355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Айдар Павлов » Русалочка (СИ) » Текст книги (страница 6)
Русалочка (СИ)
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 19:21

Текст книги "Русалочка (СИ)"


Автор книги: Айдар Павлов



сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Володя купил бутылку крепкой “Балтики” и только приготовился сделать первый глоток, как за спиной послышался смех. Он обернулся. Компания из четырех молодых парней, оказывается, шла за ним по пятам и дружно хохотала над его монологам.

– Глюки? – улыбнулся один.

– Дай пивка глотнуть, – попросил другой.

Вова сходу выплеснул парню в лицо содержимое бутылки, мгновенно схлопотал в репу и рухнул на мокрый асфальт, безвольно раскинув руки.

Компания молодежи растерянно притихла. Вова не шевелился.

– ...И я знаю, взглянувши на звезды порой, – пробубнил он, выдержав паузу, – что смотрели на них мы как боги с тобой.

Над ним кто-то матюгнулся. Увидев, что жертва жива, шпана ушла своей дорогой, а Вова еще долго лежал в луже со счастливым выражением лица:

– И была ли при этом победа, и чья: у цветка ль от ручья, у ручья ль от цветка?


«...Гамлета он играл как человека, который укрывается в безумии, чтобы спастись от окружающей его глупости и посредственности». – Красивую фразу иллюстрировал большой портрет Третиньяна в роли Гамлета.

Кристина перевернула страницу. Со второго большого портрета Гамлет-Третиньян беззащитно смотрел на своих поклонников.

"Это антигерой, – объяснял он далее. – Это могла бы быть роль моей жизни, благодаря ей я понял дольше, чем за все годы работы в кино".

"Юноша был робок и застенчив, – рассказывала следующая страница. – После тихой провинции шум и ритм столичной жизни ошеломили его. Небольшого роста, с тонкими чертами лица, он стеснялся своих веснушек и своего южного произношения. В компании парижских знакомых предпочитал помалкивать. Нижние резцы у него были неровные, и поэтому он приобрел привычку улыбаться, показывая только верхние зубы. Он знал, что умен, умнее многих, но на людях чувствовал неодолимую скованность. Как было бы хорошо научиться чувствовать себя свободным всегда, при любых обстоятельствах. Вот если бы убедить себя, что ты не живешь, а только играешь роль, и все происходящее вокруг тебя не касается!

... Чтобы победить проклятую застенчивость, Жан и задумал стать актером".


* * *

Володя ни разу не появился на Гагаринской неделю, ничем о себе не напоминал и упорно убеждал себя в том, что Кристины не существует. Впрочем, как и русалок в природе. Больших трудов это не стоило: дорогой букет плюс побитая физиономия – прекрасная плата за забвение. Однако на исходе недели финик под правым глазом потихоньку начал блекнуть.

Во вторник, в шесть вечера, перед спектаклем гримерша Наталья наложила на травмированные лицо Вольдемара толстый слой грима. Подготовка к спектаклю шла полным ходом. Гамлет из-за грима получился рафинированный и кукольный, но что делать, какой есть.

– Сколько это будет продолжаться? – спросил Вова.

– Синяк? Недельку придется потерпеть. – сказала гримерша. – Хорошо припечатали.

– Классно.

– Не думала, что ты любишь драться.

– Я не собирался драться.

– А что случилось?

– Иду спокойно по улице…

– Спокойно идешь и все?

– Да, очень спокойно. А мне навстречу – какие-то приблатненные, матерятся, орут. Я у них очень культурно так спрашиваю: пацаны, вы любите Толстого, там, Пушкина? Спокойно спрашиваю, без этих, я и не думал заводиться... А они: чо?! чо ты сказал?! А ну-ка сюда иди, блн, кого я люблю, блн? Я чо пидор, чтобы мужиков любить? Чо ты гонишь? Наташка, я не выдержал, как начал их гасить!

– Ты их?!

– А что, нельзя?

В гримерку скромно постучали.

– Да-да! – ответил Вова.

Дверь приоткрылась. В отражении зеркала он увидел длинное каре Ольги.

– Ба! – Вова зажмурился.

– Я в глаз попала? – заволновалась Наталья.

– Нет, нет. Если можно, оставь нас на три минуты.

– Хорошо. – Наталья быстрым взглядом оценила гостью и вышла из гримерной: – Вольдемар, только не трогай лицо!

– Ага, – кивнул он, глядя через зеркало на Ольгу. – Привет!

– Привет. – Девушка в огненно-красной куртке приблизилась к его спине, как ангел из апокалипсиса.

– Присядешь?

– Нет. Там, гм, типа того, Крис ждет.

Он, наконец, оглянулся:

– Где?

– Ну, в тачке.

– А... – Он заторможено кивнул и надолго вперил взгляд в зеркало. – Меня?

– Мы пришли на "Гамлета".

– А... 0'кей.

– Я решила зайти предупредить.

– Ага, – он опять кивнул.

– Маразм, да?

– Почему?

– Она совсем сходит с ума, ты знаешь?

– Нет.

– Каждый день ждет.

– Что?

– Тебя.

– А...

– Прочитала о каком-то известном актере, который играл Гамлета, теперь сходит с ума. Ты для нее – что-то типа той звезды, совсем шизанулась.

– 0, как тяжко! – Вова потрогал пальцем замаскированный синяк. – Ведь щеки шлюхи, если снять румяна, не так ужасны, как мои дела…

Забыв о гриме, он спрятал в ладонях лицо. Толстый слой румян остался на пальцах. Наташкин труд пошел насмарку. С зеркала смотрел бледный, перепуганный паяц с открывшимся фонарем.

– Я попыталась ее переубедить, – заговорила Ольга. – По-всякому отговаривала, ну, что этот актер – совсем не то, что ты.

– Ты сказала, что я бездарный дебил, который только строит из себя крутого, а на самом деле обыкновенное фуфло?

– Сказала.

– А она?

– Поначалу, вроде, поняла, согласилась... – Ольга переминалась с ноги на ногу за спиной Володи. – А потом опять двадцать пять: «Оля, если мы сегодня не увидим Гамлета, можешь обо мне забыть», – вообще психанулась. Не знаю, как с ней еще можно.

– А что мы с тобой можем?

– Чего?

– Вот, как мне теперь выходить?

– Куда?

– На сцену.

– Ты мужчина, в конце концов, или нет?

– Я так... – Он неопределенно покачал головой. – Бездарный дебил, который только строит из себя Гамлета.

– Перебори себя как-нибудь, ну, я не знаю!

– Если б артистам полагалось бороться с собой перед выходом на сцену, каждый спектакль мог бы стать шедевром.

– Кто ей заслал розы? Ты?

– Какие розы?

– Неделю назад кто-то, поставил у их дверей шикарный букет.

– Не я, – соврал он.

– Так, она, прикинь, решила, что это знак смерти. Потому что цветы без корней. Я не знаю, как еще с ней быть. Если даже в этом ее не отговорить.

– И я не знаю.

Ольга освоилась. Ее ноги уже не переминались, она стояла твердо и не сводила требовательного взгляда с зеркального отражения принца.

– Я только знаю, – наконец, заявила она, – что из-за тебя может случиться беда.

– То есть?

– Тебя к ней совсем не тянет?

– Ты-то здесь при чем? – Не дрогнув, он встретился с темными глазами, окруженными длинными ресницами.

– А при том. Ты спал с ней? – наехала Ольга. – Она была твоей девушкой?

– Э... – Он повернулся к ангелу в красном. – Что ты от меня хочешь? Вот, что я в данный момент должен сделать? Хочешь, чтобы я тебя послал?

– Тебя ломает, что она на костылях? – не отступала Ольга.

– Естественно.

– Тогда я больше ничего не хочу. – Девчонка сделала не по годам строгое лицо: – Будь моя воля, я б таких как ты убивала, понятно?

Вова подпрыгнул со стула, словно ему в глаза плеснули кипятком, больно стиснул руку девушки и развернул ее к себе:

– Оленька! Если ты найдешь хотя бы одного типа, которого это не ломает, я тебе дам много денег. Но пока ты знаешь только меня, не надо выделываться. Я делаю то, что я могу. То, чего я не могу, я не делаю. В данный момент предел моих желаний – не подохнуть на сцене. – Он отпустил руку перепуганной Ольги. – Все! Свободна!

Дезориентированная девушка в красном, не обронив ни звука, уплыла из гримерной. Она и не подозревала, что бутафорские принцы иногда взрываются реальными эмоциями.


Лёля читал газету. Кристина сидела на заднем кресле.

Ольга, как лунатик, вернулась к машине, открыла дверь и упала рядом с подругой.

– Ты его видела? – спросила Кристина.

– Он там.

– Вы говорили?

– Типа того. – Перед глазами Ольги еще маячил фингал разозлившегося принца.

– Ну и что, Оль?

– Ничего особенного.

– Ты взяла билеты?

– Взяла, вот.

– Почему два?

– А сколько?

– Лёля, ты точно не идешь?

– Нет, – ответил Леша, не отрываясь от газеты.

– Не хочешь поглядеть на Гамлета?

– В гробу я его видел.

– Ну, ладно, как хочешь. – Кристина внимательно посмотрела на подругу. – Тебя что-то выламывает? Оля, не молчи!

– Какая-то лабуда, – вздохнула подруга. – Психованный этот Вова, я и не знала.

– Что он сказал? Оль, может, нам лучше вернуться?

– Раз приехали, идем.

– Точно?

– Ты ж не успокоишься, пока не увидишь своего Гамлета.

– Не говори.

– Будешь меня день и ночь терроризировать.

– Естественно.

– Раз так, идем. – Ольга вышла на улицу. – Лёля, помоги!

Леша с готовностью отложил газету.

– Лёля, сидеть! – остановила Кристина. – Я сама.

С грехом пополам она выбралась из машины, Ольга вставила ей под мышки костыли, и подружки двинули к театру. Им надо было прошагать полсотни метров, расстояние не бог весть какое. Но эта людская толпа, которая только на тебя и пялится, словно кто-то им всем дал команду... Атас! Ольге хоть и не в первой было оказаться в центре внимания, однако собирать на себе взгляды ночной тусовки – совсем не то, что сопровождать скукоженную бейбу в центре города. Да еще в огненно-красной куртке. Ощущения неповторимые. Ольга вдруг начала понимать, что разозлило Вову. Дело в том, что за пределами больничных или домашних стен, где, навещая «бедную девочку», ты выполняешь гуманную, добрую миссию, здесь твоя миссия приобретает странный подтекст. Как бы ты не относилась в девчонке, которая еле-еле ползет в публичное место, заостряя на себе основной интерес публики, тебя неожиданно начинает ломать и плющить, коль скоро ты оказалась с ней в одной упряжке... Словно ты стащила, в аптеке связку разноцветных презервативов и расхаживаешь с ними возле той же аптеки. Такая лабуда.

Подойдя ко входу, Кристина столкнулась с главным препятствием – тремя высокими ступеньками. На подъем ее прыти не хватило. Чтобы одолеть хотя бы одну ступеньку, следовало поочередно закинуть на нее одну ногу, затем вторую – это известно любому ребенку, – или вместе обе ноги, коль скоро на отдельные команды твой нижний отсек не реагирует. Но для такого финта требуется приличный прыжок. В конечном итоге, все выглядело чудовищно: Ольга чуть в обморок не упала, наблюдая, как у Кристины несколько раз подпрыгнула попа, а ортопеды как стояли, приклеенные к земле, так и остались стоять.

Причем, Ольгу к тому моменту так плотно заклинило, что она целую минут, открыв рот, смотрела, как мается да прыгает подружка, ей просто в голову не приходило, чем она может услужить бедной Кристине.

Возле дверей толпилось несколько человек. Безуспешный штурм лестницы напугал их не меньше, чем Ольгу.

– Может, помочь? – наконец, предложил один мужик.

– Я сама, – зачем-то отказалась Кристина, покраснев, словно ее звали в постель.

– Крис! – опомнилась Ольга. – Не упрямься!... Подвинься! – попросила она мужика. – Крис, давай вместе, я тебя умоляю!

– Ну, давай.

Ольга нагнулась и, вручную переставляя неуправляемые ботинки со ступени на ступень, подняла-таки подругу наверх. Толпа у входа задеревенела от такой интродукции к «Гамлету».

Как удалось доковылять до зала, Кристина не запомнила. Отлично понимая, что стала героиней очередного конфуза, она цепенела от каждого взгляда, каким-то чудом не рухнула по пути, и едва переставляла не только задние ноги, но уже и передние...

Завалившись в кресло, Кристина закрыла красное лицо руками и шепнула Ольге, что с нее хватит, обратно она ни за что не потащится, пусть отсюда ее выносит Лёля.

– Надо было ему сюда это сделать. – вздохнула Ольга.

– Не надо. Теперь я знаю, что это такое. Господи, что я натворила? На кой мы сюда приперлись?

– Приперлись и приперлись.

– Оль?

– Ну?

– У тебя-то что руки трясутся?

– Крис, блин, успокойся!

– И губа... Блин, какая же я дура!


Ехидно прищурив веки, с сигаретой в одной руке и париком Офелии в другой, в гримерку проскользнула Саша.

– Началось, – сообщила она.

Вова вздрогнул:

– Елки, я тебя не заметил. Нельзя ж так пугать.

– Ты меня игнорируешь. – Отражение Офелии дымило в зеркале. – Я для тебя не существую. Если б хотел, то заметил.

– Не говори глупостей.

Видел, кто к нам запорхнул?

– Кто?

– Ну, эта, твоя, на которую ты запал-то... Как ее? Ты от такой, действительно, тащишься?

– Видел, – зарычал Вова.

– Может, я тебе мешаю?

– Нет.

– Здорово ее скрутило. Жаль девчонку. – Саша села на диван, поставила на колено пепельницу: – А что ты сидишь?

Вова пожал плечами.

– Иди, тебе пора, – поторопила она.

Со сцены доносился диалог Марцелла и Франциско. Гамлету было даже больше, чем пора. А силы куда-то канули. Вова решительно поджал подбородок, но, увидев, как это смотрится в зеркале, безвольно обмяк:

– 0, если бы предвечный не занес

В грехи самоубийство!... Боже! Боже!

Каким ничтожным, плоским и тупым

Мне кажется весь мир в своих стремленьях! – продекламировал он отражению в зеркале.

Дверь распахнулась. Влетел режиссер:

– Ты спишь, Вольдемар?! Я должен тебя по всему театру шукать?!

– «Стоило ли растить эти кости, чтобы потом играть ими в бабки? – Мои начинают ныть при мысли об этом» – ответил Вова словами Гамлета.

– Вольдемар! – Постановщик в поисках поддержки посмотрел на Сашу. – Через три минуты твой выход, пошевеливался.

Саша безнадежно махнула рукой и сделала глубокую затяжку.

– Иду, иду, иду, – пропел Вова, но с места не двинулся.

– Вольдемар, я кому сказал! – Режиссер повысил голос.

Гамлет поднялся и, покачиваясь, вышел из гримерной:

– В его несчастьях, – произнес он, никого не замечая:

– Я вижу отражение своих

И помирюсь с ним. Но зачем наружу

Так громко выставлять свою печаль?

– Что это было? – спросил Толя, когда принц скрылся из виду. – Полный зрительный зал! Он в порядке?

– Критические дни Вольдемара. – Актриса резко стряхнула пепел с сигареты и с испепеляющим сарказмом добавила: – Там у него децел покруче, чем полный зрительный зал.

– Что там?

– Лав стори на костылях. Ему не до пустяков.


На сцене хоронили Офелию. Священник был против исполнения церковных формальностей для девушки-самоубийцы:

– Мы осквернили бы святой обряд,

Когда б над нею реквием пропели,

Как над другими... – считал он.

Однако Лаэрт бурно возражал:

– Опускайте гроб!

Пусть из ее неоскверненной плоти

Взрастут фиалки! Помни, грубый поп,

Сестра на небе ангелом зареет,

Когда ты в корчах взвоешь.

Королева разбросала на могиле Офелии цветы:

– Нежнейшее – нежнейшей!

Спи с миром! Я тебя мечтала в дом

Ввести женою Гамлета. Мечтала

Покрыть цветами Брачную постель,

А не могилу.

– Трижды тридцать козней, – разразился Лаэрт:

– Свались втройне на голову тому,

От чьих злодейств твой острый ум затмился!

Не надо, погодите засыпать,

Еще раз заключу ее в объятья...

На сцене появился Гамлет. Он говорил тихо, с громадными паузами, словно силился вспомнить текст и понять, где находится одновременно. Было не ясно, как он собирается вызывать Лаэрта на дуэль:

– Кто тут... горюет?

Кричит на целый мир,... так что над ним

Участливо толпятся в небе... звезды

Как нищий сброд?...

После странных пауз повисла, одна катастрофическая. Гамлету оставалось произнести последнюю реплику и энергично подраться с Лаэртом. Когда до всех, дошло, что лезть в драку его милость не собирается, Лаэрт, спасая сцену, схватил индифферентного принца за горло.

– Убери руки, козел! – брезгливо отстранился Гамлет.

Драка с позором сорвалась, впрочем, как и весь спектакль при полном зрительном зале. Люди начинали вставать со своих, мест и уходить. Когда же вместо драки возникла очередная нелепая заминка, кто-то в зале засмеялся.

– Разнять их! – по инерции скомандовал король. Реплику поддержал гогот уже не одного, а нескольких зрителей. Разнять того, кто не дерется невозможно.

– Гамлет! Гамлет! – растерянно позвала королева.

– Да, мамочка, – Принц подошел к матери. – Вы полагали, я стану его бить? Кто он такой, чтобы я пачкался?

– Что ты несешь, идиот?! – шипел режиссер из-за кулис, добавляя что-то с матом.

– ... Спокойно, принц! – вмешался Горацио. – И вы, Лаэрт.

– Я спокоен, – ответил Гамлет, возвращаясь к Лаэрту:

– Соперничество наше

Согласен я оружьем разрешить

И не уймусь, пока мы не сочтемся.


Гамлет сподобился-таки вызвать Лаэрта на дуэль, но спектакль это не спасло. В отсутствие Вовы сцены более-менее склеивались, однако стоило ему появиться... Этого стали просто бояться. Режиссер в ярости метался за занавеской, зрители смеялись, актеры теряли смысл действие, Офелия едва не перевернулась в гробу, Вова выглядел типичным бездарным дебилом. А Кристина...

В седьмом ряду, намертво вцепившись в ручки костылей, Кристина три часа напролет не подавала признаков жизни. Ее стеклянный взгляд неподвижно замер на сцене. Только когда дело подошло к финалу, и задыхающийся, полноватый, белый, как кукла, принц замертво рухнул на подмостки (право, единственное, что Вове удалось натурально – это умереть), она неожиданно громко вскрикнула.

– Что ты как дура-то?! – шепнула Ольга, толкнув ее в локоть.

– А?! – очнулась Кристина.

– Не ори, я тебя умоляю.

– Умер?

– Ну и что?

...Финальную черту провалившегося действия подвел Фортинбас:

– Пусть Гамлета к помосту отнесут,

Как воина, четыре капитана.

Будь он в живых, он стал бы королем

Заслуженно. Перенесите тело

С военной музыкой и уберите трупы.

Средь поля брани мыслимы они,

А здесь не к месту, как следы резни.

Скомандуйте дать залп.

Дали залп. Под жиденькие аплодисменты труп Гамлета вынесли с подмостков и поставили за кулисами прямо к ногам режиссера.

– Подойдешь ко мне через десять минут. – Подавляя раздражение, режиссер мужественно сжал кулак. – Вольдемар-р-р!

– Принц, по-моему, вас кто-то смутил. – Сзади, играя париком, подошла Саша. – Покурим?

Вова кивнул. Закурили. Мимо них прошли недовольные король с королевой. Затем Игорь-Лаэрт:

– Ты что творишь? – Лаэрт приостановился возле Гамлета: – Совсем, да?

– Отвали, да? – попросила Офелия.

Игорь недовольно отчалил. Саша смешно закинула парик на голову: задом наперед.

– Дашь денег в долг? – спросил Вова.

– Сколько?

– Немного.

– Немного дам.


Через пять минут, как вынесли Гамлета, из зала унесли Кристину. Через десять – зеленое «Вольво» Лели тронуло от театра «Эхо» к дому на Гагаринской.

– Hу как? – Ольга посмотрела на подругу. – Ты довольна? Увидела Гамлета?

– Умер классно, – сказала Кристина. – Остальное – лабуда.

– Лабуда, – согласилась Ольга.

– В прошлом году было лучше. Когда мы там были? Я вспомнила, весной. – Я тогда купила цветы.

– Купила. И как дура заставила меня с ним познакомиться. Не знаю, зачем только я подписалась.

– Мы поднялись в какую-то тесную комнатушку с большим зеркалом... – вспоминала Кристина.

– Поднялись, – подтвердила Ольга. – Не поднялись бы, может все сложилось бы иначе.

– А ты хотела б играть в театре? – спросила Кристина, выглядывая в окно.

– В этом? В "Эхо"? Что я оставила в этой дыре?

– Я бы хотела. Здорово ведь убедить себя, что ты не живешь, а только играешь роль, и все происходящее вокруг тебя не касается:

Белый саван белых роз

Деревце в цвету,

И лицо поднять от слез мне невмоготу...

Иногда я так хочу зареветь! Но у меня ни фига не получается. Оль, ты иногда плачешь?

– Иногда.

– Научишь меня? Оль, поплачь, а я потом так же, – попросила Кристина.

– Прямо сейчас?

– Ну да.

– Нет, сейчас не могу.

– Когда кончаются слезы – это труба. – Кристина переключилась на Лешу. – Лёля, куда мы едем?

– Домой.

– Не хочу домой! – взвыла она.

– Мы и так на полчаса припозднились.

– Там опять этот маньяк.

– Кто? – не поняла Ольга.

– Лёва, мой массажист. Щипается до оргазма. Приколист такой, говорит, что я снова смогу ходить. Что-то меня сегодня к нему не тянет. Лёля! – Она ласково погладила бобрик водителя. – Может, не домой?

– А куда?

– Ну, не знаю. Оль, куда мне еще можно?

– Не, Кристин, – здраво возразил Леша. – Ирина Михайловна сказала к девяти, а уже пол десятого – надо домой.

– Домой, так домой, – сдалась Кристина. – А ты, Оль, колбаситься пойдешь?

– Я пока не решила. – Ольга пожала плечами. – Пригласили в один клуб.

– Какой?

– Хали-Гали.

Кристина захохотала:

– Хали-Гали! Парень пригласил?

– Да, есть один.

– Он тебя полюбил?

– Не тот случай. Просто знакомый.

– На тачке?

– Пешеход.

– Классно! – Кристину вдруг осенило: – Езжайте на Лёле, он вас покатает. Мазер улетела в Москву, она ничего не узнает.

– Ну, нет, – отказалась Ольга.

– Леля, слышишь? – загорелась Кристина.

– Ау?

– Крис! – резво сопротивлялась Ольга. – Не надо!

– Должна же я тебя хоть чем-то побаловать.

– Крис, перестань!

– Ты таскаешься со мной, куда мне заблагорассудится, попадаешь из-за меня в конфузы.

– Какие еще конфузы?

– Думаешь, я ничего не понимаю? Слышишь, Лёля, поедешь сегодня с Олей, о’кей?

– Поехали, – кивнул парень.

– Крис, отстань, – шипела подруга. – Мне неловко.

– Неловко, это когда висишь посреди дороги на костылях или ходишь рядом с каракатицей, – прошипела Кристина.

До Гагаринской Ольга не издала ни звука.


Лев Алексеевич терпеливо прогуливался возле парадной дома. Увидев машину, доктор приветливо помахал рукой.

– Это Лева? – спросила Ольга.

– Ага. – Кристина вдруг показала Льву Алексеевичу язык.

– А что ты ему так?

– Все равно, он без очков.

– Ну, Крис, блин! – Ольга закатила глаза. – Я с тебя угораю!

– Не боись, не заметил... Здравствуйте, Лев Алексеевич!

Кристина открыла дверь.

– Вечер добрый.

– Мы немного опоздали. Гарика, конечно, нет?

– Ничего, я погулял на улице.

– Рада, что вам было не впадлу. А мы видели "Гамлета".

Ольга вооружилась костылями, Леша взвалил на руки Кристину, и они по цепочке стали подниматься на второй этаж.

– А вы видели "Гамлета"?

– А как же! – отозвался замыкавший процессию медик.

– Безумно грустная история, не правда ли?

– Что ж вы хотите, трагедия.

– Принц, у которого ничего не получается!

Лев Алексеевич скупо усмехнулся:

– Пожалуй, это единственный принц, которого не назовешь прекрасным.

– Вам удалось понять, чего он добивался?

– Я думаю, он сам этого не понимал.

– Я ведь тоже перестаю понимать, что хочу. Забавно.

Они вошли в дом. Лёля опустил Кристину на кровать. Ольга слегка замешкалась, думая, куда бы приткнуть костыли. Наконец, пристроила их за углом шкафа и поспешила на выход:

– Ну, я пошла, до встречи.

– Постой! – Кристина приподнялась на локтях. – Положи сумку.

– Куда?

– Да куда хочешь.

Ольга опустила сумочку на кресло.

– Возьми клюшки, – попросила Кристина.

Полагая, что она не там их воткнула, где следовало, Ольга вернулась к костылям.

– Засунь их себе под мышки, – продолжала Кристина.

– Но Крис…

– Засунь, засунь, – Кристина приподнялась еще выше. – Ты меня любишь?

Растерянная Ольга посмотрела на мужчин. Те стояли как два застывших истукана.

– Ну и? – поторопила она

– Я... я не знаю. Зачем это?

– Ради меня, Оля, я умоляю!

– Ну, я не знаю... – Очумевшая Ольга неуверенно примерилась к подпоркам.

– Ну, ну! – подбодрила Кристина. – А теперь, типа того, как я. Ну же!

– Как ты?

– Ага.

– Но...

– Слабо?

Каким-то незримым прессом Кристина задавила свою подружку, так что у той не оставалось выбора. Ольга повисла между палками.

– Иди,

– Но Крис! – На несколько секунд Ольга вернулась к реальности и выдернула из-под мышек костыли. – Прекрати! Мне неудобно!

– Мне тоже.

Ольга вновь навалилась на клюшки. По образу и подобию подруги.

– Ну и? – Кристина не отпускала.

… И пошла. Незримая сила заставляла подчиняться бешеным командам девчонки. Ольга выкинула вперед костыли, сделала один выпад, потом второй, третий... Наконец, завороженная Кристина, полусидевшая на согнутых локтях, убрала из-под себя руки и упала на кровать.

Едва почувствовав, что невидимый пресс отпустил, Ольга остановилась и медленно распрямила согнутую спину. Ее лицо горело, пальцы дрожали. Глаза с длинными черными ресницами смотрели в пол. Лев Алексеевич громко откашлялся. Лёля, сбросив оцепенение, щелкнул языком и похлопал рукой по шее.

– Спасибо. – Кристина уставилась в потолок. – Мне надо было видеть, как это выглядит.

– Увидела? – Ольга, которую в жизни до такого не унижали, попятилась к выходу.

– Атас!

– Больше от меня ничего не надо?

– Неужели не простишь?

– Прощу. – Ольга молча дернула плечом. – Ладно, я пошла.

– Погоди! – Кристина перевела взгляд с потолка на Лешу: – Лёля, вперед! Как мы договорились.

– Крис, не нужна мне твоя тачка, – взмолилась Ольга. – Ты ставишь меня в неловкое положение.

– Ты еще не поняла, что значит неловкое положение? Лёля, что прирос?! – поторопила Кристина. – Шоу кончилось!

Леша послушно зазвенел ключами и кивнул Ольге на дверь.

– Завтра у тебя выходной, можешь отдыхать, – разрешила она Леше. – Оля, я всегда буду чувствовать свою вину за это. Поколбасишься в Хли-Гали, – все пройдет.

– Да ладно... – Ольга пожала плечами. – Пока.

– Ага.

Ольга с Лёлей ушли. Дверь за ними закрылась. Кристина сложила руки на животе и устало закрыла глаза:

– Сегодня на меня смотрел весь город. Добрые люди... Сердобольные люди...

– А раньше на вас не смотрели? – Лев Алексеевич заторможено разглядывал очки в своей руке.

– Раньше было иначе. Сегодня меня угораздило прогуляться по улице. Смешно ползать по улице, когда на тебя таращатся сотни глаз, правда?

– Над вами кто-то смеялся?

– Я бы отдала последнюю надежду за то, чтобы кто-то рассмеялся. – Ее руки зашевелились, поглаживая живот. – Это хоть прикольно. Нет. Они отворачивали нос, я заметила. Вы когда-нибудь видели, как отворачивают нос от полной урны? Мусорная урна, там, напротив моего окна, если не видели, можете полюбоваться. Она на той стороне. Я следила. Так же вы сейчас отворачивали нос от Ольги, стоило ей забраться на костыли. Ваша жалость отвратительна. Вы пальцем не пошевелили, чтобы ей помочь.

– Кристина! С вами иногда становится невыносимо. В конце-то концов! – Врач отошел к окну. – Каждый день у вас что-нибудь новенькое!

Кристина повернулась в его сторону:

– Решили проверить? Вон она, там, через дорогу, смотрите! Полная или нет?

– Что полная, Кристина?! – взвыл доктор.

– Урна, блин! Я с утра до вечера за ней слежу. Она мне как сестра, всегда рядом. Когда наступает вечер, к ней прилетают бездомные мухи, – она готова. Вполне как я. Вечером мало людей. Много влюбленных пар. Так, мы с ней – слышите? – подглядываем, чем они занимаются. Влюбленные гуляют, обнимаются, смеются, целуются в губы. А доходят до урны – отворачивают нос – и сразу сюда, на мою сторону. Меня-то за окном не видно. А она стоит себе совсем одна, среди дороги. Влюбленные бегут ко мне, чтобы с ней не сталкиваться, я вижу их близко-близко, ну, как вас. А рано утром приходит большая баба в желтом с такой же каталкой, в какой я каталась в больнице, меняет в урне железное ведро с мусором, сажает на каталку и уходит. И все… Все начинается сначала.

– Вы не против, если мы начнем? – Лев Алексеевич закатал рукава рубашки. – Чтобы не терять время, я буду работать, а вы рассказывайте. – Раздевайтесь.

Кристина лениво зашевелилась:

– Вас, правда, прикалывает меня тискать? Вы от этого тащитесь?

– Это моя работа.

– Не говорите чушь. Моя работа! Как будто вас силой заставляют возиться с калеками.

– Мне за это платят.

– А если вам заплатят за массаж мусорной урны?

– Во-первых, за это не платят, – улыбнулся доктор. – Во вторых, я вожусь с калеками только тогда, когда есть реальная возможность помочь человеку. Кристина, представьте, в один прекрасный момент вы вдруг начинаете ходить без костылей. Что вы испытаете?

– Ну, если меня в этот момент не засыплет камнями самосвал… Если будет хорошая погода, хорошая компания…

– Да, да, да, – улыбнулся врач.

– Я испытаю эрекцию или еще что-нибудь.

– Я тоже, – кивнул Лев Алексеевич. – Успех каждого пациента – это мой успех. Я занимаюсь с больными не ради денег.

– Если не влом, снимите с меня эти гады. – Она показала пальцем на ботинки. – Остальное я сама.

Лев Алексеевич нагнулся расшнуровать ортопеды. Кристина неторопливо раздевалась.

– Вы испытываете эрекцию с каждым пациентом? – спросила она.

– Я вообще не испытываю эрекцию на работе. – Врач бережно извлек из огромного ужасного ботинка миниатюрную ножку девушки.

– Я же чувствую, как вас колбасит, когда вы дотрагиваетесь до моих холодных ног.

– Кристина… Я знаю, у вас сильное воображение. Поймите, дела в мире обстоят совершенно не так, как вы их чувствуете. Все гораздо проще и скучнее.

– Полюбуйтесь. – Кристина кивнула на обнаженные ноги.

– В чем дело?

– Вы что, не видите, как они усыхают? Неделю назад ножки были малеха пожиренее. Вы уверены, что все делаете правильно?

– Кристина, ничего у вас не усыхает.

– Да, да, это мое воображение… – Девушка надулась.

– Кристина! Я двенадцать лет этим занимаюсь, а вы спрашиваете, все ли я правильно делаю? То, что по-вашему усыхает – всего лишь не задействованные мышцы.

– Всего лишь?

– 0т недостатка, движения ряд мышц начал сокращаться.

– Меня это бесит. Почему они до сих пор не задействованы?

– Кристина, если б вы в мое отсутствие целенаправленно занимались своими ногами... Помните, что я вам говорил?

– Ну.

– Но вы же не занимаетесь. Если искусственно не поддерживать жизнь в парализованных мышцах, они атрофируются, и вы с ними уже ничего не сделаете. Через полгода сядете в коляску и останетесь в ней до конца жизни. Запомните, пожалуйста: я не лечу – я помогаю вам вернуться на ноги. Если у вас до сих пор не появилось соответствующего желания...

– Появилось. Сегодня появилось.

– Рад это слышать.

– А ничего радостного нет. Сегодня я не могла сама заползти в театр. Ольге пришлось меня заталкивать на ступеньки. Офигенно, да? Не она б – я до сих пор стояла бы у входа в театр… Чем дальше, тем хреновей. Вы уверены, что нет ухудшений?

– Уверен.

– Но я точно помню, какими были ноги, и вижу, во что они превращаются. Скоро от них вообще останутся два сморчка.

– Если вы будете только бунтовать и заниматься самоистязанием, от вас живого места не останется, Кристина! Перевернитесь на живот, начнем.

Кристина послушалась. Лев Алексеевич болезненными щипками прошелся по спине. Кристина сопела в подушку и терпела, хотя сегодня было гораздо больнее, чем в другие дни.

– … Наверно, я наговорила кучу глупостей? – поняла она.

– Я к вам привык, можете даже не просить прощения.

– Да что вы?

– Я разрешаю.

– Облом на обломе.

– Что такое?

– Я люблю человека, который... бегает от меня как от мусорного ведра. Ничего, что я вам это говорю?

– Ничего. Что за человек?

– Он играет Гамлета.

– Актер?

– Вовка, я про него рассказывала.

– Который один раз зашел и больше не приходил?

– Ага.

– Хотите дельный совет? Отправьте Вовку на фиг.

– И что дальше?

– А дальше вы увидите, как изменится мир.

– Не поняла?

– Забудьте про него.

– Но я его люблю.

– Это уже не любовь, а самоистязание.

– А есть разница?

– Разница существенная. Вам не больно?

– Больно, – ответила Кристина.

– Что ж вы молчите? – Лев Алексеевич остановился.

– Щипайте, щипайте. Лучше больно, чем... вообще.

– Лучше отдохнем.

– Как скажете. Вас цепляют стихи, Лев Алексеевич?


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю