Текст книги "Песнь любви"

Автор книги: авторов Коллектив

Повесть о Тадж-аль-Мулуке

Был в минувшее время город позади гор Испаханских[30]30
  Испахан – город и провинция в центральном Иране.


[Закрыть], называемый Зеленым городом, и владычествовал там царь по имени Сулейман-Шах. И был он щедр, благодетелен и справедлив, прямодушен, достоин и милостив. Отовсюду шли к нему путники, и скоро слава о нем распространилась во всех концах и странах света. Долгое время провел он, царствуя в спокойствии и величии, но только не имел потомства и жен. И был у него визирь, близкий к нему по свойствам в отношении щедрости и даров, и случилось царю в один из дней послать за своим визирем и призвать его пред лицо свое, говоря: «О визирь, поистине стеснилась моя грудь, и истомилось терпение, и ослабела моя стойкость, так как я без жены и ребенка. А ведь не таков путь царей, правящих над людьми – и эмиром, и бедняком, – ибо они радуются, оставляя потомство, и умножается ими число их и сила. Ведь сказал пророк (да благословит его Аллах!): “Женитесь, плодитесь, размножайтесь: я буду хвалиться вами перед народами в день воскресенья”. Каково же твое мнение, о визирь? Посоветуй мне какой-нибудь разумный способ».

И когда визирь услышал эти слова, слезы струями полились из глаз его, и он воскликнул: «Далеко от меня, о царь времени, чтобы заговорил я о том, что присуще всемилостивому! Или ты хочешь, чтобы я вошел в огонь из-за гнева владыки всесильного? Купи невольницу». И отвечал ему царь: «Знай, о визирь, что когда царь купит невольницу, не ведая ни рода ее, ни племени, то не может решить, низкого ли она происхождения, чтобы отстранить ее, или из почтенной среды, достойная стать его наложницей. И когда он придет к обладанию ею, она понесет от него дитя, которое окажется лицемером, притеснителем и кровопроливцем. И невольница будет подобна болотистой земле: если посадить на ней растение, оно скверно вырастет и плохо укрепится. И такое дитя подвергается гневу своего владыки, не выполняя того, что отец повелевает, и не сторонясь того, что он запрещает. И не буду я никогда этому причиной, купив невольницу, а желаю, чтобы ты посватал мне девушку из царских дочерей, род которой был бы известен и красота прославлена. Если укажешь мне знатную родом и благочестивую девушку, истинную дочь мусульманских владык, я посватаюсь и женюсь на ней в присутствии свидетелей, чтобы досталось мне благоволение господа рабов».

«Поистине Аллах исполнил твою нужду и привел тебя к желаемому, – отвечал визирь. – Знай, о царь, – продолжал он, – до меня дошло, что у царя Захр-Шаха, владыки Белой земли, есть дочь превосходной красоты, описать которую бессильны слова и речи. И не найти ей подобия в наше время, так как она совершенна до пределов – со стройным станом, насурьмленными глазами, длинными волосами, тонкими боками и тяжелыми бедрами! Приближаясь, она искушает, а отворачиваясь – убивает. И захватывает она сердце и око всякого, кто взглянет на нее. О такой сказал поэт:

 
О стройная! Стан ее ветвь ивы смутит всегда.
Ни солнце, ни серп луны не сходны с лицом ее.
 
 
Слюна ее – словно мед, что смешан с пьянящим был
Вином, и в устах ее жемчужин нанизан ряд.
 
 
И станом стройна она, как гурия райская,
Прекрасно лицо ее, и темны глаза ее.
 
 
И сколько убитых есть, погибших в тоске по ней!
Кто любит ее, тех путь опасен и страха поле.
 
 
Живу я – она мне смерть – назвать не хочу ее![31]31
  Из суеверного страха поэт оговаривается, не желая упоминать о смерти.


[Закрыть] —
Умру без нее, так жизнь не будет щедра ко мне».
 

И, окончив описание этой девушки, визирь сказал царю Сулейман-Шаху: «Мне думается, о царь, тебе следует послать к ее отцу такого посланца, который был бы понятлив, сведущ в делах и испытанный превратностями судьбы, чтобы он уговорил царя выдать ее за тебя замуж. Ибо нет ей соперниц ни в дальних землях, ни в ближних, и подлинно достанется тебе ее красивое лицо, и будет доволен тобою великий господь. Дошло ведь, что пророк (да благословит его Аллах и да приветствует!) сказал: “Нет монашества в исламе”».

И тут пришла к царю полная радость, и грудь его расширилась, и плечи расправились, и прекратились его забота и горе. Тогда обратился он к визирю и сказал: «Знай, о визирь, что никто не отправится для этого дела, кроме тебя, из-за совершенства твоего ума и твоей благовоспитанности. Пойди же в твое жилище, закончи дела свои и соберись завтра, чтобы посватать за меня эту девушку, которой ты занял мой ум. И не возвращайся ко мне иначе, как с нею!». И визирь отвечал: «Слушаю и повинуюсь!».

А затем визирь отправился в свое жилище, приказав принести подарки, подходящие для царей: дорогие камни, ценные сокровища и другое из того, что легко на вес, но тяжко по цене, а также арабских коней и давидовы кольчуги[32]32
  По преданию, Давид, отец Соломона, получил от Аллаха в дар умение выделывать кольчуги.


[Закрыть], и сундуки с богатствами, описать которые слова бессильны.

И нагрузили дары на мулов и верблюдов, и визирь поехал, а с ним сто белых рабов, сто черных рабов и сотня рабынь. И развернулись над его головой знамена и стяги. Повелел визирю царь приехать обратно через малый срок времени, а сам после его отъезда и ночью, и днем был как на огненных сковородках, захваченный любовью к царевне.

А визирь тем временем сбивал под собою землю в степях и пустынях, пока между ним и тем городом, куда он направился, не остался один лишь день. И тогда остановился визирь на берегу реки и, призвав одного из своих приближенных, повелел отправиться скорее к царю Захр-Шаху уведомить о его приезде.

И приближенный ответил: «Слушаю и повинуюсь!» – и поспешно отравился в тот город. А когда гонец прибыл туда, случилось так, что в то самое время царь Захр-Шах сидел в одном из мест для прогулок перед воротами города. И увидел царь гонца, и понял, что это чужеземец, и приказал привести его пред лицо свое. Явившись, посланец рассказал ему о прибытии визиря величайшего царя Сулейман-Шаха, владыки Зеленой земли и гор Испаханских. И царь Захр-Шах обрадовался и приветствовал посланного: «Добро пожаловать!» – а потом взял его и отправился во дворец, расспрашивая: «Где ты покинул визиря?». И гонец ответил: «Я покинул визиря в начале дня на берегу такой-то реки. Завтра он прибудет к тебе! Да продлит Аллах тебе навсегда свою милость и да помилует твоих родителей!». И царь Захр-Шах приказал одному из своих визирей взять большую часть его приближенных, царедворцев, наместников и вельмож и выйти навстречу прибывшему в знак уважения к царю Сулейман-Шаху, ибо приказ его исполнялся по всей земле. Вот что было с царем Захр-Шахом.

Что же до визиря, то он оставался на месте до полуночи, а потом тронулся, направляясь к городу. И, едва заблистало утро и засияло солнце над холмами и равнинами, не успел он опомниться, как визирь царя Захр-Шаха, его царедворцы, вельможи правления и избранные сановники явились и встретились с ним на расстоянии нескольких фарсахов от города. И визирь убедился, что его нужда будет исполнена, и приветствовал тех, кто встречал его. И пошли встречающие впереди него, пока не прибыли к царю. Когда же достигли седьмого прохода на пути ко дворцу, – а это было место, куда не въезжал верховой, так как оно было близко от царя, – визирь спешился и шествовал на ногах, пока не дошел до высокого портика. На возвышении под этим портиком было мраморное ложе, украшенное жемчугом и драгоценными камнями, и стояло оно на четырех ножках из слоновых клыков. И была на этом ложе атласная зеленая подушка, обшитая червонным золотом, а над ложем возвышался шатер, расшитый жемчугом и драгоценными камнями. Царь Захр-Шах восседал на этом ложе, и вельможи стояли перед ним.

Вошел к нему визирь царя Сулейман-Шаха и, оказавшись пред лицом его, укрепил свою душу и освободил язык, проявив красноречие визирей и заговорив словами велеречивых. Указал он на царя тонким указанием, произнеся такие стихи:

 
Он явился к нам, изгибая нежно в одеждах стан,
И росой щедрот омочил он плод и сорвавших плод.
 
 
Он чарует нас, и бессильны чары и ладанки
Против взглядов глаз, нам колдующих волшебством своим.
 
 
Не корите же – ты скажи хулящим, – поистине,
Во всю жизнь мою я любви к нему не могу забыть,
 
 
И душа моя, обманув меня, лишь ему верна,
И ночной покой тяготится мною, любя его.
 
 
Только ты, о сердце, со мной теперь из сочувствия, —
Пребывай же с ним и оставь меня в одиночестве.
 
 
Ничего ушам неохота слышать теперь моим;
Лишь хвалам Захр-Шаху стремлюсь внимать я со всех сторон.
 
 
Этот царь таков, что когда всю жизнь ты истратил бы
За один лишь взгляд на лицо его, ты богат бы был.
 
 
А когда б решил помолиться ты за царя того,
Ты увидел бы, что с тобою все говорят: «Аминь!» —
 
 
Обитатели всех земель его! Правоверными
Не сочту я тех, кто покинет их, в край другой стремясь.
 

Когда визирь окончил эти нанизанные стихи, царь Захр-Шах приблизил его к себе и оказал ему крайнее уважение. Он посадил его с собою рядом, улыбнулся ему в лицо и почтил его ласковыми речами. И просидели они так до утренней поры. А потом подали трапезу в том же портике, и они ели, пока не насытились. После того как трапезу убрали и все, кто был в этом покое, вышли, остались только приближенные. И тогда визирь, увидев, что покой опустел, поднялся на ноги и восхвалил царя, и поцеловал землю меж рук его, говоря: «О великий царь и грозный господин, я направился к тебе и явился ради дела, которое даст тебе мир, добро и счастье. Я пришел к тебе как посланник и сват и хочу получить твою дочь, знатную родом и племенем, для царя Сулейман-Шаха, справедливого, прямодушного, милостивого благодетеля, владыки Зеленой Земли и гор Испаханских. Царь прислал тебе многочисленные дары и дорогие редкости и желает стать твоим зятем. Стремишься ли ты также к этому?» – и умолк, ожидая ответа.

Услышав эти слова, царь Захр-Шах поднялся на ноги и облобызал чинно землю, и присутствующие удивились смирению царя перед послом, и ошеломлен был их разум. А тот восхвалил Высокого и Милостивого и сказал, продолжая стоять: «О великий визирь и благородный господин, послушай, что я скажу. Мы – подданные царя Сулейман-Шаха, и породниться с ним для нас почетно. Мы жаждем этого. Моя дочь – служанка из служанок его, и величайшее желание мое, чтобы стал он моей поддержкой и опорой», – а потом призвал судей и свидетелей, и они засвидетельствовали, что царь Сулейман-Шах уполномочил своего визиря заключить брак. И заключил царь Захр-Шах договор своей дочери, предовольный.

И утвердили судьи брачный договор, пожелав супругам успеха и удачи. Тогда визирь поднялся и велел принести доставленные им подарки и дорогие редкости, и дары – и поднес все это царю Захр-Шаху. И принялся царь снаряжать свою дочь, оказывая визирю уважение, после чего собрал на пир и великих, и низких.

И устраивал царь Захр-Шах торжества два месяца, не упустив ничего, что радует сердце и око. И когда все нужное для невесты было полностью готово, царь приказал выставить шатры.

И разбили шатры вне города, и сложили материи в сундуки, и приготовили румийских невольниц и прислужниц-турчанок, а царь отослал вместе с невестой ценные сокровища и дорогие камни. И подарил он ей носилки из червонного золота, вышитые жемчугом и драгоценностями, и назначил для них двадцать мулов, чтобы везти в них невесту прекрасную. И стали эти носилки подобны горнице среди горниц, и владелица их была точно гурия из прекрасных гурий, а купол над ними напоминал светлицу из райских светлиц. И сокровища и богатства увязали в тюки тяжеловесные, и они были нагружены на мулов и верблюдов. Проехал царь Захр-Шах с отъезжающими расстояние в три фарсаха, а потом простился с визирем и с теми, кто сопровождал его, и вернулся в родной город, радостный и спокойный. Визирь же поехал с царской дочерью и непрестанно проезжал остановки и пустыни, ускоряя ход и ночью, и днем, пока между ним и его страною не осталось три дня пути. И тогда он послал человека, чтобы известить царя Сулейман-Шаха о прибытии невесты. Гонец поспешно поехал и, прибывши к царю, сообщил ему, что вернулся визирь с дочерью царя Захр-Шаха. И царь обрадовался и наградил посланца, и велел войскам выходить в великолепном шествии навстречу невесте и всем, кто с нею, в знак уважения, и чтобы встречали достойную из достойных в лучших одеяниях, развернув знамена над головами.

И войска исполнили его приказание. И глашатай закричал, чтобы в городе не оставалось ни девушки-затворницы, ни почитаемой госпожи, ни разбитой старухи, которая не вышла бы встречать невесту. Все жители царства вышли навстречу ей, и знатные среди них старались ей услужить. Они сговорились отвести ее к ночи в царский дворец, а вельможи украсили дорогу и стояли, пока невеста не проследовала мимо в сопровождении евнухов, и невольницы шли перед нею. И была она одета в платье, которое дал ей отец. И когда царевна приблизилась, войска окружили ее носилки справа и слева и двигались, до тех пор пока не достигли дворца. И никого не осталось в городе, кто не вышел бы посмотреть на нее. Начали тогда бить в барабаны, играть копьями и трубить в трубы. Вокруг веял аромат благовоний, и трепетали знамена, и кони неслись наперегонки, пока шествие не достигло ворот дворца.

Тогда слуги поднесли носилки к потайной двери, и местность осветилась блеском царевны, и во все стороны засияли драгоценности, украшавшие ее. А когда подошла ночь, евнухи открыли вход в палатку и встали вокруг входа, а потом пришла невеста в окружении рабынь, и была она, как месяц среди звезд, или бесподобная жемчужина между нанизанным жемчугом.

И вошла царевна внутрь шатра, и поставили ей там мраморное ложе, украшенное жемчугом и драгоценными камнями. Она села на это ложе, и тогда вошел к ней царь (а Аллах заронил в его сердце любовь к этой девушке) и уничтожил ее девственность. Тогда прошло его волнение и угнетенность.

Он пробыл подле нее около месяца, а она понесла от него в первую же ночь. Когда же месяц окончился, царь вышел и сел на престол своего царства и справедливо судил своих подданных, пока не истекло время ее беременности.

А в конце последней ночи девятого месяца, на заре, пришли к ней потуги, и она села на кресло разрешения. И Аллах облегчил ей роды, и родила она мальчика, на котором блестели признаки счастья. Когда услышал царь о сыне, он обрадовался великой радостью и подарил возвестившему об этом богатства несметные. А тот счастливый отправился к мальчику и поцеловал его меж глаз, радуясь чудной красоте новорожденного. И на нем оправдались слова поэта:

 
Крепостям величия послал Аллах в этом юноше
Льва сурового, и звезду послал небесам властей.
 
 
Его видеть рад и престол царя, и копья зубец,
И толпа людей, и войска в рядах, и лань быстрая.
 
 
Не сажай его на грудь женщины – ведь поистине
Он найдет потом спину лошади более легкою.
 
 
Отлучи его от груди ее – он найдет потом
Кровь врагов своих самым сладостным из напитков всех.
 

И затем няньки взяли этого младенца, обрезали ему пуповину, насурьмили ему глаза и назвали его Тадж-аль-Мулук-Харан[33]33
  Имя Тадж-аль-Мулук означает «Венец царей». Персидское слово «харан» является точным переводом арабского слова «Будур», то есть «полные луны», употребляемого как имя.


[Закрыть]. И был он вскормлен сосцом изнеженности и воспитан в лоне счастья.

И дни беспрестанно бежали, и годы шли, пока не стало ему семь лет. Тогда царь Сулейман-Шах призвал ученых и мудрецов и повелел им обучать своего сына чистописанию, мудрости и иным знаниям. И они провели за этим несколько лет, пока мальчик не научился всему, что было нужно. И когда он освоил все, что требовал царь, тот взял его от законоведов и учителей и привел ему наставника, чтобы тот научил его ездить на коне. И наставник обучал его, пока юноше не стало четырнадцать лет. И когда выезжал царевич за каким-нибудь делом, все, кто его видели, были очарованы.

И стал сын царя Сулейман-Шаха искусен в езде на коне и превзошел людей своего времени крайней прелестью. И о нем слагали стихи, и благородные люди позорились, влюбляясь в него, такою он отличался сияющей красотой! О таком сказал поэт:

 
Обнялись мы с ним, и упился я его запахом:
Он – младая ветвь, что напоена ветром веющим.
 
 
Точно пьяный он, что вина не выпил, а только лишь
От пьянящей влаги слюны его охмелел вдруг.
 
 
Оказалась прелесть, вся полностью им плененная,
И поэтому все сердца пленил этот юноша.
 
 
Я клянусь Аллахом, забвение не придет на ум,
Пока жизни цепь тяготит меня, да и позже нет.
 
 
Если жив я буду – то буду жив, лишь любя его,
А умру – так смерть от любви придет, —
как прекрасна смерть!
 

И когда царевичу стало восемнадцать лет, зеленый пушок пополз по родинке на его румяной щеке и украсил его родимое пятно, подобное точке амбры, и юноша похищал умы и взгляды, как сказал о нем поэт:

 
Он преемником по красе своей стал Иосифу,
И влюбленных всех устрашает он, появившися.
 
 
О, постой со мной и взгляни, —
быть может, увидишь ты
На щеке его халифата знак – знамя черное[34]34
  Черное знамя было эмблемой аббасидской династии. Первые халифы Аббасиды выбрали черный цвет как выражение скорби по убиенным потомкам халифа Азия, мстителями за которых они якобы выступали.


[Закрыть].
 

Или, как сказал другой:

 
Не увидят очи твои прекраснее зрелища
Среди всех вещей, что увидеть могут люди,
 
 
Чем то пятнышко, еще юное, на щеке его
Разрумяненной, ниже глаз его столь черных.
 

Или, как сказал третий:

 
Дивлюсь я на родинку – огню она молится.
Как маг, но щеки не жжет, в неверье упорная.
 
 
Еще удивительней посланник в глазах его,
Что знаменья подтвердит, хоть, право, волшебник он.
 
 
Но вовсе не свежим пухом блещет щека его,
А желчью из лопнувших с тоски по нем печеней.
 

Или, как сказал еще один:

 
Я дивлюсь вопросам людей разумных, в какой земле
Вода жизни пьется и где течет поток ее.
 
 
Ее вижу я: на устах газели изнеженной,
Чьи так сладки губы и свеж пушок, на них выросший.
 
 
И дивлюся я, если б встретил Муса на месте том,
Этих струй поток он не вытерпел бы, наверное.
 

И когда юноша сделался таким и достиг возраста мужей, его красота еще увеличилась. А затем у Тадж-аль-Мулук-Харана появились любимцы и друзья, и всякий, кто стремился к нему приблизиться, надеялся, что юноша станет султаном после смерти отца, а он будет у него эмиром.

Тадж-аль-Мулук привязался к охоте и ловле и не прекращал ее ни на один час. И отец его Сулейман-Шах запрещал ему это, боясь бедствий пустыни и диких зверей, но юноша не слушался. И случилось, что он сказал своим слугам: «Возьмите корму на десять дней», – и они последовали его приказанию.

Повесть о любящем и любимом

Однажды Тадж-аль-Мулук поехал со свитой на охоту и ловлю. И они ехали пустыней непрестанно целых четыре дня, пока не приблизились к земле, покрытой зеленью. Увидели они там резвящихся зверей, деревья со спелыми плодами и полноводные ручьи. И Тадж-аль-Мулук сказал своим приближенным: «Поставьте здесь сети и растяните их широким кругом, а встреча будет у начала круга, в таком-то месте». И его приказание исполнили, расставив сети широким кругом. Тогда собралось в круг множество разных зверей и газелей, и звери кричали, ревели и бегали перед конями.

Тогда на них пустили собак, барсов и соколов и стали бить зверей стрелами, попадая в смертельные места. И еще не дошли до конца загона, как было захвачено много зверей, остальные же убежали.

После этого Тадж-аль-Мулук спешится у воды и приказал принести дичь. Разделив ее, он отобрал для своего отца Сулейман-Шаха наилучших зверей и отослал ему, а часть раздал своим вельможам.

Ночь провел он в этом месте, а когда наступило утро, к ним подошел большой караван, в котором были купцы, слуги и рабы. Караван остановился у воды и зелени. Увидев путников, Тадж-аль-Мулук сказал одному из своих приближенных: «Принеси мне сведения об этих людях и спроси, почему они остановились в этом месте». Тогда гонец отправился к ним и спросил: «Расскажите нам, кто вы, и поторопитесь дать ответ». И те говорили: «Мы купцы и остановились здесь для отдыха. Место нашего привала далеко еще, и мы расположились здесь, доверяя царю Сулейман-Шаху и его сыну. Мы знаем, что всякий, кто остановился близ его владений, находится в безопасности и может не тревожиться. С нами дорогие материи, которые мы привезли для царевича Тадж-аль-Мулука».

И посланный вернулся к своему господину и осведомил его, и передал то, что слышал от купцов. А тот повелел: «Если с ними есть что-нибудь, что они привезли для меня, то не вступлю в город и не двинусь отсюда, пока не осмотрю этого!» – а потом сел на коня и поехал к каравану в сопровождении своих невольников.

Когда же царевич приблизился к каравану, купцы поднялись перед ним и пожелали ему победы и успеха, и вечной славы, и превосходства. И в мгновение ока для него разбили палатку из краевого атласа, расшитую жемчугом и драгоценными камнями. И поставили царское сиденье на шелковом ковре, вышитом посредине изумрудами. И Тадж-аль-Мулук сел, а рабы встали перед ним. Тогда он послал к купцам и велел принести все, что у них есть. Не прошло и пяти минут, как те пришли со своими товарами. Тадж-аль-Мулук осмотрел их товары, выбрал то, что ему подходило, и заплатил купцам деньги сполна, а затем он сел на коня и хотел уехать, но его взор упал на юношу, прекрасного молодостью. Он был в чистых одеждах, с изящными чертами, и у него был блестящий лоб и лицо, как месяц, но только красота этого юноши поблекла. Бледность покрыла лицо его из-за разлуки с любимой, и умножались его стоны и рыдания, и текли из глаз слезы, и он говорил такие стихи:

 
В разлуке давно уж мы, и длятся тоска и страх,
И слезы из глаз моих, о друг мой, струей текут.
 
 
И с сердцем простился я, когда мы расстались с ней,
И вот я один теперь, – надежд нет и сердца нет.
 
 
О други, постойте же и дайте проститься с той,
Чья речь исцеляет вмиг мои болезни и недуги.
 

Когда юноша окончил свои стихи, грусть овладела им настолько, что он лишился чувств. И Тадж-аль-Мулук смотрел на него, изумляясь этому. Когда же юноша очнулся, то бросил бесстрашный взор и произнес такие стихи:

 
Страшитесь очей ее – волшебна ведь сила их,
И тем не спастись уже, кто стрелами глаз сражен.
 
 
Поистине, черный глаз, хоть смотрит и томно он,
Мечи рубит белые, хоть остры их лезвия.
 
 
Не будьте обмануты речей ее нежностью —
Поистине пылкость их умы опьяняет нам.
 
 
О, нежная членами! Коснись ее тела шелк,
Он кровью покрылся бы, как можешь ты видеть сам,
 
 
Далеко от ног ее в браслетах до нежных плеч.
И как запах мускуса сравнить с ее запахом?
 

И, закончив, юноша издал вопль отчаяния и лишился чувств. Тадж-аль-Мулук, видя, что юноша пребывает в таком горе, растерялся и подошел к нему, а тот, очнувшись от обморока и узрев перед собой царевича, поднялся на ноги и поцеловал перед ним землю.

«Почему ты не показал нам своих товаров?» спросил его Тадж-аль-Мулук, и юноша ответил: «О владыка, в моих товарах нет ничего подходящего для твоего счастливого величества». Но царевич воскликнул: «Обязательно покажи мне, какие есть у тебя товары, и расскажи мне, что с тобою. Я вижу, глаза твои льют слезы и ты печален сердцем. Если ты обижен, мы уничтожим несправедливость, а если на тебе долги лежат, мы заплатим их. Поистине мое сердце сгорело, когда я увидал тебя».

Потом Тадж-аль-Мулук велел поставить скамеечку; и ему поставили скамеечку из слоновой кости, оплетенную золотом и шелком, а перед ней постлали шелковый ковер. Царевич сел на скамейку, а юношу усадил на ковер и повелел ему: «Покажи мне свои товары». Но тот отвечал: «О владыка, не напоминай мне об этом! Мои товары для тебя не подходят». Но Тадж-аль-Мулук воскликнул: «Это неизбежно» – и отдал приказание кому-то из своих слуг принести товары молодого купца. Их принесли против воли юноши, и у того снова потекли слезы, и он застонал и стал жаловаться, испуская глубокие вздохи и произнося такие стихи:

 
Клянусь твоих глаз игрой, сурьмою клянусь на них,
И станом твоим клянусь, что нежен и гибок так,
 
 
Вином твоих уст клянусь и сладостью меда их
И нравом твоим клянусь, что нежен и гибок так, —
 
 
Коль призрак твой явится мне ночью, мечта моя,
Он слаще мне, чем покой от страха дрожащему.
 

Потом юноша развернул товары и стал показывать Тадж-аль-Мулуку кусок за куском, отрез за отрезом, и среди прочего вынул одежду из атласа, шитую золотом, которая стоила две тысячи динаров. Когда же развернул он эту одежду, из нее выпал лоскут, и юноша поспешно схватил его и положил себе под бедро. В то мгновение он забыл все познаваемое и произнес такие стихи:

 
Когда исцеленье дашь душе ты измученной?
Поистине мир Плеяд мне ближе любви твоей!
 
 
Разлука, тоска и страсть, любовь и томленье,
Отсрочки, оттяжки вновь – от этого гибнет жизнь.
 
 
Любовь не живит меня, в разлуке мне смерти нет,
Вдали – недалеко я, не близок и ты ко мне.
 
 
Ты чужд справедливости, и нет в тебе милости,
Не дашь ты мне помощи – бежать же мне некуда.
 
 
В любви к вам дороги все мне тесными сделались,
И ныне не знаю я, куда мне направиться.
 

И Тадж-аль-Мулук крайне удивился стихам, сказанным юношей, ибо не знал причины их. А когда царевич увидел, как молодой купец положил лоскут под свое бедро, то спросил: «Что это за лоскут?». И ответил юноша: «О владыка, я отказывался показать тебе мои товары только из-за этого лоскута, и потому не могу дать тебе посмотреть на него».

Тогда Тадж-аль-Мулук воскликнул: «Я непременно на него посмотрю!» – и стал настаивать, разгневавшись. И юноша вынул лоскут из-под бедра и заплакал, и застонал, и стал жаловаться, испуская многие стенания и произнося такие стихи:

 
Не надо корить его – от брани страдает он.
Я правду одну сказал, но слушать не хочет он.
 
 
Аллаху вручаю я в долине луну мою
Из стана; застежек свод – вот место восхода ей.
 
 
Простился с ней, но лучше б с жизнью простился я,
А с ней не прощался бы – так было б приятней мне.
 
 
Как часто в разлуке день рассвет защищал меня,
И слезы мои лились, и слезы лились ее.
 
 
Аллахом клянусь, не лгу. В разлуке разорван был
Покров оправдания, но я зачиню его.
 
 
И телу покоя нет на ложе, и также ей
Покоя на ложе нет с тех пор, как расстались мы.
 
 
Во вред нам трудился рок рукою злосчастною,
Он счастья меня лишил, и не дал он счастья ей.
 
 
Заботу без примеси лил рок, наполняя нам
Свой кубок; и пил я то, что выпить и ей пришлось.
 

А когда он окончил свои стихи, Тадж-аль-Мулук сказал: «Я вижу твое тяжелое состояние. Расскажи мне, отчего ты плачешь при взгляде на этот лоскут?». Тогда юноша вздохнул и ответил: «О владыка, моя история диковинна, и у меня случилось чудесное дело с этим лоскутом, его владелицей и той, что нарисовала эти рисунки и изображения», – и с этими словами он развернул лоскут. Вдруг на нем возникло изображение газели, вышитое шелком и украшенное червонным золотом, а напротив нее – изображение другой газели, которое было вышито серебром, а на шее – ожерелье из червонного золота и три продолговатых выдолбленных топаза.

Увидев это изображение и как хорошо оно исполнено, Тадж-аль-Мулук воскликнул: «Да будет превознесен Аллах, научивший человека тому, чего он не знал!» – и привязалось к сердцу его желание услышать историю этого юноши. «Расскажи мне, какая история у тебя случилась», – попросил он. И юноша стал рассказывать.

История о платке с вышитыми газелями

Знай, о владыка, что мой отец был купцом и не имел ребенка, кроме меня. А у меня была двоюродная сестра, которая воспитывалась со мной в доме моего отца, ибо ее отец умер. Перед смертью он условился с моими родителями женить меня на ней. И когда я достиг зрелости мужчин, а она – зрелости женщин, ее не отделили от меня, и меня не отделили от нее. Потом отец поговорил с матерью и сказал: «В этом году мы напишем запись Азиза и Азизы» – и, сговорившись с нею об этом деле, начал приготовлять припасы для свадебных пиршеств. А притом мы с моей двоюродной сестрой спали в одной постели и не знали, как обстоит дело, хотя она была более рассудительна, знающа и более сведуща, чем я.

И собрал мой отец все необходимое для торжества, и осталось только написать брачную запись, чтобы я мог войти к двоюродной сестре как к законной супруге. Но он пожелал сделать запись после пятничной молитвы и отправился к своим друзьям из купцов и другим приглашенным уведомить их об этом. Мать же пригласила своих подруг-женщин и позвала родственников.

Когда пришел день пятницы, комнату, где должны были сидеть гости, помыли и вымыли в ней мраморный пол, а во всем нашем доме разостлали ковры и поставили все, что было нужно, завесив сначала стены тканью, вышитой золотом. Люди сговорились прийти к нам в дом после пятничной молитвы, и, готовясь к этому, мой отец приготовил халву и блюда со сластями. Оставалось только написать запись.

Мать же отправила меня в баню и послала за мной новое платье из роскошнейших одежд. И, выйдя из бани, я нарядился в это роскошное платье. Оно было чудесно надушено, и когда я надел его, от меня повеяло благовонным ароматом, распространившимся по дороге. Я хотел пойти в мечеть, но вспомнил об одном моем товарище и вернулся пригласить его в наш дом, когда будут делать запись, и я говорил себе: «Займусь этим делом, пока не подойдет время молитвы».

И я вошел в переулок, в который никогда раньше не входил. А после бани в новой одежде меня пробил пот. И пот тек, и от меня веяло благоуханием. Я сел в начале переулка отдохнуть и разостлал под собою платок с каемкой, который был у меня, и мне стало очень жарко, и мой лоб вспотел, и пот лился мне на лицо, но я не мог обтереть его платком, так как он был разостлан подо мной.

Я хотел взять фарджию и обтереть ею щеку, но вдруг на меня сверху упал белый платок. И был он нежнее ветерка, и вид его был приятней исцеления для больного, и я схватил его рукой и поднял голову кверху, чтобы посмотреть, откуда прилетел он. И глаза мои встретились с глазами обладательницы этой газели.

Я увидел, как она высунулась из окна с медной решеткой, и мои глаза не видали ничего прекраснее ее. Она была так хороша, что мой язык бессилен ее описать. Поймав мой взгляд, она положила указательный палец в рот, а затем взяла свой средний палец и приложила его вплотную к указательному пальцу и оба пальца прижала к своему телу, между грудями, а затем убрала голову из окна, закрыла створку окошка и ушла. И в моем сердце вспыхнул огонь, и разгорелось великое пламя! И взгляд на нее оставил после себя тысячу вздохов, и я в растерянности не слышал, что она сказала, и не понял, какие она делала знаки.

А когда взглянул на окошко во второй раз, увидел, что оно захлопнуто, и прождал до захода солнца, но не услышал и звука и не увидал никого. Отчаявшись увидеть похитительницу покоя моего, я встал с места и захватил платок, а когда развернул его, на меня вдруг повеяло запахом мускуса. И такой великий восторг охватил меня от этого запаха, что я словно оказался в раю. И расстелил я этот платок перед собою, и оттуда выпал тонкий листок бумаги. Когда я развернул его, оказалось, что он пропитан благовонием и на нем написаны такие стихи:

 
Послал я письмо к нему, на страсть свою сетуя,
И почерк мой тонок был, – а почерков много.
 
 
Спросил он: «Мой друг, скажи, твой почерк —
что сталось с ним?
Так нежен и тонок он, едва его видно».
 
 
Я молвил: «Затем, что сам и тонок и худ я стал:
Таким-то вот почерком влюбленные пишут».
 

Прочитав эти стихи, я устремил взор очей на красоту платка и увидел на одной из его каемок вышитые строчки такого двустишия: