355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » авторов Коллектив » На переломе. Философские дискуссии 20-х годов » Текст книги (страница 26)
На переломе. Философские дискуссии 20-х годов
  • Текст добавлен: 23 марта 2017, 22:30

Текст книги "На переломе. Философские дискуссии 20-х годов"


Автор книги: авторов Коллектив


Жанр:

   

Философия


сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 54 страниц)

«Истина конкретна». Стоит только перейти – иногда очень небольшую – грань, и эффект будет совершенно другой.

Так же точно и в идеологической борьбе, в исканиях, в мучительных поисках ответов на наболевшие «проклятые вопросы».

Безусловная правда, что мы обязательно должны в партии «двигать вперед новых людей». Но эта правда грозит перейти в неправду, когда она (как в одном енчменистском политическом произведении: «Так ли мы поняли?») преподносится в форме борьбы против «старой партийной гвардии».

Безусловная правда, что мы должны развивать марксизм, т. е. вносить новое в наше учение.

Но эта правда превращается в свою собственную противоположность, когда новые (по отношению к марксизму) элементы изменяют самый метод нашего учения.

Безусловная правда, что мы должны идти ко все возрастающему объединению различных специальных дисциплин.

Но эта правда превращается в неправду, если из нее делается вывод об уничтожении всех этих частных дисциплин и о замене их парой тощих общих положений.

И так далее. И так далее.

Другими словами: как в области идеологической вообще, так и в области политической борьбы в частности враги марксизма имеют зацепки у его друзей, вытягивая их за их часто небольшие уклончики. Вся енчмениада, рассматриваемая с этой стороны, есть не что иное, как попытка со стороны идеологов полународни-ческого типа использовать уклоны в сторону махаевщины, «рабочей оппозиции» и пр. и пр. Таких попыток будет еще много. Их нужно стараться изжить в процессе товарищеского обсуждения.

Р. S. Тов. Енчмен очень сердился в своей «Теории новой биологии» на меня за то, что я с ним «не посоветовался» по поводу каких-то вопросов. Читатель, надеюсь, догадался, почему я с ним не советовался.

Енчмениада/Атака. М., 1924. С. 128–137, 163, 165–170

В. Н. Ивановский
Понятие философии структура философии
(из книги «Методологическое введение
в науку и философию»)[154]154
  Приводятся фрагменты из «Введения» (С. 35–36) и из главы «Философия» (С. 43–59). В книге имеются также главы «Культурные системы» и «Классификация наук». В основу данного труда положен курс, читавшийся Вл. Н. Ивановским в университетах Москвы, Казани и Самары под названием «Введение в философию», а затем – в Белорусском университете в составе лекций «Логика и методология наук». Предполагалось издать еще три тома «Методологического введения в науку и философию».


[Закрыть]

Та философия, которая лежит в основе излагаемых мною взглядов, есть философия научная.

Термин «научная философия» может употребляться в нескольких смыслах. Некоторые мыслители (в частности основатель позитивизма О. Конт) полагали, что вся философия должна освободиться на систематизацию данных и выводов отдельных, специальных наук, каковы математика, астрономия, физика, химия и т. д. Мнение это неосновательно, потому что, как вы увидите, философия не исчерпывается такой систематизацией научного знания, – она имеет свои особые задачи и предметы изучения.

Для других «научной» философией будет та, которая опирается на положения тех или иных частных наук. Некоторые полагают, что философия должна ориентироваться на механике и физике, как науках об основных формах бытия. Или же рассуждают приблизительно так: истинная философия может возникнуть лишь на почве трудовой идеологии; трудовая идеология развивается в связи с индустрией и высокой техникой труда; техника опирается на естественные науки; следовательно, истинная философия должна опираться на естественные науки. Это рассуждение также ставит вопрос в неправильную перспективу. В философию, как вы увидите, входит в самой широкой мере методология, в том числе и теория методов самих естественных наук. А раз это так, то не философия должна опираться на положения естественных наук, а наоборот – естественные науки должны (с методологической стороны) опираться на положения логики и теории научного знания.

Итак, ни сведение философии на простую сумму положений и законов отдельных наук, ни обоснование философии на какой-либо одной частной науке (или группе наук) не соответствуют надлежащему, правильному соотношению между отдельными науками, с одной стороны, и философией, с другой.

«Научною» будет та философия, которая, во-первых, будет такой же теоретической дисциплиной, как «науки» (в их основном – теоретическом типе); которая, во-вторых, строится теми же (в основном) методами, что и «науки»; которая, в-третьих, считается с положениями и выводами наук и не только не пытается противоречить им или создавать для тех или иных областей действительности особые реальные объяснения, но берет эти научные положения за исходный пункт и объект своих анализов; которая, наконец, в-четвертых, использует историю науки и философии как материал для общей теории научно-философского мышления.

Сущность, основное ядро науки и философии составляет метод, и второю основной мыслью настоящей работы будет методологический подход ко всем вопросам; все они будут ставиться и освещаться в духе критическом (в широком смысле этого понятия).

Наконец, большое значение будет мною придаваться вообще историко-эволюционному моменту, в силу которого все как излагаемые, так и защищаемые воззрения будут по возможности представляться в их динамике, в процессах их творческого создания под влиянием разнообразных жизненных условий и потребностей…

Термин «философия», в его обычном употреблении, покрывает собою, в сущности, целый ряд не совпадающих одно с другим понятий.

Во-первых, под этим термином разумеют совокупность чисто практических, жизненных настроений и бессознательно складывающихся привычек поведения. Так, говорят о «философском спокойствии», с каким кто-либо перенес тяжелую утрату, о «философском отношении к лишениям и тягостям жизни», о «философском взгляде на мир и на жизнь» и т. д.

Во-вторых, «философией» называют системы личных, субъективных воззрений и убеждений, слагающихся под самыми разнообразными случайными влияниями: наследственной традиции и профессии, обыденного жизненного опыта и окружающей среды и обстановки, занимаемого человеком общественного положения, характера полученного образования и т. д. Во всех этих личных философиях имеются частичные истины, но всем им присущи и большие недостатки. Они часто бывают узки и односторонни: истины бывают в них смешаны с необоснованными предположениями, ошибками; в них нередко встречаются уже покинутые наукою точки зрения; часто они бывают наивны, – в них многое представляется самоочевидным: не видят проблем, лежащих внутри и в основе этого якобы самоочевидного и т. д. Этого типа философии могут принимать и групповой, коллективный характер, сохраняя свои отличительные черты: связь с личными моментами, недостаточную критичность и недостаточный учет культурной и научно-философской традиции, завещанной прежними эпохами…

В историческом процессе развития человеческой мысли мы встречаемся уже с иного рода «философиями», являющимися сознательными продуктами работы людей, посвятивших себя этому делу. Это уже не случайные домыслы, самопроизвольно отлагающиеся результаты жизненных столкновений, а планомерно выработанные и развитые системы воззрений специалистов науки и философии.

Эти завещанные историей «философии» далеко не во всем удовлетворяют нашим теперешним теоретическим требованиям. Каждая из исторически сложившихся философий стоит под влиянием весьма разнообразных элементов и сторон жизни своей эпохи; каждая отражает в своих высших достижениях лучшие стороны гения своего автора, но не охватывает «истины» и «действительности» с той полнотой, с какою мы, по нашему мнению, можем сделать это сейчас на основании имеющихся у нас данных: каждая носит на себе печать современного ей состояния научного знания, теперь уже превзойденного и покинутого, и т. д. Поэтому хотя каждая лучшими своими мыслями может выяснять нам какую-либо частичную сторону мира истин, тем не менее ни одна не может удовлетворить всем запросам нашего ума.

Эти сложившиеся в истории «философские системы» группируются в школы, или направления. Через всю историю человеческой мысли проходит ряд основных противоположностей в точках зрения, в методах и приемах анализа и в содержании теорий. Часто оказывается, что эти сталкивающиеся одно с другим направления представляют собою односторонне разработанные, частичные точки зрения, сами по себе отнюдь не ложные, но имеющие в составе целого лишь подчиненное и ограниченное значение. Будучи основательными в своей узкой сфере, они оказываются ошибочными, как только возводятся в общие, всеобъемлющие принципы.

Изучая, критикуя, частию отвергая, частию исправляя и расширяя эти традиционные философии и, с другой стороны, внося новые, вырастающие из жизни запросы, точки зрения и новый материал, всякий самостоятельный мыслитель постепенно создает из всего этого новые воззрения и учения. Прежде всего, он вырабатывает удовлетворяющий его канон научно-философской доказательности и остальные моменты методологической стороны дела. С другой стороны, у него создается общее научное учение о философии и о всех отдельных «философиях», об их генезисе, психологических корнях и логических предпосылках, об их основных типах и значении каждого типа в различных отношениях и т. д. Такое научное представление о философии и философиях можно назвать психологией и философией философии. Наконец, мыслитель вырабатывает и свою систему воззрений – такую, которая кажется ему наиболее обоснованной, верной, истинной.

При таком обосновании своей «философии» на логической и философской методологии, на культурно-исторической психологии и истории науки и философии будет всего более шансов на то, что эта философия окажется сравнительно обоснованной и состоятельной (конечно, при наличности подлинной способности к творчеству, к самостоятельному вниканию в проблемы).

Каждый мыслитель несет ответственность только за свои воззрения; он не может отвечать за всю вообще и всйкую философию уже просто потому, что такой «философии», как единой системы воззрений, просто-напросто не существует. Это особенно важно понять и постоянно иметь в виду новичку в философии, естественно склонному поддаваться власти слов и полагать, будто все, что называется одним и тем же термином, имеет и один смысл. Надо всегда помнить, что одним и тем же общим термином обозначаются весьма различные системы воззрений. «Наука» и «философия» не существуют реально ни в виде какой-либо одной или нескольких готовых, отпечатанных книг, ни в виде системы мнений какого-либо конкретного лица. Это живые целые – некоторые стихии мысли, никогда не бывающие законченными, всегда движущиеся, идущие вперед к идеалу полного знания (и никогда, конечно, вполне этого идеала не достигающие). Они лишь идеально представляются нам окончательно сформированными и неподвижными. Правда, в них есть более или менее несомненные элементы; но эти центральные элементы окружены рядом слоев менее твердо и менее всеобще установленных положений, а затем широкой областью гипотетического, допускающего различные истолкования мало или почти вовсе не исследованного, и т. д.

Поэтому-то так сложно и так трудно настоящее научное образование. Оно не сводится только к простому усвоению хотя бы и сложной, но готовой системы положений; оно в гораздо большей степени состоит в овладении способностью исследовать, самостоятельно рассуждать, мыслить, освещать проблемы с своей точки зрения. Для этого требуются некоторые принципиальные исходные пункты, определенные методологические приемы, критерии истинности и доказательности, известные ориентировочные и систематизирующие схемы и т. д. И работа каждого прошедшего научную школу (все равно, в какой науке: в математике или физике, ботанике или философии) сводится к оценке, с этих принципиальных точек зрения всякого создаваемого им ли самим или высказываемого кем-либо другим утверждения, в признании его либо истинным, либо ложным, либо вероятным, возможным и т. д. и во включении его в систему своих знаний либо исключении из таковой.

Эту особенность научного и философского образования хорошо отметил Кант, говоривший в своих лекциях, что он учит не той или другой «философии», а учит философствовать, т. е. самостоятельно применять к предмету свои духовные силы, вырабатывать свое собственное понимание, а не пассивно усваивать что бы то ни было с голоса авторитета.

Соответственно этому и моя задача – «учить вас философии не в смысле уговаривания, убеждения вас в истинности той или другой догмы, ни – тем менее – навязывания вам таковой, а в смысле содействия воспитанию вашего «суждения» в области философских и научно-методологических проблем. Я обращаюсь к вашей самодеятельной, независимой мысли, призываю вас самостоятельно относиться к каждому вопросу… Не верьте мне – верьте своему собственному приговору, – конечно, не тому, какой может у вас возникнуть из первого, безотчетного впечатления, при малом знании вопроса, а тому, который составится в результате вашего максимального внимания к каждой проблеме, изучения ее, вдумывания в нее. Научное образование, составляющее нашу цель, обладает счастливой судьбой: оно свободно, но не в смысле субъективного произвола, а в высшем смысле свободы в пределах истины как идеала. Полная система истин нам не дана: она лишь «задана», составляет бесконечно далекую цель наших стремлений… Для научного мышления характерна комбинация индивидуальной свободы искания истины с регулирующим это искание объективным, сверхличным идеалом, которому это искание подчиняется. Это постоянное присутствие в научной работе – явное или подразумеваемое – свободно нами избираемого и в то же время общеобязательного идеала истины, это непрерывное духовное прикосновение к (своему собственному) идеалу, проникновение им и составляет основу того великого и благотворного влияния, какое оказывают на характер человека его научные занятия.

Наука имеет и свои внешние, прикладные объективные результаты: она могущественно влияет своими изобретениями на весь уклад жизни… Но у нее есть и своя внутренняя, психологическая сторона, свое специфическое влияние на мысль и характер человека. Чтобы «усвоить» науку, надо не ее поглотить в готовом виде, а самому быть поглощенным ею, как стихией, в нее надо войти, усвоить ее до известной степени всем своим существом, ей надо подчинить всю свою жизнь. Надо привыкнуть ко всему относиться научно, т. е. критически, аналитически, систематически, исторически и т. д.; надо ввести привычку к научному размышлению в обиход ежедневной жизни. Книга и научное размышление должны стать естественным продолжением повседневной жизни. Научное мышление должно тесно слиться с практической работой, сделаться одним из ее существенных, неотъемлемых элементов; оно должно осветить и осветлить и внутренне преобразовать человека.

В применении к философии это – дело еще более трудное, чем в отношении других наук. При ознакомлении с философией приходится преодолевать сложность терминологии, отвлеченность и тонкость многих проблем, множество ходячих недоразумений и неправильных воззрений и т. д. Моя задача – помочь вам пройти через эти трудности, подвести вас к вопросам вплотную, разложить «трудное» (которое по большей части является просто очень сложным) на его гораздо более легко усваиваемые элементы, кое-что вначале упростить, не вульгаризируя, сохраняя научную значительность проблем. Я должен заставить вас почувствовать, что известными вопросами вы действительно владели, известные трудности победили. Я должен приучить вас сознательно относиться к терминам и понятиям, искать всегда их основной, первоначальный смысл, выясняющий и все производные их значения (что, кстати сказать, теперь так трудно – почти невозможно – из-за незнания большинством тех языков, из которых взята научная и философская терминология: латинского и греческого). Неясное понимание значений терминов является одной из главных причин спутанности обыденного мышления, бесплодности многих споров и рассуждений. И одним из первых признаков человека, прошедшего настоящую научную школу, служит сознательное отношение к тем понятиям, которыми он оперирует.

Каждое новое поколение людей приносит с собой и в себе новый запас сил, новый подъем энергии и одушевления, новый порыв энтузиазма к труду. И наша с вами общая задача – направить эти силы и этот духовный порыв на искание научной и философской истины.

Слово философия (по-гречески корень «фил» – «люб»; корень «соф» – «мудр»; философия – любовь к мудрости, философ – друг мудрости, – тот, кто любит мудрость) образовано по менее обычному для сложных слов типу. Более обычный тип тот, где корень, обозначающий действие, стоит вторым, первый же обозначает прямое дополнение; так, «психология» – наука о душе, «славянофил» – друг славян и т. д. Напротив, в других, менее многочисленных сложных словах корень, обозначающий действие, стоит на первом месте, а корень прямого дополнения – на втором; таковы; философия, филология («любовь к слову»), филеллин («друг эллинов»; так назывались в 20-х годах XIX в. те, кто сочувствовал грекам, восставшим против турецкого владычества) и т. п. Если бы наш термин был образован по более обычному типу, он принял бы форму, скорее всего, «софифилия» («софофилия» означала бы не «любовь к мудрости», а «любовь к мудрецам»). По-русски есть точные переводы обеих форм; и действительно существующей, и только что указанной возможной, а именно «любомудрие» и «мудролюбие».

До Сократа термин «философия» в Греции не был в общем употреблении: употреблялся лишь глагол philosophein в значении «интересоваться мудростью». Умные, ученые и «образованные» люди, мыслители назывались первоначально «мудрыми» (sop hoi); позже, в V в. до Р. X. появился термин софист[155]155
  Получивший потом порицательное значение.


[Закрыть]
(«мудрец») – так называли себя платные учителя красноречия, наук и философии. Сократ, учивший бесплатно, по свободной внутренней потребности в уяснении истины самому себе и передаче ее другим, по вдохновенной любви к знанию, противополагал себя этим обладателям истины, «мудрецам» и довольствовался более скромным именем «философа», т. е. человека, всего только стремящегося к мудрости, любителя ее. Однако, как это неоднократно бывало в истории, победу одержала именно скромность, проникнутое сознанием своей силы лукавство «унижения паче гордости», и термин «философия» связался навсегда с понятием мудрости.

Философия – в основе своей – есть наука. Каков же ее предмет? Каковы особенности, отличающие ее от остальных наук?

Прежде всего, философия есть наука в известных отношениях всеобщая в отличие от остальных частных или специальных наук. Каждая из специальных наук изучает одну какую-либо сторону «предметов» или какую-нибудь группу вещей или фактов, событий; философия изучает – с своих, специфических точек зрения – «предметы» всех наук, и не только всех наук, но и содержание всех вообще культурных систем.

Во-вторых, философия имеет своим содержанием преимущественно вопросы предельные, пограничные в системе человеческих знаний – те, которыми человеческое познание либо начинается, либо заканчивается. Вопросы философии суть либо первые (в логическом порядке), исходные, либо последние, завершающие вопросы нашего ума.

В связи с этим стоят некоторые методологические особенности философии. О методах ф-ии мы скажем в своем месте. Здесь отметим лишь то, что «пограничность» вопросов философии делает в этой науке более необходимым и неизбежным, чем в других науках, применение гипотез (какого типа, об этом см. ниже). Правда, гипотетична и часть положений специальных паук, но в философии относительное количество гипотез больше, чем в других науках, и нередко шансы этих гипотез на доказательность слабее, чем в специальных науках.

Какие же «предметы» или проблемы общи всем наукам и всем культурным системам? Таких проблем три, я они составляют содержание трех основных отделов философии. Это проблемы: 1) метода, 2) системы и 3) оценки. Ни одна из этих проблем (в их общей постановке) не составляет содержания какой-либо другой науки. Этим совершенно ясно, точно и твердо отграничивается специальная область философии.

Поскольку философия занимается первою из этих проблем, она есть всеобщая методология. До сих пор разработана преимущественно методология знания, науки; однако принципиально в философию должна входить и методология техники, и методология искусства, общественности, политики, религии… И некоторым мыслителям эта идея была очень близка. Знаменитый в свое время Иер. Бентам ставил задачей своей великой жизненной работы по пересмотру всех основ права, законодательства и политики – «создание логики воли в параллель с уже существующей логикой знания». Его последователь и ученик Д. Ст. Милль делает несколько замечаний о той же проблеме в конце своей «Системы логики», – в главе, посвященной «Логике практики, или искусства, включая сюда этику и политику»… «Существует, говорит там Милль, некоторая philosophia prima («первая философия»), и в области практики (или искусства жизни)», в которой Милль различает сферы этики (или справедливого) благоразумия, или политики (целесообразного) и эстетики (прекрасного, «благородного»)… «Существуют не только первые принципы знания, но и первые принципы поведения» – общий метод «искусства», или практики, в его отличие от метода науки.

Однако ввиду неразработанности проблем методологии практики (чувствований и действий, настроений и воли) обычно в этом, методологическом отделе философии приходится говорить почти исключительно о методологии знания и науки. Так поступим и мы. Некоторые вопросы методологии практики могут быть затронуты в отделе, посвященном теории оценок, так как вся «практика» руководится оценками и имеет целью достигнуть удовлетворения наших оценивающих функций.

В этот первый, методологический отдел философии входят следующие дисциплины: 1) логика, 2) учение о познании, или гносеология, 3) методология наук (а частию и других культурных систем), опирающаяся, с одной стороны, на логику и гносеологию, а с другой – на факты истории наук.

Термин «логика» происходит от греческого слова логос, имеющего несколько связанных одно с другим значений: 1) мысль, мышление, рассуждение, а также основание, доказательство, смысл и г. д.; 2) слово как выражение мысли и 3) то, что мыслит, – ум, разум и т. п. Дли некоторых мыслителей (например, для Гегеля) логика была учением о мыслящем, о разуме в его безличномировом аспекте. У Аристотеля его «аналитики» ориентировались на принципах его субстанциалистической метафизики. У того же Аристотеля и у многих «номиналистов» логика имела связь с теорией словесного выражения мысли. Однако наиболее обычно логика понимается как что, что связано с мыслью», как теория мышления, притом по преимуществу мышления познающего.

Конечно, и мышление «выразительное» имеет свою «логику», свои особые методы, но последние не совпадают с «логикой» в обычном смысле, и к ому же они очень мало разработаны.

В настоящее время логика переживает кризис; она находится в периоде перестройки, наплыва новых идей. У ее создателя Аристотеля логика была по преимуществу частью метафизически, частью грамматически обоснованной теорией понятий («категорий») и особенно силлогизма, являющегося формой готовых аргументов, связных цепей уже составленных суждений, между которыми силлогизм и устанавливает отношения обоснования или отсутствия обоснования. В средние века аристотелево учение о понятиях получило метафизическую постановку (в спорах между «реалистами», «номиналистами» и «концептуалистами», или «сермонистами»), а затем, после победы номинализма в XIV в. (Вильгельм Оккам), постепенно подготовило новое аналитическое учение о познании и новую методологическую логику. В новое время логика разделяется на несколько направлений. У мыслителей рационалистического направления логика принимает характер «формальный» (такова, например, составленная в декартовском духе так наз. «Логика Пор-Рояля»). У эмпириков логика развивается в сторону методологии «реальных» наук (у Фр. Бэкона, позже у Д. С. Милля). У некоторых мыслителей она обнимает и математику, как часть научного процесса (в трудах Галилея, Кеплера, Ньютона, Лейбница мы находим глубокие идеи этого рода). Наконец, начиная с Канта, в логику широкой струей вливаются исследования из области гносеологии. Поэтому многие немецкие мыслители даже прямо сливают учение о познании с логикой. Так поступает, например, В. Виндельбанд, различающий (в статье «Die Prinzipien der Logik»[156]156
  «Основания логики». Ред.


[Закрыть]
, помещенной в I томе «Encyclopadie der philosophischen Wissenschaften»[157]157
  «Энциклопедия философских наук». Ред.


[Закрыть]
) в составе логики четыре отдельные дисциплины: 1) общее учение о формах знания, или феноменологию знания, 2) чистую, или формальную, логику как учение о нормах познания, 3) методологию, или учение о методах наук, и 4) теорию, познания (имеющую, что Виндельбанду, онтологический характер). Соответственно этому в немецких университетах логика и теория познания читаются по большей части в виде одного курса под заглавием «Logik und Erkenntnistheorie»[158]158
  «Логика и теория познания». Ред.


[Закрыть]
. У нас слил логику с теорией познания А. И. Введенский в своем курсе «Логика, как часть теории познания».

Учение о знании и познавании (гносеология, от греч. гносис – знание) выделилось в отдельную дисциплину лишь сравнительно поздно. Правда, еще софисты подвергали сомнению возможность знания, а Сократ выдвинул против них методы «индукции» и определения понятий как надежные приемы познания; правда, что Платон широко применял эти приемы и построил на них научную методологию, Аристотель систематизировал их (в связи с силлогизмом) в своих двух Аналитиках и других сочинениях, а позднейшие скептики вновь подвергли пересмотру и сомнению основы познания… Тем не менее в общем на первом плане был всегда «онтологический» интерес (к проблеме бытия, а не познания)… Лишь с конца средних веков, с торжества «номинализма», признавшего «общности» продуктами человеческого ума и словесными обозначениями, возникает вопрос о разложении «общих понятий» на единичное, на конкретные восприятия и другие элементы, что и выдвигает вперед проблему познания:

Вильгельм Оккам и его школа (XIV в.) подготовляют почву, на которой в XVI–XVII вв. начинается критика познания (Фр. Бэкон, Декарт и др.). Локк впервые обособляет для анализа познавательную проблему, ставя ее задачей своего «Опыта о человеческом разуме». У Локка, как и у шедших за ним Беркли, Юма и др., прослеживается индивидуально-психологическая сторона проблемы – процессы возникновения в индивидууме познавательных состояний – и оставляется сравнительно на втором плане сторона логическая: 1) процессы, приемы и нормы оценки результатов познавательного процесса как истинных или ложных, 2) строй знания и науки как систематических, внутренне замкнутых и связных целых. Впоследствии, особенно с Канта, эта «логическая» сторона анализа познавательных процессов выступает на первый план.

Таким образом, эту часть общего учения о познании можно разделить на следующие главные отделы: 1) на психологию познавания, изучающую субъективно-индивидуальные процессы познания; 2) на логику знания, как такового, как внутренне связной и законченной и систематически построенной сферы объективных, безличных результатов познания. Особое место занимает 3) критика познания, анализирующая с общей, философской (не специально психологической) стороны вопросы о соотношении в составе познания между элементами субъективными и объективными. Наконец, 4) сюда же надо отнести общую историю познания и его приемов и методов, эволюцию познавательных форм и единиц как в человечестве, так отчасти и во всем ряде последовательно развившихся живых существ.

Отдельно от этого ряда общих методологических дисциплин следует поставить частные методологии отдельных областей научного знания, а также и других культурных систем. Такие теории частных, специальных методов предполагают широкую разработку истории наук и остальных сфер культуры: только детальное рассмотрение истории научных исследований в различных областях, их достижений и ошибок, вообще всякого рода открытий и изобретений может создать основу для полной теории методов. В этой области предстоит еще громадная работа: история наук (и других культурных систем) известна нам далеко не полностью, а лишь в отрывках.

Вторая группа вопросов, входящих в состав философии, обнимает проблемы систематизации данных научного знания и других культурных систем в некоторое общее и цельное представление о мире, о природе, человечестве и о самом индивидууме в его отношении к миру, природе и обществу. Совокупность этих данных составляет то, что называют «мировоззрением» и что служит основой субъективного «мироощущения».

Вопрос о том, что такое «мировоззрение», вообще еще не вполне выяснен. Интересно в этом отношении сопоставить то воззрение, согласно которому всякое вообще мировоззрение определяется исключительно классовым самоопределением и самосознанием субъекта (в разных формах в сочинениях, специально посвященных историческому материализму) с воззрениями хотя бы В. Дильтея (в статье «Сущность философии» в книге «Философия в систематическом изложении», представляющей собою один из томов серии «Die Kultur der Gegenwart»[159]159
  «Современная культура». Ред.


[Закрыть]
) или В. И. Вернадского – о «Научном мировоззрении». Оба последних автора отмечают сложный характер «научного мировоззрения» каждой эпохи, зависимость его от современного состояния научного знания и влияние на него других культурных систем. Мы убеждены в том, что оба указанные воззрения частично правы. Несомненно, общественноклассовый момент играет видную роль в мотивах и динамике мировоззрения, но материал последнего берется из весьма разнообразных источников. Центральное место составляют положения научного знания, как оно понимается в данную эпоху. Однако эти положения отдельных наук, в силу их разрозненности, требуют связи, систематизации, основания и выводы отдельных дисциплин должны быть поставлены в определенные отношения для того, чтобы они могли стать элементами целого. Наряду с этим в «мировоззрении» должны учитываться и положения философской методологии, указывающие степень познавательной ценности различных единиц познания (законов, гипотез, аналогий, фикций и т. д.), а в зависимости от такой оценки и в меру ее учитываться и сами эти гипотезы (в космологически-онтологической сфере), и наконец, точки зрения и выводы, вытекающие из оценивающей деятельности человеческого ума. Во всяком случае, те крайности, в какие впал покойный В. Шулятиков в своей книге «Оправдание капитализма в новой философии» (в смысле сведения всей философии на простое отражение отношений производственного разделения труда), являются совершенно неприемлемыми; они представляют собою недопустимое упрощение серьезной проблемы, сопровождавшееся к тому же полным игнорированием самых несомненных фактов из истории научно-философской мысли (например, Шулятиков игнорирует влияние математики на философию Декарта и Лейбница, эстетического созерцания величия механизма мировой машины на Спинозу и т. д. и т. д.).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю