Текст книги "Славяне и скандинавы"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 29 страниц)

¹⁸⁹ Hense1 W. Anfänge der Städte; Herrmann J. Zwischen Hradschin und Vineta. Frühe Kulturen der Westslaven. Leipzig-Jena-Berlin, 1976.

¹⁹⁰ Steuer H. Neues zum Befestigungswesen von Haithabu. – Praehistorische Zeitschrift, 1971, Bd. 46, S. 137.

¹⁹¹ Andersen H. H. Århus, S. 24; Grimm P. Zum Hausbau in der Vorburg der Platz Tilleda. – In: Varia archaeologica, Berlin, 1964, S. 366.

¹⁹² Ambrosiani B. Neue Ausgrabungen in Birka, S. 58.

¹⁹³ Suchodolski S. Op. cit., s. 158.

Корабли и судоходство в Балтийском море

Предпосылкой для нараставших от столетия к столетию связей через Балтийское море было развитие соответствующих транспортных средств. Ещё на рубеже новой эры появились первые морские суда, и на протяжении столетий общались через море – готландцы, шведы, даны, балты и финны. Археологические находки кораблей в заболоченных или осушенных бухтах и гаванях и готландские мемориальные стелы с изображениями, относящиеся к вендельскому периоду (VI–VIII вв.), дают нам представление о ранних судах скандинавов¹⁹⁴. Они еще не разделялись на военные и торговые и были равно приспособлены как для разбойничьих нападений или рейдов через море, так и для транспортировки товаров; ладьи приводились в движение прямым парусом и веслами. Западнославянские племена вышли к морским побережьям Балтики (от Кильской бухты до устья Вислы) лишь с середины I тысячелетия н. э. Восточные славяне в Новгороде и Приладожье соприкоснулись с проблемами мореплавания еще позднее, в VIII–IX вв. Таким образом, у разных племен и народов Балтийского региона, как это нередко бывало в истории раннего средневековья и в других частях мира, мореплавание находилось на различном уровне развития. Средствами подводной археологии на дне Балтийского моря открыты и исследованы остатки затонувших кораблей эпохи викингов¹⁹⁵; далее, о судостроении сообщают некоторые письменные источники IX–XII вв. В целом все это позволяет составить относительно достоверное представление об этом важнейшем транспортном средстве (илл. 38). Можно констатировать существование двух различных типов кораблей, различавшихся по своим функциям: боевые и грузовые суда. Первые были сравнительно длинными и узкими, с относительно низкой и почти горизонтальной кромкой бортов, лишь на носу и на корме она круто поднималась вверх к штевням (цв. илл. 6). Это позволяло разместить наибольшее число гребцов на одной высоте над водной поверхностью. Ладьи такого рода, судя по письменным источникам, достигали более 40 м длины, на них находилось от 30 до 36 пар гребцов. Знаменитый «Большой Змей» конунга Олава Трюггвасона имел, например, 34 пары гребцов. Титмар Мерзебургский (VII,39) сообщает об участвовавших в осаде Лондона в 1026 г. датских кораблях с экипажем в 80 человек. Найденные до сих пор суда – меньших размеров. Самое длинное обнаружено в Роскильд-фьорде, у Скульделёв (Дания). Его длина не превышала 30 м. Знаменитый усебергский корабль начала IX в. (Норвегия) имел в длину лишь 22 м, на нем было не более 30 пар гребцов.

 

38. Строительство скандинавского корабля (реконструкция)

Ладьи для перевозки людей у западных славян, кажется, были, как правило, короче и шире, как, например, ладья № 2 из Ральсвика длиной 9,5 м, на 8–10 пар гребцов (илл. 39). Однако эти славянские суда для перевозки людей были устроены таким образом, что одновременно на них можно было поместить и верховых лошадей. В скандинавских языках боевые корабли называются «skeiđ», «askr» или «borđ». Балтийские славяне, прежде всего поляки и поморяне, вероятно, обозначали свои боевые суда как «korab». В древнерусской «Повести временных лет» морской военный поход совершается «в кораблъх»¹⁹⁶.

39. Славянские суда:

парусная лодка IX-X вв. из Ральсвика,

ладья на 10 пар гребцов из Гданьска (IX-XI вв.),

рыбачья лодка VIII-IX вв. из Щецина.

Большое количество пар гребцов и их удобное расположение сообщали боевым кораблям высокую маневренность и замечательные скоростные качества, которые позволяли им из Бирки в Швеции за пять дней достигать Новгорода, или по крайней мере новгородских владений на побережье Финского залива. Как правило, имелась и парусная оснастка; однако при боевых маневрах ее убирали и использовали только при движении в открытом море. Морской бой врукопашную, с перестрелкой из луков, в общем разыгрывался так же, как битва на суше; нападавшие стремились овладеть кораблем противника, уничтожив его защитников в ближнем бою; это называлось «очистить корабль». Сражающиеся старались вести морской бой поблизости от побережья. Отсюда становится ясным, например, как Ансгарий при нападении викингов на его корабль, следовавший в Бирку, не раздумывая спрыгнул в воду, выбрался на сушу и смог ускользнуть.

В «Саге о йомсвикингах» так описывается морская битва: «Вагн и его люди обрушили такой мощный град камней, что Сигвальд со своими не мог сделать ничего другого, кроме как прикрыться, чтобы управиться с этим. Они стали борт о борт, и лишь только град камней унялся, их клинки не заставили себя ждать, и дошло до того, что Сигвальд отступил к суше и хотел набрать камней. Но Вагн со своими устремился туда же. И вот ступили они на сушу вместе, и Сигвальду пришлось отступить, и эта схватка была еще более жаркой».

В битве в бухте Хьёрунга, в Норвегии, должно было участвовать 100 кораблей йомсвикингов (данов и славян) и 300 кораблей шведского конунга. Рев рогов и страшный шум сопровождали фланговые и обходные маневры в бухте. Часто применялась и тактика натиска «железный баран». На корабли брали с собою кузнечные инструменты, даже наковальни, чтобы во время боя чинить оружие. Битва в бухте Хьёрунга также закончилась схваткой на суше¹⁹⁷.

Многочисленные боевые суда могли, конечно, служить и скоростным транспортом для небольшого количества грузов. Викинги, пираты, купцы или воины-купцы преимущественно пользовались такими ладьями. Напротив, собственно купцы применяли грузовые суда. На Балтике находились в употреблении различные их виды, выполненные большей частью в разной, в зависимости от происхождения купцов, строительной технике. На верфях славянских побережий строили ладьи с обшивкой в клинкер на деревянных нагелях; паз для крепления несъемной мачты для паруса уплотнялся с помощью прокладки из мха и т. п. На верфях датчан и шведов, напротив, для связи между поясами обшивки и шпангоутами, как правило, применяли железные заклепки, а мачта крепилась непосредственно к мидель-шпангоуту. Для уплотнения швов между досками клинкерной обшивки прокладывали шнур, скрученный в три нитки из свиной щетины или коровьего волоса, пропитанных смолой. В управлении веслами также были различия в зависимости от местной этнической традиции. В целом, однако, суда обитателей Балтики вполне сопоставимы по конструкции и технике. Крупнейший славянский грузовой корабль, известный до последнего времени, был найден в Ральсвике на о. Рюген (№ 1) и относился к IX–X вв. Он имел в длину 14 м, высота борта – 1,4 м. Ладья такого же типа найдена в Ральсвике в 1980 г.¹⁹⁸ Близкие размеры имел и датский корабль из Скульделёв (№ 3), X–XI вв. Тоннаж судов на рубеже тысячелетий как будто увеличивается: грузоподъемность корабля № 1 из Скульделёв – около 40 т (илл. 40).

 

40. Схема погрузки корабля из Скульделёв

Приводились в движение торговые суда, как правило, парусом. Несколько гребцов на носу или на корме служили лишь для обеспечения маневров при причаливании судна. Обычные для Балтики килевые клинкерные ладьи вытягивали на берег, они не требовали специального портового оборудования, пирсов и причалов. Как в Хедебю, так и в Ральсвике обнаружены остатки мостков и молов, относящиеся, правда, к более позднему периоду, которые при высокой воде и штормовой погоде обеспечивали причаливание и швартовку¹⁹⁹. Дело в том, что наряду с местными килевыми ладьями на Балтике плавали когги, с плоским дном и изогнутыми под углом бортами. Этот тип судна появился на мелководьях североморского побережья у фризов. При отливе ладья опускалась и плотно вставала на дно, прилив поднимал ее и позволял продолжать плавание. Таким образом, во время отлива судно можно было легко разгрузить или загрузить. По мере распространения фризской торговли этот тип судна привился и на Балтийском море. Видимо, фризы оседали в Хедебю уже в VIII в. и пользовались там своими коггами. На монетах Хедебю когг стал устойчивым символом уже в начале IX в. Несколько столетий, до XI в. включительно, балтийские килевые ладьи и фризские когги сосуществовали на Балтике. Однако характер побережья здесь был менее подходящим для коггов, чем на фризском мелководье. Поэтому, видимо, для коггов понадобилось устраивать специальные портовые сооружения, молы или причалы, к которым они приставали для погрузки и разгрузки (илл. 41).

 

41. Погрузка товара в Хедебю

¹⁹⁴ Имеется обзорная работа по торговому судоходству: Еllmегs D. Frühmittelalterliche Handelsschiffahrt im Mittel – und Nordeuropa. Neumünster, 1972.

¹⁹⁵ Сrum1in-Pedersen O. Wrecks in the North Sea and the Baltic. – In: Underwater, Archaeology, a Nascent Discipline. Paris, 1972, p. 65 ff.

¹⁹⁶ Ś1aski K. Die Schiffe der Ostseeslawen und Polen vom 9.–13. Jh. im Lichte neuer polnischer Forschungen.– Zeitschrift für Archaeologie des Mittelalters, 1974, Bd. 2, S. 107–119.

¹⁹⁷ «Сага о йомсвикингах» (см. прим. 26).

¹⁹⁸ Herrmann J. Ein neuer Bootsfund im Seehandelsplatz Ralswiek auf Rügen. – Ausgrabungen und Funde, 1981, Bd. 26, H. 3.

¹⁹⁹ Herrmann J. Ralswiek auf Rügen – ein Handelsplatz des 9. Jh. und die Fernhandelsbeziehungen im Ostseegebiet. – Zeitschrift für Archaeologie, 1978, Bd. 12, S. 163–180; idem. Die Ausgrabungen im nordwestslawischen Seehandel splatz Ralswiek auf Rügen, 1978–1919. – Ausgrabungen und Funde, 1980, Bd. 25, S. 154–161.

²⁰⁰ Zbierski A. Slawische Seehäfen im Frühmittelalter. – Archaeologia Polona, 1974, t. 15, S. 107–121

Проблемы навигации

Для ориентации экипажей судов на побережье имелись приметы. Там, где они отсутствовали, создавали искусственные знаки, как на о. Стура-Карлсё, при переходе от Готланда до Эланда, или на о. Мён возле Ульфсхале, для обозначения прохода между о. Мён и о. Зеланд. Волипцы соорудили, как пишет Адам Бременский, «горн вулкана», т. е. сигнальную башню, чтобы обозначить вход в гавань при плохой погоде. Вполне вероятно, что и другие приморские торговые места имели подобные маяки, по которым ориентировались прежде всего ночью и в пасмурную погоду. Подобно «горну вулкана» в Волине, на римской башне в Булони при Карле Великом еще в начале IX в. разжигали огонь, чтобы облегчить плавание судам через Ла-Манш из Лондона в Квентовик²⁰¹.

На протяжении нескольких столетий жители балтийского побережья накапливали навигационный опыт. Однако и в X в. мореплавание здесь оставалось ограниченным главным образом зоной видимости береговой линии. О длительности плаваний можно судить только по количеству дневных переходов один дневной переход исчисляется в 40–60 км, под парусом 100–170 км. На расстоянии в 40–60 км обычно постоянно пользовались стоянками, на которых ночевали, пополняли запас продовольствия, сбывали товар. Этим объясняются некоторые археологические находки, включающие нередко даже довольно богатые клады, на побережьях, в малонаселенных местах, как Преров-Дарс, Хиддензее в излучине устья Пене, у Дарлёв, у Славошина и т. д. Эти находки указывают на трагедии, завершившиеся смертью или взятием в плен бывших владельцев кладов, которые остановились здесь на стоянке или подверглись нападению во время штиля.

201. Ellmers D. Op. cit., S. 228.

Организация торговли, тоннаж судов

Экипаж торгового судна состоял не более чем из 5–10 человек, довольно беспомощных перед подвижными пиратскими судами с более многочисленной командой. Поэтому торговые суда крайне редко или почти никогда не плавали в одиночку, а предпочитали объединяться. Они скапливались в портовых местах и соединялись во флотилии. Это вело к образованию купеческих товариществ или гильдий, включавших постоянных участников таких предприятий. В скандинавских рунических надписях члены этих торговых товариществ называются «фелаги» (félagi)²⁰², в отличие от членов военных дружин, «хускарлов» (huskarlar), упомянутых в надписях из Смоланда, Сёдерманланда, Упланда и с Готланда. Возможно, подобные торговые флотилии сопровождались и охранялись боевыми кораблями, судя по тому, что в Роскильд-фьорде для перекрытия прохода одновременно были затоплены нагруженные камнями торговые и боевые суда: в приморском торговом месте Роскильде на о. Зеланд, следовательно, использовались корабли обоих типов. Точно так же в Ральсвике на о. Рюген, в одном и том же культурном слое IX–X вв. открыты друг возле друга остатки грузового судна и боевого корабля. Письменные источники, правда, ничего не сообщают о такого рода конвоях, но косвенные данные позволяют допустить, что подобная практика существовала.

Корабельное сообщение и заморская торговля предъявляли высокие требования к купцу. Он должен был знать потребности различных общественных слоев местного населения и прежде всего обеспечить себе покровительство властей. Из-за длительности и сложности торговых поездок купцу нередко приходилось зимовать в чужой стране. В крупных экономических, политических и культурных центрах возникали колонии иноземных купцов и ремесленников. В этих колониях, называвшихся обычно «кварталами», «концами», «улицами» или «дворами», жили постоянные представители иноземных торговых городов. Они занимались мелкой торговлей, а также осуществляли связь с местным населением и заботились о пристанище для прибывающих земляков и компаньонов. Взаимосвязанные купеческие колонии в торговых городах разных народов Балтики – явление, совершенно закономерное в эпоху раннего средневековья. Они появились в Западной Европе после падения Римской империи и возникали затем повсюду, где торговля строилась на частных или товарищеских, «негосударственных» основаниях. Так было в большей части Европы. Константинополь, крупнейший европейский город позднеантичной эпохи, укрывал в своих стенах, помимо греков, также и многочисленных выходцев из Малой Азии (сирийцев, фригийцев и лидийцев), персов, согдийцев и евреев²⁰³. Общие процессы зарождения феодального строя и ранние ступени его развития создавали, следовательно, также основы для становления торговых эмпориев – опорных пунктов балтийской экономической системы.

Таблица 1.

Таблица 2.

²⁰² Ruprecht A. Die ausgehende Wikingerzeit…, S. 68–70. См. также: Мельникова Е. А. Ранние формы торговых объединений в средневековой Северной Европе. – В кн.: Скандинавский сборник, вып. 27, Таллин, 1972, с. 19–29.

²⁰³ Haussig H.-W. Byzantinische Geschichte. Stuttgart, 1969, S. 44; см. также: Курбатов Г. Л. История Византии. М., 1984, с. 112–113.

Экономические зоны Балтийского региона

Различная удаленность торговых центров друг от друга и протяженность путей между ними обусловили выделение в Балтийском регионе нескольких зон, отличавшихся по интенсивности экономических связей и составу товарооборота. Можно выделить три основные экономические зоны, торговые и культурные связи внутри которых были достаточно стабильными.

1. Западнобалтийская зона: Дания (Ютландия и датские острова), Сконе, о. Эланд, южное побережье Балтики до устья Одера.

2. Южно– и среднебалтийская зона: побережье Балтики от устья Одера до устья Вислы, Сконе, о. Эланд. о. Готланд, Курлянд-ский полуостров.

3. Восточнобалтийская зона: Средняя Швеция, о. Готланд, Аландские острова, побережье Финского залива (с выходом на Ладожское озеро и речные системы Русской равнины).

Потоки товаров, проходившие через каждую из этих зон, несомненно, поступали и во все остальные; но в первую очередь это относится к ведущим, общерегиональным центрам каждой из зон (таким, как Ладога, Бирка, Хедебю, о. Готланд, Волин); при этом наибольшее распространение получали сравнительно легко транспортируемые категории импорта, отличавшиеся высокой ценностью при небольшом объеме: бусы из полудрагоценных камней, янтаря и стекла, серебряные украшения, мечи и другое оружие.

Видимо, экономические зоны различались по уровню и принципам организации торговли. Многочисленные «чёпинги» (рыночные местечки) Сконе²⁰⁴, вероятно, тесно были связаны с датскими островами и о. Рюген: в западнобалтийской зоне наряду с активностью крупных раннегородских центров большое значение, особенно для внутреннего товарооборота, имели и торговые поездки на ближние расстояния, предпринимавшиеся бондами южной Скандинавии, датских островов, Ютландии, равно как свободными общинниками у славян-вагров, ободритов, руян; во многом за счет этой локальной торговли осуществлялось и снабжение крупных центров. Сельское население их ближайшей округи должно было весьма деятельно участвовать в товарообороте, в переброске товаров с морских коммуникаций на речные, сухопутные, и наоборот. Отношения такого рода византийский историк VI в. Прокопий Кесарийский в свое время наблюдал на Ла-Манше (IV,20) : «На побережье, что лежит напротив Британии, имеется множество селений, обитатели которых кормятся рыболовством, земледелием и судоходством в Британию...» Нечто подобное, видимо, было характерно и для многих рядовых поселений западно– и южнобалтийской зоны.

Распространение археологических находок позволяет определить области преимущественного влияния тех или иных крупных торговых центров. Так, полубрактеаты Хедебю (940-980 гг. в отличие от редких на южном побережье Балтики ранних, так называемых «монет Хедебю» или «монет Бирки» начала IX в.)²⁰⁵ во множестве проникали на западнославянские территории (илл. 35), это позволяет выделить южнобалтийскую экономическую зону²⁰⁶ как область преимущественного обращения этой монеты. Напротив, ранние клады арабского серебра, как и находки отдельных монет первой половины IX в., наиболее показательны для восточнобалтий-ской зоны. Арабское серебро поступало в сферу балтийской морской торговли (в Бирку и на Готланд) через Старую Ладогу, по Волжскому пути из Передней и Средней Азии.

Рерик и Хедебю в западнобалтийской экономической зоне на раннем этапе использовали также каролингское монетное серебро. Однако в IX в., по-видимому в связи со сравнительно меньшим значением шедшей через Рерик, а главным образом через Хедебю франко-фризской торговли, ослаблением разграбленных викингами торговых центров Фрисландии, поступление каролингской монеты на Балтику резко снижается. Одновременно все более активно используется южная морская трасса общерегионального значения. Она проходила от Хедебю вдоль балтийского побережья через о. Рюген, Среднее Поморье, Самбию, Курляндию, в Ладогу и, как показывает большой монетный клад из Ральсвика на о. Рюген (где вместе с арабскими монетами найден обломок восточно-европейского браслета пермского «глазовского» типа), имела весьма важное значение для установления дальних связей между балтийскими экономическими зонами.

²⁰⁴ Сinthiо Е. Köping och stad i det tidigmedeltide Skåne. – Ale. Historisk tidskrift for Skåneland, 1975, b. 1, S. 1, Karte.

²⁰⁵ Они отмечены в Фоссберге (Уседом), Дрансау и Ватернеферсдорфе (Плён). -См.: Zak J. «Importy», część analityczna, s. 9.

²⁰⁶ Список памятников см.: Ibid., S. 10. Idem. Polbrakteaty skandinawskie na Slowiańszczyźnie zachodniej. – SA, 1966, t. 13, s. 359-361.

Структура товарооборота балтийской торговли

Товары, обращавшиеся в балтийской торговле (цв. илл. 12), можно разделить на восемь групп: 1) пушнина, шкуры и кожи; 2) продукты сельского хозяйства, садоводства и лесного промысла, прежде всего мёд и воск; 3) морские продукты рыба, моржовая кость; 4) сырье и орудия труда; 5) предметы домашнего хозяйства и повседневного обихода (горшки из жировика, керамика, соль); 6) рабы; 7) украшения, предметы гигиены и ухода за телом; 8) оружие (илл. 42).

42. Источники различных видов сырья и товаров

1. железо, 2. жировик, 3. янтарь, 4. соль, 5. стеклянное сырье, 6. кораблестроение, 7. пушнина, 8. рабы.

1. Меха, шкуры и кожи

Торговля мехами, шкурами и кожами была особенно прибыльной для купцов, как западноевропейских, так и арабских и византийских. Звери ценных пушных пород водились в то время в бескрайних лесах Северо-Восточной Европы и значительной части Средней Европы (мех горностая и зайца, норки, куницы и соболя, лисицы, рыси и бобра пользовался наибольшим спросом. Промышляли также ради шкур медведя, лося, диких козлов и оленей)²⁰⁷. В Центральной Европе IX в. десятина пушниной была вполне обычной формой феодального обложения, и ещё в XII в. обитатели нижнего течения Нейсе ежегодно вносили монастырю в Ниенбурге-на-Заале как феодальную повинность меха, в том числе шкуры козлов, куниц, оленей, диких кошек и других лесных зверей²⁰⁸. Для племен Северной и Северо-Восточной Европы пушнина была основным богатством, из обращения её извлекали также выгоду и купцы. Норвежец Оттар в конце IX в. отправился вокруг Норвегии к самому Белому морю, чтобы там раздобыть моржовой кости и тюленьих шкур, закупив их у финнов или бьярмов либо забрав как дань, то есть пиратским образом²⁰⁹. Меха и шкуры как на исламском Востоке, так и на христианском Западе были в числе излюбленных предметов роскоши, отчасти они характеризовали стиль жизни. На Востоке, например, в большом количестве использовали заячьи шкурки для облегчения ревматических болей²¹⁰. Уже в позднеантичную эпоху вожделенные чёрные меха, как сообщает Иордан, через различных посредников достигали Римской империи, из земель suehans, т. е. свеев, шведов²¹¹. Роль поставщика пушнины, конечно, сохранялась за Швецией и в раннем средневековье²¹². В северных областях Скандинавии это привело к появлению профессиональных охотников-промысловиков, которые передавали свой пушной товар торговцам-перекупщикам в особых сборных пунктах²¹³. Распространение некоторых украшений и монет в глубинных районах Скандинавии могло быть вызвано этой пушной торговлей. Другой крупный центр пушного промысла находился при впадении в Волгу Камы. Повелитель булгар, по сообщению Ибн Фадлана (ок. 922 г.), взимал дань с подчиненных ему племен пушниной: с каждого двора ежегодно полагалась шкурка соболя²¹⁴. Олег, подчинив древлян, как сообщает «Повесть временных лет» под 883 г., потребовал с них «дань по чернѣ кунѣ», т. е. по меху черной куницы.

На пушной охоте специализировались финно-угорские племена Пермской земли и предгорий Урала. Из-за суровых условий края, лежащего примерно на широте Средней Швеции, земледелие было малопродуктивным. Однако в этих землях развилась своеобразная и яркая культура, отмеченная прежде всего изобилием бронзовых украшений²¹⁵. Несомненно, источником богатства этого края была пушная торговля. Она осуществлялась в двух направлениях, прежде всего на юг, через Булгар, центр Волжской Булгарии. Там белое и черное мягкое сокровище принимали арабы. Около 985 г. арабский географ Мухаммед ал-Мукаддаси замечает: «Соболь, белка, горностай, чернобурая лиса, лисы, бобровые шкуры, пестрые зайны, козьи шкуры, воск, стрелы, береста, шапки, китовый ус, рыбий зуб, бобровая струя, янтарь, выделанная кожа, мед, лесные орехи, ястребы, мечи, панцири, кленовая древесина, славянские рабы, мелкий скот и быки – все это из Булгара»²¹⁶. Однако достаточно рано был проложен путь и на Балтику, который вел вверх по Волге, далее на Белоозеро и Старую Ладогу, либо вдоль Волги, до верховий Западной Двины, с выходом на путь Новгород – Днепр. Коммуникации между Белоозером Старой Ладогой могли использоваться уже в середине IX в. Вполне вероятно, этим обеспечивается распространение браслетов и гривен пермского типа с VIII в., так же как и арабских монет, поступивших по этому пути в Северную Европу; поэтому янтарь, который арабский географ отмечает на рынках Булгара, мог попасть туда из западно– или среднебалтийской экономической зоны.

В пушной торговле участвовали и живущие западнее прибрежные племена. Адам Бременский, например, сообщает в XI в. о том, что в Самбии пушнину меняли на фризское сукно: «Также обладают они во множестве необыкновенными мехами, благоухание которых смертоносная отрава жажды роскоши принесла в наш мир ... так что мы жаждем той же цены за единый мех куницы, что за вечное блаженство Они же просят у нас шерстяные ткани, что у нас зовутся faldones [плащи, накидки] за столь ценимые шкурки куницы»²¹⁷.

О большом значении пушной торговли свидетельствуют заимствования из древнерусского языка названий пушных животных: «куна» в древнерусском означало «куница, куний мех, деньги». В старофризском языке мы находим такое слово, как «сопа» – «монета». Русское слово «соболь» в немецком языке через средневерхненемецкос sabel превратилось в Zobel. Старославянское kožuch в значении «мех», по-видимому, преобразовалось в средневековое латинское слово crusna, crusina, древневерхненемецкое и древнесаксонское kursinna, старофризское kersua²¹⁸. Перевалочной гаванью пушной торговли из Балтийского моря в Западную Европу с первой половины IX в. стал Хедебю. Не исключено, что в более ранний период такое положение занимал Рерик (Мекленбург, славянский Мехлин).

Если меха и шкуры были важным элементом дальней торговли, то не без оговорок можно допустить торговлю кожами, сырьем для кожевенного производства. Большая часть текущих потребностей торговых поселений и ранних городов удовлетворялась на местных продовольственных рынках за счет ближайшей округи. Но даже в самых бедных землях было возможно разведение коз и быков, основных поставщиков кожи для изготовления обуви и ремней.

2. Продукты сельского хозяйстии, садоводства и лесных промыслов

Торговля скотом играла определенную роль в товарообмене; правда, объём ее определить невозможно. По-видимому, она осуществлялась в большей степени по сухопутным дорогам, нежели по морским. Ближняя и дальняя округа в целом могла обеспечить рынки ранних городов необходимым для их снабжения мясом. Однако около 965 г. Ибрагим ибн Якуб вполне определенно сообщает об экспорте лошадей из ободритских земель. Зерно в дальней торговле также играло некоторую роль. Предполагается, что рожь, найденная в датской «круглой крепости» Фюркате, была привезена из Восточной Европы²¹⁹. Ещё большее значение для западнобалтийской зоны имела торговля вином из Рейнланда. Для Римберта, биографа Ансгария, было само собой разумеющимся, что в середине IX в в Бирке, в Средней Швеции, на рынке можно было купить вина. Оно применялось в христианской обрядности. Вполне возможно, что так называемые фризские (или татингерские) кувшины, тщательно изготовленные чернолощеные сосуды, декорированные инкрустацией из оловянной фольги, служили как сосуды для применявшегося в литургии вина. Такие кувшины могли также использоваться и в мирских целых. Они распространились в пределах восточнобалтийской зоны вплоть до Старой Ладоги²²⁰ (илл. 43). Изготавливались они на Нижнем Рейне.

43. Распространение фризских кувшинов в IX в.

При раскопках Хедебю были исследованы бочки, служившие при вторичном пользовании опалубкой колодцев. Эти бочки из еловой древесины, которой не было на Североевропейской низменности, по-видимому, изготавливались на Верхнем Рейне как тара для вина²²¹.

Особое положение занимала торговля медом, широко применявшимся и как сладкое питье, и как сырье для хмельного напитка. В Булгаре мед скупали для рынков южных стран. Мед и воск были первой феодальной податью в славянских странах X в., в том числе составной частью церковной десятины²²². Не исключено, что по крайней мере часть многочисленных славянских сосудов, с VII—VIII вв. получивших распространение в таких скандинавских торговых центрах, как Хельгё, Бирка и Хедебю, поступили с южного побережья Балтики как тара для меда. Держава Мешко, т. е. Польша, отмечал Ибрагим ибн Якуб, была богата зерном, мясом, медом и рыбой. В другом тексте сообщается о транспортировке меда в горшках на большие расстояния²²³.

3. Морские продукты

Дальняя торговля рыбой на раннем этапе, безусловно, не имела значения, так как рыбы в каждой из местностей было более чем достаточно для потребления. Положение изменилось с христианизацией, возросли потребности в рыбе из-за введения многочисленных постов, т. е. мясопустных дней, запретных для мясоядения. В это время, с XI в., ловля сельди на экспорт в некоторых прибрежных районах начинает играть все большую роль, появляются сельдяные рынки. Такой рынок, на котором закупали сельдь, в числе прочих, купцы из Саксонии, устраивался в ноябре в Арконе на Рюгене²²⁴.

«Слоновой костью» Севера была моржовая кость (цв. илл. 9). В Северо-Западной Европе на этом сырье существовал целый художественный промысел. В балтийской торговле она играла не очень большую роль, однако сообщение о поездке Оттара в область моржового промысла на Белом море для добычи моржовой кости, а затем о его обратной поездке в Хедебю указывает на то, что этот продукт имел некоторое хождение в балтийской торговле. В Хедебю обнаружен моржовый бивень²²⁵, а на позднеславянском поселении у Вольгаста моржовый позвонок. Моржовая кость поступала на рынок в Булгаре, откуда её вывозили в арабские страны.

4. Сырье и орудия труда

Одно из выдающихся открытий последних лет было сделано в результате анализов железных шлаков из Хедебю. Оказалось, что в Хедебю ввозили и перерабатывали там шведскую озерную руду, отличавшуюся меньшим содержанием фосфора по сравнению с болотно-луговыми рудами Ютландии²²⁶. В самой Швеции уже в период от возникновения Хельгё до появления Бирки среднешведская металлургия железа интенсивно развивалась. Железо добывали в рудных месторождениях и продавали в форме топоровидных или лопатовидных поковок²²⁷.

Готланд, не располагавший железными месторождениями, в избытке обеспечивался шведской рудой, и на этой основе здесь возникло высокоразвитое кузнечное ремесло²²⁸. В областях к югу от Балтийского моря имелись болотные железные руды. Ввоз в эти земли железа или железной руды из-за моря пока не подтвержден. Отдельные племена или государства вполне обеспечивали свою потребность в железе за счет собственного сырья²²⁹. Поэтому железные орудия не играли в торговле значительной роли, хотя и были в числе товаров; такие орудия были найдены недавно в составе товаров, зарытых одним купцом на городище Арконы в IX-X вв.

Бронза и желтая медь по своему хозяйственному значению уступали железу. Однако эти пилы сырья широко использовались при изготовлении украшений, а также для декоративной отделки орудий труда и оружия. Из каких стран они поступали, до сих пор неизвестно. Не решён вопрос и о соотношении возможных источников сырья, находившихся и в Западной, и в Восточной Европе. На пражский рынок олово, во всяком случае, поступало уже в 965 г.²³⁰