Текст книги "Исповедь Плейбоя (СИ)"

Автор книги: Айя Субботина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава двадцать девятая: Плейбой

Я жутко туплю, потому что пока подбираю подходящий ответ на ее просьбу, Эвелина распрямляется и тянется к моему лицу. Задерживается лишь на мгновение, чтобы взглядом прижечь губы. Будь моя воля – я бы притяну ее за волосы и просто порвал ее бледные губы в хлам, так жадно и голодно до них, но Эвелина успевает быстрее. Горячо, причиняя боль, впивается в мой рот, и мы синхронно выдыхаем друг в друга все, что скопилось за это время: желание, нежность, пустоту, страсть, ненависть, надежду. Как будто высасываем друг у друга недостающие части друг друга, чтобы стать целыми механизмами, а не сломанными бумажными куклами. Мне нужно заполнить себя ее обжигающим холодом, заморозить всю дрянь, что еще пытается всплыть и напомнить о себе противными образами прошлого.

Мне нужно ее клеймо на моем прошлом.

– Я бы тебе исповедался, – выдыхаю с глубоким хрипом откуда-то из самого сердца.

– Я сегодня без воротничка, – без тени улыбки бормочет Эвелина, и снова целует. – Господи, Руслан, я бы трахнула твой рот снова и снова.

– Слава богу, у меня на лице нет сломанных ребер, – пошло шучу я, и Эвелина задерживается. Отстраняется на минуту, чтобы дать мне увидеть и ее нерешительность, и странное смущение. – Что? – не могу понять, где прокололся.

– Мне ничего не нужно взамен, Кот. – Она сглатывает и снова скребет зубами по нижней губе.

– Это не «взамен», – притягиваю ее затылок и мягко обхожу языком следы от ее зубов на губе. – Это «прости, что я пока хренов инвалид». Ну или «я просто хочу вылизать тебя между ног». Какая формулировка больше нравится?

Пока я говорю, Кошка, как зачарованная, следит за каждым движением моих губ, и я знаю, что пока мои слова стынут в тишине, она уже представляет, как это будет, и прозрачное серебро глаз темнеет от желания.

– Я бы тебя убила, если бы ты сказал «куни», – вдруг выдает совершенно строго, как училка. И переиначивая мои слова, добавляет: – Скажи такую же пошлость еще пару раз, Кот, и я тоже кончу в штаны.

Она просто идеальная.

Я бы сказал: описал во всех подробностях, как и что сделаю с ней языком, но Кошка снова глушит меня поцелуем, на этот раз заводясь просто от того, что я поглаживаю раскрытой ладонью ее шею и изредка ловлю вибрацию удовольствия в горле.

– Сможешь глубоко? – Не сразу узнаю свой голос. Ее рот такой тугой, что я просто дурею от одной мысли заполнить его собой.

– Попробую, – размыкая наши губы с влажным звуком, говорит она.

От наших поцелуев ее губы припухли, и в голову ударяет шторм развратных мыслей, отчего член дергается, и Эвелина чутко реагирует на это движение. Стаскивает через голову свитер, остается в одном бюстгальтере и тут же прижимается к моему стояку животом.

– Я придумал название твоему пуританскому лифчику, – говорю я, пока Кошка возится с пуговицами моей рубашки.

– Это очень дорогой лифчик, – бросает она, с облегчением прикусывая мою, наконец доступную, ключицу.

– Да срать. Он называется: «Придумай сам!» Сними еге, Кошка.

Она сверкает глазами и сексуально мурлычет:

– Сейчас моя очередь тебе отсасывать, так что правила тоже мои. Когда будешь главным ты, можешь хоть порвать – все равно.

Кошка прикусывает кожу у меня над соском, потом слизывает темное пятнышко следа, как будто извиняясь за боль. И делает это снова. Раз за разом опускаясь ниже до самого пупка. Я начинаю ерзать от нетерпения, и ладонь сама скользит в белоснежную копну волос. Пока она обводит языком мышцы пресса, я позволяю себе слабость запрокинуть голову и закрыть глаза. Она точно издевается сейчас, потому что нарочно выбирает такие углы, под которыми моему трещащему по швам члену не достается даже смазанного прикосновения. Терпение взвинчивается все сильнее и сильнее, и когда Эвелина в очередной раз рассеянно проводит губами совсем рядом, я готов насадить на себя ее рот, даже если это будет грубо.

– Мне упрашивать? – готов сдаться я.

– Ты же хотел поцелуев, непонятный мужчина. – Она точно издевается. – В следующий раз формулируй свои желания поточнее.

Я все-таки сжимаю в кулаке ее волосы, вынуждая поднять ко мне лицо.

– Кошка, у меня больше нет тормозов, прости, – искренне извиняюсь я, потому что это последняя более-менее осознанная фраза, которую я смогу сказать до момента, пока не кончу. – Но в более точных формулировках, я, блядь, хочу трахнуть тебя в рот.

То, как она обзывает губы – настоящая фантастика.

– Заводят твои грубости, – признается шепотом, на миг снова краснея в области спинки носа и «яблочек» щек.

И снова укладывает ладони на мой член, даже не скрывая, что упивается ощущением полной власти надо мной. Моя больная слабая рука все-таки сжимает покрывало, когда она проводить пальцами вверх и вниз, размазывая влагу по головке.

Мозг официально «отключается».

‍‌‌‌‌‌‌‌‌‌Самые долгие несколько секунд в моей жизни, когда я просто не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть – это промежуток, в который Эвелина наклоняется губами к моему члену и слизывает языком несуществующую сладость. А потом обхватывает меня всем ртом и просто заглатывает, словно голодная.

Я хрипло выдыхаю:

– Да, блядь, вот так…

Немного нажимаю ей на затылок – и Кошка похотливо стонет от моих попыток проскользнут дальше ей в горло. Вибрация щекочет головку, и ругательства беспрерывным потоком валятся из моего рта.

Она впивается ногтями мне в колени, задевает шрам, и я давлюсь острой болью, но практически сразу снова ныряю в горячее шелковое удовольствие ее рта. Поднимает голову – и снова опускает, на этот раз резче, чувственнее.

Не думал, что способен издавать такие звуки, но это что-то довольно громкое и бессвязное, потому что в ответ на мои попытки на всякий случай убрать пальцы из ее волос, кошка издает умоляющее мычание.

Ладно, я правда хотел быть… аккуратнее.

Я снова прижимаю ее голову, одновременно немного массируя кожу на затылке, чтобы она расслабилась. Нужно дышать ровно, но воздух рвет легкие и грудь давят стоны боли и удовольствия вперемешку. Еще один толчок ей в губы, на этот раз так глубоко, что воображение разлетается вдребезги, стоит лишь опустить взгляд и увидеть ее на коленях перед собой: покорную, но полностью мной владеющую.

Мою.

Наверное, я просто трахаю ее рот: сильно и довольно грубо, но я просто не могу остановиться. Мне нужно быть в ее горле, когда натянутая в пояснице страну удовольствия громко и окончательно лопнет. Движения смазываются с единого ритма. Теперь это просто хаотичные толчки, пошлые влажные звуки, умоляющие жадные стоны. Эвелина выпускает зубы лишь раз, и я непроизвольно оттягиваю ее голову, чтобы перетерпеть резкую боль. Кошка улыбается так, чтобы я точно понял – она сделал это нарочно.

– Я… почти… – Вот и все, что могу сказать.

Она слизывает с моего члена оставленную ее же губами боль, и снова берет в рот. Глубже и глубже, вдруг сдавливая щеками так сильно, словно зажимает в тиски.

‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌‌Чувствую горячий выдох носом.

Сжимаю ее волосы в железной хватке.

Насаживаю на себя и приподнимаю бедра в последнем бесконтрольном движении.

От оргазма поджимаются пальцы ног, и все силы уходят только на то, чтобы просто вынуть ладонь из ее волос, но это лишнее – Эвелина проглатывает все и даже не пытается отодвинуться.

И одним только пальцем, словно расшатанную кеглю, валит меня на постель.‌

*****

Я пытаюсь вспомнить слова доктора о том, как нужно контролировать дыхание, чтобы не тревожить ребра, но все равно ничего не получается. Бессмысленно заставлять сердце биться медленнее, а воздух вырываться изо рта с громким свистом сквозь зубы.

Эвелина укладывается рядом на живот и смотрит на меня блестящими влажными глазами. Зрачок расплылся почти на всю радужку, и сейчас она похожа на ту эльфийскую королеву из фильма про хоббита, когда она явилась в своем древнем обличии, прекрасная и невозможная одновременно. Ее губы припухли, и я не могу удержаться, чтобы не попробовать их мягкость подушечкой большого пальца.

– Это было охуенно, – кое-как произношу я, и Кошка триумфально облизывает губы.

Если бы она знала, как пошло и соблазнительно это выглядит, и как мне хочется повторить прямо сейчас, то вряд ли стала бы рисковать. Или знает и нарочно провоцирует? Сейчас могу поспорить на что угодно – она читает меня, как открытую книгу, в то время как сама продолжает лишь изредка показывать свой нос из убежища, которое мне еще предстоит отыскать.

– Мы чай не сделали, – улыбается Эвелина, но это лишь слова, потому что ее взгляд говорит, что ей точно так же плевать на чай и пустой холодильник, как и мне.

Я делаю осторожный глубокий вдох, контролирую расширение легких и проглатываю неприятное тупое давление под кожей в области солнечного сплетения. Я вынужден лежать на спине, хотя хотел бы перевернуться Кошку на спину и стереть с ее кожи невидимые следы рук того мудака.

Вместо этого переплетаю ее пальцы со своими и тяну вверх.

– Я обещала доктору твой покой, – слабо сопротивляется Эвелина.

– Думаешь, минет меня сильно успокоил? – интересуюсь я.

Эвелина сверкает глазами, приподнимает бедра и выскальзывает из штанов. На ней крохотные бежевые трусики, простые, но как раз в моем вкусе: никаких пошлых кружев, и они идеально сидят на ее бедрах. Нигде ничего нее перетягивает. Не могу побороть искушение и провести ладонью по голому бедру, нарочно надавливая пальцами на выступающие части.

– Ты похожа на Барби, – честно озвучиваю свои мысли.

– Ради этого пришлось отказаться от булочек и плюшек, – морщит нос Эвелина, стаскивая с плеч бретели лифчика.

– Любишь неполезные углероды?

Впрочем, ответ меня уже не интересует, потому что верхняя часть ее белья летит куда-то с кровати, и она, дразня, перебирает пальцами твердые бледные соски.

– На хрен разговоры о булках, Кошка, иди ко мне.

‌Глава тридцатая: Снежная королева

Я никогда не была стеснительной в постели, хоть, чтобы посчитать моих любовников, хватит пальцев одной руки. Всегда была уверена, что стыд – это тиски, которые зажимают тело и не дают ему расслабиться. Рядом с Юрой мне всегда было плевать, я просто позволяла ему делать мне хорошо, и почти никогда не брала инициативу в свои руки. Он хотел меня, я хотела просто что-то вроде расслабления перед очередной бессонной ночью.

Я принимала его как таблетку.

Руслан – не таблетка. Руслан – все, что я хочу сейчас и все, что я буду хотеть потом.

И я с ним смущаюсь, как будто это первый секс в моей жизни, и сейчас это смущение – естественное и правильное.

У меня, как у маленькой, горят уши, когда она жадно следит за движением моих пальцев. Я провожу ладонями по груди, прихватываю соски и приподнимаю их. Мы с Русланом одновременно сглатываем: он волнение, я – горячее удовольствие, стекающее от чувствительной плоти вниз по животу до самой промежности. Наверное, все дело в том, что мы оба пока очень ограничены в способах, которыми можем взять друг друга, и приходится играть в старую игру по новым правилам, которые приходится выдумывать на ходу.

– Хватит меня дразнить, Кошка, – почти злится Руслан, и я опускаю взгляд на его пальцы.

У него снова стоит и в этот раз я разглядываю, как мой мужчина поглаживает себя по всей длине, как темная головка изредка мелькает между пальцами, немного влажная и гладка. Невольно сглатываю, вспоминая терпкий вкус во рту, и, клянусь, готова разменять свое удовольствие на возможность снова взять его в рот, насладиться властью твердых пальцев у меня в волосах, его глухими стонами и громкими ругательствами в ответ на каждое движение моего языка и губ.

Мне ужасно неловко выскальзывать из трусиков, но еще сильнее я краснею, потому что приходите перебрасывать через Руслана ногу и стоять на коленях ровно, позволяя его ладони нырнуть мне между ног.

– Мы там, где начали, – улыбается он, разглядывая мое лицо одновременно с тем, как пальцы проводят по складкам, не проникая внутрь.

– Я выбрала машину, а не тебя, – дразню его мужское эго.

– А я вообще тебя не хотел, Кошка, – возвращает шпильку он.

Я ставлю ладони по обе стороны его лица и наклоняюсь вперед.

– Ты просто придурок.

– А у тебя классная грудь, Кошка.

Я с шумом выдыхаю, когда он жадно, почти болезненно сильно обхватывает ртом чувствительный сосок и втягивает в рот, пропуская между зубами. Пальцы надавливают мне между ног, и я начинаю ерзать, чтобы раскрыться для него, почувствовать прикосновения в самой сердцевине. Он усмехается и с влажным звуком выпускает мою грудь изо рта.

– Дай мне себя, Кошка… – Не просьба – приказ. – И, блин, перестань думать, что я скончаюсь от любого пинка. Не настолько все со мной плохо.

Я перебираюсь выше, сгорая от стыда. Кажется, еще немного – и на коже начнут проступать следы ожогов от раскаленный вен. Если бы нее требовательный карий взгляд – я бы так и осталась, где начала, боясь пошевелиться, но в какой-то момент взгляд «глаза в глаза» просто взрывает последние предохранители.

Мои колени вокруг его головы.

Мир кружится и опадает невидимыми белыми хлопьями.

Мы только вдвоем теперь, и реальность не имеет значения. Мы две планеты, сошедшие с орбит, и мы должны врезаться друг в друга, чтобы хаос осколков превратился в гармонию новой жизни.

‍Я цепляюсь пальцами ему в волосы, запрокидываю голову назад, потираясь развилкой между ноги о выступающий угол кадыка. Усмешка на губах такая порочная, что я прикрываю ее свободной ладонью. Руслану не нравится – кусает за ладонь.

– Выше, Кошка, хватит быть хорошей девочкой.

Наверное, я просто жду этих слов, потому что они действуют подобно волшебному заклинанию, после которого все внутренних запреты и шоры падают, словно прошлогодние листья, и все, о чем я могу думать – желание заполучить его язык у себя между ног.

Приподнимаюсь еще выше, продолжаю держать его волосы в кулаке, а пальцами второй поглаживаю себя между ног, раскрывая, словно раковину. Вздрагиваю, когда случайно прикасаюсь к напухшему потребностью узелку, и мой мужчина зло шипит, потому что я рефлекторно еще сильнее оттягиваю назад его голову.

Одно короткое движение бедрами вниз – и его язык притрагивается ко мне одним жестким движением снизу-вверх.

– Не убирай пальцы, Кошка. – Горячий шепот ударяет в живот, распаляет то, что едва не клокочет, как Везувий. – Будь открытой для меня.

Мотаю головой, и тут же громко выдыхаю, потому что втягивает клитор между губ и прижимает его, посылая резкую и сладкую боль вверх до пупка. Это словно разряд тока, от которого я испытываю поверхностный шок. Хочу привстать, но Руслан одной рукой фиксирует мои бедра, лишая возможности двигаться.

Он закрывает глаза, снова и снова посасывая меня глубокими жадными движениями.

Мне нужно выдохнуть, взять передышку, потому что это слишком, но моему Коту плевать на протесты: его язык выписывает восьмерки на моем клиторе. Легкий укус зубами – месть за мои игры с ним, и когда я задыхаюсь в громком крике, он заботливо слизывает эту боль кончиком языка.

– Господи, – выдыхаю я, когда осознаю, что сама толкаюсь бедрами в его губы.

Не хочу останавливаться. Хочу взять все.

Его язык такой твердый и сильный, что он мог бы запросто трахнуть меня им, если бы захотел. Я позволяю себе каплю этой фантазии, и тут же выбрасываю ее, потому что Руслан стискивает пальцы на моих бедрах так сильно, что следующие пару недель я точно буду с гордостью носить пару подаренных им синяков.

Он мучает меня языком, доводя до самого края, чтобы замедлиться и с наслаждением смаковать звуки моего нетерпения и злости.

– Голову мне оторвешь, Кошка, – смеется в ответ на мою грубую попытку силой оторвать его рот от моей развилки между ног.

И снова затягивает меня в рот, на этот раз интенсивно посасывая, словно лакомство.

Еще немного, еще чуть-чуть.

Я опускаю взгляд, раскалываясь на миллионы частей от одного только вида: мои белые бедра вокруг его смуглого лица, пальцы, которыми я бесстыже предлагаю себя, его язык, которым он ударяет по заполненной кровью плоти.

Я заваливаюсь на локти, потому что тело скручивает сладкая судорога. Меня укрывает с головой, сметает яркой ударной волной. Каждый выдох – с громким стоном и воем. Каждый вдох – со вкусом карамели, опускается прямо в живот, закручивая все новые и новые спазмы.

– Кот… – Язык едва ворочается во рту. – Выздоравливай, пожалуйста, быстрее. Я хочу все.

– Я тоже хочу все, Кошка, – говорит он, оставляя мягкий след поцелуя на внутренней части моего бедра.

****

Мы просто валяемся в кровати чуть дольше, чем планировали. Вероятно, намного больше, чем планировали. Просто кое-как натягиваем обратно свои вещи и лежим друг возле друга в позе китайского символа «инь-янь».

Потом, когда наши животы начинают синхронно урчать, приходится выбраться из уютной тишины дома. Пока я осторожно рулю – после только одного оргазма у меня в костях невыносимая слабость – Руслан что-то сосредоточенно набирает в телефоне. Это немного царапает меня, возвращая в прошлое, где рядом был любитель смотреть в черный экран, а не на меня.

– Это список покупок, Кошка. – Словно прочитав мои мысли, Руслан разворачивает телефон в мою сторону.

Хорошо, что мы на светофоре, потому что меня пробирает хохот после того, как я натыкаюсь взглядом на соседство слов «яйца», «презервативы» и «сливки». Меня до сих пор трясет от хохота, когда нам начинают сигналить сзади. Руслан немного хмурится, но я мотаю головой, чтобы не озвучивать свои пошлые мыслишки.

– Ты просто хозяйка, – говорю я, как только справляюсь со смехом.

– С семнадцати лет живу один, – пожимает плечами Руслан.

Мне очень хочется спросить, почему за все время, пока он лежал в больнице его так и не проведала мать, но это не мое дело, поэтому приходится держать язык за зубами. Мы знаем друг друга уже довольно давно, но все равно для некоторых тем нужно время, в особенности для разговоров о семье. Уверена, что точно так же, как мне хочется узнать о его отношениях с матерью, ему хочется узнать, что на его счет скажут мои родители.

И это единственная вещь на данный момент, которая меня пугает сильнее, чем разлука с ним. Потому что я всегда была хорошей девочкой своих родителей, ребенком, которого согревали в холод и опекали в жару, тепличным растением, над которым тряслись все, даже приходящие наемные работники и наша кухарка Зина. Мне все всегда желали самого лучшего и у меня было – и есть – все. Даже пара звезд на небе, названных моим именем. И то, что с Юрой получилось то, что получилось, не означает, что мои родители согласятся понижать планку требований к моему избраннику. И можно пойти легким путем, просто не озвучивая, кто и чем занимался Руслан, просто «спрятать» его род занятий за любым нейтральным, но это будет вранье. А я не умею врать, и не хочу учиться на своих родителях. Но и сама фраза: «Мама, папа, это – Руслан, он парень из эскорта» звучит просто нелепо.

Позже, когда мы ходим по супермаркету и задерживаемся около стойки с парными зубными щетками, я понимаю, что готова сказать родителям все, ничего не скрывая и не приуменьшая.

Не ради себя и не ради них.

Ради Руслана.

Глава тридцать первая: Снежная королева

Есть какая-то ирония в том, что я снова сижу в «Полнолунии», где так любила бывать с Юрой, а теперь буду сидеть за одним столом с человеком, который занимается нашим разводом.

Человеком, которого не многие посвященные в закулисье войны Розановых и Шаповаловых уже называют «самоубийцей собственной карьеры» – Антоном Дубровским, самым блестящим адвокатом по бракоразводным процессам и семейным делам. Человеком, которого я, пожалуй, могла бы назвать своим… другом.

– Привет, Розанова. – Он помогает мне сесть, обходит стол и занимает место напротив.

– Что должно произойти, чтобы ты назвал меня по имени?

– Ты поменяешь имя? – без паузы и намека на улыбку во взгляде, отвечает он.

Ему не нравится мое имя, и он заявил об этом прямо и в лоб еще когда мы впервые столкнулись на каком-то официальном мероприятии.

Пока Антон выбирает вино, официантка крутится рядом с нами, даже не пытаясь сделать вид, что пускает на него слюни. Впрочем, на него все женщины пускают слюни, даже я в свое время не стала исключением. Слава богу, в моем случае, влюбленность зажглась в первую встречу и в тот же вечер сгорела. Во-первых, потому что на мое приглашение на танец он выдал холодное и спокойное: «Даже не начинай». А во-вторых, потому что у этого мужчины официально нет сердца. Это знают, кажется, все женщины «богемы» от шестнадцати до восьмидесяти.

– Я могла бы помочь… – Бормочет официантка, потому что Антон не из тех, ко торопится в выборе напитков.

– Я похож на человека, который не в состоянии выбрать вино? – не отрывая взгляда от карты вин, интересуется он.

Бессердечная акула. Идеальный адвокат. По крайней мере, вручая судьбу ему в руки, можно быть уверенным, что он никогда не выйдет из себя, не наделает ошибок сгоряча и не станет втихаря играть за противоположную сторону.

Официантка закрывает рот и поглядывает на меня в поисках поддержки. Увы, я не на ее стороне даже из женской солидарности, потому что сама терпеть не могу навязанные услуги и помощь, в которой не нуждаюсь.

– Я разобрал брачный договор, – говорит Антон, когда вино уже в наших бокалах.

Я молча жду вердикт. Было бы глупо думать, что в этом документе, регулирующем наши с Юрой отношения, найдется много «дыр», но я продолжаю рассчитывать хотя бы на пару существенных зацепок.

– Есть кое-какие мысли, – продолжает Антон и снисходительно улыбается в ответ на мой вздох облегчения. – У тебя вид приговоренной, которой разрешили второе последнее желание.

– Надеюсь, мне вообще не придется ничего загадывать напоследок, – озвучиваю свои самые смелые мечты.

– У тебя есть я, Розанова, прекрати дергаться.

У Антона глубокий низкий баритон с легкой хрипотцой, немного необычно для тридцатилетнего мужчины, но часть его обаяния кроется именно в этом голосе: вряд ли в мире существует женщина, отказавшаяся бы услышать пошлое горячее признание на ухо этим голосом.

– Они будут угрожать, – зачем-то говорю я.

– Спасибо, что просветила, а то я думал, что собираюсь поиметь парочку простаков.

– Ладно, прости. Я действительно очень нервничаю.

– Это не самый простой случай в моей практике, Розанова, но точно ничего, с чем бы я не справился. – Антон расстегивает модный темно-серый пиджак, лениво закладывает ногу на ногу. – Только прежде, чем начнем, я должен быть уверен, что ты не собираешься помириться с Шаповалым примерно в тот момент, когда объявление с наградой за мою голову приколотят к каждому фонарному столбу.

– У меня другой мужчина, Антон, – без стеснения признаюсь я. Адвокат по разводу, как священник – ему нужно исповедаться во всех грехах, потому что любая мелочь может стоит нам обоим жизни. И это совсем не фигура речи. – Я очень решительно настроена дать по яйцам своему бывшему.

– Надеюсь, нигде не всплывут ваши совместные фотографии до того, как твой Шаповалов начал «моральное издевательство с принуждением к беременности»?

– Не всплывут. – Даже немного обидно, что у нас с Русланом до сих пор нет ни одной фотографии, хоть селфи плохого качества.

Следующие несколько часов мы обсуждаем все тонкости и детали. В ответ на мой невысказанный вопрос, почему не делаем это в его офисе, Антон говорит, что для начала любит говорить с клиентами в неформальной обстановке, прощупывая их на решительность и намерение идти до конца. Если появится хотя бы подозрение, что клиент собирается просто потрепать нервы или ждет «уступок» у обратной стороны, даже не начинает дело.

– Уж меня бы мог не щупать, – замечаю я.

– Тебя, Розанова, щупать надо особенно, потому что ты нестабильная.

Не знаю ни одного мужчины, кто бы сказал такое мне в лоб. Хотя нет, теперь знаю, и от этого появляется желание улыбнуться.

Мы договариваемся о следующей встрече у него в офисе, после чего я забираюсь в машину и прошу водителя еще немного покататься по городу. Нужно привести мысли в порядок, охладить голову и приготовиться к следующей встрече.

Сегодня я впервые увижусь с Юрой после своего побега.

И я знаю, что эта встреча способна расшатать меня до самого основания. Потому что он продолжает слать мне сообщения с угрозами, с каждым днем все меньше стесняясь в выражениях.

Прикрываю глаза, некстати вспоминая его вчерашнее сообщение, и мурашки бегут по коже. Когда все закончится, я выброшу из себя всю эту грязь, а пока она необходима мне, чтобы ни на секунду не забывать, кто он и кем хотел сделать меня.

Для встречи с Юрой я выбираю людную набережную: даже вечером здесь полно народа, в особенности гуляющих с колясками мамочек. Не тешу себя иллюзиями, что его это остановит, но так мне спокойнее. Кроме того, за нами будут пристально следить нанятые моим отцом люди. Все должно выглядеть просто попыткой встретиться и поговорить, чтобы найти приемлемое для двух кланов решение. Мы же взрослые люди и должны пытаться решать свои проблемы без участия родителей.

Я еще раз мысленно прокручиваю свою роль, пока иду от машины к скамейке, около которой меня, с необъятным букетом роз, уже ждет Юра.

Похоже, не только я приготовила спектакль.

****

Если бы за мной не было парочки охранников, я бы – нужно быть честной с собой – не рискнула сунуться к Юре одна. Тем более, когда он с цветами и сверкает «новенькой» улыбкой уж слишком широко. Хочет показать, что дела пошли на лад и теперь об инциденте совсем ничего не напоминает?

– Ви. – Он не дает и слова сказать – буквально таранит меня букетом цветов. – Просто роскошно выглядишь.

Я опускаю взгляд в бесконечное множество красных бутонов и пытаюсь сделать вид, что поражена. И еще капельку притворяюсь, будто мне нравится аромат цветов. Хоть этот букет – просто ода его ко мне отношения. Что-то красивое и мертвое, хоть удачно прикидывается живым. Эти розы не пахнут, потому что их выращивали, чтобы вот такие богатые подонки прятали в мертвечину свои грешки.

– Не мог бы ты… – Я плечом сбрасываю его ладонь. Бросаю взгляд на часы и как бы невзначай поправляю торчащий из сумочки бумажный пакет. – Отец попросил кое-что для него сделать, так что у меня только минут … десять.

Юра вскидывает брови и мне нужно все мое мужество, чтобы посмотреть ему в глаза и понять, с кем я имею дело: расчетливым младшим Шаповаловым или просто наркоманом.

Должно быть, он видит в этой моей потребности сигнал к тому, что во мне ничего не умерло: пристальный взгляд, тяжелое дыхание говорят не в мою пользу, но это даже к лучшему. Пусть думает, что я просто отбившаяся от стада овца.

Сегодня он в своем «выходном виде»: гладко выбрит, волосы уложены в аккуратную прическу, но с налетом беспорядка. Костюм, туфли, дорогая рубашка и даже галстук – хоть сейчас на подиум. Но теперь я очень хороши вижу его глаза и зрачки, расширенные немного больше, чем нужно. Он уже под кайфом, но точно не до такой степени, чтобы выдать себя истеричным смехом без причины. Уверена, все в офисе продолжают молиться на своего начальника, который не спит, не ест и пашет круглыми сутками. Пашет… над очередной безголовой сотрудницей. Красивая блестящая фальшивка.

– Я немного нервничаю, – пытаюсь сгладить свою резкость. Не с того я начала. По такой дорожке мне никогда не вывести его к волчьей ямке. – Знаешь… Плохо сплю.

– До сих пор? – удивляется он, как будто и не было этих лет вместе, как будто он впервые слышит о моих проблемах со сном. – Наверное, нужно показаться врачу, Ви.

– У меня есть такие планы, – лаконичный ответ. – Спасибо за цветы.

– Хватит валять дурака, Ви, – идет в атаку Юра и начинает теребить край гофрированной оберточной бумаги у меня перед носом. – Возвращайся домой.

– Нет.

Три буквы виснут между нами плотным вакуумом, из которого медленно откачивают весь воздух. Напряжение агрессивно потрескивает за ушами и все, чего мне хочется в эту минуту – поскорее закончить разговор и вернуться к другому мужчине. Рядом с которым я готова встречать столкновение с Марсом лицом к лицу и в первых рядах.

Руслан не знает, что я встречаюсь с Юрой – он бы просто меня не отпустил. Мы это не обсуждали, но такие вещи и не нужно проговаривать вслух.

– Нет? – переспрашивает Юра чуть менее радужным тоном. – Это как на хрен понимать, Ви?

– Я не вернусь к тебе.

Его глаза, которые я когда-то почти беззаветно любила, сужаются до размера непроглядных щелочек, и я перестаю понимать, что творится в его голове.

Если Юра захочет меня убить – никто не сможет ему помешать. Увы, мы оба это знаем.