Текст книги "Государство наций: Империя и национальное строительство в эпоху Ленина и Сталина"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 25 страниц)

Комиссия Жданова обсуждала такие технические вопросы, как ступень, с которой следует начинать обучение русскому языку, создание новых учебников и то, как справиться с нехваткой учителей. Лидеры автономных и союзных республик убедили Жданова – вопреки заявлениям Тюркина и специалистов Наркомпроса, – что в учебных планах необходимо уделять больше времени русскому языку. Этому предмету отводилось достаточно часов, но нередко они не использовались по причине отсутствия учителей. Точно так же они предложили, что учащиеся начальной школы начнут русский язык со второго класса, а учащиеся семилетней и средней школы – с третьего[111]111
  Имелось в виду, что дети в семилетней и средней школе будут учить русский язык и литературу дольше, чем учащиеся начальной школы. В Грузии разрешалось начинать изучение русского языка в третьем классе всех типов школ, якобы по причине большого количества начальных школ в республике.


[Закрыть]. Оба решения усложнили в будущем изучение русского языка в нерусских школах. Они оказались первым примером успешных действий союзно-республиканских чиновников умерить тенденции к русификации в центре. Комиссия поручила Жданову, Тюркину и Л.П. Берии разработать окончательное предложение. 11 марта Жданов представил его Сталину, который внес минимальные изменения; постановление было обнародовано 13 марта[112]112
  Сталин убрал слово «великий» из фразы «великий русский народ» в преамбуле постановления и превратил его из постановления одного только ЦК в совместное постановление ЦК и СНК. Об изменениях Сталина см. проект в: РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1187. Л. 91–97. Благодарю Олега Хлевнюка за помощь, оказанную мне, при прочтении текста, написанного рукой Сталина и его секретаря Поскребышева.


[Закрыть].

Начинавшееся с ритуального осуждения «буржуазных националистов» постановление выдвигало три причины для изучения русского языка: (1) необходимость иметь общий язык в многонациональном государстве, стремящемся к дальнейшему экономическому и культурному развитию; (2) необходимость знания русского языка для высшей подготовки нерусских кадров и (3) требования обороны.

Постановление во всех деталях определяло, какими именно знаниями русского языка должны обладать учащиеся, окончившие четвертый, седьмой и десятый классы, и стандартизировало учебные планы по русскому языку и литературе во всех нерусских школах.

Постановляя, что учебники надо писать на местах при консультациях со специалистами Наркомпроса из центра, постановление также отвергало требование Тюркина разработать всеобщие учебники для всех нерусских школ независимо от их языка. Самым важным для судьбы будущих споров по языковой политике было то, что постановление заканчивалось предупреждением Сталина о том, что попытки превратить русский язык из предмета изучения в язык преподавания «вредны» и могут быть лишь временными.

Окончательный вариант постановления означал, таким образом, поражение сторонников радикальной русификации нерусских школ. Все рекомендации Тюркина – начинать изучение русского языка в первом классе и издавать стандартные учебники – комиссия Жданова или отвергла, или проигнорировала. Школы на родном языке в большинстве союзных республик стали отводить больше времени русскому языку, но на самом деле постановление привело к уменьшению количества часов русского языка в нерусских школах РСФСР по сравнению с учебными планами прошлых лет. Тот факт, что изучение русского языка ранее начиналось со второго класса в неполной средней и средней школе, а теперь будет начинаться в третьем классе, означал в целом сокращение времени, отведенного русскому языку в этих школах. Нерусским учащимся в РСФСР русский язык был особенно необходим потому, что во многих нерусских школах преподавание после четвертого класса велось на русском языке. Поэтому такие учащиеся были теперь не лучше подготовлены к тому, чтобы продолжить образование, чем прежде[113]113
  Учащийся, получивший начальное образование (4 класса) в нерусской школе РСФСР, получал 406 учебных часов, согласно учебному плану 1938 г., тогда как учебный план 1935 г. предусматривал 432 часа, а план 1937 г. – 612: Сборник приказов и распоряжений по Наркомпросу РСФСР. 1935.№2 6 (10 сентября). С.9–11; 1937. №18 (15 сентября). С.9, 14–16; 1938. № 16 (30 августа). С. 6–13.


[Закрыть].

Власти автономных республик немедленно распознали эту проблему и пытались изменить условия постановления, но безуспешно. Просьба Северо-Осетинской АССР начать изучение русского языка раньше и увеличить время, отведенное русскому языку, была решительно отвергнута Оргбюро^{755}.[114]114
  Оргбюро также отвергло просьбу властей поволжских немцев отменить изучение английского или французского языков и заменить их русским. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 644. Л. 65 (Протокол Оргбюро 86/343г, 7 мая 1938 г.).


[Закрыть]

Когда комиссар просвещения Якутии потребовал разъяснений по поводу того, почему количество часов по русскому языку было сокращено в 1938/39 учебном году по сравнению с 1937/38 годом, Тюркин ответил, что необходимо увеличить количество часов отведенных родному языку и литературе и прочим предметам^{756}.

Фактически наблюдалось значительное увеличение времени, отведенного на родной язык и литературу в нерусских школах РСФСР в 1938/39 учебном году, как объяснял сам Наркомпрос относительно нового учебного плана^{757}. Прочие меры вроде программ, посвященных обучению преподавателей русского языка в нерусских школах, или издание специальных журналов, также были упущены в постановлении. В то же время имеются данные, что некоторые местные власти нарушали постановление и вводили русский язык во втором классе неполной средней и средней школы[115]115
  Согласно неполным цифрам на 1 декабря 1938 г., русский язык преподавали во втором классе 25% таких городских нерусских школ и 13% сельских школ в РСФСР: РГАЭ. Ф. 1562. Оп. 17. Д. 728. Л. 1.


[Закрыть].

То, что в постановлении указывались конкретные меры, разумеется, не гарантировало того, что в ближайшие годы русский язык будут преподавать, или хорошо преподавать, во всех нерусских школах. Нехватку знающих учителей невозможно было восполнить за столь короткое время, и их стало еще меньше в годы грядущей войны. Требовалось, чтобы почти все нерусские республики и регионы издавали собственные учебники. Поскольку их издательские ресурсы были зачастую сильно ограничены, нехватка учебников продолжала оставаться бичом для нерусских школ.

Вскоре стало ясно, что центр не мог или не хотел оказать финансовую поддержку союзным и автономным республикам для выполнения постановления. Республики просили о крупных прибавках к своим бюджетам, а Наркомфин урезал практически каждый полученный запрос^{758}. Наркомфин стремился стандартизировать затраты и условия проведения предусмотренных постановлением мер во всех республиках. Когда в Грузии поняли, что дополнительные часы на русский язык означают увеличение всего учебного времени, что повлечет увеличение зарплаты учителей, то Наркомфин отклонил требование; учебные планы следовало составить так, чтобы оставить прежнее количество часов[116]116
  Грузия просила более 2,7 млн. рублей на покрытие расходов, связанных с этой мерой; из них 1,4 млн. были отведены на компенсацию затрат по увеличению количества учебных часов. В конце концов было получено 565 тыс. рублей. ГА РФ. Р-5446. Оп. 22. Д. 766. Л. 2–6 (Г. Стуруа – СНК СССР, 8 июля 1939 г. и ответ Зверева).


[Закрыть].

Хуже того, Наркомфин затянул с улаживанием бюджетных ассигнований. Хотя почти все республики сообщили к середине апреля о своих финансовых нуждах, Наркомфин не издал окончательного решения до июня. Запоздалые размещения фондов Совнаркомами 28 июня точно так же затруднили оплату учителей и учащихся на летних курсах подготовки учителей и авторов учебников.

Почти вся подготовка для проведения постановления в жизнь легла на Наркомпрос.

Ему пришлось послать специалистов в регионы и республики преподавать на ускоренных курсах подготовки учителей и помогать писать учебники, разрабатывать учебные планы для всего Советского Союза и обеспечить публикацию некоторых учебников. Требовались также учителя для постоянной работы в среднеазиатских республиках. Не все эти задачи были выполнены. В разгар работы Тюркин понял, что в постановлении не учтена разница между шестидневными городскими и семидневными сельскими школами. Для последних потребовалось разработать еще один учебный план[117]117
  Наркомпрос послал всего 145, а не 220 преподавателей в нерусские регионы на специальные ускоренные курсы для нерусских учителей. На конец июля в Среднюю Азию отправились 839 из 1000 учителей. Количество часов русского языка в неделю, как и по всем предметам, было различным в сельских и городских школах, потому что учебный год в сельских школах был короче и строился не по шестидневной, а по семидневной системе. Однако общие годовые цифры и различия между сельскими и городскими школами были вскоре отброшены. ГА РФ. А-259. Оп. 36. Д. 185. Л. 4 (Тюркин – Булганину). 26 июля 1938 г.; РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 114. Д. 863. Л. 190–194 (Тюркин – Жданову и Андрееву, 13 июля 1938 г.).


[Закрыть]. Несмотря на срочные меры и отсутствие финансирования, между апрелем и августом 1938 г. многое было сделано, по крайней мере на бумаге. Согласно совокупной статистике, опубликованной школьным отделом ЦК, на ускоренных курсах было подготовлено 19 975 учителей, а еще 36 855 прошли переподготовку. В университетах и педагогических институтах открылось 41 новое отделение русского языка и литературы. В Азербайджане, Казахстане и особенно в Киргизии все еще не хватало учителей, а нехватка бумаги означала, что во многих республиках учебники не были напечатаны вовремя^{759}.

Однако деньги, учителя и учебники были только верхушкой айсберга. Еще одним фактором, усложняющим все аспекты образования в нерусских школах, был переход между 1939 и 1941 гг. с латинского алфавита на кириллицу.

Хотя Оргбюро одобряло переход с одного алфавита на другой одновременно с решением вопроса об обязательном изучении русского языка (одной из явных причин этого перехода было облегчение нерусским учащимся усвоение русского языка), оно не пыталось скоординировать эти два процесса^{760}.

В 1939–1940 гг. только для РСФСР было создано 37 таких алфавитов; это потребовало переиздания учебников, отпечатанных годом ранее^{761}.

Хотя предполагалось, что все будет сделано вовремя к началу 1939/40 учебного года, с текстами произошла заминка, и многие школы продолжали пользоваться учебниками, напечатанными латинским шрифтом. Спешка, с которой внедрялась кириллица, вела к расхождениям в орфографии в разных учебниках^{762}. Еще хуже было то, что некоторые республики стремились внести изменения в новые кириллические алфавиты уже спустя год после их принятия, что вновь требовало перепечатки учебников[118]118
  В начале 1941 г. башкирские власти обратились с просьбой внести изменения в кириллический алфавит, что было одобрено в 1939 г.; Наркомпрос возразил, что учебники на новом алфавите уже напечатаны. ГА РФ. А-2306, Оп. 69. Д. 2755. Л. 65–66. Татарские власти внесли поправки в новый алфавит (одобренный в 1939 г.) в январе 1941 г., не поставив в известность ни Наркомпрос, ни Институт языка и алфавитов Академии наук. Там же. С. 80.


[Закрыть].

Перед лицом таких трудностей неудивительно, что к началу 1938/39 учебного года русский язык преподавали не во всех нерусских школах. Особенно страдали сельские школы. Например, в Азербайджане в том учебном году русский язык преподавали только в 40–50% всех сельских начальных школ; в Армении эта цифра составила 70–80%. Чиновники от просвещения встали перед выбором: или принимать на работу национальные кадры – учителей, закончивших только ускоренные курсы русского языка, или русских учителей, не знавших языка коренного населения. Нередко выбирали последних, несмотря на то, что центр настоятельно требовал от учителя русского языка знания родного языка учащихся. На декабрь 1938 г. в Азербайджане более 20% учителей русского языка не говорили на родном языке учащихся; в Дагестане показатель составил 100% для городских школ и почти 20% для сельских начальных школ^{763}.[119]119
  Цифры по среднеазиатским республикам, если им можно верить, были значительно лучше. Там же. С. 32–35.


[Закрыть]

Там, где русский язык преподавали национальные кадры, качество преподавания зачастую страдало от их плохой подготовки. В мае 1939 г. «Учительская газета» (газета Наркомпроса и профсоюза учителей) сообщала об одном учителе начальной школы в Таджикистане, который преподавал русский язык, но при этом не мог говорить по-русски, прибегая в экстренных случаях к помощи людей, знающих русский язык.

Подчеркивалось, что это не единственный подобный случай в Таджикистане^{764}. В качестве временной меры, обеспечивавшей укомплектование штата всех школ в Таджикистане, появились «бродячие учителя», каждый из которых преподавал русский язык в нескольких сельских начальных школах[120]120
  Считалось вполне нормальным, чтобы все предметы в начальной школе (в первых четырех классах) вел один и тот же учитель.


[Закрыть]. Поскольку все они были русскими, а «как правило, русские учителя, даже те, кто преподает в школах республики несколько лет, не знают таджикского языка», это «серьезно снижало эффективность» преподавания. Положение в Туркменистане было не лучше. По данным на апрель 1939 г., 1500 из 5000 туркменских учителей вообще не знали русского языка в конце предыдущего учебного года^{765}. Власти Бурятии сообщали, что, хотя все учителя начальной школы «говорят» по-русски, многие из них неправильно ставят ударение и неправильно произносят звуки. Как правило, их учащиеся изучали грамматику, но разговорной практики почти не было^{766}.

В марте 1940 г. Госплан РСФСР сообщал, что преподавание русского языка остается «неудовлетворительным» в нерусских школах республики^{767}. Проблемой оставалось и отсутствие учебников. Например, в Чувашской АССР было выполнено только 39% плана публикации учебников русского языка. Но решающим фактором была крайне незначительная подготовка учителей русского языка. Госплан приводил примеры по Чувашской, Чечено-Ингушской, Северо-Осетинской, Татарской, Башкирской и Бурято-Монгольской автономным республикам. Качество преподавания русского языка в педагогических институтах, выпускавших молодых учителей, тоже было плохим. Контроль над преподаванием русского языка был слабым, потому что местные школьные инспекторы не говорили по-русски и поэтому не могли оценить качество преподавания.

В сентябре 1940 г. Наркомпрос признал наличие множества проблем в преподавании русского языка в нерусских школах. Производство учебников терпело катастрофу. На 1 августа 1940 г. к наступающему учебному году было издано только 400 названий из 1013, в основном по причине отсутствия бумаги. Русский язык все еще не преподавали во многих школах из-за нехватки учителей. Действительно, новый комиссар В.П. Потемкин признавал, что подготовка нерусских учителей была «крайне неудовлетворительной» и ругал Наркомпрос и местные власти за то, что те не смогли заполнить педагогические институты нерусскими студентами. Так, в Башкирском пединституте башкир было только 83, а татар – 132 человека из 790 студентов; в Кабардино-Балкарском пединституте кабардинцев и балкарцев было 67 из 342; а в Чечено-Ингушском пединституте чеченцев и ингушей было всего 15 из 221 студента^{768}. Чтобы преодолеть нехватку учителей, Наркомпрос предложил потратить больше денег на организацию специальных подготовительных курсов для нерусских студентов, собиравшихся стать учителями. Но только в 1940 г. в РСФСР был затрачен миллиард рублей на подготовку и переподготовку учителей, а показатели выбывших из этих институтов оставались очень высокими. По этой причине Наркомфин отказался от новых затрат на подготовку учителей^{769}.

В июле 1940 г. ЦК издал еще одно постановление о преподавании русского языка, на этот раз обращаясь не к учащимся, а, скорее, к проблеме плохого знания русского языка среди новобранцев. На 1 июля 1940 г. таких новобранцев, в основном из Средней Азии и Закавказья, совсем не говоривших по-русски, было 152 766 человек^{770}. Пока у армии не было средств или инфраструктуры для решения этой задачи, комиссар обороны С.К. Тимошенко потребовал, чтобы органы просвещения союзных республик предприняли меры по обучению будущих военнослужащих русскому языку. ЦК издал постановление, и многих учителей русского языка перебросили из школ на спецкурсы для новобранцев^{771}. В годы Второй мировой войны учителей стало еще меньше, так как многие ушли добровольцами или были наняты на лучше оплачиваемую работу. В июне 1943 г. Потемкин докладывал секретарю ЦК А.С. Щербакову, что только в Дагестане в новом учебном году требовалось 1500 новых учителей, но шесть пединститутов республики должны были выпустить только 70^{772}.

В июле СНК издал постановление, направленное на исправление положения с нехваткой учителей во всем СССР. Были повышены зарплаты учителям, студенты в пединститутах получали стипендии и бесплатное образование, а прочим организациям было приказано сотрудничать с Наркомпросом по вопросу возвращения учителей в школы. Но долгосрочный прогноз по подготовке учителей нерусских национальностей не сулил ничего хорошего[121]121
  В октябре 1941 г. в разных пединститутах РСФСР все еще училось мало нерусских. В то время в пединститутах и педучилищах училось всего 23 башкира, 194 татарина, 8 кабардинцев и 1 якут. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 135. Л. 52. На июнь 1943 г. Наркомпрос мог предложить только такие цифры.


[Закрыть].

Было бы поистине удивительно, если бы ускоренные меры по подготовке учителей и публикации учебников решили проблемы относительно нерусской школы. В записках Наркомпросу летом и осенью 1940 г. несколько автономных республик предложили решение проблемы относительно учителей и учебников. Но почти все они требовали также изменений в учебных планах, утвержденных постановлением 1938 г. Они просили, чтобы преподавание русского языка начиналось со второго класса во всех типах школ. Башкирские и татарские власти потребовали даже, чтобы количество учебных часов по русскому языку в нерусских школах было таким же, как и в русских школах^{773}. Наркомпрос согласился изменить учебные планы и услужливо обратился в ЦК. Но ЦК несколько раз между 1940 и 1945 гг. отклонял предложения ввести русский язык на более ранней ступени и синхронизировать начало преподавания во всех типах школ. В сентябре 1940 г. Наркомпрос предложил постановление начинать преподавание русского языка со второго класса всех нерусских школ^{774}. В марте 1941 г. Потемкин писал в ЦК, требуя одобрения. Школьный отдел ЦК поддержал его, как и прочие союзные республики, за исключением Украины и Грузии. Вероятно, по причине такой оппозиции, дело кончилось ничем^{775}.

Не в состоянии обратиться к вопросу дефицита учителей и учебников в годы войны, органы просвещения продолжали сосредоточиваться на учебных планах. В феврале 1943 г. школьный отдел ЦК написал секретарям А.А. Андрееву и Щербакову, что «пятилетняя практика показывает, что различие в сроках начала преподавания русского языка в разных типах национальных школ приводит к тому, что учащиеся I–IV классов начальных, неполных средних и средних школ переходят в V класс с совершенно различным объемом знаний по русскому языку». Отдел предложил начать изучение русского языка с разговорных уроков со второго полугодия первого класса всех школ – не будем забывать, что именно такое предложение было поддержано специалистами Наркомпроса в 1938 г. Глава Управления пропаганды и агитации ЦК Г.Ф. Александров, ответственный за вопросы просвещения, также согласился, что крупнейшие специалисты единогласно заявляют, что преподавание русского языка надо начинать раньше. Далее, «вряд ли можно признать целесообразным и то обстоятельство, что в школах автономных и союзных республик учащиеся изучают, кроме родного и русского языка, также английский или немецкий. На практике это сплошь и рядом приводит к тому, что учащиеся не знают путем ни русского, ни английского или немецкого языка. Дело с изучением языков в нерусских школах надо поставить так, чтобы учащиеся этих школ прежде всего изучали русский язык». Даже этот призыв, окрашенный русским шовинизмом, прошел незамеченным. Предложение Александрова, включавшее изучение русского языка с первого класса всех нерусских школ, и «пересмотр» включения в школьные программы иностранных языков, даже не вошло в повестку дня Секретариата ЦК^{776}. В сентябре 1945 г. Потемкин вновь написал Секретарю Г.М. Маленкову о давнишних предложениях Наркомпроса. По приказу Маленкова школьный отдел ЦК ответил на запрос Потемкина запиской, что предложены меры по улучшению преподавания русского языка в нерусских школах, особо отмечая, что сам Маленков решил, что «дальнейшая работа по данному вопросу преждевременна», и поэтому его предложение было отложено^{777}.

Если бы режим по-настоящему занимался политикой «русификации», было бы удивительно, что предложения, направленные на улучшение изучения русского языка в школах нерусских народов, продолжали бы лежать у бюрократов ЦК.

Поскольку в годы войны были приняты другие радикальные изменения в образовательной политике – такие как решение начинать обучение с семи, а не с восьми лет, и разделение на мужские и женские школы, – то невозможно объяснить такое бездействие трудностями, связанными с войной^{778}. Скорее увеличение часов на изучение русского языка в нерусских школах оставалось спорным вопросом на высших уровнях власти, потому что он затрагивал проблему прекращения преподавания на родном языке и ослабления стандартных школьных требований по другим предметам.

В первые послевоенные годы, в отчаянии от неспособности Наркомпроса изменить положение дел к лучшему, чиновники автономных республик РСФСР обратились непосредственно в ЦК с требованием изменений в постановлениях 1938 г. Они подчеркивали, что плохое знание русского языка ведет к тому, что нерусские учащиеся не могут продолжить образование^{779}. Например, на 1945/46 учебный год для новых студентов в Дагестане планировалось 840 мест в вузах, но только 150 выпускников этой республики стали студентами, из них нерусских только 70 человек^{780}. В 1946 г. наконец были приняты небольшие изменения в учебных планах нерусских школ. В некоторых регионах, главным образом там, где обучение на родном языке ограничивалось первыми классами, для семилетних детей была организована «подготовительная ступень». Наркомпрос объяснял эту меру тем, что за первые четыре года учащиеся получали недостаточную подготовку для изучения русского языка в пятом классе^{781}.[122]122
  Постановление касалось Кабардинской, Дагестанской, Бурято-Монгольской, Якутской и Северо-Осетинской автономных республик и Ойротского, Черкесского, Адыгейского, Хакасского и Тувинского автономных областей.


[Закрыть]

Изменения почти вдвое увеличили количество учебных часов, отведенных на русский язык в таких школах. Впрочем, временно. Если бы изучение родного языка в таких школах вышло за четвертую ступень, то новая пятилетняя система была бы не нужна. Пока введение пятилетней школы не стало всеобщим, мысль о полном решении проблемы преподавания русского языка стояла в повестке дня[123]123
  Действительно, ЦК отклонил введение подготовительной ступени в удмуртских школах под тем предлогом, что в Удмуртской АССР достаточно русских, создающих среду, необходимую для удмуртских детей, чтобы выучить русский. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 558. Л. 84 (Яковлев – Жданову, 26 сентября 1947 г.).


[Закрыть].

С приближением в 1948 г. десятилетия постановления от 13 марта 1938 г. аппарат ЦК подготовил несколько предложений. Глава школьного отдела ЦК в 1943–1948 гг. Н.Н. Яковлев выступил с первым послевоенным предложением существенных изменений в политике образования всех нерусских школ. По его плану образование на родном языке для всех нерусских школ автономных республик и областей заканчивалось после четвертой ступени, и, таким образом, он ставил под угрозу самую политику образования на родном языке. Союзным республикам было «разрешено» начинать изучение некоторых предметов – истории, географии, математики, физики и «прочих» – на русском языке в 8–10 классах^{782}. Записка Яковлева касалась того, что недостаточное знание русского языка – главная причина неуспеваемости нерусских учащихся, и была приведена обычная статистика, показывающая малочисленность нерусских студентов в вузах^{783}.

Мысли Яковлева были созвучны мыслям министра образования РСФСР А.А. Вознесенского, назначенного в январе 1948 г. Одной из главных задач нового министра было улучшение работы нерусских школ, которую сильно критиковали в обзоре, подготовленном специальной комиссией ЦК о его назначении^{784}.[124]124
  Яковлев и Вознесенский играли главную роль в этом обзоре.


[Закрыть] Вознесенский решил, что русскому языку отведено недостаточно учебного времени, и предложил сделать иностранный язык факультативным предметом в нерусских школах; тогда русский язык в их учебных программах занял бы место английского, французского или немецкого^{785}. Многие чиновники автономных республик и областей поддерживали это «радикальное решение» «застарелой проблемы», по словам Вознесенского, потому что иностранные языки не часто преподавались в их школах, по крайней мере из-за отсутствия учителей. Однако, когда он предложил освободить нерусских абитуриентов от вступительных экзаменов по иностранному языку, ему возразили представители союзных республик в Бюро по культуре при Совете министров. На совещании 13 мая 1949 г. заместитель министра образования Украины назвал это предложение неправильным^{786}.[125]125
  На этом совещании предложение поддержал только министр образования Казахстана.


[Закрыть]

Итак, отсюда следует, что органы просвещения союзных республик оказывали сопротивление широкой ревизии постановлений 1938 г., точно так же, как сдерживали десятилетием ранее тенденции русификации.

В 1946 г. заместитель министра образования Узбекистана утверждал, что времени, Отведенного русскому языку учебными планами 1938 г., достаточно, но подготовка учителей оставляет желать лучшего^{787}. Намного увеличить время на русский язык неизбежно означало бы или большую учебную нагрузку для нерусских учащихся по сравнению с русскими, или сокращение времени на другие предметы, такие как иностранный язык, родной язык и литература. Многие союзные республики не поддерживали такие изменения. Споры между ними на страницах «Учительской газеты» привели к расхождениям по такому вопросу, как: начинать ли преподавание русского языка на более низких ступенях обучения. Министр образования Грузии предложил начать изучение русского языка со второго класса. Многие чиновники автономных республик возразили, желая начать его раньше[126]126
  Серия статей появилась в этой газете в июне, июле и августе 1947 г.


[Закрыть]. После войны некоторые союзные республики разрабатывали свои учебные планы. В 1946 г. в Грузии среднее образование стало одиннадцатилетним, прежде всего с целью уделить больше времени изучению русского языка^{788}. В 1947 г. в Азербайджане русский язык был введен во всех школах со второго класса^{789}. Среднеазиатские республики тоже постепенно вводили изучение русского языка со второго или первого класса^{790}. Уже в 1946/47 учебном году в Узбекистане в качестве эксперимента были введены уроки разговорного русского языка в первом классе в 50 школах^{791}. Но ни одна из этих мер не означала перехода к образованию на родном языке – то, что радикальные русификаторы вроде Вознесенского и Яковлева считали необходимым в случае улучшения преподавания русского языка.

Чиновники автономных республик и областей поддерживали Вознесенского и Яковлева, т. к. ощущали нажим со стороны родителей, желавших улучшить преподавание русского языка, что обеспечило бы возможность получения высшего образования их детьми. Как объясняли специалисты Наркомпроса, некоторые нерусские родители предпочитали учить своих детей в русских школах, т. к. преподавание русского языка в нерусских школах было плохим. Тогда местные администраторы от просвещения прибегли к крайнему средству и представили «неправильную и вредную тенденцию» превращения русского языка из предмета изучения в язык обучения^{792}.[127]127
  В 1949–1950 учебном году 26% нерусских учащихся в РСФСР учились в русских школах. ГА РФ. А-2306. Оп. 71. Д. 779. Л. 1 (отчет о нерусских школах в 1949–1950 учебном году, без даты).


[Закрыть] Но такое «спонтанное» желание пожертвовать обучением на родном языке в пользу изучения русского языка также имело своих убежденных оппонентов в центре, которые ссылались на заключительные слова Сталина в постановлении 1938 г. На совещании 1948 г. ведущий специалист по преподаванию русского языка в нерусских школах РСФСР Академии педагогических наук Ф.Ф. Советкин заявил, что «дискуссии» о переходе с изучения родного языка на изучение русского языка «неправильны»: «Мы должны помнить решение от 13 марта 1938 г. “Об обязательном изучении русского языка в школах национальных республик и областей”. Это решение никто не отменял… Центральный Комитет и СНК СССР подчеркивают, что родной язык является основой преподавания в школах национальных республик и областей….На этом основании можете судить, как нужно относиться к предложению о переводе преподавания с родного языка на русский»^{793}.

Как бы то ни было, но слова Советкина привлекли внимание. Спустя десять лет после первого постановления, согласно которому изучение русского языка стало обязательным, вновь была отклонена радикальная линия на русификацию. Когда в 1948 г. аппарат ЦК был реорганизован, место Яковлева заняла Л.С. Дубровина. По делу, не связанному с его обязанностями министра образования, Вознесенский был арестован и расстрелян по «Ленинградскому делу» 1949 г.[128]128
  Решением Политбюро Вознесенский был смещен за «ошибки в работе и неправильные методы руководства», и его место занял И.А. Каиров. РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 1077. Л. 23 (Протокол Политбюро 70/147,12 июля 1949 г.). Он пострадал из-за своего политически влиятельного брата, члена Политбюро Н.А. Вознесенского, ставшего одним из главных преследуемых в чистках 1949 г. в Ленинграде.


[Закрыть]

В отличие от своих предшественников Дубровина считала вопрос образования на родном языке в нерусских школах не стоящим обсуждения.

Ее предложение заметно улучшить нерусские школы касалось только РСФСР, таким образом, устраняя потенциальную оппозицию других союзных республик, привлекало ряд автономных республик и областей к отказу от образования только на родном языке^{794}. 24 июня 1949 г. Секретариат рассмотрел ее предложение, в котором упор делался на улучшение подготовки учителей и издания учебников. Но расхождения между местными чиновниками о новых стандартных мерах оставались. Не в состоянии добиться согласия всех участников секретарь М.А. Суслов решил предоставить конкретные изменения в распоряжение самих республик^{795}. Нового решения ЦК не последовало.

Вскоре были приняты некоторые поправки в автономных республиках. В 1950 г. в Мордовии были введены уроки русского разговорного языка в первом классе. Советкин объяснял, что он вместе с другими 15 специалистами провел шесть недель, изучая «особые условия». Мордвины долго жили среди русских и поэтому неплохо знали русский язык. Мордовская литература была «неразвитой», следовательно, за счет этого в учебном плане можно было найти место для русского языка. Советкин подчеркивал, что это было исключением из правила, принятого 13 марта 1938 г., согласно которому изучение русского языка начиналось обычно со второй или третьей ступени, и что никому не позволено изменять это положение. Разумеется, к этому времени курсы первого года обучения стали уже не исключением, а правилом. Прочие автономные республики, по словам Советкина, «позавидовали» и потребовали одобрить такие же изменения^{796}. ЦК разрешил это в каждом случае обращения местных органов^{797}.

Хотя все эти изменения увеличивали количество часов на изучение русского языка в нерусских школах, предложения более радикальных изменений в политике были отклонены по прошествии более десяти лет проволочек и сомнений. В значительной степени это было следствием равно серьезного отношения режима к образованию на родном языке и поддержки этого принципа со стороны чиновников союзных республик.

Актуальная задача чиновников в центре заключалась в как можно большей централизации и стандартизации в изучении русского языка. Важно было не только то, чтобы русскому языку учили всех нерусских школьников, но и чтобы это обучение шло одинаково.

Разумеется, по причине языковых различий такая стандартизация была не вполне возможна; этот факт признается в требовании, чтобы учебники дифференцировались по языкам. Но Наркомпрос должен был издать учебную программу независимо от языковых различий для всех нерусских школ СССР. Изучению русского языка следовало отводить равное время. Одинаковыми должны были быть и ожидаемые знания русского языка у учащихся. Упор на стандартизацию, пронизывающий проект постановления 1938 г. об обязательном изучении русского языка, создал затруднения в его преподавании для многих нерусских детей по причине самого разнообразия СССР.

Важно и то, что центр не предоставил достаточных средств для выполнения требования изучения русского языка всеми нерусскими учащимися. Как видно на полях учебных планов, режим крепко держался за образование на родном языке. Более радикальный пересмотр постановления в направлении русификации, как предлагали Вознесенский и Яковлев, потребовал вмешательства самого Сталина, поскольку он лично отвечал за оригинальное решение. Очевидно, подобного пересмотра не последовало. Возможно, причина в том, что Сталин устранялся от мирских дел государства в послевоенные годы. Скорее всего он не верил в то, что усиление русификации политически или практически желательно. Только после его смерти, при проведении реформ образования 1958 г., режим стал продвигаться в направлении русификации. После 1958 г. образование на родном языке в автономных республиках и областях было сокращено, и появился новый тип школы – нерусская школа с русским языком обучения, – в которой родной язык и литература остались только одним из предметов. Тогда нерусским родителям было дано право выбора определять своих детей в русскоязычные школы^{798}. Как утверждает Изабель Крайндлер, только после 1953 г. русский язык «занял центральное место, когда почти все официальные усилия употреблялись на расширение его роли как языка “новой исторической общности – советского народа”»^{799}.[129]129
  По словам Крайндлер, эти изменения «скрывались за относительно свободной атмосферой, господствовавшей при Хрущеве». При Брежневе все это полностью исчезло. Ibid. P. 51.


[Закрыть]

Противоречивые сигналы, посылаемые сталинским режимом в отношении языковой политики в нерусских школах, свидетельствуют о том, что ясного понимания природы советского многонационального государства в эти годы пока еще не было.

С одной стороны, режим выдвигал русский как общий язык и силу для превращения нерусских народов в «советских». С другой стороны, режим не желал давать достаточного образования на родном языке, предоставляя молодежи изучать прежде всего русский язык. Противоречивые сигналы сверху приводили в растерянность как чиновников от образования, так и родителей, и в какой-то степени смягчали имидж сталинской политики «русификации».