Текст книги "На переломе. Философские дискуссии 20-х годов"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 50 (всего у книги 54 страниц)

О каких своеобразных психических процессах идет дело в сдвигах ценностей, совершаемых нашим временем, показывает, быть может, яснее всего отношение современного человека к спорту. В нем его, по существу, интересует только еще один вопрос: кто будет победителем в состязании? Кто совершит измеримо высшее количество действия? Число, количественное соотношение между двумя действиями выражается посредством пари. Можно ли представить себе, что в греческой палестре держались пари? Или разве это было бы мыслимо в испанском бое быков? Конечно нет. Потому что и там и тут с художественной точки зрения, т. е. именно с чисто качественной, так как оценка количественная невозможна, оценивалось и оценивается в высшей степени персональное действие отдельных индивидов».

Неужели в этой чисто количественной оценке идеал науки будущего? Конечно нет. Ибо подобно тому, как, уничтожив преграды между отдельными странами и превратив все, вплоть до человеческой совести, в товар, обмениваемый на деньги, которые не пахнут, так как совершенно однородны между собой, капиталистический строй подготовил почву для социализма, так и механистическая наука, установив связи между самыми разнородными предметами, подготовила новую науку – диалектическое естествознание будущего.

Под знаменем марксизма. 1928. № 3. С. 30–38, 65–71

В. Н. Сарабьянов
Качество с точки зрения
практического подхода
(из книги «В защиту философии марксизма»)

Качество есть основная категория диалектического материализма, и марксистская логика в своем понимании этой категории решительно расходится с логикой покоя, т. е. с формальной логикой, как с вульгарной теорией постепенного, бесскачкового развития (natura non facit saltus).

И действительно, наше основное положение – это переход качества через количественные изменения в новое качество, а также переход количества через качественные изменения в иное количество. Мы покажем ниже, что первый закон диалектики и известное положение об отсутствии в природе абсолютных граней не противоречат одно другому только в том случае, если качество теряет ту самую абсолютную определенность, которую ему приписывают Деборин, Карев и прочие деборинцы.

Второй закон диалектики о развитии противоположностей и о синтезе противоположностей тоже имеет в виду качественность любого процесса, да и формулировать этот закон можно путем замены слова «противоположность» словом «качество». Ниже мы покажем, что это так.

Третий закон диалектики говорит не о простом отрицании, но об отрицании качественном, чем диалектическое отрицание и отличается от отрицания вульгарно-эволюционного, т. е. от взгляда на развитие путем перехода от одной единицы к двум, трем, ста трем… от первого ко второму, третьему, тысяча третьему…

Качество является действительно основной категорией марксистской логики, и невозможно развернуть стройную теорию об основных законах движения, не очистив наши представления категории качества от неясностей, недоговоренностей и двусмысленностей.

Классики марксизма превосходно вскрывали действительность диалектическим методом, но было бы смешно утверждать, что Маркс, Энгельс, Ленин и Плеханов развернули теорию качества. Они этим не занимались, и Энгельс, например, больше других писавший о качестве, не дал определения последнего, останавливаясь на иллюстрациях качества.

Прочтите всю марксистскую литературу и найдите хотя бы одну книгу или даже статью на эту специальную тему.

Не найдете. Некогда было заниматься этими вопросами. Однако Энгельс очень хорошо видел, что они стояли на очереди, и подготовлял работу, которую так и не успел закончить.

Деборинцы, считающие себя диалектическими материалистами, не нашли ничего лучшего и более убедительного, как ограничиться цитатами из Гегеля, хотя каждому из нас (и из де-боринцев) известны взгляды Маркса – Энгельса на гегелевское учение о категориях, как наполненное мистикой.

Вместо того чтобы вывести определение качества из исследовательских работ хотя бы даже Гегеля, не говоря уж о Марксе, Энгельсе и Ленине, деборинцы удовлетворились формальными определениями идеалиста, мистика и «великого схематика» (выражение Энгельса– «Архив») Гегеля…

Качеством может быть только сам процесс, свойство же не что иное, как проявление себя вещью в каком то отношении.

Свойство двигаться, свойство производить впечатление красного, свойство мыслить – все это характеризует живое существо в тех и других отношениях, с тех или иных сторон. Качество же мы относим к процессу в целом, т. е. к совокупности свойств.

Уксусная кислота – иное качество, чем синильная; а иное качество она потому, что какими-то свойствами уксусная кислота отличается от синильной.

В своей замечательной статье «Трусливый идеализм» Плеханов подчеркивает, что мы, изучая мир, изучаем его свойства.

«Что значит знать данную вещь? Это значит иметь правильное представление об ее свойствах».

Свойство не следует смешивать с качеством, так как в логике категория качества является категорией оценки действий процесса, обладающего различными свойствами…

Когда мы говорим о качестве чего-нибудь, мы имеем в виду вопрос: как действует это что-то?

Качество не есть абстракция; напротив – оно конкретно, оно есть данное, вполне определенное, тогда как свойство лишь проявление процесса, который проявляет себя во множестве отношений.

И если в мышлении качество есть оценка совокупности свойств, то эта оценка может изменяться всякий раз, как данная совокупность свойств стала иной, т. е. как она стала совокупностью иных свойств.

Представив какой-то процесс как совокупность свойств «а б в г д… м н…», мы должны определить его как новое качество всякий раз, как процесс этот становится совокупностью иных свойств, например: «а б г д… п р», где нет «в м н», но появились «п р».

Это, нам думается, не должно вызывать споры. Но вот какой встает вопрос в связи с вышесказанным.

Появление или исчезновение всякого ли свойства в данной совокупности свойств делает процесс иным качеством?

Если отвлечься от наших интересов, если рассматривать процесс только в форме объекта, то на поставленный вопрос необходимо ответить утвердительно.

И действительно, можно ли данное свойство считать важным, нужным и т. д., а другое – неважным, ненужным и т. д. безотносительно к чему-либо?

Ведь то, что было, но без чего какое-то событие все равно произошло бы, не может расцениваться неважным или несущественным, потому что без него не могло бы произойти другое какое-то событие.

Деление свойств на существенные и несущественные безотносительно к чему бы то ни было является делением метафизическим.

Но в таком случае любое новое свойство превращает данный процесс в новое качество, а также иным качеством он становится и при исчезновении любого из имевшихся свойств.

Имея виду, что свойства возникают и исчезают, т. е. свойства в развитии своем прерываются, мы должны прийти к следующему выводу: любой процесс находится все время в состоянии перерывов, т. е. скачков, так как свойств у любого процесса бесчисленное количество, и нет ровно никаких оснований отрицать, что в каждый данный момент одни из них исчезают, другие – возникают.

Значит, процесс одними своими свойствами развивается постепенно, количественно, другими – скачкообразно, т. е. лишаясь их и приобретая новые.

Итак, беспрерывность любого процесса утверждается в еще более сложной форме, и мы все еще не нашли того состояния покоя, без которого три правила формальной логики совершенно беспочвенны.

Единственный выход – в отвлечении от множества свойств процесса, т. е. в рассматривании изучаемого процесса как совокупности только определенных, а не всех свойств. Тогда мы получаем возможность говорить о ступенях развития, о состояниях относительного покоя.

И действительно, если любой процесс беспрерывно изменяется как совокупность бесчисленного количества свойств, то он же оказывается обладающим в течение более или менее продолжительного времени данными, вполне определенными свойствами…

Только на основе абстракции возможна классификация, т. е. деление явлений на семейства, классы, роды, виды.

Только отвлекаясь от одних свойств и учитывая другие, мы освобождаем себя от решения неразрешимой задачи объять необъятное.

Истина всегда конкретна.

Что это значит?

Это значит, что бери процесс, как он да н, во всем его многообразии и во всей его разносторонности, но в каждом данном случае оценивай его в определенном отношении.

Человечество, в различных отношениях рассматривая тот или иной процесс, создает все более полное о нем представление, т. е. представление о возможно больших связях и опосредствованиях, в которых он находится. Мы же, т. е. определенный субъект (класс, партия, личность…), учитывая всю полноту процесса, всю его разносторонность, выявленную и изученную человечеством, оцениваем этот процесс в данном случае в одних связях, в других случаях – в иных.

Но почему, спрашивается, в этом случае мы, рассматривая данный процесс, учитываем такие-то свойства, от других же отвлекаемся, а в каких-то иных случаях, наоборот, учтем последние свойства, а не первые?

Ответ дан в 11-м и 1-м тезисах Маркса о Фейербахе.

Одиннадцатый тезис гласит:

«Философы лишь различным образом объясняли мир, но дело заключается в том, чтобы изменить его».

Этот бесспорный тезис приводит к тому положению, которое развиваю я в своей теории качества и которое оспаривается, к моему величайшему удивлению, деборинцами-большевиками.

Если мы изучаем процессы, чтобы их изменять, то не ясно ли, что необходимо установить, в каком направлении их изменять.

Можно изменять древесину, превращая ее в оберточную бумагу, но можно из нее изготовить писчую бумагу.

Если нам нужно сделать из студента теоретика, то мы будем изменять преимущественно его голову, а в консерваториях изменяют пальцы, чтобы получился хороший пианист или скрипач. Всякое исследование должно иметь целевую установку, а цель определяется с точки зрения конкретного субъекта, понимая под ним, например, определенный класс.

Объективные условия определяют стремления и интересы данного класса (субъекта), но эти интересы, будучи вызваны объективными условиями, определяют отношение субъекта к изучаемому процессу.

Тот, кто изучает без целевой установки, работает вслепую, являя собой классический тип созерцателя.'

Пролетариат и мы, его представители и идеологи, – не созерцатели, но активные участники в переустройстве жизни.

Маркс именно в этом находил одно из коренных различий между материализмом до фейербаховского включительно и материализмом, созданным Марксом и Энгельсом.

В первом тезисе о Фейербахе Маркс писал так:

«Главный недостаток всего предшествовавшего материализма – до фейербаховского включительно – заключается в том, что предмет, действительность, чувственность рассматривается только в форме объекта или в форме созерцания, а не как чувственно-человеческая деятельность, не в форме практики, не субъективно».

Мне инкриминируется субъективизм, и я это называю клеветой. Но я действительно резко и решительно высказываюсь против рассматривания процессов только в форме объекта, а не также и субъективно…

Не только Фейербах, но уже Бэкон учил, что мир надо изучать, чтобы его изменять. Один из афоризмов в «Новом органоне» Бэкона гласит: «Что было основанием, следствием или причиной в теории, то становится правилом, целью или средством в практике».

Другой афоризм: «Создать новое свойство в данном теле или же произвести новые свойства и ввести их в него – вот результат и цель человеческого могущества».

Это ли не практический подход к науке!

Неужели это не было известно Марксу?

Конечно, было известно, и Маркс не о том говорит, что Фейербах не подходит к науке как к средству изменения мира, но о другом.

В первом тезисе идет речь о том, как надо изучать мир, чтобы его изменять.

И Маркс дает ответ на это: надо изучать мир не только в форме объекта, но и субъективно. Вот этого-то ни у Бэкона, ни у Фейербаха нет и в помине; но об этом в цитированных тов. Дебориным местах из Ленина последний ничего не говорит.

Он лишь поправляет Плеханова, который перегнул палку и инкриминировал Фейербаху созерцательность не только в его методе, но и в отношении к науке, которая будто бы, по Фейербаху, не служит практике. Тов. Деборин сам типичный созерцатель, прикрывающий свою созерцательность громкими словами, и в такового же он пытается превратить Ленина – вождя самого активного, самого чуждого голой созерцательности класса – пролетариата…

Я в своих работах о качестве указывал, что качество следует относить не к вещи, а к отношению, между тем в настоящей книге до сих пор я говорил о качестве процесса.

Последний термин я употребил с единственной целью – не отвлекать внимания от развиваемых мною проблем: «качество – свойство», «объективизм – субъективизм» и др.

Теперь мне остается осветить последний вопрос: что мы определяем как качество, вещь или отношение?

Еще раз напоминая, что для логики качество есть категория оценки, мы ставим следующий вопрос: определяем ли мы качество мышьяка или того отношения, в котором мышьяк участвует?

Для меня ясно, и я об этом писал многократно, что мы оцениваем только отношение.

Что будет, интересуемся мы, когда мышьяк начнут впрыскивать этому человеку, а также другому?

Что будет, если мышьяк впрыснут этому человеку в таком-то состоянии и в другом каком-то?

Мы оцениваем вовсе не вещи, а сложный процесс.

На состязаниях бегунов кто-то из нас держит пари за Иванова, который-де придет первым, а другой из нас держит пари за Петрова, считая, что Иванов прибежит ну хотя бы вторым.

Оба расценивают Иванова по-разному. Предположим, что он прибежал первым, а Петров – вторым.

Вы скажете, что Иванов – лучшее качество в сравнении с Петровым.

Но ведь совсем нетрудно показать, что не только в Иванове, а часто – не столько в нем дело, сколько в других членах отношения, в котором он участвует.

Представим себе, что Иванов и Петров часто состязаются и часто меняются местами.

Кто приходит первым, – это зависит от состояния их обоих, но также и от состояния прочих членов отношения.

Допустив абстрактно, что сегодня оба они находятся в хорошей «ферме», так что оба они, будучи взяты изолированно от отношения, равны один другому, мы убедимся, что Иванов, например, придет первым при мокрой погоде, а Петров – при сухой.

Если погода сухая, то Петров – высшее качество перед Ивановым, хотя они равны один другому, будучи взяты сами по себе, т. е. изолированно от отношения.

Оказывается, что один и тот же Петров выступает перед нами в виде различных качеств, хотя и остается неизменным сам по себе.

Ясно, что качество относится к отношению и каждый член этого отношения окрашивается в тона последнего.

Об этом и говорил Ленин, ругая в годы нэпа того самого работника, которого хвалил в годы военного коммунизма.

Как мы помним, Ленин требовал от всех нас, чтобы мы себя перевоспитали. Он указывал, что если мы останемся такими, какими были в эпоху военного коммунизма, то ничего хорошего от этого не будет.

Данная совокупность свойств в одних условиях, т. е. в одних отношениях, оказывается этим качеством (похвалим работника), а в других отношениях – иным качеством (выругаем работника и потребуем от него, чтобы он себя потрудился перевоспитать). Качество относится к отношению; мы оцениваем результат, который получается от совокупности бегуна, дорожки, атмосферичического давления, температуры, зрителей.

Мы оцениваем не лошадь самое по себе, а целое отношение, в котором участвуют и погода, и жокей, и еще многое другое. Часто одна лошадь уступает место другой только потому, что ее ведет не тот, а иной жокей.

Один и тот же лектор читает хорошо перед небольшой аудиторией и плохо перед большой. Взявши лектора изолированно, мы просто оказываемся не в состоянии определить его качество, а сможем его только описать (такая-то совокупность белков, жиров… столько-то и таких-то костей и мышц, брюнет или блондин и т. п.).

Деборинцы смешивают две разные вещи: качество и состояние.

Состояние вещи меняется, вода из свежей становится стоялой, человек из молодого превращается в старика.

Деборинцы называют это качеством воды и человека.

Но это. и есть нежелание несколько углубиться в суть вопроса.

Я считаю, что И. И. Степанов прав, когда указывает, что термин «качество» устарел.

Это очень верно. Качество обычно приравнивают состоянию, и от этого получается немало путаницы.

И. И. Степанов предпочел бы заменить термин «качество» энгельсовскими «формами движения».

Мы о словах спорить не станем и во избежание клеветнических выпадов определенно заявим, что нисколько не отрицаем превращения одного состояния в другое, одной формы движения в другую. Но когда берешь качество как категорию оценки, то видишь, что данное состояние может быть различными качествами в зависимости от того, в каких отношениях оно находится.

Качество мы определяем или не качество, когда говорим: мышьяк – яд? Конечно, качество. Кто же в этом сомневается.

Но ведь мышьяк не только яд, но и целебное средство. Как же быть?

Мышьяк в такой-то Дозе, человек в таком-то состоянии – такое отношение означает смерть или болезнь человека: мышьяк – яд.

Но мышьяк в определенной дозе, человек малокровный и еще многое другое означают выздоровление человека: мышьяк – целебное средство.

Тов. Столяров пишет[223]223
  Под знаменем марксизма. 1926. № 1–2.


[Закрыть]:

«Но вот как раз то обстоятельство, что вещь, оставаясь самой собой, может вступать в различные отношения, и доказывает против Сарабьянова, что качество нельзя отождествлять с отношением. Товарищ же Сарабьянов берет отношение и доказывает, что вот, мол, это есть «отношение», а посему качество есть отношение. Качество включает в себя отношение, но не сводится к нему».

Как это качество может включать отношение, ни мне, ни т. Столярову и вообще никому не понятно, ибо то, что тов. Столяров подчеркнул и признал, по-видимому, очень важным, есть простой набор слов. Подобным бессмысленным набором слов мой критик излагает также мои мысли, в результате чего я перед лицом читателя столяровской статьи оказываюсь каким-то идиотиком, который берет отношение, доказывает, что отношение есть отношение, и делает вывод: «…а посему качество есть отношение».

Такая манера полемизировать выдает наличие в Столярове величайшего высокомерия в отношении к читателю.

Мы – красные профессора – можем пописывать, а вы почитывайте и своим умом-разумом не раскидывайте.

Я задаю вопрос, на который ни тов. Столяров, ни другой какой-либо деборинец не ответит, если не сойдет с позиции оценивания изолированной вещи: почему разным качеством мы определяем одного и того же работника с теми же свойствами, но взятого в разные эпохи? Почему разным качеством оказывается лошадь, если в одном случае ею управляет жокей Жак, а в другом – жокей Иванов?

Я отвечаю так: строго научно говоря, мы называем качеством не лошадь, и не жокея, и не погоду, а данное отношение, в котором первая, второй и третья лишь члены отношения.

Можно с одинаковым правом сказать: «Первым придет жокей Жак на лошади Крепыш, если погода будет сухая», как и по-другому: «Первым придет Крепыш, ведомый жокеем Жаком».

Я качественно определяю отношение, а деборинцы – член отношения (вещь).

Но если определять качество вещи, то необъяснимо, как может стать иным качеством та самая вещь, которая нисколько не изменилась?

Пусть деборинцы ответят на этот вопрос, а не занимаются перевиранием своих противников.

Мы же подчеркиваем, что категорию качества распространять на отдельную вещь можно только со следующей оговоркой: называя вещь данным качеством, мы лишь констатируем, что она участвует в таком-то отношении. Допустим, идет речь об «а» в-отношении а/б (ради простоты мы взяли отношение только из двух членов). Если меняется знаменатель б, превращаясь в «в», «г» и во что угодно другое, то меняется и отношение

а/б, а/в, а/г, а/х.

Во всех этих случаях один и тот же член отношения «а» выступает как различные качества.

Но если знаменатель неизменен, то отношение будет становиться иным качественно только в случае изменения числителя «а» в «в», «г» и т. д. Значит, при неизменности всех других членов отношения это последнее меняется вместе с изменением интересующего нас члена «а».

Если взять примеры с превращением одного качества в другое, которые приводятся в деборинской литературе, нетрудно убедиться, что все они относятся ко второму случаю, т. е. когда отношение меняется только вследствие изменения того члена отношения, качество которого определяется.

И мы нисколько не возражаем, когда качеством определяется именно вещь, а не отношение, так как, повторяем, она безусловно окрашена в тона отношения.

Но мы не можем обходить молчанием другую сторону дела, а именно когда вещь окрашивается в другие гона, когда она носит на себе печать иного качества, хотя сама осталась неизменной…

В защиту философии марксизма. М. – Л… 1929. С. 165–166, 169–172, 178–179, 186–189