Текст книги "Исповедь Плейбоя (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Глава тридцать пятая: Плейбой

Я захожу и молча ставлю пакеты на стол, мысленно оценивая этого мужика уже с более близкого расстояния. Наверное, это какой-то лютый пиздец в голове после всего случившегося, но мне хочется взять его за шиворот и выставить вон.

– Руслан? – Эвелина взволнованно переводит на меня взгляд, подходит вплотную и потихоньку, совсем как настоящая кошка, трется носом в мое плечо. – Все… хорошо?

С этой женщиной невозможно остаться загадкой даже для самого себя, потому что, хоть она и странная, никто так не разбирает мое настроение по кубикам, как она.

– Руслан, это…

– Антон. – Великан протягивает руку, и мне как-то не по себе, что приходится смотреть на него снизу-вверх, хоть разница в росте не так уж велика. – Спокойно, мужик, я просто адвокат. Почти как священник.

Так я понимаю, что мои мысли слишком очевидны, и это впервые в жизни, когда я настолько в хлам, что не могу держать все в себе. Как будто я – клоун, и вышел на сцену без грима, и всем зрителям видно, что я ни хрена не веселый чувак.

– Руслан. – Называю себя и пожимаю протянутую ладонь.

Он выразительно хмыкает и помогает мне разобраться с продуктами.

– Ну и что готовим? – спрашивает, обводя взглядом приличную гору.

Следующие полчаса Кошка издевается, посмеиваясь над тем, как два взрослых мужика в передниках – второй мы состряпали из полотенца – сообща готовят ужин. Я и сам не замечаю, как на время перестаю думать о предупреждении Инны, и только когда Эвелина переключает каналы, и я случайно цепляюсь за знакомую фамилию, которую произносит сухой голос диктора. Поднимаю голову – и натыкаюсь на знакомый же «Мерседес», весь в дырках, словно дуршлаг.

– Кошка, погоди. – Останавливаю ее от попытки переключить, и прошу сделать громче звук.

В течение следующих десяти минут я узнаю, что известная бизнес-леди стала жертвой бандитских разборок. Неизвестные на машине без опознавательных знаков расстреляли ее почти в упор. От полученных ран Инна скончалась на месте.

Это блядский дурной сон.

Я перехватываю у Эвелины пульт, ищу еще один канал новостей, и почти сразу натыкаюсь на похожу новость. Хочется верить, что это просто дурацкие совпадения, и что это какая-то другая Инна на похожем «мерине», но на этот раз жизнь точно не настроена шутить, потому что это именно та самая, моя Инна, которую я видел несколько часов назад. Когда камера наезжает ближе, я замечаю пиджак того же цвета, что был на ней в нашу встречу.

– Я курить, – говорю коротко и практически выбегаю на крыльцо.

Воздух на вкус как сырая земля. Примерно та же дрянь была у меня во рту, когда я валялся в том сраном лесу, из которого по идее просто не должен был выползти живым.

Выкуриваю сигарету за сигаретой, жду, когда же наступит долгожданное облегчение, но ни хрена меня не берет. Только еще хуже становится, потому что к образам расстрелянной машины почему-то добавляются образы продырявленной насквозь Кошки. И когда она выходит на крыльцо, чтобы проводить своего адвоката, мне приходится просто отвернуться, чтобы не видеть ее всю в долбаных красных пятнах, словно это ожившее трэшевое кино о призраках.

– Руслан, что такое? – Эвелина возвращается, обхватывает себя за плечи и смотрит так, что сразу понятно – лучше даже не пытаться ей врать.

– Это моя клиентка, в той машине, – говорю я. – Бывшая клиентка. Постоянная. Во что-то вляпалась. Я виделся с ней сегодня.

Кошка немного щурится, и я мысленно уговариваю ее не говорить то, о чем она думает. Не уверен, что смогу адекватно реагировать на приступ недоверия и ревности.

– Что случилось, Кот?

– Случилось то, что ты связалась с мужиком, который, вероятно, уже ходячий труп. И если в твоей голове есть мозги, Кошка, ты соберешь вещи и свалишь, пока не поздно.

– Кто тебе сказал, что я очень умная?

Если она и испугалась, то так хорошо маскируется, что даже мне ее не раскусить. Просто стоит и смотрит такими взглядом, будто размышляет, ударить меня или поцеловать, или то и другое по очереди.

– Я не знаю, во что вляпался, Кошка. – Мне нужно быть с ней честным. – И я чувствую себя мудаком, потому что не собираю вещи в охапку и не сваливаю в закат подальше от тебя. Потому что оставляю этот выбор за тобой, а так не должно быть.

Эвелина подбирается, идет на крыльцо и роняет голову мне на плечо, мурлыкая что-то себе под нос. Прижимаюсь к ней, обхватываю двумя руками. Она пахнет мандаринами, как всегда, и этот запах совсем е вяжется с душным маем и жопой, в которую стремительно катится мою жизнь.

– Я тебя никому не отдам, – шепчет она в мне в рубашку, и судорожно, невпопад, бьет кулаками по спине. – Понял, Кот? Хоть на тот свет, хоть в яму, хоть в тазик с цементом.

Я потихоньку беру ее на руки и несу в дом, и по фигу на больную ногу и на то, что рука горит, будто на вертеле. Ни слова не могу сказать, потому что слова застревают в глотке бессмысленными звуками. Все равно не смогу ничего выразить. Вот такой я херовый учитель литературы.

Но я хотя бы попытаюсь показать ей то, что чувствую.

****"

Спальня на втором этаже и идти по лестнице – это подвиг, достойный восхождения на Эверест. Чувствую себя так же, потому тело выламывает со страшной силой, но если ы не эта боль, я бы уже утонул в дерьме, которое всколыхнула гибель Инны. Почему чувствую себя виноватым? Почему грубил ей? Почему не спросил, нужна ли ей помощь?

– Я здесь, – слышу мягкий шепот Эвелины мне в шею, влажное дыхание по коже, от которого руки прижимают ее еще крепче.

Куда мне тебя спрятать, Кошка? Как смотреть в твои хрустальные глаза и не боятся, что ты стоишь рядом со мной, когда где-то за спиной, возможно, уже караулит та самая машина без опознавательных знаков?

Кошка прижимается к моей коже губами, горячо и жадно втягивает ее в рот, выразительно посасывая, как будто нарочно оставляет на моем теле свои метки.

– У тебя останется засос, – говорит со странным весельем, когда размыкает губы, а мне в ответ хочется схватить ее за голову и прижать сильнее, заставить покрыть меня своими метками, словно печатями.

Эвелина гладит горящую кожу кончиком указательного пальца.

– Не нужно, – останавливаю ее, вспоминая свои школьные годы, и девчонку, которая точно так же слишком крепко меня поцеловала, а потом, извиняясь, долго терла кожу, потому что так кровь якобы не застаивалась. Полный бред, но сейчас Эвелина, похоже, делает то же самое, только у нее это получается очень мило. – Пусть будут следы.

Она как будто слышит в моих словах немую просьбу и снова целует, на этот раз место под ямкой на шее. Фыркает, потому что ей мешает мой кожаный ремешок, отбрасывает его мне за спину, и с каким-то остервенением набрасывается жгучими поцелуями.

Лестница заканчивается, но мне нужна передышка.

Я прижимаю свою ношу спиной к стене, подталкиваю вверх колено, чтобы она уселась сверху. Хочется завести обе ее руки вверх, прижать мертвой хваткой, чтобы даже боялась пошевелиться, и сделать своей. Воплотить все те фантазии, в которых эта ненормальная была мой вся без остатка.

Эвелина запрокидывает голову, скребет короткими ногтями по моей футболке, и я даже сквозь ткань чувствую, что от ее «нежностей» надолго останутся следы.

– Поцелуешь меня? – просит она, в мгновение ока превращаясь из фурии в смущенную девчонку.

Платиновые ресницы дрожат, под веками появляется алая полянка румянца. Провожу большим пальцем по вспыхнувшей коже, снова и снова вспоминая тот день, когда эта ненормальная сама села в мою машину. Тогда я подумал, что она очень странная и не то, чтобы красивая. Через полчаса, когда от дурацкой пилюли вокруг ее волос плясали разноцветные огоньки, она превратилась в сказочную фейскую королеву, а сейчас… Сейчас я держу в своих руках немного испуганную, волнующуюся Снежную королеву, и ее сердце отчаянно сильно вламывается в мои так до сих пор толком и не зажившие ребра.

Я просто притрагиваюсь к ней губами, и это чертовски сложно, потому что мне нужно больше. Наверное, поэтому поцелуй получается резким, на выдохе. Кошка пробует перехватить инициативу, но я вдалбливаю ее спиной в стену, фиксирую своим телом так крепко, что это почти самоубийство: боль в груди вынуждает жадно хватать воздух, но мне плевать. Лишаю ее последнего шанса сопротивляться, когда вынуждаю распахнуть рот для моего поцелуя. Я бы трахнул ее языком, если бы мог, потому что воспоминания о ее смятых в моем кулаке волосах и пошлых влажных звуках вокруг моего члена, глушат последние отзвуки разума.

Глава тридцать шестая: Снежная королева

Еще немого – и он сломает мне кости.

Плевать.

Хочу еще крепче, хочу вот такого: рассерженного, рыкающего от боли и от того, что я нарочно царапаю его через футболку. Этому мужчине не нужна нежность и забота, он как будто минуту назад собственной рукой испортил тормоза и если я хотя б попытаюсь сопротивляться, просто свяжет меня и все равно поступит по-своему.

Хорошо, что мне я не хочу останавливаться и мне нравится его агрессивность, потому что сейчас она нужна моему обычно молчаливому мужчине, чтобы выговорится языком тела.

Я мычу в его голодный поцелуй, потому что он буквально высасывает из меня душу. Бью кулаком по спине, но Руслан только мрачно стреляет в меня глазами, даже не думая разрывать поцелуй. Это так странно: целовать кого-то, глядя глаза в глаза, это заводит, будоражит и… пугает. У меня так сильно дрожат колени, что приходится что есть силы вжать их Руслану в бока.

Он отрывает меня от стены, со смазанным ругательством делает еще два шага в спальню, переступает порог. Приходится держаться за него ногами, одной рукой стаскивая футболку, но в итоге мы просто валимся на пол, не дойдя до кровати всего пару шагов.

Я лежу на полу, прикованная его руками на моих запястьях, словно наручниками. Его колени между моими широко разведенными ногами. Мы пикируемся взглядами, как будто оба включаемся в игру, где я – его непокоренный трофей, целебное волшебство от душевных ран.

– Я какой-то слишком грязный для тебя, – грубо бросает Руслан, разглядывая мое лицо.

– А, по-моему, в самый раз, – отзываюсь я. Пробую податься навстречу, но он ударяет моими запястьями в пол, чтобы утихомирить и сломить любые попытки сопротивляться его планам.

– Не шевелись, – предупреждает он, выразительно отпуская руки.

Кожа под ладонями Руслана натерлась и саднит, но я все-таки рискую ослушаться приказа и подношу запястье к губам, целуя место, на котором до сих пор чувствую давление его большого пальца. Слизываю вкус со своей кожи, и холодок бежит по коже вверх до самого затылка. Руслан жадно следит за движением моего языка, заводит руки за голову, немного морщась и делая паузу, чтобы сделать круговое движение плечом. Хватает футболку сзади, стаскивает через голову, бросая туда. Где – я уверена – мы еще не скоро ее найдем. Хочу потрогать его растрепанные волосы, но он предугадывает мое движение и медленно мотает головой.

Кажется, сейчас ему нужна моя покорность, и я охотно забрасываю руки за голову, скрещивая и потираясь запястьями, словно меня удерживает невидимая веревка. Руслан прихватывает мои бока, ведет вверх, задирая домашний топ, под которым у меня ничего нет. Скрипит зубами, медленно впуская воздух из легких. Мне нравится смотреть, как его голова склоняется над моей маленькой грудью, как он выпускает зубы, чтобы прихватить возбужденный комок соска. Слишком крепко, до моего глухого крика, тянет зубами вверх, и тут же берет в теплый плен губ. И все равно жадно затягивает в рот, накручивает языком, пока я не начинаю брыкаться в приятных судорогах. Руслан отрывается в тот момент, когда я готова кончить просто от его губ на моих сосках, и я чертыхаюсь, пряча разочарование за ладонью.

Руслан подхватывает мои бедра, рывком тянет вверх, за секунду справляясь за пуговицами на шортах. Стаскивает вниз, и когда я освобождаю одну ногу, тут же забрасывает ее себе на плечо, оставляя ощутимый укус на лодыжке. Там теперь точно останется полумесяц от зубов. И это до безумия возбуждает. Еще один рывок – и теперь он прижимается к моим влажным трусикам выпуклой твердостью под джинсами, а моя нога натянута в сухожилиях. Приятная знакомая боль, как будто я просто не слишком хорошо разогрелась и сразу сделала сложную танцевальную фигуру.

Все, что мы делаем – на острой грани, в тишине непроизнесенных признаний.

Но когда он опускает пальцы к краю моего белья, я почему-то краснею, чувствую дикий прилив стыда. Впервые, хоть мы были откровенны друг перед другом задолго до того, как стали «нами», я боюсь посмотреть ему посмотреть ему в глаза. И зачем-то пробую свести колени. Руслан отодвигает белье в сторону, грубо, без предупреждения, вводит сразу два пальца. Хочу опустить руку, он угадывает мое движение, наваливаясь сверху, чтобы сдержать мои руки в стальной хватке. Нога до сих пор у него на плече, и это какая-то механика: ему приходится наваливаться всем корпусом, чтобы сломить естественное сопротивление моего тела.

– Ты придурок… – хнычу, как маленькая девочка. И тут же взрываюсь от злости, когда он делает намек на попытку вынуть пальцы. – Только попробуй, Кот, и я тебе горло перегрызу.

Руслан наклоняется совсем низко, позволяя поймать его горячее дыхание, и обещает:

– Придется показать Кошке, кто ее хозяин.

Я больше не Ничейная.

Это так очевидно и уместно сейчас, что хочется заморозить мгновение, чтобы смаковать его долго и тщательно.

Он снова входит в меня пальцами, не особенно нежничает, погружая до самого основания, одновременно растирая пальцами вершину влажных складок. Я чувствую, как он немного разводит пальцы внутри меня, увеличивая давление, и беспорядочно катаю затылок по полу, потому что шершавая кожа немного царапает внутренние стенки. И потому что этого слишком мало. Большой палец прижимает клитор, я выгибаюсь дугой, и Руслан ловит мой неправильный ритм, одновременно трахая пальцами, словно неопытную малолетке. Кровь стекает вниз живота, наполняет уши оглушительным грохотом сердцебиения.

Он подводит меня до черты, держит на канате без страховки, хоть я молю отпустить меня, и снова не дает прыгнуть, чтобы насладиться полетом. Убирает руку, нарочно медленно справляясь с пуговицей на джинсах. Контуры его члена хорошо видны под тканью. В ответ на мой голодный взгляд и непроизвольное движение языка по губам, Руслан лениво поглаживает себя через одежду, пока я не начинаю колотить пяткой по полу. Усмехается, справляясь с молнией, но не снимает штаны полностью. Только немного приспускает их вместе с боксерами, освобождая член, который продолжает лениво поглаживать рукой. Я пытаюсь вырвать пальцы, чтобы завладеть им, самой направить в себя, но Руслан снова кусает меня за ногу.

– Нет, Кошка, я тебя ебу, а не ты меня.

Господи, я умерла и попала в рай.

Он перехватывает себя у основания, прижимается твердой плотью к моему животу, делая несколько поступательных движений, давая мне достаточно повода чувствовать себя грешницей, молящей о скором распятии.

– Блин, хватит, придурок! – ору я. Он собирается устроить мне сердечный приступ?

Руслан прищуривается, сжимает губы до тяжелой злой ухмылки – и неуловимо смещает бедра вниз, чтобы войти в меня сразу, в один толчок, так сильно, что у меня сжимаются пальцы на ногах. Охаю, закрываю глаза, пытаясь привыкнуть к слишком острым ощущениям, но Руслан не дает передышки. Сжимает кожу у меня на щиколотке зубами и быстро, тяжело входит и выходит. Раз или два, чтобы я хоть немного приспособилась к его немаленькому размеру.

Второй рукой продолжает держать мои руки, и вдруг предупреждает тихо-тихо:

– Будет тебе все, Кошка.

Мы не занимается сексом и это точно не занятие любовью.

Он просто вдалбливается в меня до моих дурных криков, до болезненного трения копчиком об пол. Я просто ору, бьюсь под ним, словно припадочная, взвизгиваю, когда в какой-то момент Руслан рвет трусики и неподатливая ткань, прежде чем треснуть, врезается в кожу.

Я чувствую его внутри: быстрые жесткие проникновения, словно работает поршень, и закипаю, загораюсь, поддаюсь безумию. Я настолько обездвижена, что даже не могу толком дышать. Я вся только для его удовольствия, и часть моего стремительно несущегося откуда-то сверху оргазма – это удовольствие от того, что рядом тот самый мужчина и я принадлежу ему.

Руслан двигается отрывисто, то выходя почти до конца, то вколачиваясь до основания. Ведет меня вверх беспощадно быстро, не дает привыкнуть, приспособиться, потянуть наслаждение от нашей первой близости.

К черту! К черту все!

Срываюсь, падаю, кажется, совсем перестаю контролировать, что за слова врываются из моего рта. Закрываю глаза, пытаясь спасти хоть каплю разума, но… нет. Падать так падать, прямо туда, в бездну, растекаясь в лаве беспомощным перышком.

Слишком ярко, до слепоты. И сердце точно останавливается на несколько секунд.

Я с трудом разлепляю веки, через пелену внезапной сонливости разглядывая Руслана, который замер и жадно глотает взглядом мой оргазм.

– Ты материшься, Кошка.

– Тебя это, кажется, радует, – бормочу я.

Он с оттяжкой выходит – и обрушивается с несколькими крепкими ударами, от которых саднит где-то в области пупка. Вены на шее натягиваются, глаза закрыты так плотно, что в уголках проступают лучики морщинок.

Выходит, несмотря на мой протест, перехватывает себя и в два толчка в ладонь доводит до разрядки, кончая мне на живот.

– Твою мать… – грубо, сквозь зубы, шипит Руслан, с трудом выравнивая дыхание. – Я не…

– Ты «не», – перехватываю я, зная, что он спросит, не сделал ли мне больно. Даже если сделал – я хочу еще.

****

Мы перебираемся в кровать, когда за окнами совсем темно. В доме приятная, совсем нее летняя прохлада. Я ежусь, когда страсть понемногу выветривается, и хочется накинуть что-то на плечи. Руслан пытается снова взять меня на руки, но на этот раз я сбегаю раньше и первой забираюсь под одеяло. Мы так толком и не поужинали, и в животе урчит, словно перед смертью, поэтому мой ответственный мужчина молча спускается вниз и через полчаса возвращается с тарелкой, на которой горкой выложен ужин.

Мы в две вилки «подметаем» все и, наконец, я говорю ему то, что берегла для лучших времен. Почему-то уверена, что именно сейчас ему нужна эта капля позитива.

– Я навела справки… о том, как оформить бизнес и получить вид на жительство, и как можно ускорить этот…

Руслан не дает мне закончить. Убирает тарелку на тумбочку, тянется ко мне, чтобы обнять.

И я понимаю, что невыносимо сильно, просто до безумия, хочу спать. И мне спокойно рядом с ним, даже если над нашими жизнями нависли противные тучи, и еще неизвестно, что будет завтра.

– Ты зеваешь, девушка, которая никогда не спит, – посмеивается Кот.

Он, конечно, уже знает обо всех моих проблемах, и для него давно не секрет, зачем на моем теле чернильные ловцы снов. Но, наверное, все равно не до конца осознает, что для меня значит. Больше, чем мужчина, рядом с которым мне приятно молчать, больше, чем партнер по сексу, больше, чем человек, с которым мы каким-то образом оказались на одной волне.

– Я тебя очень люблю, – говорю я заплетающимся от усталости языком, с облегчением закрывая глаза.

Руслан просто притрагивается губами к моему лбу, и я слышу беззвучное признание в легких толчках воздуха на коже. И это больше, чем слова.

‍Глава тридцать седьмая: Снежная королева

На день рождения матери Юры я приезжаю в полной боевой готовности. Нарочно долго выбираю платье и продумываю каждую деталь своего образа, чтобы, как любит говорит мама, королева была королевой, а не пешкой в короне. Можно сказать, что сегодняшний выход – мой бенефис в роли, которую я надеюсь сыграть первый и последний раз.

Для выхода я останавливаю выбор на темно-вишневом классическом платье-футляре с высокими воротом и длинной чуть ниже колена. Возможно, он слишком официального для этого выхода, но именно так я и хочу выглядеть: совсем не в образе тихони-невестки, которую Шаповаловы, как я слышала, за глаза называют «Розановской шлюшкой». Не сомневаюсь, что не обошлось без эпитетов Юры. Он же должен был обелить свой светлый образ, к которому никак не вяжется сбежавшая от бесконечного счастья жена. А вот непутевая альбиноска – в самый раз. Хорошо, то ничего из этой грязи меня уже не трогает, и единственное, чего я хочу – проучить «безупречное семейство».

В комплект к платью я, впервые в жизни, надеваю подаренный мамой бабушкин кулон, и это единственное украшение в моем строгом образе.

Когда я садилась в машину, Руслан сказал, что если я не вернусь через два часа или перестану писать ему через каждых тридцать минут, он найдет способ появиться на полностью закрытом мероприятии и увести меня несмотря ни на что. Мы оба знаем, что он категорически против моего визита, но также мы знаем, что я пойду на все – и даже больше – чтобы защитить свою семью.

Наверное, Юра дал указания охране, потому что стоит мне приехать, как он появляется на крыльце дорогого ресторана, который Шаповаловы сняли на весь вечер. Юра в приподнятом настроении, как обычно одет с иголочки, с безупречной прической и дорогими часами – новинкой известного швейцарского бренда. Неужели этот спектакль – персонально для меня?

Юра осматривает меня с ног до головы, и я отвечаю ему тем же.

– У тебя помада на воротнике, – киваю на ярко-розовый мазок. – Некоторые вещи не меняются, да?

– Люблю стабильность, – огрызается он, пытаясь – неудачно – ответить безразличием на мое замечание.

– У тебя болезненная тяга к женщинам, у которых совершенно нет вкуса, – улыбаюсь я. Как все-таки хорошо, что я нашла лекарство от ненормальной привязанности к нему, и теперь ничто не мешает мне трезво видеть вс. Спрятанную под шиком и лоском гниль.

– Наверное, так и есть, раз я выбрал тебя, – передергивает плечами Юра. А потом «милостиво» хвалит: – Хорошо выглядишь, Ви.

– Прости, что не могу вернут комплимент: с детства не люблю наркоманские расширенные зрачки.

То, что он уже успел «закинуться» видно невооруженным взглядом: бодр, в приподнятом настроении, и со взглядом человека, который успел потерять берега, хоть думает, что штурвал до сих пор в его руках.

– Ви, не будь дурой, – улыбается Юра и кладет ладонь мне на локоть. Долго заглядывает в лицо, и хорошее настроение стекает с его лица, как воск.

– Убери руки, Юра, – спокойно предлагаю я. Не дождавшись адекватной реакции, сама разжимаю пальцы и прохожу мимо, в сторону зала. – Я привезла подарок. Думаю. Он вам понравится.

Последняя фраза родилась спонтанно и ее не стоило говорить, но раз уж он все равно «закинулся», то практически без шансов, что сможет разглядеть за простой вежливостью траурный марш. Возможно, не такой громкий, как бы мне того хотелось, но достаточно выразительный, чтобы Шаповаловы всю жизнь вспоминали прощальную песнь Розановых.

‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌Эти показушники до сих пор пытаются держать хорошую мину, потому что меня, ожидаемо, садят рядом с Юрой, а он сидит по правую руку именинницы. Свекровь не снизошла даже до приветствия, хоть это был бы обычный жест вежливости. В конце концов, «официально», лично ей я не сделала ничего плохого. Хотя она наверняка винит меня в том, что я оказалась бракованным инкубатором и не смогла выносить наследника для золотого семейства.

Когда гости рассаживаются, и ведущая начинает громкую вступительную оду в честь виновницы торжества, я чувствую, как Юра под столом опускает ладонь мне на колено. Я крепко сжимаю челюсти, поворачиваю голову – и даже не удивляюсь наглому сальному взгляду своего почти-бывшего. Он сжимает мое колено сильнее, но я чувствую совсем не боль. Отвращение концентрируется на языке, практически умоляя превратится в плевок, но я вполне могу справиться с чувствами и ответить на «заигрывание» насмешливо вскинутой бровью.

– Ты правда думаешь, что пощупав меня за коленку, сможешь вернуть в свою постель? – спрашиваю я, не особенно стараясь понизить голос.

– Я просто хочу приласкать свою жену, – скалится Юра. – Как поживает твой адвокат?

– Прекрасно, – продолжаю держать улыбку. – Сказал, что как раз собирался отремонтировать и расширить офис.

Я не приукрашиваю: Антон именно так и ответил, когда я спросила, что он намерен делать дальше. Правда. Сразу после этого добавил, что поиметь моего бывшего монтировкой в зад – дело принципа, и я до сих пор уверена, что это не было сказано для красного словца.

Мать привлекает внимание Юры, и он нехотя убирает ладонь с моей ноги, а я, тем временем, осматриваю зал в поисках нужного человека. Так и есть: он сидит рядом с Шаповаловым-старшим, но, заметив мое внимание, смазано улыбается, чтобы не выдать наше знакомство раньше времени. Я обещала Шаповаловым подарок, и я постараюсь максимально эффектно его вскрыть.

Пока идет скучная чинная официальная часть, я успеваю отправить Руслану два сообщения, и в ответ получаю столько же от него. Пишет, чтобы я не ела змейскую еду, и пришла домой голодная и готовая наслаждаться его стряпней. Мужчина, который хорош в постели – это почти волшебство, мужчина, который умеет готовить все, от омлета до морского окуня в сливочном соусе – это больше, чем самая заветная мечта.

Мужчина, рядом с которым я вот уже три ночи сладко засыпаю, совершенно вымотанная его ласками – это мой Руслан.

Еще через час наступает очередь основного блюда этого шоу – Шаповалов стучит ножом по бокалу, призывая гостей сделать паузу для его пафосной речи в честь жены. Сначала, традиционно, очень долгая вступительная часть. Я мысленно проговариваю ее наперед, и так же мысленно хохочу, потому что тоже самое он говорил на ее прошлый день рождения. И на позапрошлый тоже. Даже не особенно старается поменять слова. Мне не понять такую любовь, хоть он и бросил все, чтобы быть рядом с женщиной, которая одной ногой стоит в могиле. Правда, сегодня экс-свекровь выглядит просто цветущей и пышущей жизнью, поэтому приходится снова и снова гнать от себя мысли о том, что эта болезнь, как и все остальное, тоже могла быть просто выдумкой.

Потом наступает очередь самого «вкусного».

Господи, старший Шаповалов так предсказуем, что мне хочется прямо сейчас позвонить отцу и сказать, как он был прав на его счет.

Шаповалов громко оглашает, что именно благодаря поддержке своей жены и сына – почему я не удивлена, что меня теперь уже «официально» отлучили от семьи? – он смог расширить сферу влияния своего бизнеса, заключив выгодную сделку с...

Экс-свекр кивает моему человеку.

Напрягается, когда тот не встает из-за стола, и вместо этого, кивком передает мне слово.

Я же поднимаюсь и демонстративно салютую Шаповалову-старшему своим шампанским.

Он минуту смотрит на меня совершенно непонимающим взглядом, и я не тороплю его, даю самостоятельно прийти к правильным выводам, потому что теперь, когда я вскрыла карты, они лежат на поверхности.

Неудивительно, что он залпом выпивает дорогущий коньяк. Неудивительно, что его взгляд кромсает меня на куски.

«Кажется, – одними губами говорю я, прекрасно зная, что он поймет каждое слово, – обсудить все тонкости сделки, партнер».

Несколько месяцев назад Шаповаловы повесили на нас все свои долги.

Самое время сказать этим шакалам, что Розановы расплатились по счетам их деньгами. И взяли «жирные» проценты за моральный ущерб.‌

*****

Шаповалов сжимает челюсти. Взгляд такой, будто он готов грызть стакан вместо закуски, лишь бы заесть противный вкус собственной глупости. Гости с любопытством наблюдают за нашей немой сценой. Юра поднимается, хочет взять меня за локоть, но я вовремя одергиваю руку. Вот теперь правда все равно, что подумают Шаповаловы, их бесконечные родственники и еще более бесконечные «полезные» друзья.

– Какого хуя? – зло шипит мне на ухо Юра.

– Лучше больше не пытайся протянуть ко мне свои руки, – предлагаю я, даже не трудясь повернуть к нему голову. Все, что он должен был сделать – он уже сделал. Теперь от его раздувания щек и пыхтения уже совсем ничего не зависит.

Когда ведущая чует неладное и быстро «забалтывает» сорванный тост, Шаповалов кивает мне в сторону двери. Юра плетется за мной, и я слышу, как напряженно и громко он дышит. Быстро достаю телефон и пишу сообщение отцу: «Все».

Если Шаповаловы думают, что Розановы отпустили в летку к тиграм свою единственную дочь, то их ждет большое разочарование.

Мы выходим на улицу через черный ход, в немного душный июльский вечер. В мае еще случался снег, а теперь уже такое буйное лето, что хочется бросить все и сбежать подальше, на заброшенный пляж. Шаповалов дает знак своей охране и те прут на меня с двух сторону.

– Обыск? – интересуюсь я, покорно поднимая руки, чтобы меня, как воровку, ощупали с особой тщательностью. Делают знак, что прослушки нет и отходят. – Что, даже в трусы не полезут?

– Я тебе такое устрою… – начинает Шаповалов, но я мотаю головой, обрывая его фразу на полуслове.

– Давайте без угроз? Это просто смешно. Думаешь, я бы пришла сюда просто так, одна, без страховки? Пришла с голой задницей сказать, что Розановы тебя разорили?

На миг его лицо становится вытянутым, словно он увидел свое голое фото в случайном блоке новостей.

– Отзови охрану, Шаповалов, я не кусаюсь.

Он с минуту сканирует меня злым взглядом, но все-таки приказывает охране уйти. Правда, уходят они ровно на десяток метров. Даже не смешно.

– Какое отношение ты имеешь к «АмиГруп»? – спрашивает Шаповалов, и через мое плечо бросает взгляд на сына.

– Прямое. Я им владею.

Мужчина медленно переваривает информацию, Юра шипит «ссссука….!» мне в спину. Честно, я бы хотела, чтобы он ушел, потому что под кайфом все его реакции на обычные в большом бизнесе вещи смотрятся просто смешно. Я только что призналась, что владею фирмой-пустышкой, в которую они влили кучу денег, а он обзывается, как мальчишка-пятиклассник.

– Чтобы не терять ни твое, ни мое время, – предлагаю я, выискивая в телефоне сканы документов, на которые Шаповалову будет интересно взглянуть. Просто подношу телефон на уровень его глаз, но когда он протягивает руку, делаю предупреждающий жест.

– Что за цирк, Эвелина? – злится он.

– Розановы предпочитают называть это справедливостью, – спокойно отвечаю я.

Так и вижу, как он энергично перемалывает мозгами все этапы сделок, которые прошел, чтобы заполучить месторождение газа. Я не большой знаток всех тонкостей, но в общих чертах знаю суть. Совместное дело двух кланов и затевалось с целью покупки доли в разработке полезных месторождений. В свое время Юра спустил все деньги на долю в разработке месторождения нефти – и прогорел, потому что ни черта не смыслил. Отец до сих считает, что поступил очень глупо, доверившись ему, но после драки кулаками не машут. Розановы сделали выводы, но не забыли.