Текст книги "Проклятие для Обреченного (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)

Глава пятьдесят седьмая

О том, что в Красном шипе не все в порядке, становится ясно еще до того, как сам замок всплывает на горизонте. Я вижу несколько столбов дыма, пачкающих горизонт черными нитями.

Насколько все серьезно? Просто поджег? Или…?

Когда подлетаем ближе, я замечаю под стенами замка огромное халларнское войско. И не просто войско – в сущности, я бы не особенно удивилась, захоти Император покарать меня за гибель его лучшего генерала. Под стенами Красного шипа – и халларны с их стальными монстрами, и северяне. И даже несмотря на пережитое и помутившийся рассудок, я готова поклясться на чем угодно, что на шее каждого есть метка в виде треугольника и пяти исходящих из него лучей.

Это все-таки месть, но не от Императора.

Мы закладываем над головами осаждающих несколько виражей, но халларны не готовы стрелять по своим, хотя все происходящее внизу заставляет их тревожно перекрикиваться.

Поэтому просто приземляемся во дворе замка. Нас тут же окружают со всех сторон. Начальник гарнизона сосредоточен и, как мне кажется, сильно озадачен. Оно и понятно – тот союз, невольные приверженцы которого готовятся штурмовать стены, вряд ли мог ему привидеться даже в кошмарном сне.

– Кел’исс мертв, – говорит халларн – офицер, судя по его знакам отличия.

В двух словах рассказывает, что случилось у озера Медведя, о предательстве Скорбных дев и о том, что проклятые метки все равно не потеряли прежней силы, а значит их обладатели буду по-прежнему подчиняться тем, до кого еще не скоро дотянется карающая рука Императора.

– Замок не выстоит, – говорит начальник гарнизона. – Два дня, максимум, три. Дольше нам не продержаться.

– Уходите, – говорю я.

За обсуждением насущных проблем они совсем забыли о глупой северянке, которая позволила себе дерзость не скрыться с глаз «настоящих хозяев Севера», а продолжает стоять тут.

– Не тебе отдавать здесь приказы, женщина, – зло бросает начальник гарнизона. – Я держу ответ только перед своим командиром и Императором.

– Твой командир мертв! – Мне уже плевать, что грублю и ору в лицо человеку, который может запросто размозжить мне голову одним ударом кулака. – Его тело уже несколько дней лежит в холодной, обложенное льдом. Думаешь, он поднимется, чтобы наказать тебя?

Лицо начальника гарнизона багровеет, он шагает ко мне и заносит руку для удара. Напрягаюсь всем телом, но продолжаю упрямо смотреть ему в глаза.

Пусть бьет, я больше не боюсь.

Но удара нет. На самом излете закованную в сталь перчатку перехватывает другая, в точности такая же, но принадлежащая офицеру Кел’исса.

– У меня есть последнее распоряжение имперского Заклинателя Костей, – говорит он и оборачивается к одному из халларнов. Ему протягивают туго свернутый пергамент с внушительной сургучной печатью. – Он написал это незадолго до собственной гибели.

Начальник гарнизона подчеркнуто медленно берет пергамент, разворачивает и читает. Не знаю, что там написано, но халларну прочитанное явно не нравится. Он выразительно играет скулами, а затем – о Боги! – поворачивается ко мне и встает на одно колено, склоняя в покорности голову.

– Приказывайте, госпожа, – уже с почтением и уважением. – Мы можем эвакуировать всех людей, если на то будет твоя воля.

– Что там, в послании?

– Приказ, заверенный императором, в соответствии с которым именно вам следует подчиняться всем халларнским войскам, находящимся в расположении Красного шипа.

Что вообще происходит?

– Кел’исс предупредил, что мятежники могут организовать атаку на замок, госпожа. В этом послании он пишет, что в рядах защитников может возникнуть неразбериха из-за потери командира. Не буду скрывать, – он лишь на мгновение поднимает голову, оценивая меня еще раз, и снова склоняется в поклоне, – твоя кандидатура на роль лидера мне не нравится. Но на войне солдаты должны исполнять приказы. В особенности те, за которые уплачено кровью.

– Мне нужна помощь, – я до сих пор растеряна, но времени на долгие размышления все равно нет. Приходиться ориентироваться на ходу. – Одна я не справлюсь.

– Приказывай, госпожа.

Я очень хорошо знаю состояние Красного шипа, знаю его сильные и слабые места, знаю расположение всех потайных ходов, количество запасов еды в амбарах и хранилищах. Но я совершенно не разбираюсь в военном деле.

Поэтому с благодарностью принимаю помощь врага. Наверное, бывает время, когда распри и конфликты приходится отодвинуть в сторону, и попытаться хотя бы ненадолго о них забыть.

Наверное, сейчас именно такой момент.

Наверное.

Я не знаю.

Но еще раз предлагаю халларнам уходить. Они ничем не обязаны Красному шипу. Залежи синалума под ним действительно богаты, но за ними всегда можно прийти позже, с подкреплением. Незачем умирать прямо сейчас, ни за что.

Мне отвечают сдержанным: «Мы остаемся, госпожа».

Не знаю, похожа ли моя улыбка на улыбку искренней благодарности, но надеюсь, что так.

Сейчас я способна лишь на это.

По моему приказу во дворе замка собирают всех его обитателей. Им тоже не стоит умирать за камни, которые стали для них пусть уютной, но тюрьмой. Не за что умирать за женщину-предательницу, проклятую богами и людьми.

Я предлагаю им уходить и спасать своих детей и свои жизни.

И вижу в ответ смятение. Они – просто крестьяне и работники, не воины. Они хотят жить так же сильно, как этого хочет маленькая испуганная женщина во мне.

– Правда, что на нас идут и халларны, и северяне? – выходит вперед широкоплечий мужик.

– Да, – говорю и выдерживаю паузу, чтобы улегся испуганный рокот над их головами. – Не обязательно верить мне на слово – можно подняться на стену и увидеть все собственными глазами.

– Правду говорят, что все они того… захворали?

– Да. – И снова рокот в ответ. – Очень сильно и, к сожалению, необратимо. Они больше не северяне и не пришлые чужаки. Они… повинуются новому невидимому и очень опасному командиру.

– Но управляют ими халларны? – недовольно обводя взглядом чужаков за моей спиной, переспрашивает северянин.

– Да. Кто-то из отступников в их рядах.

– И все эти господа на стенах и драконах тоже собираются убивать своих?

– Там нет чужих и своих, северянин. Но если ты именно так ставишь вопрос, то мой ответ – да.

– Дивное будет зрелище, – усмехается кто-то в толпе.

– Поэтому я даже не призываю вас встать рядом со мной. Напротив, предлагаю уйти, потому что эти враги… Они никого не пощадят.

– А ты, госпожа? – вперед выступает тот самый бородач, который первым столкнулся с одержимыми. Сейчас выглядит уже вполне поправившимся и как будто даже раздавшимся в плечах.

– Я остаюсь.

– Север большой, госпожа. Иногда надо выжить, чтобы потом отомстить. Ты сама так учила.

– Какой из меня мститель? – Пытаюсь улыбнуться, но мои силы, наконец, иссякли. Их не хватит даже на самое маленькое притворство. – Я теперь чужая для собственного народа. Чужая для захватчиков. И даже если бы у меня был выбор, переселиться в столицу или остаться здесь – это все равно не выбор. Потому что Красный шип – мой единственный дом. Ни на Севере, ни на краю мира, мне нет места. Но мне есть за что и за кого бороться. И все это находится здесь, внутри этих стен.

Я знаю, что должна воодушевить этих людей, взбодрить и вселить в них надежду на лучшее. Но еще я знаю, что лучшее для них – уйти, пока еще есть время.

Как я могу сказать им, что ни за что в жизни не оставлю глубоко под Красным шипом собственного сына, покоящегося в утробе темной? Как могу сказать, что не в силах уйти от тела Тьёрна? Что до последнего буду надеяться на его возвращение, даже если стены замка рухнут мне на голову?

Я не могу и не хочу использовать этих людей для собственного выживания. Пусть во мне не осталось чести, никогда не было гордости и смелости, но…

Я всегда любила свою землю и свой народ.

– Нам дадут оружие? – спрашивает бородач, лихо приосаниваясь, словно собирается с девками на танцы.

– Да, но…

– Тогда приказывай, госпожа, – не дает закончить. – Только, госпожа, надеюсь, после славной потехи, нам дадут поганого халларнского пойла. В жизни не пил такого дурного вина. Охота распробовать еще.

Глава пятьдесят восьмая

У нас две основных проблемы.

Точнее, даже три. Просто первая – основная, и, если решаться другие – эта тоже сойдет на нет.

Проблема общая: чтобы выжить, нам нужно максимально тянуть время. Самостоятельно осаду не снять. Халларны уже отправили воронов, но когда еще придет эта помощь? И придет ли вообще, когда, кажется, весь Север кипит и взрывается от все новых кровавых столкновений?

Вторая проблема – у наших врагов есть те халларнские машины, их которых выстреливает разрушительная огненная мощь. Одного «нашего» дракона эта адская машина уже сбила. Стальные монстры слишком неповоротливы. Им нужно успеть набрать высоту и скорость, чтобы эффективно атаковать с высоты, но халларнская машина, установленная где-то у леса, отлично справляется с их удержанием. Кроме того, командир докладывает, что в сторону замка движется еще одна группа одержимых. И у них с собой еще три пушки. И это уже по-настоящему большая беда, потому что тогда огненным градом покроют и стены замка, а всех нас просто похоронят под его обломками.

И проблема последняя: из-за раскопок под замком замок очень сильно пострадал, особенно в тех местах, где оползали плохо укрепленные стены. Я до сих пор не знаю, сколько разрытых каналов затопили водой, сколько зарыли обратно, но наверняка есть тоннели, через которые можно пробраться в замок под землей. И наши враги обязательно этим воспользуются.

– Если они доставят к стенам еще пушки, нам не устоять, – говорит начальник гарнизона.

– Известно, где они сейчас? – спрашиваю я.

– Вот здесь, – тычет пальцем в карту. Прямо в речку Тину в районе ее самого узкого места. Весной она разливается так, что форсировать ее можно только вплавь. О том, чтобы перебросить через нее тяжелых монстров, речи не идет вообще. Но сейчас снег в горах еще и не начинал таять, потому у одержимые есть все шансы пройти ее вброд. – Готовятся к переправе.

– Можно попробовать их перехватить, – говорит халларнский офицер, поддержавший меня по нашему прилету. – Десяток хорошо вооруженных воинов справится.

– Вы не успеете, не зная троп, – машу головой. – Допустим, даже незаметно покинете замок. Дальше только одна дорога, но она дает большой крюк. Можно пройти через болота, вот здесь, – показываю на карте, – но уже сейчас там разлив.

– Нужен проводник, – соглашается офицер.

– Местный, – уточняет второй.

– Вы готовы идти с северянами? – в лоб спрашиваю я. – Готовы доверить это моему народу? Мы знаем эти края лучше вас, мы быстрее и незаметнее.

По лицам обоих понятно, что идея им не по душе. Гордых воинов задевает, что дикари могут в чем-то их превосходить. И, согласившись со мной, они, будут вынуждены доверить свои жизни тем, на чью землю пришли с огнем и мечом. Тем, кто проклинал их каждый свой вздох. И кто каждый день молил богов дать в руки меч и силу, чтобы убить каждого чужака

– Ты доверяешь им? – спрашивает офицер.

– Ровно настолько же, как и вам.

– Это будет непростое испытание для всех нас, госпожа. – Он криво усмехается.

– Мои отец и… муж, – проглатываю отчаяние, – учили меня, что на войне никогда не бывает просто.

– твоя правда, госпожа. Прикажи позвать человека, который будет говорить от имени твоего народа. Нам нужно будет детали.

Когда в зале появляется бородач, уже вооруженный тяжелым топором, на некоторое время повисает напряженная пауза. Тишина такая, что слышно потрескивание горящих факелов и шелест нехороших мыслях в каждой голове.

– Госпожа, – склоняет голову северянин. При этом его глаза пристально следят за халларнами.

– Проходи. И помни – ты всегда можешь отказаться.

Он, конечно же, не отказывается.

Что ж, теперь наши жизни зависят от стольких странных союзов, что даже дожить до следующего утра будет делом непростым и даже немного интересным.

Десять самых крепких и опытных северян отправляются в путь уже через пару часов.

Провожаю их подземным ходом, но, когда возвращаюсь, меня накрывает гулом где-то над головой. Замок словно делает глубокий вдох, и я невольно замираю, опасаясь – и не зря – что на выдохе эти стены просто рухнут, как неуклюжий детский замок из снега. Успеваю пробежать три лестничных пролета вверх, прежде чем меня настигает странное шуршание. Оно становится громче и громче, и волна жара чуть не сбивает меня с ног. Воздух накаляется до такой степени, что становится нечем дышать. Инстинктивно вжимаюсь спиной в стену – и с ужасом замечаю, как сквозь проплешины в каменной кладке просачиваются раскаленные струйки оплавленной породы. Невозможно поверить, чтобы твердый камень может вдруг стать жижей, но именно это происходит прямо у меня на глазах.

Кажется, я понимаю, что произошло – халларны разместили двух драконов возле раскопа, чтобы хотя бы ненадолго сдержать попытки врага воспользоваться этой лазейкой. И теперь стальные чудовища громко и грозно огрызаются в ответ огнем. Один дракон уже перелетел через стену, но второму, похоже, так не повезло.

Новый удар настигает меня так неожиданно, что едва не оступаюсь на узких ступенях.

Но на этот раз голова едва не взрывается от отчаянного вопля Темной.

Она зовет меня снова и снова, умоляет, как смертельно раненное животное.

Я чувствую ее боль и ее страх, словно они – мои собственные.

Только боится она не за свою жизнь.

Я забываю обо всем, оставляю позади собственный страх и несусь обратно вниз.

Только бы успеть!

Самая жаркая волна улеглась. Но камни все еще очень горячие. Несколько раз обжигаюсь, случайно коснувшись стены рукой. Но все эти ожоги кажутся ничем, когда выбираюсь к спуску на самое дно конусообразного провала. Здесь всюду – ярко-алое зарево, словно перед сумерками. Это синалум, который тут и там виден в стенах и под ногами – он течет прямо из стен, превращаясь в почти полноводную реку.

И я снова бегу. Темная зовет настолько пронзительно, что у меня разом болят и сердце, и душа.

Ниже, ниже. Оступаясь и поскальзываясь, падая и вставая. Здесь уже не так светло, но из-под потолка падают тяжелые капли расплавленной породы. Несколько из них заставляют меня вскрикнуть, когда прожигают одежду и оставляют ожоги на коже. Но я слишком тороплюсь, чтобы тратить время на боль – просто стряхиваю на землю то, что еще не въелось в плоть, и бегу дальше.

На самом дне все так же клубится туман, в котором изменяется и перетекает из формы в форму нечто из другого мира. Добираюсь до Темной, когда собственная голова переполняется образами далеких и непонятных мне разрушений. Я словно вдруг вспоминаю гибель целых миров и цивилизаций. И каждый раз это горы мертвых тел, реки крови, выжженные пустоши и метания обезумевших стихий. Только раз перед моим мысленным взглядом возникает образ тихого зеленого мира, где среди густых лесов и плодородных равнин я с большим трудом различаю останки былой цивилизации. Здесь давно нет людей, их память хранится только в нелепых скелетах высоких зданий. Здесь все прошло тихо и быстро, мгновенно. Ужаснее всего.

– Перестань, – хриплю, вступая в туман и трясу головой, чтобы избавиться от непрошенных образов. – Прекрати!

– Каждый раз одно и то же. – Я не знаю, как она говорит, не знаю ее языка, но понимаю каждое слово. – Во всех мирах. Во все времена. Всегда только война.

– Вы уничтожили собственный мир, – говорю, уверенная в собственной правоте. – Я видела поле боя, видела то, что осталось от таких, как ты.

– Наша злоба была слишком сильной. – Она даже как будто вздыхает. – Она не исчезла вместе с нашими телами. Мы не уничтожали свой мир, глупая человечка, мы обратили его против себя. Мы проиграли. И ярость поражения сделала нас безумными.

– Ты не кажешься сумасшедшей.

Она как будто смотрит внутрь меня.

Возможно, это лишь мое воспаленное воображение, но меня словно пробуют на вкус.

– Вы что-то изменили. – Теперь я уверена, что это вздох, но в нем облегчение, как будто с плеч сняли непосильную ношу. – Ты и Он.

Темная не дает задать рвущийся из груди вопрос.

Она вбирает в себя алый туман и мгновенно превращается в почти точную, но гигантскую копию меня. Темная стоит на четвереньках, но даже так мне приходиться задирать голову, чтобы смотреть в ее немигающие глаза. Теперь в них нет ни безумия, ни злобы.

Только невероятно глубокая тоска.

– Береги нашего сына, маленькая человечка.

Когтистой рукой она с силой полосует себя по внушительному животу.

Вопль боли отбрасывает меня назад. Я на время словно проваливаюсь в пустоту – глохну и слепну.

Красные камни, расположенные вокруг Темной, лопаются один за другим, и даже когда прикрываюсь руками, меня все равно поливает опасным градом осколков.

– Возьми его…

Моих окровавленных рук касается что-то теплое и влажное.

Инстинктивно прижимаю дар к груди. Крепко. Сливаюсь с ним сразу и накрепко.

– Мы больше не чувствуем боли, маленькая человечка. Благодарю.

Как я выбираюсь наружу? Не помню и не хочу вспоминать.

Но когда кто-то пытается забрать из моих рук маленькое тельце, громко шиплю, как защищающая собственного детеныша дикая кошка.

Мне нет дела до всех этих удивленных взглядов.

Это наш ребенок. Мой и Тьёрда.

Это наш сын.

Глава пятьдесят девятая: Тьёрд

Я открываю глаза и не могу понять, где нахожусь и что происходит. На задворках сознания еще свежи образы бесконечного сражения. Не моего сражения, но частью которого я почему-то невольно стал. Как будто я очень долго воевал под знаменами чужих армий в сотнях тысячах миров. Не по своей воле, но по зову тьмы в моей крови.

Кругом темно и очень холодно – чувствую лед даже в костях. Впервые в жизни невольно хочется обхватить себя руками и покрепче растерять окоченевшие плечи.

Лишь постепенно приходит ощущение собственных рук и ног, получается вертеть головой, приподняться. Кажется, лежу на деревянном столе. Перекатываюсь набок, ощупываю ногами пол.

Я не голый, но и не в той одежде, в которой… умер?

Я умер.

Неприятно жжет в груди, когда понимаю, что я действительно перестал дышать. Не выключился, как это случалось, когда Тьма во мне сжирала слишком сил, а окончательно шагнул за грань, потому что ради спасения своей жены дал выпить себя без остатка. Досуха.

Это случилось там, на утесе с отличным видом.

Тогда что происходит сейчас?

Откуда-то из-за стен доносятся знакомые и будоражащие кровь звуки – лязг метала, далекие взрывы, предсмертные крики и победный рык, рев пламени драконов. Я чувствую запах гари, кажется, всем телом, а не только ноздрями.

Это точно битва.

Тьма призвала меня на еще одну войну?

Мне еще очень трудно ходить, но сидеть и выжидать не могу. Шарю вокруг. Здесь ничего нет, кроме больших кусков льда.

Моя дикая северная кошка не похоронила меня? Ждала… чего?

Натыкаюсь на дверь, но та, похоже, заперта снаружи. Не знаю, зачем запирать мертвеца, вряд ли чтобы не сбежал. Или меня хотели похитить?

Сжимаю в кулак стальную руку и бью в дверь. Та с грохотом слетает с петель, падет у противоположной стены.

Кажется, для мертвеца я весьма неплохо себя чувствую.

Это точно Красный шип, узнает его коридоры. Но что происходит снаружи?

Быстрее с каждым шагом. Увереннее с каждым шагом. Да я таким сильным себя никогда не чувствовал. Кажется, что готов горы свернуть.

Впереди маячит светлое мятно – и звуки битву становятся громче.

Выскакиваю на каменную галерею. Влево и вправо от нее – лестницы вниз, во двор. И во дворе идет отчаянная рубка. Халларны и северяне стоят спиной к спине в самом центре, а на них со всех сторон наседают одержимые – кто с оружием, кто так, довольствуясь собственными зубами и кулаками. Северян-защитников гораздо больше халларнов, и их лица мне не знакомы. Откуда они?

У защитников замка нет никаких шансов. Они дорого продают свои жизни, но численный перевес на стороне противника. И большой перевес.

Одним прыжком перемахиваю через парапет и приземляюсь во дворе. Я меня нет оружия, но оно мне и не нужно. Во мне что-то изменилось, и изменилось сильно. Я больше не чувствую давления постоянной злобы, не вижу кровавых образов, не слышу шепота, призывающего убивать. Есть только какая-то уверенность, что все будет хорошо.

На меня обращают внимание и атакуют. Слаженно, не мешая друг другу, с разных сторон. Отбрасываю всех легким взмахом руки. Жаль, что от метки их уже не избавить, но легкую и быструю смерть я подарить им могу.

Дальше, к своим людям.

Надо видеть выражения их лиц – смесь благоговейного ужаса и едва сдерживаемого триумфа.

Мы методично зачищаем двор, затем поднимаемся на стену, одну за одной сбрасываем стоящие там лестницы. Вдали, в небе, точно чего-то опасаясь, кружатся два дракона.

– Все вопросы потом, – обрубаю сразу, когда натиск осаждающих становится немного слабее. – Что здесь происходит? Где моя жена?

– Госпожа в крыле для прислуги, выхаживает раненых.

Меня быстро вводят в курс дела. У нас явные проблемы. Та пара драконов – не наша, выжидают удобного момента, чтобы атаковать. Но побаиваются, потому что у нас есть пушки. Правда, их боезапас почти на исходе.

– Откуда пушки?

– Трофеи. – Говорит бритый на лысо северянин. – Отбили на Тине. Ты меня не знаешь, генерал, не смотри с таким подозрением. Мы делаем огромную ошибку, помогая вам, но появление среди нас одержимых временно сместило нашу ненависть. Мы сначала убьем их, потом вернемся к вам.

– Благодарю.

И мне совершенно несложно склонить перед ним голову. Не знаю, смог бы я на их месте поступиться принципами и правом мести, чтобы в одной битве объединиться с ненавистным врагом.

– Разве ты не должен быть мертв? – интересуется северянин.

– Я и был мертв. Но вы тут без меня плохо справлялись. Боги расстроились и послали меня показать вам, за какое место надо держать топор.

Северянин глухо смеется – и на стены начинается новая атака.

Позже, отбив очередную волну, мы можем немного передохнуть. Но я спешу прочь, спешу увидеть Дэми.

Сейчас даже кажется, что когда все закончится, я – тот еще безбожник – поблагодарю богов за то, что дали мне сдохнуть. Дали перейти за грань именно тогда и именно так – глядя на то, как моя маленькая, но отчаянно храбрая дикая кошка смотрит на меня без злобы и ненависти.

До сих пор помню ее полные слез глаза.

Ее тихий голос.

Как глотала слезы и просила меня – ее врага на всю жизнь – не умирать.

Я проглатываю едкий дым и, перебираясь через каменный обвал, быстро иду дальше.

В крыле для прислуги жарко, натоплено и людно. Здесь собрались женщины, дети, старики, а еще раненые – много раненых. И снова очень много северян. Сколько же сотен их пришло? Как будто со всей округи.

Кто-то наверняка узнает меня, потому что над головами раздается сдавленный стон, и я замечаю пару рук, осеняющих себя какими-то знаками. Наверняка защищаются от призраков. Хотя, судя по происходящему, лучше бы им перестать бояться покойников и начать переживать за происходящее снаружи.

И смешно, и грустно, но весь мой воинский опыт подсказывает, что у нас не так много шансом дожить до утра.

Свою жену я вижу почти сразу. Стоит возле деревянной бадьи и моет руки. Ее платье, ее передник, даже лицо и волосы – все забрызгано кровью, испачкано сажей.

Она такая… очень хрупкая.

Почему раньше не замечал?

Понимал, что сильная и смелая, и что всегда упрямо смотрит в глаза, но как-то не видел за всем этим маленькую хрупкую женщину, которая тащит на своих плечах больше, чем может вынести любой здоровый мужик.

Тащит – и не ноет.

Потому что сильная.

Потому что не привыкла ломаться.

Мне руки ломит где-то в локтях – так хочется сгрести ее в охапку, прижать к себе и напомнить, что мы с ней – одно целое.

Что ее голос вывел меня из Тени.

Что это ее я слышал, когда блуждал неприкаянным призраком в цартсве смерти, и ждал, когда кто-то сожрет мою душу.

Ее голос.

Демоны все задери!

Я успеваю сделать только шаг.

И Дэми оглядывается назад.

Порывисто, резко, как будто кто-то шепнул ей на ухо, что призрак вернулся с того света.

Наши взгляды пересекаются.

Я вижу, как меняется ее лицо.

Усталость, тяготы минувших дней, недосып, боль за чужие жизни, невыплаканные слезы – все слетает с нее, словно тонкие пергаментные маски. Слой за слоем, вместе со слезами, которые катятся по ее измученному, испачканному сажей, изуродованному парой шрамов лицу.

Руки безвольно повисают вдоль тела.

Нижняя губа дрожит, рот открывается – но я не слышу ни звука.

Моя дикая кошка.

– Тьёрд? – едва слышно, шепотом. – Тьёрд?

В глотке предательски першит, потому что в том, как она произносит мое имя, столько нежности, что под ней можно сдохнуть, как под обвалом в горах.

– Ты… вернулся.

Она закрывает рот обеими руками.

Мотает головой, изо всех сил жмурится и когда открывает глаза – они уже красные от слез.

– Привет, жена, – глухо, едва узнавая собственный голос. – Ты тут без меня, гляжу, совсем не справляешься.

– Я ненавижу тебя, Потрошитель!

– А я, знаешь, кажется готов выстелить свою проклятую душу к твоим ногам.

Она плачет, кусает губы и еле-еле, на исходе сил, протягивает руки.

Я, наплевав на все разделяющие нас принципы и цели, на наше тяжелое прошлое, налетаю на нее как таран.

Сковываю обеими руками.

Приколачиваю к себе объятиями – намертво, на веки вечные.

У нее так бешено колотится ее сердце.

– Я знала! – Дикая кошка скребет ногтями по моей рубашке на плечах. – Я знала, что ты вернешься. Я знала, знала… Я никому не позволила… Я… ждала тебя…

– Я слышал тебя. Там, в Тени.

– Правда? – Она смотрит на меня и плачет еще сильнее. Как будто только сейчас, именно в эту секунду, она – вся на ладони, голая передо мной, настоящая.

Моя каждой своей мыслью.

Чуть ослабляю объятия и позволяю себе насладиться глубиной ее заплаканных глаз.

– Разве северные женщины должны быть такими плаксами? – Мне до смерти хочется ее поцеловать, но я же тогда просто подохну от вкуса этих искусанных желанных губ.

– Северные женщины должны быть живыми. – Шмыгает носом. – Как и их мужчины.

Мне хочется сказать ей так много, но у нас совсем нет времени.

Те, кто остался за стеной, не станут ждать, пока мы наговоримся.

– Наш сын?

Я знаю, что моя дикая кошка никому не позволила бы к нему притронуться. А если бы что-то помешало ей защитить нашего мальчишку… Вряд ли бы я нашел ее среди живых. Потому что моя северянка даже в смерти прижимала бы сына к груди, чтобы оберегать его даже в самых темных уголках мертвых земель.

Ее губы трогает теплая улыбка.

– Он в безопасности, муж.

Что еще нужно знать мужчине, чтобы в одиночку выйти против целого мира? Только то, что его женщина и его ребенок в безопасности.

Но я, к счастью, уже не один.

– Много погибло? – обвожу взглядом ряды раненых. Сегодняшний день для многих стал последним. А многие из тех, что еще дышат, отойдут в иной мир еще до захода солнца.

Я видел достаточно ран, чтобы понимать, какие из них не залатать и не вымолить у богов.

– Много умрет от ран, – как будто читает мои мысли Дэми. – У нас даже перевязочного материала почти не осталось. Снадобий нет. И… я немного… боюсь, что Красный шип не выстоит.

Какой-то внутренний порыв заставляет взять ее за руки.

Вот так просто – сжать ее дрожащие и перепачканные кровью ладони в своих пальцах.

С нажимом.

Громче любых слов.

«Теперь все будет хорошо, жена».

Я говорю это взглядом, но она кивает.

Не знаю, что нас теперь связывает – возможно, печать Тени осталась в душе каждого – но уверен, что до конца дней мы будем чувствовать друг друга даже через моря и океаны.

– А теперь, жена, разреши мне заняться тем, что я умею делать лучше всего.

Моим кровавым ремеслом.

Вот уж не думал, что наступит день, когда императорский Потрошитель применит его о благо.

Выпускаю свою жену из объятий и шагаю к ближайшему лежащему на полу раненому. Это северянин – и у него рассечен живот. Рана сильно воспалилась, бедняга уже одной ногой стоит на пороге обители предков.

Нет, воин, твоя битва еще не закончилась.

Протягиваю над ним стальную руку – и вокруг той появляется белое свечение. Поворачиваю руку ладонью вверх, медленно сжимаю пальцы. И за то время, что моя рука превращается в кулак – рана северянина затягивается до состояния едва различимого рубца. Проходит несколько мгновений – и мужчина открывает глаза. Смотрит на меня с недоверием и непонимание, а затем ощупывает собственный живот.

– Не время отлеживать зад, воин. – протягиваю ему руку, за которую тот хватается и в один рывок встает на ноги. – Твой меч мне все еще нужен.

Не жду, пока он окончательно придется в себя – иду к следующему. От него дальше – и так, пока не обхожу все крыло.

В голове порядком шумит, но зато за моей спиной уже какая-никакая, а приличная группа воинов. Некоторых из них я буквально вытащил с того света.

Всю свою жизнь я только то и делал, что убивал. После смерти, когда Кел’исс поднял меня с Темной в груди, число смертей на моих руках увеличилось еще сильнее. И я не надеюсь заслужить у богов прощение за каждую отнятую жизнь. Я не изменился, я по-прежнему служу Империи. Но дарить жизнь, видеть, как человек возвращается из-за порога небытия, – невероятно.

Это стоило того, чтобы умереть второй раз.

– Оставайся здесь, – говорю, обращаясь к Дэми. Та уже примеряет к руке легкий меч, чтобы идти с нами. Да и другие женщины от нее не отстают.

– Место северной женщины рядом со своим мужем, – упрямится она, но я все-таки отнимаю у нее оружие.

– Я вернусь, кошка.

– Пообещай мне, – требует она. И еще настойчивее: – Поклянись, Потрошитель, что никакая сила, ни добрая, ни злая, не отнимет мужа у жены и отца у сына! Поклянись всеми своими проклятыми богами, или я поклянусь, что вытащу тебя с того света еще раз, и собственными руками…

Я притягиваю ее за грудки.

Быстро и сильно, так что с размаху врезаемся друг в друга губами.

Мне ее поцелуй – как воздух.

Как молодое крепкое и дурное вино, от которого кружится голова.

Как игла в сердце, без которой уже не жить и не дышать.

Дэми обвивает мою шею руками, целует так жадно, что даже сейчас, в пылу битвы, когда на наши головы вот-вот может обрушиться новая напасть, мне хочется послать все к бесам и потащить ее в постель.

– Поклянись, Тьёрд, – уже слабым и дрожащим от страха голосом. – Я не переживу потерять тебя снова. Я… очень…

– И я люблю тебя, Дэми, – опережаю ее.

Как гора с плеч.

Как будто прошел через огонь – и закалился в нем, словно в горниле.

– Обещаю, что вернусь к тебе, – произношу свою клятву. – И сделаю все, чтобы вернулись все, кто пойдет со мной.