Текст книги "Песнь любви"

Автор книги: авторов Коллектив

Затем мы поднялись наверх и опустили плиту, и насыпали землю на место, и сделали могилу такой, как она была прежде, после чего возвратились в наше жилище. Но даже сесть не успели, как услышали звуки барабанов, труб и литавр, и бряцание оружия храбрецов, и крики людей, и лязг удил, и конское ржание, и мир покрылся мраком и пылью из-под копыт коней. И наш ум смутился, и мы не знали, в чем дело, а когда спросили, что случилось, нам ответили, будто визирь, который захватил царство моего отца, собрал солдат, нанял кочевых арабов и пришел к нам с войском, многочисленным, как пески, которого не счесть и не одолеть никому. Они ворвались в город внезапно, и жители не могли устоять против них и отдали город.

И мой дядя погиб, а я убежал в конец города с единственной мыслью: «Если я попаду визирю в руки, он убьет меня!». И печали мои умножились и возобновились. Размышляя о событиях, происшедших с моим отцом и дядей, и о том, что теперь делать, я сказал себе: «Если я появлюсь на людях, жители города и войска моего отца узнают меня, и будет мне смерть и гибель. И спасение нашел лишь в том, что обрил усы и бороду и, переменив платье, вышел из города в надежде, что встречу кого-нибудь, кто проведет меня к повелителю правоверных, наместнику бога на земле, которому я мог бы рассказать и изложить свое дело и то, что случилось со мной.

Я достиг этого города в сегодняшний вечер и остановился, недоумевая, куда идти. Увидев этого календера, я приветствовал его и сказал: «Чужеземец». И он отвечал: «И я тоже чужеземец!». А вскоре подошел вот этот третий и поздоровался с нами, и сказал: «Чужеземец!» – и мы ответили: «И мы тоже чужеземцы». Так мы пошли вместе, но мрак налетел на нас, и судьба привела нас к вам. Вот какова моя история.

«Пригладь свою голову и иди», – сказала ему женщина, но календер воскликнул: «Не уйду, пока не услышу рассказы других!».

Все удивились его истории, и халиф сказал Джафару: «Клянусь Аллахом, я не видел и не слышал чего-либо подобного тому, что случилось с этим календером!»

Тогда выступил вперед второй календер и поцеловал землю, и сказал: «О госпожа моя, я не родился кривым, и со мной случилась удивительная история, которая, будь она написана иглами в уголках глаз, послужила бы назиданием для поучающихся».

История второго календера

Я был царем, сыном царя, и читал Коран согласно семи чтениям[18]18
  Под «семью чтениями» подразумеваются те варианты в чтении Корана, которые допускаются семью каноническими школами чтецов.


[Закрыть], и читал книги, и излагал их старейшинам наук, и изучал науку о звездах и слова поэтов, и усердствовал во всех науках, пока не превзошел людей моего времени, и почерк мой был лучше почерка всех писцов. Так что слава обо мне распространилась по всем областям и странам, дойдя до всех царей.

Услышал обо мне и царь Индии. И послал к моему отцу с подарками и редкостями, подходящими для царей, чтобы тот отправил меня к нему. И отец снарядил меня с шестью кораблями, и мы плыли по морю целый месяц и, достигши берегов, вывели коней, которые были с нами на корабле, нагрузили подарками десять верблюдов и двинулись в путь по суше, но немного прошли. Вдруг я вижу, поднялась и взвилась пыль, так что застлала края земли, и через час дневного времени пыль рассеялась, а из-за нее появились пятьдесят всадников – хмурые львы, одетые в железо. И мы всмотрелись в них и поняли, что это кочевники, разбойники на дороге. Увидев, что нас мало и с нами десять верблюдов, нагруженных подарками для царя Индии, они ринулись вперед и выставили перед нами острия своих копий. Знаками мы сообщили: «Сам великий царь Индии пригласил нас, не делайте нам зла!». Но они ответили: «Мы не на его земле и не под его властью», – и убили часть слуг. Остальные бежали, и я бежал, после того как был тяжело ранен. Кочевники отобрали у нас деньги и подарки, приготовленные отцом, а я не знал, куда направиться. Я был велик и вдруг сделался низким. Я шел, пока не пришел к вершине горы, а там приютился в пещере до наступления дня и потом продолжал идти, пока не достиг города, безопасного и укрепленного, от которого отвернулся холод зимы и к которому обратилась весна с ее прекрасными цветущими розами. И растения в нем пышно росли, и реки разливались, и птицы щебетали. Описывая этот город, поэт сказал о нем:

 
Во граде том для живущих нет ужаса,
И дружбою безопасность с ним связана,
 
 
И сходен он с дивным садом разубранным,
И жителям очевидна красота его.
 

Я обрадовался, что достиг этого города, так как утомился от ходьбы, меня одолели тяготы, я пожелтел, и мое состояние расстроилось. Куда идти, я тоже не знал. А проходя мимо лавки портного, я приветствовал хозяина, и он ответил на мое приветствие, сказав: «Добро пожаловать!». Он был со мною очень добр и, когда спросил, почему я оказался на чужбине, я поведал ему обо всем, что со мной случилось, с начала до конца. Портной огорчился за меня и сказал: «О, юноша, не открывай того, что с тобою! Я боюсь для тебя зла от царя этого города: он величайший враг твоего отца и имеет повод мстить ему».

Потом портной принес еду и напитки, и мы поели, и я беседовал с ним весь вечер. Он отвел мне место рядом со своей лавкой, принеся нужную постель и одеяло. Так я провел у него три дня. Однажды он спросил: «Не знаешь ли ты ремесла, чтобы им зарабатывать?» – и я ответил, что изучал законы и иные ученые книги, владею искусством счета и письма, но портной сказал: «На твое ремесло нет спроса в наших землях, и в целом городе нашем нет никого, кто бы знал грамоту или иную науку кроме наживы». «Клянусь Аллахом, – ответил я, – что ничего не знаю сверх того, о чем уже сказал». Тогда портной велел: «Затяни пояс, возьми топор и веревку да руби дрова на равнине. Кормись этим, пока Аллах не облегчит твою участь, и не дай им узнать, кто ты, иначе тебя убьют». Он купил мне топор и веревку и отдал одному из дровосеков, поручив заботиться обо мне. И я вышел с дровосеками и рубил дрова целый день, потом приносил на рынок вязанку на голове, продавал за полдинара, и часть проедал, а часть оставлял. Так и прожил целый год.

А однажды я пришел, по своему обычаю, на равнину, углубился в нее и увидел рощу, где было много дров. Найдя в этой роще толстый корень, стал его окапывать. И едва удалил с него землю, как топор наткнулся на медное кольцо. Очистив его от земли, я вдруг увидел, что оно приделано к деревянной опускной двери! Под этой дверью оказалась лестница, и я сошел по ней вниз, пока не очутился у двери, которая была входом во дворец, прекрасно построенный, с высокими колоннами. Во дворце я нашел молодую женщину, подобную драгоценной жемчужине, разгоняющую в сердце горе, заботу или печаль. Ее речи утоляют скорби и делают безумным всякого умного и рассудительного! Она высока ростом, с крепкой грудью, нежными щеками, благородным обликом и сияющим цветом лица, и лик ее светил в ночи ее локонов, а уста ее блистали над выпуклостью груди, подобно тому как сказал о ней поэт:

 
Черны ее локоны, и втянут живот ее,
а бедра – холмы песку, и стан – точно ивы ветвь!
 

И еще:

 
Четыре тут для того лишь подобраны,
Чтоб сердце мне в кровь изранить и кровь пролить.
 
 
Чела ее свет блестящий и пряди ночь,
И розы ланит прелестных, и тела блеск.
 

Взглянув на эту женщину, я пал ниц перед ее творцом, создавшим ее столь красивой и прелестной, а она взглянула на меня и сказала: «Ты кто будешь: человек или джинн?». Я ответил: «Человек», – и она спросила: «А кто привел тебя в это место, где я провела уже двадцать пять лет и никогда не видела человека?». Слова ее были сладостными, и она захватила целиком мое сердце. Я ответил: «О госпожа моя, меня привели сюда звезды, для того чтобы рассеять мою скорбь и заботу», – и рассказал обо всем, что со мною случилось, от начала до конца. Она выслушала и огорчилась моим положением, и заплакала, и сказала: «Я тоже расскажу тебе свою историю. Знай, что я дочь царя Эфитамуса, владыки Эбеновых островов. Он выдал меня за сына моего дяди, и в ночь, когда меня провожали к жениху, ифрит по имени Джирджис ибн Раджмус, внук тетки Иблиса[19]19
  Иблис – дьявол.


[Закрыть], похитил меня и улетел, и опустился в этом месте. Он перенес сюда все, что мне было нужно из одежд, украшений, материй, утвари, кушаний и напитков и прочего. Каждые десять дней ифрит приходит ко мне и спит здесь одну ночь, а потом уходит своей дорогой, ведь взял он меня без согласия своих родных. Мы условились, что, если мне понадобится что-либо ночью или днем, я коснусь рукою этих двух строчек, написанных на нише, и не успею убрать руку, как увижу его подле себя. Сегодня четыре дня, как он приходил. До следующего раза – еще шесть дней. Не хочешь ли ты погостить у меня это время, а за день до его прихода соберешься и пойдешь своей дорогой?» – «Хорошо, – сказал я, – прекрасно будет, если оправдаются грезы!» И она обрадовалась, и поднялась на ноги, и, взяв меня за руку, провела через сводчатую дверь в баню, нарядную и красивую. Я вошел внутрь и снял с себя одежду, и женщина тоже сняла, и я вымылся и вышел, а она села на скамью и посадила меня рядом с собою. Потом она принесла мне сахарной воды с мускусом и напоила меня, и подала еды. Мы поели и поговорили, а потом она сказала: «Ляг и отдохни, ты ведь устал». Я лег и забыл о том, что со мной случилось, и поблагодарил ее, а, проснувшись, увидел, что она растирает мне нош, и помолился за нее, и мы сели и немного поговорили. Тогда она сказала: «Клянусь Аллахом, моя грудь была стеснена, пока я жила одна здесь, под землёй! Двадцать пять лет я никого не видела и ни с кем не могла поговорить. Хвала Аллаху, который послал тебя ко мне! О юноша, не хочешь ли ты вина?» – и я сказал. «Подавай!». Тогда женщина направилась в кладовую и вынесла старого запечатанного вина. Она расставила зелень и проговорила:

 
Если б ведом приход ваш был, мы б устлали
Кровью сердца ваш путь и глаз чернотою.
 
 
И постлали б ланиты вам мы встречу,
Чтоб лежала дорога ваша по векам.
 

Когда она кончила стихи, я поблагодарил ее, и любовь к ней овладела моим сердцем. Грусть и заботы покинули меня, и мы просидели за беседой до ночи, а потом я провел с нею ночь, равной которой не было в моей жизни.

Утром мы проснулись и прибавляли радость к радости до полудня, и я напился до того, что перестал сознавать себя. Тогда я встал, покачиваясь направо и налево, и сказал этой женщине: «О красавица, пойдем, я тебя выведу из-под земли и избавлю от этого джинна!». Но она лишь засмеялась и воскликнула: «Будь доволен и молчи! Из каждых десяти дней день будет ифриту, а девять будут твои». И тогда, покоренный опьянением, я воскликнул: «Я сию минуту сломаю эту нишу, на которой вырезана надпись, и пусть ифрит приходит, чтобы я убил его! Я привык убивать ифритов!».

Услышав эти слова, женщина побледнела и воскликнула: «Ради Аллаха, не делай этого!» – а потом добавила:

 
Если дело несет тебе злую гибель,
Воздержаться от дел таких будет лучше.
 

И продолжила такими стихами:

 
К разлуке стремящийся, потише! —
Ведь конь ее резв и чистой крови.
 
 
Терпи! Ведь судьба всегда обманет,
И дружбы конец – всегда разлука.
 

Едва она окончила стихи, я, даже не разобрав толком ее слов, сильно ударил ногою о нишу. И когда это случилось, не успел я очнуться, как везде потемнело, и загремело, и заблистало, и земля затряслась, и небо покрыло землю, и хмель улетел у меня из головы, и я спросил: «Что случилось?». А женщина воскликнула: «Ифрит пришел к нам! Не предостерегала ли я тебя от этого? Клянусь Аллахом, ты погубил меня! Спасай свою душу и поднимись туда, откуда ты пришел!».

От жуткого страха я забыл свой топор и башмаки, а когда поднялся на две ступеньки и оглянулся, чтобы найти и взять их, земля вдруг разверзлась, из-под нее появился ифрит гнусного вида и бросился к девушке со словами: «Что это за сотрясение, которым ты меня встревожила? Что с тобой случилось?». А она отвечала ему: «Со мной не случилось ничего. Только печаль стеснила мою грудь, и мне захотелось выпить вина, чтобы стало светлее на душе. И я выпила немного и встала за нуждой, но голова была так тяжела, что я упала на нишу». «Ты лжешь, блудница!» – воскликнул ифрит и осмотрелся в комнате направо и налево, а увидев топор и башмаки, воскликнул: «Это явно принадлежит человеку! Кто к тебе приходил?». А женщина ответила: «Я только сейчас увидела это! Они, вероятно, зацепились за тебя». Но ифрит был непреклонен: «Это бессмысленные речи, и ими меня не проведешь, о неверная!» – и с этими словами сорвал с нее одежду, растянул несчастную между четырех кольев и принялся ее мучить и выпытывать, что произошло.

И мне было нелегко слышать ее плач. Я поднимался по лестнице, дрожа от страха, а добравшись до верха, опустил дверь, как она была, и прикрыл ее землею. До крайности я раскаивался в том, что сделал, и вспоминал эту женщину, и ее красоту, и то, как ее мучил этот проклятый, с которым она провела уже двадцать пять лет, и что с ней случилось из-за меня одного. И размышлял о моем отце и его царстве, и о том, как я стал дровосеком, и как после ясных дней моя жизнь замутилась. Я заплакал и произнес такой стих:

 
И если судьба тебя поразит, то знай:
Сегодня легко тебе, а завтра труднее жить.
 

В раздумьях этих я пришел к портному и увидел, что, ожидая меня, он мучается, как на горячих сковородках. «Вчерашнюю ночь мое сердце было с тобою, – говорил он, – и я боялся, что тебя постигла беда от дикого зверя или чего другого. Слава Аллаху за твое спасение!» Я поблагодарил его за заботливость и пошел в свою комнату, все размышляя о случившемся и упрекая себя за болтливость и горячность, за то, что толкнул ту нишу ногой.

И пока я мучился в мыслях этих, мой друг – портной – вошел ко мне и сказал: «О юноша, на наш двор зашел старик персиянин. Он принес твой топор и башмаки и спрашивает тебя. Говорит, что принес их дровосекам со словами: “Я вышел, когда муэдзин[20]20
  Муэдзин – служитель мечети, особым возгласом призывающий правоверных на молитву.


[Закрыть] призывал на утреннюю молитву, и по пути наткнулся на эти вещи. Может быть, вы укажете мне, где их владелец?”. И дровосеки указали на тебя, узнав твой топор. Старик сидит в моей лавке. Выйди же к нему, поблагодари и возьми свой топор и башмаки».

 
Мой взгляд за уста мои вещает, и ясно вам,
И страсть объявляет то, что в сердце скрываю я.
 
 
Когда же мы встретились, и слезы лились мои,
Безгласен я сделался, но взор мой о вас вещал.
 

Услышав эти слова, я побледнел и расстроился, а в это время земля в моей келье вдруг разломилась, и появился ифрит, который представился портному персиянином. Он пытал ту женщину крайней пыткой, но она ни в чем не призналась, тогда он взял мои вещи и воскликнул: «Если я Джирджис из потомства Иблиса, то приведу владельца этого топора!». И с такой уловкой пришел он к дровосекам, и вошел ко мне, и, не дав ни минуты, похитил меня, и полетел, и поднялся, и опустился, и погрузился под землю, а я не сознавал самого себя. Потом он вошел со мной в тот дворец, где я был, и очам моим предстала та женщина – она лежала обнаженная, растянутая между кольями, и кровь стекала с ее боков. Из глаз моих полились слезы, а ифрит взял эту женщину и сказал ей: «О развратница, не это ли твой возлюбленный?». Но она лишь посмотрела на меня и прошептала: «Я его не знаю и не видела раньше этой минуты». «И после такой пытки ты не признаешься?!» – воскликнул ифрит. И женщина упрямо отвечала: «Я в жизни его не видела, и Аллах не позволяет мне солгать на него!». Тогда ифрит сказал: «Если ты его не знаешь, возьми этот меч и сбей ему голову». Она взяла меч и подошла ко мне, и встала у меня в головах, а я сделал ей знак бровью, и слезы потекли у меня по щекам. Женщина все поняла и мигнула мне, сказав: «Все это ты с нами сделал!». А я ответил знаком: «Сейчас время прощения», – и язык моего положения говорил:

 
Она указала мне, и понял я речи глаз,
И пальцем я дал ей знак, и был он понятен ей.
 
 
И все, что нам надобно, бровями мы делаем;
Молчим мы, и лишь любовь за нас говорит одна.
 

И когда я окончил стихи, девушка выронила из рук меч и воскликнула: «Как я отрублю голову тому, кого не знаю и кто не сделал мне зла? Моя вера мне не позволяет этого!» – и отошла назад, а ифрит сказал: «Тебе нелегко убить твоего возлюбленного, ведь он проспал с тобой ночь! Ты терпишь такую пытку и не хочешь признаться! Но лишь сходное сочувствует сходному!». После этого ифрит обратился ко мне со словами: «О человек, а ты не знаешь эту женщину?» – «А кто она такая? – сказал я. – Я совершенно ее не видел до этого времени». – «Так возьми меч и скинь ей голову, и я дам тебе уйти, и не стану тебя мучить, и удостоверюсь, что ты ее совершенно не знаешь», – сказал ифрит. «Хорошо», – ответил я и, взяв меч, с живостью выступил вперед и поднял руку. И женщина сказала мне бровью: «Я не погрешила перед тобой, – так ли ты воздашь мне?». И я понял, что она сказала, и сделал ей знак, означающий: «Я выкуплю тебя своей душой». А язык нашего положения написал:

 
Как часто влюбленные взором своим
Любимой о тайнах души говорят.
 
 
И взоры их глаз говорят им: «Теперь
Узнал я о том, что случилось с тобой».
 
 
Как дивны те взгляды любимой в лицо,
Как чудно хорош изъясняющий взор!
 
 
Вот веками пишет один, а другой
Зрачками читает посланье его.
 

И из моих глаз полились слезы, и я бросил из рук меч и сказал: «О сильный ифрит и могучий храбрец! Если женщина, которой недостает ума и веры, не сочла дозволенным скинуть мне голову, как может быть дозволено мне обезглавить ее? Ведь я ее в жизни не видел! Я не сделаю этого никогда, хотя бы мне пришлось выпить чашу смерти и гибели». И вскричал ифрит: «Вы знаете, что между вами было дело! И я покажу вам последствия ваших дел!». После этих слов он схватил меч, ударил женщину по руке и отрубил ее. А затем ударил по другой… Так отсек он ей четыре конечности четырьмя ударами, а я смотрел и был убежден, что умру. Женщина сделала мне знак глазами, как бы прощаясь, а ифрит воскликнул: «Ты прелюбодействуешь глазами!» – и, ударив в последний раз, отмахнул ей голову. После этого он обратился ко мне и сказал: «О человек, по нашему закону, если женщина совершила блуд, нам дозволено ее убить, а я похитил эту женщину в ночь ее свадьбы, когда ей было двенадцать лет, и она не знала никого кроме меня. Каждые десять дней я на одну ночь приходил к ней и являлся в образе персиянина. Сегодня, убедившись, что она меня обманула, я убил ее. А что до тебя, то я не уверен, что ты обманул меня с нею, но я никак не могу оставить тебя невредимым. Выскажи же мне свое желание».

И я обрадовался до крайности и спросил: «Чего же мне пожелать от тебя?», – а ифрит ответил: «Выбирай, в какое животное тебя обратить: в собаку, осла или обезьяну?». И я искренне признался, что жажду прощения: «Клянусь Аллахом, если ты меня простишь, Аллах вознаградит тебя за то, что ты простил мусульманина, который не сделал тебе зла». И я умолял его горячей мольбой, и плакал перед ним, и уверял его в том, что я несправедливо обижен. Но ифрит воскликнул: «Не затягивай со мною твои речи! Я недалек от того, чтобы убить тебя, но предоставляю тебе выбор». Тогда я сказал: «О ифрит, тебе более подобает меня простить. Прости, как внушивший зависть простил завистнику». И спросил ифрит: «А как это было?».

И повел я рассказ.

Сказка о завистнике и внушившем зависть

Рассказывали, о ифрит, что в одном городе два человека жили в смежных домах с общим простенком, и один из них завидовал другому и поражал его глазом, и всячески силился повредить ему. Все время он ему завидовал, и его зависть так усилилась, что он стал вкушать мало пищи и сладости сна, а у того, кому он завидовал, добра только прибавлялось. Всякий раз, как сосед старался повредить, благосостояние этого человека увеличивалось, росло и процветало. Но внушивший зависть узнал, что сосед завидует ему и вредит, и уехал от соседства с ним, и удалился от его земли, сказав: «Клянусь Аллахом, я покину мир из-за него!». Поселился он в другом городе – купил себе землю, на которой был старый оросительный колодец, построил у колодца келью и, купив себе все, что нужно, стал поклоняться Аллаху Великому, предаваясь молитве с чистым сердцем.

Со всех сторон приходили к нему за помощью нуждающиеся и бедные, и слух о нем распространился в этом городе, и скоро весть дошла до его соседа-завистника. А тот, узнав о благе, которого достиг внушивший зависть, и о том, что вельможи города ходят к нему, приехал к соседу, ставшему монахом, вошел к нему в келью и нашел его крайне приветливым и доброжелательным. С пожеланием простора и уюта тот оказал своему гостю крайнее уважение. И завистник сказал: «У меня с тобой будет разговор, и в нем причина моего путешествия к тебе. Я хочу тебя порадовать. Встань же и пройдись со мною по этой келье». И тот поднялся и взял завистника за руку, и они прошли до конца кельи, тогда завистник сказал: «Вели твоим факирам, чтобы они пошли в свои кельи. Я скажу тебе только втайне, чтобы никто не слышал нас». Монах велел факирам: «Войдите в свои кельи», – и они повиновались, а тот прошел немного со своим гостем и, когда они приблизились к колодцу, завистник толкнул внушившего зависть и сбросил его в колодец, думая, что незаметно для всех убил его. А после пошел своей дорогой.

Но в колодце жили джинны. Они подхватили монаха, мало-помалу спустили его в самый низ и посадили на камень. Тогда один джинн спросил остальных: «Знаете ли вы, кто это?». «Нет», – ответили те, и он стал рассказывать: «Этот человек когда-то внушил зависть своему соседу, а потом бежал от завистника и поселился в нашем городе. Он воздвиг эту келью и развлекал нас своими молитвами и чтением Корана, но завистник пришел к нему и ухитрился сбросить его к нам. А весть об этом монахе дошла в сегодняшний вечер до султана нашего города, и он решил завтра посетить его келью ради своей дочери». Тогда один из джиннов спросил: «А что же с дочерью султана?» – и говоривший продолжил: «Она одержимая; в нее влюбился джинн Маймун ибн Дамдам, и если бы монах знал для нее лекарство, он бы, наверное, ее исцелил. А лекарство это – самая пустая вещь». И джинны спрашивали: «А какое же?» – и тот ответил им: «У черного кота, что живет в келье монаха, есть на конце хвоста белая точка величиною с дирхем. Надо взять лишь семь волосков из этой белой точки и окурить ими царевну, тогда марид уйдет у нее из головы и никогда не воротится к ней. Так она тотчас же вылечится».

И все это происходило, а человек, внушивший зависть, слушал. Когда же настало утро и заря заблистала у горизонта, нищие пришли к монаху и увидели, что он поднимается из колодца и стал оттого он великим в их глазах. Запомнил монах суть лекарства, и взял он из белой точки, что у кота на хвосте, семь волосков да спрятал у себя. А едва взошло солнце, в келью прибыл царь со своими вельможами. Всей свите приказал стоять у ворот, а сам вошел к монаху. И тот приветствовал его словами: «Добро пожаловать!» – и, велев подойти ближе, спросил: «Хочешь, я открою тебе, для чего ты ко мне прибыл?». «Хорошо», – ответил царь. Тогда человек сказал: «Ты прибыл ко мне помолиться, но в душе желаешь спросить о своей дочери». «Да, о праведный!» – воскликнул царь. И внушивший зависть сказал: «Пошли кого-нибудь привести ее, и я надеюсь, что, если захочет Аллах великий, она сию же минуту исцелится».

И царь обрадовался и послал своих телохранителей, и они принесли царевну со скрученными руками, закованную в цепи. Монах усадил ее, накрыл покрывалом и, вынув волосы, окурил ими. Тогда тот, кто был над ее головой, испустил крик и покинул ее, а девушка пришла в разум, закрыта себе лицо и спросила: «Что происходит, и кто привел меня в это место?». И султан обрадовался радостью, которой нет сильнее, и поцеловал ее в глаза, и поцеловал руки монаху, а после обернулся к вельможам своего царства и спросил: «Что скажете? Чего заслуживает тот, кто исцелил мою дочь?». И они отвечали: «Жениться на ней». И царь воскликнул: «Вы сказали правду!» – потом выдал дочь замуж за человека, внушившего зависть, и тот сделался зятем царя. А спустя немного времени умер визирь, и царь спросил: «Кого сделаем визирем?» – и вельможи советовали: «Твоего зятя», – и сделали его визирем. А спустя еще немного умер султан, и решили тогда сделать визиря султаном. Так он вскоре стал царем и правителем.

Однажды завистник проходил по его дороге и увидел вдруг, что тот, кому он завидовал, пребывает ныне в царственном великолепии, среди эмиров, визирей и вельмож! И взор царя упал на завистника. Тогда повернулся он и сказал одному из своих визирей: «Приведи ко мне этого человека и не устрашай его». Визирь повиновался и привел завистника к царю, а тот повелел: «Дайте ему тысячу мискалей[21]21
  Мискаль – мера веса, равная приблизительно 4,5 грамма.


[Закрыть] из моей казны, и принесите ему двадцать тюков товаров, и пошлите с ним стражника, чтобы он доставил его в город». После этого султан простился с завистником и уехал, не наказавши его ни за какие злодеяния.

Посмотри же, ифрит, как возбудивший зависть простил завистника! Ведь тот сначала завидовал ему, причинял ему вред и дошел до того, что приехал к нему и сбросил в колодец, желая убить, но монах не воздал ему за зло умышленное, а простил и отпустил».

И я заплакал перед ифритом горьким плачем, которого нет сильнее, и произнес:

 
Отпускай преступным: всегда мужи разумные
Одаряли злого прощением за дела его нечистые.
 
 
Я объял проступки все полностью и свершил их все,
Обойми же ты все виды прощенья – будь милостив,
 
 
И пусть тот, кто ждет себе милости от высшего,
Отпускает низшим проступки их и прощает нас.
 

«Чтобы тебя убить или простить, – сказал ифрит, это нет! Я непременно заколдую тебя!» – и он оторвал меня от земли, и взлетел со мною на воздух, так что я увидел под собой землю, как чашку посреди воды. Потом поставил меня на гору и, взяв немного земли, побормотал над нею, поколдовал и, осыпав меня ею, воскликнул: «Перемени этот образ на образ обезьяны!».

С того времени я сделался обезьяной столетнего возраста. И, увидев себя в этом гадком образе, заплакал по самому себе, но все же решил быть стойким против несправедливости судьбы, ибо знал, что время не благоволит никому. И я спустился с горы вниз, и увидел широкую равнину, и шел до конца месяца, и путь мой привел меня к берегу соленого моря. Там простоял я некоторое время и увидел корабль посреди моря. Ветер благоприятствовал ему, и он шел к берегу. Укрывшись за камнем на краю берега, я подождал, пока тот не достиг берега, и взошел на него. Но один из едущих воскликнул: «Уведите от нас этого злосчастного!», – и капитан ответил: «Мы его убьем». А тот, другой, вскричал: «Я убью его вот этим мечом!».

И испугался я так, что схватил капитана за полу и заплакал горько, и мои слезы потекли, и капитан сжалился надо мною, сказав: «О купцы, эта обезьяна прибегла к моей защите, я не дам убить ее. Отныне она под моим покровительством, и пусть никто ее не беспокоит и не досаждает ей». Так капитан стал обращаться со мной милостиво, и, что бы он ни говорил мне, я понимал и исполнял все приказания его. И я служил на корабле, и капитан полюбил меня. Ветер благоприятствовал кораблю пятьдесят дней, пока мы не пристали к большому городу, где было множество людей, число которых может счесть только Аллах. И в тот час, когда корабль наш остановился, к нам явились подданные царя города и поднялись на наше судно, и поздравили купцов с благополучием, и сказали: «Наш царь поздравляет вас с благополучием и посылает вам этот свиток бумаги. Пусть каждый из вас напишет на нем одну строчку».

А дело было в том, что у царя умер визирь-чистописец, и султан поклялся великими клятвами, что сделает визирем лишь того, кто напишет таким же почерком, как почивший чистописец. И они подали купцам бумажный свиток длиной в десять локтей и шириной в локоть, и каждый, кто умел писать, написал, до последнего. Тогда и я поднялся, будучи в образе обезьяны, и вырвал свиток у них из рук, а они испугались, что я порву его, и стали меня гнать криками, но я сделал знак, что умею писать! И капитан повелел своим людям: «Пусть пишет; если станет царапать, мы его прогоним от нас, а если напишет хорошо, я сделаю его своим сыном. Истинно, я не видел обезьяны понятливее, чем эта». Тогда я взял калам[22]22
  Калам – тростниковое перо для писания арабским шрифтом.


[Закрыть] и, набрав чернил из чернильницы, написал почерком рика такое двустишие:

 
Судьбою записаны милости знатных,
Твоя ж не написана милость досель.
 
 
Так пусть же Аллах не лишит нас тебя —
Ведь милостей всех ты и мать, и отец.
 

И я написал почерком рейхани:

 
Перо его милостью объемлет все области,
И все охватил миры своею он щедростью.
 
 
Нельзя Нил египетский сравнить с твоей милостью,
Что тянется к странам всем рукой с пятью пальцами.
 

И почерком судье я написал:

 
Всяк пишущий когда-нибудь погибнет,
Но все, что пишут руки его, то вечно.
 
 
Не вздумай же ты своею писать рукою
Другого, чем то, что рад ты, воскреснув, видеть.
 

И еще я написал почерком несхи:

 
И когда пришла о разлуке весть, нам назначенной
Переменой дней и судьбой, всегда превратной,
 
 
Обратились мы к устам чернильницы, чтоб сетовать
На разлуки тяжесть концами острых перьев.
 

И дальше я написал почерком тумар:

 
Халифат не вечен для правящих, поистине,
А коль споришь ты, скажи мне, где первые?
 
 
Благих поступков сажай посевы в делах своих;
Коль низложен будешь, посевы эти останутся.
 

И почерком мухажик я написал:

 
Открывши чернильницы величья и милостей,
Налей в них чернила ты щедрот и достойных дел.
 
 
Пиши же всегда добром, когда только можешь ты,
Тогда вознесешься ты высоко пером своим.
 

Потом я подал им свиток, и они написали каждый по строчке, а после этого невольники взяли свиток и отнесли к дарю. И султан посмотрел на свиток, ничей почерк ему не понравился, кроме моего, тогда сказал он присутствующим: «Отправляйтесь к обладателю этого почерка, посадите его на мула и доставьте его с музыкой. Наденьте на него драгоценную одежду и приведите его ко мне». Услышав эти слова, все улыбнулись, а царь разгневался и закричал: «О проклятые, я отдаю вам приказание, а вы надо мной смеетесь!» Тогда подданные отвечали: «О царь, нашему смеху есть причина». «Какая же?» – спросил он, и те ответили: «О царь, ты велел нам доставить к тебе того, кто написал этим почерком, но дело в том, что так написала обезьяна, а не человек, и она у капитана корабля». «Правда ли то, что вы говорите?» – спросил царь, и подданные ответили: «Да, клянемся твоей милостью!». И царь удивился их словам, и затрясся от восторга, и воскликнул: «Я хочу купить эту обезьяну у капитана!».

Потом он послал на корабль гонца, а с ним мула, одежду и музыку, – и сказал: «Непременно наденьте на него эту одежду, посадите на мула и доставьте его с корабля!». И те повиновались и взяли меня у капитана. И люди оторопели, и город перевернулся из-за меня вверх дном, и все стали на меня смотреть.

А когда меня привели к царю, и он меня встретил, я поцеловал трижды землю меж его рук. Он приказал мне сесть, и я присел на колени, и все присутствующие люди удивились моей вежливости, а больше всех изумился царь. Потом царь приказал народу уйти, и все удалились. Остался только я, его величество царь, евнухи и маленький невольник. Царь отдал приказание, и тотчас подали скатерть кушаний, и было на ней все, что скачет, летает и спаривается в гнездах: куропатки, перепелки и прочие виды птиц. Султан сделал мне знак, чтобы я ел с ним, и я поднялся и поцеловал перед ним землю, а потом сел и принялся есть. Затем скатерть убрали, я семь раз вымыл руки и, взяв чернильницу и калам, написал такие стихи: