Текст книги "Гражданская война в России: Черноморский флот"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)

Когда восстание было подавлено и был вынесен первый смертный приговор четырем морякам с транспорта «Прут», начальство предложило мне и моей роте «как образцовым в отношении дисциплины» приведение в исполнение смертного приговора. Я отказался, за себя и за учеников-гальванеров. Меня отправили лично к адмиралу, временно исполнявшему обязанности главного командира Черноморского флота в отсутствии адмирала Чухнина, вызванного в Петербург. Это был контр-адмирал Писаревский, начальник Учебно-артиллерийского отряда. Он повторил свое предложение. Я повторил свой отказ.

– А вы знаете, что вам за это угрожает? – сказал мне старик.

– Знаю, – отвечал я, – но тем не менее отказываюсь. Я считался тогда выдающимся офицером, у меня были кое-какие заслуги, превышавшие средний уровень; адмирал Писаревский сам по себе был добрейший старик. И меня, и учеников – гальванеров оставил в покое.

По всей России в эти месяцы (1905-1906 годы) шли революционные бои и борьба с революционным движением царской власти. Была создана Государственная дума, буржуазный класс стал на сторону царской власти. Реакция побеждала, но Россия стала парламентарной монархией. Офицерская масса флота тоже переживала кризис своей традиционной идеологии. Были одиночки, решительно ставшие на сторону революции (лейтенант Шмидт, мичман Никитенко), другие одиночки искали надклассового миросозерцания. Большинство беспомощно, в тяжелом моральном состоянии, колебалось. Сторонников самодержавия среди массы молодых офицеров не было, но все стояли если не за революцию, то за конституцию, за парламентаризм и искренно приветствовали появление Государственной думы. После того, [296] однако, пошли за Столыпиным, искренно считая государственный курс его правильным. Все эти переживания в среде черноморского офицерства нашли выражение в массовых офицерских собраниях в Морском собрании, начатых, между прочим, по инициативе самого главного командира, адмирала Чухнина. Отмечу некоторые факты из них и мою личную тогда точку зрения и высказывания.

Вместе с победой режима Столыпина начались военные суды над участниками восстаний на Черноморском флоте. Не считая дела крейсера «Кагул» и лейтенанта Шмидта, выделенного особо и рассмотренного в срочном порядке и конченного расстрелом этого революционного борца и с ним трех других кагульских моряков, все остальные выступления были объединены в одном судебном процессе военно-морского суда в Севастополе. В казармах томилось около тысячи заключенных черноморских моряков и солдат, небольшое число рабочих Севастопольского порта и несколько интеллигентов, участников восстания. В числе арестованных был один мой ученик-гальванер, Тихонов, убежденный революционер и лучший, первый ученик в своем выпуске гальванеров. Я получил от него письмо, в котором он и группа его товарищей по заключению просили меня взять на себя их юридическую защиту в суде. Письмо было мне передано нелегально. Я увидел в этом обращении исключительное доверие ко мне, как человеку. Это доверие я оправдал. Умница Тихонов сумел одновременно обратиться официально к прокурору с тем же вопросом. Прокурор обратился к главному командиру, адмиралу Скрыдлову (адмирал Чухнин был перед тем убит). Адмирал Скрыдлов увидел в упомянутом обращении признаки «раскаивания матросов», сам вызвал меня к себе и разрешил защиту в судебном процессе.

Я был допущен в среду арестованных. Слышал и видел там вполне революционные слова и выступления.

Все это осталось судебной тайной защиты. 200 человек сначала были моими подзащитными. В ходе судебного следствия, которое продолжалось месяц, выяснилось, что моя защита приносит судимым значительно больше пользы, чем защита адвокатов. Адвокатов было двое, из [297] выдающихся; однако, они больше обостряли отношения судимых с судом, чем вытаскивали из огня людей, которым грозила смертная казнь, каторга, арестантские роты. Я лучше мог помочь людям, особенно потому, что лучше знал и жизнь на кораблях, и факты восстания, и свидетелей, и офицеров. Число моих подзащитных, по их желанию, росло. К концу судебного следствия под защитой моей были все судимые моряки и рабочие. Было их уже меньше: часть освободили, по официальным представлениям в отношении мало замешанных, прямых начальников. Многое удалось сделать для подсудимых. Однако 4 человека суд приговорил к смертной казни. Адвокаты пришли ко мне, как только стал известен приговор, и говорили, что есть еще надежда добиться, чтобы смертный приговор не был конфирмирован. Надежда эта была слабая, так как было специальное «высочайшее» повеление, не обращаться к царю и в центр для утверждения приговора и с просьбами о помиловании, а кончать дело на месте, для чего генерал-губернатору и разным начальникам было предоставлено право конфирмации. Я, однако, немедленно (поздно вечером) поехал во дворец к главному командиру, который должен был конфирмировать приговор. Адмирал Скрыдлов меня принял. Я доложил. Старый моряк впал в мучительное колебание. Я, как мог, убеждал его не брать этого на душу. Адмирал Скрыдлов, пожертвовав служебным положением (он был вскоре сменен после этого), заменил смертный приговор каторгой.

Вскоре я защищал сам себя в качестве подсудимого. Связи с предыдущим процессом в том не было. Я этого не хочу сказать. Тем не менее суд был несколько похож на расправу с чересчур своевольным человеком. Меня вызвал на дуэль мой прямой начальник, командир канонерской лодки. Я вызов принял. От дуэли вызвавший уклонился, но дело дошло до суда. По точному закону должны были сурово отвечать оба, вызвавший и принявший вызов. Между тем меня судили и приговорили к исключению со службы и заключению на 1,5 года в крепости, а капитан выступал лишь в качестве свидетеля. Таков был тогда наш военно-морской суд: так мнили поддерживать авторитет командования. [298]

Приговор был опротестован прокурором, который счел наказание в отношении меня чрезмерным. У меня нашлись (без какой бы то ни было моей инициативы) горячие защитники среди моих товарищей. О действенной и бескорыстной помощи некоторых из них я навсегда сохраняю глубокую благодарность. Некоторые из них были со связями в столице. Дело было пересмотрено; я оказался обвиненным лишь в «непочтительном отношении к начальнику» и был посажен лишь на гауптвахту на 4 месяца. Тем не менее неоправдание по суду влекло за собой тяжелые следствия по службе: отныне я не мог быть произведен в следующий чин, иначе как с «высочайшего» повеления, не мог получить высшего военно-морского образования, поступить в академию, другими словами, военная карьера была закрыта. Но я не успел отсидеть своих 4 месяцев на гауптвахте, как уже вышел приказ о моем назначении в Морской Генеральный штаб.

Это тоже была помощь друзей. В Морском Генеральном штабе собирали инициативу. Начальником его был контр-адмирал Брусилов, брат полководца, талантливый офицер.

Глава 4.

В Морском Генеральном штабе; в Историческом отделении и в отделении Организационно-тактическом (1907-1909 годы)

Краткий очерк, как собирали архив русско-японской войны и составляли ее первую военно-морскую версию. Мой первый военно-морской научный труд «Стратегическое исследование русско-японской войны».

Положительное и отрицательное в историческом отделении Морского Генерального штаба в ту пору. Характеристика Морского Генерального штаба тогда (много положительного, но не все меня удовлетворяло).

Основные факты работы в эти годы Морского Генерального штаба и интересные живые черты.

Перевод меня в Организационно-тактическое отделение, с поручением разработать основы новой «организации корабля». [299]

Это был второй мой военно-морской научный труд. Он назначался в основу переработки Морского устава. Труд этот остался незаконченным вследствие моего ухода из Морского Генерального штаба. В незаконченном виде он все же был роздан (но было уже без меня) участникам переработки Морского устава в качестве руководства. Пользы от этого было немного, так как Организационно-тактическое отделение Морского Генерального штаба для переработки Морского устава собрало комиссию из почтенных капитанов. Метод работы никуда не годный. Переработка Морского устава и не удалась: в прежнем, очень устаревшем, почти ничего не изменили, мало живого внесли.

Ушел я из Морского Генерального штаба по своей инициативе. Ушел в Военно-морскую академию{33}, куда меня пригласили в это время читать лекции о русско-японской войне. Но было в моем уходе нечто, от меня не зависящее. В деле я был оппозиционером, не согласным с основной стратегической установкой Морского Генерального штаба: «прежде всего флот для Балтийского моря», в личных отношениях, по мнению некоторых сослуживцев в Морском Генеральном штабе, я был в нем «чуждым элементом» (бывший под судом и не оправданный, и строптивого нрава). Контр-адмирал Брусилов, привлекший меня в Морской Генеральный штаб, к этому времени уже умер.

До меня дошли сведения о какой-то тайной баллотировке, тогда в Морском Генеральном штабе произведенной, «на предмет» дальнейшей службы в нем, на которой так же отдельное мнение было высказано против меня. Мне не сообщили никаких решений этой баллотировки.

Сам факт ее держался в секрете. Была она в сущности незаконной. Выступить, однако, против, значило бы стать в ряды врагов учредителей Морского Генерального штаба, между тем как мои деловые симпатии были на стороне Морского Генерального штаба, а не на стороне старых бюрократов Морского министерства. Материально я был независим от службы, имея свои средства – 150 десятин [300] земли. И предпочел по своей инициативе уйти из Морского Генерального штаба, бросив в нем интересную работу.

На этом окончились мои обер-офицерские наблюдения и обер-офицерская работа. С академии началась для меня самостоятельная, ответственная деятельность и соответственные наблюдения «недавнего прошлого русского флота».

Глава 5.

В Военно– морской академии; лектор и адъюнкт

Морская академия до 1906 года – высшее морское техническое ученное учебное заведение, с отделами (факультетами) гидрографическим, кораблестроительным и механическим. Неплохое высшее учебное заведение по этим специальностям, давшее России и Европе такого математика и творца ряда высших инженерных и математических теорий, как А. Н. Крылов (академик) и др. Строевые флотские офицеры принимались на гидрографический факультет и выпускались с высокой математической квалификацией гидрографами астрономами, навигаторами.

Теория навигации и теория компасного дела.

На остальные два отдела принимались инженер-механики и инженеры кораблестроители и выпускались с высшей квалификацией по своим специальностям.

Академия эта была действительно высшим учебным заведением. (Характеристика приема и обучения в ней). Она была Морская академия, но не была военная. Высшей военной школы во флоте не существовало. А так как эта сторона обучения русского флотского офицера того времени, военная наука, почти отсутствовала и в программе Морского училища (корпуса), то русский флотский офицер, окончивший даже два высших морских учебных заведения (Военно-морское училище того времени было «высшим техническим учебным заведением»), в своем специальном, непосредственном и главном деле (тактика, бой, сражение флота, операции его, стратегия, военная история) оставался полным невеждой, если не принадлежал к тем исключительным натурам, которые и воспитывают и обучают себя сами. Именно к исключительным натурам [301] принадлежала та руководящая в Морском Генеральном штабе группа, которая его создавала (из макаровского штаба). Эти же люди в 1909 году создали и Военно-морской отдел (факультет) в прежней Морской академии{34}. Не разрушив ничего в ней хорошего, они прибавили, к прежним техническим, военно-морской факультет для обучения флотских офицеров морской тактике, стратегии, военно-морской истории, в теории и на практических занятиях и работах.

Два из важнейших курсов – военно-морской истории и стратегии были поручены «старикам», морским «генералам» (то есть береговым) Аренсу и Кладо. Курс Аренса был весьма бледен: перечисление фактов старых войн, в слабой и не военной программатической связи; для выработки «верного взгляда военного» капитанов и флагманов современного флота он не давал ничего. Н. Л. Кладо был талантливым военно-морским публицистом и популяризатором в русской морской среде иностранной (французской, английской и североамериканской) литературы. Сообщал он на своих лекциях много интересного и кое-что полезное офицерам флота. Но те источники, которыми он сам питался, Мэхен и Коломб, к которым он прибавлял еще русского генерала Леера, были очень недостаточны для построения теории современной стратегии, стратегии же морских операций в особенности. Не имел он и боевого опыта; ни специального знания техники оружия (не был ни артиллеристом, ни минером, академик-гидрограф по первоначальной специальности). Несмотря на бесспорную одаренность, эти минусы сказывались. Теории морской стратегии он не создал. Полезным дополнением к курсу Кладо были лекции, лучшего тогда офицера Морского Генерального штаба капитана 2 ранга А. В. Колчака. В его кратком курсе (12 лекций) «Службы Морского Генерального штаба»{35} было больше стратегии, [302] общей и морской операций, чем в длинном курсе Н. Л. Кладо{36}. Но Колчак ограничился упомянутым кратким сообщением, сделанным однажды, и перестал читать лекции в академии, уйдя одновременно и из Морского ген. штаба (командовать кораблем).

Два других основных курса – «Морская тактика» и «Русско-японская война» – были поручены «молодым», первый – лейтенанту А.Бубнову, тогда очень молодому, но и очень способному офицеру, второй – мне. Я разработал свое «Стратегическое исследование русско-японской войны» в Историческом отделении Морского Генерального штаба, на основе архивных материалов. Курс мой имел успех и у слушателей и у руководителей Военно-морской академии. Мое изложение и моя критика деятельности во время войны (1904-1906 годов) Морского министерства и командования флотом были совершенно свободны и били по ним сильно. Мне в этом никто не помешал за все годы моих лекций (1910-1914 годы). Это было следствием гуманности и здравого смысла начальника Военно-морской академии генерала Г. И. Шульгина, подчинения Военно-морской академии Морскому Генеральному штабу, личных свойств нового морского министра адмирала И. К. Григоровича, таких же, как и генерала Шульгина, и главное – следствием господствовавшего общественного мнения, осудившего «цусимских» деятелей.

Этот первый мой научный труд, написанный очень давно, очень молодым и не имевшим еще боевого опыта офицером, вследствие того, что он был разработан на основе первоисточников, архивных документов, не потерял всей своей ценности еще и теперь, но он весьма меня не удовлетворяет теперь в тактической части исследования и изложения. Сознавая его несовершенство, я тогда отказался от его издания, только слушателям за свой счет выдавая литографированные его оттиски в качестве учебного пособия. Тем не менее за этот труд я получил ученую первую степень. [303]

Лейтенант А. Бубнов тоже читал с успехом и создал первый курс тактики флота, легший в основу последующих ее курсов в академии.

Читали лекции с пользой и другие офицеры Морского Генерального штаба – лейтенант М. Римский-Корсаков («Организация флота»), лейтенант В. Черкасов («Тактика», оружие), лейтенант Капнист («Тактика», принципы). По предметам не основным (теория корабля, международное право, политическая экономия и др.) читали первоклассные специалисты, академик А. Н. Крылов и другие.

Сразу же были организованы солидные практические работы слушателей, военно-морская игра и крупные самостоятельные работы на стратегические и тактические темы. Для них было уделено значительное время: весь третий год обучения («дополнительный курс», для лучших слушателей) и крупные части времени 1-го и 2-го года. Это были важные составные части курса.

Такова была наша Военно-морская академия в своем зародышевом состоянии. Несмотря на очень еще недостаточное тогда развитие своих дисциплин, кафедр, и метода обучения, она сразу начала приносить большую пользу. В нее отбирался цвет молодого тогда офицерства, обнаруживались в ней, и благодаря ей, один за другим, способные, талантливые, энергичные люди. Она сделала до войны и в период войны лишь 2-3 выпуска, и штабы флотов совсем преобразились, а в значительной мере и командование флотом. Штабы, оказались много лучше того, чем были в русско-японской войне.

Я нашел в ней впервые признанное и ответственное дело. По решению конференции мы, молодые преподаватели, сами сдали зачеты по курсу слушателей, экзаменуясь друг у друга. Так волей судьбы, я окончил Военно-морскую академию, не имея права в нее поступить.

Интересные живые черты и характеристики дела и людей в Военно-морской академии того времени. Конкретно о недостаточности ее дисциплины и курса тогда. Наоборот, некоторые хорошие практиковавшиеся тогда и забытые теперь ее методы. [304]

Глава 6.

Морской Генеральный штаб в 1911-1912 годах; главные его работы и их характеристика

Третий начальник Морского Генерального штаба, адмирал князь Ливен.

Состояние кадра Морского Генерального штаба к моменту его назначения: самые способные и активные офицеры, создатели Морского Генерального штаба, деятельностью реакционных сил «цусимского» ведомства рассеяны, удалены из него. Но молодое учреждение уже практически доказало свою полезность, прямую необходимость в руководстве плавающим флотом, строительством нового флота, всей деятельности Морского министерства. Новый морской министр адмирал И. К. Григорович, понявший это, оперся во всех важнейших делах на Морской Генеральный штаб. Адмирал князь Ливен, новый начальник Морского Генерального штаба, по свойствам характера и образования был как раз на своем месте. Благодаря ему и некоторым новым людям, пришедшим на место ушедших «активистов», Морской Генеральный штаб продолжал работать активно и фактически повел за собой все Морское министерство.

Доработка программы строительства флота, «программа судостроения 1912-1919 годов» и «Закон о флоте». Проектирование и начало строительства Ревельского порта, Ревельский крепости, укрепленной Нарген-Поркалаудской позиции флота, расширение Кронштадтского и Гельсингфорского портов. Дополнительная Черноморская программа судостроения и ответ на усиление турецкого флота под руководством немцев. Реорганизация тактических организмов плавающего флота и его обучения. Реорганизация командования плавающим флотом и его штабов, и его базы портов. Учреждение должностей «начальников морских сил» по морям, с новыми полномочиями, новой организацией их штабов, и должностей «начальников штабов» и «главных командиров портов» по морям, также с новыми полномочиями и обязанностями. Улучшение комплектования флота, увеличение процента сверхсрочнослужащих некомандного состава и лучшее их материальное [305] обеспечение. Расширение Морского училища и учреждение параллельного другого – «Гардемаринских классов», с демократизацией пополнения обоих и с некоторым улучшением учебных программ.

Строительство новых судостроительных заводов, расширение прежних судостроительных и других военно-морских заводов. Проектирование и производство нового морского оружия, артиллерийских орудий и снарядов, порохов, мин заграждения, торпед. Выработка, на основе черноморских опытных стрельб, новых правил артиллерийской стрельбы; аналогично – торпедной стрельбы. Весьма удовлетворительная работа учебных артиллерийских отрядов, особенно балтийского, и хорошо проводимые артиллерийские стрельбы в плавающих флотах. В результате по артиллерийской стрельбе русский флот, непосредственно перед мировой войной, стоял высоко: обладая превосходными по тому времени собственными методами артиллерийской стрельбы и хорошо в них натренированными артиллерийскими офицерами, комендорами, экипажами судов. Параллельный такой же прогресс в торпедных стрельбах, минно-заградительном и тральном деле.

Организация и проведение Морским Генеральным штабом маневров флотов на основе оперативных планов.

Продолжающаяся работа Морского Генерального штаба над типом новых «линейных кораблей» и других боевых судов. Работа над мобилизацией коммерческого флота. «Закон о военно-судовой повинности». Организация опытов в Черном море (испытание артиллерийским огнем корабельного отсека на блокшиве «Чесма») для проверки проектов новых «линкоров» и разработки следующих. Деятельность по обеспечению флота боевыми запасами, углем и нефтью и другим снаряжением.

Деятельность новых военно-морских кафедр Морской академии. Переработка Морского устава.

Разработка плана войны, планов кампаний и планов операций к 1912-1913 годам. Организация мобилизационной работы и учреждение мобилизационных органов.

Изучение иностранных флотов. Организация разведки и многое другое. Это – положительные итоги [306] деятельности за этот период Морского Генерального штаба, главных управлений Морского министерства, начальников морских сил и строевых флотов, специальных учебных отрядов, Морской академии, морских училищ, портов, судостроения, артиллерийских и других военных заводов. Общий подъем русского флота и прогресс во многих важных частях его боевой готовности и жизнедеятельности; удовлетворительное начало восстановления русской морской силы после предшествовавшего ее упадка и разгрома в Японской войне.

Не изжитые отрицательные явления, главным образом в строительстве флота. Дороговизна постройки судов, в 1,5 раза сравнительно с германской. Медленность постройки их, в 2 раза сравнительно с германской и английской. Крупные недостатки в типах новых судов, особенно кораблей (линкоров). Положенные в основании первой их дивизии кораблей типа «Петропавловск», тактическо-технические элементы, принятые под впечатлением личного боевого опыта участников русско-японской войны, без проверки их специальными научно-техническими опытами и сверки с параллельной деятельностью передового иностранного судостроения, оказалось ошибочными; бронирование кораблей и подводная защита корпуса недопустимо слабы. Произведенные с запозданием специальные опыты в Черном море, полностью обнаружили этот дефект. Тем не менее после ряда колебаний приняли бесхарактерное решение: не переделывать первую дивизию кораблей (линкоров) и продолжать строить вторую по типу «линейных крейсеров» и по прежнему проекту, учтя полученные опытами выводы лишь для третьей дивизии. Недопустимые явления при производстве главной артиллерии кораблей (линкоров): разрешение Обуховскому заводу изготовлять их из обыкновенной углеродистой стали, что сводило на нет высокие данные их проектов, и тому подобное.

Где коренились причины этих и других отрицательных явлений русского судостроения того времени?

Некоторые другие дефекты в деятельности Морского Генерального штаба в эти годы: разработка проектов и организация Ревельской крепости и порта посредством комиссий, применение того же негодного метода при [307] продолжающейся переработке Морского устава и написании истории русско-японской войны. Следствия этого метода.

Слабая разведка.

Неплохое изучение иностранных флотов, но отсутствие заботы сделать результаты его общим достоянием штабных (офицеров).

И наиважнейшее: несмотря на высокие личные качества начальника Морского Генерального штаба, как такового, и хорошую разработку предварительных оперативных соображений, план войны все-таки оказывался неудовлетворительным.

Он исходил из обстановки войны Франции и России против Германии и Австрии при нейтралитете Англии. Складывавшаяся же международная обстановка была другая, с участием Англии как главного военного противника Германии. Учет этого фактора должен был повести к коренной переделке плана.

Другая крупнейшая стратегическая ошибка Морского Генерального штаба в этот период, это опоздание в проектировании проведении и осуществлении черноморской программы судостроения. В следствии ее Россия должна была потерять на 2-3 года (1913-1916) преобладание на Черном море. Принятые в 1912 году к устранению этой серьезной стратегической (ошибки) меры были недостаточны.

Ошибки эти были обусловлены оторванностью Морского Генерального штаба от международной политики правительства. Создать тесный контакт, живое взаимодействие между деятельностью Морского Генерального штаба и министра иностранных дел, а также между морским и армейским Генеральными штабами было тогда не просто: верховная власть была слишком слаба. Государственная дума имела на эти важнейшие государственные дела ничтожное влияние, министры не объединились в своей деятельности почти никем.

Этот разброд и безголовье привели к преждевременному, невыгодному России, началу «мировой» войны. Какие же следствия во время ее имели указанные стратегические ошибки Морского Генерального штаба, я отмечу далее. [308]

Глава 7.

В Морском Генеральном штабе, в Оперативном отделе – начальником Черноморской оперативной части (1913-1914 годы)

Новый (третий) начальник Морского Генерального штаба адмирал Ливен, привлек меня в штаб и назначил во вторую, Черноморскую, оперативную часть. Начальник этой части, старший лейтенант В. Дмитриев, собирался вскоре ухолить, получая желательное ему назначение военно-морским агентом в Париж, и я предназначался его заменить.

Начало здесь моей деятельности. План кампании на Черном море, разработанный В. Дмитриевым: его характеристика. Угроза потери господства на Черном море. Итоги Балканской войны. Записка второй оперативной части о политических задачах России при ликвидации Балканской войны. Агрессивная деятельность Германии в Константинополе. Растущая угроза коренным интересам России на Ближнем Востоке.

Несоответствие между разрабатывавшимся Морским Генеральным штабом до того планом войны и внешнеполитической деятельностью русского правительства и министерства иностранных дел: а также несогласование планов Генерального штаба Армии и Морского Генерального штаба в конце 1912 года. Принятию мною в этот момент должности начальника второй оперативной части. Доклад «Программа работ» (краткое содержание). Почему я его представил. Установление полного единомыслия со своим начальником адмиралом Ливеном. Установление полного контакта в деятельности и единомыслия с Министерством иностранных дел, полная личная поддержка со стороны министра иностранных дел С. Д. Сазонова в отношении Морского Генерального штаба, адмирала Ливена и лично меня в начатой «черноморской» деятельности.

Доклад морскому министру и, после его утверждения верховной власти, царю основной идеи нового плана войны, согласованной с министром иностранных дел, которую должны положить в основу всех работ Морского Генерального [309] штаба; содержание этой основной мысли; одобрение ее царем.

Ряд мер по усилению Черноморского флота. Дополнительная программа судостроения, вторая черноморская дивизия кораблей (линкоров). Ассигнование 100 миллионов рублей на покупку аргентинских и чилийских дредноутов, которые намеревалась купить Турция.

Проведение этих мероприятий через Государственную думу. Переговоры с английским правительством о задержании строящихся в Англии турецких дредноутов.

Разработка нового плана войны. Его основные идеи. Согласование его с Морским Генеральным штабом Франции. Франко-русская военно-морская конференция 1913 года. Начало переговоров о согласовании, насколько можно, стратегических намерений с Англией.

Усиление по оперативной части штаба Черноморского флота. Разработанный им план операций на 1913-1914 годы. Разработанный мною план операций для нового плана войны. Примененный прием сохранения его тайны. Проект расширения Севастопольского порта и его утверждение. Усиление Севастопольской крепости. Работа по организации транспортной флотилии Черного моря но мобилизации.

Необходимость согласовать стратегические планы с Генеральным штабом армии. «Особое совещание» под председательством О. Д. Сазонова.

Руководящая идея нового плана войны, представленная верховной власти Морским Генеральным штабом и министрами морским и иностранных дел, и ею утвержденная, заключалась в следующем: в основу всех работ по строительству и подготовке к войне флота положить цель, положительно для России разрешить вопрос о выходе из Черного в Средиземное море, в том случае если начнется большая европейская война и Турция выступит на стороне противника России. К 1917-1919 годам в Черном море была бы готова эскадра в 8 кораблей (линкоров), а в Средиземном море (по этому плану) должна была быть сосредоточена другая, также в 8 кораблей (линкоров) из Балтийского флота, Франция, по достигнутому соглашению, предоставляла России для балтийской эскадры в [310] Средиземном море свой военный порт Бизерту. В случае европейской войны этот флот (в 16 кораблей) «линкоров» с соответственным числом крейсеров, эскадренных миноносцев, подводных лодок и авиации, и с двумя крупными десантными армиями, на двух берегах проливов должен был овладеть намеченным объектом, какие бы обстоятельства на других фронтах не проходили. На западном фронте – активная оборона. В Финском заливе одна дивизия дредноутов (четыре типа «Петропавловск») и старые корабли на укрепленной позиции обороняют столицу. Начатые планомерно работы имели в виду срок готовности к войне 1917-1919 годов.

Необходима была соответствующая сухопутная часть дела. Для первого обмена мнениями по этому коренному вопросу между Генеральными штабами армии и флота и было собрано упомянутое «Особое совещание» под председательством министра иностранных дел С. Д. Сазонова. При этом директивой для его работы должна была служить уже одобренная царем означенная основная идея нового морского плана войны. Совещание выявило то, что инициаторы его предвидели вперед: полное несоответствие армейского плана новому морскому. План Генерального штаба армии предусматривал наступление на западном фронте на Австрию и Германию (вместо активной обороны). Лишь после разгрома Германии и Австрии можно было, по его плану, приступить к Константинопольской операции. План, выгодный для Франции и Англии, но пренебрегающий государственными интересами России и бездумный по отношению ее народов, которым предстояло в тяжелых наступлениях отдать миллионы жизней (и гибельный для царской империи). Происшедший обмен мнений не разубедил руководителей Генерального штаба армии, но и не обескуражил вполне сторонников нового, другого плана войны. Предстояла борьба мнений, в которой на нашей стороне была личная воля царя. Судьба, однако, решила против нас.