Текст книги "Уроки жизни"
Автор книги: Артур Конан Дойл
Жанр:
Классическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 43 страниц)
Англия и Конго (2)
«Таймс»
28 августа 1909 г.
Сэр! Не думаю, что Англия должна отказаться от выполнения своего долга перед коренными жителями Конго всего лишь испугавшись угроз Вашего анонимного бельгийского корреспондента. Что касается его голословных обвинений в имеющихся неточностях, то через неделю-другую я надеюсь опубликовать небольшую книжку, в которой обстоятельно докажу каждое своё заявление. Упоминания автора о возможности создания нового Бельгийского общества в защиту коренного населения могут вызвать только улыбку: мы помним, как возникали подобные общества и к чему это приводило. Смею заверить, что его соотечественников ждёт немалый сюрприз, если они без должного уважения отнесутся к тому глубокому негодованию, что зреет у нас в стране.
Искренне Ваш
Артур Конан-Дойль
Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс
25 августа
Конголезский вопрос
«Таймс»
4 октября 1909 г.
Милостивый государь!
Несколько недель назад Вы любезно опубликовали моё письмо, в котором я высказал мнение о том, что история Конго – это величайшее из преступлений, какие только известны истории, а также выразил надежду на то, что наше правительство наконец выполнит свои обязательства перед коренным населением страны, предусмотренные тем самым Берлинским соглашением, в результате которого и было образовано это порочное государство. Я также предположил в своём письме, что мсье Ранкэн, министр Бельгии по делам колоний, по возвращении из своей инспекционной поездки предложит нам в конечном итоге туманные обещания реформ, призванные существующее положение дел продлить на многие годы, пока не истощатся окончательно либо запасы каучукового дерева, либо человеческие ресурсы. Этот фокус на протяжении истории Конго повторяется раз за разом, и тем не менее великие державы демонстрируют беспредельную доверчивость – если не сказать, безразличие.
Однако в данном случае (если верить сообщениям прессы) сей государственный чиновник допустил по возвращении столь оскорбительные высказывания, что превзошёл всех своих предшественников. Стоит напомнить, что мсье Ранкэн – бывший директор одной из конголезских концессионерных компаний, обагривших себя кровью местного населения. В недавнем сообщении британского консульства засвидетельствован тот факт, что эта компания насильственными методами вынуждает своих рабов трудиться по 240 дней в году, за что платит каждому ежегодно товарами на сумму 6 шиллингов и 4 пенса. Хозяин, купивший раба официально, на одно только кормление вынужден был бы затратить куда большую сумму, так что можно с полным основанием утверждать, что бельгийская форма рабовладения из всех когда-либо существовавших – самая дешёвая для хозяина и самая жестокая в отношении раба.
Учитывая прошлое мсье Ранкэна, вряд ли стоило ожидать от него обнадёживающего сообщения. Но сделанное им по возвращении заявление – это перл извращённости. К реальным фактам и ситуации в целом оно не имеет ни малейшего отношения. Он заявляет ничтоже сумняшеся, что в отношении коренного населения страны вообще не было допущено никакого беззакония. Но даже если проигнорировать сообщения миссионеров, консульств, путешественников, бельгийских юристов (вновь и вновь подтверждающие друг друга), то останется отчёт комиссии 1905 года, назначенной самим королём Леопольдом: он сам по себе разоблачает бесстыдность заявлений министра. Воспринять их всерьёз могли лишь в стране, общественность которой под гнётом продажной прессы пребывает в полной неосведомлённости относительно истинного положения дел. Но, может быть, мсье Ранкэн хотел этим сказать (как мистер Беллок, недавно поднявший вопрос в Парламенте), что вопиющим злодеяниям (четвертованиям, убийствам) в этой стране более или менее положен конец? Что, если бы мистера Беллока лишить возможности зарабатывать себе на жизнь самостоятельно, заставить работать на хозяина, погоняя кнутом (и близких его заперев в тюрьме на попечении похотливых солдат, дабы он не смог сбежать от работы)? Наверное, тогда только он понял бы, что пуля и нож – не единственные орудия, которыми можно совершить жестокое преступление. Экс-консул Кэйзмент, консул Тезигер, вице-консулы Армстронг, Митчелл и Бик – скажите мне, разве неправильно я описываю условия существования тысяч коренных жителей Конго? И вот после всех этих ужасов мы читаем лепет мсье Ранкэна о том, как следует учить туземцев интенсивным методам землепользования и вводить постепенно свободную торговлю (что было предусмотрено договором 24-летней давности). Это уже переходит все границы допустимого. Наше правительство ждало возвращения мсье Ранкэна и его сообщения. Что ж, этого мы дождались. Но остаётся прежний вопрос: будет ли это безобразие продолжаться и впредь или нам пора наконец твёрдо и со всей решимостью заявить о намерении выполнить принятые на себя обязательства и положить конец этой системе организованной преступности?
С уважением
Артур Конан-Дойль
Уиндлшем, Кроуборо
2 октября
О бельгийских опровержениях
«Дэйли экспресс»
8 октября 1909 г.
Сэр! Друзья конголезского народа должны поблагодарить Вас за благородную и энергичную защиту его прав. После долгой ночи тут, кажется, наконец забрезжил рассвет.
Наша насущнейшая задача состоит в том, чтобы вынести имеющиеся факты на суд общественности. В этом смысле мне представляется существенно важным распространение бесплатной литературы и проведение общественных митингов. И то, и другое, однако, требует затрат, а фонды Ассоциации возрождения Конго пусты.
Пусть каждый, кто хотел бы помочь доброму делу, отправит, сколько сможет, на счёт Трэверса Бакстона, почётного казначея ассоциации, в Грэнвилл-Хаус, на Эрандл-стрит.
Лишь один момент в Вашей серии великолепных статей мне представляется спорным. Я никак не могу считаться организатором движения новых крестоносцев, ибо являюсь лишь последним добровольцем, ставшим под эти знамена.
Искренне Ваш
Артур Конан-Дойль
Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс
О конголезском вопросе
«Пэлл Мэлл газетт»
15 ноября 1909 г.
Сэр! Вы выразили сожаление по поводу следующих слов, произнесённых мною в Ньюкасле: «Тот факт, что Англия не вмешалась в ход событий много лет назад, лёг на неё вечным позором». Замечание это, вырванное из контекста, прозвучало в действительности не столь резко; в целом же я готов оправдать и объяснить свою позицию.
Вашу критику можно было бы счесть справедливой, но только в случае, если бы наша страна не брала на себя обязательств перед конголезским народом. Но тот факт, что мы, оказавшись в числе подписавших соглашение, которое обещало мир и безопасность коренному населению, отошли затем в сторону, ограничившись всего лишь мягким порицанием в адрес истреблявших туземцев преступников, есть, повторяю, позор для нашей страны. Туманные опасения по поводу поддержки, которую может получить от одной из европейских стран ныне запальчиво защищающийся король Леопольд, на мой взгляд, являют собой недостаточное основание для того, чтобы мы изменили принятым на себя обязательствам.
В каком-то смысле мы более виновны в случившемся, чем Бельгия, ведь здесь факты были преданы гласности и широко обсуждались, в то время как там они оказались от большей части общественности тщательнейшим образом скрыты.
Искренне Ваш
Артур Конан-Дойль
Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс
12 ноября
О Конго
«Тэблет»
20 ноября 1909 г.
Сэр! В своей заметке о конголезском вопросе от 6 ноября Вы утверждаете, что «…бельгийский Парламент взял на себя ответственность за управление делами этой обширнейшей территории лишь в августе прошлого года». Позвольте напомнить лишь о прозвучавших более года назад обещаниях немедленно принять меры по исправлению сложившегося положения. Прошло 15 месяцев, и положение коренного населения (которое, как признали уже два министра иностранных дел, состоит в самом обыкновенном рабстве) ничуть не улучшилось.
По следующему фрагменту из сообщения агента, только что вернувшегося из Конго, читатели-католики смогут составить представление об истинном положении дел: «в тот момент, когда я возвращался на пароход, из леса донёсся крик о помощи. Передо мной возникло человеческое существо, покрытое страшными гноящимися ранами. Этот грязный, облепленный мухами человек не шёл, а полз, опираясь на две палки. «За какой проступок Вы понесли столь жестокое наказание?» – спросил я его. Человек рассказал мне о том, что он католический миссионер-траппист; работал в Бамании, читая проповеди работникам местной фабрики. Только за это белый человек в Йеле избил его хлыстом толщиной в дюйм, усеянным гвоздями. Я разыскал агента, о котором шла речь. Он не только цинично признался в содеянном, но даже, кажется, был этим горд, добавив, правда, что избитый им человек украл две бутылки вина (сам пострадавший это обвинение энергично отрицал). Агент был весьма доволен своим поведением – ведь он всего лишь следовал примеру директоров предприятия в Буссире, где в течение многих месяцев католических миссионеров преследовали с необычайной свирепостью. Церковные службы здесь постоянно прерывались выкриками, оскорблениями и выстрелами; проповедников мучали всеми доступными средствами. Зачинщиками этих бесчинств были двое белых людей, друзья директоров компании».
Оригинальный текст сообщения со всеми именами находится в моём распоряжении, и я могу его предъявить в любой момент.
Это лишь единичный эпизод, характеризующий суть системы, которую в течение многих лет покрывали, защищая от критики реформистов, официальные представители Католической церкви.
С уважением
Артур Конан-Дойль
Преступления в Конго
«Дэйли график»
23 ноября 1909 г.
Милостивый государь! В основной статье номера Вы пишите, что не находите оснований усомниться в искренности заявлений мсье Ранкэна. К сожалению, очень многие из нас вынуждены тут с Вами не согласиться. Мсье Ранкэн – бывший директор одной из тех самых концессий, преступная деятельность которых явилась причиной нынешнего положения дел, и потому, как мы полагаем, не может быть здесь беспристрастным арбитром. Более того, он дошёл до заявления, будто в колонии вообще не существует злоупотреблений.
Вместе с ним на одном корабле из Конго вернулся доктор Дорпингхаус, немецкий учёный, известный как человек безупречной морали. Так вот, он только лишь на основании собственных наблюдений составил длинный список преступлений, многие из которых были совершены в текущем году. Письма очевидцев из Конго, последнее из которых датировано 27 сентября, свидетельствуют о том, что принудительный труд, похищение людей, транспортировка рабов, закованных в цепи, и поджоги селений продолжаются по сей день и стали привычными.
Потому-то мы не можем ни поверить в добросовестность мсье Ранкэна, ни найти для себя ровно ничего удивительного в том, что законопроект по реформе Конго в том виде, в каком он представлен, требует множества доработок, чтобы пусть приблизительно соответствовать условиям Берлинского соглашения.
С уважением
Артур Конан-Дойль
Конголезский займ
«Экономист»
27 ноября 1909 г.
Милостивый государь!
В своей интересной статье «Реформы, предлагаемые в Конго» Вы упоминаете сумму в 1 320 000 фунтов стерлингов, которая будто бы должна быть выделена в помощь этой стране. Такой поворот событий просто-таки выбил бы у реформаторов почву из-под ног. В действительности бельгийское правительство не отдаёт деньги безвозмездно: это – кредит, процент которого будет оплачен коренным населением Конго, и это притом, что сам кредит, как показывает анализ ситуации, вовсе не служит интересам этого населения. О феноменальной скаредности бельгийского правительства свидетельствует уже хотя бы тот факт, что те самые туземцы, за счёт которых создаётся фонд помощи Конго, должны будут (как явствует из бюджетного проекта) изыскать средства на субсидирование престолонаследника, содержание музеев и консерваторий, оплату бельгийских медицинских институтов и многое другое. С тем же успехом мы могли бы обложить налогом южноафриканских кафров – пусть они помогут нам профинансировать музей в Южном Кенсингтоне или, скажем, электрифицируют за свой счёт помещения Отдела по делам колоний.
Искренне Ваш
Артур Конан-Дойль
Реформы в Конго
«Таймс»
3 декабря 1909 г.
Сэр! В своё время я потратил немало времени на изучение конголезской проблемы. И вот этим утром, прочтя Вашу статью на данную тему, испытал величайшее сожаление. Позвольте мне высказать на сей счёт некоторые свои соображения.
История наших отношений с конголезскими властями – это сплошная череда подобострастных увещеваний, с одной стороны, и невыполненных обещаний, с другой. Цена за это – жизни несчастных туземцев.
Начиная с англо-конголезской Конвенции 1881 года и Берлинского договора от 1883 года ни одно обращение, принятое в Европе, не возымело эффекта в Африке. Нас обманывали постоянно. В 1905 году было обещано опубликовать свидетельства очевидцев, собранные Бельгийской комиссией по расследованию. Этого не сделано по сей день. В годовщину бельгийской аннексии британское правительство получило торжественное заверение в том, что условия жизни коренного населения Конго вот-вот будут значительно улучшены. С тех пор минуло 15 месяцев – ничего не сделано. В течение одного дня росчерком пера все конголезские земли и продукция были отданы во владение прежнему государственному аппарату Конго. Наверное, в течение 15 месяцев новое правительство страны могло бы сделать хоть что-то для изменения прежних законов: возможность реформ в течение нескольких лет обсуждалась в бельгийской Палате, и они не должны были составить проблему для новых властей.
Принимая в расчёт всю предысторию вопроса, должен заметить: если мы тщательно не изучим новые предложения, то проявим со своей стороны преступную халатность. Сохраняя молчание, мы создадим впечатление, будто британская общественность ими удовлетворена. Необходимо дать понять со всей ясностью, что некоторые пункты соглашения неприемлемы и не позволят нам принять документ в качестве окончательного. Только в этом случае мы сумеем добиться их изменения и докажем, что не зря будоражили общественное мнение. Какой смысл молчать сейчас, если потом, когда новый проект станет законом, всё равно придётся поднять голос протеста? Сейчас самое время во всеуслышание высказать мнение на этот счёт и таким образом если и не повлиять на суть будущего закона, то по меньшей мере проявить последовательность. В письме Вашего корреспондента нашли своё отражение все худшие аспекты предлагаемых реформ. Это и проволочки с разрешением свободной торговли (что не может быть дарованным «благом», а есть право народа), и призыв к увеличению численности местной армии (которая собственному народу всегда служила кнутом), и косвенная поддержка системы принудительного труда (поскольку 40 % бюджета составляют налоговые выплаты за каучук, копал и т. д.), и, наконец, отсутствие всякой финансовой базы, на которой могла бы существовать орда чиновников, паразитирующая сегодня на теле народа. Таковы предлагаемые реформы; нас критикуют за то, что мы не соглашаемся их принять, и призывают к молчанию, которое будет истолковано как знак согласия. Я же считаю, что, напротив, наступают решающие дни, когда мы должны дать понять бельгийцам, что такие изменения не пройдут и что им придётся устранить продолжающиеся злоупотребления, прежде чем наша страна сочтёт вопрос закрытым.
Кроме того, мы имеем полное право подвергнуть сомнению сам дух этих предложений: он сам по себе позволяет догадаться, каким образом они будут выполнены. Были ли признаны чудовищные злодеяния, совершенные в прошлом? Отнюдь: мсье Ранкэн отрицал таковые, причём весьма самодовольным тоном. На одном пароходе с ним из Конго прибыл доктор Дорпингхаус, идеальный свидетель, чьи показания заслуживают полного доверия. Он представил список страшных злодейств, многие из которых развернулись у него на глазах, и притом совсем недавно. Все собранные случаи относятся лишь к одному небольшому району. Кроме того, 27 сентября мне написал мистер Моррисон, доказательством честности которого может служить уже хотя бы тот факт, что компания «Касай» не сумела засудить его «за клевету». В письме, которое Вы соблаговолили напечатать, он подробно рассказывает о том, как селения той местности, где он работал миссионером, подвергались налётам с целью захвата рабов для обеспечения рабочей силой строительства железной дороги Гран-Лак. Как может мсье Ранкэн утверждать, что в Конго не совершалось преступлений? Вернись он с признанием, что условия жизни там плохи, возьмись он за исправление положения дел, и мы тут же преисполнились бы к нему симпатией.
И вновь я хотел бы спросить: почему суд не заинтересуется всеми этими делами прошлых лет? Барон Валюс находится в Бельгии. Он правил Конго много лет, и за эти годы в стране развернулся такой разгул убийств, какого не знал цивилизованный мир. Суд над виновником и его наказание помогли бы нам поверить в искренность бельгийского правительства. Мы своих проконсулов – своих Клайвов и Уорренов Гастингсов (хотя само упоминание этих имён в данном контексте выглядит кощунственно) – не раз отдавали под суд. Что же говорить в таком случае о мелких преступниках, вроде капитана Арнольда, который был приговорён к 12 годам принудительных работ в Конго, но при этом сохранил все свои полномочия в Бельгии? Похоже, и здесь бельгийское правительство не нашло в себе сил доказать небеспочвенность собственных заверений.
Повторяю: по моему глубокому убеждению, предлагаемые реформы не соответствуют серьёзности ситуации. Чтобы привлечь общественное внимание ко всем их слабостям, необходимо давление извне. Благосклонное же к ним с нашей стороны отношение лишь продлит на неопределённый срок те злодеяния, которым мы пытаемся положить конец.
Искренне Ваш
Артур Конан-Дойль
Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс
29 ноября
P.S. Ваш корреспондент, насколько я понимаю, убеждён в том, что если наши несогласия с бельгийской политикой основываются на исключительно гуманитарных соображениях, то Германия практически заинтересована в решении вопроса. Нечто противоположное навязывается одновременно германской прессе. Попытки поссорить великие державы с самого начала были краеугольным камнем бельгийской политики в Конго.
Йомены будущего (Сэр А. Конан-Дойль о подразделениях мотоциклетных войск)
«Дэйли экспресс»
8 февраля 1910 г.
Милостивый государь!
Ваша интереснейшая статья о преимуществах моторизированных подразделений над кавалерийскими при выполнении боевых задач, связанных с деятельностью медицинских служб и комиссариата, весьма убедительна. Но я давно уже выражал взгляды, аналогичные тем, что предлагаются в Вашем эссе. Заменив стрелками-мотоциклистами конных йоменов, чьи возможности ограничены оборонительными функциями, наше государство получит огромный выигрыш – как в эффективности, так и в финансах.
Сделав это, а кроме того поставив всю артиллерию на колёса, вращаемые на бензиновом или газовом топливе (о чём давно мечтают сами артиллеристы), мы бы практически вытеснили лошадь (а вместе с ней – бесчисленные заботы, связанные с закупками, уходом и кормлением) из нашей оборонительной системы.
Несколько слов о преимуществах мотоцикла перед конём на пересечённой местности. Прежде всего, нам нужны будут машины мощные и надёжные, оснащённые защёлкивающимися винтовочными креплениями и сумочками для предметов первой необходимости. Их шины должны быть прочны, но эластичны. Каждое подразделение будет располагать дополнительным резервом оборудования, запасными моторами и целыми механическими мастерскими.
1. Стремительность при атаке. – Здесь мотоцикл несравним с лошадью. Между тем речь идёт о важнейшем факторе в ситуации, когда необходимо защищать остров от внешней агрессии. Допустим, неприятель высадится в Дувре; кавалерийские отряды из Лондона прибудут на место военных действий (да и то, если сами найдут дорогу) через два-три дня после того, как враг закрепится на своих позициях. Подразделение мотоциклистов будет здесь через пять часов, – возможно, даже раньше, чем закончится высадка войск.
2. Эффективность по прибытии. – Долгий марш истощает кавалерию. Коня необходимо кормить, за ним нужно ухаживать. Нередко приходится возить с собой фураж. Всё это, несомненно, говорит в пользу мотоцикла.
3. Надёжность. – Лошадь может пасть от пули, умереть от истощения или болезни. Мотоциклу достаточно провести час в ремонтной мастерской.
4. Радиус действия. – Кавалерист способен покрыть за день максимум тридцать миль и после этого быть готовым немедленно вступить в бой. Моторизованные подразделения огромной численности могут проделать в течение дня сотни миль, что обеспечивает огромное стратегическое преимущество.
5. Финансовые затраты. – Стоимость мотоцикла, я полагаю, не превысит 7 фунтов. А прослужит он дольше, чем несколько лошадей стоимостью по 40 фунтов каждая (и это если не считать затрат на фураж, содержание конюшен и так далее).
6. Тактические преимущества при непосредственном контакте с неприятелем. – Передняя линия фронта теперь не будет ослаблена необходимостью удерживать лошадей (чем обычно занята едва ли не четверть всего личного состава). Мотоциклисты перед лицом неприятельской кавалерийской атаки смогут собрать из своих машин временное укрепление и вести огонь из-за него.
Изложенные причины наряду с многочисленными факторами, связанными с экономией, эффективностью и возможностью задействовать большее число людей непосредственно в военных действиях, представляются мне весомее любых возражений. Главное из них состоит в опасении, что наши йомены перестанут служить резервом для регулярных кавалерийских частей. Но составляют ли они сегодня такой резерв? В этом я не уверен.
Второе из возможных возражений: использовать кавалерию эффективнее в сельской местности.
Третье: в низинах английского Юга или на Солсберийских равнинах кавалерия будет обеспечена большим радиусом действий. Но всё это мелочи в сравнении с указанными мной преимуществами.
Артур Конан-Дойль
Уиндлшем, Кроуборо, Сассекс