Текст книги "Русалочка (СИ)"

Автор книги: Айдар Павлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)

– Сашка, не говори так.

– А как?

Ирина Михайловна промолчала.

– Вместо того чтобы себя обманывать, – подвел черту Александр Николаевич, – надо сделать то, что от нас зависит.

– Может, ты и прав, – вздохнула мать. – Поляки чай завезли?

– Тридцать ящиков. – Он залез в бардачок и вынул упаковку нового товара. – Сегодня попробуем.

– Каких ящиков?

– Ну, коробок, – поправился муж.

– Где ты собрался попробовать?

– Дома. Все вместе. Я приготовлю ужин, мы сядем за большой стол, и будем вместе мешать сахар в чашках.

– У тебя точно завелись новые манеры.

– Я купил утку. Сегодня запеку утку по-тоскански. Не помню, чтобы когда-нибудь делал утку по-тоскански.

Ирина Михайловна потрясенным взглядом смотрела на мужа:

– А ты помнишь, когда в последний раз вообще что-то делал?

Александр Николаевич засмеялся и стал насвистывать любимую арию.

– Как на работе? – спросила Ирина Михайловна.

– Бизнес под контролем. Необходимое я записал. Приедем – расскажу.

– Ты записал? Марина уже не в состоянии записывать?

– Она уволилась.

– Что за новости?!

– А ты не знала? Мне она давно говорила, что собирается уходить.

– Нет. – Директриса пожала плечами.

– Вчера написала заявление об уходе. Я не задерживал.

– Мне она ни слова не сказала. Ей было мало денег? Ты разобрался, что ее не устраивает?

– По-моему, какие-то проблемы с мужем. В подробности я не вдавался.

– Это, конечно, не совсем порядочно. Могла бы со мной переговорить... Да и черт ней.

– Я тоже так подумал.

– Ты уже присмотрел секретаршу?

– Новенькую? Ага, сегодня во второй половине дня подойдет.

– От кого?

– От Степанова. Три года практики, высшее образование, двадцать шесть лет. Надо посмотреть.

– Посмотрим. А коляску ты совершенно правильно взял. Как я раньше об этом не подумала?

* * *

Вечером предки усадили Кристину в модную, сверкающую кресло-каталку за штуку баксов, накрыли в гостиной стол и устроили небольшой праздник. Чем вызван праздник, знал один Александр Николаевич, который, собственно, и явился вдохновителем и создателем утки по-тоскански и еще многих дивно пахнущих вещей. Возвращение папы к семейным ценностям не оставило равнодушной слабую половину семейства. Ирина Михайловна стала не на шутку светиться, в ней неожиданно пробудилось нечто женственное, Кристина тоже выглядела бодрее, чем раньше: теперь она могла сколько влезет менять местонахождение, не превращаясь при этом в бабу ягу. В доме пахло печеной уткой, американской мелодрамой и довольством.

Поколесив по квартире, Кристина приехала на кухню, где в гордом одиночестве колдовал отец: белый фартук, самоуверенные движения, – натуральный повар.

– Мне можно что-нибудь сделать? – Кристина закрыла за собой дверь.

– На кухне, сокровище мое, – назидательно ответил папа, – либо мужик, либо женщина. Так что, если хочешь, можешь на меня смотреть, но к плите я никого не подпущу.

– Хорошо, я посмотрю. У тебя классно пахнет.

Польщенный отец просвистел три такта арии из "Риголетто":

– Тю-тю-тю! Тю-тю-тю! Тю...

– Я спросила сегодня у Вовы, женится ли он на мне за половину маминых денег? – поделилась Кристина.

– Тхю… Тхю… – поперхнулся папа, со звоном выронив вилку.

Он напоминал Вову, когда ему сказали то же самое: такое же остолбенение, и ужас в глазах.

– Ннну,... и чего ты этим добилась?

Кристина подкатила ближе:

– Он убежал отсюда как из мусорного ведра.

– Надо полагать...

– Что такое деньги, папа? Почему вы все чумеете, когда вам говорят про деньги?

– Ну, это много что.

– Очень много?

– Очень. Кто тебя научил так говорить?

Кристина раскрутилась на сто восемьдесят градусов, подставив отцу затылок, и монотонно произнесла в стену:

– Я хотела, чтобы он со мной переспал.

Папа присвистнул:

– За половину маминых денег?

– Бесплатно.

– Надеюсь, он отказался?

– А что, нельзя было?

– Кристюха, золотко мое! Мужчине, у которого нет денег, о деньгах лучше не заикаться.

– Откуда я знала, что у него нет денег?

– Но это же и дураку понятно! Елы-палы! Кто тебе сказал о половине маминых денег?

– Гарик.

– Идиот! – Папа пришел в норму и ласково погладил шею дочери. – С Гариком я разберусь. А у Вовки ты попросишь прощения, лады? Скажи ему, ну, что шутка не удалась.

– Лады. – Кристина кивнула.

– И еще запомни: при маме о маминых деньгах – ни слова! – шепотом добавил отец.

– 0’кей, – шепотом согласилась Кристина.

– Тебе вообще не следует думать о деньгах. То, что требуется, мы тебе достанем из-под земли... Я поговорю с мамой, завтра Леля отвезет тебя в Гостинку. Купите Вовке подарок, хорошо? Пусть будет дорогой, нормальный подарок, на это не смотри.

– Ладно. А зачем Вовке подарок?

– Ну, так принято. – Обойдя коляску, папа присел на корточки лицом к дочери. – После неудачных шуток люди заглаживают вину подарками. Если, конечно, хотят сохранить отношения.

– Я в чем-то виновата?

– Немного.

– Блин! Опять виновата.

– Сокровище мое, не вешай нос! Подаришь дорогую вещицу, все будет торчком! – Он красноречиво соединил руки замком. – Ничего не было! Все прощены!

– Он простит?

– А что ему остается?

– Из-за подарка?

– Нет, ты не так поняла. Подарок – это, ну, понимаешь, вместо масла. Внизу – хлеб... – Вновь сложив руки, отец изобразил бутерброд. – А наверху – масло. Главное для нас – это чтобы масла оказалось не слишком мало, но и не слишком жирно. Деньги решают многое, но не все. Когда ты ешь, ты же ешь хлеб, а масло намазываешь для вкуса, правильно?

Кристина хоть и запуталась, убежденно кивнула.

– Если он простил, он это уже давно сделал. Тебе осталось купить масло, и... все торчком, не переживай.

– А если, не простил?

– Простил! – Отец махнул рукой,

– Без подарка?

– Тебе прощается больше, чем остальным.

– Потому что я калека?

Папа понял, что хватил лишку.

– Нет, – ответил он, посмотрев в глаза Кристины сквозь безопасные очки.

– Из-за маминой капусты?

– Нет же!

– Я тебя запарила?

Папа вернулся к плите:

– Я боюсь, как бы у меня тут не сгорело...

– Слушай.

– Да?

– Что мне ему подарить? У же меня ни хрена нет.

– Я сказал: поедете с Лелей в Гостинку и купите.

– На деньги?

– На деньги.

– А у меня и денег нет.

– Денег мы тебе дадим. Реши, что ему лучше подарить, об остальном не волнуйся.

– Понятия не имею, что ему надо.

– Что ему надо? – Папа сосредоточенно полез в духовку и извлек готовую утку. – Да все ему надо. Я поговорю с мамой, что-нибудь решим. А пока позови сюда Гарика.

Оставив отца на кухне, Кристина, выкатила в коридор. Она постучала в комнату брата:

– Гарик!

Тот не отозвался, тогда она открыла дверь и въехала внутрь. У брательника было темно. Творилось что-то нездоровое: раскинувшись на кровати, Гарик бился в ритмичных конвульсиях. В тишине. Руки, ноги и голову пацана сотрясали сильнейшие толчки. Не зная, что предпринять, Кристина испуганно схватила парня за голяшку.

Гарик вскрикнул, подскочил и вытаращил глаза. Из его ушей торчали наушники. Сеструха обломала весь кайф. Кристина прыснула от смеха.

– Блин, Кристюха, чего тебе?! – Гарик выдернул наушники. – Заикой сделаешь! Стучать надо.

– Я стучала.

– Я что-то не слышал. Стучи сильнее.

– Тебя папа зовет.

– Где он? – Гарик пошел к отцу.

– На кухне.

– Клевый у нас шмон сегодня, – похвалил брат.

– Классный, – согласилась Кристина.

Десять минут спустя семейство собралось в гостиной. Все было накрыто. Пахло по-прежнему классно. Последним вошел Гарик с ушами малинового цвета – после разговора с отцом о маминой капусте он выглядел заметно злым и потрепанным. Перед тем, как сесть за стол, брат нагнулся к Кристине и в одном слове выразил все, что о ней думает:

– Стукачка, – прошипел он.

У сеструхи моментально отшибло аппетит.

* * *

На следующий день Леля повез Кристину за подарком. Предки остановились на том, что Вовку вполне ублажит дека для компактных дисков – такая же, как у Гарика, японская.

У Гостиного двора Леля перегрузил подопечную из Вольво в новую каталку и был вынужден описать с ней пару кругов по огромному универмагу, прежде чем отовариться, так ей все дико нравилось. Новых впечатлений – масса, – причем, впечатлений приятных: народ уже не разглядывал Кристину как вчера, у театра, с болью в сердце и кошмаром в глазах. В случайных взглядах она вдруг стала ловить даже некоторое любопытство. Полтора часа перед выходом на улицу Кристиной занималась Ольга: самое кислотное и эпатирующее, что нашлось в гардеробе обеих девиц, оказалось на Кристине: на ногах вместо чудовищных ортопедов сверкали оранжевые кроссовки «Найк» с красной подошвой, далее – желтые гетры, розовая мини-юбка и бьющая в глаза оранжевая ветровка, на руках появилось несколько вульгарных браслетов, на ушах – клипсы, наконец, губы и ногти были разрисованы покруче, чем у отвязной путаны. Любопытство, которое начали проявлять к Кристине прохожие, объяснимо.

Смекнув, что в новом прикиде ее скромная особа то и дело оказывается в центре внимания, к тому же, в лучшем смысле этого слова, Кристина с удовольствием ввязывалась в разговоры с продавщицами, ни с того, ни с сего здоровалась с людьми, хохотала и оттягивалась по полной программе. Поймала случайного паренька в джинсовке она начала его пытать, где здесь поблизости дискотека, а в отделе алкогольных напитков подробно расспросила, что у них реально бьет по голове, и от чего на душе становится “нормально”?

Ее любопытству не было предела. Лёле стоило немалых усилий закатить Кристину в нужный отдел, где они, наконец, купили то, что требуется. Лёля, как всегда, держался немногословно и строго.

Отоварившись, он повез девочку машине, привычным движением собрал в охапку и готов был уже закинуть на заднее сиденье, как вдруг почувствовал на щеке что-то влажное...

Леша растерянно посмотрел на Кристину.

– Все о’кей? – Девушка выглядела безумно счастливой.

– Ага. – После секундного замешательства, Леля усадил подопечную в кресло.

– Леля, тебя вообще прикалывает, везде, там, со мной таскаться? На руках носить?

– Нормально. – Леша занял водительское место.

– А чего ты всегда такой?

– Какой?

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу.

Леля молча дернул плечом и завел движок.

– Тебе не тошно со мной? Иногда я ужасная дура, правда?

– Иногда, – буркнул парень, похлопав пятерней по шее. – Домой?

– Ну, еще чего! Давай, к театру.

– К артисту?

– Угy. Занесешь ему это? – Кристина постучала по коробке с декой.

– Как скажешь.

Она подобралась ближе. Леля вздрогнул и с опаской посмотрел на девчонку через зеркало заднего вида.

– Не бойся. – Вынув платок, Кристина вытерла с его щеки губную помаду. – Я малеха наследила. Прости.

– Да что уж.

– Бу-бу-бу, бу-бу-бу... Почему ты всегда «бу-бу-бу»? Ты когда-нибудь разговариваешь?

– Редко. Когда выпью.

– Давай, выпьем.

– Не, Кристин, я за рулем.

– Я должна тебе признаться. Ну, мне приятно, когда ты меня лапаешь. Я давно хотела тебе это сказать – не было случая. Спасибо тебе, Леля.

Леша зачем-то кивнул.

– Поехали?

– Поехали.

Машина тронула. Перед Невским проспектом Леля притормозил на светофоре. Кристина огляделась: народ так и кишел, автомобилей – уйма, и среди всего этого, на тротуаре стояла инвалидная каталка... Кто-то сидел к ним спиной. Как на зло, загорелся зеленый, и Леля дал газ.

– Стой! – закричала Кристина, схватив шофера за воротник.

– Здесь нельзя. Чуть дальше, Кристин!

Словно извозчик девушка держала Лелю под узды, пока он не остановил машину в положенном месте. Лишь тогда ее пальцы разжались.

– Ой, извини. – Кристина аккуратно поправила воротник на шее парня. – Так неловко...

– Да что уж.

– Я не нарочно, честное слово. Там какая-то русалка. Идем, поглядим?

– Идем.

Русалкой оказалось странное существо, судя по приметам, женского пола – отвратительная драная старуха в лохмотьях: ее глаза зловеще тлели под опущенными веками, голова тряслась, о руках складывалось впечатление, будто их только что выкопали из-под земли, на ногах висело пыльное полотнище, напоминающее мешок из-под картофеля, на коленях стояла коробка с деньгами.

– Русалочка, – с ужасом прошипела Кристина, объехав дьявольский экспонат по кругу. Хорошего настроения как не бывало. – Леля, зацени! Что ей тут надо?

– Деньги собирает. Пошли отсюда. – Леша кинул в коробку пятак.

– Отдай ей все.

– Не, Кристин, все мы не отдадим. – Добавив бабе купюру посолиднее, он категорично спрятал бумажник.

Чучело недовольно заворчало.

– А-а-а! – Кристина в ужасе откатила назад. – Она разговаривает?!

Щелкнув языком, Леля без комментариев схватил ручки кресла и повез потрясенную девчонку к машине. – Это ее бизнес, – объяснил он по дороге. – Эти ханурики на каждом повороте... Их специально экипируют, чтоб бабки собирать... Не бери в голову.

– Русалочка, блин… – Кристина обречено повесила нос.

Когда подъехали к театру, она по-прежнему дулась. Положив на коробку листок бумаги, она написала: «Вова, я дура, и шутки у меня дурацкие. Если можешь, прости. Не можешь – я умру. Достало. Не думала, что из-за капусты столько фигни. Слушай музыку и радуйся. Это мы тебе дарим».

Вложив записку в коробку с подарком, Кристина молча протянула презент Лёле.

– Где его там искать? – Леша вышел на улицу.

Она пожала плечами.

– Артист Вова, и все? У него есть фамилия?

Она опять дернула плечами.

– Ладно, разберемся. – Леша отправился с коробкой в театр.

Через пять минут Леша вернулся без коробки, но с ответной запиской в руке.

– От артиста. – Он вручил бумажку Кристине. Она нервно развернула послание:

«Я не обиделся, – писал Вова. – Сам дурак. За вертушку большое спасибо. Новая дека – как раз то, о чем я мечтал. Как ты догадалась?...»

«Как догадалась! – фыркнула Кристина. – Предки сказали. А ты не догадался!»

«Все, бегу на репетицию.

P.S. Душа бессмертна, Кристи. Ты не умрешь никогда. Целую тебя».

– Целую тебя... – повторила Кристина, глядя в затылок короткостриженного Лёли.

– Что?

– Ничего... Поехали?

– Домой?

– К морю.

– Куда?!

На пустынный берег выкатило зеленое Вольво. Пни, коряги, стаи чаек, – больше их никто не встретил. Леля неторопливо остановил машину, заглушил двигатель. От напряжения, доходившего с заднего кресла, его бритая шея краснела и покрывалась каплями пота. Долго молчали. Было слышно, как за окном рыдают чайки, а в салоне тикают часы.

– Леля, ты меня хорошо узнал? – подала голос Кристина.

– Нормально.

– Мама говорит, что те, кто хорошо друг друга знают, ну, должны... Короче, дай сигарету. У тебя есть сигареты?

– Есть. – Леша вручил ей пачку легкого Мальборо, щелкнул зажигалкой.

Стоило один раз взглянуть на дрожащие пальцы Кристины с прыгающей сигаретой, чтобы подхватить ее мандраж. Развернувшись лицом к лобовому стеклу, Леша застыл как перепуганный заяц.

– На, возьми. – Задымив, она протянула пачку обратно.

– Оставь себе, я не курю.

– У тебя было много теток?

Лёлин бобрик утвердительно опустился.

– Таких, как я, не было?

– Ты пацанка еще, – наконец, родил Леша.

– Какая я тебе пацанка? Я тетка. Мне шестнадцать.

– Все равно, маленькая.

– Тебе нравятся старухи? Как та, в коляске?

Он криво усмехнулся.

– Я стану такой же?

– Не, Кристин, ты не станешь.

– Почему?

– ... Ты классная.

– И все?

– Красивая.

– Правда?

– Ну, – кивнул Лёля.

– Тогда почему ты сюда ни разу не посмотрел?

– Я... Хрен его знает. Я боюсь.

– Меня?! – Она захохотала.

Леля со скрипом обернулся:

– А хрен его знает...

– А чего так? – Кристина утихла, неловко раздавила сигарету в пепельнице и сделала максимально взрослое выражение лица. – Прикольно ж на красивых смотреть. Чего бояться?

Внимательно оглядев девочку, Лёля оценил ситуацию:

– Мы с тобой родня, Кристин...

– Ну и что?

– Ну, нельзя…

– Я тебе противна?

– Нет.

– Включи музыку, – попросила она. – Я буду громко кричать.

С трудом подчиняясь парню, увесистая пятерня выловила первую попавшуюся кассету. Пластиковый футляр упал на пол. Кассета провалилась в магнитофон. Мощные динамики произвели опустошающий звук. У Лели заложило в мозгах. Это была прелюдия. Он чувствовал на заднем сиденье не разорвавшуюся бомбу и как сапер перед заданием на секунду обмяк в кресле, закрыв глаза.

– ... Иди сюда, – позвала Кристина. – Ну, давай!

Забойный рейв и плотно закрытые окна автомобиля смягчили душераздирающий вопль, не дав ему вырваться наружу, – воздушные маршруты прибрежных чаек остались плавными и неизменными.

* * *

Вечером Володя заглянул к Кристине. Ему открыл Гарик и вместо сеструхи предложил бутылку с лимонадом:

– Здорово, Вовчик! Будешь «фанту»?

Сделав пару глотков, Вова вернул бутыль мальчишке.

– Кристина дома? – спросил он.

– Неа, где-то с Лелей зависли. Хрен знает где. Там ее врач ждет, задолбался уже.

– Ну, значит, я пошел. – Вова собрался уходить.

– Куда ты?

– Раз ждет врач...

Дверь в комнату Кристины открылась, и Вова увидел невзрачного человека в очках.

– Добрый вечер, – поздоровался тот.

– Добрый, – кивнул Вова.

– Лев Алексеевич, – представил Гарик, – ее массажист.

– Можно вас на пару слов? – спросил доктор.

– Меня? – удивился Вова.

– Именно, – кивнул Лев Алексеевич. – Если вас не затруднит.

Вова вошел в комнату Кристины. Лев Алексеевичу прикрыл за ним дверь, с серьезным видом прошелся взад-вперед, затем как-то несерьезно улыбнулся и произнес:

– Если не ошибаюсь, вы Вова, который играет Гамлета.

Вова промолчал.

– Мне хотелось бы задать вам один вопрос, – продолжал медик. – Но я... не знаю, насколько вы к нему готовы. Я врач, породу своей деятельности мне приходилось сталкиваться со многими формами... Так что, вам не следует меня бояться.

– Вас? Бояться?! – не понял Вова. – С какой стати?

– Ну, хорошо. – Лев Алексеевич лукаво улыбнулся. – Мне как врачу интересно было бы узнать, каковы, собственно, ваши мотивы? Что вами движет? В какую игру играете? – Лукавые глаза из-под очков остановились на лбу Вольдемара.

– А собственно... – Вова неожиданно растерялся. – Какое вам дело?

– Мое дело такое, что я работаю с этой девушкой. Я заинтересован в том, чтобы она не только выздоровела, но и не кидалась больше с балкона из-за пустяков. Не поймите меня превратно...

– Я стараюсь.

– Да, вы, судя по всему, тот человек, который,... скажем так, с которым Кристине лучше пока не сталкиваться.

– А причем здесь вы?

– Ну, хорошо. Чтобы без обид: я вас вижу впервые, вы меня видите впервые, поэтому лично к вам у меня претензий нет и быть не может. Вы согласны?

– Что дальше?

– Дальше... Дальше я ежедневно сталкиваюсь с Кристиной, – продолжал Лев Алексеевич, отбросив лукавый тон. – Вы хоть понимаете, что девочка на грани?

– Понимаю.

– На опасной грани. – Доктор прошелся как профессор на лекции. – Она наверняка вам не говорит того, что выкладывает мне. Вы для нее – принц и бог. Поэтому я предупреждаю, Вова… Для вас это, я уж не знаю что, игра с огнем или в доброго самаритянина, острые ощущения… Это не суть важно. Я лишь хочу предупредить, Вова: жизнь – не сцена, здесь – по-настоящему, и за каждый поступок приходится нести серьезную ответственность. А не так: сегодня посюсюкал, а завтра – что с гуся вода. Не поймите меня превратно, я лишь хотел... – Не успев закончить фразы, Лев Алексеевич получил по носу и отлетел к стене.

– Я, наверно, что-то понял превратно. Мне никогда не приходилось лупить по лицу, извините, не рассчитал. – Вова положил руку на грудь. – Давайте, начнем с начала.

Подняв с паркета очки, Володя отдал их владельцу.

Потрогав нос, Лев Алексеевич удостоверился, что он на месте, и одел окуляры. Правое стекло треснуло, но от шока медик этого не замечал.

– В общем, вы врач, – напомнил Вова. – Вам платят за то, чтобы Кристина встала на ноги, если я опять не понимаю что-то превратно.

– Молодой человек, на вид вы умнее, – заговорил Лев Алексеевич, оправляясь от нокдауна. – Может, я залез не в ту лузу…

– Вы залезли не в ту постель, – кивнул Вова.

– Поверьте, лично к вам у меня никаких претензий…

– Верю. Вам платят за что?

– Молодой человек, а теперь уже вы лезете не в ту лузу. – Платят – не платят, встанет на ноги – не встанет, – как просто! – заговорил Лев Алексеевич, сделав умное лицо. – Но болезнь – не бизнес-план, это живой человек. Один простой вопрос: вам когда-нибудь доводилось не вставать на ноги в течение недели? Совсем не вставать?

– Нет.

– А вы попробуйте. Или хотя бы представьте. Представьте, что вы никогда не встанете на ноги…

– Я представляю, приятного мало. Что значит, никогда? Вы хотите сказать, у Кристины нет шансов?

– Только не деритесь, мы же взрослые люди. Шансы есть у всех. Но все разные. Как ни старайся, церебральные параличи полностью не восстанавливаются. Я не могу угадать, насколько продвинется восстановление. Судя по всему, за последние два месяца реальных улучшений функций опорно-двигательного аппарата не было.

– Вы хотите сказать…

– Да, да, я хочу сказать, что требовать от Кристины полноценности, значит, убить ее. Нет улучшений, не значит, что нет возможностей. Возможности пока есть, но с каждым днем они тают. У Кристины нет главного – желания встать на ноги. Здесь у нее, – доктор постучал по голове, – незнамо что. Полный винегрет, апокалипсис каждый день. Не из-за ног, милый мой, из-за, вас. Она не может толком сконцентрироваться на своей главной задаче, на лечении.

– Вы считаете, она всю жизнь проходит на костылях?

– Ну почему ж на костылях? Вчера ей купили коляску. Вас это отрезвило? – Лев Алексеевич внимательно осмотрел Володю.

Тот выглядел пришибленным.

– О какой «всей жизни» вы говорите, проницательный мой? – Продолжал доктор. – Нежели вы полагаете, что в том взвинченном состоянии, в какое парализованную девочку приводят сказки о принцах, есть шанс прожить долгую жизнь?

– Думаете, она опять попытается… – Вова замолчал. Произнести «наложить на себя руки» не повернулся язык.

– Не знаю, – пожал плечами медик, – что у нее на уме. – По неофициальным данным, каждый третий человек в подобной ситуации пытался покончить с собой. Многим это удавалось. У Кристины, к тому же, есть опыт… Ей в голову может прийти, что угодно. С моей точки зрения Кристина давным-давно здорова. Но… целыми днями сидеть на одном месте, – это ад. Сидеть и безнадежно любите принца – это ад вдвойне. – Глаза медика пронзительно уставились на совсем поникшего принца. – Владимир…

– Да?

– Это действительно важно. Вы ее любите?

Вова молчал.

– Вы любите ее такой, какая она есть? Или все-таки надеетесь, что она станет лучше или вдруг начнет бегать и прыгать? Вы можете любить ее такой, какая она есть? У вас достаточно сил?

Взгляд Вовы упал на нелепые ортопеды, которые неряшливо бросили возле журнального столика. Заметив это, Лев Алексеевич нагнулся и аккуратно поставил ботинки возле кровати.

– У вас перехватывает дыхание, когда вы видите на девушке такие ботинки или то, как она передвигается на костылях?

– Перехватывает, – признался Вова.

– Эх, Володя, Володя… «Платят – не платят»… Если б я искал место, где «платят», то давно бы сидел в банке. Жизни – это вам не театр, здесь за все приходится нести ответственность…

Вова, наконец, понял, что собеседник его достал. Он не мог понять, чем именно: снисходительным тоном или беспардонностью, с которой он лез в чужую постель, или противоестественной нежностью, с которой он передвигал с места на место ортопеды Кристины.

– Слушайте, вы! – сорвался вновь Вова.

Лев Алексеевич машинально закрыл нос руками. Однако Вова не ударил его, а, схватив за шкирку, припер к книжному шкафу. Зазвенели стекла.

– Ты что несешь?! Ты запарил меня! Думаешь, я не знаю, где жизнь, а где театр?! Думаешь, мне пять лет?! Думаешь, я здесь развлекаюсь?! Тебе платят, и хорошо платят не за то, что бы ты лез в чужое белье!

– Убери руки! Убери руки! – тараторил Лев Алексеевич: – Я сказал, убери руки, дегенерат! Ты так ничего и не понял!

– Я десять лет не выходил из себя, Лёва! – сопел Вова. – Занимайся своим делом, а не копайся в чужом белье!

– Убери руки! – шипел доктор. – На нас смотрят! Мы же взрослые люди!

В дверях, широко осклабясь, стоял Гарик:

– 0, махач, блин! Га-га-га! Вовчик, мочи его!

Отпустив медика, разъяренный Володя двинул на пацана:

– Чего тебе надо?! Ну-ка, иди! Иди, погуляй!

– Сам гуляй! Га-га! – Шустро улизнув от лап Вовы, Гарик укрылся за спиной остолбеневшего Льва Алексеевича: – Лева, а я все слышал!

– Дегенерат! – ругался врач, приводя в порядок внешний вид.

– Лёва, бляха-муха! – обиделся Гарик.

– Какой я тебе Лёва?!

– Я сказал, что я все слышал, – повторил пацан.

– Что слышал?

– Короче, Лёва, после всего, что тут было, с тебя причитается.

– Что еще за новость?

– Вовчик, объясни Лёве, что значит причитается, – попросил Гарик. – Он не въезжает.

Молчавший Вова метнулся, было, к мальчишке, чтобы отвесить душевный подзатыльник, но тот с хохотом увильнул и опять спрятался за «Лёвой». Плюнув на обоих, зашкаливший как бык на арене Володя направился в прихожую обуть кроссовки, да сбежать отсюда, покуда цел, и пока с него самого ничего не «причитается».

Дождавшись, когда минует угроза подзатыльника, Гарик вернулся к баранам:

– Бабки гони, Лёва.

– Какие бабки? – не понял тот.

– Двадцать пять процентов с выручки.

– Какие проценты? – У медика наметился нервный тик у левого глаза.

– Мать тебе платит? – Отбросив легкомысленные смешки, Гарик заговорил конкретно: – Считать умеешь? Три части берешь себе, одну отдаешь мне. Если завтра не покатят бабки, скажу мазеру, что у сеструхи два месяца нет улучшений, – ты так сказал, – и что она останется хромой, а ты здесь только имитируешь.

Лев Алексеевич медленно снял разбитые очки. Выглядел он скверно. Как после бури.

И тут свершилось. Как гром из свинцовых туч щелкнул дверной замок. Возня мигом прекратилась. Володя в одном башмаке застрял в прихожей. Лёва с Гариком уставились на входную дверь из комнаты.

В раме распахнувшейся двери все увидели фигуру Кристины, повисшую на костылях. Молча вошел Лёля со сложенной коляской, опустил на колеса, вкатил в дом.

– Всем привет! – объявила Кристина.

Она забралась в прихожую и столкнулась с Вовой, одна нога которого была в кроссовке, а другая в тапочке.

– Ты сюда или туда? – спросила Кристина.

– Туда.

– А зря. – Она зашагала дальше. – Будет интересно.

– Могу и остаться

– И вы тут? – Кристина доплыла до Льва Алексеевича. – Как дела?

Ее конвульсивные шаги в блестящих желтых гетрах производили неизгладимое впечатление. Особенно кислотный прикид и оранжевые кроссовки на красной подошве потрясли медика, он был здесь самым консервативным.

– Гм, гм... Вы уже не носите прописанную обувь? – зачем-то спросил он, откашлявшись, в кулак, наверно, чтобы сказать что-то строгое, медицинское.

– Нет, можете забрать, носите, сколько угодно, если вы их так любите. – Кристина остановилась посреди комнаты и прогнула спину, так что ляжки из-под мини-юбки выпятились перед Левой. – Забирайте, не стесняйтесь. Меня они, честно говоря, достали.

– Гм, с вами все в порядке?

– Если порядок, когда тетка болтается в воздухе, у меня полный порядок. А у вас?

Леля помог ей опуститься в коляску. До Льва Алексеевича, наконец, дошло, что ему пора прощаться.

– И у меня, – сказал он.

– Ну и до свидания! – Кристина попрощалась первой.

– До свидания. – Обалдевший доктор вышел. Через минуту дверь за ним захлопнулась.

В комнате появился Вова:

– Ушел, – доложил он.

– Лёля, сигарету, – попросила Кристина.

Леша вооружил ее куревом и дал огня. Гарик пялился на преображенную сеструху с разинутым ртом. Вова, не успевший отойти после разборок с Львом Алексеевичем, не знал, куда себя пристроить.

– Что молчите? – Кристина, оглядела мужиков. – Не ждали?

– Сеструха, блин… – тихо просвистел Гарик в тишине.

– Будем пить, хохмить и матюгаться, – объявила Кристина. – Гарик, где выпивка?

– Это, ...в баре. – Брат с опасением взглянул на Лешу, как на лицо авторитетное и наделенное правом решающего голоса.

Лёля утвердительно кивнул.

– Там, по-моему, винище... – Гарик почесал за ухом. – Коньяк, блин…

– По крыше бьет? – спросила Кристина.

– Ну, – подтвердил брат.

– Клёво будет?

– А в холодильнике пиво есть.

– Так тащи же! – Кристину пробрал азарт. – Парни, шевелитесь! Музыку туда, стол сюда. Или я сейчас сама начну двигать. Лёля, выгребай все из холодильника! А ты открой окно. Что тормозишь? Курить будешь?

– Да, – ответил Вова.

– Значит, открой, чтобы мы не обкурились!

Час спустя комнату было не узнать. О прежней обстановке напоминало лишь желтое бра. Дым стоял коромыслом. Из колонок на всю Гагаринскую улицу разлетались рваные звуки «Продиджи», на полках и на полу валялись коробки из-под дисков, сумбурного вида стол состоял из водки, вина, пива и коньяка, плюс на скорую руку склеенной закуски: крупно нарезанная колбаса, остывший гуляш, листы салата, огурцы, помидоры, – чего там только не было.

Почувствовав сатанинский аппетит, Кристина уминала за четверых. Вова тоже неплохо откушал, хотя по части еды заметно отставал от хозяйки (в плане выпивки они шли вровень). Вообще, было непонятно, куда у пятнадцатилетней шмакодявки все это помещается. Худая, мелкая, ни разу не замеченная в обжорстве, Кристина постоянно что-то жевала, болтала и снова самозабвенно накидывалась на еду. Вова пьянел быстрее, и это рождало нездоровые вопросы: либо он алкоголик, либо у Кристины существует запасной желудок. Обычно, чтобы окосеть, в школьном возрасте хватает банки пива.

Стопроцентную трезвость сохранил один Леля. Во-первых, потому что за рулем, во-вторых, для того, чтобы на правах авторитетного лица контролировать ситуацию. По своей простоте Леля считал, что ее контролирует. Это был самообман, ибо, несмотря на строжайший присмотр, Гарику удалось трижды приложиться к вину (вместо одного санкционированного бокала), дважды – к пиву и один раз – к водке, соответственно, брат выглядел пьянее сеструхи. Воспользовавшись плодами демократии, когда все можно, Гарик врубил грозу всех соседей, «Продиджи», и через каждые пять минут летал к музыкальному центру, дабы еще и еще придать звучанию любимой группы оглушительную мощь и дьявольскую убедительное. В конце концов сидевшие за столом просто перестали друг друга слышать.

– Гарик!!! – заорала Кристина, увидев, что братец снова побежал усиливать громкость.

– А?!! – переспросил тот, немного убавив звук.

– Кто у нас орет, я спрашиваю?!

– Продиджи! Клевая тема?

– Кошмар!! Выруби, я умоляю!

– Ну, блин! – Гарик скорчил кислую мину.

– Выруби, выруби, – повторила она. – Задолбал своей преисподней.

Гарик послушался. Воцарилась дикая тишина.

– Что поставим-то? – спросил брат, разгребая свалку из дисков.

– Найди Шопена.

Гарик взвыл от тоски.

– Найди Шопена, я сказала!

– Ладно, – проворчал он. – Ща...

– Вова, тебе нормально? – Кристина подергала парня за рукав.

– О’кей, – кивнул он.

– А тебе?

– Мне всегда нормально, – ответил Лёля.

– А почему не пьяный?

– Я за рулем, – в пятый раз объяснил парень.