Текст книги "Новая жизнь для Лизы (СИ)"

Автор книги: Аврора Давыдова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Глава 25

– Давай же, Лизаве…

Выстрел. И первая пуля приходится прямиком между глаз Виктора. Чуть вправо. Выстрел. Чуть влево. Выстрел. Трое. Считаные секунды. Никто не мог предугадать, и этого хватило. Вот только двое за моей спиной явно уже оценили произошедшее, готовясь к ответным действиям. Но один-то безоружен, я надеюсь безоружен. Резкий разворот. Нахожу цель. Взрыв. Инертные колебания, позволяющие едва удержаться на ногах. Автоматные очереди. Двое охранников переключаются на эти звуки, доносящиеся с улицы. Демьян выхватывает у меня из рук пистолет, и кладёт обоих четкими выстрелами. Прижимает мою голову к груди, целует макушку.

– Малышка моя, нам надо выбираться отсюда. Там явно Алик, устроил шоу для нас. – Дёма протягивает мне обратно пистолет, а сам хватает автомат.

Мы с оглядкой покидаем цокольный этаж, перебежками выбираясь наружу. Нельзя стоять, надо двигаться. На первом этаже крики и хаос достигают своего апогея. Бойцы Борского, отступают, похоже, не обращая на нас никакого внимания. Без своего хозяина и начальника, они попросту не знают, что делать, а умирать за просто так многим не хочется.

– С*ка! – рычит рядом Медведь, словивший всё-таки пулю.

Я не разбираю, где свои, а где чужие. Вижу лицо Артёма, который подхватывает под плечо Демьяна. Нас выводят из дома, в окружении нескольких бойцов. Передают в руки Алику. Футболка Демьяна пропитана кровью, он держится за бок. Руки в крови, джинсы в крови. Ему помогают усесться в машину, меня сажая рядом. Захлопывают дверь, и становится чуть тише. А хочется полнейший вакуум. Я как в пьяном бреду, хватаю открытым ртом воздух, не соображая, что происходит. Смотрю на мир как на боевик, не верю, что являюсь его участницей.

Медведь тяжело дышит, Алик матерится, а повсюду кровь. Смотрю на свои руки, они тоже в крови. Снова на Демьяна, а вместо его, вижу бледное лицо мёртвого Глеба. Прикрываю веки, перед закрытыми глазами предстает картина, как выстрелами, один за другим, я убиваю трёх человек. В голову. На раз. Бездыханные тела тяжёлым кулём падают на бетонный пол. Не дышат. Потому что мёртвые.

– Малышка, маленькая моя. – осипшим голосом зовёт меня любимый. – Всё хорошо, слышишь. Всё хорошо, мы выбрались. Потерпи чуть-чуть. Сейчас домчим в больничку.

Мой большой и раненый мужчина меня успокаивает. Прижимаюсь к нему, стараясь не сильно давить на рану.

– Ты должен держаться. Не смей умирать вместе с ними. Не бросай меня.

– Ни за что. Моя маленькая, никогда.

Слёзы быстрыми потоками стекают по щекам. Я едва могу разглядеть, как аккуратно Демьяну помогают выбраться из салона. Как почти закатываются его глаза. Опять в памяти всплывает Глеб. Прикрываю рот в немом крике, пока каталка с Медведем скрывается за дверьми клиники.

Надрывно кричу, раненым зверем. Бьюсь в накатившей истерике, реальность догнала меня и не собирается щадить. Оседаю, пойманная сильными руками Чёрного. Плачу, рыдаю, всхлипываю, едва умудряясь дышать. Я убила их, троих живых людей. Плохих или хороших, но убила. Я убийца. Не лучше Борского, не лучше Глеба.

– А-а, аха-аха… – каждый глоток воздуха причиняет боль. Не раненое сердце истекает кровью, сжимаясь от боли. Я убийца.

– Лизка, всё хорошо. Ты молодец. – Янка вцепляется в меня стальной хваткой, прижимает, убаюкивает, как ребёнка. – Ты справилась. Ты смогла. Ты мой герой. Ты спасла себя, спасла Демьяна. Ты это сделала. Ты молодец.

Шикаю, когда в плечо колет что-то острое, мгновение, и меня начинает отпускать, погружая в темноту и покой.

«Прибрежный песок очень тёплый, и морские волны, накатывающие на мои ноги, не уступают ему. На невероятно голубом небе светит яркое солнце. А лёгкий ветерок, шелестящий в лиственных кронах, дарит вселенский покой и умиротворение.

– Я знал, что найду тебя здесь. – рядом присаживается Мотя, обнимая руками свои колени. – Здесь красиво.

– Да, намного лучше, чем в лесу. Ты же помнишь, я всегда мечтала жить на берегу.

– Помню, Лизун, помню. – вздыхает покойный муж.

– Как ты думаешь, Глеб, правда, всю жизнь любил меня? Ну, ты понял. – поворачиваюсь к нему, разглядывая до боли знакомый профиль. Родные черты лица, врезавшиеся в память, не стёрлись за эти полтора года.

– Я не думаю, я знаю правду. И ты тоже её знаешь. – Мотя посмотрел на меня, и я всё поняла, по его глазам.

– Ты простил его?

– А ты?

– Он умер у меня на руках. Я всё равно на него злюсь, и немножко ненавижу.

– Это нормально, Лизун. Мне уже всё равно. Я простил его почти сразу. Что толку, если бы Борский убил в тот день нас двоих, а так у него был шанс помочь тебе. – Матвей наклонился и потёр большими пальцами себе лоб.

– А меня, ты сможешь простить? – нерешительно спрашиваю, того, кто давно мёртв.

– Мне не за что тебя прощать, любимая. Это тебе следует простить меня, и себя, как видимо, заодно. – Мотя провёл тыльной стороной пальцев по моей щеке и поцеловал ледяными губами. – Я хочу, чтобы ты была самой счастливой на свете, чтобы каждый день вставала и радовалась своей новой жизни, Лизун. Я так отчаянно желал сделать тебя счастливой при жизни, что ты просто обязана быть таковой после моей смерти.

– Я всё ещё люблю тебя. – нежно шепчу, прикрывая глаза, из которых уже готовы пролиться слёзы.

– Я знаю. Просто его ты любишь больше. Это правильно, он красава, чёткий мужик. Правда… да ладно, не суть. А теперь открывай глазки и просыпайся.

– Нет, подожди. Ты приснишься мне ещё, хоть раз?

– Нет, драгоценная моя, но я скоро вернусь к тебе. Обещаю»

Первое, что вижу, открыв глаза, это улыбающееся лицо Янки. Она по-матерински гладила меня по волосам, заботливо поправляя подушку. А стоило едва, пару раз, провести языком по пересохшим губам, помогла приподняться и попить воды.

– У тебя случилась истерика, пришлось вколоть анксиолитики. Если это важно, ты проспала всю ночь и половину дня. Сейчас двенадцать двадцать семь. – уточнила подруга, взглянув на часы. – Видимых повреждений у тебя не наблюдалось, за твоим состоянием следили всю ночь. Если что-то болит или беспокоит, скажи.

– Всё хорошо. Как Демьян? – непослушными губами задаю самый главный для себя вопрос. Янка закатывает глаза.

– Норуль твой Демьян. Пуля прошла рядом с почкой, ничего важного не задела. – я посмотрела на подругу красноречивым взглядом. – Ну, побит основательно, так, по мелочи, ушибы, гематомы, пара рёбер. – по мелочи?! Не знаю, что отразилось у меня на лице, но Янка быстро поправилась. – Эу, эу, всё с ним в порядке. Зашили, уже должны перевести из реанимации в палату. С ним бывало и похуже. А ты, если будешь примерной девочкой, разрешу вечером сходить к нему.

– Спасибо, мамочка. Но я лучше схожу сейчас. – пытаюсь подняться, но голова немного кружится, приковывая к постели.

– Во-от. – триумфально проговаривает Яна. – Сейчас тебя осмотрит врач. Потом ещё немного отдохнёшь, и дашь отдохнуть Дёме, а потом встретитесь.

– Алик небось уже давно торчит у него. – обиженно выговариваю Янке.

– Не думаю, что Дёма сейчас может здраво соображать. Да и Лёшику есть чем заняться. Он подчищает вчерашнее. Уж слишком много шума наделали.

Мы синхронно вздыхаем. Сейчас мысль, что я убийца, не так гложет мою душу, но рубец вины там останется навсегда. И эти лица, я, наверно, буду помнить всю жизнь. Как и истекающего кровью Глеба.

– Я не знаю, в курсе ты или нет, но Глеб…

– Он умер у меня на руках. – перебиваю подругу. – Это он убил Матвея, по приказу Борского.

Лицо подруги искривилось гримасой боли и разочарования.

– Мне очень жаль. Глеб был последним, на кого я могла подумать.

– Мне тоже жаль. – вздыхаю, проглатывая в горле ком, признаюсь в душевных терзаниях, надеясь облегчить боль. – А ещё я убила троих человек. Один, из которых Виктор Борский.

– За своего Лёшика, я, наверно, тоже бы убила. За Егора уж точно. Кык. – она скривилась, высунув язык набок, проведя по шее большим пальцем.

От этой умилительной мордашки я улыбнулась. Я давно не улыбалась. Казалось, целую вечность, хотя делала это только вчера утром. Только вчера, я была изнежена и залюблена своим Медведем, едва первые лучики солнца показались в нашем окошке. А в полдень мы с Янкой строили планы на их годовщину свадьбы, которую подруга мечтала провести в Вегасе, венчаясь в церкви Элвиса Пресли. Ещё вчера мы хохотали и ели мороженое. А кажется, год назад.

– Я убила трёх человек. – печально улыбнулась подруге. Та присела ко мне на кровать и обняла.

– Когда Лёшик лежал в больнице, а я отправляла Егора во Владик, перед посадкой он сказал: «Знаешь, мама, если тебя съел уж, то ты – ужин ужин».

– Хм, смешно.

– Я так же ему ответила. – подруга обняла меня ещё крепче.

Врачи, анализы, полный осмотр. Не знаю, кто из этих паникёров отдал приказ, но меня едва не засунули в аппарат МРТ. Только когда я не на шутку разозлилась, запретила к себе приближаться и отказалась от очередного успокоительного, Янка великодушно пустила меня к Демьяну.

Он лежал на кровати, грудная клетка была перевязана бандажом. Вспомнила слова подруги про рёбра. Забинтованное предплечье, я даже не видела, что случилось с его правой рукой. Нога в лангетке. Отёк на скуле спал, оставляя растёкшийся кровоподтёк. Подбитая нижняя губа покрылась коркой, которую мужчина нервно покусывал, слушая Лёшу. Как только Медведь заметил меня, жестом остановил друга.

– Алик, своди Янку выпить кофе. – Демьян не сводил с меня взгляда, и почему-то внутри всё похолодело. Не чувствовала, такого даже при нашей первой встрече.

Я присела рядом с ним на кровать. Молча. Сжала пальцы на перебинтованной руке. Так же молча, легонько коснулась губами его губ, ненадолго задержав поцелуй, провела языком по вскрывшейся ране, чувствуя солоноватый вкус крови. Он не сопротивлялся, не отталкивал, большой мужчина бездействовал, и сопел как ребёнок.

– Как ты? – спросила, не в силах терпеть затянувшееся молчание.

– В порядке, бывало и хуже. – с тягостным вздохом ответил Медведь. Я в непонимании нахмурилась. – Как ты себя чувствуешь? Мне сказали, у тебя случилась истерика.

– Ерунда, меня догнало. – старалась говорить как можно жизнерадостней, старалась разрядить обстановку. Я уже физически чувствовала, нарастающее напряжение, как вокруг сгущался воздух. – Вчера умерло столько человек, и всё из-за меня. Было как-то не по себе. Ещё и ты в таком плачевном состоянии. Был.

Мы сидели рядом, но очень далеко. Между нами образовывалась пропасть, с каждой секундой становясь всё шире. Трудно поверить, что ещё вчера, у меня не было родней человека, мужчины, который сейчас смотрит с такой отрешённостью. Нерешительно, кладу руку на скованную бандажом грудь. Хочу почувствовать, хочу знать, так же сильно бьётся его сердце, как моё, которое в испуге, готово разбиться о грудную клетку. Демьян тянется за лежащей недалеко папкой и молча вручает её мне.

– Что это? – не знаю, про что именно спрашиваю, про папку или про игру в молчанку, которую он снова устроил, как в самом начале нашего общения.

– Это документы на недвижимость в Испании, которую приобрёл для тебя Матвей. Там есть контакт поверенного. Поскольку Борский тебе больше не угрожает, Алик и наши юристы помогут переоформить дом на твоё настоящее имя. Если всё пройдёт гладко, неделька, и можешь лететь вступать в права собственности.

Он думает, что я хочу уехать от него, поэтому такой? Глупости.

– А если я не хочу уезжать? – натянуто улыбаюсь мужчине.

– Как заблагорассудится. Можешь уехать, можешь остаться и жить в Москве. Теперь ты легко можешь вернуться в свою квартиру, тебя больше никто не побеспокоит.

Вот теперь это уже не глупости, не кажущееся и выдуманное. Демьян действительно порывает со мной, выстраивает границы, воздвигает стены. И делает это так по-детски, делая вид, что между нами не было ничего, как будто не он называл меня своей малышкой. Сглатываю предательский ком, слишком шумно, слишком откровенно выдаю свою обескураженность. Хватаюсь за папку как за спасательный круг, поднимаясь и отступая назад. Делая расстояние между нами реально видимым.

– Да, я бы хотела вернуться к себе домой, – намеренно выделяю эти два слова. – сегодня. С твоего позволения, я бы заехала к тебе, забрать свой рюкзак. – теперь даже язык не повернётся произнести «из нашей комнаты». А ведь ещё вчера он сам говорил, что она наша. Какие глупости.

– Он у Алика в машине, вместе с твоими вещами. – Удар! Нокдаун!

– Хм. – прижимаю папку с документами сильней. Обнимая её руками, обнимаю себя. Чтоб не выдать волнения и накатывающей боли. – Могу я навестить тебя хоть раз. Пока ты здесь. – жалкие трепыхания, понимаю это не хуже сверлящего меня взглядом мужчины.

– Не стоит, Лиза. Тебе пора начинать свою новую жизнь. – даже в моём сне, от покойного мужа, не веяло таким холодом, как от Демьяна сейчас. Жгучего холода.

В том страшном, сыром подвале я боялась лишь одного, Демьяна застрелят, убьют на моих глазах. Он выжил, и сам стреляет в меня. Словами, а лучше б пулей.

– Пора… – соглашаюсь, изображая счастье, играя радость. – Спасибо, Медведев Демьян. За всё, что ты для меня… – не успеваю договорить, дверь с шумом открывается, стукаясь о стену, и так же шумно захлопывается.

– Божечки, господи, мой Медвежонок, что они с тобой сделали. Любимый. – Ника, конечно.

Бесцеремонно набрасывается на Дёму. Имею ли я право, теперь так его называть? Он морщится, но не сопротивляется. Больно? Пусть хоть так, мне тоже больно. Собираюсь уйти, но на прощанье делаю хоть маленькую, но гадость, напыщенной Нике.

– Спасибо, за всё. – наклоняюсь к нему, шепчу у самых губ и целую. Пронзительно, глубоко, как любила целовать после дня в разлуке, когда предлагала ему себя, своё тело, и не заметила, как отдала вместе с ним и сердце.

Не дождавшись ответа, отстраняюсь. Выдержке этого мужчины можно позавидовать. Если она есть, эта выдержка. Может, это отчуждение вовсе не напускное, я просто хочу видеть больше, чем есть. Глаза Ники сверкают злостью, но надо отдать ей должное, виду не подает, стараясь всеми правдами и неправдами перетянуть внимание Медведя на себя. Не стоит так стараться, я отступаю, я ухожу. Но перед этим, воспользовавшись назойливостью девушки, делаю спонтанную вещь. Украдкой ворую лежавший на тумбочке браслет. Его браслет, кожаный ремешок, несколько раз, обматывавший широкое запястье, и золотой медведь.

В отличие от Ники, я тихо покидаю палату, деликатно прикрывая за собой дверь. Глубоко вздыхаю, расправляя понурые плечи, выше задирая подбородок. В одной руке папка, в другой браслет, трофей. Мягкой походкой иду по светлым коридорам клиники. Улыбаюсь, несмотря на кровоточащее сердце. Иду, легко и непринуждённо, в своё лучшее будущее, в свою новую жизнь.

Глава 26

Демьян

Не успеваю открыть глаза, как в меня тычут очередной партией иголок. Алик, довольно лыбится, суч*ра, как будто хочет отомстить за тот коллапс, который мы устроили, а он один разгребает.

– Где Серёга? – не то чтобы мне был нужен врач, но просто интересно, почему не пришёл сам с очередной лекцией.

– Сергей Геннадиевич на операции. – щебечет медсестричка, стараясь не кокетничать, но получается это плохо. Понимаю, девочка, вчера, до того как отключиться, помню, возле меня кто только не крутился, даже сам главврач. Который тоже, почему-то ещё не прибежал. А я столько денег сюда вкидываю.

– Ушла. – грубо выпроваживает девушку Лёха, оно и понятно, ему чуждо заигрывание с бабами, у него Янка, та ещё фурия.

– Как там Лиза? – спрашиваю, пожалуй, единственное, что меня волнует.

– Нормально твоя Лиза. Ей вкололи что-то, она мгновенно отключилась, ещё спит. Янка у неё.

– Зачем вкололи? Лёха, её хоть осмотрели, она цела? На что-нибудь жаловалась? – бл*ть, вот как на них можно было положиться, даже отключиться от потери крови нельзя, где-то да напортачат.

– Дёмыч, ну я ж не имбецил, да и Серый врач хороший. Думаешь, без тебя не разобрались? – по-моему, друг откровенно надо мной стебётся.

– Я хочу всё предусмотреть. А если её избили? Если внутреннее кровотечение?

– В МРТ её запихнуть? – сейчас Лёха на меня смотрел как на имбецила.

– Не запихнуть, а сделать. – я было дёрнулся в его сторону, но сдавленно завыл от саднящей боли.

– Про себя узнать не хочешь? – иронично заметил друг.

– Что там? – всё же интересно, какого хр*на я такой перевязанный.

– Четыре сломанных ребра, парами. Два пулевых. На правой руке пулю пришлось извлекать из кости. В бочине, едва не задела почку. Трещина на берцовой. Трещина затылочной, сотряс. Это я ещё упускаю гематомы, кровоподтёки и царапины.

– Неплохой набор. Я-то думаю, отчего башня трещит. – пытаюсь даже улыбнуться. – Что случилось с Лизой? Алик, давай по-хорошему, чтобы я не пытался встать и сам всё разузнать.

– Внешних повреждений нет, её осмотрели. Только у Лизы случилась истерика, нервный срыв. Она даже не говорила, только кричала, плакала и выла. Пришлось колоть.

– С*ка, прав был Борский, гори в аду его душа. – во всём был прав. Она слишком чистая, слишком правильная, и никто её не достоин. Я тем более. Потираю глаза здоровой рукой. – Ыр-р. Твою ж…

Что это, боль повреждённого глаза, или осознание, что такой упырь, как Виктор Борский оказался, хоть в чём-то прав. Такой светлой и ранимой девочке не место в нашем болоте чертей. Даже начинаю понимать, её покойного мужа, который решил, отдать жизнь за её счастье.

– Мы нашли у Березина документы на недвижимость в Испании, дом. Там фигурирует фамилия Серебрякова, и какой-то женщины, испанки. Думаю, это тот самый план побега. – за что люблю Алика, это способность читать мои мысли.

– Ты сможешь переоформить его на Лизу. Под настоящей фамилией. Поговори с нашим юристом.

– Я всё сделаю, Дёмыч. Ты уверен?

– Уверен. Попроси Алевтину Степановну, пусть соберёт её вещи. Не хочу, чтобы малышка увидела дом в таком состоянии, она ещё сильней разнервничается. Не нужны ей больше переживания. – Алик язвительно хмыкнул. – Привези их как можно скорее, она не станет ждать и придёт ко мне. Я хочу всё сделать сразу, быстро.

– Сделаю, только ты не пожалей потом.

Пожалею ли я? Уже жалею, когда вижу её печальные глаза, как она храбрится, стараясь не подать виду. Жалею, когда чувствую её сладкие губки на своих губах, как ревностно малышка смотрит на так вовремя пришедшую Нику. Отпускаю её и жалею. Дверь за Лизой закрывается, оттесняя меня от неё, и приходит осознание, что я теряю что-то очень важное, в своей жизни, но дарю жизнь ей, лучшую жизнь.

– Мой Медвежонок, ты не голоден, может, закажем суши? – Ника уже больше часа еб*т мой больной мозг. Почему я ещё не вышвырнул её из палаты, загадка. – Тебе надо хорошо питаться, чтобы быстрей поправиться.

– Ник, если хочешь, можешь идти, обедать, ужинать, жрать, куда угодно. – девушка растерянно хлопает глазами, сильней выпячивая губу.

– Но мой Медвежоночек, как я оставлю тебя одного?

– Ты охренел?! – дверь второй раз долбит стенку и мою голову, заставляя морщиться. Но ураган по имени Янка не остановить. Сейчас и Ника под горячую руку попадёт. Хоть это радует. – Вон пошла отсюда! Жива!

Ника хватает ртом воздух, в немом возмущении, но быстро хватает сумку и улепётывает.

– И чтоб больше я тебя рядом с этой палатой не видела, пристрелю! – кричит вдогонку сестра, а повернувшись ко мне, тычет наманикюренным пальчиком. – Скотина ты редкостная, Демьян! Никогда даже подумать не могла, что мой брат окажется инфантильным трусом! Да, дед в могиле перевернулся, наверное, услышав, что ты устроил!

– Ты волуме-то убавь! Алик, успокой свою жену. – но Алик лишь поудобнее устроился в кресле, наблюдая за нашей перепалкой. – Каблук.

– Я тебе не один раз говорила, не смей так называть моего мужа!

– А ты не ори на меня! На мужа своего ори!

– А ты мне рот не затыкай! – Янка тяжело дышала, собираясь с силами для новой порции гнева. Я устало скривился, голова гудела лишь сильней. Может, док сжалится надо мной и усыпит? – Как ты мог, Демьян, как мог? Она ведь… она для тебя, а ты…

Ну что, что я мог сделать? Похе*ить всё, что сделал её муж? Всё, ради чего умер? Он её спасал, он себя не пожалел, а я опять её в то же болото? Нет! Лиза, малышка моя, такая маленькая и хрупкая, и невероятно сильная. Я больше не хочу испытывать её силу, а если она останется со мной, то ей придётся бегать, прятаться, храбриться, ждать. А я так не хочу, для неё не хочу.

– Как ты мог, Дёма, её просрать. Как только выдержки хватило, совести, отпустить. Ты… ган*он! – в сердцах бросила Янка, и вылетела из палаты.

Я посмотрел на Алика, друг поджал губы и пожал плечами, мол, «что я могу поделать, женщины».

Янка со мной не разговаривает больше недели. Демонстративно заглядывает в палату, пробегается по мне презрительным взглядом, и, убедившись, что дебил-брат не сдох ещё, уходит. О Лизе я узнаю от Лёхи, но там немного информации, только то, что дом в Испании почти переоформили, трудностей нет. Как сама малышка, друг не знает, Янка держит оборону даже от мужа. Оберегает её. Лучше б ты, систер, её так оберегала, когда просила о помощи. На кой я вообще притащил её к себе в дом. Задним умом мы все хороши, особенно когда не сумел удержать член в штанах. Но как вспомню, как мне было зае*ись, в её узеньких дырочках, су*а. Лучше об этом не думать. Я, конечно, уже встаю, и до туалета дохожу, но вот дро*ить там пока не приходилось.

– Серёга, выпусти меня отсюда, по-братски прошу? – это я ною. Потому что уже угрожал, и он натравил на меня Алика, а тот Янку. Тогда она мне сказала, одну только фразу, «Не успокоишься, и я позвоню твоей матери», и я успокоился и лежу положенные две недели. Потому что своей матери рядом я не переживу, тогда мне из больницы не выйти месяц.

– Ладно, хрен с тобой. Вы же с Аликом твердолобые. – понимаю, Серый от нас прилично подустал. – Твоё ранение не вызывает никаких опасений, на перевязку будешь сам ездить?

– Нет, уж лучше вы к нам.

– Вот и хорошо, потому что тебе прописан полный покой. Бандаж носить будешь месяц. И не кривись так, будешь, как миленький.

– Док, я на всё согласен, только выпусти отсюда.

На следующий день, Алик забрал меня и повёз к себе. В доме вовсю шёл ремонт, и мне не рекомендовалось там находиться. Зато Янка, источала ядовитую радость, мозолить мне глаза своим презрением. Только племяш был искренне рад моему скорому приезду. Захожу в семейное гнёздышко Алтуевых, да какой там захожу, ковыляю. Даже глаза прикрываю у порога, чтобы сразу не встретиться с пренебрежительным взглядом сестры.

– Янка приготовила тебе комнату на первом, – выдаёт Алик, подталкивая меня вперёд. – заботится о брате.

– А где сама, мелкая фурия? Я думал, она не упустит возможность поприветствовать меня в своём доме.

– Не переживай, успеет. Янка в аэропорту, провожает Лизу. – Лёха произносит это как ни в чём не бывало, а у меня дыханье спирает. Уехала, значит, решилась.

– Куда она? – спрашиваю, чуть прокашлявшись.

– В Эль-Фаро.

– Она… просто посмотреть или… – сглатываю. Почему так разволновался, сам же хотел, чтоб уехала, сейчас-то что.

– Не знаю, честно. Янка не говорит о Лизе, боится, что буду всё тебе передавать. – Алик явно знает больше, чем говорит.

– Но?

– Но… – сдаётся друг. – Я слышал, что если ей там понравиться, то она останется. Навсегда.

Всё. Вот теперь это точно конец. Теперь не просто я отпустил её, она отпустила меня. Не выхожу из выделенной мне комнаты несколько суток. Ем только для того, чтобы запить горсть прописанных мне таблеток, как когда-то учила мама. Тупо пялюсь в потолок. Алик запускает поставки оружия, мотается по складам, я не хочу больше этим заниматься, я больше ничего не хочу. К жизни меня возвращает только очередной приход «Японцев», так удачно совпавший со снятием с меня врачебных доспехов. Я гонял как сумасшедший, и даже забрал с аукциона эксклюзивную «Нинку»*, а для Горыныча на вторичке, нашли почти новенький мини-мот. Впервые мы с другом так разделились, я жил салоном, он складами. Встречаюсь по-прежнему у него дома.

– Завтра я переезжаю к себе. – Янка, что до сих пор со мной молчала, вдруг заговорила.

– Зачем? Там ведь ещё не всё сделали?

– В доме работы закончены, осталось так, по мелочи. Я вернусь к себе.

– Ты мне будешь нужен на этой неделе. – заговорил и Алик. – Придёт новая партия, нужна помощь в отстреле.

Так друг ненавязчиво втянул меня обратно. Стрелять, почти так же, как гонять, ты нажимаешь на спусковой крючок, и вместе с пулей вылетает твой гнев, злость, тупая боль.

Возвращение домой не было особо приятным, я вышел из машины Алика, и долго смотрел на дверь. В последние недели, Лиза всегда выбегала мне навстречу, кидалась на шею, обвивая руками и ногами, как маленькая обезьянка, и всегда шептала, что скучала. Она скучает, сейчас, по мне. Ведь я же скучаю. Через пару недель, у Янки случился очередной приступ ненависти ко мне. Тогда от Алика я узнал, что Лиза приняла решение остаться в Испании, навсегда.

*«Нинка» – мотоцикл марки Kawasaki Ninja