Текст книги "Новая жизнь для Лизы (СИ)"

Автор книги: Аврора Давыдова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 23

– О-о-о, Лизавета, дорогая. Рад тебя видеть. – вздрагиваю от надменного голоса. Барин спускается со второго этажа в одном халате. – Прости моего домашнего вида, не ожидал гостей.

– Добрый… вечер. – вечер же, кажется. Господи, Лиза, такие условности. – Виктор Всеволодович, вы сами звали в любое время дня и ночи.

– Чего же ты хочешь, девочка? – морщусь, от его противного «девочка», но продолжаю игру.

– Я пришла к вам с деловым предложением. – медлю, оттягиваю. Что? Неизбежное!

– Заинтригован. – он вальяжно раскинулся на близстоящем кресле. Но даже с такого положения умудрялся смотреть на меня сверху вниз.

– У меня есть то, что вы так жаждете получить. Флешка. Информация. Бумаги, что похитил Матвей. Я отдам её вам в обмен на Демьяна.

– Хм-хм-хм. Смешно, девочка, очень смешно. В твоём уязвимом положении и ставить мне условия. – мужчина небрежно потирает свой небритый подбородок.

– Я не ставлю условия, я прошу о сделке. – вот так, Лиза, всё правильно, сейчас надо очень аккуратно кружить возле хищника. – Мы же деловые люди, давайте обсудим условия, я готова идти на компромисс. Мне нужен Демьян, вам документы.

– Но какие у меня гарантии, что вы не оставили себе копии?

– А у меня не было гарантий, что выберусь отсюда живой. Но я пришла, добровольно.

– Хорошо, девочка, давай проведём переговоры. – снисходительно улыбнулся Виктор. Только тревожное сомнение закралось в душу от его благосклонного тона. – Глеб, уведи гостью. Мне нужно немного времени подумать и, – он указал руками на свой халат. – привести себя в подобающий вид.

– Постойте. – резко дёргаюсь в сторону мужчины, который собирается, уходит. – Вы обещали, Виктор Всеволодович. Если я приду добровольно, расскажите, как погиб Матвей. – припоминаю ему сказанные на том злополучном вечере слова. – Я пришла сама, добровольно.

Борский бросает взгляд на Глеба, затем опять переводит его на меня.

– Что ж, девочка, и это мы тоже обсудим. По-деловому.

Глеб уводил меня дальше от гостиного холла, по тёмным коридорам первого этажа. Пока не впихнул в маленькую комнатку с кроватью и тумбочкой, и стальной решёткой на небольшом окне. Вот теперь мне кажется, по-настоящему страшно. Натужно сглатываю, закашлявшись. Мужчина подает мне невесть откуда взявшуюся бутылку с водой. Жадно пью, бегая глазами по маленькой комнатке. Зрелище не утешает, выхода нет.

– Спасибо. – протягиваю емкость обратно другу.

– Вот скажи, ты добилась, чего хотела. Ли-за.

– Прости, Глеб, я… – осеклась, увидев, сколько ярости, таят его глаза. – я не могла бросить Демьяна. Он много значит для меня. – виновато опускаю взгляд. Как будто сейчас предавала не только память о его друге, но и самого Глеба.

– Ты конченая дура. Не могла свалить по-тихому, обязательно было прыгать в постель к Медведеву. – я опешила, в шоке раскрыв рот. – Тебе были даны простые инструкции, Лиза. Могла бы уже загорать на солнышке в Испании. Все вы бабы… шалавы.

Если я думала, что была шокирована секундой назад, то я ошибалась, сейчас, вот теперь это шок. Он говорил со мной так, как будто я предала лично его, причём даже не тем, что не исполнила установленный план, а тем, что переспала с Демьяном.

– Я не собираюсь перед тобой оправдываться, Глеб. – немного придя в себя, решила поставить, теперь уже точно бывшего друга, на место. – Я поступила так, как посчитала нужным. Медведю я обязана жизнью. А вот в твоей помощи, спасибо, больше не нуждаюсь.

– Вот и зря, потому что в данной ситуации тебе могу помочь, только я.

Мы буравили друг друга глазами, каждый думал, что он прав. Уж я-то точно не виновата. Мотя умер. Что-то не припомню, чтобы вдовы были обязаны хранить верность погибшим мужьям.

– Прости. Прости меня, Лиз. Просто, Матвей был моим другом. И я до сих пор считаю тебя его женой. – он подошёл и обнял меня, только я не ответила, стояла как истукан.

– Ничего, я понимаю. – единственное, что смогла из себя выдавить.

– Лиз, послушай, я помогу тебе. Только ты слушай меня очень, очень внимательно, и будь тихой. – отрицательно качаю головой. Он в своём уме, я без Демьяна не уйду. – Лиз, это твой последний шанс. Вы сейчас у него вдвоём, и нет необходимости отпускать вас. Хотела спасти своего Медведева, окей, спасай. Но делай это на расстоянии. Сохраняя шансы для себя.

Я понимала и не понимала, о чём он говорит. Действительно, должно быть, сглупила, придя сюда, надо было позвонить, или хотя бы назначить встречу в людном месте. Жую губу, пытаясь придумать, как убрать недочёты своего, казавшегося мне, идеального плана.

– Лиз. Я выведу тебя отсюда. Тихонько, пока ещё есть время. Выведу через старые ворота сада. И попытаюсь дать тебе фору, но учти, бежать придется километров десять. Там в лесу есть маленький домик, так даже не домик, сарай. В нём жигулёнок, с полным баком. Садись и уезжай. Главное, спасись сама, а уже потом будем думать, как вытащить твоего Демьяна. Виктор не тронет его, пока будет знать, что документы у тебя.

Киваю, я, кажется, киваю на этот ладный план, простой, казалось бы. Только что-то так меня тревожит, и это абсолютное несовершенство, и безумие этого плана.

– Глеб, так не пойдёт, он на раз поймет, что это ты меня отпустил. Так не пойдёт. Так я подставлю тебя, подставлюсь сама и ещё больше подставлю Демьяна.

– Да, как ты не поймёшь… – Глеб злится сильней и болезненно сжимает мне руку. – Лиза, ты должна выжить любой ценой.

– Браво, девочка, браво. – мы даже не услышали, как за нашими спинами открылась дверь, и как в неё вошёл Борский. – Убрать.

Мужчина махнул рукой, пришедшим с ним охранникам. Раздался оглушительный выстрел. Я закричала, прикрыв голову руками. В себя пришла только от протяжного, болезненного стона Глеба, у которого из живота бежала кровь.

– Глеб! Боже, Господи, Глеб. – я подбежала к нему, зажимая рану рукой, помогая усесться на кровать.

Вокруг не было ничего подходящего, чтобы перевязать ранение, откуда быстро сочилась кровь. Я дышала быстро и глубоко, не поддаваясь панике, вспоминая всему, чему училась на курсах первой помощи. Сдёрнула с подушки наволочку и разорвала её на полоски. Оторвав кусок побольше, заткнула пулевое отверстие, остальным попыталась обмотать вокруг живота.

– Бесполезная возня, Лизавета. – Виктор стоял рядом, наблюдая за моими действиями. – Ему всё равно суждено умрёть.

– Зачем? Вы могли просто его уволить.

– Предателя? Уволить? Нет, девочка, таких не прощают. – спокойствие и удовлетворённость, с которой говорил Виктор, поражала, как будто это не его верный слуга, как будто ему всё равно. – Не жалей его, Лизавета, он не стоит твоей жалости.

– Прости меня, Лиз, за всё прости. – хрипел Глеб. Моя импровизированная повязка не спасала, пришлось рукой сильней зажать рану. – Если бы можно было всё поменять, я бы не поступил так. Я бы всё исправил.

– Господи, Глеб, помолчи, береги силы.

– Лиза, Лиза, Лизавета. Светлая, наивная девочка. Такая чистая. Ни один из них тебя не достоин. Ни Серебряков, ни Медведев, ни Березин. – мужчина качал головой, с мерзкой ухмылкой на губах. – Ты хотела знать, как умер твой муж, как погиб Матвей?

Я развернулась к Борскому всем корпусом, не переставая держать рану. Теряясь, на чём должна быть больше сосредоточена, на его признании или на Глебе.

– Ка-ак? – шепчу одними губами, затаив дыхание. Преодолевая волнения, готовясь узнать самый большой секрет.

– Твоего мужа убил его лучший друг. Пу-у. – мужчина выставил вперёд руки, по-мальчишески изображая пальцами пистолет. – Два выстрела, один в живот, как у него, и контрольный в голову. Пу-у, пу-у.

Я перевела взгляд на Глеба, единственного лучшего друга Матвея. Он полулежал, бледный и вспотевший, пытаясь шевелить пересохшими губами. Это он?! Он, хладнокровно убил, Мотю? А потом приходил ко мне и успокаивал, говорил, что моя жизнь не кончилась, хотя сам её разрушил.

– Прости, Лиз. Я не хотел… Я сожалею…

– Не хотел, но стрелял? Сожалеешь? – я убрала окровавленные руки от его живота, отойдя в сторону.

– Что, Лиза, не так уж и хочется его спасать, правда? Теперь и ты считаешь, что предатель не заслуживает прощения. – животная радость озаряла лицо Виктора, необъяснимая радость. Он рушил чужие жизни, чужую дружбу, любовь и был счастлив.

– За что, Глеб? – я вопрошала друга, хотя смотрела на его монстра-хозяина.

– За то, что Матвей зарвался, решил, что ему всё можно, даже ослушаться моего прямого приказа, пойти против меня. Я здесь бог и господин, мне должны все подчиняться беспрекословно. Подчиняться, девочка, или умереть.

– Ли-из, у меня не было выбора, пойми, пожалуйста... кхым… кхым… – Глеб уже с трудом говорил, и откашливался кровью. Я спохватилась и опять надавила на его ранение.

– У тебя был выбор, Глеб. – продолжал мучитель. – Но ты выбрал не дружбу, ты струсил и выбрал себя. Я даже не осуждаю тебя за это, всем хочется жить. Тем более… – Виктор нагло посмотрел на меня, пройдясь по моей фигуре оценивающим взглядом, что раньше никогда не делал. – куш, от этого выбора, такой красивый и такой желанный. Желанный, ведь, правда, Глебушка.

Господи, о чём он говорит, и почему так смотрит. Я снова посмотрела на бледное лицо друга. Злилась ли я на него? Злилась, должна была злиться. Но осознание того что он скоро умрёт, притупляло это чувство.

– Ли-за-а, мне очень жаль, правда… кхым… Я лишь только надеюсь, что ты и Матвей сможете меня простить… ы-ы-ы… – дышать он почти не мог, лужа, что растекалась по кровати, говорила о колоссальной потере крови, как мужчина держался ещё в сознании – загадка.

– Глеб, помолчи, пожалуйста, тебе не нужно разговаривать. – солёные капли то и дело заслоняли глаза, приходилось часто смаргивать.

– Лиза, я же говорю, не стоит так трудиться, ты только оттягиваешь неизбежное. – я бросила на Виктора злой взгляд, если бы могла, я бы велела ему заткнуться. – Так я продолжу. И даже не мой приказ, и не угроза последовать за другом, так подстегнула нашего Глебушку, к убийству. А то, что женщина, которая столько лет была желанной, наконец, станет вдовой, а значит свободной. Не так ли, Глеб?

Все снова посмотрели на искажённое смертельными муками лицо. Он уже не мог говорить, лишь кашлял и хрипел. Жизнь по капельке покидала его большое тело, в муках.

– Ваш с Матвеем близкий друг, друг детства, всю жизнь, любил и мечтал о женщине своего лучшего друга. И даже расчистил себе дорогу. Но и тут облажался, его опередил другой. Аха-ха-ха…

Это был нечеловеческий смех, злобный, пищащий, напоминающий гиену. Казалось, в этот момент откровения, его прогнившая душа, светилась грязной радостью. Я повернулась к Глебу, у которого при каждом крохотном вздохе закатывались глаза. Он умирал, смерть уже тянула его душу за собой, и мужчине стоило колоссальных трудов сопротивляться ей.

– Я прощаю тебя. Слышишь?! – я убрала руки от раны, и гладила похолодевшие щёки. – Я прощаю тебя, Глеб. Что бы ни произошло, ты был отличным другом. Ты был самым лучшим нашим другом, моим и Моти. – из последних сил, мужчина, поднял руку, пытаясь коснуться моего лица в ответ. Он слышал, он понимал, что я ему говорю. – Всё, Глеб, всё. Выдыхай. Я прощаю тебя, и отпускаю с миром.

Облегчённый выдох сорвался с посиневших губ, и они исказились в подобии улыбки умиротворения. Грудная клетка мужчины больше не вздымалась в бессильных попытках сделать очередной глоток воздуха, сердце остановилось, глаза неподвижно смотрели в сторону. Я протянула окровавленную руку к его лицу и прикрыла безжизненные веки. Мой лучший друг, убийца моего мужа, был мёртв.

«– Моть-ка, Лиз-ка, да куда вы запропастились?! Вас там Нина Семёновна уже обыскалась, говорит, найдет, вставит по первое число.

– Бл*ть, даже пообжиматься не дадут. – Мотя хоть и ворчал, но крепче всасывался в мою шею поцелуями.

– Прекращай, засосы останутся. – я стукнула его в плечо кулачком.

– Вот вы где. Не боитесь, что крыша у этой старой рухляди рухнет, и вы с ней. – Глеб забирался по лестнице к нам, на крышу старой теплицы.

– Что опять надо этой старой дуре. – кривился мой будущий муж.

– Да, хрен её разбери. – отвечал Глеб, протягивая Моте подкуренную сигарету.

– У нас с Лизуном, и так четыре месяца осталось, и я свалю.

– Я за тобой. Встретишь меня?

– Говно вопрос, брат. Сначала тебя, потом вместе поедем встречать Лизуна. – Мотя подмигнул мне, и озорно улыбнулся.

– Ты же в армию собрался, Глебка. Как меня встречать будешь. – смеялась я, положив голову на плечо, присевшего рядом друга.

– Вы только сильно-то при мне не обжимайтесь, ироды. – шутливо тыкнул в бок другу Матвей.

– Да, ладно тебе, Мотька, расслабься, Лизка мне почти сестра. – он сильно стиснул меня в своих объятьях, так что где-то хрустнули кости. – Вы больше чем мои лучшие друзья, вы даже больше чем семья. Вы оба моя жизнь»

Глеб так и не произнёс сам, действительно ли любил меня, больше чем сестру и друга. Неужели Виктор мог быть прав, видел и подмечал, то, что мы с Матвеем не замечали. Я вытерла руки о чистую часть покрывала и встала с кровати, заглядывая в лицо самого дьявола. Нет, это его выдумки, уловки. Глеб был лучше и выше всего этого, и он любил нас обоих как семью, как брата и сестру. Он просто струсил, и я прощаю ему, его трусость.

– Очень сентиментально, девочка. Что ж, теперь займёмся твоим Медведем. Только… отдай мне флешку.

– Не раньше, чем ты отпустишь Демьяна. – бесстрашно вздёргиваю подбородок, показывая, что я его не боюсь.

– Тварь! – мне прилетает хлесткая пощёчина, что едва удаётся устоять на ногах. – Да, я вас живьём здесь сгною. – он хватает меня за шею, сдавливая толстыми пальцами.

– И тогда, ты никогда не узнаешь, где бумаги. – хриплю, ухватившись за его руку, пытаясь сделать хоть малюсенький вздох.

– Ы-ыр. – кривиться Виктор, толкая меня в стену. – Хорошо, девочка. – самообладание возвращается к мужчине, он опять говорит спокойно. – Сделка, Лизавета. Я отведу тебя к Медведю, ты передаешь мне флешку, и можете быть свободны.

– Ты отпустишь нас. – не верю, но пока сама не знаю чего жду.

– Отпущу, и не желаю вас наблюдать поблизости. У меня вообще не было проблем с Медведевым до появлении тебя. – виновато опускаю глаза, в очередной раз убеждаясь, что причина бед Демьяна только я.

– Веди.

Глава 24

Цокольный этаж, тяжёлая металлическая дверь, открывающаяся с жутким лязгом. Тёмное помещение, узкие окна с решётками, под потолком висит одинокая лампочка, не добавляющая в эту темноту яркости. А посреди этого мрака стоит стул, на котором Демьян, связан и избит.

– Дёма!

Бросаюсь к нему, снова плачу. Приседаю на корточки, разглядывая окровавленное лицо. Левый глаз затёк, правый почти в отличном состоянии. Синяков и ссадин не счесть, я даже к нему прикасаться боюсь, не причинив боль.

– Лиза, малышка, какого хр*на ты здесь делаешь, ты должна была быть уже в самолёте. – ругается, это хорошо, это значит есть ещё силы. Легким поцелуем касаюсь разбитых губ.

– Как я могла улететь и бросить тебя. Я тебя вытащу.

– Глупенькая моя, ну что ты наделала. М-м-м. – Демьян кривиться, склоняясь на правый бок. – Придётся хорошенько надрать тебе попку, за самовольство, как только мы отсюда выберемся. – он кривиться в своей фирменной ухмылочке.

Закатываю глаза, избитый, полуживой, о чём вообще только думает.

– Как это мило, детки. – лицо Виктора перекашивается. – Флешка, Лизавета. У нас уговор.

– Сначала ты обещал отпустить нас.

– Нет. Сначала флешка.

– Развяжи его. – ставлю последнее условие.

Борский кивает, и стоящие за его спиной мордовороты снимают наручники с рук Медведя. Мужчина потирает запястья, на удивление легко подскакивает со стула. Прижимает меня к себе, а потом заслоняет своей спиной ото всех.

– Флешка, Лиза. Твой Медведев свободен.

– Ты отпустишь нас. Исполнишь сделку. – боюсь даже подумать, что он сможет сделать, окажись в его руках документы.

– Конечно, девочка. Уговор дороже денег. Я бизнесмен. Моё слово дорогого стоит. – надменность так и сочится из каждого слова. Побуждая взять лопату и сбить с этого человека не только воображаемую корону, но и спесь.

– Клянись. – да, может, по-детски. Но зато такого искреннего удивления я, пожалуй, никогда не видела на лице у Борского. – Поклянись памятью своей покойной супруги, что как только флешка будет у тебя в руках, ты отпустишь нас.

При упоминании умершей жены, мужчина недовольно поджал губы, злобно раздувая ноздри. Я посягнула, пожалуй, на единственную светлую частичку его памяти, но больше мне опереться было не на что.

– Клянусь. – не произнес, выплюнул это слово.

Исполняю обещанное. Достаю из своего кулона, маленький накопитель. Вкладывая в морщинистую ладонь желанную вещь. Демьян, дергает меня на себя, не позволяя и лишней секунды оставаться рядом с Виктором.

– Проверь. – командует монстр своему щупленькому помощнику, незаметно стоящему рядом. – Уж прости, Лизавета, придется подождать пару минут. – киваю в ответ.

– Ну, и какой план придумала, моя малышка Лиза, забравшись сюда. – шепчет Дёма в самое ухо.

– Надеюсь, что он просто нас отпустит, как обещал. – если бы Демьян мог смеяться в полную силу он бы это сделал.

– Моя доверчивая и наивная девочка, так сильно усложнившая мне задачу. Я даже не могу хоть что-то предпринять, я отойти от тебя не могу.

Только сейчас, оглядевшись, поняла, я как в той бронированной машине. Медведь укутывал в свои крепкие объятья, защищал своим телом, было понятно, пока он жив, никто в этой комнате не причинит мне вред.

– Отлично. – проговорил в телефонную трубку Борский, и его лицо озарил победный оскал.

Дверь за его спиной закрылась, отрезая нас. Мы остались в этой комнате, я, Демьян, Виктор и четыре бойца, два с автоматами, двое личная охрана. Нас не собирались выпускать. Страх нарастающей волной поднимался из глубин осознания, давя на солнечное сплетение, доводя до тошноты. Я сильней вжалась в Демьяна. На удивление он был спокоен.

– Убрать. – те же слова Виктора, и тот же охранник. Секунды. Выстрел. Меня резко развернули, и Дёма напряжённо зашипел.

– Где, дай посмотрю. – я вырывалась из его рук, пытаясь отыскать ранение, я панически боялась повторения истории с Глебом.

– Нормально, малышка, по касательной, царапина.

– Ты ничтожество, негодяй, ты трус! – кричала и рвалась к Борскому, готовая выцарапать ему надменную физиономию. – Ты трус такой же, как и Глеб. Боишься нас, прячешься за спинами своей охраны. Правильно делаешь, мы лучше тебя, сильней, честней! Грязно играешь, мистер бизнесмен. Лжёшь, увиливаешь, обманываешь. Не побоялся даже запачкать самое светлое, что у тебя было, память о жене! Да её душа сейчас пылает, от осознания, как некогда любимый человек осквернил светлую память о ней!

Его потемневшее лицо исходило калейдоскопом эмоций от злобы до ярости, от грусти до снедающей тоски. Морщинистые руки сжимались в кулаки, он, может, и хотел мне ответить, но не знал что.

– Не смей говорить о ней, наглая девчонка. – цедил сквозь зубы Виктор.

– Тогда не будь трусом и отпусти нас.

Демьян держит меня обеими руками, перехватив грудь и живот. Я, уже не вырываюсь разъярённой кошкой, но по-прежнему тяжело дышу, буравя глазами лицо монстра.

– Смелая девочка. Я был прав, когда говорил, что ни один из них тебя не достоин. – он махнул рукой, и позади нас раздался щелчок затвора. – Я дам тебе шанс выжить, Лизавета.

Меня вырвали из крепких Дёменых рук, развернув к нему лицом. Дуло автомата упиралось ему в затылок, и за малейшим движением следовал ответный толчок. Рядом со мной встал Борский.

– Они не достойны тебя, Лиза. Светлая и чистая девочка. Все мы здесь черти, в своём омуте полном смрада. Таким невинным сознаньям, честным не место рядом с кончеными ублюдками, как мы. – он переводит, взгляд на Демьяна. – Разве я не прав, Медведь?

– Прав. – отвечает Дёма, и я вижу в его глазах тоску.

– Я даже понимаю Матвея, хотевшего тебе другую, лучшую жизнь. Ты действительно её достойна, тихой, спокойной жизни. – рядом слышится скрежет заслонки, и мне в руку вкладывают пистолет. – Убей его, Лизавета. Убей продавца смерти. Освободи себя. Его жизнь за твою жизнь.

Я онемела. Ослабленные пальцы едва могли удерживать оружие. Смотрела в травмированное, но любимое лицо и не представляла, как мне можно было такое предложить. Его жизнь за мою жизнь. Так я отдам свою, я за этим пришла. В груди всколыхнулась та боль, почти забытая мною. Потерять того, кого любишь. Второй раз. И от собственных рук. Да в меня не надо будет стрелять. Я умру рядом с ним.

– Я клянусь, Лизавета. Клянусь памятью покойной жены. Убьёшь Демьяна Медведева, и я отпущу тебя. Будешь абсолютно свободна. Уезжай, улетай, делай что хочешь. Но он отдаст свою жизнь за тебя. – Борский становится за спиной Демьяна, смотрит на меня с его стороны. – Как считаешь, господин Медведев, равноценная сделка?

– Давай, малышка, ты сможешь. Моя храбрая, смелая, удивительная малышка.

– На колени, Медведь. – Демьяну в спину прилетает толчок от Виктора.

– Не родился ещё тот, перед кем я встану на колени. – дерзит и ехидно ухмыляется. Он дурак, нашёл из-за чего спорить.

– На колени, я сказал. – боец стоявший рядом, прикладом автомата бьёт по ногам Медведя несколько раз, заставляя опуститься на колени.

– Стреляй, девочка. Прямо в голову, чтоб не мучился. – подстёгивает Борский с лихорадочным блеском в глазах.

– Сделай это, Лиза, малышка моя. Освободи нас.

– Что ты такое говоришь. – качаю головой, поджимаю губы, не позволяя пролиться слезам. – Как я буду жить без тебя?

– Счастливо, Лиза, долго и счастливо. – твёрдость, с какой он это проговаривает, поражает. Он хочет умереть, он сумасшедший. – Умереть, Лиза, за тебя не страшно умереть.

В очередной раз накатывала тошнота, только стоящий в горле огромный ком не давал содержимому желудка вырваться наружу. Я водила глазами по сторонам, разглядывая серые стены, тускло освещённой комнатки. Прикрываю веки, ища в себе остатки той храбрости и смелости, про которую говорил любимый мужчина. Вот он стоит передо мной, рядом Борский, по бокам два бойца с автоматами, сзади двое охранников, пистолет одного из которых у меня в руках. Нам не выбраться отсюда живыми, ясно как божий день. Алик, где ж ты так долго, ты же обещал нас спасти. А теперь мне придётся стрелять в живого человека. Выжить любой ценой, Лиза. Выжить любой ценой. Вот цена твоей жизни. Я обхватываю рукоять двумя руками, мягко кладу палец на спусковой крючок.

«– Знаешь, Матвей, это переходит все грани разумного! – я кричу на мужа, не стесняясь посторонних людей, стоящих поодаль от нас. – Ты своей маниакальностью зашёл слишком далеко. Это курицы, живое существо, я не буду стрелять в них.

– Лиза, прекрати истерику. Тебе придётся. – сквозь зубы выговаривал мне муж.

– Нет, Матвей, твоя паранойя вышла за границы. Я не стану этого делать.

– Я говорил это уже тысячи раз, настанет момент, и тебе, возможно, придётся убить живое существо, и это будет далеко не курица, а человек.

– Я не собираюсь стрелять в человека.

– А если придётся? – мы тяжело дышали, сопротивляясь друг другу. Я порядком устала, всё свободное время меня словно к войне готовили, и эти курицы стали последней каплей в чаше моего терпения.

– Я не стану этого делать. – спокойно отвечаю Моти.

– Дай бог, не станешь. Дай бог, я сумею тебя огородить от этого, а если нет. Если перед тобой будет стоять выбор: ты или огромный мужик с автоматом, я хочу, чтобы у тебя не оставалось сомнений и моралей. Я хочу, чтобы в такой момент ты, не задумываясь, выстрелила, и дала себе шанс выжить. – муж крепко обнял меня, прислонившись к моему лбу своим. – Я готовлю тебя к этому, пытаюсь предугадать возможные события, самым страшным из которых может быть, где ты наедине с десятком вооружёнными бойцами. И когда другого выхода не останется, я хочу, чтобы ты была готова и морально, и физически в считанные секунды положить несколько человек.

– Они же живые. – качаю головой.

– Я знаю, драгоценная моя, я знаю. Выравниваешь дыханье, твердая рука. Сначала рябые, потом белые. Ты должна привыкать к виду крови. Хорошо, что нашлись только курицы, я хотел кроликов.

– Вот кроликов я бы тебе не простила»

И я стреляла, сначала плакала и стреляла, потом мне стало всё равно. Выравниваешь дыхание, твёрдая рука. Не задумываясь, выстрелила, дала себе шанс. Я вскидываю пистолет.