Текст книги "Песнь любви"

Автор книги: авторов Коллектив

«Клянусь Аллахом, госпожа, – ответил Тадж-аль-Мулук ясным, нежным и прекрасным голосом, – я в жизни не вступал в эти края прежде и остался здесь только для развлечения». «Да будет тебе почет среди прибывших! Простор и уют тебе! – воскликнула старуха. – А какие ты привез с собою материи? Покажи мне что-нибудь красивое! Ведь прекрасные привозят только прекрасное».

И при этих словах сердце Тадж-аль-Мулука затрепетало, и он не понял смысла ее речей, но Азиз подмигнул ему, сделав знак, и царевич сказал: «У меня все, что ты захочешь, и со мною есть все материи, подходящие царям и царским дочерям. Расскажи, для кого ты хочешь, чтобы я помог тебе выбрать такие, которые подошли бы для будущих владельцев». Царевич говорил это, а сам хотел понять смысл речей старухи.

«Я хочу материю для Ситт Дуньи, дочери царя Шахрамана», – сказала она. И, услышав имя своей любимой, Тадж-аль-Мулук сильно обрадовался и приказал Азизу: «Принеси мне такую-то кипу!». Когда же тот принес кипу и развязал ее перед ним, Тадж-аль-Мулук сказал старухе: «Выбери то, что ей годится, таких тканей не найти ей у других купцов». И старуха выбрала материй на тысячу динаров и спросила: «Сколько?». А разговаривая с юношей, старуха чесала ладонью между бедрами.

И Тадж-аль-Мулук сказал: «Разве буду я с тобой торговаться об этой ничтожной цене! Слава Аллаху, который дал мне знать тебя!» – «Имя Аллаха на тебе! – воскликнула старуха. – Прибегаю к господину небосвода от твоего прекрасного лица! Лицо прекрасно и слово ясно! На здоровье той, кто будет спать в твоих объятиях и сжимать твой стан и насладится твоей юностью, особенно если она красива и прелестна, как ты».

И так засмеялся Тадж-аль-Мулук, что упал навзничь и воскликнул: «О, исполняющий нужды через развратных старух! Это они исполняют нужды!». А старуха спросила: «О дитя мое, как тебя зовут?». «Меня зовут Тадж-аль-Мулук», – отвечал юноша. «Это имя царей и царских детей, а ты в одежде купцов», – усомнилась старуха. И Азиз молвил: «Его родители и близкие так любили его и так дорожили им, что назвали этим именем!». «Ты прав! – воскликнула старуха, – да избавит вас Аллах от дурного глаза и от зла врагов и завистников, хотя бы красота ваша пронзала сердца!» – и взяла материи и пошла, ошеломленная его красотой и прелестью и стройностью его стана.

Когда же старуха пришла к Ситт Дунье, то сказала ей: «О госпожа, я принесла тебе красивую материю». «Покажи ее мне», – велела царевна, а старуха молвила: «О госпожа, вот она! Пощупай ее, свет очей моих, и посмотри на нее». И когда Ситт Дунья увидела материю, она изумилась и воскликнула: «О нянюшка, это прекрасная материя! Я не видела такой в нашем городе». «О госпожа, – отвечала старуха, – продавец ее еще лучше. Кажется, Ридван открыл ворота рая и забылся, раз оттуда вышел тот прекрасный юноша, что продает эти материи. Я хочу, чтобы он сегодня ночью проспал около тебя и был бы между твоих грудей. Он привез в наш город дорогие материи, чтобы повеселиться! И он – искушение для тех, кто видит его».

Ситт Дунья засмеялась словам старухи и воскликнула: «Да посрамит тебя Аллах, скверная старуха! Ты заговариваешься, и у тебя не осталось больше ума! – и сказала потом: – Дай мне материю, я посмотрю на нее хорошенько». Старуха отдала ей материю, и, посмотрев на нее второй раз, царевна решила, что ее недостаточно, а цена велика. Но материя ей очень понравилась, ведь она в жизни такой не видала. «Клянусь Аллахом, прекрасная материя!» – воскликнула она.

А старуха снова заговорила: «О госпожа, если бы ты видела ее обладателя, ты, наверное, узнала бы, что он красивей всех на лице земли». И царевна спросила: «Ты узнавала, нет ли у него нужды? Пусть он осведомит нас о ней, и мы ее исполним». Тогда старуха покачала головой и ответила: «Аллах да сохранит твою проницательность! Клянусь Аллахом, у него поистине есть нужда! Да не потеряешь ты своего знания! А есть ли кто-нибудь, кто свободен и избавлен от нужды!».

Ситт Дунья послушала старуху и велела: «Пойди к нему, передай от меня привет и скажи: “Ты почтил своим приходом нашу землю и наш город, перечисли, какие у тебя есть нужды, мы их исполним. На голове и на глазах!”».

И старуха тотчас вернулась к Тадж-аль-Мулуку, а когда он увидал ее, его сердце улетело от радости и веселья! И он поднялся старухе навстречу, и, взяв ее за руки, посадил с собою рядом. А та присела и, отдохнув, передала в точности то, что говорила Ситт Дунья. Услышав слова ее, Тадж-аль-Мулук обрадовался до крайней степени, его грудь расширилась, плечи расправились, и веселье вошло в его сердце. «Моя нужда исполнена!» – подумал он и молвил старухе: «Может быть, ты возьмешь от меня письмо к ней и принесешь мне ответ?». И та ответила: «Слушаю и повинуюсь». Тогда царевич приказал Азизу: «Подай чернильницу, бумагу и медный калам!» – и когда юноша принес ему эти принадлежности, он взял калам в руки и написал такие стихи:

 
Пишу я тебе, надежда моя, посланье
О том, как страдать в разлуке с тобою я должен,
 
 
И в первой строке: огонь разгорелся в сердце.
Вторая строка: о страсти моей и чувстве.
 
 
А в третьей строке: я жизнь потерял и стойкость,
В четвертой строке: а страсть целиком осталась.
 
 
А в пятой строке: когда вас увидит глаз мой?
В шестой же строке: когда же придет день встречи?
 

Под стихами он подписал: «Это письмо от того, кто тоскою пленен и в тюрьме томления заточен, и не может быть из нее освобожден, если встречи и близости не увидит, после того как в разлуке был отдален. Ибо он разлукою с милой терзаем и пыткою любви пытаем» – и пролил слезы из глаз и написал еще такие два стиха:

 
Пишу я тебе, и слезы мои струятся,
И нет конца слезам моих глаз вовеки.
 
 
На милость творца надежду пока храню я —
Быть может, с тобой и встретимся мы однажды.
 

Царевич свернул письмо и, запечатав его, отдал старухе со словами: «Доставь его Ситт Дунье!». И та отвечала: «Слушаю и повинуюсь!». Затем Тадж-аль-Мулук дал ей тысячу динаров и сказал: «О матушка, прими это от меня в подарок, в знак любви». И она приняла от него дар и, уходя, призвала на него милость.

И шла старуха, до тех пор пока не пришла к Ситт Дунье, а та, увидав ее, спросила: «О нянюшка, о каких нуждах он просит, мы исполним их». – «О госпожа, – ответила старуха, – он прислал со мною это письмо, но я не знаю, что в нем». И царевна взяла и прочитала его, а поняв смысл написанного, воскликнула: «Откуда это и до чего я дошла, если купец посылает мне письма, прося о встречи со мною!».

И она стала бить себя по лицу, восклицая: «Откуда мы явились, что дошли до торговцев! Ах, ах! Клянусь Аллахом, если бы я не боялась Аллаха, то, наверное, убила бы его и распяла на дверях его лавки». «Что же такого в этом письме, что оно так встревожило твое сердце и расстроило твой ум? – спросила старуха. – Жалобы ли там на обиду или требование платы за материю?».

В ответ царевна воскликнула: «Горе тебе! Там не то, а только лишь слова любви и страсти! Все это из-за тебя, а иначе откуда этот сатана узнал бы меня?!». «О госпожа, – молвила старуха, – ты сидишь в своем высоком дворце, и не достигнет тебя никто, даже летящая птица. Да будешь ты невредима, и да будет твоя юность свободна от упреков и укоризны. Что тебе от лая собак, когда ты госпожа, дочь господина? Не взыщи же с меня за то, что я принесла тебе это письмо, не зная, о чем оно. Однако будет лучше дать ответ нечестивому и пригрозить ему убийством. Запрети ему так болтать, тогда он с этим покончит и не вернется ни к чему подобному». Но Ситт Дунья сказала: «Боюсь, что, если напишу ему, он позарится на меня». А старуха отвечала: «Когда он услышит угрозы и застращивание, то отступится оттого, что начал». И царевна велела: «Подать чернильницу, бумагу и медный калам!». А когда ей подали эти принадлежности, она написала такие стихи:

 
О ты, утверждающий, что любишь и сна лишен
И муки любви узнал и думы тяжелые!
 
 
Ты просишь, обманутый, сближенья у месяца;
Добьется ли кто-нибудь желанного с месяцем?
 
 
Тебе я ответ даю о том, чего ищешь ты.
Будь скромен! Опасности ты этим подверг себя.
 
 
А если вернешься ты ко прежним речам твоим,
Придет от меня к тебе мученье великое.
 
 
Клянусь сотворившим нас из крови сгустившейся
И солнцу, и месяцу подавшим блестящий свет, —
 
 
Поистине, коль опять вернешься к речам твоим,
Я, право, распну тебя на пальмовом дереве!
 

Потом свернула письмо, дала его старухе и сказала: «Отдай ему и вели прекратить такие речи!». А старуха ответила: «Слушаю и повинуюсь!» – и, взяв письмо, радостная отправилась к себе домой, ибо ночь опустилась на город. Когда же настало утро, она пришла в лавку Тадж-аль-Мулука и нашла его ожидающим. И при виде ее царевич едва не улетел от радости, а, когда она приблизилась, поднялся ей навстречу и посадил рядом с собой. И старуха вынула листок и подала его юноше со словами: «Прочитай, что тут есть! – и прибавила: – Когда Ситт Дунья прочла твое письмо, то рассердилась, но я уговорила ее и шутила с ней, пока не рассмешила ее. И она смягчилась и дала тебе ответ!». Тадж-аль-Мулук поблагодарил ее за это и велел Азизу вознаградить старуху тысячей динаров, а затем прочитал письмо и, уловив его смысл, разразился сильным плачем. Тогда сердце старухи размягчилось, ей стало тяжко слышать плач и сетования красивого юноши, и она спросила: «О дитя мое, что в этом листке такого, что заставило тебя лить столь горькие слезы?». А юноша отвечал: «Она грозит мне, что убьет и распнет меня, и запрещает посылать ей письма. Но если я не буду писать – смерть будет для меня лучше, чем жизнь. Возьми же ответ, и пусть она делает, что хочет». «Да будет жива твоя молодость! – воскликнула старуха. – Я неизменно подвергнусь опасности вместе с тобою, но исполню твое желание и приведу тебя к тому, что в уме твоем».

Услыхав такие слова, Тадж-аль-Мулук сказал старухе: «За все, что ты сделаешь, я вознагражу тебя, и ты найдешь это на весах твоих поступков. Ты опытна в обращении с людьми и знаешь все нечистые способы. Все трудное для тебя легко, а Аллах властен над всякой вещью».

И он взял листочек и написал на нем такие стихи:

 
Она угрожает мне убийством, – о смерть моя,
Но гибель мне отдых даст, а смерть суждена мне.
 
 
Смерть слаще влюбленному, чем жизнь, что влачится так,
Коль горем подавлен он и милой отвергнут.
 
 
Аллахом прошу я вас, придите к любимому —
Лишен он защитников, он раб ваш, плененный.
 
 
Владыки, смягчитесь же за то, что люблю я вас!
Кто любит свободного, всегда невиновен.
 

Потом глубоко вздохнул и так заплакал, что старуха тоже прослезилась, а потом взяла листок и сказала: «Успокой твою душу и прохлади глаза! Я непременно приведу тебя к твоей цели».

Старуха поднялась и, оставив его, отправилась к Ситт Дунье. Прочитав письмо, царевна так разгневалась, что у нее изменился цвет лица, и она сказала: «Не говорила ли я тебе, что он будет желать нас!». «Да что такое эта собака, чтобы ему желать тебя?» – воскликнула старуха. И Ситт Дунья велела: «Пойди и скажи ему: “Если будешь впредь посылать подобные письма, царевна отрубит тебе голову!”». А старуха сказала: «Напиши ему эти слова в письме, а я возьму его с собою, чтобы стал сильнее его страх». Тогда Ситт Дунья взяла листок и написала на нем такие стихи:

 
О ты, кто небрежен был к превратности Случая
И близости с милыми достигнуть бессилен был.
 
 
Ты хочешь, обманутый, достигнуть Медведицы,
Но светлого месяца не мог ты достичь еще.
 
 
Так как же надеешься и хочешь быть близок к нам
И жаждешь счастливым быть, сжимая наш тонкий стан?
 
 
Забудь же ты эту цель, страшась моей ярости
В день мрачный, когда глава седою становится.
 

И свернула царевна письмо, и подала его старухе, а та взяла и отправилась к Тадж-аль-Мулуку. Увидав ее, юноша поднялся на ноги и воскликнул: «Да не лишит меня Аллах благословения твоего прихода!». «Возьми ответ на твое письмо», – сказала старуха. И юноша взял листок и, прочитав его, горько заплакал, воскликнув: «Я хотел бы, чтобы кто-нибудь убил меня теперь, и я бы отдохнул! Поистине, смерть для меня легче, чем то, что происходит ныне со мною!» – и взял чернильницу, калам и бумагу и написал письмо, где вывел такие стихи:

 
Желанная! Не стремись далекой и грубой быть!
Приди же к любимому, в любви утонувшему.
 
 
Не думай, что жить могу, когда ты сурова так,
И дух мой с любимыми покинуть готов меня.
 

Юноша свернул письмо и отдал его старухе, прося: «Не взыщи с меня, я утомил тебя без пользы», – а потом велел Азизу дать старухе тысячу динаров и молвил: «О матушка, за этим письмом последует или полное сближение, или полный разрыв». Она же ответила: «О дитя мое, я хочу для тебя только добра и желаю, чтобы Ситт Дунья была у тебя, ибо ты месяц, сияющий ярким светом, а она – восходящее солнце. Если я не соединю вас, нет пользы от моей жизни! Я провела жизнь в коварстве и обмане и достигла девяноста лет. Так неужели же не хватит у меня сил свести двоих для запретного дела?».

И с этими словами старуха попрощалась, успокоив его сердце, и ушла к Ситт Дунье, а листок спрятала в волосах. Усевшись подле нее, она почесала голову и сказала: «О госпожа, может быть, ты поищешь у меня в волосах, я давно не ходила в баню». И Ситт Дунья обнажила руки до локтей, распустила волосы старухи и принялась искать у нее в голове. Тогда листок выпал из ее волос, Ситт Дунья увидела его и спросила: «Что это за листок?». И старуха ответила: «Наверное, когда я сидела в лавке того купца, эта бумажка прицепилась ко мне. Дай мне ее, я отнесу ему. Может быть, там счет, который ему нужен».

Царевна развернула листок, прочла его и поняла его содержание, а потом сказала старухе: «Это хитрость из твоих хитростей. Если бы ты не была моей воспитательницей, я бы сейчас ударила тебя! Аллах наслал на меня этого купца, и всё, что со мной случилось, из твоей головы. Не знаю, из каких земель он пришел к нам, но никто, кроме него, не может отважиться на такое. Боюсь, что мое дело раскроется, тем более что это человек не моей породы и не ровня мне».

Тогда старуха приблизилась к ней и сказала: «Никто не может говорить такие слова, как в этом письме, из страха перед твоей яростью и уважения к твоему отцу. Не будет беды, если ты ему ответишь». «О нянюшка, – воскликнула царевна, – как осмелился этот сатана на такие речи, не боясь ярости султана? Не знаю, что с ним делать: если я прикажу его убить – это будет несправедливо, а если оставлю его в живых – он сделается еще более дерзким». «Напиши ему письмо. Может быть, он отступится», – посоветовала старуха. И тогда царевна потребовала листок бумаги, чернильницу и калам и написала такие стихи:

 
Продлился упреков ряд, и дурь тебя гонит,
И долго ль рукой своей в стихах запрещать мне?
 
 
Запреты желание твое лишь усилили,
И будешь доволен ты, коль тайну я скрою.
 
 
Скрывай же любовь свою, открыть не дерзай ее,
А слово промолвишь ты, я слушать не буду.
 
 
И если вернешься ты ко прежним речам своим,
То птица-разлучница найдет тебя с криком.
 
 
И смерть к тебе ринется уж скоро, жестокая;
Приют под землей тогда найдешь ты навеки.
 
 
И близких оставил ты, обманутый, в горести,
В разлуке с тобой они весь век свой проплачут.
 

Потом она свернула письмо и отдала его старухе, а та взяла, пошла к Тадж-аль-Мулуку и отдала ему.

Юноша прочитал письмо и понял, что у царевны жестокое сердце и что никогда не достигнет ее. И он пожаловался на это визирю и потребовал от него хорошего плана, а визирь тогда сказал ему: «Знай, что тебе будет полезно с нею только одно: напиши ей письмо и призови в нем гнев Аллаха на нее». И царевич обратился к Азизу: «О брат мой, о Азиз, напиши ей за меня, как ты знаешь». И тот взял листок и написал такие стихи:

 
Господь! Пятью старцами молю я – спаси меня
И ту, кем испытан я, заставь горевать по мне!
 
 
Ты знаешь, что пламенем весь воздух мне кажется, —
Любимый жесток ко мне, не знающий жалости.
 
 
Доколь буду нежен к ней в моем испытании?
Доколе терзать меня дано ей, бессильного?
 
 
Блуждаю в мученьях я, конца тем мученьям нет,
Не вижу помощника; господь, ты поможешь мне!
 
 
Доколе стараться мне забыть, что люблю ее,
И как мне забыть ее, раз стойкость ушла в любви?
 
 
О ты, что мешаешь мне усладу познать в любви,
Тебе не опасна ли беда и превратности?
 
 
Ведь радостна жизнь твоя, а я за тобой ушел
От близких и родины и ныне в краю чужом.
 

Потом Азиз свернул письмо и подал его Тадж-аль-Мулуку. Когда же тот прочел, оно ему понравилось, и царевич отдал листок старухе. Та пошла и, войдя к Ситт Дунье, подала ей письмо. Царевна прочитала и сильно разгневалась, и воскликнула: «Все, что случилось со мной, вышло из головы этой скверной старухи! – и кликнула невольниц и евнухов, повелев: – Схватите эту проклятую, коварную старуху и побейте ее сандалиями!». И те били ее сандалиями, пока она не обеспамятела. Когда же старуха очнулась, царевна сказала ей: «О скверная старуха, если бы я не боялась Аллаха Великого, я, право, убила бы тебя! Побейте ее еще раз».

И старуху били, пока она не лишилась чувств, а затем царевна велела тащить ее по земле и выбросить за ворота. И поволокли несчастную женщину лицом вниз и бросили перед воротами. Очнувшись, она пошла, шатаясь и падая, и дошла до своего жилища.

Когда же настало утро, старуха поднялась и пошла к Тадж-аль-Мулуку и рассказала ему обо всем, что случилось. Тогда царевичу стало тяжко от этого, и он сказал ей: «Нам тягостно, о матушка, то, что случилось с тобою, но все суждено и предопределено». И молвила ему старуха: «Успокой свою душу и прохлади глаза! Я не перестану стараться, пока не сведу тебя с ней и не приведу тебя к этой распутнице, которая сожгла меня побоями».

Тогда царевич спросил: «Расскажите мне, о матушка, почему она ненавидит мужчин». И старуха отвечала: «Потому что она видела сон, который вызвал эту ненависть». «А какой это сон?» – спросил Тадж-аль-Мулук и услышал такой рассказ от старухи.

«Как-то ночью она спала и увидела, – говорила она, – что охотник поставил на земле сети и насыпал вокруг них пшеницы, а сам сел поблизости. И не осталось птицы, которая бы не подлетела к этим сетям. Среди этих птиц были два голубка, самец и самка. И царевна увидела, что нога самца завязла в сетях, и он начал биться, и все птицы разлетелись от него и умчались, но его жена вернулась к нему, покружилась над ним, опустилась и подошла к сети, а охотник не замечал ее. И стала она клевать то колечко, в котором завязла нога самца, и тянула его клювом, пока не освободила ногу голубка из сетей, и они оба улетели. А после пришел охотник, исправил сети и сел поодаль. Не прошло и часа, как птицы прилетели и все повторилось, только теперь в сетях завязла самка. И все птицы улетели от нее, и самец улетел, и не вернулся к своей самке. Тогда пришел охотник, захватил голубку и зарезал ее. И пробудилась царевна от этого сна, испуганная, и воскликнула: «Все самцы таковы, как этот: в них нет добра – и во всех мужчинах нет добра для женщин!».

Когда же она закончила рассказывать, Тадж-аль-Мулук сказал: «О матушка, я хочу на нее посмотреть один разок, хотя бы была мне от этого смерть! Придумай же хитрость, чтобы мне увидеть ее». «Знай, – сказала старуха, – что под дворцом у нее есть сад для прогулок, и она выходит туда один раз каждый месяц, из потайной двери. Через десять дней настанет ей время выйти на прогулку. Когда она захочет выйти, я приду и сообщу тебе, чтобы ты пошел и встретился с нею. Постарайся не покидать сада: может быть, когда она увидит твою красоту и прелесть, к ее сердцу привяжется любовь. Ведь любовь – главная причина единения».

И отвечал ей Тадж-аль-Мулук: «Слушаю и повинуюсь!» – а затем вместе с Азизом поднялся и вышел из лавки, и взял с собой старуху, и пошли они к своему жилищу и показали его старухе. Тогда Тадж-аль-Мулук сказал Азизу: «О брат мой, нет мне надобности в лавке! То, что мне было от нее нужно, уже сделано, и я дарю тебе эту лавку со всем, что есть в ней, ведь ты ушел со мною на чужбину и оставил свою страну». И Азиз принял от него дар, а потом юноши сидели и разговаривали.

И стал Тадж-аль-Мулук расспрашивать Азиза о его диковинном положении и о том, что случилось с ним. Азиз рассказывал, что ему довелось испытать, после чего они пришли к визирю и сообщили о решении Тадж-аль-Мулука. «Как поступить?» – спросили они его, и тот сказал: «Идемте в сад».

Тогда каждый из них надел лучшее, что у него было, и они вышли, а позади них шли три невольника. И отправились в сад, и увидели, что там много деревьев и полноводные каналы, и увидали садовника, который сидел у ворот. Они приветствовали его, и тот ответил на их приветствие. Тогда визирь протянул ему сто динаров со словами: «Я хочу, чтобы ты взял это на расходы и купил нам чего-нибудь поесть. Мы чужеземцы, и со мной эти юноши, и мне захотелось с ними прогуляться». Садовник взял деньги и сказал: «Входите и гуляйте – весь сад в вашем распоряжении. Посидите, пока я вам принесу чего-нибудь съестного», – и отправился на рынок. А визирь с Тадж-аль-Мулуком и Азизом вошли внутрь сада.

Через часок садовник вернулся с жареным ягненком и хлебом нежным, точно хлопок, и сложил это перед ними, и они поели и попили. Затем садовник принес сладостей, и они полакомились, и вымыли руки, и сидели, разговаривая. «Расскажи мне про этот сад, – спросил визирь, – твой ли он или ты лишь ухаживаешь за ним?». «Этот сад принадлежит царской дочери, Ситт Дунье», – ответил старик. «А сколько тебе платят каждый месяц?» – спросил визирь, и садовник отвечал: «Один динар, не больше». Тогда визирь оглядел сад и увидел высокий, но ветхий дворец.

«О старец, – сказал он, – я хочу сделать здесь добро, за которое ты будешь меня вспоминать». «А какое ты хочешь сделать добро?» – заинтересовался старик, и визирь ответил: «Возьми эти триста динаров». Услышав упоминанье о золоте, садовник воскликнул: «О господин, что хочешь, то и делай!»

Визирь дал ему денег и молвил: «Если захочет Аллах Великий, мы сделаем добро в этом месте», – и они вышли от садовника, и пришли в свое жилище, и проспали эту ночь. А на следующий день визирь призвал белильщика и рисовальщика и хорошего золотых дел мастера, принес им инструменты, какие было нужно, и, приведя искусников в сад, приказал им выбелить дворец и разукрасить его всякими рисунками. Затем велел принести золота и лазури и сказал рисовальщику: «Нарисуй посредине этой стены образ человека-охотника, и как будто он расставил сети и туда попали птицы и голубка, завязшая клювом в сетях».

И когда рисовальщик разрисовал одну сторону, визирь велел: «Сделай на другой стороне то же, что на этой, но нарисуй образ одной только голубки в сетях и охотника, который взял ее и приложил нож к ее шее, а с другой стороны – большую хищную птицу, поймавшую самца-голубя и вонзившую в него когти». Рисовальщик сделал это, и когда они покончили со всем, о чем упоминал визирь, тот отдал им плату, и они ушли. А визирь и те, кто был с ним, тоже удалились в свое жилище, попрощавшись с садовником.

И они сидели за беседой, и Тадж-аль-Мулук просил Азиза: «О брат мой, скажи мне какие-нибудь стихи, может быть, моя грудь расправится и покинут меня грустные думы, и охладеет пламя огня в моем сердце». Тогда Азиз затянул напев и произнес такие стихи:

 
Все то, что влюбленные сказали о горестях,
Я все испытал один, и стойкость слаба моя.
 
 
А если слезой моей захочешь напиться ты, —
Обильны моря тех слез для жаждой томящихся.
 
 
Когда же захочешь ты взглянуть, что наделала
С влюбленным рука любви, на тело взгляни мое.
 

Потом он пролил слезы и произнес такие стихи:

 
Кто гибких не любит шей и глаз поражающих,
И мнит, что знал радости в жизни, – ошибся тот.
 
 
В любви заключается смысл высший, и знать его
Средь тварей лишь тем дано, кто сам испытал любовь.
 
 
Аллах, не сними с души любви ко любимому
И век не лиши моих бессонницы сладостной!
 

А после он затянул напев и произнес:

 
Говорит в «Основах» Ибн Сина нам, что влюбленные
Исцеление обретут себе в напевах
 
 
И во близости с тем, кто милым равен и близок к ним,
И помочь должны и плоды, и сад, и вино.
 
 
Попытался раз исцеление я с другим найти,
Помогали мне и судьба моя и случай,
 
 
Но узнал я лишь, что любви болезнь убивает нас
И лечение, что Ибн Сина дал, – лишь бредни.
 

Когда Азиз окончил свои стихи, Тадж-аль-Мулук удивился, как он красноречиво и хорошо их произнес, и воскликнул: «Ты рассеял часть моей заботы!». А визирь сказал: «Древним выпадало на долю то, что изумляет слушающих». И молвил Тадж-аль-Мулук: «Если тебе пришло на ум что-нибудь в таком роде, дай мне услышать то, что помнишь из этих нежных стихов, и продли беседу». И визирь затянул напев и произнес:

 
Раньше думал я, что любовь твоя покупается
Иль подарками, иль красою лиц прекрасных.
 
 
И считал, глупец, что любовь твою мне легко добыть,
Хоть немало душ извела она высоких.
 
 
Но увидел я, что любимого одаряешь ты,
Раз избрав его, драгоценными дарами.
 
 
И узнал тогда, что уловками не добыть тебя,
И накрыл главу я крылом своим уныло.
 
 
И гнездо любви для жилья с тех пор я избрал себе,
А наутро там и под вечер там я вечно.
 

Вот что было с прибывшими на Камфарные острова. А что до старухи, то она уединилась в своем доме.

Царевне же в назначенный день захотелось прогуляться в саду, а выходила она лишь со старухой, поэтому, послав за нею, она помирилась с ней и успокоила, и сказала: «Я хочу выйти в сад и взглянуть на деревья и плоды, чтобы моя грудь расширилась от запаха цветов». И старуха ответила: «Слушаю и повинуюсь! Но я хочу пойти домой и надеть другую одежду. Потом же приду к тебе». «Иди домой и не мешкай», – отвечала царевна.

И старуха, выйдя от нее, направилась к Тадж-аль-Мулуку со словами: «Собирайся, надень твои лучшие одежды и ступай в сад. Иди к садовнику, поздоровайся с ним и спрячься в саду». «Слушаю и повинуюсь!» – отвечал царевич, и старуха условилась с ним, какой она подаст ему знак. Потом она пошла к Ситт Дунье.

А визирь и Азиз одели Тадж-аль-Мулука в платье из роскошнейших царских одежд, стоившее пять тысяч динаров, и повязали ему стан золотым поясом, украшенным дорогими камнями и драгоценностями. И отправились они в сад и, придя к воротам, увидели, что садовник сидит на своем месте. Увидев царевича, садовник встал на ноги и встретил его с уважением и почетом, и открыл ему ворота, и сказал: «Пойди, погуляй в саду». Но не знал он, что царская дочь собирается в сад в этот день.

Тадж-аль-Мулук вошел и провел в саду не больше часа, как вдруг услышал шум. Он и опомниться не успел, как из потайной двери вышли евнухи и невольницы, а садовник, увидев их, сообщил царевичу о приходе царевны, говоря: «О владыка, как быть? Пришла царевна Ситт Дунья». И он отвечал ему: «С тобой не будет беды, я спрячусь в саду».

И садовник посоветовал ему спрятаться как можно лучше, а потом оставил его и ушел. Когда же царевна вошла в сад, старуха, идя следом за ней рядом с невольниками, сказала себе: «Пока евнухи с нами, мы не достигнем цели!», – и обратилась к царевне: – «О госпожа, хочу сказать тебе что-то, в чем будет отдых для твоего сердца». «Говори, что у тебя есть», – повелела царевна. Тогда старуха сказала: «О госпожа, эти евнухи сейчас тебе не нужны, и твоя грудь не расправится, пока они будут с нами. Отошли их от нас». – «Твоя правда», – ответила Ситт Дунья и отослала евнухов.

А спустя немного времени она пошла по саду, и Тадж-аль-Мулук стал смотреть на нее и на ее красоту и прелесть, а она не знала об этом. Взглядывая на нее, он всякий раз терял сознание при виде ее редкой красоты, а старуха потихоньку уводила царевну, беседуя с ней, пока они не достигли дворца, который визирь велел разрисовать.

Царевна подошла к дворцу и поглядела на рисунки и, увидев птиц, охотника и голубей, воскликнула: «Слава Аллаху! Это как раз то, что я видела во сне!». И она стала рассматривать изображения птиц, охотника и сетей, дивясь им и говоря: «О нянюшка, я порицала мужчин и питала к ним ненависть, но посмотри: охотник зарезал самку, а самец освободился и, видно, хотел вернуться к ней, чтобы выручить ее, но ему повстречался хищник и растерзал его». Старуха прикидывалась незнающей и отвлекала царевну разговором, пока они не приблизились к тому месту, где спрятался Тадж-аль-Мулук. И тогда она показала ему знаком, чтобы тот вышел под окна дворца.

Ситт Дунья в это время бросила взгляд в его сторону и заметила юношу, и увидела его красоту и стройность стана. «О нянюшка, – воскликнула она, – откуда этот прекрасный юноша?». И старуха ответила: «Не знаю, но только я думаю, что это сын великого царя, раз он достиг пределов красоты и обладает крайнею прелестью». Тогда Ситт Дунья обезумела от любви к нему, и распались цепи сковывавших ее чар, и ум ее был ошеломлен красотой и прелестью юноши и стройностью его стана.

И зашевелилась в ней страсть, и она сказала старухе: «О нянюшка, право, этот юноша красив!». А старуха ответила: «Твоя правда, госпожа!» – и сделала знак царевичу, чтобы тот шел домой. А в нем уже запылал огонь страсти, и охватили его любовь и безумие. И он шел, не останавливаясь, и, простившись с садовником, отправился домой, и стремленье к любимой взволновалось в нем, но он не стал перечить приказу старухи. Придя домой, царевич рассказал визирю и Азизу, что старуха сделала ему знак идти домой, и они оба стали уговаривать его потерпеть, приговаривая: «Если бы старуха не знала, что от твоего возвращения будет благо, то не указала бы тебе так сделать».

Вот что было с Тадж-аль-Мулуком, визирем и Азизом. Что же касается царской дочери Ситт Дуньи, то ее одолела страсть, и велики стали ее любовь и безумие. Тогда она сказала старухе: «Я знаю, что свести меня с этим юношей можешь только ты».

«К Аллаху прибегаю от сатаны, побитого камнями! – воскликнула старуха. – Ты не хотела мужчин, так как же постигло тебя бедствие от любви к нему? Но клянусь Аллахом, никто не годится для твоей юности, кроме него». «О нянюшка, – взмолилась Ситт Дунья, – подсоби мне! Помоги сойтись с ним, и у меня будет для тебя тысяча динаров, и одежда в тысячу динаров! А если ты не поможешь мне сблизиться с ним, я умру несомненно». И старуха сказала: «Иди к себе во дворец, а я постараюсь свести вас и пожертвую своей душою, чтобы вас удовлетворить». Тогда Ситт Дунья отправилась во дворец, а старуха – к Тадж-аль-Мулуку. Увидев ее, царевич поднялся и встретил ее с уважением и почетом, и посадил с собою рядом, а она сказала ему: «Хитрость удалась!» – и поведала, что произошло у нее с Ситт Дуньей.

«Когда же будет встреча?» – спросил царевич, и старуха отвечала: «Завтра». Тогда вознаградил Тадж-аль-Мулук ее тысячей динаров и дал в дар одежду в тысячу динаров. Она взяла это и ушла, а когда достигла царевны, та спросила ее: «О нянюшка, какие у тебя вести о любимом?». И старуха сказала: «Я узнала, где он живет, и завтра я буду с ним у тебя». Ситт Дунья обрадовалась и дала ей тысячу динаров и платье в тысячу динаров. Старуха приняла дары и ушла к себе домой до утра.