет, чтобы его кукла выглядела богатой и пригожей, – тут же огрызаюсь я, на этот раз даже не скрывая раздражения.
Через несколько часов я стану женой халларнского Потрошителя.
Принесу клятвы сперва перед северными богами, а потом – по халларнскому обычаю, о котором ничего не знаю, потому что скорее бы откусила себе язык, чем пошла к Намаре справиться, к чему следует быть готовой и что следует отвечать. Если, конечно, в халларнских традициях присутствует хоть что-то, что позволяет женщине открыть рот.
И все-таки платье столь прекрасно, что маленькая девочка во мне, которую отец с детства баловал красивыми нарядами, не может сдержать восторг от предвкушения надеть что-то подобное. Вероятно, созданное в единственном экземпляре.
Жаль, что вся эта красота пропадет зря.
Не с моим дурным настроением радоваться подобной «щедрости».
Я провожу кончиками пальцев по выпуклой тонкой вышивке, наслаждаюсь покалываем настоящих серебряных нитей. Немного откидываю край юбки. Скорее случайно, чем намеренно.
И замечаю под ней что-то очень тонкое и почти прозрачное.
Похожее на… чулки?
Я видела такие только на гравюрах в срамных книгах, которые пару раз находила в комнате Намары, когда сестра приказывала убираться за ней, будто какой-то служанке.
Сперва одергиваю руку, а потом, чтобы убедиться в своих худших предположениях, кончиками пальцев убираю один чулок в сторону.
Под ним почти такие же прозрачные трусики размером…
Помогите мне боги, они едва ли больше моего носового платка!
И в пару к ним – тонкая то ли сорочка, то ли то, что так и не стало сорочкой, потому что едва ли прикроет даже пупок.
Все это настолько… непристойно, что румянцем заливается даже Баса, хоть ей наверняка не привыкать. Лишь через минуту до меня доходит, что это румянец обожания. Боги, она бы и в правду хотела одеть на себя что-то подобное?!
– Принеси мое нижнее, – приказываю ей, но в ответ служанка только очень энергично мотает головой. – То есть, ты отказываешься?
– Хозяин приказал, чтобы каждая вещь, которую он передал, была сегодня на тебе, госпожа. Даже нарочно сказал, что пересчитает все, вплоть до пуговицы и пряжек на сапогах. Я бы не стала гневить его бессмысленным упрямством. Тем более… когда все это так красиво, что дух захватывает.
Меня захватывает только злость, которая закипает в груди и с большой неохотой оседает на дно желудка.
Возможно, он сделал это нарочно?
Чтобы прямо у алтаря проверить, насколько послушна его жена.
И при всех гостях, среди которых будет сам Император, провести демонстрацию укрощения непокорной дикой северянки.
Это же Тьёрд. Сами боги не ведают, что за бесы живут в его голове – и какие планы он вынашивает. Я бы не удивилась, вздумай он заколоть меня сразу после обряда, чтобы стать мужем и тут же овдоветь на радость своему императору, желавшего ему куда более покорную и сговорчивую жену.
Я мысленно уговариваю себя вспомнить, что подыгрывать врагу – это вовсе не обязательно измена.
И что раз боги наделили зверей искусством маскировки, то не станут порицать свое северное дитя за необходимое притворство.
– Помоги мне, Баса. – Все еще очень смущаясь, развязываю шнуровку домашнего платья. – Раз твой хозяин желает, чтобы его жена пошла к алтарю в этом – кто я такая, чтобы с ним спорить?
Служанка, кажется, выдыхает с облегчением.
На сборы уходит почти два часа. Там подтянуть, тут подправить, правильно разложить складки юбки, дать тяжелому поясу устроиться на бедрах. Потом еще прическа, и Баса устраивает с моими волосами и лицом настоящее шаманство, потому что когда гляжусь в зеркало в следующий раз, оттуда на меня смотрит красивая молодая северянка с идеально чистой кожей и высокой прической, украшенной тем самым гребнем, который я когда-то в сердцах швырнула ей в лицо.
На глаза наворачиваются слезы.
Я бы хотела пойти вот такой к алтарю. Даже в самых волшебных снах не могла представить себя настолько прекрасной, как сейчас.
Только все это растопчет нога бессердечного захватчика.
И плевать ему на фантазии девушки, которая до сих пор верит в любовь и справедливость.
Еще через полчаса за нами приходит пара воинов, чтобы сопроводить к месту проведения обряда. Я послушно следую за ними, стараясь не смотреть по сторонам: слуги боятся даже шептаться вслед «предательнице», но даже Тьёрд не может заставить «замолчать» их осуждающие взгляды. Впрочем, далеко не все они осуждающие, во многих я замечаю обычное человеческое сочувствие. И мне становится чуть теплее. Потому что все мы знаем – наши жизни ничего не стоят на весах захватчиков. Смельчаки, не сумевшие побороть собственную гордость, большей частью отправились к праотцам. Я понимаю их и оплакиваю. А оставшиеся в живых затаились, но не покорились. Надеюсь, они понимают, что я вынуждена поступать так, как поступаю. Надеюсь, моей жизни хватит, чтобы увидеть, как скрытые до поры мечи и топоры моего народа вновь обагрятся кровью врага, но не сейчас – позже, когда мы будем готовы. А пока… пока надо терпеть и ждать.
Место, где будет проходить церемония, находится в небольшой роще за замком.
Именно туда меня сопровождают воины, и именно туда тянется тонкая цепочка работников и служек, которых в последнее время в Красном шипе стало довольно много. Даже немного странно, что Тьёрд этого не заметил. Тут новый конюх, тут у конюха новый помощник, поваренок на кухне к тем двум, что уже и так помогают мне и кухарке справляться с едой для прорвы халларнских работников.
Но генерал в последние недели дома почти не был.
А когда приехал… После того разговора единственный раз, когда мы сталкивались лицом к лицу, был вчера утром, неподалеку от места раскопок, куда я принесла работникам бурдюк с подогретым бодрящим напитком из морозных ягод и с добавлением смеси трав, которая, как секретный рецепт, из поколения в поколение передается в нашей семье.
Тьёрд кивнул мне и снова вернулся к какому-то очевидно очень важному разговору со своим инженером.
Так что, когда приближаюсь к алтарю, испытываю странное чувство тянущей боли и радости одновременно.
Они стоят там все втроем: Император с белоснежными волосами, Заклинатель костей со своей неизменной мягкой улыбкой истинного садиста, и мой будущий муж: в полных черных доспехах, начищенных до состояния матового стекла, но все еще кое-где заметно поцарапанных. На руках у него тоже перчатки – стальные, с острыми когтями на кончиках пальцев.
Только его голова – единственное, что не защищено вороненой сталью, про которую говорят, что ее не пробить ничем и даже не помять, хоть это не так.
Келлис’с, замечая меня, бьет друга по плечу.
Тьёрд поворачивается.
Не знаю, что бы я хотела увидеть в этих темно-красных глазах.
Восторг? Восхищение? Уважение? Каплю признания того, что взять меня в жены вместо более молодой и красивой Намары – не такая уж и глупость?
Генерал лишь приподнимает бровь, ведет по мне взглядом снизу-вверх.
Ждет, пока подойду ближе.
Но первым подает голос вовсе не он, а Император, одного присутствия которого достаточно, чтобы у меня пересохло в горле. Он не делает ничего, чтобы испугать или подчеркнуть свой статус, но от него, как и от каждого в этой троице, исходит аура страха. Самая сильная из трех, как мне кажется.
– Пожалуй, Тьёрд, – говорит Император, пропуская меня вперед, чтобы стала около мужа, – я готов признать, что она весьма… хороша собой.
– Это все волшебство красивых тряпок и украшений, – лениво улыбается Заклинатель костей. – Любая дурнушка преображается, если ее отмыть, почистить и одеть во что-то дороже крестьянского платья.
– Когда церемонии закончатся, Кел, – Тьёрд протягивает мне руку открытой ладонью вверх, – напомни, чтобы я выбил тебе зубы за неуважительный тон в сторону моей обожаемой жены.
Я пересиливаю себя, вкладывая пальцы в стальную руку.
И стараюсь делать вид, что не замечаю улыбок на их лицах.
