Текст книги "Поднять на смех!"

Автор книги: авторов Коллектив

Поднять на смех!

СЛОВЕСНЫЙ ПОРТРЕТ

Вообще-то, словесный портрет составляется в тех случаях, когда требуется кого-то срочно разыскать. Того, чей портрет мы сейчас составим, искать не надо. Он всегда на виду, многие знают его как своего лучшего друга. Впрочем, кое-кто при встрече с ним пытается быстренько шмыгнуть в сторонку, дабы лишний раз не попасть на глаза (всегда острые) и, что еще более небезопасно, на язык (еще более острый).

Вот, собственно, мы и приступили к написанию словесного портрета героя, которого во всех республиках России зовут по-разному, но чье появление всегда сопровождается одинаково дружным веселым, а чаще злым, смехом.

Этот герой – Сатирик. Да-да, именно так, с большой буквы, как и полагается писать имена, будем его называть.

Кроме уже отмеченных острых глаз и еще более острого языка, Сатирик обладает даром всеведения и вездесущности. Час назад он был, скажем, в Туве или Карелии, где ехидно проехался эпиграммой по нерадивым строителям, а спустя полчаса его видели уже в Казани или Элисте. Там от его едкого экспромта до сих пор поеживается неумеха или разгильдяй.

Скрыться, спрятаться от Сатирика решительно нет никакой возможности. Его отточенная строка разит вернее дамасской сабли, а смех, как радиация, проникает в любую щель, куда пытается забиться спасающийся от критики клеветник, пьянчуга, великовозрастный оболтус.

Отметим также в нашем словесном портрете блистательное знание Сатириком языков. Он одинаково хорошо владеет русским, татарским, чувашским, башкирским, калмыцким… Да что там перечислять! Сатирик свободно говорит на всех языках многонациональной России, и даже в Дагестане – этой, как его называют, стране гор и горе языков – он сумеет объясниться с жителями любого аула. И не только объясниться. Через пару минут после знакомства толпа, неизменно возникающая при появлении Сатирика, будет наподобие грозовой тучи взрываться громовым хохотом, а молнии мгновенных остроумных сатирических выпадов будут, как и всегда, предельно точны.

Кроме имени Сатирик, он носит и другие имена и фамилии. В Адыгее он зовется Киримизе Жанэ или Сафер Панеш, в Калмыкии отлично знают и помнят Михаила Хонинова, любой мариец тут же скажет: «Сатирик? Да это же наш народный поэт Семен Вишневский!»

Сатирика можно встретить и там, откуда рожденные им шутки и остроты отправляются в свет – в редакциях газет и журналов, в книжных издательствах. Пишет Сатирик на одном из излюбленных языков – на карачаевском, или аварском, или бурятском… Остроумный рассказ, напечатанный, скажем, на башкирском языке, спустя короткий срок уже веселит татарского читателя – переводчики стараются немедленно подхватить шутку, сделать ее всеобщей. Иногда Сатирик, если его зовут Виталий Енеш, Реан Бикчентаев или Василий Цоголов, при публикациях на русском языке могут обходиться и без переводчика. Кстати, русский язык и собрал под обложкой этой книги наших многоликих сатириков, чей общий портрет, пусть только штриховой, словесный, но, будем надеяться, узнаваемый, мы только что попытались нарисовать.

А более полным, объемным и красочным этот портрет станет тогда, когда читатель раскроет сборник и углубится в чтение.

А. ЯЧМЕНЕВ

ИБРАГИМ АБДУЛЛИН

ЗЯТЬ ПОДВЕЛ…

Целую неделю писал я свой доклад. Осунулся, постарел. До сорока восьми лет не читал стихов, а тут из Маяковского три цитаты привел, басню Михалкова использовал. А пословицы и поговорки – чуть ли не в каждом абзаце!

Три часа продолжался мой блестящий доклад! Слушали затаив дыхание. Когда перешел к самокритике, раздались возгласы одобрения, общий смех. От рукоплесканий чуть потолок не рухнул!

– Товарищи, – говорю, – в срыве поставок молока и мяса кто виноват? Я! Был нетребователен, беспечен! Халатен был! И не только к колхозным буренушкам, но и к свиньям я относился по-свински. А почему клубная, культурно-массовая работа у нас в загоне? Я ей мешал! А инкубатор почему плохо выводит цыплят? Да потому, что я виноват.

Всю вину взял на себя. В пылу рассказал и то, чего, кроме жены и моего свата-завхоза, никто не знал. Все выложил! Руководители от масс не должны ничего скрывать!..

В горле у меня пересохло, запершило. Тронутый бурными аплодисментами, еле сдерживаю слезы. После доклада мне жмут руку, хвалят, шутят, что, мол, я для красного словца не пожалею и отца родного!

А говоря между нами, на такое выступление надоумил меня зять мой. Он опытный профсоюзный работник. Правда, небольшой, но все же деятель. Лучше, говорит, самому назвать себя дураком, чем это потом сделают другие. Люди скажут: раз он сам признает себя дураком, значит, он умный! Вот я по этому принципу и построил свой доклад. Авось, думаю, еще раз поверят мне, изберут председателем! Что ни говори, а быть председателем лучше, чем, скажем, возить навоз.

После доклада я был уверен: пройду! Но когда начали обсуждать мою кандидатуру, слово попросил один из наших аксакалов.

– Я так думаю, – сказал он, – во всех тяжких грехах председатель признался чистосердечно, а потому давайте к суду его не привлекать, а только снимем с поста и выкинем из правления!..

Все колхозники хором поддержали старика…

А я… что ж… подвел меня зять!

Перевод с башкирского И. Законова.

АХМЕДХАН АБУ-БАКАР

ОЖЕРЕЛЬЕ МУДРОСТИ

 
Лакец сказал в Кубани: – Виноват,
Но для меня ваш язык трудноват!
– Странно, – вокруг кубачинцы вздыхают, —
Дети и то наш язык понимают…
 

* * *

 
– Жизнь или мед – скажи, что слаще пить?
– Я жизнь люблю. Но как мне не любить
И мед хмельной, что выдержан на совесть?
Нет, двух друзей не наше дело ссорить.
 

* * *

 
– Хвала тебе, Абуталиб, и роду твоему!
Кто самый младший у тебя и сколько лет ему? —
И на жену взглянул старик с улыбкой, говоря:
– Пошлет мне младшего аллах к началу декабря…
 

* * *

 
Чайханщик, гостей на крыльце не встречай,
Не кланяйся нам, не расхваливай чай,
Твой чай ароматен и сладок, как мед,
Когда твоя дочь пиалу подает.
 

* * *

 
Для торжественности речи застегнусь,
Каждой пуговкой навечно поклянусь:
Без тебя, моя жена, мне не прожить —
Как бы смог я столько пуговиц пришить?!
 

* * *

 
Отца-муллу спросил юнец:
– Аллах и вправду нам отец?
Тогда пускай свершится диво
И он, как ты, мне даст на пиво.
 

* * *

 
Однажды в шашлычной в порожний бочонок,
Должно быть, спросонок забрался мышонок.
Он в полночь запел: «Черный кот – идиот!»
Кот не был глухим. Жаль усопшего. Вот…
 

* * *

 
Быть иль не быть? Не надо пить
Вина, чтоб в этом разобраться:
Уж лучше быть и ошибаться,
Чем ошибаться, но не быть.
 

* * *

 
– …Что видел там? Как там живет народ?
– Да как живет? Никто вина не пьет,
Никто в чужой не лезет огород…
– Нет, хорошо в гостях, а дома – лучше!
 

* * *

 
О, если было б ишаку
Себя понять дано, —
Ишак на первом же суку
Повесился б давно!
 

* * *

 
Что за аул без остряка!
Что за хинкал без чеснока!
Не любишь чеснока – не кушай.
Не любишь остряка – не слушай…
 

Перевод с даргинского Ю. Кушака.

ВИКТОР АЛДАНСКИЙ

ЯКУТСКАЯ ФАНТАЗИЯ

 
Не случайно мы, якуты,
Все заядлые булчуты:[1]1
  Булчуты – охотники.


[Закрыть]
От других земель в отличье
Очень много у нас дичи.
Если зайцев мы стреляем,
Их десятками считаем.
Если уток мы стреляем,
То их сотнями считаем.
Хоть и лжи тут капли нету,
Скептик, выслушав все это,
Не поверил нашей правде —
И решил ему соврать я.
 
 
Говорю: «В Якутск, наш город,
Иногда медведь приходит,
Чувствует себя как дома:
Рыбу прет из гастронома,
А в столовую заглянет,
Мясо из кладовой стянет!..
Косолапый этот мишка —
Удивительный воришка.
Подстрелить его бы надо,
Да боимся: страшновато!..
Он за выстрел из винтовки
Так погладит по головке,
Что на том – не этом – свете
Будешь вспоминать медведя!..
Даже в городе медведя
Мы обходим осторожно».
«Да, сомнительно все это, —
Молвил скептик, – но возможно!»
 

ЛИСА-РЕДАКТОР

 
Собрав сотрудников, лиса
Такую речь держала:
– Товарищи!
У нас в лесах
Есть недостатки!.. Их немало!..
Я полагаю, кой-кого
Продернуть надо нам в газете,
Но не Топтыгина-медведя,
Нельзя затрагивать его!..
Ведь он силен и знаменит
И нас в покое не оставит —
Рычаньем грозным сокрушит
И возраженьями задавит.
А если тиснем мы статью
Про неуживчивого волка,
То, верьте моему чутью,
От этого не будет толка.
Волк покачает головой,
Потом подымет страшный вой,
Потом он нам скандал устроит,
Его затрагивать не стоит!..
 
 
Строчите лучше вы, друзья,
Про озорного воробья,
Разите смело, метко зайца,
Мы можем их не опасаться!
 

ПРУД И ДЕРЕВЬЯ

 
Пруд жалобно стонал:
– Мне тягостно томиться,
Здесь лиственниц стена,
Живу я как в темнице!
Июньским ясным днем
Мне солнышко не светит,
Я бедный водоем,
Со мной не дружит ветер,
Игривую волну
На мне не подымает,
Меня в моем плену
Никто не понимает!
И дева юных лет
В блистательном наряде
Не отразится, нет,
В моей зеркальной глади!.. —
Но как-то раз к пруду
Людей явилось много:
Они нашли руду
И строили дорогу.
Они валили лес
И увозили бревна —
И глянул в высь небес
Наш пруд самовлюбленно.
Он весь возликовал,
Как молодой повеса,
На солнце засверкал,
Взыграл волною резво.
Угрюмый лес исчез —
Пруд радовался гордо,
Однако высох весь
Через четыре года!
Мораль простая тут:
Без леса водам хуже!..
Как озеро был пруд,
А превратился в лужу!
Как этот пруд-глупец,
Гласит мораль другая —
Пропал один юнец,
Дом отчий отвергая!
 

ВОРОН-ИНТРИГАН

 
Один орел, начальник дичи,
Имел свой штат (конечно, птичий)
И заместительницу галку
Послал с ревизией в Игарку.
Туда же (так решил орел)
Был послан ворон-контролер.
Орел (орлы такие есть)
Понятья путал «честь» и «лесть»
И полагал, что хитрый ворон
Чистосердечен и проворен.
А тот вошел к орлу в доверье,
Поспешно заготовил перья
И, не жалеючи чернил,
В доносе галку очернил.
Когда орел
Донос прочел,
Он в тот же час
Издал приказ:
– За расточительную глупость
И непростительную грубость,
За то, что поступала гадко,
Снимается с работы галка! —
А ворон? Ворон был доволен
И говорил вороне ворон:
– Кар-кар, недавно галка та
Снята с высокого поста.
Кар-кар, не только жалкой галке
Совать в колеса буду палки.
Коль дальше так пойдут дела,
Я доберусь и до орла!
 

ПОДВЕЛИ ЧЕРТУ

 
Начальство выступает часто,
И даже в прениях начальство
Все держит речь, все на посту.
 
 
Но очередь до подчиненных
Дошла – один из огорченных
Стал говорить начистоту.
 
 
Он говорил о недостатках,
О дисциплине, о порядке,
Имея истину в виду.
 
 
– Мой дорогой руководитель,
У вас, хоть вы сейчас в зените,
Я не пойду на поводу!
 
 
Протестовали подхалимы:
– Здесь критика недопустима,
Нам от нее невмоготу!
 
 
И расторопный председатель
Сказал: «Товарищи, давайте
На этом подведем черту!»
 

ЗА СЧЕТ ЗИМЫ

 
Траншеи рыть удобней летом.
Хотя и знают все об этом,
Горисполком решил иначе:
Траншеи рыть зимою начал!
 
 
Зимой земля тверда, как камень.
Чем прошибешь ее? Деньгами!
Труд землекопов бронебоен —
Все дни горят костры из бревен.
Когда земля чуть-чуть оттает,
Ее рабочие снимают.
За этот тяжкий труд награда —
Учетверенная зарплата!..
 
 
Ну, а горисполкому лестно:
Он все осваивает средства,
План выполняется успешно
За счет такого деньгоедства!
Товарищам горисполкомцам
Не надо ласкового солнца,
Не нужно солнечного лета:
За счет зимы в порядке смета!
 

Перевод с якутского Н. Глазкова.

ФАЗУ АЛИЕВА

ЖАЛОБА

На ходу застегивая пальто, я вылетела из своего кабинета. Опаздывала на заседание Президиума Верховного Совета Дагестана.

– Фазу Гамзатовна! – окликнула меня женщина, сидевшая в приемной.

– Не могу, опаздываю.

Потом, через три часа, когда я вернулась на работу, женщина все еще ждала.

– Проходите, пожалуйста, садитесь. Я вас слушаю.

Она не спеша, спокойно сняла пальто, повесила его на вешалку и, поправив платье, на черном фоне которого были разбросаны пышные голубые розы, села.

– К вам, наверное, обращаются с разными просьбами, – женщина рассмеялась. – Но с такой, как у меня, никто, я думаю, у вас еще не был… Не знаю, с чего и начинать… – Она сделала паузу, вздохнула. – Дело в том, что у меня есть муж.

– Очень приятно, – я улыбнулась.

– Мы давно вместе, и дети есть.

– Тоже весьма приятно.

– А муж гуляет! – Губы ее вздрогнули, на них заиграла улыбка, в глазах не было ни капельки огорчения. Словно бы она радовалась этому.

– Надеюсь, я тут ни при чем?

– Нет, нет! Это у них началось давно. Чего только мы с мамой не применяли. Бульдозером не оторвешь мужа от нее – как сумасшедший!

– А что вы применяли?

– Чтобы все рассказать, целый год нужен. Каждый день, за час до окончания смены, мать ходила к нему на работу и приводила домой. Он у меня не пьет, не курит, не ругается. Только что-то рано начал ложиться спать. И я тоже. Утром просыпаюсь, он лежит. Радуемся, что оторвали его от этой. Но однажды соседка мне и говорит: «Что у тебя за сон, спишь как мертвая! Все соседи видят и слышат, а ты нет». – «А что я должна видеть?» – «Твой муж встает каждую ночь, выходит через окно и, пройдя один квартал пешком, садится в «Жигули» красного цвета, номер мы не разглядели. Отправляется, куда ему надо, потом через три-четыре часа возвращается». – «Не может быть!» – «Дорогая, да об этом все знают, – засмеялась моя соседка. – Можешь сама убедиться…» Я пришла домой и ничем не выдала волнения. Легла пораньше, сослалась на головную боль и сделала вид, что сплю. Время тянулось долго. Во мне словно шайтан бесился, так я жаждала поймать обманщика. И действительно, в полночь муж встал, потихоньку оделся, открыл окно. Прыг! Я тут же бегу к такси, с которым заранее договорилась, указала место, где стоят «Жигули». Они едут, и мы не отстаем. Вот уже кончается город… «Куда же ехать?» – нервничает таксист. «Я заплачу вдвойне, втройне, не упускай эту машину», – говорю. Наконец, в тридцати километрах от города, «Жигули» поворачивают в поселок, останавливаются у дома с голубыми воротами. Навстречу выбегает на первый взгляд девчонка, худенькая, высокая, с распущенными волосами. Мой муж почти бросается к ней, и, взявшись за руки, они входят в ворота. Я тогда выскакиваю из машины и окликаю мужа. Он поворачивается, как будто бы ничего не случилось, и, не выпуская руки своей любовницы, говорит: «Зачем ты пришла?» – «Посмотреть, в какую яму ты упал!» – «Я люблю эту женщину и никогда не брошу!..» На той же машине я вернулась домой. Муж не появлялся три месяца.

– А дети? – поинтересовалась я.

– Всю зарплату посылал через друга. Потом моя мать привела какую-то колдунью. Украли камень из стены дома разлучницы, сожгли на нем ее и его волосы, бросили все это в темную пропасть. Принесли воды из ее двора, смешали с водой нашего двора, смешанную воду налили в глиняный кувшин и оставили его на солнце, пока вода не испарилась. Но ничего не помогло: муж не вернулся.

– Да… – неопределенно протянула я.

– Потом мы с матерью поймали разлучницу и ругали и оскорбляли – она не ответила ни единым словом. Сидела и улыбалась. А когда наконец мы устали, она сказала: «У вас все?» – «Нет, мы еще тебе покажем! – крикнула мать. – Напишем на работу».

– И вы написали? – спросила я.

– Да, много заявлений. Ее то ли выгнали, то ли сама ушла. Теперь в другом месте работает. Маляр она. Не пропадет. А моему мужу дали два выговора. Я не хочу, чтобы его с работы выгнали: зарплата уж больно хорошая. Все деньги он отдает нам. Вот я и хотела вас попросить… – Она многозначительно посмотрела на меня и улыбнулась.

Меня все больше и больше раздражали улыбка и смех этой женщины. Она рассказывала семейную трагедию, но не сердцем, а словами. По тому, как сияло ее упитанное лицо, какая она была выхоленная, неподвижная, ясно было, что она нетрудовой человек.

– А вы сами-то работаете?

– Я не работаю, у меня ведь двое детей. Да и не люблю утром рано вставать, не привыкла. А муж весь в работе, все может делать, себя нисколько не жалеет. Я и хотела вас попросить…

– Чтобы я с ним поговорила? Какое же я на это имею право? Он у меня не работает.

– Не об этом. Знаете, он всегда был к вам неравнодушен, достает все книги. Выступаете вы по телевизору или по радио – он весь замирает. Я даже один раз от ревности выключила телевизор.

– Смотрите?! – улыбнулась я. – Сижу и не знаю, что из-за меня семейные скандалы.

– Я хочу отомстить этой женщине так, чтобы ей было больно. Единственный человек, который мог бы мне помочь, это вы.

– Я?!

– Конечно! Поиграйте с ним в любовь, пококетничайте. Если вы подадите хоть маленькую надежду, он уйдет от нее, я же знаю!

– Да? – расхохоталась я. – Это просьба уникальная. Ко мне приходят очень многие женщины, но такая, как вы, первая. Эта история должна войти в историю… Только вы не боитесь?

– Чего мне бояться? Алименты-то я в любом случае получу. Лишь бы отомстить ей, чтобы она мучилась, чтобы она знала, что брошена ради другой женщины!

– Знаете, я не артистка, а поэт. Играть в любовь не умею, могу только любить. Сердце у меня одно, и оно наполнено так, что любовь плещется через край, – ответила я.

– А я надеялась на вас!.. – Женщина долгим взглядом посмотрела на меня, лениво поднялась и, не попрощавшись, вышла.

Перевод с аварского Махача.

ИОСИФ АЛЬБИРТ

ЖУРАВЛЬ И ЖАБА

 
Журавль был на болоте власть.
Всех окружающих лягушек
Мог безнаказанно он кушать
И властью этой пользовался всласть.
Тех, что был смел,
Он сразу съел
И к прочим потянулся клювом долгим.
Заметно лягушачий штат редел,
И в их среде нелестные о Журавле ходили толки.
Решили жалобу послать наверх,
Чтобы избавиться от Журавля навек.
Бумага вышла хороша бы,
Когда б не возраженья Жабы.
«Вы что? Вы на кого? – спросила Жаба. —
Журавль вам не по нраву?
А вспомните-ка: до него две цапли
Нас без вины и без разбора цапали!
Да где нам сладить с Журавлем!
Вы знаете, какая сила в нем?
Ведь наверху-то сват ему сам Сокол!
В нем больше прочности, чем в солнышке высоком, —
Оно горит непостоянно:
То поспало, то постояло.
Но дождь ли, холод ли, жара ль —
Всегда над нами властвует Журавль!»
Послушались лягушки, замолчали,
Покорны стали, как вначале,
Притихли, замерли…
Но наказаньями недолго их Журавль ошеломлял.
Пришла Лиса и съела Журавля.
Лягушки упрекали Жабу:
«Ты помешала нам отправить жалобу!»
«Да, – отвечала та. —
Но я клянусь, не помешала б,
Когда б из первых рук не знала,
Что этот Сокола вчерашний друг
Не сгинет и без ваших жалоб».
 
 
Всегда врут те, которым правда тяжела,
А Жаба вруньей век была.
 

БУЛЬКА И ПОЛКАН

 
Призналась Булька, что она
В Полкана влюблена.
Превознося его заглазно
За представительность и ум,
Она открыла тайну шавкам двум:
«Я замуж за него пойти согласна».
Секрет был так надежно сохранен,
Что на ушко о нем услышал весь район…
Полкана познакомили с невестой.
Она была умна и хороша,
Ее витой ошейник украшал,
И взгляд светился добротой небесной.
Приятно было слушать Булькин лай
И любоваться пышной шерстью рыжей.
Имелось все, чего ни пожелай,
У Бульки в будке под железной крышей.
    «Да, быт холостяка поган, —
    Сказал Полкан. —
    А вы завидная невеста.
    И вашей жизни золотую нить
    Готов я со своей соединить,
    Но торопливость неуместна.
    Сейчас за свадьбу вы горой,
    А каково-то будет завтра?
    Не академик я и не герой.
    Вдруг бутерброд с зернистою икрой
    Не обеспечу каждый день на завтрак?
    Вдруг заболею? Я не так уж юн.
    Недуги – враг наш стародавний!
    Все цепи Гименеевы сгниют
    От ваших слез и от моих страданий…
    Вдруг пенсию неважную дадут?
    Жене на шею сесть? Немного проку.
    Жизнь сразу станет как в аду:
    По два скандала в день, в минуту – по упреку…»
Так «дебит-кредит» взвешивал Полкан,
Чтоб без ошибки сочетаться браком…
 
 
Невеста слушала, пока
Ее любовь не разлетелась прахом.
 

ЧЕРВЯК И ЯБЛОКО

 
Фруктовые увидев насажденья,
Дополз до Яблока Червяк
И, предвкушая наслажденье,
Весь обмяк.
«О, Яблоко! – воскликнул он в восторге. —
На экзотическом Востоке,
На модном Западе не сыщется плода,
Чтоб над тобой возобладал.
Соперники? Запропастились где вы?
Завистники? Взгляни, их целый рой…
Румяно ты, как щеки юной девы,
Блестишь, как солнце утренней порой.
Фарфор, хрусталь идут тебе недаром.
Тобой пленились Ева и Адам.
Ты ароматнейший сосуд с нектаром.
За вкус его полжизни я отдам!»
Он был настойчив. Позабыв про отдых,
Пел гимны, панегирики и оды.
Он в сердце Яблока вливал свой голосок,
Потом заполз и сам принялся пить сок.
А наливное, не стыдясь нимало,
Терпело Червяка и похвалам внимало…
 
 
Сел человек, где тень была густа,
И, Яблоко сорвав, поднес к устам.
Подумало оно, от гордости краснея:
«Я всех красивей, всех вкуснее».
Но тут же было брошено в песок:
Внутри уже не мякоть и не сок,
А все черно, как горькие чернила.
 
 
Что толку в красоте, когда она червива?
 

Перевод с идиш В. Полуяна.

ШИРАБ-СЭНГЭ БАДЛУЕВ

ГВОЗДЬ

 
Долго цеплялся за всех этот гвоздь,
Кто бы ни шел: хоть хозяин, хоть гость.
Долго торчал в стене коридора,
Долго цеплялся за всех без разбора.
Все обходили его стороной:
«Пусть его выдернет кто-то другой,
Очень он крепко сидит и остер!»
Гвоздь обнаглел. Но пришел гвоздодер,
Гвоздь зацепил, и он вылез без писка…
Поняли люди, что не было риска,
Поняли поздно: костюмы-то драны,
И не у всех еще зажили раны.