Текст книги "Русалочка (СИ)"

Автор книги: Айдар Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Ах, забыла. – Кристина махнула рукой. – Гарик!

– Что?

– Где Шопен?

– Откуда я знаю? Ищу.

– Ищи, ищи. Вова, наливай!

– Может... – Володя мутно заглянул в ее синие глаза. – Может, тебе хватит?

– Тебе на душе нормально? По башке ударило?

– Вполне.

– А мне нет, – вздохнула Кристина. – По башке не ударило, на душе не нормально.

– А что?

– А фиг его знает. Когти скребут. Наливай!

– Чуть-чуть. – Вова вооружился бутылкой.

– Как положено! – зарычала Кристина. – Не жмись.

– Я не жмусь, я за тебя беспокоюсь. – Он налил в рюмки коньяк.

– За меня?! С каких это пор?

Подбежал Гарик:

– А мне?

– Чего тебе?

– Малеха. – Брат кивнул на бутыль вина. – Кристюха, малеха, ну, пожалуйста!

– Где Шопен, почему не слышу? – строго спросила она.

– Нету, не нашел.

– И винища нету, отвали, – парировала сестра. – Будет Шопен – будет винище.

Гарик с энтузиазмом помчался искать нужный диск.

– За тех, кто в море, – сказал Вова, чокнувшись с Кристиной. – Будем здоровы!

Шопен нашелся моментально. В комнате зазвучало фортепьяно, первая прелюдия.

– Спасибо, брат! – Кристина залпом осушила рюмку. – Классная тема: Шопен, море, русалки...

– Ты обещала. – Гарик подвинул свой бокал поближе к тусовке. – Я врубил.

– Налей ему малеха, – разрешила Кристина.

– Малеха это как? – спросил Вова.

– Малеха, это малеха. Гарик, ты знаешь кто? – Сестра уставилась на брата. – Натуральный малолетний алконавт. Я правильно выражаюсь?

– Правильно, – подтвердил Вова.

– А ты старый замороченный алконавт. – Она посмотрела на принца. – А я убогая алконавтка с клюшками. А вместе мы – мрачные, пробитые алконавты, блин... Господи, сколько ж надо выпить, чтобы стало нормально?

– Вообще не надо пить, – ответил Вова. – Тогда будет нормально.

– Давай, еще? – предложила Кристина, потянувшись к бутылке.

Лёля молча схватил пузырь и поставил коньяк подальше от девушки. Кристина протянула руку дальше, но… достать бутылку не смогла. Она попробовала приподняться, ей это не удалось. И еще несколько раз попыталась, и так, и этак, но все было тщетно.

Ее безнадежным попыткам напиться положили конец родители. Дверь в комнату медленно отворилась. По ту ее сторону стояли Ирина Михайловна и Александр Николаевич.

– Я не поняла… – неуверенно заговорила мать. – Что за балаган?

– Предки вернулись! – Забыв о бутылке, Кристина распахнула объятия навстречу матери. – Только вас здесь не хватало! Леля, тащи еще два бокала.

– В честь чего сидим, можно узнать? – поинтересовалась Ирина Михайловна, часто моргая.

– А просто, нормальный день. Мне захотелось, чтобы сегодня всем было в тему.

– В тему? Ну, ладно. – Акклиматизировавшись, мать обратилась к Леше, застрявшему на полпути. – Лёля, тебе что было сказано?

Парень виновато потупился, ожидая взбучки.

– Попросили два бокала – неси два бокала, – услышал он.

Увидев, что вины на нем нет, Леша воспрянул духом и отправился за посудой. Скинув верхнюю одежду, родители опустились за стол.

– И ты пьешь?! – Ирина Михайловна страшными глазами продиагностировала сына.

– Не! – замахал руками Гарик. – Ты что!

В качества алиби перед мальчишкой стаяла бутылка фанты, в то время как вино успело вовремя исчезнуть.

– Сначала нормально стало Вове, – объяснила матери Кристина. – А Лёле всегда было нормально, он у нас вообще нормальный, за рулем... Потом Гарику – тоже так, не фигово. А меня все плющит и плющит, даже не знаю, что делать.

– Ты все-таки пил? – Мама вновь взялась за сына.

– Ты что, мам! – не сдавался Гарик. – Спроси, у кого хочешь!

Вернулся Леля с бокалами и тарелками, поставил их перед предками, молча занял стул.

– Лёля, он пил? – спросила Ирина Михайловна, схватив сына за пучок волос на затылке.

– Фанту, – ответил Леша.

– Слушайте! – тарахтела Кристина, не обращая ни на кого внимания. – Кажись, и мне становится нормально! Не могу поверить, я уже не надеялась! Вова, давай еще!

– Я пас, – отказался Володя. Положительную стадию охмеления он миновал, это было заметно.

Александр Николаевич налил себе и жене вино. Перед тем как пригубить, Ирина Михайловна решила разобраться с очередной проблемой:

– Мне опять позвонил Лев Алексеевич, – сказала она Кристине.

– Мам, я послала его на фиг, я больше не могу. Пусть гребет, халява кончилась.

– Что это значит?

– Это значит, он свободен. Кто он такой, чтобы каждый день меня тискать?! «Почему вы не носите прописанную обувь?» Вообще офигел. Да что он о себе возомнил? «Чем вас не устраивают эти башмачки?!» Надеюсь, я завтра от него отдохну?

– Он отказался с тобой работать. Я ему дам расчет.

– Ха-ха-ха-ха! Отказался! Все слышали?!

– Кристина! – окрикнула мать.

– Класс! – Она захлопала в ладоши, – Это все равно, что я отказываюсь спать с Вовой.

– Немедленно замолчи! – попросила мама.

– В честь чего я должна молчать?

– Потому что я тебя прошу, – Ирина Михайловна убедительно посмотрела дочери в глаза.

Та покорно утихла.

– Ну и что ты дальше собираешься делать?

– Поеду на дачу, – объявила Кристина. – К морю.

Мать, наконец, хлебнула вина. Какое-то время ей понадобилось для того, чтобы принять решение.

– На дачу, так на дачу, – наконец, согласилась она. – Черт с тобой.

– Есс!!! – взвизгнул Гарик, подпрыгнув до потолка.

Не в силах совладать с чувствами, запьяневший мальчик подлетел к шарманке, убрал на фиг Шопена и на всю катушку влепил ушираздирающий «Гарбидж».

Комната вновь пошла ходуном.

Кристина наклонилась к загрустившему артисту:

– А ваша милость с нами? Я еду к морю. А вы?

Вова приподнял голову.

– Наша милость завтра спектакль играет.

– А сегодня?

– А сегодня нашей милости пора.

– Останься.

– Где? – испугался он.

– В комнате деда. Там прикольно.

– А дед где?

– На даче.

– Нет, спасибо.

– Ну, Вова! Пожалуйста! Я ведь не заставляю со мной спать. Я просто хочу, чтобы ты был рядом.

– Мне надо в театр, – упрямо промычал Володя.

– В час ночи? – Кристина призвала на помощь маму: – Мама, Вова очень хочет с нами переночевать, но он стесняется.

– Кристи! – Володя покраснел, как помидор. – Ирина Михайловна, это не правда, мне пора...

– Почему же не правда? – Мамаша пригрела его однозначным строгим взглядом, так что принц моментально понял, где будет сегодня ночевать, хочет он этого или нет. – У нас есть свободная комната: тепло и сухо, – чего тебе еще? Выспишься – утром, на свежую голову, пойдешь играть Гамлета. Не вижу особых препятствий.

Особых препятствий, действительно, не было. Да Вова особо и не препятствовал. Его уложили в комнате деда, и как только хмельная голова достигла подушки, принц заснул, как ягненок. Минут десять спустя, в его покой заглянула Кристина на коляске:

– Вова? – шепнула она.

Ответной реакции не последовало, Кристина осмелела и подрулила вплотную к кровати, на которой лежало его тело, послушное как у утопленника на дне океана, но живое...

Ее пальцы дотронулись до его руки – Вове было до балды. Осмелев еще больше, она взяла его руку к себе на колени. Она просидела с ней несколько минут, затем вернула на место, подкатила к подушке, на которй покоилась голова принца, как могла, прогнулась, ее губы дотянулись до его рта и поцеловали его. Едва не перевернувшись в каталке, Кристина дала полный назад и, не оглядываясь, помчалась к своей комнате.

Быстро раздевшись, она нырнула в кровать. Ее глаза, не моргая, уставилась в точку на стене.

– Что с тобой? – вошла мать.

Кристина в неведении потрясла взлохмаченными волосами.

– Ты побледнела. – Опустив руку на ее лоб, матушка села рядом. – Тебе не хорошо?

– Бывало получше.

– Ничего, поспишь – пройдет.

– Едем в Комарово?

– Родная моя, какое мне Комарово? У меня работы выше потолка. Разве что, в воскресенье, и то под вопросом. А на завтра расписана каждая минута. Лёля вас отвезет, не волнуйся.

– Каждая минута?

– Представь себе. До часа ночи.

– Атас! Как же ты живешь?

– А я, разве, живу? Я работаю, доча, – не живу.

Кристина с ужасом посмотрела в материнские глаза.

– Кристинка, – улыбнулась та. – Работа – это деньги. Очень крупные деньги. Если б они были только наши, я б три месяца в году работала, и девять отдыхала, – нам бы на семью хватило. Но там, где крупные деньги, работают свои правила: либо ты пашешь как проклятая за себя и за тех парней, либо – свободна.

– За каких парней?

– Кристюша, зачем тебе это знать?

– Это интересно!

– Сомневаюсь.

– Правда!

– Другими словами, из Тамбова приезжают не только артисты. Все они хотят хорошо поесть, хорошо одеться, всем нужны иномарки... Ну? Тебе это надо?

– Да, мне пофиг, – согласилась Кристина. – Ты права.

– Крепче будет сон.

– А я и снов-то не видела ни разу.

– Ну, прямо!

– Честно. Посмотреть бы хоть один сон. Вова рассказывал, сны бывают очень красивые.

– Все люди видят сны, родная моя, только не все их помнят.

– Ты тоже?

– Конечно.

– Про работу?

Мать засмеялась.

– Все люди видят сны, – повторила Кристина. – Ты все еще принимаешь меня за человека? Думаешь, я твоя дочка, да? Как все люди?

Мать беспомощно заморгала:

– Господи, а кто же ты? Чья же еще? Ты себе такого навыдумываешь, Кристинка! Нельзя же, в самом деле...

Мама не договорила.

Кристину внезапно передернуло.

– Господи!! – в ужасе прошептала Ирина Михайловна. – Кристина!

Девчонка снова содрогнулась и зажала руками рот, чтобы на одеяло не выплеснулись результаты пьянки.

* * *

Следующим утром, не откладывая, помчались в Комарово. Стояла ясная погода, ни одного облака. И всем было весело, ведь, здорово гнать по шоссе на новой иномарке мимо лесов, серых лачуг, бензоколонок, развивая полторы сотни километров в час под смачный марсельский реп. Кристина сидела в передаем кресле, щурилась от падавших в глаза солнечных лучей и как взрослая курила Лёлины сигареты. За ее спиной Гарика колотило от музыки, что немного раздражало находившуюся рядом Ольгу, но по статусу гостьи она не возникала. Лёля, по обыкновению, молчал; его бандитскую голову украшали выразительные узкие очки с черными стеклами, а шею – золотая золотая цепочка.

К полудню зеленое Вольво прилетело к цели. То был кирпичный двухэтажный дом, окруженный фигурной железной решеткой, охраняемый престарелой овчаркой по имени Граф. Стоило машине заехать на территорию дачи, пес бурно дал понять, как он всем рад, а едва Кристина приоткрыла дверцу автомобиля, моментально нырнул в кабину и мокрым языком облизал ей руки, перепугав до полусмерти.

– Граф! – заорал Лёля.

Пес послушно отскочил от машины.

– Граф, твой приятель. – Леша представил собаку Кристине.

– Мой приятель? – Прошептала та, обретая дар речи. – Тоже на четвереньках?

– Погладь, не бойся.

Граф вернулся и без суеты положил морду на колени юной хозяйки.

– Приятель, Граф... – Вытаращив глаза, Кристина запустила пальцы в толстую шерсть. – Что, собачья жизнь на четвереньках, да?

* * *

Со вчерашнего вечера Александра Николаевича томили нехорошие предчувствия. Он связывал их с тем, что «Атлант» готовился провернуть сделку с огромной порцией левого Мартини, спецзаказом Олега Исааковича, – это было не только внове, но и весьма рискованно. По крайней мере, с самого утра к жене лучше было не соваться: она прыгала на иголках. Сидя за стенкой, в кабинете менеджера, Александр Николаевич тупо убивал время игрой «Солдат удачи» и, между делом, прислушивался к повышенному голосу директрисы. В районе двух часов дня он навострил ухо: в директорской явно обсуждалась не судьба Мартини. Жена что-то выговаривала... Лёле, который неожиданно вернулся в город, тогда как ему «русским языком было сказано сидеть на даче с Кристиной». Оправдывался Леша бестолково, на вопросы Ирины Михайловны отвечал по-детски: «Она велела», «Она сказала». Бросив подслушивать за стенкой, папа сам решил разобраться, что к чему, и зашел в кабинет директора.

– Ты на нее работаешь? – отчитывала Лешу Ирина Михайловна.

– На вас. – Лёля стоял на ковре с виновато опущенной головой.

– А я тебе что русским языком сказала?

– Остаться в Комарово.

– Остаться, Лёля, это значит, остаться.

– Но она сказала, – повторил парень.

– Подождите, что такое? – вмешался Александр Николаевич.

– Этот тип... – Ирина Михайловна указала на Лешу антеной мобильника. – Кинул мне парализованного ребенка на Гарика и дедушку. Что мне с ними делать, ума не приложу! – Она энергично набрала телефонный номер фазенды.

– Но она сказала, что... – твердил Леша.

– Подождите! – вклинил отец.

– Нечего тут ждать, – отрезала мать. – Пусть катит обратно. – На проводе сняли трубку. – Алло? Папа? На черта вы мне прислали Лелика? Папа, пойми, ей нужна помощь, она по лестнице сама не в состоянии подняться, а ты говоришь, хорошо! Что у вас там хорошо? Кто ей будет помогать? Папа, не говори чепуху. Дай-ка ей трубку... Алло? Кристина? Что за фокусы? Что значит, Леля тебя достал? Объясни, не поняла?... А тебе не кажется, что тебя все достали? Вчера Лев Алексеевич, сегодня Лёля? А? Я не ору, я хочу знать, как ты теперь собираешься?... Что? Папу? – Она посмотрела на мужа. – Ладно, даю папу… На, поговори-ка с ней.

– Да, Кристюша? – трубку взял отец.

– Папа, что она разоралась?

– Но сокровище мое, зачем ты выслала Лёлю? Ему специально говорилось…

– Я не хочу его, – прервала Кристина.

– Как это не хочешь? Хе-хе... Ты же взрослая девочка, должна...

– Я ничего ему не должна. Потому и не хочу, что взрослая. Я хочу Вову, а Вова меня не хочет. При чем здесь Лёля? Я что, обязана всю жизнь трахаться с Лелей?

Александр Николаевич бросил моментальный взгляд на дальнего родственника (раскрасневшийся Леша продолжал изучать ковер под ногами) и сразу просек природу нехороших предчувствий, что томили его со вчерашнего вечера: дело было не в “Мартини”, дело было семейное и грязное, как сама жизнь.

Окаменев лицом, папа ответил дочери:

– Я скоро буду.

– Ты приедешь? – спросила Кристина.

– Обязательно.

– Не врешь?

– Нет, нет.

– 0'кей. А то я, правда, здесь типа козявки. Сижу как дура на одном месте, никто меня не может перетащить.

– Еду, Кристюха. До скорого. – Он повесил трубку.

– Ты что, туда? Сам поехал? – спросила Ирина Михайловна.

– Если я тебе не нужен.

– Поезжай, – разрешила жена.

– Лёля, а ты иди со мной. – Выходя, отец прихватил дальнего родственника: – На два слова.

Они спустились на улицу, сели в зеленое Вольво: Александр Николаевич – за руль, Леша – справа, – и оба вынули по сигарете. Вспыхнула бензиновая зажигалка.

– Леха, ты же не курил. – Дымчатые очки в упор посмотрели на морского пехотинца. – Что произошло?

Крышка Zippo захлопнулась словно капкан.

– Хрен его знает, – буркнул Лёля.

– Я еще вчера просек, что что-то произошло. Расскажешь сам, или мне вытягивать клещами?

– Ну, это...– Леша налился краской по самую макушку. – Она сама... Я хрен ее знает. Она сказала, а я, короче…

– Вот так, да? Когда?

– Вчера.

– Где?

– Здесь.

– В тачке?!

Леля обречено кивнул.

– Елы-палы! – процедил отец. – Ну, ебарь!

– Она сказала, я не мог... Я хрен его знает, Александр Николаевич... – Леша пожал плечами.

– Смотри, Ирке не проговорись, мудазвон.

– Это ясно.

– Ладно, вылезай. Давай ключи и херачь в офис, глаза б мои тебя не видели!

Леша безмолвно оставил связку ключей и вышел на улицу.

– На фазенде старайся не появляться, – напоследок посоветовал отец.

– Это ясно.

– Ясно ему! – Ворча поднос, Александр Николаевич завел машину. – Член в кармане не удержать, козел вонючий!

Зеленое Вольво тронуло с места, а Лёля с поникшей головой побрел по тротуару к офису.

* * *

Папу никто не встретил. Оставив машину под окнами дачного дома, Александр Николаевич скромно пристроился у двери в гостиную, не решаясь развеять царившую на фазенде идиллию: старик играл на пианино, девчонки его слушали, не решаясь вздохнуть. Только Граф, безмятежно лежавший в ногах Кристины, отметил прибытие Александра Николаевича ленивым поднятием головы.

Удивительная вещь, фантазия ре-минор Моцарта – весь Амадей на четырех нотных листах: лаконичное как смерть начало, в нескольких аккордах предвосхитившее Лунную сонату; гениальная двухминутная сердцевина, словно с небес прилетел ангелочек, понежился на клавишах и внезапно исчез; и, наконец, третья, неподъемно-громоздкая часть – абсолютный, беспечный провал в бездарность… Михаил Васильевич играл Моцарта подобно Рихтеру, без единой эмоции на лице, отдавая все чувства клавишам.

Дед закончил. Подкатив к старику, Кристина взяла его руку, пробежалась пальцами по желтым морщинам, словно пытаясь разгадать, "в чем здесь Шопен":

– Что ты Шопену? Кто тебе Шопен?

– Это Моцарт, – ответил дед.

– Моцарт... Класс.

– Угу, – согласилась Ольга.

– А Шопен? – Кристина положила руку дедушки на инструмент. – Давай Шопена?

– Шопен для меня сложный композитор. Я любитель, Кристина. Надо быть виртуозом, чтобы играть Шопена. Моцарта, Баха я кое-что могу, а остальное...

– Жаль. – Кристина нажала на клавишу, затем сразу на несколько клавиш, однако Шопена не получилось. – Ни фига не умею, – поняла она.

– Всему надо учиться, – благоразумно сказал дед. – Особенно музыке.

– И особенно мне. – Кристина заметила отца. – Батон приехал! – Потеряв интерес к пианино, Кристина развернулась к папе. – Прикинь, я даже моря не видела, сижу здесь как кактус. Дед говорит, рядом есть море, это правда?

– Залив, – поправил отец. – Прокатимся?

– Конечно! – Она направилась к выходу, у двери притормозила и улыбнулась деду: – Шопен, не давай Оле скучать, а то она завянет.

Тропинка петляла по редкой лесистой местности и выводила на побережье – от дома не более десяти минут ходьбы. Кристина с отцом благополучно миновали деревья, но когда вместо земли под ногами появился рыхлый песок, папа остановился. Дальше толкать коляску было проблематично. Надеясь, что девочке достаточно полюбоваться заливом издали, Александр Николаевич закурил.

– Море? – Кристина кивнула вперед.

– Финский залив.

– А что за гора?

Между заливом и берегом торчал огромный одинокий камень, высотою метров пять. Непонятно, откуда он здесь взялся.

– Скала. – Папа пожал плечами. – Сто лет здесь стоит.

– Я ее вспомнила.

– Да что ты?

– Ага.

– Все-таки, ты что-то иногда припоминаешь? – удовлетворенно заметил отец.

– Я несколько раз там... ползала, за мной волочился такой скользкий зеленый хвост, ... от меня воняло водорослями, тело было холоднее, чем вода, – такое же, как сейчас ноги.

Вместо комментария, папа засвистел художественным свистом, он ничего не понял.

Съехав с островка земли, на котором ее припарковал отец, Кристина моментально увязла в песке: ни вперед, ни назад. Видимо, ей сильно приспичило к этому камню. Бестолку повоевав с непослушными колесами, Кристина оглянулась: папа неторопливо покуривал сигарету.

– Сейчас подтолкну, не спеши. Поехали назад? – предложил он.

– К скале, – заявила Кристина.

Отец вздохнул, как будто ему предстояло бежать марафон, и выбросил окурок:

– Ладно.

…Сто метров он мужественно таранил коляской вязкий песок. Взмок так, что на лице появились крупные капли пота. Достигнув кромки воды, Александр Николаевич громко охнул и, разогнувшись, встряхнул руками:

– Елы-палы!

Особенно тяжело было представить, что обратно придется возвращаться таким же манером. Папа ослабил галстук, скинул пиджак и, жадно глотая воздух, прошелся по берегу. С залива дул сильный ветер, высокие волны с шумом разбивались о камни, разбросанные вокруг одинокого камня. Нагулявшись, папа вернулся к дочке:

– Ну что, нравится?

– Красиво. – Кристина не сводила взгляда с горизонта.

– Да, – согласился он. – Великолепно!

Она вдруг строго посмотрела на отца, затем на верх скалы, и снова на отца:

– Высоко?

Отступив на несколько шагов, папа примерился к вершине.

– Слабо наверх? – спросила Кристина.

Отец усмехнулся:

– Пара пустяков.

– Залезь!

– Тю-тю-тю! – свистнул Александр Николаевич.

Впав в азарт, он свалил пиджак с галстуком на колени дочери и подошел к каменному монолиту:

– Смотри!

Через пару минут отец стоял на вершине, расправив руки как птица на ветру и, торжествуя, оглядывал окрестности. Ветер поэтично надул ему рубашку и поставил волосы дыбом. По всем приметам, он был счастлив.

– Классно?! – крикнула Кристина.

– А?! – заорал он.

– Классно, говорю?!

Папа поднял вверх оба больших пальца и начал осторожно спускаться.

– Красота! – доложил он, спрыгнув на песок.

– Нетрудно? – спросила Кристина.

– Наверх – ерунда. Вниз немного очко поигрывает, но тоже ерунда…

– А теперь меня!

Возникла дурацкая заминка. Александр Николаевич ждал любого сюрприза, только не такого. Это не лезло ни в какие ворота.

– Ты что, не слышал? – Кристина уперлась рогом.

– Я не понял, у тебя голова на месте? – Через дымку очков отец посмотрел в глаза дочери, но не нашел в них ничего, кроме тупого упрямства. – Хочешь себе шею свернуть?

– Я хочу наверх.

– Кристюша, мало ли что ты хочешь?! Ха! Мы ж свалимся, деточка, никто потом костей не соберет!

Отец взялся за ручки кресла, пытаясь раскрутить коляску в направлении дома, но та застряла как прибитая: руки детки намертво вцепились в обода колес. Папа был вынужден капитулировать.

– Сокровище мое, – в последний раз призвал он. – Карапкаться туда вдвоем – это уже не опасно, а смертельно опасно!

– Я не сдвинусь с места, пока не увижу моря с верха скалы.

Отойдя в сторону, папа с размаху пнул подвернувшийся под ногу камень.

С минуту, а то и больше, они молчали. Но вот, Александр Николаевич сплюнул, подошел к заливу, зачерпнул горстями несколько порций воды, окатил себе голову и, злой, как черт, направился к дочери.

– Забирайся! – скомандовал он, присев на корточки.

Кристина залезла на отцовскую спину.

– Держись!

– Держусь.

– Крепче! За волосы держись! Не отпускай, что бы ни случилось.

– Не отпущу.

– Покатили!

Штурм вершины длился несколько сумасшедших минут. Дважды они лишь чудом не сорвались вниз. Причем, когда второй раз нога отца соскользнула с опоры, до цели было рукой подать, до земли же – пять самоубийственных метров... Пульс у обоих удвоился, лица горели, конечности дрожали, но, так или иначе, дочь с отцом достигли эвереста. Это было что-то. Опустив дитя на камень, папа смахнул со лба не то пот, не то морскую воду, которой обливал голову, и перевел дух. Кристина подползла к обрыву и восторженно уставилась в эпицентр клокочущей стихии, туда, где волны с грохотом взрываются об острые камни.

– Кристина! – окрикнул отец. – Туда нельзя, сиди здесь! Слышишь, что я говорю?!

Он хотел было подстраховать ее за ногу, но Кристина неожиданно увернулась, перекатилась на бок и направила на отца такой бешеный взгляд, словно он пытается ее убить. Ни с того, ни с сего. У Александра Николаевича свело в спине. На мгновение он застыл с перекошенным лицом:

– Ты что? – прошептал он. – Кристюха...

– Уходи, – сказала она.

– Вот так, да? А по-моему, достаточно!

Совладав с приступом торможения, отец решительно метнулся к дочери, надеясь поймать ее за руку, но она успела вырваться и откатилась к самой кромке обрыва...

Дальше кипела смерть. Нащупав край скалы, Кристина полулежала в нескольких сантиметрах от бездны. Резкие движения были исчерпаны. Один лишний жест – и она летит вниз, на груду острых камней. И этот взгляд убегающего от опасности животного... У отца свело не только в спине, но и в руках-ногах.

Пауза длилась несколько бесконечных секунд.

– Я ухожу, – наконец, заговорил папа. – Ухожу, смотри! Не бойся, я ушел...

На четвереньках он попятился назад и стал аккуратно спускаться вниз.

Достигнув земли, отец неуверенно посмотрел на вершину: дочь, полулежа, не отрываясь, смотрела на него.

– Иди домой! – сказала она.

Он отвернулся, сделав вид, что не расслышал.

– ... Ну! – донеслось сверху.

Потоптавшись на месте, Александр Николаевич подошел к коляске, схватил пиджак и быстрыми шагами направился к дому.

"Ушел! – Кристина проводила папу до леса удивленным взглядом. – Ни разу не оглянулся. Испугался. Думал, я прыгну. Какая вата, эти мужики! Чуть что, очко играет. У этих гамлетов не очко, а пианино... Может, все-таки, вернется? Я не птичка – сама не летаю... Нет, даже не смотрит. Думает, я решила здесь поселиться. Какого черта я здесь делаю? – Кристина перевернулась с правого бока, который уже начал ныть, на левый, подставив лицо ветру и морю. – На этой фигне все кости себе отдавишь!"

– Здорово, папа! – Первым отца увидел Гарик. Пацан уже успел подписать на игру в городки двух местных приятелей, они расставляли во дворе дома конструкцию из болванок для первой партии.

– Здорово, – буркнул на ходу Александр Николаевич.

– А где Кристюха?

– Где надо.

Озабоченный батон пронесся мимо детворы и скрылся в дверях. Гарик лишь похлопал ему вслед глазами.

В гостиной Ольга просматривала модный журнал.

– Где Михаил Васильевич?

– Наверху, – ответила она.

Отец взбежал по лестнице:

– Дядя Миша!

– А? – Дед вышел с трубкой в зубах.

Ольга отложила журнал и обеспокоено последовала за Александром Николаевичем:

– Что-то случилось?

Папа попал в окружение.

– Нет, но может, – ответил он. – Слушайте! Помните скалу на берегу залива? Она заставила меня затащить ее наверх.

– Кристина?! – испугалась Ольга.

– Да, да, сейчас она там.

– А вы?

– А я здесь. Хватит глупых вопросов, лучше придумайте, что с ней делать. Она неуправляемая. Говоришь ей одно – она делает другое. Короче, прогнала меня, человеческих слов не понимает.

Лицо старика не изменилось.

– Сейчас-то она где?! – запаниковала Ольга.

– На скале, я же объясняю! Пошли, разберемся. Может, она вас послушает. Я ей сегодня чем-то не угодил.

Через три минуты Ольга и запыхавшийся от непривычного бега Александр Николаевич были на берегу. Однако макушка скалы оказалась пуста. Коляска по-прежнему стояла там, где ее оставили, а Кристина исчезла.

Выкатив от ужаса глаза и практически не сознавая, зачем это надо, Александр Николаевич полез на голый пик. Пока он забирался, к месту возможного происшествия подтянулся Михаил Васильевич. В свои семьдесят, да при любви к хорошему табаку, ему нелегко было конкурировать с молодежью в беге на дальние дистанции.

Растирая по щекам тушь и слезы, Ольга обогнула страшную скалу, заглядывая за каждый выступ и, наконец, увидела подругу.

Кристина сидела в расщелине, на песке, прижимая к губам палец, и едва не давилась от хохота. Такие дела.

– Крис, ты с ума сошла?! – Закатив глаза, обезумевшая Ольга громко выругалась.

Та кивнула.

– Александр Николаевич! – закричала Ольга. – Она здесь!

– Цела?! – крикнул с вершины отец.

– Да!

– Ну вот. – Кристина разочарованно убрала палец с губ. – Оборвала весь кайф.

– Какой кайф?! – Ольга приходила в себя. – Что ты мелешь?... В конце концов, это подло.

Подошел припозднившийся дед. Молча изучив обстановку, Михаил Васильевич вынул трубку и стал терпеливо искать по карманам спички, хотя давно не носил их в карманах. Ругаясь на чем свет стоит, со скалы спрыгнул Александр Николаевич. Даже не взглянув на дочь, папа направился к дому.

– Саш! – окликнул дед.

– Что еще?! – Отец резко остановился.

– Дай огонька.

Молча вручив старику зажигалку, Александр Николаевич быстро зашагал прочь.

– С ним все в порядке? – спросила Кристина.

– Крис, ты шизоид! – Ольга толкнула ее в плечо.

– А у тебя на лице черные ручейки. Плакала? Я так давно хотела посмотреть, как ты плачешь.

– Дура, мы тебя... Мы думали, ты упала!

– Жалко было?

– Ну, Кристи, блин! – Дрожа всем телом, Ольга села к ней спиной. – Я больше не могу, ты меня доканала!

Подогнали коляску. Усадив Кристину на колеса, Ольга с дедом потащили ее по песку к дому. Приходилось часто останавливаться, чтобы перевести дух, но так или иначе, виновницу легкой паники доставили на фазенду целой и невредимой.

Гарик и его компания методично метали во дворе палки в конструкции из городков. Лидировал Гарик. Кирилл не отставал. А вот Витя, в основном, мазал. Прибытие девчонки на колесах вызвало в их партии небольшой разлад. Игра приостановилась.

– Как с войны приехала, – заметил Кирилл. – Привет!

– Привет, – ответила Кристина, подкатив к отметке для броска. – Я тебя знаю?

Мальчишка растерянно поглядел на Гарика.

– Сеструха, можно мы поиграем? – попросил брат, чтобы отвязаться. – К тебе там Вовчик приехал.

– Вовчик? – Кристина посмотрела на входную дверь.

В дверном проеме показался Вова, с огромным помидором в руке.

– Вовчик подождет, – решила Кристина. – Дай палку.

– Играть, что ли, собралась?

– Ага.

– На, возьми. – Гарик вручил сестре биту. – Только не в меня, ладно?

– А куда?

– В этого дурака. – Брат показал на Кирилла. – Га-га-га-га!

– Гарик, блин! – крикнула Кристина.

– Ну, чего тебе?

– Куда мне кинуть?

– Да куда хочешь, – продолжал стебаться брательник. – Хочешь – в кусты, хочешь – в окно. Разобьешь – будешь вставлять.

Кристина бросила взгляд на Вову, тот с интересом ждал, куда же, наконец, она закинет палку.

К девушке подошел Кирилл:

– Видишь домик? – Мальчишка показал ей на конструкцию. – Это городок, его надо разбить.

– Так бы сразу и сказали. – Кристина, не целясь, запустила биту вперед.

– Бляха-муха! – удивился Гарик. – Есс!!

Городок разлетелся в хлам. Мальчишки почтительно переглянулись.

– Я все сделала правильно?

– Класс, Kристюха, – похвалил брат.

Она подрулила к порогу, на котором стоял Вова. Из дома доносился тихий Шопен: что-то из того, чего она не слышала. Коляска уперлась в ступеньки.

– Дед играет? – спросила Кристина.

– Диск, – ответил Вова.

– Шопен?

– Я привез новую пластинку, – сказал он.

– Мне новой не надо. Меня устраивает старая. Я люблю Шопена.

– Тот же Шопен, только вальсы. А у тебя были прелюдии. Он ведь много чего написал.

– Вальс, это то, что мне не хватало, – кивнула Кристина. – Затащишь меня? Не на улице же танцевать вальс.

– В дом? Давай, подержи. – Он вручил ей обкусанный помидор.

Володя подхватил Кристину на руки, занес в гостиную, усадил рядом с пианино и ушел за каталкой. Увидев себя в полированном корпусе пианино, Кристина растрепала волосы, трижды поменяла выражение лица и оставила, как ей показалось, наиболее сексуальное.

Володя вернулся с пустыми руками:

– Я так и не понял, как она складывается, – признался он.

– Да и хрен с ней. Ты же здесь, будешь мне вместо осла.

– Ты даже не удивляешься тому, что я здесь?

– Я уже ничему не удивляюсь. Где коробка?

– От диска? Вот, держи.

– Без портрета? – Кристина покрутила в руке футляр от CD. – Ну, и слава богу. Там его таким дохлым нарисовали!

– На прелюдиях?

– Ну. Неужели, он таким был?

– Этот, ты имеешь в виду? – Володя взял с полки коробку с прелюдиями Шопена, на обложке которой красовался полуживой, исхудалый композитор. – Да, он был точно таким. Жорж Санд даже заявила, что в постели он напоминает труп.

– Здравствуй, Вова! – вошла Ольга.

– Привет!

– Ты в курсах, что она отколола? – Ольга погрозила Кристине кулаком.

– Нет.

– Пропустил самое главное.

– Оля, замолкни! – запротестовала Кристина.