Текст книги "Песнь любви"

Автор книги: авторов Коллектив

 
Постой хоть недолго ты у табора мисок,
И плачь об утрате ты жаркого и дичи.
 
 
Поплачь о ката[23]23
  Ката – особый вид куропаток.


[Закрыть] со мной, – о них вечно плачу я —
О жареных курочках с размолотым мясом!
 
 
О, горесть души моей о двух рыбных кушаньях!
Я ел на лепешке их из плотного теста.
 
 
Аллаха достоин вид жаркого! Прекрасен он,
Когда обмакнешь ты жир в разбавленный уксус,
 
 
Коль голод трясет меня, всегда поглощаю я
С почтеньем пирог мясной – изделье искусных.
 
 
Когда развлекаюсь я и ем, я смущен всегда
Убранством и семенами столов и посуды.
 
 
Терпенье, душа! Судьба приносит диковины,
И если стеснит она, то даст облегченье.
 

Потом я поднялся и сел поодаль. Царь посмотрел на то, что я написал, и, прочтя, удивился, и воскликнул: «О, диво! У этой обезьяны такое красноречие и почерк! Клянусь Аллахом, это самое диковинное диво!». Затем царю подали особый напиток в стеклянном сосуде, он сделал глоток из него и протянул мне, и я поцеловал землю и выпил, и написал на сосуде:

 
Был огнями сжигаем я на допросе,
Но в несчастье нашли меня терпеливым.
 
 
Потому-то всегда в руках меня носят
И прекрасных уста меня лобызают.
 

И еще:

 
Похищает свет утра мрак, дай же выпить
Мне напитка, что ум людей отнимает.
 
 
Я не знаю – так ясен он и прозрачен, —
Он ли в кубке, иль кубок в нем пребывает.
 

И царь прочитал стихи, и вздохнул, и воскликнул: «Если б подобная образованность была у человека, он, верно, превзошел бы людей своего века и времени!» – потом пододвинул ко мне шахматную доску и спросил: «Не хочешь ли сыграть со мной?». И я сделал головой знак: «Да», – а подойдя, расставил шахматы и сыграл с царем два раза, и победил его, отчего ум царя смутился. После я взял чернильницу и калам и написал на доске такое двустишие:

 
Целый день два войска в бою жестоком сражаются,
И сраженье их все сильней кипит и жарче.
 
 
Но лишь только мрак пеленой своей их окутает,
На одной постели заснут они вместе.
 

И когда царь прочитал написанное, то изумился и пришел в восторг так, что его охватила оторопь, и он сказал евнуху: «Пойди к твоей госпоже Ситт-аль-Хусн и скажи, что царь желает, чтобы она пришла и посмотрела на эту удивительную обезьяну». И евнух скрылся, а скоро вернулся вместе с царевной. Она же, посмотрев на меня, закрыла лицо и сказала: «О батюшка, как могло быть приятно твоему сердцу прислать за мной, чтобы показать меня мужчинам?».

«О Ситт-аль-Хусн, – сказал царь, – со мною никого нет, кроме маленького невольника и евнуха, который воспитал тебя, а я – твой отец. От кого же ты закрываешь свое лицо?». И она отвечала: «Эта обезьяна – юноша, сын царя, и отца его зовут Эфтимарус, владыка Эбеновых островов. Его заколдовал ифрит Джирджис из рода Иблиса, убивший его жену, дочь царя Эфитамуса. И тот, про кого ты говоришь, что он обезьяна, на самом деле муж, ученый и разумный». Царь удивился словам своей дочери и посмотрел на меня, и спросил: «Правда ли то, что она говорит про тебя?» – и я кивнул головою: «Да», – и заплакал. «Откуда же ты узнала, что он заколдован?» – спросил царь свою дочь, и та рассказала: «Когда я была маленькая, со мной рядом жила одна старуха, хитрая колдунья, которая научила меня искусству колдовать, и я его хорошо запомнила и усвоила. Я заучила сто семьдесят способов из способов колдовства, и малейшим из этих способов могу перенести камни твоего города на гору Каф и превратить его в полноводное море, а обитателей его обратить в рыб посреди него». Услышав такие слова, царь воскликнул: «О дочь моя, заклинаю тебя жизнью, освободи этого юношу, и я сделаю его своим визирем, ибо это юноша умный и проницательный», а царевна отвечала: «С любовью и охотой».

И взяла она в руку нож, на котором были написаны еврейские имена, и начертила им круг посреди залы, а внутри написала имена и заклинания, и поколдовала, читая слова понятные и слова непонятные, и через минуту покрылся мир над нами мраком. А потом спустился к нам ифрит в своем виде и обличье, и руки у него были как вилы, а ноги – как мачта, и глаза – как две огненные искры. И мы испугались его, а царевна воскликнула: «Нет ни приюта тебе, ни уюта!». Тогда ифрит принял образ льва и закричал ей: «О обманщица, ты нарушила клятву и обет! Разве мы не поклялись друг другу, что не будем мешать один другому?».

«О проклятый, и для подобного тебе у меня будет клятва?» – отвечала царевна. И ифрит вскричал: «Получи то, что пришло к тебе!» – и разинул свою львиную пасть и ринулся на девушку. Но она поспешно взяла волосок из своих волос, потрясла его в руке и пошевелила над ним губами, и волос превратился в острый меч. Тогда ударила она льва, и он разделился на две части. И голова его превратилась в скорпиона, а женщина обратилась в большую змею и ринулась на этого проклятого, и между ними завязался жестокий бой. Потом скорпион превратился в орла, а змея – в ястреба, и полетел ястреб за орлом, и преследовал его некоторое время, но орел сделался черным котом, и девушка превратилась в полосатого волка, и бились они долго во дворце.

И увидел кот, что он побежден, и превратился в большой красивый гранат, и упал в середину водоема, бывшего во дворце. А когда волк подошел к нему, гранат взвился в воздух и упал на плиты дворца, и разбился, и все зернышки рассыпались по одному так, что земля во дворце стала полна зернышек граната. Встряхнулся волк и превратился в петуха, который стал склевывать зернышки и почти ни одного не оставил, но по предопределенному велению одно все же притаилось у края водоема. И петух принялся кричать и хлопать крыльями, и делал нам знаки клювом, но мы не понимали, что он говорит, а потом закричал на нас криком, от которого нам показалось, что дворец опрокинулся на нас, и стал кружить по всему полу дворца. Увидев зернышко, притаившееся у края водоема, он ринулся на него, чтобы склевать, но зернышко вдруг метнулось в воду и, обратившись в рыбу, скрылось в глубине воды. Тогда петух принял вид огромной рыбы и нырнул за рыбкою, и скрылся на некоторое время, а потом мы услышали крики, вопли, и перепугались сильно.

И появился ифрит, подобный языку пламени, и разевал он рот, из которого выходил огонь, и из глаз и носа его шли огонь и дым. Девушка же вышла, подобная громадному огненному углю, и она сражалась с ним некоторое время, и огонь сомкнулся над ними, и дворец наполнился дымом. Мы скрылись в дыму и хотели погрузиться в воду, опасаясь сгореть и погибнуть. Тогда царь воскликнул: «Нет мощи и силы, кроме как у Аллаха, Высокого, Великого! Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся! О, если бы мы не возложили на нее подобного ради освобождения этой обезьяны, не было горя этого великого! Небывалой тяготой обременили мы душу ее этой битвой с проклятым ифритом! Не одолеть его всем ифритам, существующим на земле! О, если бы мы не знали этой обезьяны! Да не благословит Аллах ее и час ее появления! Мы хотели сделать добро ради Великого Аллаха и освободить этого несчастного от чар, и нас постигло сердечное мучение!».

А что до меня, то язык был у меня связан, и я не мог ничего сказать царю. Но не успели мы очнуться, как ифрит закричал из-под огня и оказался подле нас в зале. Он дунул нам в лицо огнем, но девушка настигла его и подула ему в лицо, и в нас попали искры от них. Те, что были от нее, не повредили нам, а одна из его искр попала мне в глаз и выжгла его. И царю в лицо попала искра из его искр и сожгла ему половину лица и бороду, и нижнюю челюсть, и вырвала нижний рад зубов. А еще одна искра ифрита попала евнуху в грудь и сожгла его, умертвив его в тот же час и минуту, и мы убедились, что погибнем, и потеряли надежду на жизнь.

Но сквозь отчаяние свое мы вдруг услышали, как кто-то восклицает: «Аллах велик! Аллах велик! Он помог и поддержал, и покинул того, кто не принял веру Мухаммеда, месяца веры!». Оказалось, царевна сожгла ифрита, и он стал кучей пепла. И она подошла к нам и сказала: «Принесите мне чашку воды!». И ей принесли чашку, и она проговорила что-то, чего мы не поняли, а потом брызнула на меня водой и сказала: «Освободись, заклинаю тебя истиною истинного и величайшим именем Аллаха, и прими свой первоначальный образ».

Я встряхнулся и вдруг вижу, что стал человеком, каким был прежде, но только мой глаз пропал, а девушка воскликнула: «Огонь, огонь! О батюшка, я уже не буду жить! Я не привыкла биться с джиннами, а будь он из людей, я бы давно убила его. Силы покинули меня тогда, когда гранат рассыпался, и я подбирала зерна, но не нашла того зернышка, в котором был дух джинна. О, если бы я отыскала его сразу, он тотчас же умер бы. Но по воле судьбы и рока я не знала этого. И явился он, и у меня с ним был жестокий бой под землею, в воде и в воздухе. Всякий раз, как я открывала над ним врата колдовства, он тоже открывал врата надо мною, покуда не открыл врат огня, а мало кто спасается, когда открываются над ним врата огня. Сама судьба помогла мне против него, и я сожгла его раньше себя, предложив ему прежде принять веру ислама. А что до меня, я умираю, и да будет Аллах для вас моим преемником».

И она стала взывать к Аллаху о помощи, непрестанно призывая огонь на помощь, и вдруг темные искры поднялись к ее груди и распространились до лица. Тогда она заплакала и воскликнула: «Свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и что Мухаммед – посланник Аллаха!». Мы смотрели на нее и вдруг увидели, что стала она кучею пепла рядом с пеплом от ифрита. И мы опечалились о ней. О как мне хотелось быть на ее месте, чтобы не видеть, как это прекрасное лицо, сделавшее мне такое благо, превратилось в пепел! Но приговор Аллаха неотвратим.

И когда царь увидел, что его дочь обратилась в пепел, он вытащил остаток своей бороды, стал бить себя по лицу и разорвал на себе одежды от горя. И я сделал так же, как он, и мы заплакали о девушке. И подошли придворные и вельможи царства и увидели султана в состоянии небытия, а рядом – две кучи пепла. И они удивились и походили немного вокруг, а царь, когда очнулся, рассказал им, что случилось с его дочерью и ифритом. И стало это для них великим несчастьем. И закричали женщины и девушки во всем городе. И оплакивали царевну семь дней.

Царь приказал выстроить над прахом своей дочери большой купол, и под ним зажгли свечи и светильники, а пепел ифрита развеяли по воздуху, чтобы проклял его Аллах. После событий этих горестных царь заболел болезнью, от которой был близок к смерти, и его болезнь продолжалась месяц. Но потом поправился, и борода его снова выросла, и он призвал меня, говоря: «О юноша, мы проводили время в приятнейшей жизни, в безопасности от превратностей судьбы, пока ты к нам не явился. О если бы мы не видели тебя и не видели твоей гадкой наружности! Из-за тебя мы претерпели лишения жестокие: я лишился моей дочери, которая стоила сотни мужчин, и со мной случилось от огня то, что случилось – я лишился своих зубов, и евнух мой умер… А ни раньше, ни после этого мы ничего от тебя не видели. Но все от Аллаха – и нам, и тебе! Слава же Аллаху за то, что моя дочь освободила тебя и сама себя погубила! Но уходи, дитя мое, из моего города, достаточно того, что из-за тебя случилось. Все это было предопределено – и мне, и тебе. Так уходи же с миром, а если я еще раз увижу тебя, то убью без сожаления всякого».

И он закричал на меня, и я вышел от него, не веря в спасение и не зная, куда идти. Вспомнил я в сердце своем все, что случилось со мной: как разбойники оставили меня на дороге, как я от них спасся и как шел целый месяц и вошел в город чужеземцем, и встретился с портным и с женщиной под землею, и как спасся от ифрита, когда он нашел меня и вознамерился убить. И я вспомнил обо всем, что прошло в моем сердце, с начала до конца, и восхвалил Аллаха, и воскликнул: «Ценою глаза, но не души!».

А прежде чем выйти из города, сходил в баню, обрил себе бороду, надел черную власяницу и пошел наугад. Каждый день я плакал и размышлял о бедствиях, случившихся со мною, и о потере глаза. И всякий раз говорил такие стихи:

 
Всемилостивым клянусь, смущенья, сомненья нет,
Печали, не знаю как, меня окружили вдруг.
 
 
Я буду терпеть, пока терпенье само не сдаст;
Стерплю я, пока Аллах судьбы не решит моей.
 
 
Стерплю, побежденный, я без стонов и жалобы,
Как терпит возжаждавший в долине в полдневный зной.
 
 
И буду терпеть, пока узнает терпение,
Что вытерпеть горшее, чем мирра, я в силах был.
 
 
Ничто ведь не горько так, как мирра, но будет ведь
Еще более горько мне, коль стойкость предаст меня.
 
 
И тайна души моей – толмач моих тайных дум,
И тайное тайн моих – о вас мысли тайные.
 
 
И горы б рассыпались, коль бремя мое несли б,
И ветер не стал бы дуть, и пламя потухло бы.
 
 
И если кто скажет мне, что жизнь иногда сладка,
Скажу я: «Наступит день, что горше, чем мирры вкус».
 

И я скитался по странам, и приходил в города, и направился в Обитель Мира – Багдад, надеясь дойти до повелителя правоверных и рассказать ему, что со мной случилось. И пришел в Багдад сегодня вечером, и нашел моего первого брата стоящим в недоумении, и сказал ему: «Мир с тобой!». Мы побеседовали, а вскоре подошел к нам третий брат и сказал: «Мир с вами, я чужеземец», – и мы отвечали: «Мы тоже чужеземцы и пришли сюда в эту благословенную ночь». С той минуты мы пошли втроем, и никто из нас не знал истории другого. Судьба привела нас к этой двери, и мы вошли к вам. Вот какова моя история.

«Поистине, рассказ твой удивителен, – сказала госпожа жилища. – Пригладь себе голову и уходи своей дорогой». Но календер сказал: «Я не уйду, пока не услышу истории моих товарищей».

И тогда выступил вперед третий календер и сказал: «О благородная госпожа, моя история не такова, как история этих двоих! Нет! Моя история удивительнее и диковиннее. Из-за нее я обрил себе бороду и потерял глаз. Этих двоих поразила судьба и рок, я же своей рукой навлек на себя удар судьбы и заботу».

История третьего календера

Был я царем, сыном царя. И когда отец скончался, я взял власть после него и управлял, и был справедлив и милостив к подданным.

И была у меня любовь к путешествиям по морю на корабле, а город наш лежал посреди обширного моря, и вокруг были острова, большие и многочисленные. И было у меня пятьдесят кораблей торговых и пятьдесят кораблей поменьше, для прогулок, а также сто пятьдесят судов, снаряженных для боя и священной войны. Захотел я однажды посмотреть на острова, и вышел с десятью кораблями, взяв запасов на целый месяц, и ехал двадцать дней, а когда наступила одна из ночей, на нас подул столь сильный ветер, что на море поднялись большие волны, которые бились одна о другую. И мы отчаялись в жизни, утратили надежду на спасение, и покрыл нас густой мрак, и я воскликнул: «Недостоин похвалы подвергающийся опасности, даже если он спасется!». И мы стали взывать к Аллаху Великому, умоляя его о пощаде, а ветер все дул против нас, и волны бились, пока не показалась заря. Лишь тогда море успокоилось, а скоро засияло солнце. И мы приблизились к острову, и вышли на сушу, и приготовили себе поесть, и поели, а затем отдохнули два дня и еще двадцать дней держали путь по морю.

Но воды смешались перед нами и перед капитаном так, что он перестал узнавать места вокруг, и дозорному было велено: «Поднимись на мачту и осмотри море». И он повиновался, и влез на мачту и, посмотрев, сказал капитану. «О капитан, я видел справа от меня рыбу на поверхности воды, а на середине моря – то, что по временам кажется то черным, то белым». И, услышав слова дозорного, капитан ударил чалмой о землю и стал рвать себе бороду, восклицая: «Знайте, что мы все погибли, и никто из нас не спасется!».

И слезы потекли из глаз его, и все мы заплакали о себе. Тогда я спросил: «О капитан, расскажи нам, что видел дозорный». И отвечал капитан: «Знай, о господин мой, мы сбились с дороги в тот день, когда против нас поднялись волны. Ветер успокоился лишь на следующий день утром, и мы простояли два дня и заблудились в море, и с той ночи прошел уже двадцать один день, но нет ветра, который бы снова пригнал нас на верный путь. Завтра к концу дня мы достигнем горы из черного камня, которую называют Магнитная гора, потому что вода насильно влечет нас к ее подножию. Тогда наш корабль распадется на части, а все гвозди, которыми он сколочен, полетят к этой горе и пристанут к ней, ведь Аллах Великий вложил в магнитный камень тайну, отчего стремится теперь к нему все железное. Много железа в этой горе, а сколько – знает только Аллах Великий, потому что с древних времен об нее разбилось много кораблей. Там на горе вблизи моря стоит купол из желтой меди, утвержденный на десяти столбах, а на нем – статуя медная: восседает на коне всадник с медным копьем в руке и свинцовой доской на груди, на которой вырезаны имена и заклинания. И губит людей, о царь, – говорил капитан, – тот самый всадник, сидящий на коне. И освобождение наступит только тогда, когда всадник будет повержен с него».

Потом капитан заплакал горьким плачем, и мы убедились, что погибаем несомненно. И каждый из нас простился со своими друзьями и сделал завещание. В ту ночь не заснул никто, а когда настало утро, мы стали стремительно приближаться к этой горе, и воды силой влекли нас к ней. А когда корабль оказался у самого подножия её, то распался на доски, оттого что все железо и гвозди, бывшие в нем, вылетели и, устремившись к магнитному камню, застряли в нем. До самой ночи кружило нас вокруг горы, и некоторые утонули, а другие спаслись, но большинство погибло, и даже спасшиеся не знали друг о друге, так как волны и ветер жестокий унесли всех в разные стороны.

Что до меня, то Аллах Великий возжелал, чтобы я нашел спасение, ибо угодны были ему мои несчастья, пытки и испытания. Когда корабль разлетелся, я поймал одну доску и плыл на ней, пока ветер не прибил меня к горе вплотную. Там я нашел дорогу, пробитую в камне наподобие лестницы, ведущей к самой вершине. И тогда я произнес имя Аллаха Великого, и воззвал к нему, и умолял его, и цеплялся за выбоины в горе, а когда немного поднялся, Аллах соизволил, чтобы ветер утих в тот же час, и помог мне достичь вершины целым и невредимым. Путь у меня был только один – к куполу, и я был крайне обрадован своему спасению.

Войдя под купол, я совершил омовение и молитву в два раката[24]24
  Ракат – часть мусульманского молитвенного акта, обстоящая из ряда установленных телодвижений и благочестивых восклицаний.


[Закрыть], благодаря Аллаха за спасение от смерти. А потом, уставший, я задремал под куполом и услышал сквозь сон, как кто-то говорит: «О ибн Хадыб, когда проснешься от сна, копай у себя под ногами: найдешь лук из меди и три свинцовые стрелы с написанными на них заклинаниями. Возьми их и стреляй во всадника, который на куполе! Избавь людей от этого великого бедствия! Когда ты метнешь стрелу во всадника, он низвергнется в море, а лук его упадет около тебя, тогда возьми его и зарой в том месте, где стоит конь. И помни, едва ты сделаешь это, море выступит из берегов и поднимется, и станет вровень с горой, а на нем появится челнок, в котором будет ждать тебя человек из меди, но не тот, что восседал на коне. Он подъедет к тебе с веслом в руке. Садись в челнок и не произноси имени Великого Аллаха, покуда он будет везти тебя. А медный человек станет грести и проедет десять дней, пока не доставит тебя в Море Безопасности. Там ты сможешь отыскать кого-нибудь, кто приведет тебя в твою страну. И все это тебе удастся, если ты не назовешь имени Аллаха».

И потом я пробудился от сна, с живостью встал и сделал так, как велел голос. И выстрелил во всадника, и сбросил его в море, и его лук упал возле меня, и я взял лук и зарыл его. Тогда море взволновалось и поднялось, и встало вровень с горой, и сравнялось со мною. Не прошло и минуты, как посреди моря показался челнок, который шел ко мне – и я восхвалил Великого Аллаха. Когда же челнок доплыл до меня, я увидал человека из меди, на груди которого была свинцовая доска с вырезанными на ней именами и заклинаниями. И я вошел в челнок молча, не говоря ничего. А человек греб первый день и другой, и третий, и до конца десяти дней, пока я не увидел Острова Спасения. Великая радость заполнила мне сердце, и оттого я помянул Аллаха, восклицая: «Во имя Аллаха! Нет бога, кроме Аллаха! Аллах велик!».

И едва я сделал это, медный человек выбросил меня в море, а потом возвратился и повернул обратно. И я продолжил свой путь вплавь, и плыл весь этот день до ночи. И руки мои утомились, и плечи устали, и я обессилел, ведь к тому же все время был в опасности. Тогда произнес я исповедание веры и убедился, что умру, но в то мгновение море заволновалось от ветра, и ко мне подошла волна великая, словно большая крепость, и подняла меня и выкинула, так что я оказался на суше, ибо Аллаху было так угодно. И я поднялся, и выжал свою одежду, и высушил ее, и разостлал на земле, и проспал ночь, а когда наступило утро, встал и осмотрелся, куда мне пойти. Я увидел рощу и обошел ее вокруг и поперек. Оказалось, что место, где я нахожусь – небольшой остров, и море окружает его. И я воскликнул: «Всякий раз, как спасусь от беды, попадаю в еще большую!».

И пока я раздумывал о своем деле, желая смерти, на горизонте показался корабль с людьми, который направлялся к острову, куда выкинула меня волна судьбы. Тогда я поднялся и залез на дерево, а корабль пристал вплотную к берегу, и с него сошли десять рабов с заступами. Дойдя до середины острова, они разрыли землю, откопали опускную дверь и, подняв ее, открыли вход в подземелье, а после вернулись на корабль и стали переносить оттуда хлеб, муку, масло, мед, скотину и утварь, необходимую для жилья. До тех пор рабы ходили на судно и обратно, перенося припасы с корабля в подземелье, пока не перенесли туда все, что только было на корабле, а после сошли на берег, неся с собою одежды что ни на есть лучшие. И был посреди них старик, который прожил сколько прожил, и судьба потрепала его, но пощадила. И был он точно мертвый и брошенный, в голубой тряпке, которую продували ветры с запада и востока, как сказал о нем поэт:

 
Потряс меня рок и как потряс-то! —
Ведь року присуща мощь и сила.
 
 
Я раньше ходил, не утомляясь,
Теперь не хожу и утомлен я.
 

И руку старца держал в своей руке прекрасный юноша, вылитый в форме красоты и блеска, и совершенства, так что прелесть его вошла в поговорку. И он был подобен свежей ветке, и чаровал все сердца своей красотой, а умы похищал своей нежностью, как сказал о нем поэт:

 
Когда красу привели бы, чтоб с ним сравнить,
В смущенье бы опустила краса главу.
 
 
И если б ее спросили: «Видала ли ты
Подобного?» – то сказала бы: «Такого? Нет!»
 

И до тех пор они шли, пока не достигли двери в подземелье, и скрылись все в нем на час или больше. А потом наверх поднялись рабы и старик, но юноши не было среди них. И рабы опустили дверь, как было до прихода их, и вместе со старцем сошли на судно и исчезли с моих глаз. Когда же корабль отчалит от берега, я спустился с дерева, и, подойдя к тому месту, стал разрывать землю и переносить ее в сторону от заваленной двери. Я терпеливо трудился, пока не очистил дверь, и оказалось, что она деревянная, шириной с камень мельничного жернова. И я поднял ее, и под нею оказалась каменная сводчатая лестница. Это удивило меня, и я решил спуститься вниз, а когда дошел до конца ее, увидел помещение, чистое и устланное всевозможными коврами и шелковыми подстилками. Тот юноша сидел на высоком седалище, опершись на круглую подушку, в руках у него было опахало, и перед ним стояли благовония и цветы. Был он один.

При виде меня лицо юноши пожелтело, а я приветствовал его и сказал: «Успокой свою душу и умерь свой страх: тебе не будет вреда! Я человек, как и ты, и сын царя, и судьба привела меня к тебе, чтобы я развлек тебя в твоем одиночестве. Какова твоя история, что произошло с тобой, отчего ты поселился под землею один?».

Убедившись, что я из его породы, юноша обрадовался, и краска возвратилась к лицу его. Он велел мне приблизиться и сказал: «О брат, история моя удивительна! Мой отец торговец драгоценными камнями. Есть у него и товары, и рабы, и невольники-торговцы, которые ездят для него на кораблях с товарами в самые отдаленные страны. Есть у него и караваны верблюдов, и большие деньги. Но мой отец никогда не имел ребенка. А однажды увидал во сне, что у него родится сын, но жизнь его будет короткой. И он проснулся, крича и плача, а на следующую ночь моя мать понесла, и отец отметил время зачатия. Когда дни беременности кончились, она родила меня. И отец обрадовался, и устроил пиры, и стал кормить бедных и нуждающихся, так как я был послан ему в конце его жизни. Беспокоясь о судьбе моей, он собрал звездочетов, и времяисчислителей, и мудрецов того времени, и знатоков рождений и гороскопов, и они исследовали положение звезд в день моего рождения, и сказали отцу: «Твой сын проживет пятнадцать лет, и ему угрожают опасности, но если он от них спасется, то будет жить долго. А причина поджидающей его смерти в том, что в Море Гибели есть магнитная гора, на которой стоит конь и всадник из меди, а на груди всадника свинцовая доска. И когда всадник упадет с коня, твой сын умрет через пятьдесят дней после этого от руки того, кто собьет всадника. И это царь, и зовут его Аджиб ибн Хадыб».

И мой отец сильно огорчился. Он воспитывал меня наилучшим образом, пока я не достиг пятнадцати лет, а десять дней тому назад до него дошла весть, что всадник упал в море и что повергшего его в пучину морскую зовут Аджиб, сын царя Хадыба. Мой отец испугался, что я буду убит, и перевез меня в это место. Вот моя история и причина моего одиночества».

Услышав эту историю, я изумился и сказал про себя: «Это все я сделал! Но клянусь Аллахом, я никогда его не убью», – и уверил его: «О господин мой, да избавишься ты от болезни и гибели! Если захочет Аллах Великий, ты не увидишь заботы, огорчения и расстройства. Я буду жить у тебя, и прислуживать тебе, а потом возвращусь своей дорогой, после того как пробуду с тобой эти дни».

И мы просидели за беседой до ночи, а потом я встал, зажег большую свечу и заправил светильник, и мы сидели, поставив сначала кое-какую еду. Потом я встал и поставил сладости, и мы лакомились и сидели, беседуя друг с другом, пока не прошла большая часть ночи. Тогда юноша лег, я укрыл его и сам тоже лег, а наутро поднялся и нагрел немного воды, и осторожно разбудил юношу, а едва он проснулся, я принес ему горячую воду. Он вымыл лицо и сказал: «Да воздастся тебе за это благом, о юноша! Клянусь Аллахом, когда я спасусь от того, чье имя Аджиб ибн Хадыб, я заставлю моего отца вознаградить тебя. Если же я умру, мир тебе от меня».

«Да не наступит день, когда тебя поразит зло, и да назначит Аллах мой день раньше твоего дня!» – ответил я и подал еды. И мы поели, и я зажег ему куренья, и он надушился, а после этого я сделал для него триктрак, и мы стали играть. Потом поели сладкого и продолжили играть до ночи, а тогда я зажег свечи и подал ему, и сидел подле него, беседуя с ним, пока от ночи осталось мало. Юноша лег, я укрыл его и тоже лег. И так продолжалось дни и ночи. В сердце моем возникла любовь к юноше, и я забыл свою заботу и сказал в душе: «Солгали звездочеты! Клянусь Аллахом, никогда не убью его».

Так я служил ему, и разделял его трапезы, и беседовал с ним до истечения тридцати девяти дней, а в ночь на сороковой день юноша обрадовался и сказал: «О брат мой, слава Аллаху, который спас меня от смерти, и это случилось по твоему благоволению и по благословению твоего прихода. Я прошу Аллаха, чтобы он вознаградил тебя и твою землю! Прошу тебя, о брат мой, нагрей мне воды, я умоюсь и вымою себе тело». «С любовью и охотой», – ответил я и нагрел ему воды в большом количестве, и внес ее к юноше, и хорошо вымыл ему тело мукой волчьих бобов, и натер его, и прислуживал ему, и переменил ему одежду, и постлал для него высокую постель. Тогда юноша подошел и кинулся на постель, сказав: «О брат мой, отрежь нам арбуза и полей его соком сахарного тростника».

Я вошел в кладовую и нашел хороший арбуз, который лежал на блюде. Нужно было разрезать его, и я спросил юношу: «О господин мой, нет ли у тебя ножа?» – а тот ответил: «Вот он, над моей головой, на той верхней полке». И я торопливо встал и взял нож, схватив его за конец, а, когда стал спускаться назад, моя нога споткнулась, и я свалился на юношу с ножом в руке. И сообразно тому, как было написано в безначальности, нож вонзился юноше в сердце, и он тотчас же умер.

И когда он закончил свой срок, я понял, что убил его, и испустил громкий крик, стал бить себя по лицу и разорвал на себе одежду и воскликнул: «Поистине, мы принадлежим Аллаху и к нему возвращаемся!». О мусульмане, одна только ночь оставалась этому юноше до истечения опасного срока, о котором говорили звездочеты и мудрецы, и предел жизни этого красавца должен был наступить от моей руки! О, если бы мне не резать этого арбуза! Это поистине бедствие и печаль! Но пусть Аллах свершает дело, которое решено!

Когда я осознал, что убил его, то встал и поднялся по лестнице, и насыпал обратно землю, и окинул глазами море, и увидел корабль, рассекавший море и направлявшийся к берегу. Я испугался и сказал: «Сейчас они придут и найдут их дитя убитым. Эти люди узнают, что я убил его, и убьют меня несомненно!». Тогда я подошел к высокому дереву и влез на него, и закрылся его листьями, но едва успел усесться на верхушке, как появились рабы и с ними дряхлый старик, отец юноши. Они подошли к тому месту и, сняв землю, нашли дверь и спустились, и увидели, что юноша лежит, и его лицо сияет после бани, и одет он в чистое платье, и нож воткнут ему в грудь. И они закричали, и заплакали, и стали бить себя по лицу, и взывать о горе и бедствии. На долгий час старец лишился сознания, и, рабы подумали, что после своего сына он не будет жить.

Они завернули юношу в его одежды и накинули на него шелковый плащ, затем вышли к кораблю, и старец шел позади них. Увидав своего сына лежащим, он упал на землю и в отчаянье посыпал голову прахом, и бил себя по лицу, и вырвал себе бороду. Он подумал о смерти своего сына и заплакал еще сильнее, а вскоре лишился чувств. Тогда один из рабов поднялся и принес кусок шелковой материи, и старика положили на скамью и сели у него в головах. Все это время я сидел на дереве над их головой и смотрел, что происходит. И сердце мое поседело, прежде чем стала седою моя голова, из-за забот и печалей, перенесенных мною. И я произнес:

 
Велики блага тайные Аллаха,
Что скрыты от ума мужей разумных.
 
 
Как много дел тебе противны утром,
А вечером они приносят радость!
 
 
Как часто нам легко вслед за мученьем!
Так облегчи же грусть больного сердца!
 

И старец оставался без сознания, пока не приблизился закат. А потом он очнулся, и, увидев своего сына, с которым случилось то, чего все опасались, он стал бить себя по лицу и по голове, произнося: