Текст книги "Знаменитые авантюристы XVIII века"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 32 страниц)

Глава II

Содержание Тренка в Глаце. – Первая неудачная попытка бегства. – Вторая попытка: прыжок со стены крепости; Тренк застревает в яме с нечистотами. – Третья попытка: Тренк вырывает шпагу у офицера и прокладывает себе путь сквозь ряды солдат. – Четвертая удачная попытка: Тренк бежит из Глаца с Шеллем.

Весь узел интриги Тренк узнал только впоследствии. Всю ее вел тот же самый его командир, который так сердечно беседовал с ним о его семейных делах и давал советы насчет письма к Францу. Этот же командир озаботился поставить короля в известность о дружбе Тренка с принцессою Амалией, и он же, вероятно, сфабриковал ответ Франца Тренка и устроил его доставку в прусский лагерь таким образом, чтобы переписка получила огласку.

Как стало известно Тренку впоследствии, король, в сущности, не был окончательно разгневан на своего любимца и хотел продержать его в крепости не больше года, для острастки. Его держали в крепости вовсе не тесно; он жил в общей офицерской комнате, мог ходить внутри крепости, вообще пользоваться некоторою свободою. Но ему почему-то показалось, что король считает его за настоящего изменника; может быть, это ему было нарочно внушено друзьями-приятелями, подставлявшими ему ножку. Так или иначе, он скоро пришел в весьма решительное и мрачное настроение и написал королю довольно резкое письмо, в котором гордо требовал, чтобы его предали военному суду, коли считают его виновным в измене. Прошло пять месяцев со дня подачи этого письма; мир был заключен, место Тренка в гвардии занял другой. Тогда ему показалось, что о нем забыли, что его больше не хотят знать и что ему остается только одно – бежать.

Во время своего заточения Тренк, малый веселый, образованный и общительный, приобрел себе кучу друзей среди офицеров гарнизона, своих стражей. Кроме личных располагающих качеств, он, впрочем, привлекал к себе все сердца и еще кое-чем, более существенным; он был человек не бедный и в деньгах никогда не стеснялся; около него всегда широко пользовались всеми благами друзья-приятели. Когда он завел в дружеской компании разговоры о бегстве, у него тотчас нашлись помощники и даже участники; с ним задумали бежать двое других офицеров. План, быть может, и удался бы, но заговорщики задумали по пути освободить еще четвертого приятеля; это был какой-то жалкий офицерик, засаженный в крепость на десять лет. Они сообщили ему свои планы и приглашали бежать с собою. Он внимательнейшим образом выслушал их, выспросил все подробности плана бегства, а потом донес на них, надеясь этим предательством купить свое освобождение. Одному из трех заговорщиков удалось бежать, другого удалось до некоторой степени выгородить из дела путем подкупа на деньги Тренка. Самого же Тренка с тех пор подвергли более строгому заключению. Тренк потом встретил этого предателя в Варшаве и убил его на дуэли.

Во время содержания Тренка в крепости, еще до его заговора, его мать обращалась к королю Фридриху с просьбою о помиловании сына, и король подал ей надежду, что ее сын будет продержан в крепости не более года. Когда же Фридрих узнал о замышлявшемся бегстве, он разгневался и приказал держать Тренка строго, отложив его помилование на неопределенное время. Тренк ничего об этом не знал, он знал только, что к нему стали строже, и еще более укрепился в мысли непременно бежать во что бы то ни стало. С этих пор начались его многочисленные тюремные приключения, его вечные попытки к бегству, из которых только одна была удачной, все же остальные, стоившие ему всегда громадных усилий, преисполненные высоко драматических подробностей, судьба безжалостно проваливала. В общей сложности Тренк провел в прусских тюрьмах более 11 лет. Мы опишем его приключения, придерживаясь его записок.

Скоро после обнаружения первого покушения на бегство Тренка заточили в башню крепости, выходившую в сторону города Глаца. Его окошко возвышалось саженей на пять над землею. Он прежде всего порешил бежать, просто-напросто спустившись из этого окна. Надо было, значит, спустившись из крепости, пройти потом через весь город и притом заранее обеспечить за собою какое-нибудь надежное убежище. Друзей у него оставалось еще немало. Один из них, офицер крепостного гарнизона, подыскал в городе какого-то ремесленника, который согласился приютить беглеца у себя. Тогда Тренк приступил к работе. Надо было, конечно, прежде всего выпилить решетку окна. Тренк вооружился перочинным ножичком, который он зазубрил на манер пилы, и этим-то орудием, работая целые дни, он перепилил железные полосы решетки; скоро ножик совсем извелся, но ему добыли подпилок. Надо было работать с большою осторожностью, потому что часовой мог легко заметить работу. Но все шло благополучно; долго ли, коротко ли, решетка была вся перепилена. У него была с собою большая кожаная сумка. Он разрезал ее на ремни, скрепил их концами, и у него вышла длинная ременная веревка; он навязал к ней еще полос, нарезанных из простынь. Выбрав удобную минуту, он смело спустился по этой хрупкой лестнице на землю. Дело было ночью, шел дождь, стояла тьма и, по-видимому, все благоприятствовало беглецу. Он направился в город, но дорогою неожиданно попал в громадную яму, в которую стекали все городские нечистоты. Он как не местный житель ничего не знал об этой ужасной яме, не знал, что она лежит у него как раз на дороге. Он мгновенно увяз в отвратительной, густой и смрадной грязи. Он делал отчаянные усилия, чтобы выбраться из нее, но от каждого движения только хуже вязнул. Убедившись наконец, что без посторонней помощи неминуемо погибнет в этом море нечистот, он во весь голос завопил. Его вопли услыхал часовой у крепости. Тот подбежал, рассмотрел или узнал по голосу погибающего и немедленно дал знать коменданту крепости. К довершению несчастья, комендантом в то время был генерал Фуке (вероятно, француз), человек суровый, бурбон, проповедник слепого повиновения; у него когда-то была дуэль с отцом Тренка, который его ранил, вдобавок австрийский Тренк, командир пандуров, тоже чем-то досадил ему во время войны, так что в конце концов он не мог равнодушно слышать даже имени Тренк. Можно себе представить, как он обрадовался, когда ему доложили о бегстве Тренка, о постигшем его несчастье! Он тотчас распорядился прежде всего, чтобы Тренка оставили в этой гнусной яме до полудня, так, чтобы на него мог досыта налюбоваться весь гарнизон крепости. Когда же его наконец извлекли из этой гадости и заточили вновь в башню, ему нарочно целый день не давали воды, в которой ему предстояла крайняя надобность, чтобы обмыться. О положении Тренка в то время легко судить: он весь, буквально с ног до головы, был покрыт всякою мерзостью и был вынужден оставаться в таком виде целый день! Только к ночи ему прислали двух людей, которые помогли ему вычиститься.

С этого времени надзор за Тренком принял чрезвычайные размеры. Решено было, что называется, не спускать с него глаз. В это время у него еще оставались деньги, около двух тысяч рублей. Они ему скоро очень пригодились. Он ужасно радовался, что эти деньги не были у него отобраны.

Не далее как через неделю после несчастной попытки бегства Тренк уловил новый случай для новой отчаянной попытки. Началось с того, что к нему зашел майор Доо в сопровождении своего адъютанта, чтобы произвести осмотр его каземата; боялись все, что он опять начнет перепиливать окно или вести подкоп. После осмотра Доо разговорился с арестантом, начал читать ему наставления о том, что он отягчил свое преступление попытками бегства и что король очень на него разгневан. Тренк, не знавший за собою никакого преступления, был взбешен этим словом и наговорил майору дерзостей. Тот оказался, по счастью, человеком благоразумным, понял, что он сам раздразнил узника, и постарался его успокоить. Пока они беседовали так, Тренк все поглядывал на шпагу майора. Он был человек внезапных решений и порывов. Неожиданная мысль вдруг осенила его и овладела им. Он кинулся на майора, во мгновение ока выхватил у него шпагу и бросился вон из каземата. Часовой не успел опомниться, как был уже свален с ног и отброшен далеко в сторону богатырскою рукою Тренка. Но внизу услыхали шум солдаты. Все они бросились к лестнице и загородили Тренку дорогу; он уже, очевидно, не помня себя, начал махать шпагою с таким зверским отчаянием, что перед ним невольно расступились; четверо солдат были довольно серьезно ранены им.

Проскочив сквозь эту кучу солдат, он бросился к краю крепостной стены и, не дав себе времени подумать о том, что он делает, спрыгнул с нее прямо в ров. Прыжок с огромной высоты обошелся, по непостижимому счастью, благополучно; Тренку удалось пасть на ноги. Он все еще держал в руке шпагу майора, не выронив ее. Он быстро перебежал расстояние до другой стены, спрыгнув и с нее так же благополучно, – правда, она была гораздо ниже первой. Он имел значительные преимущества во времени перед своими преследователями; он следовал таким прямым путем, которым никто другой не мог за ним последовать; преследовавшим надо было сделать большой обход, чтобы добраться до него. К несчастью, его вовремя заметил один из часовых; он тотчас с ружьем в руках наскочил на беглеца; Тренк удачно увернулся от штыка и рассек часовому лицо ударом шпаги. Но тут его увидел другой часовой. Чтобы избавиться от него, Тренк решился перескочить через высокий, около сажени высотою, частокол, окружавший крепость. Он благополучно перебрался через эту ограду, но, по неосторожности, попал ногою в просвет между двух бревен частокола, и нога у него застряла; он никак не мог ее высвободить. Часовой, между тем, подбежал к частоколу и успел ухватиться обеими руками за ногу беглеца, изо всех сил крича и призывая помощь. Тренк делал отчаянные усилия, по вырваться не мог. Подоспели люди. Тренк защищался, как бешеный тигр, но его живо угомонили сильными ударами ружейных прикладов и вновь отвели в тюрьму. Впоследствии он сообразил, что избранный им тогда, совершенно наугад, путь спасения был вполне возможен. Если бы он убил второго солдата и благополучно перескочил через частокол, то успел бы скрыться от преследования в лесистых горах, примыкающих к крепости. Бегал он необыкновенно быстро и успел бы уйти от самых быстрых бегунов.

Эта уже третья неудача сильно обескуражила Тренка, невзирая на врожденный, почти неистощимый в нем запас силы, молодости, здоровья и отваги. Он понял, что теперь ему отрежут все пути к бегству, будут караулить неусыпно. В самом деле, против него были приняты особые, чрезвычайные меры. В его камере постоянно и неотлучно торчал унтер-офицер с двумя солдатами, а снаружи всем часовым было внушено, чтобы они все свое внимание сосредоточивали на надзоре за Тренком. Но первое время ему нечего было и думать о бегстве; он был весь разбит ударами прикладов, ему предстояло долго и серьезно лечиться. У него оказалась вывихнутою нога, он харкал кровью. Тренк прохворал целый месяц. Но едва он только поправился, как все его мысли вновь сосредоточились на бегстве. У него в голове уже созревали новые планы.

В ожидании благоприятного случая он пока что присматривался к солдатам, которые дежурили у него в комнате, и изучал их. Деньги у него были, значит, при случае, он мог и подкупить кого потребовалось бы. Он знал солдат своего времени, знал, как для них тошна, тягостна и ненавистна была служба. Мало-помалу Тренк входил в сношения с солдатами. Одних он убеждал, других подкупал. С каждым он старался вести дело отдельно, так чтобы никто другой не знал, солдаты и сами понимали важность секрета. Скоро у него в гарнизоне было свыше тридцати человек союзников, на которых он считал возможным рассчитывать. Благодаря принятому им порядку тайны, его друзья не знали один другого и потому не могли сговориться и скопом выдать его; если бы нашелся изменник, то ему пришлось бы действовать в одиночку, а на других еще можно было в этом случае рассчитывать. Скоро Тренку удалось так ловко обернуть дело, что среди гарнизона крепости состоялся настоящий заговор. Было решено восстать вооруженною силою, освободить всех заключенных в крепости, снабдить их оружием и всем скопищем уйти за границу.

Предводителем сформированного им отряда Тренк избрал унтер-офицера Николаи. Этот служивый вел дело мастерски, но все-таки в конце концов оплошал, нарвался на изменника. Он познакомился с каким-то австрийским дезертиром и, неизвестно почему, почел возможным посвятить его во все подробности заговора. Тот, вызнав все, немедленно сделал донос. Комендант, получив донос, распорядился немедленно арестовать Николаи. Но Николаи не упал духом, немедленно нашелся. Как только он узнал, что его приказано арестовать, он тотчас кинулся в казарму к солдатам и крикнул им: «К оружию, ребята! Нас выдали!». Тотчас же заговорщики схватили ружья и порох и прежде всего бросились к каземату Тренка, чтобы освободить его. Но железная дверь его камеры не поддалась на дружный натиск солдат, выдержала. Время терять было невозможно, и великодушный Тренк сам настоял на том, чтобы друзья оставили его и спасались сами. Николаи со всеми людьми благополучно вышел из крепости, и, прежде чем снарядили отряд для их преследования, они уже успели отмахать половину дороги до границ Богемии. Им удалось благополучно добраться до границы и перейти ее около городка Браунау. Они спаслись.

Но Тренку пришлось еще хуже, чем было, хотя и без того уже его положение граничило с наихудшим из всего, что можно было придумать. Комендант решил отдать его под суд как руководителя заговора, чтобы по возможности подвести его под смертную казнь. Это было бы нетрудно устроить. К счастью, начальство, видимо, не заподозрило никого из офицеров, а это было в высшей степени важно для Тренка: среди офицеров было у него много друзей.

Среди этих офицеров был один, некто Бах, страшный дуэлист. Он вечно заводил ссоры с товарищами и, надо отдать ему справедливость, дрался лихо, так что противник редко уходил от него целым и невредимым. Этот Бах тоже дежурил у Тренка. Однажды он, по-своему обыкновению, расхвастался и начал рассказывать Тренку, как он накануне дрался с поручиком Шеллем и ранил его. «Будь я на свободе, – заметил ему Тренк, – вы бы со мной не так легко сладили». Бах немедленно вскочил. В камере Тренка нашлись две каких-то железных полосы. Оба вооружились этими странными мечами и начали драться. Тренк с первого же выпада чувствительно тронул Баха. Тогда тот, не говоря ни слова, вышел и тотчас вернулся, неся под одеждою две солдатских сабли. «Вот теперь, – сказал он, – посмотрим-ка, каков ты мастер, хвастунишка!». Тренк нисколько не боялся за себя, но он страшился за участь этого сумасшедшего, который подвергался страшной ответственности за эту нелепую дуэль с арестантом. Он старался образумить Баха, но тот ничего не хотел слышать и с бешеным натиском напал на Тренка, так что нашему герою волей-неволей пришлось защищаться. Кончилось тем, что он распорол Баху руку. Тогда тот швырнул саблю, бросился Тренку на шею и вскричал: «Ты мой владыка, друг Тренк, ты будешь на воле, я сам это устрою; это так же верно, как то, что мое имя Бах!».

Таким образом, безумная дуэль окончилась благополучно. В тот же день вечером Бах снова пришел к Тренку и снова заговорил о бегстве. По его словам, бежать было никак нельзя иначе, как вместе с офицером, который обязан был сторожить Тренка по очереди. Сам Бах не хотел этого делать, откровенно заявив, что считает низостью бежать во время исполнения обязанностей службы. Но он клялся, что укажет Тренку офицера, который на это согласится. На другой же день он привел к узнику упомянутого выше поручика Шелля, с которым у него была дуэль. Шелль и Тренк дружески обнялись и тотчас условились, как им действовать.

Шелль должен был дежурить у Тренка через три дня. В эти дни надо было достать денег, потому что у Тренка их оставалось уже маловато. Бах должен был съездить в соседний город, где жили родственники Тренка, и взять для него денег у них.

Из всех офицеров гарнизона только один, некто Редер, относился к Тренку враждебно, все же остальные были его друзья; один из них, майор Кваадт, был даже его родственник. Все они делали кто что мог для облегчения бегства Тренка. Эта дружба с узником имела свою невыгодную сторону. До сведения начальства дошло, что офицеры держатся с узником с подозрительною близостью, и тотчас же вследствие этого последовало распоряжение об усилении за ним надзора. Дверь его камеры решили запереть на замок, и все, что ему было нужно, ему подавали и от него принимали через окошко в двери. Но офицеры добыли другой ключ и входили в камеру. Но в этих сношениях надо было соблюдать величайшую осторожность. Через коридор из дверей в двери с Тренком содержался другой офицер, Дамниц, осужденный за дезертирство и шпионство. Он тщательно следил за сношениями офицеров с Тренком и обо всем доносил.

Дежурство Шелля приходилось на 24 декабря (1744 г.). В этот день они с Тренком подробно уговорились обо всем, обсудили все приготовления и днем бегства назначили следующий дежурный день Шелля, 28 декабря. Но 24 числа один из офицеров обедал у коменданта крепости и там узнал, что поручика Шелля решено немедленно арестовать. Дамниц, значит, успел проникнуть в заговор и донес. Значит, бегство нельзя было откладывать вовсе, ни на одну минуту. Шелль немедленно прибежал к Тренку, сообщил ему о предательстве, вручил солдатскую саблю и объявил, что бежать надо сейчас же, не медля ни одного мгновения. Тренк живо оделся и собрался с такою поспешностью, что, к своему несчастью, забыл даже захватить с собою деньги.

Оба они вышли из камеры Тренка. Шелль как дежурный офицер сказал часовому, что ведет пленника по делу, и часовому приказал оставаться на своем месте. Едва сделали они несколько шагов по крепости, как вдруг встретили майора с адъютантом. Шелль в ужасе бросился к крепостному валу и спрыгнул вниз. Тренк последовал за ним. Ему уж не в первый раз приходилось прыгать с этой стены, и он отделался благополучно. Но Шелль, человек маленький и тщедушный, прыгнул очень неудачно: он вывихнул ногу. Он мгновенно оценил свое положение. Какое же бегство с вывихнутой ногой? Он понял, что погиб. Недолго думая, он выхватил свою шпагу и умолял Тренка прикончить его, а самому бежать дальше. Но Тренк был не такого нрава человек, чтобы отделаться подобным способом от товарища. Он схватил маленького и легонького беспомощного Шелля на свои могучие руки, понес его, перетащил через частокол, потом взвалил его на плечи и пошел вперед, не зная даже хорошенько, куда он бредет.

Солнце только что закатилось. Было холодно, сыро, стоял густой туман. Напомним, что дело происходило среди зимы, в рождественский сочельник. Тренк слышал, как в крепости звонили в набат, собирая людей для преследования беглецов. Но Тренк и Шелль успели все же выгадать полчаса, прежде чем за ними пустились в погоню. Скоро раздался и пушечный выстрел, которым упреждали всех окрестных жителей о бегстве арестанта из крепости. Этот выстрел привел Шелля в ужас. Он знал по опыту, что если этот роковой выстрел раздавался раньше, чем по истечении двух часов после бегства, то беглецу редко удавалось добраться до границы. Тотчас после выстрела гусары и окрестные крестьяне пускались по всем направлениям и обыкновенно ловили беглеца; всем соседним крестьянам были даны на эти случаи очень точные инструкции, которых ни один из них не осмелился бы не исполнить.

Правда, на стороне Тренка было много преимуществ перед всяким обыкновенным беглецом. Его все любили, все знали и готовы были, в пределах возможного, помочь его бегству. Сверх того, знали его страшную силу и храбрость, знали, что к нему нельзя подступиться в одиночку. Думали также, что беглецы хорошо снарядились, что у них с собою запасы всякого оружия. Все это придавало много бодрости Тренку.

Пройдя несколько времени, он положил товарища на землю и огляделся вокруг; он не видал ни города, ни крепости, густейший туман скрыл их из глаз, и он же должен был скрывать их самих от погони. Он начал было расспрашивать Шелля, но бедный юноша был так измучен, так страдал, им овладело такое отчаяние, что он молил только Тренка не покидать его живого в руки преследователей. Тренк поклялся ему, что собственноручно убьет его в случае опасности, не даст его в руки врагов, и эта клятва ободрила юношу. Он в свою очередь осмотрелся и признал место, где они находились; по его словам, они были недалеко от берега Нейсе. Тренк тем временем успел поразмыслить о том, что в Богемию им не пробраться; все знают, что они бросились в эту сторону; да и обычно сюда направлялись все беглецы. Он поэтому порешил перейти Нейсе и идти в другую сторону.

До беглецов со всех сторон доносились крики крестьян, поднятых тревогою. Видно было, что беглецов хотят окружить целою цепью, через которую им нельзя было бы прорваться. Тренк вновь взвалил Шелля на плечи и смело вошел в воду реки, покрытую толстым льдом. Он брел сквозь этот лед, ломая его, пока мог идти вброд. Но посреди реки встретил глубокое место, надо было плыть. Шелль не умел плавать, и Тренк перетащил его, велев ему держаться за его волосы. К счастью, глубокое место шло всего сажени на две и скоро беглецы были на том берегу. Их тотчас охватил леденящий мороз; о сухой одежде нечего было пока еще и мечтать. Тренк, влекший на себе товарища, все же хоть согревался от ходьбы, но несчастный Шелль страшно страдал от мороза.

Но несмотря на все мученья от мороза, наши беглецы в значительной мере успокоились по переходе через реку, потому что никому в голову не пришло, чтобы они рискнули на такой переход в конце декабря, сквозь сплошной лед, и пустились по дороге в Силезию. Тренк некоторое время брел вдоль реки, а потом, руководясь указаниями Шелля, который знал эти места, он дошел до ближайшей деревни, нашел там лодку на берегу Нейсе, вновь переправился через нее и скоро очутился среди гор, сравнительно уже в безопасном месте. Здесь путники сделали привал, отдохнули и держали совет, что им дальше делать, Шелль, к счастью, несколько оправился. С помощью палки он мог брести один. Трудно было им идти; снег был глубок, задернут толстою корою, которая ломалась под их ногами и задерживала их на каждом шагу, особенно инвалида Шелля. Они, однако же, брели всю ночь без отдыха. На рассвете они, по их расчету, должны были подойти на близкое расстояние к границе, так как отошли от Глаца верст на 30. Но их ошибка скоро обнаружилась; они с ужасом услыхали знакомый им бой часов в Глаце.

Они были страшно утомлены и голодны. Перенести еще один такой же день они были бы уже решительно не в силах. Но все же оставалось пока только одно – идти вперед. Они пошли и через полчаса дошли до какой-то деревни. Они рассмотрели с высоты два отдельно стоящих дома; к ним они и направились. Шелль, так как он бежал прямо с дежурства, был в служебной форме и, следовательно, его внешность должна была действовать внушительно на крестьян, придавая ему вид начальства. Правда, у начальства была потеряна шляпа, но они надеялись это как-нибудь объяснить. Они, впрочем, придумали историю, которую надлежало рассказать. Тренк порезал себе палец, весь обмазался кровью и устроил себе перевязку; он имел вид раненого. Подойдя к домам, они остановились, и Шелль связал Тренка, но, конечно, так, чтобы тот, в случае надобности, мог сам мгновенно освободиться от уз. Тренк шел впереди, Шелль сзади и кричал по все горло, призывая на помощь. Скоро на крики появились два крестьянина; Шелль крикнул им, чтобы они тотчас бежали в деревню и передали старшине, чтобы тот запряг лошадь в телегу. «Я арестовал вот этого негодяя, – объяснил он, указывая на Тренка, – он убил мою лошадь, и я, падая, вывихнул ногу, но, как видите, мне удалось его пристукнуть и связать. Живо привезите сюда телегу; мне хочется его отвезти в город, чтобы успеть его повесить, прежде чем он околеет». Тренк держал себя, как тяжело раненый, который в самом деле, того и гляди, свалится и испустит дух. Подошли еще крестьяне, пожалели Шелля, дали ему хлеба и молока. И вдруг, к ужасу беглецов, один старик, всмотревшись в Шелля, узнал его и назвал по имени. Дело в том, что еще накануне по всем окрестным деревням было дано знать о бегстве двух людей из крепости и сообщены точные их приметы. По этим приметам старик тотчас и признал беглецов; кроме того, он хорошо знал Шелля в лицо, потому что под его начальством служил сын старика, солдат. Положение беглецов было в высшей степени критическое. Надо было принять какое-нибудь быстрое решение. Тренк живо перешепнулся с Шеллем и, оставив его занимать старика, сам побежал в конюшню, чтобы захватить там одну, а коли найдется, то и двух лошадей. К счастью, старик оказался добрым человеком, не пожелавшим губить беглецов; он сам же подробно рассказал Шеллю, куда им надо ехать, чтобы как можно скорее перебраться через границу. Оказалось, что они отошли всего лишь 10 верст от Глаца и проблуждали зря, не зная дороги, сделав около тридцати верст бесполезных зигзагов.

Между тем Тренк нашел в конюшне трех лошадей, взнуздал двух из них и вывел. Старик-крестьянин начал умолять не трогать его коней. Он, видимо, не хотел употреблять против них открытой силы, а они были так разбиты и обессилены, что их можно было обоих сразу свалить с ног одним ударом первых попавшихся под руку вил. Конечно, беглецы остались неумолимы, вскочили на коней и помчались по указанной стариком дороге. Лошадь Тренка сначала было уперлась и не пошла, но он был очень опытный наездник и живо справится с нею. В сущности им бы, конечно, несдобровать в этой встрече с крестьянами, да на их счастье дело случилось в первый день Рождества и почти все деревенское население было в церкви.

Они помчались во весь опор на неоседланных лошадях. Им надо было проехать через ближний городок Вуншельбург. Но они не могли об этом и думать; там их непременно арестовали бы. Оба были без шляп, ехали на неоседланных конях, и вдобавок Шелля знал в лицо чуть не весь город! К счастью, Шелль припомнил обходный путь. Подскакав почти уже к самой границе, они вдруг лицом к лицу встретились с поручиком Церботом, посланным за ними в погоню. К счастью, поручик был один, его солдаты остались в стороне, а сам он был надежным другом.

– Скачите влево, – успел он крикнуть Тренку и Шеллю, – направо наши гусары! – и тотчас умчался в сторону, сделав вид, что не видал беглецов. Через несколько минут они были уже в богемском городке Браунау, вне всякой опасности.