Текст книги "Проклятие для Обреченного (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Она уже кричит не сдерживаясь.

Моя спина и плечи в крови исцарапаны в кровь.

Я вколачиваю ее в постель, уже не в состоянии себя контролировать.

Дэми напрягается подо мной всем телом, как будто и правда балансирует на грани жизни и смерти.

На секунду все-таки дарит мне сумасшедший, удивленный, пьяный взгляд.

Возможно, я придумываю, потому что и сам не очень трезв сейчас, но мне видится там радость, что здесь и сейчас в этой постели – именно я.

Поэтому роняет мое имя в каждом из стонов, которые рвутся из нее вместе с удовольствием и дрожью.

Я кончаю сразу за ней: отпускаю напряжение, которое носил в себе все эти недели, выплескиваясь в жену струями семени.

Опускаюсь на нее – и Дэми лежит, притихнув и едва-едва вздрагивая от моих последних движений в ней. Не хочу выходить из нее, хочу продлить это мгновение как можно дольше, оттянуть неизбежный возврат реальности и накала наших недоотношений. Кажется, сейчас именно тот момент, когда мы действительно стали одним целом и, возможно, даже понятным друг другу. Хотя бы немного.

В душу через постель – возможно ли такое?

Не знаю.

Вряд ли вообще хочу знать.

Глава сорок третья

Я очень плохо сплю эту ночь. Наверное, не сплю совсем, а до самого утра плаваю в какой-то тяжелой темной жиже из звуков и цветов.

Окончательно прихожу в себя только к полудню, когда солнце поднимается совсем высоко. Замок давно живет своей жизнью, а меня как сквозь строй солдат протащили. Я усталая и разбитая.

Рядом мельтешит Баса, справляется о моем здоровье, не надо ли чего принести сюда, прямо в комнату, но ее настырность только раздражает. С трудом сдерживаюсь, чтобы не сорваться на нее. Она ни в чем не виновата и просто пытается хорошо делать свою работу.

– Воды. Холодной воды. Целое ведро. Принеси и оставь меня одну.

Я отключаюсь и вновь прихожу в себя, когда служанка аккуратно, но настойчиво, трясет меня за плечо.

– Может, что по женской что? – немного настороженно спрашивает она.

Очень хочется сказать, что по женской части у меня действительно есть небольшие проблемы, но случились они не сегодня, а в одну «прекрасную ночь», когда меня навестили два «добрых господина!. А если она хочет самолично увидеть головы этих господ, то может прямо сейчас это сделать, заглянув в комнату Намары или Геарата.

Но ничего такого я не говорю. Просто дергаю плечом, избавляясь от ее навязчивости.

– Иди, я спущусь позже.

Баса медлит, топчется в дверях, но быстро исчезает, стоит бросить в нее раздраженный взгляд.

Голова очень тяжелая.

Медленно наклоняюсь вперед, сидя на стуле, зачерпываю руками ледяную воду. То что нужно. Сижу так, пока не начинают неметь пальцы и только потом вынимаю руки, напоследок бросив пригоршню ледяной воды себе в лицо.

Вздрагиваю и тяжело выдыхаю. Лучше не стало, но я на это и не рассчитывала. Хорошо, что хоть дышать стало чуть легче и тело подало сигналы, что живет, хоть и болезненно.

Как не после брачной ночи, а… с жертвенника.

Не хочу идти вниз. Не хочу попадаться на глаза Тьёрду. Да и вообще никому. Это отравление. Наверняка отравление. И очень сильное. Но если я самостоятельно поднялась с кровати и сделала несколько шагов – не все еще потеряно. Я далека от мысли, что кто-то нарочно хотел меня отравить. Не того я птица полета. Да и какой смысл? Даже по законам Севера Красный шип теперь принадлежит Тьёрду. Буду я жить или отправлюсь к предкам прямо сейчас – всем плевать, теперь эти земли – его целиком и полностью.

Есть, конечно, добрая сестренка с отчимом во главе. И они вполне могут решиться на что-то подобное. Но почему сейчас? Чего выжидали? Уж возможности у них точно были: Красный шип, хоть и находится под постоянно защитой халларнских воинов, но они стерегут нас снаружи, а внутри мы вполне могли бы перегрызть друг другу глотки.

Но все равно очень странно. Отчим не может не понимать, что окажется в числе первых подозреваемых. А после гостинцев Тьёрда он и так ходит белее мела. Кажется, даже немного похудел от переживаний, хоть Геарат так же далек от худобы, как Север – от Песчаных земель на другом краю мира.

Остаются еще свадебные гости. И если так раздумывать, то отравителем может быть каждый приехавший на свадьбу северянин. А этого разнообразия «зачем и почему» мой несчастный разум уже не выдержит. Но я обязательно подумаю обо всем этом позже. Может, завтра, когда немного приду в себя.

Медленно встаю и разворачиваюсь на месте. Мельком бросаю взгляд в зеркало. Лучше бы и не смотрела. Странно, что вообще дышу с таким-то серым лицом и провалами под глазами. Я точно провела вот так лишь часть ночи, а не прошлые… сто лет?

Мелкими шагами иду обратно в кровать.

Как же все болит... Голова так буквально на части раскалывается. Непроизвольно вспоминаю недавний случай со стариком. Кажется, у него были примерно такие же глаза. А что если со мной происходит то же, что и с ним? Немного иначе, но то же самое. Я же с трудом подавила в себе желание наорать на служанку. Как бы не получилось, что в следующий раз просто вцеплюсь той в горло.

Лежа, чувствую себя лучше. Немного, но лучше. По крайней мере не подворачивает от каждого звука.

В памяти всплывает какой-то огонь. Очень горячее и яркое пламя. Я даже не сразу понимаю, откуда эти образы взялись в моей голове. Просто вдруг вспыхивает словно из ниоткуда: то ли сон, то ли воспоминания из прошлого. Или это еще одно проявление отравления?

Я помню тени в огне. Или одну тень, но очень большую, размазанную рваными краями, словно на ветру. И много людей. Странные, с пустыми непроницаемыми глазами, с совершенно одинаковыми лицами. Как куклы.

Помню собственный крик. От боли? Не уверена. Скорее, от страха и ощущения близости чего-то очень странного и непонятного. На мне нет одежды, кожа горит в горячем душном и безветренном вакууме. Извивалась на каком-то камне, как одержимая. Со мной что-то делают.

Я помню острую сталь и тонкие иглы. Чужие руки, опаляющий свет перед глазами. Из меня что-то вынули. Не могу даже примерно понять, что именно. Но ощущаю себя абсолютно пустой.

Судорожно цепляюсь пальцами в ночную рубашку, задираю ее до самой груди, отчаянно елозя на месте – ничего. Я по-прежнему все та же порченая Дэми с ужасным шрамом на животе. Кривлюсь от омерзения к самой себе. Наверное, у Тьёрда не все нормально с головой, если он может хотеть это. С другой стороны, я никогда не смогу забеременеть и подарить ему сына, которого он воспитает в лучших традициях халларнов, и который когда-нибудь, взяв в руки меч, повернет его в сторону моего народа. Если к тому времени от северян еще кто-то останется.

Почему-то от этой мысли на душе становится так тоскливо и больно, что одергиваю сорочку, перекатываюсь набок и утыкаюсь лицом в подушку. У меня уже нет слез, чтобы выплакать боль своей ущербности.

Кем мог стать мой ребенок? Мой мальчик. Почему-то я уверена, что первенцем у меня был бы мальчик. Он бы стал великим и могучим воином, от одного имени которого дрожали бы даже горы? Он бы посвятил себя наукам и просвещению, стал бы мудрым и справедливым правителем на землях своих предков? Я никогда этого не узнаю.

Постепенно мысли перестают перебирать образы минувшего кошмара. Мое дыхание выравнивается, и я даже рискую вновь перевернуться на спину, но вытаскиваю из-под головы подушку и прижимаю ее к животу. Просто так, чтобы хоть на мгновение почувствовать, каково это, знать, что внутри тебя зарождается и развивается новая жизнь? Разговаривать с ней, гладить собственный большой живот и смотреть на любимого мужчину, пытаясь угадать, что в нашем сыне будет от его оцта или деда.

Я все-таки плачу. Не громко, не навзрыд. Тихо скулю в полном одиночестве и осознании собственной никчемности. Когда-нибудь я окончательно свыкнусь с мыслью, что покину этот мир, не оставив после себя никого.

Когда-нибудь.

Но сейчас я хочу просто поплакать.

Глава сорок четвертая: Тьёрд

Приходит время – и отступает даже лютая северная зима. Солнце все сильнее пригревает с каждым днем, дороги развезло, а кое-где даже виднеется первая зелень. Отвратительная погода для дальних бросков и длительных перемещений войск. Особенно, если двигаться приходится с обозами.

Я никогда не обсуждал с Дэми свою работу по принуждению ее народа к миру. Никогда не делился с ней подробностями своих частых вылетов, не рассказывал о том количестве чужой крови, что навсегда впиталась в мою душу. Я – убийца. Человек, которого боятся и ненавидят. Поначалу это всегда льстит и даже нравится. Приятно ощущать собственное превосходство и силу. Приятно побеждать, втаптывая в грязь чужие флаги и чужих богов. Приятно раздвигать границы собственной империи вширь и вдоль.

Но приходит время – и все это надоедает.

Я перестаю видеть цель во всем том, что мы сделали. Перестаю видеть свет в конце дороги, по которой мы идем. Да и был ли там этот свет? Кажется, мы всегда шли наугад, когда пытались различить очертания будущего великого мира, объединенного под рукой одного Императора.

А теперь, когда наши цель почти достигнута, я чувствую какую-то опустошенность.

В моем случае причина точно не в приближающейся старости, я навсегда останусь в том возрасте, в каком когда-то умер. Но, возможно, мне действительно пора обосноваться на одном месте, а собственное положение передать более дерзким и амбициозным? Я достаточно сделал для империи, чтобы заслужить в качестве благодарности небольшой замок в одной далекой северной провинции.

Усмехаюсь собственным мыслям – я ведь действительно готов добровольно сложить с себя бремя имперского генерала. Но не готов отдать его абы кому. Пожалуй, только одному человеку – лучшей копии себя. Ни больше, не меньше.

– Снова улетаешь? – спрашивает Дэми, щурясь под лучами припекающего солнца. Ветер едва касается ее волос, убранных под сверкающими камнями тонкой диадемы.

Она вышла во двор, где я осматриваю своего дракона, готовя его к очередному вылету. Никогда не доверяю это дело чужим людям. Хочу быть уверенным, что ничего не пропустил и, если что, винить только себя.

– Да.

– Ты слишком слаб… Тьёрд.

Она чертовски права. За последние дни я сильно сдал. Я все еще твердо стою на ногах, но это дается все сложнее. Еще несколько недель – и от имперского генерала останется одно воспоминание. Поход в Тень вышел мне дорогой ценой. Не думал, что тварь в моей груди настолько истощила меня, а ведь Келис’с предупреждал.

А мне как-то вдруг расхотелось подыхать.

Вот и барахтаюсь, как лягушка в молоке.

А на самом деле просто отодвигаю неизбежное. Снова и снова. Проблема в том, что сделать это самостоятельно уже не могу. А Келис’с слишком занят, чтобы сорваться ко мне. Значит, придется навестить его самому.

Я знаю, где он находится. Знаю, чем занят. Кажется, у всех нас могут быть большие проблемы и при плохом исходе все победы империи не будут стоить ровным счетом ничего. Никакой четкой определенности. Какие-то возмущения на границе между мирами, какая-то напряженность в Тени. Эта напряженность возникала и раньше. Намного раньше того времени, когда халларны впервые открыли проход в Тень. Люди исчезали не просто так. Они обозначили ту грань, где два мира соприкасались наиболее часто и наиболее тесно.

И это повторяется снова, но уже здесь, на Севере.

Повторяется с размахом, с куда большими возможными последствиями. Келис’с никогда не был паникером, но его последние донесения намекают на то, что Заклинателя очень беспокоит близость Тени к Северным землям.

Слишком быстро мы принесли сюда всю эту грязь.

Такого раньше никогда не случалось.

«Война всегда притягивает беду, – сказал мне один умирающий старик далеко на востоке отсюда. – Вселенная не может быть равнодушной к вашему злу. Когда-нибудь ее чаша терпения переполнится – и кровавая Империя сдохнет под тяжестью собственных знамен».

Тот старик был безумцем и умер в муках. Я не помню его лица, но слова до сих пор звенят в моей голове. Все громче и громче с каждым днем.

– Я должен вернуть себе прежние силы, кошка. Помнишь нашего доброго друга, Келис’са и его громкую женушку?

Дэми громко фыркает, а я наслаждаюсь видом румянца на ее щеках.

– Помню.

– Мне без него не справиться.

Она бросает взгляд в мою сторону и плотнее заворачивается в плащ, чтобы спрятаться от промозглого ветра.

Обхватывает себя руками, пробегает пальцами по плечам.

Опускает их ниже.

Как бы невзначай прижимает к животу.

Неосознанные жест. Интуитивный?

Понимает это и тут же снова кладет руки себе на плечи, отворачиваясь и подставляя лицо солнцу.

– Что мне делать, если однажды ты не успеешь до него добраться? – спрашивает очень спокойно и почти холодно.

– Закатить пир на всю округу? – совершенно искренно предполагаю я. – Только не напивайся сильно.

– Не обещаю. Обычно в самые радостные моменты своей жизни я выпиваю столько, что потом неделю горланю скабрезные песни.

– В самое сердце сейчас ранила старого вояку – на нашей свадьбе едва-едва несколько глотков сделала. – Хочу подойти к ней и просто поцеловать, чтобы снова вспыхнула от злости, загорелась – и дала мне каплю своего света. Тогда бы я точно с горем пополам добрался до Заклинателя живой. Ну, почти живой. – А песни почему не пела?

– Держалась изо всех сил.

Мы оба знаем, что эта пикировка ни к чему не приведет. Но нам до сих пор сложно разговаривать, не пытаясь зацепить друг друга. Не уверен, что когда-нибудь станет легко.

– Ты выросла в этих местах, ты знаешь свой народ, – начинаю я разговор, который не собирался начинать. – Северяне – какие они?

Кошка смотрит на меня сначала с удивлением, потом – как будто впервые видит. Словно я спросил, можно ли из ложки задницу накормить.

И когда я начинаю сомневаться, что ответит, все-таки говорит:

– Гордые. Смелые. Сильные.

Я точно знаю, что такие среди ее народа есть. Именно такие погибали первыми, когда имперская военная машина пришла в эти земли. Они не сдавались, стояли с мечами до последнего, даже когда их окружали и вырезали практически без сопротивления.

Если бы они склонили головы – многих смертей можно было бы избежать.

Но склонил бы голову я сам, если бы кто-то чужой пришел в мои земли и присвоил их себе по праву сильного?

– Почему вы не признаете нашу силу? – Мне хочется услышать ее ответ. – Почему сопротивляетесь?

– Почему ты дышишь, Тьёрд? Зачем ешь или спишь? Потому что не можешь иначе. Вот и северяне не могут. Мы такие – слишком упрямые и свободолюбивые. Ну, почти все. К чему эти вопросы, потрошитель? Думаешь, я расскажу что-то новое и полезное?

Мне нет дела до того, что она может кому-то рассказать о том, что я собираюсь ей доверить. Это не тайна и не ловушка. Просто беседа мужа и жены, которые никогда не будут по-настоящему семьей, по-настоящему вместе.

– Боюсь, императору начинает надоедать вся эта… войнушка. Северяне атаковали несколько наших важных форпостов. Где-то удачно, где-то – нет. Между нашими народами полноценного мира не было никогда, но был баланс. Эти нападения не понравились Эру. Он не спустит непослушание после того, как пошел на уступки.

Дэми хмурится, явно ошарашенная моим признанием.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Хочу, чтобы моя жена понимала, что происходит и к чему это может привести. Ты можешь называть меня потрошителем, но я не хочу лишней крови. Я – права рука императора, я обязан подавлять любое неповиновение. Или спустить все на тормозах, подождать, пока твой народ доведет Императора до точки кипения и тогда Эр просто вырежет всех. Поверь, Дэми, он способен на такое. Он так уже делал. Без сожаления.

Северянка позволяет себе легкую улыбку.

– Империя платит высокую цену за приручение Севера. Вы застряли здесь слишком надолго.

Она не понимает.

Или отказывается понимать, что я не преувеличиваю, когда говорю о полном уничтожении. Хочется встряхнуть ее, показать силу и напомнить, что даже я – часть мощи Императора, даже если все последние месяцы пытался заставить ее забыть об этом.

– В этом нет необходимости, Тьёрд, – глядя куда-то перед собой, потухшим голосом говорит Дэми. – Через два-три поколения не потомки северян не будут знать другой жизни, кроме той, которую «даст» им Империя. Они забудут родные песни, забудут предков и сказания о нашем славном прошлом. Откажутся от северных богов, примут тех, на которых ты укажешь пальцем. Мы перестанем быть северянами. Но мы будем живы.

Я помню, как сильно и отчаянно она сама боролась за жизнь.

Правдами и неправдами. Не боясь ничего.

Но я никогда не видел в ней покорности. Даже когда ставил на колени.

Вот так же и с Севером.

– Я не знаю, стоит ли жизнь отказа от собственных корней. – Дэми нарочито отходит от меня на пару шагов, как будто не хочет, чтобы даже мое дыхание «испачкало» ее правду. – Хотя, конечно, знаю. И это знание мне не нравится. Но я слишком боюсь смерти, чтобы думать иначе и, тем более, говорить за весь Север. Хочешь знать, на что тебе рассчитывать? У меня нет ответа на твой вопрос. Я уже не северянка. Больше нет.

Она права.

Когда-нибудь эта земля будет просто еще одной провинцией великой империи. Одной из множества. Будет служить винтиком в системе, как и покоренные до нее. Но до этого снега Севера ни раз станут красными от крови его детей.

Лучше, если максимум этой крови прольется сейчас.

Если северяне надеются на какой-то реванш – это их полное право.

Мое право – исполнить долг перед империей и Императором.

Мирная семейная жизнь откладывается, Тьёрд. Насладишься ею когда-нибудь потом.

В иной жизни.

В Тени.

Глава сорок пятая

Кошмары не покидают мои сны.

Кажется, с тех пор как Тьёрд уехал, они стали даже ярче и ужаснее.

Не помогает ничего: ни отвары из душистых трав, ни унылые книги, ни даже оставшиеся от покойной матери эликсиры.

Я будто медленно схожу с ума.

А когда начинаю слышать голоса и звуки, вдруг осознаю, что мой личный обратный отсчет уже начат. Это очень странные звуки: они похожие на речь, но я не могу разобрать слов, не понимаю, откуда они, потому что иногда кажется, что оживают у меня в голове, а иногда – что разговаривают стены.

Я не рассказывала о своих кошмарах Тьёрду, а он не спрашивал, почему по утрам я выгляжу, как старая побитая псина. Он махнул рукой на никчемную северянку, которая выполнила свою роль.

Его нет уже несколько недель и за это время – ни одной весточки. Ни строчки.

Мне неприятно от этого.

Противно осознавать, что правда, к которой я так усердно готовилась, на самом деле действительно оказалась… правдой. Я просто первая из множества жен. Возможно, Император уже подыскал подходящую невесту их крови – благородную, знатную, искушенную и способную дать наследника, о котором мечтает Тьёрд.

Даже собаке хочется хотя бы чего-то похожего на ласку.

А я не собака. Я – человек. Пусть и плохой со всех сторон.

Единственная, кому мои кошмары доставляют почти столько же боли, сколько и мне – Старая Ши. Моя добрая кухарка места себе не находит, каждый день пытаясь хоть чем-то меня порадовать: готовит что-то вкусное специально для меня, варит сладкое питье из вина и ягод. Очень не хочется обижать ее своей грустью и насупленным видом. Потому, конечно же, улыбаюсь, радуюсь. И надо видеть, как в такие моменты изменяется ее лицо: как молодая буквально летает по кухне, скороговоркой, сбиваясь и перепрыгивая с темы на тему, рассказывает обо всех последних сплетнях.

Это и правда помогает отвлечься.

Постепенно оттаиваю и прихожу в себя.

До следующей ночи.

Сегодня я надолго засиживаюсь внизу. Кажется, даже начинаю дремать, потому, боясь вспугнуть долгожданную сонливость, остаюсь в кресле. Огонь в камине давно погас, слуги разошлись по своим комнатам.

Красный шип погрузился в тишину и спокойствие. Когда люди Тьёрда только начинали свои земляные работы, они часто работали и по ночам. Я до сих пор не могу привыкнуть, что теперь с наступлением сумерек все тихо.

Я даже не знаю, что меня вдруг вырывает из такой приятной и долгожданной дремы. Сонно жмурюсь, пытаясь понять, где нахожусь. На коленях пушистым комком свернулся немного отъевшийся кот. Когда только пришел? Глажу его – и животина тут же отзывается довольным мурлыканьем. Кот оказался очень полезным в хозяйстве. В первые дни каждый день ловил по несколько здоровенных крыс и приносил их во двор, складывая в рядок возле кузницы – хвастался.

Мне даже начало казаться, что этот кот приносит замку больше пользы, чем его законная хозяйка.

Поджимаю ноги, потому что по ним неприятно тянет холодом.

Что-то перетягивает мое внимание. Какое-то движение?

Приподнимаюсь и оборачиваюсь – в раскрытых дверях стоит закутанная в черное тень.

Мгновение – и она проскальзывает наружу. Совершенно беззвучно. Как нарочно, чтобы не привлекать внимания.

У меня нет повода в чем-то подозревать обитателей замка. Намара и Геарат не в счет. От них гадости можно ожидать в любой момент. Но такие ночные вылазки – это очень странно.

Поднимаюсь, придерживая кота, перекладываю его на свое место – и бегу к дверям. Приоткрываю их, выглядываю наружу. Глаза, привыкшие к темноте, быстро находят закутанную в черное фигуру. Передвигается не прямо через двор, а короткими перебежками, прячась за постройками.

Следую за ней. Почему-то кажется, что это ребенок. Или женщина. Фигура щуплая и невысокая, явно не мужская.

Сегодня морозно, весь день шёл снег, так что мягкие туфли быстро намокают и холодят ноги. Но возвращаться уже поздно.

Неизвестный в черном останавливается у замковой стены, а потом поднимается вверх по каменной лестнице. Жду, пока поднимется достаточно высоко – и продолжаю преследование. Если обернется и присмотрится – я вся как на ладони. Но неизвестный слишком торопится. Успею заметить, как перебрасывает что-то за стену. Пытаюсь рассмотреть получше, но нока скользит и это едва не стоит мне жизни. Еще бы немного – не удержала бы равновесие и свалилась головой вниз.

Тент все же оглядывается.

Пригибаюсь, почти распластываюсь на ступенях.

Одинокая фигура торопится к сторожевой башне.

Нет необходимости преследовать ее дальше.

Я успела увидеть лицо.

Намара. Я ведь подозревала, что так просто она не успокоится.

Сестра, судя по всему, меня не узнала.

Забираюсь на стену. Не уверена, но вроде бы вижу на свежем снегу цепочку удаляющихся следов.

Что  ты задумала, «любимая сестрица»?

Но с ней я успею поговорить позже. Сначала спускаюсь в караульную будку.

– За стеной люди. Один, возможно, двое. Получили какое-то послание со стены. Доставить в замок живыми и невредимыми. Послание должно быть у них.

Халларнские воины, оставленные Тьёрдом в Красном шипе, смотрят на меня во все глаза. Как будто решают – послать меня мягко или обложить тяжелым словом.

Мысленно желаю себе терпения и продолжаю:

– Генерал будет очень недоволен, если в его отсутствие обнаружится, что Красный шип снабжает мятежные кланы сведениями и припасами. И все это – под носом у его воинов.

Они переглядываются и поднимаются с мест.

– Живыми и невредимыми, – уточняю на всякий случай.

– Да, госпожа, – по-военному салютуют мне халларнцы.

Другое дело.

Тьёрд приказал слушаться меня почти так же беспрекословно, как и его, если мои приказы не противоречат политике империи.

Я понятия не имею, кому и что отправляла Намара. Но на любовную переписку тот сверток был не так, чтобы похож. Придется узнать самой. В моем замке не будет дел за моей спиной.

Пока халларны седлают лошадей, возвращаюсь в замок. Надеюсь, Намара не забилась в какой-нибудь угол. Не хотелось бы откладывать разговор надолго.

У нее нет поводов прятаться. Никто и ни в чем ее не подозревает.

Она так думает.

Толкаю дверь в ее комнату – заперто.

Уверенно и настойчиво колочу в нее кулаками. Мне больно, но эта боль как раз настраивает на предстоящий разговор.

– Кто там? – слышу приглушенный голос Намары. Пытается выдать себя за сонную.

– Открой или я прикажу выломать дверь.

– Что тебе надо, потаскуха? Я уже сплю!

– Выбирай сама: или ты открываешь дверь, или я прикажу вырубить ее топором. Тебя при этом выбросят в окно. Мне не нужно спрашивать разрешения Тьёрда, чтобы расправиться с теми, кто затевает бунт. Даже если это моя сестра.

Последнее слово буквально выплевываю, так оно режет язык.

Я блефую. Говорю самое очевидное, что лезет в голову. Пока халларского генерала нет в замке – самое время еще раз попытаться выбить его людей из-за каменных стен. Северяне вполне могут поступиться принципами и пойти за человеком, который по нашим же законам не имеет никаких прав ни на замок, ни на его земли – за моим отчимом. Когда идет война, некоторые принципы перестают работать. Особенно если законный хозяин земель – грязная шлюха под пяткой завоевателя.

Намара все-таки открывает. Злая, с плотно поджатыми губами, испуганная. В ее комнате светло и очень сильно пахнет душистой водой.

Сама себе она наверняка кажется яростной воительницей, готовой до последнего отстаивать честь своего народа. Жаль, что я слишком хорошо ее знаю, чтобы не заметить это судорожное движение глаз из стороны в сторону.

Прости, «сестрица», но это сражение ты уже проиграла.

Толкаю ее в грудь и вхожу.