Текст книги "Аракчеев: Свидетельства современников"

Автор книги: авторов Коллектив

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 29 страниц)

С. Н. Глинка
Записки

В то самое время [1808 год] <…> уроженец Германии, сын Августа Шлецера, <…> был профессором Московского университета[133]133
  Шлецер Христиан Август (1774–1831) – сын немецкого историка АЛ. Шлецера; доктор права, с 1801 г. ординарный профессор Московского университета, с 1804 г. профессор политической экономии; экстраординарный профессор Боннского университета (с 1826).


[Закрыть], и профессором в полном смысле этого слова. Бросив горестный взгляд на быстрые политические переходы нашего века и видя, что война с берегов Немана перелетала в Испанию, на берега Атлантического океана, написал на немецком языке письмо, в котором, между прочим, сказал, что в наше время, когда дым огней бивуачных как будто час от часу более отталкивает Европу в туманный быт средних веков, последний приют ее наукам и образованности остается на берегах областей Северной Америки.

Василий Андреевич Жуковский, издававший тогда вместе с Каченовским «Вестник Европы», перевел и напечатал эту статью в своем издании[134]134
  В. А. Жуковский редактировал «Вестник Европы» совместно с М. Т. Каченовским с № 21 за 1809 г. по 1811 г.; в 1808 г. журнал выходил под редакцией одного Жуковского. В статье «Взор на прошедшее, настоящее и будущее» (BE. 1808. № 3. С. 242–258) Х. А. Шлецер рассуждал о пагубности всяких войн.


[Закрыть]. В Военное министерство было препровождено возражение на письмо профессора Шлецера. Кем и откуда – этого не спрашивайте. Скажу только, что оттуда эта бумага возвратилась с прибавлением к ней слов: «Гений графа Аракчеева согласит огнестрельные орудия с холодным ружьем, которым побеждал Суворов»[135]135
  Холодное ружье — штык. Глинка имеет в виду, что Суворов одерживал победы, штурмуя крепости, а теперь, благодаря гению А., города берут при помощи артиллерийских обстрелов. В тексте упоминаемой статьи (Некоторые замечания на некоторые статьи политического сочинения г. Шлецера… // РВ. 1808. № 3; подпись: С, служащий в департаменте гласной буквы А) о заслугах А. говорится менее прямолинейно: «гений Аракчеева, доведя до совершенства во всех частях нашу артиллерию, конечно, воспользуется открытием республиканцев [имеются в виду военно-инженерные концепции математика Л. Карно, примененные в ходе борьбы войск революционной Франции с интервентами и роялистами] и, сообразя их с характером русских и с их холодным мужеством, составит новое превосходное военное искусство» (С. 406–407).


[Закрыть]. Под этими словами означена была подпись, гласная буква А., служащего при Военном министерстве. Печать на пакете была с надписью: «Предан без лести».

Главная сущность бумаги была следующая: во-первых, что нам, русским, не для чего бежать за океан и что и науки и искусства могут процветать в нашем отечестве. Во-вторых, что после Фридландского сражения[136]136
  В битве под Фридландом (2 июня 1807) русские войска потерпели поражение.


[Закрыть] Наполеон мог бы то же сказать, что и Пирр сказал после своих побед в Италии над римлянами: «Еще одна победа – и мы погибли»[137]137
  Пирр (319–272 до н. э.) – эпирский полководец и царь, воевал с Римом; сражение при Аускулуме (279 г. до н. э.) было выиграно римлянами ценой огромных потерь (отсюда выражение «пиррова победа»). (Описка комментатора – сражение при Аускулуме было выиграно Пирром – Константин Дегтярев)


[Закрыть]. <…> В-третьих, тут же было сказано, что в быстром поражении Пруссии 1806 года[138]138
  Прусская армия проиграла Наполеону сражения при Иене и Ауерштедте (14 октября 1806 г.), без сопротивления сдались крепости Магдебург, Кюстрин и Штетин.


[Закрыть] непосредственно участвовала изворотливая политика Талейрана[139]139
  Талейран-Перигор Шарль Морис (1754–1838) – министр иностранных дел Франции в 1797–1807 и 1814–1815 гг.


[Закрыть]. <…> В-четвертых, сказано было в той бумаге, что одно великодушие Александра I после Фридландского сражения остановило потоки крови человеческой. <…>

Однако же перенеситесь на досуге в 1808 год. Вообразите, что вы идете по улицам московским и слышите со всех сторон отзыв добрых граждан московских: «Ну, слава Богу, порадовал нас «Русский вестник»; душа у нас приосанилась, русская наша честь устояла!»

Вот какой был праздник и мне, теперешнему отшельнику от мира, по напечатании изложенной бумаги! <…>

Напечатав в «Русском вестнике» 1808 года передовую весть о 1812 годе, то есть вышеупомянутую бумагу, я препроводил «Русский вестник» к графу Аракчееву[140]140
  Отправляя 30 марта 1808 г. номер журнала А., издатель писал: «Украсив именем вашим третью книжку «Русского вестника» в сочинении, сообщенном из Петербурга, долгом поставляю препроводить оную к вашему сиятельству» (Дубровин. С. 6–7).


[Закрыть]. С первою же почтой я получил от него благодарный ответ[141]141
  Глинка неточен: письмо с благодарностью он получил от А. в начале мая 1808 г. в ответ на просьбу подписать А. на «Русский вестник». Оно было помещено в журнале под названием «Отрывок из письма знаменитого сына Отечества к издателю «Русского вестника»» и со следующим примечанием: «Печатая сей отрывок без дозволения знаменитого сына Отечества, удостоившего меня письмом своим, может быть, навлеку на себя неудовольствие его. Но по долгу издателя «Русского вестника» не могу скрыть сих слов, драгоценных сердцу каждого россиянина» (РВ. 1808. № 5. С. 244).


[Закрыть]. Письмо его вполне помещено в «Русском вестнике» 1808 года, и вот сущность его в тех же словах. Граф писал, что «хотя он сын бедных родителей, но прадед его, Аракчеев, под Очаковом служил при графе Минихе генерал-майором[142]142
  Имеется в виду Василий Степанович Аракчеев – брат деда А.; генерал-майор (в 1740 г. при увольнении от службы произведен в генерал-поручики), раненный под Очаковом во время Русско-турецкой войны 1735–1739 гг.; о нем сохранился похвальный отзыв в аттестации генералов, поданной главнокомандующим Б. Х. Минихом императрице Анне Иоанновне (см.: Ратч. С. 6).


[Закрыть], когда чины были более уважаемы»[143]143
  В известиях того времени означено, что генерал-майор Аракчеев заведовал продовольствием войск.(прим. Глинки)


[Закрыть]. К этому граф прибавил, что «он учился грамоте не по рисованным картам, а по букварю и псалтырю и что родителями своими препоручен был Казанской Божией Матери». В заключение письма сказано было: «Для того, кто по мере сил своих служил отечеству, все похвалы приятны тогда, когда, удалясь в деревню и войдя в свою совесть, он может сказать, что сделал что-нибудь полезное для отечества».

Хотя ни в письме моем, ни в «Вестнике» не возжигал я никакого хвалебного фимиама графу Аракчееву, но мне эти слова чрезвычайно понравились и, как тотчас увидим, приходились кстати.

Не знаю, почему стоустая молва разгласила по нашим губерниям, будто граф Аракчеев содействовал к заключению Тильзитского мира. Известно было только, что на предварительное совещание о том призваны были: Александр Андреевич Беклешов[144]144
  Беклешов Александр Андреевич (1745–1808) – генерал от инфантерии, сенатор (1798), генерал-прокурор (1799–1802); в 1804–1806 гг. московский военный губернатор.


[Закрыть] и Василий Степанович Попов[145]145
  Попов Василий Степанович (ок. 1746–1822) – с 1783 г. чиновник для особых поручений при ГА. Потемкине, с 1786 г. – один из статс-секретарей Екатерины II. Во время переговоров в Тильзите состоял в свите императора; член Государственного совета (1810).


[Закрыть], бывший письмоводитель князя Потемкина.

<…>

Вскоре по получении от графа Аракчеева письма получил я от него другое письмо с приложением около двадцати писем, препровожденных к нему из разных губерний. Граф желал, чтоб я напечатал их в «Русском вестнике». Но я не исполнил его воли, и вот почему: лица, писавшие к нему, так увлеклись глубочайшею к нему преданностью, что возвеличили его наименованиями «избавителя и спасителя отечества». Не дивлюсь возгласам этих господ: случайность и богатство – такой волшебный талисман, что хотя бы и не ожидали себе от них никакой пользы, а все-таки им бьют челом. Но я удивляюсь графу. Я слышал, что он любил словесность и с жаром читал наизусть целые явления из трагедий Озерова[146]146
  Озеров Владислав Александрович (1769–1816) – драматург.


[Закрыть]: следовательно, он знал силу и приличие выражений. И, несмотря на это, он два раза сделал два сильных промаха. В первый раз промахнулся он, возвратив из Петербурга в Москву, в письме под печатью своею «Предан без лести», вышеупомянутую бумагу с припиской: «Гений графа Аракчеева согласит огнестрельное орудие с холодным ружьем, которым научил побеждать Суворов». И под этим еще, повторяю, выставлена была буква А., служащего в Военном министерстве. Во второй раз он промахнулся, препроводя ко мне письма с показанными возгласами. Тут спросим, отчего и на мудрецов бывает простота! Оттого, что хотя немного дашь некстати повадку уму, за него тотчас уцепится самолюбие и затянет в свои сети.

Как бы то ни было, вот что я отвечал графу: «Получа от вашего сиятельства письмо и приложенные к нему бумаги, повторяю собственные ваши слова: «Для того, кто по мере усердия своего служил отечеству, все похвалы приятны тогда, когда, удалясь в деревню и войдя в совесть свою, он может сказать, что и я сделал что-нибудь полезное для отечества». Не берусь возражать на восторженные изречения лиц, приветствовавших вас, и искренно желаю, чтобы вы долго проходили поприще свое; но теперь не могу напечатать присланных вами писем. Все то, что относится к случайным людям, разлетается громкою оглаской. Меня назвали бы льстецом, пресмыкающимся перед человеком случайным и добивающимся каких-нибудь у него милостей. А я от юности лет моих ни перед кем не раболепствовал. Но в свете редко верят и самым бескорыстным отзывам. Мнения людей различны, и пересуды привязчивы».

Это сущность письма, при котором препроводил я обратно к графу Аракчееву письма иногородних лиц, приветствовавших графа именами «избавителя и спасителя отечества». При первой встрече моей с графом Милорадовичем[147]147
  Милорадович Михаил Андреевич (1771–1825) – граф (1813); генерал-майор (1798), с 1818 г. петербургский генерал-губернатор.


[Закрыть] после войны заграничной как-то зашла речь о графе Аракчееве, и я рассказал ему об этом случае. Милорадович с какою-то торопливостью вскричал:

– И вы это сделали с таким страшным человеком?

Я возразил:

– А что такое страшный человек?

Ответа не было.

Никогда граф Аракчеев не делал мне никакого добра. Никогда, однако же, не был для меня ни страшен, ни грозен. Напротив того, когда я написал в «Русском вестнике» в 1808 году «О необходимости колонновожатых, о лесных сельских засадах и о летучих отрядах»[148]148
  Возможно, речь идет о цикле статей Глинки «Замечания о военном искусстве»: «О штыках», «О стрелках», «О крепостях», «О повиновении военнослужащих» (РВ. 1808. № 10. С. 19–38; № 11. С. 318–325).


[Закрыть], он писал мне: «Сижу у камина, читаю «Русский вестник» и размышляю».

<…>

1825 года о графе Милорадовиче можно сказать Корнелиевым выражением: «В Риме не было уже Рима»[149]149
  Отсылка к первой половине знаменитой реплики, которую произносит заглавный герой трагедии французского драматурга Пьера Корнеля «Серторий» (1662): «Rome n'est plus dans Rome, elle est toute ou je suis» (действ. Ill, явл. 1). В целом же этот стих имеет совершенно иной по сравнению с цитацией Глинки смысл; слова «Не в Риме Рим сейчас, а только здесь, где я» (пер. Ю. Корнеева) Корнель вкладывает в уста благородного и готового пожертвовать собой ради отечества персонажа.


[Закрыть]. <…> он облек себя личиною лести. Раболепствовал перед Аракчеевым[150]150
  Ср.: «Так, например, кто бы подумал – грустно сказать – даже рыцарь благородства, прямодушный, независимый, бесстрашный граф М. А. Милорадович ухаживал за любимцем Александра I, как за дамой! Я сам видел, как в храмовый праздник Преображенского полка он расчищал ему дорогу от его дома на Литейной до церкви Спаса Преображения!» (Сушков Н. В. Из записок о времени императора Александра I // BE. 1867. № 6. С. 177).


[Закрыть], толкаясь иногда по получасу в его приемной. А когда графу Аракчееву докладывали о Милорадовиче, он говорил:

– Пусть подождет, он пришел выманивать денег.

И при появлении сильного графа Аракчеева граф Милорадович изгибался в три погибели. Далеко, далеко был он от того Милорадовича, который в Итальянскую войну[151]151
  Имеется в виду Итальянский поход Суворова 1799 г.


[Закрыть], видя, что ряды наших войск отступают от напора неприятеля, схватил знамя и воскликнул:

– Солдаты! Посмотрите, как умрет ваш генерал!

Далеко был он 1825 года от Милорадовича 1799 года.

В. Р. Марченко[152]152
  Марченко Василий Романович (1782–1840) начал службу в 1-м департаменте Могилевского верхнего земского суда, коллежский регистратор (1794); с 1803 г. столоначальник в Департаменте военного министра, с 1806 г. – экспедитор. С июля 1810 г. статский советник, томский гражданский губернатор; по этому поводу писал А.: «В новом звании и чине первейшим и священнейшим долгом чту принесть вам, сиятельнейший граф, яко истинному благодетелю моему нелицемерную благодарность за ходатайство ваше и милостивое расположение. Время – барометр сердец человеческих – на опыте покажет чувства мои и преданность. Я не умею льстить, и язык и перо мои слабы излить то, что чувствую, но почитаю ваше сиятельство и быть благодарным весь век мой – вот единственное правило мое» (Дубровин. С. 45; по дороге к новому месту службы Марченко посетил А. в Грузине). С ноября 1812 г. помощник статс-секретаря Государственного совета по Военному департаменту, с августа 1815 г. – статс-секретарь императора, с декабря – управляющий делами Комитета министров. Статс-секретарь Государственного совета по Департаменту гражданских и духовных дел (с 1818), позже – по Департаменту государственной экономии (в 1825); государственный секретарь (с 1830), с 1834 г. – член Государственного совета, действительный тайный советник (1840). Фрагменты «Автобиографической записки» печатаются по: PC. 1896. № 3. С. 484–493; № 4. С. 19–20; № 5. С. 291–298, 308–309, 312–314 (публикация В. А. Бильбасова).


[Закрыть]
Автобиографическая записка

В исходе 1809 года Государю … угодно было посетить Москву. Граф, отъезжая в Грузино, приказал мне быть туда, с генерал-майором Бухмейером, к 30 ноября.

Три дня проведены в Твери, у великой княгини Екатерины Павловны и супруга ее[153]153
  Екатерина Павловна (1788–1819) – великая княгиня, четвертая дочь Павла I; с 1809 г. жена принца Петра Фридриха Георга (Георгия Петровича) Ольденбургского (1784–1812), генерал-губернатора новгородского, тверского и ярославского; с 1816 г. замужем за принцем Вильгельмом Вюртембергским.


[Закрыть], и 6 декабря прибыли мы в Москву, где прожили неделю. Поездка в Москву осталась в памяти у меня <…> по двум случаям: частному и государственному.

Случай частый. У графа Аракчеева был адъютант г. А.[154]154
  Скорее всего, имеется в виду Петр Иванович Апраксин (1784–1852) – граф; юнкер гвардейского артиллерийского батальона (1800), поручик Кавалергардского полка (1804), штаб-ротмистр (1807); с 1808 г. адъютант А., с 1811 г. – петербургский полицеймейстер и подполковник; в отставке с чином генерал-майора с 1817 г. Впоследствии владимирский гражданский губернатор (1821–1827), в 1833–1841 гг. начальник Казанского жандармского округа. Ниже речь идет о его отце – графе Иване Александровиче Апраксине (ум. 1818); упоминаемая женитьба П. И. Апраксина (на Елизавете Андреевне Кузьминой-Караваевой) состоялась не позднее начала 1811 г.


[Закрыть] В борьбе с совершенною бедностию, пристал он ко мне, чтобы я упросил Аракчеева взять его в Москву. Решено было ехать: мне с генералом Бухмейером в кибитке, а А. с фельдъегерем на перекладной, и прибыть в Грузино утром 30 ноября (храмовый праздник у крестьян)[155]155
  30 ноября – празднование памяти апостола Андрея.


[Закрыть]. Мы выехали из Петербурга вечером, но лошади пристали у нас на половине дороги, и должно было поворотить в Софию[156]156
  София — с 1808 г. часть Царского Села.


[Закрыть] для перемены лошадей. Здесь, поправляя под собою сено в кибитке, заметил я, что пьяный камердинер Аракчеева забыл в кабинете трубку с картами, необходимыми по случаю бывшей тогда Турецкой войны[157]157
  Речь идет о Русско-турецкой войне 1806–1812 гг.


[Закрыть]. Хотели послать за нею фельдъегеря с камердинером, но А. умолил дать ему эту комиссию, уверяя, что ему крайне нужно поговорить с отцом и что он догонит нас ночью. На рассвете приехали мы в Чудово[158]158
  Чудово — село и почтовая станция по дороге из Петербурга в Москву, в 12 верстах от Грузина.


[Закрыть]; ждали часа два и решились уже ехать с повинною, чтобы поспеть в Грузино к обедне, как является сахар наш в виде мумии, но с трубкою. До обеда прошло время в Грузине неприметно, в разговорах между съехавшимися гостями, которых было человек 20; но за обедом едва проглотил г. А. ложку супу, как упал со стула и одеревенел до такой степени, что ни растиранье, ни кувшины с горячей водой, ни зеркало, на лицо положенное, не обнаруживали в нем жизни. Хотя измученный вид его по приезде в Чудово и остаток во фляжке сладкой водки показывали цель поездки его в Петербург, тем не менее каково было мое положение? Решено после ужина ехать в Москву, и покойника, оставленного в нижнем этаже при одной свечке, отвезти ночью в Петербург.

В тишине, в задумчивости, отпили чай; но часов в 8 вечера входит в гостиную верхнего этажа кавалергардский офицер, и все удивились, узнав в нем г. А. Он ничего не помнил и уверял, что спал после обеда; когда же советовали ему возвратиться в Петербург, то заплакал, и это убедило графа Аракчеева взять его в Москву, где и положено начало женитьбы его, впоследствии совершившейся.

Теперь о случае, имевшем значение государственное. На время высочайшего пребывания в Москве приказано было отправлять ежедневно из Петербурга бумаги с фельдъегерями, и один день с флигель-адъютантом, другой же с адъютантом графа Аракчеева (для экономии в прогонах). Все привезенные ими депеши разбирал я, и следующие в собственные Его Величества руки отдавал привезшему, а прочие распечатывал граф Аракчеев. В числе первых бывали листовые конверты, без надписи и с странною печатью; об одном из них сказал мне флигель-адъютант Марин[159]159
  Марин Сергей Никифорович (1776–1813) – поручик Преображенского полка (1802), флигель-адъютант (1807), полковник (1809); дежурный гемерал при П. И. Багратионе (1812).


[Закрыть], что получил его от камердинера Мельникова[160]160
  Мельников — камердинер Сперанского.


[Закрыть] и что Государь изволит знать, от кого[161]161
  Это были пакеты от Сперанского, который в 1809 г. остался в Петербурге и по частям высылал Александру I проект образования Государственного совета, о содержании которого А. узнал за несколько дней до его обнародования.


[Закрыть]. После чего и не обращал уже я внимания на конверты сего рода; только впоследствии сказал об них графу Аракчееву, который с усмешкою отвечал: «Мельников важный человек!»

По возвращении в Петербург графа Аракчеева около 18 декабря 1809 года, спрашивает он у меня, когда пришел я с бумагами: «Что слышно новенького?» Не привыкши к таким вопросам, я сказал, что ожидают в городе каких-то перемен. «Да и мне граф Румянцев сказывал, что все новости в Москве готовились», – был ответ графа. Тут показал он свое малодушие. При неограниченной власти, какую он имел, ему досадно было, что новости сии скрыты от него. Он готовился ехать в Грузино; но Государь задержал, обещая прочесть с ним наказ Совету (Государственному). Хотя, по словам его, он отзывался, что труд будет напрасен, ибо он гражданской части не знает, но приметно было желание узнать то, что всех занимало. Один вечер Государь хотел прислать за ним; он и дожидался. Но докладывают, что Сперанский прислан от Государя. Не прошло десяти минут, как граф, отпустив Сперанского, спросил меня с делами. Я и не видывал еще его в подобном бешенстве. Не стал слушать бумаг и приказал прислать их в Грузино, куда сейчас он отъезжает. После рассказывал, что Сперанский привез ему одно оглавление, дабы на словах рассказать существо новой организации; но он не стал ничего слушать и отпустил его с грубостью и послал письмо к Государю об отставке. Тут припомнил он мне безыменные конверты, в Москву присланные. Три дня проведено в беспрестанной пересылке фельдъегерей в Грузино, но 30 декабря граф приехал в столицу. Сей и последующие дни прошли в объяснениях, прочитано образование Совета, и (по словам графа) на вопрос Государя: «Чем хочешь быть, министром или председателем?» – граф Аракчеев отвечал, что «лучше сам будет дядькою, нежели над собою иметь дядьку». Вечером после сего, 31 декабря, Государь прислал в подарок графу пару лошадей с санями, что крайне его порадовало, ибо едва ли не первый это случай был в столице.

1810 год. 1 января 1810 года, возвратясь из дворца, он объявил, что сделан председателем военного департамента Совета[162]162
  По манифесту от 1 января 1810 г. учреждаемый Государственный совет был разделен на четыре департамента: законов (председатель П. В. Завадовский), гражданских и духовных дел (Н. С. Мордвинов), государственной экономии (П. В. Лопухин) и военных дел (А.); председателем был назначен Н. П. Румянцев, государственным секретарем – Сперанский. Современники считали, что в басне Крылова «Квартет» обыгрывается учреждение Совета, а ее персонажи – это главы департаментов: Мартышка – Мордвинов, Осел – Завадовский, Козел – Лопухин, Медведь– А. (см.: Дмитриев И. И. Взгляд на мою жизнь. М., 1866. С. 292–293; примеч. М. Н. Лонгинова).


[Закрыть] и что министр будет другой, почему и отказывается от дел наших. Но как ошибся в перемене места!

Около половины января объявлен военным министром Барклай де Толли[163]163
  Барклай де Томи Михаил Богданович (1761–1818) – граф (1813), князь (1815); в 1810–1812 гг. военный министр, главнокомандующий 1-й Западной армией (март – сентябрь 1812) и соединенными русско-прусскими войсками (1813–1814); генерал-фельдмаршал (1814).


[Закрыть]. С первой работы удивились мы сему выбору, и по нескольким бумагам, у графа Аракчеева явившимся, по которым не оставил он тотчас призвать нас к себе, заключили, что воистину он дядькою будет Барклая. Однако же через неделю все переменилось: докладные записки начали выходить с резолюциями, рукою Государя писанными, и граф Аракчеев, увидев ошибку свою, начал ездить чаще в Грузино и проживать там по месяцу.

<…>

Проведя два года под начальством графа Аракчеева, я получил в сие время чрез него два ордена: 2-й Анны с брильянтами и 3-го Владимира; но он лишил меня и Бижеича[164]164
  Бижеич (Бижевич) Семен Агафонович (1765–1838) – в 1802 г. обер-сек-ретарь Военной коллегии, коллежский советник; статский советник (1806), в 1810 г. помощник статс-секретаря Государственного совета по Военному департаменту; действительный статский советник (1812); в 1812–1828 гг. – директор общей канцелярии военного министра.


[Закрыть] 4-го Владимира, пожалованного за службу при Вязмитинове[165]165
  В 1807 г. военный министр С. К. Вязмитинов представил Марченко и Бижеича к ордену Св. Владимира 4-й степени. А., сменивший Вязмитинова, не дал Александру I на подпись заготовленный указ об этом награждении (см.: PC. 1896. № 3. С. 479–480).


[Закрыть], и не дал чина статского советника, зная, что скоро издан будет известный указ 1809 года[166]166
  В соответствии с указом от 6 августа 1809 г. («О правилах производства в чины по гражданской службе» – Полное собрание законов Российской империи. Т. 30. СПб., 1830. № 23771) для получения чина коллежского асессора требовалось иметь университетский аттестат или сдать специальный экзамен.


[Закрыть], вследствие чего и поторопился произвесть Персидского[167]167
  Персидский Алексей Иванович (1770–1842) с 1809 г. служил в военно-походной е.и.в. канцелярии, коллежский асессор (с 1810), с 1812 г. – секретарь общей канцелярии военного министра, надворный советник (в 1814 г.); в 1815 г. прикомандирован к А., с 1818 г. – помощник статс-секретаря Государственного совета по военному департаменту; в 1821–1835 гг. председатель Экономического комитета военных поселений, тайный советник.


[Закрыть] в коллежские асессоры. Впрочем, я расстался с ним (графом Аракчеевым) хорошо[168]168
  В 1810 г. генерал-губернатор Сибири И. Б. Пестель предложил Марченко место томского гражданского губернатора. Летом 1810 г. тот переехал в Томск.


[Закрыть] и во время службы не только не имел никакой неприятности, но ощущал особенное к себе уважение: раза два назывался он обедать у меня и был доволен приемом; нередко подъезжал к департаменту, брал с собою кататься пред обедом; я у него обедал часто, что в тогдашнее время много значило; в Сибирь прислал он мне гравированный портрет свой и вел со мной переписку приятную. Но что в свете сем постоянно? Впоследствии он сделался врагом моим, и, Бог свидетель, не знаю иной тому причины, кроме замеченного им благоволения ко мне императора Александра I.

В управлении Военным министерством граф Аракчеев держался одного правила с Бонапарте: все гибни, лишь бы мне блестеть. Самовластием беспредельным и строгостию, конечно, сделал он много хорошего: восстановил дисциплину, сформировал, заново можно сказать, армию, расстроенную неудачами 1805 и 1807 годов[169]169
  Речь идет о поражениях при Аустерлице (1805) и Фридланде (1807).


[Закрыть] (неисправно и жалованье получавшую); удовлетворил справедливые полковые претензии; учредил запасы и оставил наличных денег, как помнится, 20 миллионов рублей. Но вместе с тем нанес и вред государству, отказавшись платить долги, и опубликовал о том в газетах, с странною отговоркою, что он не может делать из одного рубля двух, подорвал сим более чем на 15 лет кредит казны и разорил многих подрядчиков; неумеренное же требование денег от Государственного казначейства заставило Голубцова[170]170
  Голубцов Федор Александрович (1758–1829) – с 1802 г. государственный казначей, в 1807–1810 гг. – министр финансов.


[Закрыть] столько выпустить ассигнаций, что серебряный рубль из 1 рубля 30 копеек дошел в два года до 4 рублей. Унижение Голубцова пред графом Аракчеевым так было велико, что он подписал акт, дабы все начеты и взыскания как с чиновников, так и с подрядчиков передавать государственному казначейству, а Военному министерству отпускать из оного деньги тотчас по открытии начета. С сменою графа Аракчеева бедный Голубцов немедленно отставлен без просьбы, и Аракчеев мог хвастать, что оставляет министерство в блестящем виде! Так и впоследствии затеял он военное поселение и оставил его чрез девять лет с экономическим капиталом свыше 40 миллионов рублей. Но как составлен капитал сей? Грабежом казны! Министерство финансов удовлетворяло непомерные сметы Военного министерства, заключавшие в себе необъятное число войск, давало особо деньги на поселения и, лишась крестьян, в военных поселян обращенных, лишилось дохода в податях.

Может быть, политика Государя, после неудачных битв с французами и при расстройстве армии, заставила избрать министром именно графа Аракчеева, даже смотреть сквозь пальцы на деяния его, чуждые чувствам доброго Александра; и человек сей был ужасен. М. Я. Фок[171]171
  Фок Максим Яковлевич (1774 или 1775–1831) – с 1811 г. помощник правителя, а с 1813 г. – правитель Особенной канцелярии Министерства полиции (в 1819 г. присоединена к Министерству внутренних дел); действительный статский советник (1826), с 1826 г. директор канцелярии Третьего отделения.


[Закрыть] справедливо изобразил его при пожаловании графу Аракчееву фамильного герба в стихе:

«Девиз твой говорит, что предан ты без лести; Скажи же мне кому? коварству, злобе, мести!»[172]172
  Эпиграммы, обыгрывающие девиз А., см. в приложении.


[Закрыть]

Вот несколько анекдотов о графе Аракчееве, без систематического порядка.

По вступлении в Военное министерство завел он конвой: карету его по очереди окружали кавалергарды, лейб-гусары и проч., с обнаженными саблями. Потом со всех полков отряжаемы были к нему ординарцы, как к Государю; наконец, и один флигель-адъютант должен был являться на дежурство. Первоначально жребий пал на Ставицкого[173]173
  Ставицкий (Ставиский) Максим Федорович (1778–1841) – в 1784 г. был определен в Артиллерийский и инженерный кадетский корпус, в 1791 г. выпущен штык-юнкером в артиллерийский батальон Балтийского гребного флота; в 1800 г. майор, в 1805 г. назначен бригад-майором в армию Л. Л. Беннигсена, на следующий год пожалован во флигель-адъютанты; в 1812 г. бригадный командир 12-й пехотной дивизии, генерал-майор; сенатор, генерал-лейтенант (с 1826).


[Закрыть], нынешнего сенатора, которому показалось это обидным, тем более что наряд был сделан не по Высочайшему повелению. Отдежурив, он объяснился с Государем поутру; но, по возвращении графа Аракчеева из дворца, Ставицкий тотчас услан в армию князя Голицына[174]174
  Голицын Сергей Федорович (1749–1810) – князь; генерал от инфантерии (1797), в 1801–1804 гг. генерал-губернатор Риги, в 1809 г., во время военных действий России против Австрии, под его командованием находился корпус, действовавший в Галиции.


[Закрыть].

Никакого равенства с собою терпеть он не мог. Корсаков[175]175
  Корсаков Алексей Иванович (1751–1821) – выпускник Артиллерийской и инженерной школы (впоследствии преобразованной в одноименный кадетский корпус), капитан артиллерии (1774), майор (1781), полковник (1794), в 1797–1799 гг. директор Артиллерийского и инженерного кадетского корпуса, с 1800 г. генерал от артиллерии, инспектор всей артиллерии. В 1803 г. назначен сенатором и директором Горного корпуса; в отставке с 1811 г. Два письма А. к нему (1800) см.: РА. 1894. № 5. С. 125–126.


[Закрыть] жаловался Государю на дерзкие бумаги Аракчеева и получил такой собственноручный ответ, что с первою почтою прислал просьбу об отставке.

Граф Буксгевден, главнокомандующий финляндскою армиею, отставлен за то, что партикулярным письмом просил с большею внимательностью к правде делать ему замечания[176]176
  Буксгевден Федор Федорович (1750–1811) – граф (1797); генерал от инфантерии (1803), в 1797–1798 гг. петербургский генерал-губернатор; главнокомандующий во время Русско-шведской войны 1808–1809 гг., отставлен в декабре 1808 г. Его письмо к А. от 13 сентября 1809 г. производило на современников сильное впечатление смелостью, с которой в нем была изображена «картина <…> властоначалия» А.: «Ваше сиятельство отношением своим уведомили меня, что в ведомости моей, представленной Государю императору, о потерях и приобретениях в Финляндии, во время командования моего армиею, нашли вы неверное показание пороха. <…> – Извините, милостивый государь мой, что не мог на оное отвечать вскоре по получении сего, ибо <…> сам обязан был улучать время заняться к вам ответом о таковом предмете, о коем не было еще днесь примера в российской истории, чтобы главнокомандующий принуждаем был рыться в бумагах, дабы объяснить, куда девалось несколько пороху, им же приобретенного! <…> – Ежели бы смысл ваших бумаг и поступков касался только лично до меня, то и меня не вынудили бы вы писать к вам. Личные оскорбления должны лично и возбраняться. Но как все относится к уничижению звания главнокомандующего, почтенного от всех и всеми веками, которое я имел счастие носить с должным усердием Монарху и Отечеству, и сдал оное, не унизив сего сана в лице моем, то и не попущу вас <…> оскорблять звания сего, почтенного от всего просвещенного света. – Хочу <…> обнаружить вам, сколь явно и неосторожно испытываете вы против меня все способы, дабы удовлетворить вашему строптивому стремлению. Сие самое стремление причиною, что не упускаете разных предлогов насылать ко мне запрос за запросом, несмотря, что я через ваше попечение лишился всех адъютантов, управлявших моими делами, и не имею совсем способов вести переписку. <…> – Но забываться в делах по неопытности можно бы еще извинить, когда бы из того льзя было ожидать какой-либо пользы. Посмотрим, достойны ли извинения те выражения ваши, кои касаются до власти. В объяснении сказано, что военный министр от главнокомандующего генерала, графа Буксгевдена, не получал ведомости о долгах. – Скажите, пожалуйста, когда вам главнокомандующий должен был подать ведомость о долгах? Неужели понимать из сего должно, что вы разумеете вам и Государю – все равно? Ибо я не думаю, чтобы вы забыли Высочайший имяиный ко мне указ от 8 ноября прошлого года и другие подтвердительные повеления, кои по вашей части с такою тщательностию были сочиняемы, в коих ясно Государь повелевает мне представить ведомость о долгах ему, что мною по части военной давно исполнено. Каким же образом могли вы совокупить воедино Государя и военного министра? – <…> Знаете ли вы, милостивый государь мой, что есть главнокомандующий? Главнокомандующий есть воин, испытанный в любви к отечеству, искусившийся на поле брани и служением своим доказавший преданность престолу. Ему Государь вручает безопасность, спокойствие и славу своего государства, ему подчиняет он тысячи воинов, коих сбережение и самая жизнь зависит от его мановения, неусыпности и бесчисленных попечений. <…> И сей воин, теряя покой и здоровье свое, не будет даже ныне чрез посредство ваше иметь в предмете отдать в трудах своих отчет самому Государю! Скажите, откуда вы почерпнули сию всеразрушаюшую систему, что подумают воины, кои <…> достойны будут занять знаменитую сию систему, вами столь уничиженную? И с каким намерением? Неужели вы думаете чрез то обратить всех к вам почтение? Нет, милостивый государь мой, вы весьма ошибаетесь! Кто ни в боях, ни в судах, ни в советах царских, ни сверх супостатов, тот никогда не вынудит сограждан к истинному себе уважению, какие бы он ни принимал меры строгости. Из сего видно, что всемилостивейший Государь, пекущийся о благе государства, не знает еще, кого вы в настоящем деле в себе заключаете. – <…> лета и служба моя дают мне право советовать вам, дабы вы, для блага общего, исправили свои поступки, заслужив через то всеобщую признательность и мое особенное уважение» (Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1858. Кн. 1. Отд. V. С. 133–137; по утверждению И. П. Липранди (РА. 1866. Стб. 1043), майор Генерального штаба Гавердовский, состоявший при Буксгевдене, при переводе послания на русский язык сильно смягчил выражения подлинника). Письмо Буксгевдена расходилось в списках (некоторые см.: РО РНБ. Ф. 17. № 39. Л. 75–80; Ф. 542. № 680; ОР РГБ. Ф. 416. Карт. 6. № 30).


[Закрыть].

Даже великий князь Константин Павлович имел от него неприятности, до мелочей. Так, например, в один праздник граф Аракчеев никого не принимал, и адъютант записывал всех приезжавших в книгу, которую на другое утро представлял графу. Увидя в ней, что являлась в одиннадцать часов с поздравлением конная гвардия с шефом своим, он отметил резолюцию: «Объявить, что военный министр один, так могли бы раньше приехать»[177]177
  Константин Павлович (1779–1831) – великий князь, второй сын Павла I; шеф Конного гвардейского полка (с 28 мая 1800 г.). О внимании А. к формальностям этикета рассказывается также в «Записках» В. М. Жемчужникова: «Не успев, по рассеянности, поздравить в должное время графа Аракчеева с Светлым Христовым Воскресением, отец мой счел за лучшее не приносить поздравления своего вовсе и не был у него <…> чуть ли не до Фоминой, Первые слова графа при встрече с моим отцом были: «Христос Воскресе!» Отец мой, полагая, что поздравления ему ограничивались одним расписыванием имени своего на листе, ответил: «Я уже имел честь в первый день праздников приносить поздравления вашему сиятельству». – «Неправда, господин подпоручик! Я христосовался со всеми, кто ко мне приезжал, а вас не было»» (BE. 1899. № 2. С. 641; в отрывке речь идет о Михаиле Николаевиче Жемчужникове (1788–1865), в 1805 г., по выпуске из 1-го кадетского корпуса, назначенном адъютантом к А.). Ср. рассказ Л. Г. Кемеровского, секретаря А.: «Получает однажды граф Аракчеев от какого-то окружного командира военного поселения и чуть ли не Херсонского, донесение, но с слишком неразборчивою подписью; рассердился граф и велел вызвать окружного командира в Петербург. Едет бедный командир в Питер. По приезде в столицу кого только не спрашивал, зачем бы его требовал граф, никто ничего не знает. Наконец, ни живой ни мертвый, является к Аракчееву; тот его спрашивает, зачем он приехал. «Не могу знать, зачем ваше сиятельство требовали». – «Я требовал?!.. Как ваша фамилия?» – «Так-то». – «Как, как?» – «Так-то, ваше сиятельство!» – «А!..» – отодвигает Аракчеев в столе ящик, достает какую-то бумагу и спрашивает у предстоящего перед ним: «Это ваш рапорт?» – «Мой, ваше сиятельство». – «Так вот видите ли, я никак не мог разобрать вашу фамилию, за тем-то и потребовал вас, пожалуйста, прочтите ее. Теперь можете ехать обратно». Окружной командир был крепко рад, что так дешево отделался от грозного Аракчеева, и с тех пор фамилию подписывал совершенно разборчиво» (PC. 1872. № 11. С. 591; запись Г. С. Демянока).


[Закрыть]. Подобных чудес много в адъютантских книгах и на подлинных бумагах.

Один чиновник комиссариатский умер в Финляндии на гауптвахте, где содержался по личному приказанию графа Аракчеева. На рапорте о том коменданта резолюция: «Вечная память – одним мошенником меньше» На сенатском указе о производстве чиновников за выслугу лет резолюция: «Поздравляю; чинов прибавилось, да прибавится ли ума и способности?»

Власть его была неимоверна: в крепости сажал без доклада Государю. При мне призван был егерский шеф, помнится, полковник Жилка[178]178
  Возможно, имеется в виду майор Фома Александрович Жилко, 20 марта 1798 г. произведенный в подполковники и назначенный бригад-майором; полковник (1801).


[Закрыть], и разруган за то, что при полку нашел граф Аракчеев множество чухонских подвод. Объяснения Жилки, что полк его новый, что он выступил с двумя ротами из Сибири, формировал его, не останавливаясь, на марше до Немана, а оттуда, тотчас по прибытии, обращен в Финляндию, обоза же не мог он строить на походе, но заказал в Москве, который, вероятно, и готов теперь, в такое привели исступление графа Аракчеева, что он, не помня себя, закричал: «Ты еще разговорился: нет, брат, не старая пора; я царю сказал, что я за все отвечаю и чтоб он в мелочи не мешался; да и покамест буду отвечать, не одну шкуру с вас сдеру, ты сгниешь прежде у меня в крепости, чем царь узнает», – и с сим словом, обратясь к адъютанту, графу Апраксину, сказал: «Отведи его в крепость, а оттуда ступай в Измайловский полк, возьми обоз, и чтоб полк проходил чрез город с своим обозом; а Измайловский полк получит деньги на счет этого командира татарской орды!» Все в одну ночь и исполнено.

Правивший в Саратове должность губернатора Панчулидзев[179]179
  Панчулидзев Алексей Давидович (1762–1834) – саратовский гражданский губернатор в 1808–1822 гг.


[Закрыть] в указе назван был по ошибке действительным статским советником. Покровительствовавший его товарищ министра внутренних дел Козодавлев воспользовался сим и под предлогом, что цари не ошибаются, поднес указ о производстве; граф Аракчеев, узнав о сем от Государя, тотчас поднес другой указ, в замену прежнего, с названием Панчулидзева статским советником, послал фельдъегеря в Саратов разменять указы и тем кончил недоумение.

По удачном переходе Ботнического залива, когда решено возвратиться в Або и князь Багратион[180]180
  Багратион Петр Иванович (1765–1812) – князь; генерал от инфантерии (1809), с августа 1811 г. главнокомандующий 2-й Западной армией.


[Закрыть] пришел в Аланд за приказанием, граф Аракчеев встретил его поздравлением с чином генерала от инфантерии; а ко мне обратясь, сказал: «Вот Василий Романович и приказ заготовит к приезду Государя о производстве вас и Барклая, которому можете послать (за 600 верст) и поздравить заранее». В самом деле, по приезде Государя в Або тотчас приказ объявлен, а главнокомандующий Кнорринг удалился после сего из армии в деревню[181]181
  В декабре 1808 г., после отставки Ф. Ф. Буксгевдена, главнокомандующим действующей армией был назначен генерал Богдан Федорович Кнорринг (1746–1825), всячески оттягивавший осуществление плана императора, согласно которому русские войска должны были перейти из Финляндии в Швецию по льду Ботнического залива и занять Стокгольм. Лишь после приезда Александра I и А. в Або 2 марта 1809 г. колонна Багратиона под предводительством Кнорринга начала наступление из Кумлинге и 5 марта заняла Аландские острова, что вызвало панику в Швеции. Александр I, раздраженный нерешительностью главнокомандующего, назначил на его место М. Б. Барклая де Толли; 5 сентября война закончилась Фридрихсгамским миром.


[Закрыть].

Врожденному честолюбию и властолюбию графа Аракчеева много способствовало и баловство. Ростовскому полку велено называться его именем, потом бить барабан, когда он идет или едет; подарена царская яхта, содержание которой в Грузине стоило адмиралтейству столько же, как бы она за границею находилась. Все это давалось потому, что граф Аракчеев не принимал ни фельдмаршальского сана, ни Андреевского ордена. Повторяю: он не хотел ни с кем быть равным.

Льстецов и сродников жаловал он и награждал; но, прогневавшись, мстил им наравне с другими. Полковник Тишин сердечный был друг его, за язык, но по выходе графа Аракчеева из министерства проговорился, что «он не понял образования Совета 1810 года, которое подмыло его, как крепкий дуб водопольем». Это дошло до графа Аракчеева, и он таился два года, но в 1812 году, взяв опять силу[182]182
  Именно с этого времени начался, по мнению современников, период всевластия А. Ср.: «С 1812 года министры юстиции и внутренних дел лишились прежнего преимущества иметь по два раза в неделю личный доклад Государю. Все дела их поступали в Комитет министров, а оттуда в Государственную канцелярию, которою управлял Аракчеев. С того времени он вошел в большую силу; за исключением дипломатической и военной части, влияние его простиралось на все дела, не только светские, но и духовные, словом, он сделался почти первым министром, не нося на себе ответственности оного» (Дмитриев И. И. Взгляд на мою жизнь. М., 1866. С. 250). Докладчиком по делам Комитета министров в целом А. стал с 1815 г.


[Закрыть], так наложил руку, что несколько представлений князя Барклая де Толли о производстве Тишина в генерал-майоры и о награде орденом 3-го Георгия остались без действия; после и при отставке даже не дано чина[183]183
  Скорее всего, имеется в виду Василий Григорьевич Тишин (1775 – не ранее 1847), учившийся в Артиллерийском и инженерном кадетском корпусе (1786–1793), адъютант А. в его бытность военным министром; подполковник (1813); генерал-майорский чин получил в 1831 г. Сходный рассказ о мстительности А., который не мог забыть кадетских обид и преследовал бывшего соученика, содержится в воспоминаниях генерала И. Т. Радожицкого (ДНР. 1880. № 10. С. 402) и П. А. Папкова (ИВ. 1900. № 12. С. 979–980).


[Закрыть]. Генерал-майор Бухмейер, указавший некогда дорогу Аракчееву в Гатчино и заплаченный им за то впоследствии, был дружен с ним до унижения (осматривая каждое утро конюшни и кухню) и по окончании французской войны употреблен по новгородскому военному поселению. Тогда не было еще ни комитета, ни совета, ни штаба по сей части и все делалось по-домашнему. Но огромность затей и издержек и страх, что выйдет из мужиков, целыми волостями обученных военному ремеслу, избавленных от податей и еще получающих от казны не только для себя и детей обмундировку, но дома, как дачи устроенные, привели Бухмейера в недоумение: он прикинулся или в самом деле начал бредить о беде и ответе и отпущен с большим содержанием для излечения. Прожив года три в орловской деревне своей и думая, что с новым устройством штаба, комитета и прочего расстался он навсегда с военным поселением и числится по артиллерии, только что приехал с женою в Петербург, дня за два до Петергофского праздника[184]184
  Петергофский праздник — 22 июля, именины вдовствующей императрицы Марии Федоровны.


[Закрыть], как граф Аракчеев узнает о том и о добром здоровье Бухмейера и присылает в обед 21 июля полицеймейстера Чихачева[185]185
  Чихачев Матвей Федорович (1787 – после 1837) – с 1809 г. адъютант военного министра; полковник, петербургский полицеймейстер в 1819–1827 гг.


[Закрыть] с высочайшим повелением: выслать Бухмейера с женою в Чугуев (где было также военное поселение), сопроводить до первой станции и в самый праздник 22 июля отрапортовать об исполнении так рано, пока граф Аракчеев еще не пойдет во дворец.

Барклая возненавидел он с той поры, как сверх ожидания своего увидел его утвердившимся на посте министра и пользующимся доверенностию Царя и всею помпою, изобретенною графом Аракчеевым лично для себя. Удаление Барклая из армии после Бородинского сражения[186]186
  Барклая де Толли, руководившего соединением русских армий под Смоленском летом 1812 г. и дальнейшим отступлением в глубь страны, несправедливо обвиняли в оплошностях и даже в измене. После назначения М. И. Кутузова главнокомандующим всеми армиями Барклай, оставшись командовать 1-й армией, успешно руководил войсками центра и правого фланга в сражении при Бородине; после сдачи Москвы был по личной просьбе уволен от командования.


[Закрыть] успокоило дух ненависти к нему графа Аракчеева, и он бесстыдно рассказывал мне, как приезжему из Сибири, при гостях, за обедом или за чаем, о неспособности Барклая, гордости и вместе подчиненности жене, жадности к деньгам, так что содержание его, как министра, было в 80 тысяч и проч. Но неожиданное восстание Барклая опять раскрыло характер графа Аракчеева. По назначении его на место Чичагова[187]187
  Чичагов Павел Васильевич (1767–1849) – адмирал (1807), министр морских сил (1807–1811), в 1812 г. главнокомандующий Дунайской армией, затем – 3-й Западной. Неудачно действовал в Березинской операции по окружению остатков отступающей армии Наполеона (16 ноября 1812 г.). В Начале февраля 1813 г. его сменил Барклай де Толли.


[Закрыть] главнокомандующим той армии, которая шла осаждать Торунь[188]188
  3-я армия под командованием Барклая осаждала крепость Торунь (Торн) на Висле, капитулировавшую 16 апреля 1813 г.


[Закрыть], он приехал в начале 1813 года на почтовых из Эстляндии в Плоцк, чтобы представиться Государю. Небольшой разоренный этот городок завален был постоем по случаю переправы чрез Вислу, и Барклай на сутки только приехавший, решился не хлопотать о квартире, а, остановившись на почтовом дворе, пошел во дворец, где и приглашен был к обеду. Пользуясь остающимся до того временем, решил явиться к князю Кутузову и графу Аракчееву; но Аракчеев, живший за версту от дворца, завидев в окно Барклая, идущего по грязи пешком, не сказался дома. Вслед за тем велел принести из придворной кухни три блюда; и я, работавший с ним утро и вечер, приписал все это занятиям, никак не предполагая, чтобы он остался обедать дома, единственно избегая встречи с Барклаем. Старик, получив приказания Государя и откланявшись, притащился опять вечером к графу Аракчееву, но он отозвался больным; нечего делать: остался ночевать и в седьмом часу утра явился в шарфе, как объяснилось после, с просьбою доложить Государю о назначении ему столовых денег. Вот уж натешился граф Аракчеев: заставил ждать в комнате, где один лакей чистил сапоги, а другой разливал чай; потом вышел в шлафроке, извиняясь, что, отвыкнув от визитов, особливо таких ранних, он не одет да и не очень здоров, не попросил садиться, а, выслушав просьбу, отозвался, что это не по его части, ибо он секретарь Государя, не больше, и пишет только то, что ему прикажут. Барклай, уезжая из Плоцка, писал, однако, письмо, чтобы доложил Государю о столовых, и граф Аракчеев, возвратясь с докладами, сказал мне, что назначено 12 тыс[яч][189]189
  После занятия Плоцка (Герцогство Варшавское) русскими войсками 24 января 1813 г. здесь находился Главный штаб. Просьба к А. «об исходатайствовании обещанного» (выдаче подъемных и назначении столовых денег) содержится в письме Барклая от 10 февраля 1813 г.; в ответном письме от 14 февраля А. уведомляет о том, что соответствующий указ готов и подписан, а сумма подъемных будет выплачена по прибытии денег из России. В заключение А. с обычной для него саркастической двусмысленностью писал: «Мне весьма приятно, что услугою сею могу я платить вам за доброе расположение ваше, опыты коего видел я во время управления вами военным министерством. Готов и впредь на подобные услуги, дабы совершенно быть вознагражденну в чувствах моих, всегда одинаковых, и потому истинно уверяю ваше высокопревосходительство, что вы можете всегда и обо всем относиться ко мне и, доставляя тем удовольствие быть полезным для вас, доставите другое, не менее приятное для сердца моего – исполнение непреложного правила платить услугою» (Дубровин. С. 78–80), что в контексте его отношений с Барклаем практически однозначно должно было пониматься адресатом как злая издевка. Небезынтересно, что весной того же года эти письма распространялись в столице в списках, причем в копиях по сравнению с оригиналами акценты были смещены «в пользу» А.; как явствует из подготовленного для него анонимного обзора «Санктпетербургские слухи, известия, новости», в письме Барклая усилены просительные ноты, а в ответ А. вставлена отсутствующая в подлиннике фраза: «Невзирая на все неприятности, которые вы оказывали мне во время управления вашего министерством военным, я, имея в правилах своих за зло платить добром, имел счастие докладывать Государю Императору о положении вашем и Его Величество всемилостивейше повелеть соизволил производить вам по 12 000 р. ежегодно столовых денег» (Там же. С. 99). Интерпретацию этого эпизода из мемуаров Марченко см.: Тартаковский А. Г. Неразгаданный Барклай. М., 1996. С. 262–264.


[Закрыть]. Я заготовил рескрипт министру финансов об ассигновании сей суммы серебряною монетою, как следовало за границею; но на другой день, получа Аракчеевы доклады и указы, удивился, что в рескрипте слово «серебром» пропущено. Спрашиваю кантониста, при нем бывшего, Леонова, и узнаю, что граф Аракчеев приказал ему переписать в таком виде присланный мною рескрипт. Мщение гнусное! Когда Барклай поступил на место Кутузова[190]190
  Кутузов умер 16 апреля 1813 г. в Бунцлау (Силезия); после Бауценского сражения (20–21 мая 1813 г.) главнокомандующим союзными войсками стал Барклай де Толли.


[Закрыть], то сам докладывал и получил серебром; но Государь отнес это к ошибке своей канцелярии <…>

Граф Аракчеев, по скрытному характеру своему, не показал мне при первом свидании[191]191
  Марченко сопровождал Александра I на Венский конгресс и в дальнейших разъездах по Европе; вернулся в Петербург в декабре 1815 г. и вскоре был назначен управляющим делами Комитета министров.


[Закрыть] особых знаков недоброжелательства; однако между разговорами не упустил спросить: где я, по новому званию, служить буду? Ответ мой состоял «в приписанных Государем словах в указе»; и он дал почувствовать, что с окончанием войны не будет уже более заниматься гражданскими делами. Однако вслед за приездом Государя в Петербург предстала работа: разделение Военного министерства[192]192
  С декабря 1815 г. управление Военным департаментом министерства вверялось учрежденному при императоре Главному штабу, от Военного министерства не зависевшему. Начальник штаба (в 1813–1823 гг. им был П. М. Волконский) имел личный доклад у государя и собственную канцелярию, состоявшую из двух отделений – фронтового и хозяйственного.


[Закрыть], и пошло все по-старому. С бумагами по сему предмету ездил к Государю и граф Аракчеев, и я вместе, и едва их кончили, как Государь изволил предложить мне место Молчанова, просившегося за границу. Я написал графу Аракчееву письмо, прося довести до Высочайшего сведения, что не в состоянии исправлять обеих должностей Молчанова, то есть по Комитету министров и по Комиссии прошений; а ежели угодно, то приму одну из них и преимущественно комитетскую. Я опасался докладывать по просьбам, зная, что граф Аракчеев не потерпит близкого сношения с Государем, и видя из опытов ненависть его ко всем тем, с кем Государь хорош, и желание всем заведовать, но так, чтобы ни за что не отвечать. Переговоры и приискание докладчика продлились до Рождества. 24 декабря сделан я правителем дел Комитета министров, а Кикин[193]193
  Кикин Петр Андреевич (1775–1834) – с 1802 г. флигель-адъютант, в 1812 г. генерал-майор, дежурный генерал обеих армий, с 1814 г. в отставке; вновь на службе с 1816 г. в должности статс-секретаря «у принятия прошений» (до 1826).


[Закрыть] определен уже в январе.

Дела по комитету начал докладывать граф Аракчеев; следовательно, удалена сим всякая недоверчивость ко мне, но во время отлучек его из города или болезни ездил к Государю я с бумагами по назначению графа Аракчеева. Для сего пожаловал мне Государь придворный экипаж, узнав, что я не могу содержать его от себя. Помаленьку начал граф Аракчеев все прибирать к себе, отвечая, однако, всякому, что он никакой отдельной части не имеет и займется одним поселением войск. Дела советские[194]194
  То есть дела Государственного совета.


[Закрыть] решительно к нему поступали, министрам назначено столько предметов, по коим входили бы они в комитет с представлениями, что иным ничего не оставалось к личному докладу Государю; наконец принялся было и за Кикина, но тот отгрызся.

Получив постоянное место в Комитете министров, я думал, что прогулки мои по свету уже кончились; но, сверх ожидания, в августе 1816 года велено ехать в Москву и Варшаву. Граф Аракчеев хотя скрыл негодование, зачем Государь берет меня с собою, однако показал неравнодушие свое тем, во-первых, что ни слова уже не говорил о том, поеду я или нет; во-вторых, ни теперь, ни после не испросил ни рубля мне денег на дорогу, зная совершенно нужду мою, и, в-третьих, не дал мне ни чиновника, ни писаря в дорогу, под предлогом, что ему нужны, хотя все дела его канцелярии и журналы забирал я с собою, исключая поселенческих.

13 августа, поутру в 7 часов, выехал я из Петербурга и, пробыв часа два в Твери, у матушки <…> увидел обновившуюся Москву 16 числа в 5 часов вечера. Квартира была в Чудовом монастыре. Примечательного в сие время по нашей части было: награды 30 августа и назначение к должностям Сперанского и Магницкого[195]195
  О М. Л. Магницком см. ниже, в преамбуле к его сочинению «Сон в Грузине».


[Закрыть], из которых о Сперанском указ сочинил Государь сам, и граф Аракчеев, из излишней, вероятно, осторожности, спрятал отпуск у себя, чего с другими бумагами не делал[196]196
  Отпуск — здесь: копия. Речь идет об указе от 30 августа 1816 г. (день тезоименитства государя). По устному свидетельству Марченко, этот указ писал он и по требованию Александра I четырежды его переделывал (см.: Корф М. А. Жизнь графа Сперанского. СПб., 1861. Т. 2. С. 120). В документе говорилось, что император, получив в 1812 г. сведения, компрометирующие Магницкого и Сперанского, не стал разбираться в их деле (ибо это «в тогдашних обстоятельствах делалось невозможным»), а удалил обоих от службы. Ныне же, «по внимательному и строгому рассмотрению поступков их, <…> не нашел убедительных причин к подозрениям». «Желая преподать им способ усердною службою очистить себя в полной мере», император назначил Сперанского пензенским гражданским губернатором, а Магницкого – воронежским вице-губернатором (цит. по: Корф М. А. Указ. соч. Т. 2. С. 120). Сперанский был убежден, что фраза об «очищении себя в полной мере» придумана А.: «Не приписывайте ее Александру Павловичу, нет, Государь совсем иначе был ко мне расположен» (Там же. С. 120).


[Закрыть].

31 августа, на рассвете, Государь изволил отправиться из Москвы, чрез Калугу и белорусское поселение, в Киев, а я, прожив еще двое суток в Москве, проехал прямо в Киев, чрез Тулу, Орел, Севск и Нежин. Граф же Аракчеев с поселения возвратился в Грузине <…>

В феврале 1817 года, подав отчет о делах Комитета, которые все очищены были, просил я награды чиновникам. Государь столь доволен был успешным течением дел, что утвердил вполне представление мое, а графу Аракчееву приказал заготовить для меня грамоту на орден 2-й ст[епени] Владимира. Узнав о сем, я убедительно просил графа Аракчеева доложить Государю о недостатках моих, и что, ежели не заслуживаю я аренды[197]197
  Аренда — вид награды за отличия по службе: пожалование имения на определенный срок (от 4 до 12 лет). Что имеется в виду ниже под «продажей» аренды, – неясно (В. А. Бильбасов, публикатор текста, после слова «продана» поставил в скобках вопросительный знак); возможно, за единовременную выплату значительной денежной суммы (хотя бы и уступавшей совокупности доходов за несколько лет) официальный владелец аренды мог передать другому лицу право на получение ежегодного дохода.


[Закрыть], то лучше буду ее выслуживать, но наружные знаки отличия мне не нужны. Государь вследствие сего пожаловать изволил мне в аренду на 12 лет староство Житомирское, и граф Аракчеев в первый раз показал при сем случае, что он не желал бы того сделать. Обыкновенно, кому доброжелательствовал, он подносил указ к подписанию или извещал министра финансов, в какую сумму пожалована аренда, отчего Персидскому, например, в штаб-офицерском чине дана генеральская аренда; или же, наконец, сообщал министру финансов, чтобы до вступления в полное владение арендою производим был арендный доход; но для меня ни одной из сих выгод не было. Он глухо сообщил обо мне Гурьеву, и я получил аренду по чину, а не по званию, в 1200 рублей. Благодаря Ланскому[198]198
  Ланской Дмитрий Сергеевич (1767–1833) – московский гражданский губернатор (1808–1810), в 1814–1829 гг. – управляющий Департаментом государственных имуществ.


[Закрыть], тот прибавил от себя до 400 рублей, под предлогом, что в обрез в 1200 рублей аренды не было, и вечная признательность сему доброму, честному человеку за то, что пособием его и знакомством с Катериничем[199]199
  Катеринич Василий Семенович (1771–1847) – с 1795 г. асессор строительной экспедиции Киевской казенной палаты, в 1807 г. коллежский советник, советник Киевской казенной палаты; в 1825–1828 гг. вице-губернатор Киева, действительный статский советник (1828), с 1828 по 1832 г. киевский гражданский губернатор.


[Закрыть] ежегодно продана аренда с 1819 года, когда большие последовали со мною перемены.