Текст книги "Уроки жизни"

Автор книги: Артур Конан Дойл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 43 страниц)

Я уже говорил, что внизу, под Янгменами, жили супруги Бард; в половине шестого, через десять минут после того, как из дома ушёл старик-портной, госпожа Бард проснулась; её разбудил шум, доносившийся с верхнего этажа. Казалось, что в квартире Янгменов бегают взад и вперёд дети. Лёгкий топот голых ног явственно слышался сверху.

Женщина стала прислушиваться и, наконец, сообразила, что всё это очень странно: с какой стати дети принялись бегать и резвиться в такой необычный час? Госпожа Бард разбудила мужа и обратила его внимание на необычный шум. Оба сели на постели и стали слушать. И вдруг…

И вдруг они услыхали громкий задыхающийся крик, и затем на пол над их головами упало что-то мягкое и тяжёлое.

Бард выскочил и бросился по лестнице вверх. Но на верхнюю площадку он не пошёл, ибо, ещё стоя на верхних ступенях, он заглянул в открытую дверь квартиры Янгменов. Его глазам представилось нечто такое, что заставило его дико закричать и поспешно броситься вниз. Ещё момент – и Бард стучался к Бевану, крича:

– Ради Бога, откройте скорее! Здесь убийство.

Беван выскочил на лестницу. Он и сам слышал зловещий стук от падения чего-то тяжёлого. Оба – и Беван, и Бард – опять поднялись по скрипучей лестнице наверх. Золотые лучи июльского солнца освещали их бледные и перепуганные лица.

Но и на этот раз они не добрались до места. Они остановились на ступеньке, с которой была видна площадка. На пороге двери и на площадке виднелись лежащие белые фигуры. Эти фигуры были залиты кровью. Зрелище было прямо до ужаса нестерпимое!

На площадке виднелось всего три трупа, а по комнате кто-то ходил; этот кто-то вышел на площадку. Перепуганные соседи увидали перед собой Уильяма Годфри Янгмена. Он был в одном нижнем белье, весь перепачканный кровью. Один рукав рубашки был разорван и висел. Увидав перепуганных соседей, Уильям крикнул:

– Мистер Бард! Ради Бога, приведите поскорее врача! Может быть, ещё можно кого-то спасти!

Соседи побежали по лестнице вниз, а Янгмен крикнул им вдогонку:

– Это всё моя мать наделала! Она зарезала мою невесту и братьев, а я, защищаясь от неё… кажется, убил её…

Это объяснение Янгмен повторял до самой своей смерти. Но соседям рассуждать было некогда. Они бросились каждый в свою комнату, поспешно оделись и выскочили на улицу искать врача и полицию. А Янгмен стоял на верхней площадке и всё повторял своё объяснение.

Я воображаю, как сладок показался Бевану и Барду летний утренний воздух после того, как они выскочили из этого проклятого дома; представляю, как удивлялись честные продавцы молока, глядя на этих двух растрёпанных и перепуганных людей. Но идти далеко им не пришлось. На углу улицы стоял городовой Джон Уорней, солидный и невозмутимый, как тот закон, который он представлял своей особой.

Городовой Уорней, вселяя в двух испуганных обывателей бодрость, медленно и с достоинством двинулся к дому, в котором произошла трагедия.

Увидав на лестнице лакированную каску полицейского, Янгмен вскричал:

– Глядите только, что здесь произошло! Что мне делать?

Констебль Уорней и при виде кровавых тел остался невозмутимым. Янгмену он дал самый своевременный и практический совет:

– Одевайтесь и следуйте за мной!

– Но за что? – воскликнул молодой человек. – Я убил мать, защищая себя, ведь и вы поступили бы так же. Я не нарушил закона.

Констебль Уорней не любил высказывать своих мнений о законе и был вполне убеждён, что лучшее, что может сделать в данном случае Янгмен, это одеться и следовать за ним.

Между тем на улице перед домом стала собираться толпа, и на место происшествия прибыли другой констебль и полицейский инспектор. Положение было совершенно ясное: правду или нет говорит Янгмен, но в убийстве матери он признался и, стало быть, должен быть арестован.

На полу был найден нож, погнувшийся от сильных ударов.

Янгмен вынужден был признать, что этот нож принадлежит ему. Оглядели и трупы. Раны были ужасны: такие раны мог нанести только человек, обладающий мужской силой и энергией. Выяснилось, таким образом, что Янгмен заблуждается, называя себя жертвой обстоятельств. Совершенно напротив, Янгмен оказывался одним из крупнейших злодеев нашей эпохи.

Но прямых свидетелей не было: злодейская рука заставила замолчать всех – и невесту, и мать, и малолетних братьев. Бессмысленность этого ужасного преступления поразила всех. Негодование общества было чрезвычайно велико. Затем, когда открылось, что Янгмен застраховал в свою пользу жизнь бедной Мэри, стало казаться, что повод к преступлению найден. Обратили внимание на то, что обвиняемый лихорадочно торопился закончить дело со страховкой. И зачем он просил невесту уничтожить его письма? Это были наиболее тяжкие улики против Янгмена.

Но в то же время, как Янгмен мог зарегистрировать и получить страховую сумму из общества «Аргус», не будучи ни мужем, ни родственником Мэри? Ведь всё это было до крайности нелепо и заставляло думать, что преступник или круглый невежда, или сумасшедший.

Стали исследовать дело с этой стороны, и оказалось, что безумие было не чуждо предкам Янгмена. Мать его матери и брат отца содержались в психиатрических больницах. Дед Янгмена (отец портного) также одно время находился в сумасшедшем доме, но перед смертью «пришёл в разум».

Основываясь на этих данных, приходилось признать, что деяние на Мэнор-плейс надо зарегистрировать не с уголовной, а с медицинской точки зрения. В наше гуманное время Янгмена едва ли бы повесили, но в 60-х годах на преступников глядели иначе.

Дело разбиралось в главном уголовном суде 16 августа. Председательствовал судья Уиллионс. На суде выяснилось, что нож, которым было совершено убийство, Янгмен приобрёл заблаговременно, он даже показывал его в каком-то кабачке своим знакомым, и один из них, добрый британец, преданный закону и порядку, тогда заметил, что мирному гражданину носить такой нож не пристало. Янгмен на это ответствовал:

– Всякий может защищать себя при надобности таким способом, какой сочтёт нужным.

Добрый британец едва ли подозревал, что беседует с невменяемым и находится на волосок от смерти.

Жизнь обвиняемого была подвергнута самому тщательному исследованию, но ничего компрометирующего этот анализ не дал. Янгмен продолжал упорно стоять на своём первоначальном показании. Судья Уиллионс в своём резюме сказал, что если бы обвиняемый говорил правду, это означало бы, что он обезоружил мать и отнял у неё нож. А если так, то зачем было убивать её? А он не только не удержался от насилия, но и нанёс ей несколько смертельных ран. И кроме того, на руках убитой матери кровавых пятен не было найдено. Все эти данные были приняты во внимание присяжными, и они вынесли Янгмену обвинительный приговор.

На суде Янгмен держал себя спокойно, но, сидя в тюрьме, обнаружил свой раздражительный и злой нрав. Когда его посетил отец, Янгмен разразился в адрес старика бранью и упрёками, обвиняя его в том, что он будто бы дурно обращался со своим семейством. Но он стал вне себя от бешенства, узнав, что трактирщик Спайсер посоветовал его покойной невесте скорее повеситься, нежели выходить за него, Янгмена, замуж. Этими словами Янгмен был уязвлён до крайности. Его самоуважение было не на шутку задето ими, а самоуважение было главной чертой в характере этого человека.

– Одного я только желаю! – вскричал взбешённый Янгмен. – Добраться до этого Спайсера и проломить ему башку!

Эта неестественная кровожадность лучше всего показывает, что Янгмен был маньяком. Малость успокоившись, он с тщеславием в голосе прибавил:

– Неужто вы думаете, что столь решительный человек, как я, позволил бы кому-нибудь безнаказанно оскорблять себя? Да я убил бы такого нахала.

Несмотря на все увещевания, Янгмен унёс свою тайну в могилу. Он не переставал повторять, что его невеста и братья убиты его матерью и что мать он убил, защищая себя. По всей вероятности, он придумал эту историю ещё задолго до преступления.

Всходя вместе с Янгменом на помост, священник сказал:

– Не оставляйте этого мира с ложью на устах!

– Я солгал бы, если бы взял на себя вину. Я невиновен, – тут же ответил Янгмен.

Этот человек до такой степени верил в себя, что до самого конца надеялся, что люди поверят его выдумке. Уже стоя на помосте, с петлёй на шее, он продолжал лгать и изворачиваться.

Казнили Янгмена 4 сентября, немногим более месяца спустя после содеянного им преступления. Виселица была сооружена перед Хорзмонской тюрьмой. На казни присутствовало свыше 30 000 человек. Многие стояли всю ночь, дожидаясь зрелища. Когда вели преступника, толпа подняла дикий крик. Защитников у Янгмена не было совсем, и люди самых противоположных взглядов и воззрений сходились в том, что он должен быть казнён.

Умер преступник спокойно и как-то равнодушно.

– Благодарю вас, мистер Джессон, за вашу доброту, – сказал он. – Повидайте моих знакомых и передайте им мой поклон.

Блок звякнул, верёвка натянулась, и последний акт страшной драмы закончился. В лице Янгмена английские уголовные летописи описывают одного из самых страшных и кровожадных убийц.

В том, что Янгмен понёс заслуженную кару, сомневаться, кажется, не приходится, но вместе с тем нельзя не сказать, что косвенные улики никогда не бывают вполне убедительными, и опытный в уголовных делах человек, относясь критически к цепи косвенных улик, приходит нередко к заключению прямо противоположному тому, которое было сделано судом.

1901 г.

История любви Джорджа Винсента Паркера

Около сорока лет тому назад в одном английском городе жил некий господин Паркер; по роду занятий он был комиссионер и нажил себе значительное состояние. Дело своё он знал великолепно, и богатство его быстро росло. Под конец он даже построил себе дачу в живописном месте города и жил там со своей красивой и симпатичной женой. Всё, таким образом, обещало Паркеру счастливую жизнь и не омрачённую бедствиями старость. Единственная в его жизни неприятность заключалась в том, что он никак не мог понять характер своего сына. Что делать с этим молодым человеком? По какой жизненной дороге его пустить? Этих вопросов Паркер решить никак не мог. Молодого человека звали Джордж Винсент. Это был, что называется, трагический тип. Он терпеть не мог городской жизни с её шумом и суматохой. Не любил он также и негоциантства: перспектива больших барышей его нисколько не прельщала. Он не симпатизировал ни деятельности своего отца, ни образу его жизни. Он не любил сидеть в конторе и проверять книги.

Но это отвращение к торговым делам не было следствием порочности или лени, оно было следствием характера, являлось чем-то прирождённым. В других отношениях молодой человек оказался предприимчив и энергичен. Так, например, он очень любил музыку и обнаруживал незаурядные музыкальные способности. Он с успехом изучал языки и недурно рисовал. Короче говоря, то был человек с артистическим темпераментом, и характер у него оказывался под стать: нервический и вспыльчивый. Живи Джордж Винсент в Лондоне, он встретил бы сотни подобных себе людей, нашёл бы себе также подходящее занятие, стал бы заниматься критикой, литературой или чем-нибудь в том же роде. Но здесь, в провинциальном городе, в обществе торговцев хлопком, юноша чувствовал себя совершенно одиноким. Отец, наблюдая за ним, покачивал головой и выражал сомнение в его способности продолжать торговое дело.

Манеры у молодого человека были утончённые, в обхождении со знакомыми он проявлял сдержанность, но зато со своими немногочисленными друзьями казался весьма общительным. Мягкий по характеру, он, однако, не выносил того, что выглядело в его глазах несправедливостью, в таких случаях он совершенно выходил из себя. Словом, Джордж Винсент Паркер представлял собой тип, которому деловые, практические люди не симпатизируют.

Но зато хорошо известно, что именно к таким поэтическим юношам благоволят женщины. В этих артистических натурах есть что-то беспомощное, какой-то призыв к сочувствию и сопереживанию, и женское сердце всегда откликается на такой призыв. И что всего замечательнее – чем сильнее, чем энергичнее женщина, тем скорее она идёт навстречу симпатии этого рода. Мы не знаем, сколько утешительниц имел сей юный беспокойный дилетант, и были ли они у него, но история одной его любви дошла до нас во всех подробностях.

Однажды Джордж Винсент оказался на музыкальном вечере в доме одного доктора, и тут он впервые встретился с мисс Мэри Гровз. Она приходилась доктору племянницей и приехала в город погостить. Постоянно же она жила при дедушке, которому было уже за восемьдесят. Несмотря, однако, на этот преклонный возраст, старик был чрезвычайно энергичен, лично занимался хозяйством (он был помещик) и, кроме того, отправлял судейские обязанности.

После спокойной и уединённой жизни в деревенском доме, городская жизнь пришлась по душе молоденькой и красивой девушке. Молодой музыкант с утончёнными манерами понравился ей. В его внешности и манерах было что-то романтическое, а это, как известно, нравится молодым особам. Что касается Джорджа Винсента, то его привлекала в молодой девушке её деревенская свежесть и то, разумеется, что она ему симпатизировала. Между молодыми людьми возникла дружба.

Прежде, чем девушка успела вернуться в деревню, их дружба перешла в любовь, и они поклялись друг другу в верности. Но у родственников с обеих сторон эта помолвка не находила сочувствия. Старого Паркера в это время уже не было на свете. Он умер, оставив жене значительное состояние, но сыну тем не менее предстояло найти себе какое-нибудь занятие и работать. Между сыном и матерью часто происходили на этой почве ссоры. Мэри Гровз принадлежала к дворянству, и родственники её, со старым помещиком во главе, не соглашались на её брак с молодым человеком, у которого к тому же был столь странный вкус и характер.

История тянулась таким образом целых четыре года. Всё это время молодые люди постоянно переписывались, но редко встречались. И вот Джорджу Винсенту исполнилось двадцать пять лет, а его невесте двадцать три. А свадьба всё откладывалась и откладывалась.

В конце концов девушка уступила настояниям родственников, и постоянство её поколебалось. Она решила прервать отношения со своим женихом. Тон писем её переменился, да и в письмах стали появляться фразы и намёки, заставившие молодого человека насторожиться. Он заранее почувствовал, что ему готовят какой-то удар.

12 августа она написала ему, что познакомилась с молодым пастором. Мэри прибавляла, что никогда не встречала таких очаровательных людей, как этот пастор. «Он гостил у нас, – писала она. – Дедушка, кажется, хочет, чтобы я вышла за него замуж, а я едва ли пойду на это».

Эта фраза, несмотря на слабые слова утешения, страшно взволновала Винсента Паркера. Мать его говорила потом, что, получив это письмо, сын впал в ужасное уныние. Родственники его, впрочем, не обратили на данное обстоятельство внимания, так как Винсент вообще был склонен к меланхолии и на все события глядел с самой мрачной точки зрения.

На следующий день молодой человек получил от своей невесты другое письмо, уже в более решительном тоне. Оно гласило;

«Мне нужно сказать Вам многое, и я намереваюсь сказать Вам это теперь же. Дедушка нашёл Ваши письма и страшно разгневался. Он недоволен тем, что мои отношения с Вами мешают браку с пастором. Я хочу, чтобы Вы вернули данное мною слово. Это нужно для того, чтобы я имела право сказать дедушке, что я свободна. Если Вы меня хоть немного любите, не сердитесь на меня; я сделаю всё от себя зависящее, чтобы не выйти замуж за пастора».

Это второе письмо произвело на молодого человека потрясающее действие. Он впал в такое состояние, что мать должна была вызвать знакомого доктора, который и просидел с ним всю ночь. Джордж Винсент шагал взад-вперёд по комнате в состоянии страшного нервного возбуждения, то и дело заливаясь слезами. Когда его уговорили наконец лечь спать, руки и ноги его конвульсивно дёргались. Ему дали морфия, но это не произвело никакого действия. От пищи Паркер отказался. Особенно ему было трудно отвечать на письмо, и он исполнил это на следующий только день, при помощи всё того же доктора и друга, который провёл рядом с ним ночь. Письмо его было ласково и рассудительно.

«Дорогая Мэри, – писал он, – Вы всегда будете для меня дорогой. Я солгал бы, скажи я Вам, что не убит Вашим письмом. Но во всяком случае я не хочу быть Вам помехой: Вы свободны. Впрочем, я не даю Вам ожидаемого ответа на Ваше письмо и соглашусь на Ваше желание только после того, как из Ваших уст услышу то, что Вы мне написали. Вы меня хорошо знаете, я не стану устраивать Вам чувствительных сцен или делать глупости. Я покидаю Англию, но перед своим отъездом хотел бы увидеть Вас ещё раз. Более мой! Я увижу Вас в последний раз! Какое несчастье! Согласитесь, что моё желание видеть Вас вполне естественно. Назначьте мне место свидания.

До свидания, дорогая Мэри. Ваш, всегда любящий Вас

Джордж».

На следующий день он послал ей другое письмо, снова умоляя о свидании и говоря, что они могут увидеться в любом месте между их домом и Стэндвиллем – ближайшим селением.

«Я совсем болен и расстроен, – писал он, – наверное, и Вы находитесь не в лучшем состоянии. Повидавшись, мы оба успокоимся. На свиданье я приеду непременно.

Навсегда Ваш

Джордж».

По-видимому, на это письмо им был получен от девушки какой-то ответ, потому что в среду 19-го Джордж Винсент написал такое письмо:

«Моя дорогая Мэри!

Сообщаю, что непременно приеду с указанным Вами поездом. Ради Бога, дорогая Мэри, не беспокойтесь и не мучьте себя. Меня, пожалуйста, не жалейте. Повидаться с Вами я хочу для собственного успокоения. Надеюсь, что Вы не сочтёте меня поэтому себялюбцем. Du rest [4]4
  впрочем (фр.).


[Закрыть] , повторяю уже сказанное ранее: я хочу слышать из Ваших собственных уст то, что Вы хотите, и исполню все Ваши желания. У меня есть то, что французы называют savoir faire [5]5
  опыт, умение, сноровка (фр.).


[Закрыть] . Яне стану горевать о том, что неизбежно. И, кроме того, я не хочу быть причиной раздора между Вами и Вашим дедушкой. Если Вы хотите свидеться в гостинице, то я буду ждать Вас там, но, впрочем, я предоставляю всё это Вашей воле».

Но мисс Гровз уже раскаялась в том, что назначила ему свидание. Может быть, она вспомнила некоторые черты в характере своего возлюбленного и побоялась довериться ему? Не дождавшись от него последнего письма, она ответила ему следующим:

«Дорогой Джордж!

Тороплюсь Вам сообщить, чтобы Вы ни под каким видом не приезжали. Я сегодня уеду и не могу сообщить, когда вернусь. Видеться с Вами я не хочу и очень желала бы избежать этого свидания. Да, кроме того, нам видеться невозможно по случаю моего отъезда, поэтому надо оставить дело так, как оно есть теперь. Простимся друг с другом без свидания. Увидеться с Вами мне было бы слишком тяжело. Если Вы хотите ещё написать мне, то напишите не позже трёх дней. За мной следят и письма Ваши вскрывают.

Ваша Мэри».

Это письмо, должно быть, решило дело. В голове молодого человека, наверное, и прежде бродили разные неопределённые планы, а теперь эти планы превратились в какое-то конкретное решение. Мэри Гровз давала ему только три дня сроку, стало быть, времени терять было нельзя. В тот же день он отправился в город, но прибыл туда поздно и уже не поехал в Стэндвилль. Прислуга гостиницы обратила внимание на странное поведение молодого человека: он был рассеян и бродил по общей зале, бормоча себе что-то под нос. Приказав подать себе чаю и котлет, он не прикоснулся к пище и пил только виски с содовой. На следующее утро, 25 августа, он взял билет до Стэндвилля и прибыл туда к половине двенадцатого. От Стэндвилля до имения, в котором жила мисс Гровз, было две мили. Прямо около станции есть гостиница, называемая «Бычьей Головой». В эту гостиницу и отправился Винсент Паркер. Он заказал себе виски и спросил, не было ли на его имя писем. Когда ему ответили, что писем нет, он очень расстроился. В четверть первого Паркер вышел из гостиницы и направился к имению, в котором жила его возлюбленная.

Отправился он, однако, не в имение, а в находившуюся в двух милях от него школу. Учитель школы был в отличных отношениях с семейством Гровзов и немного знал самого Винсента Паркера. В школу Паркер направился, конечно, за справками и прибыл туда в половине второго. Учитель был очень удивлён, увидев этого растрёпанного господина, от которого разило спиртным. На вопросы его он отвечал сдержанно.

– Я прибыл к вам, – заявил Паркер, – в качестве друга мисс Гровз. Вы, конечно, слышали, что мы с нею помолвлены?

– Да, слышал, – ответил учитель, – что вы были помолвлены, но слышал также и то, что эта помолвка расстроилась.

– Да, – сказал Паркер. – Она написала мне письмо, в котором просила меня вернуть ей слово. А увидаться со мной она отказывается. Я хотел бы знать, как обстоят дела.

– Я, к сожалению, не могу сказать вам того, что мне известно, так как связан словом, – ответил учитель.

– Но я всё равно узнаю об этом, рано или поздно, – возразил Паркер.

Затем он стал расспрашивать о пасторе, который гостил в имении Гровзов. Учитель ответил, что действительно там гостил пастор, но имя его назвать отказался. Паркер тогда спросил, находится ли мисс Гровз в имении и не притесняют ли её родственники? Учитель ответил, что она находится в имении, но что решительно никто её не притесняет.

– Рано или поздно, но я должен её увидеть, – произнёс Паркер. – Я ей написал, что освобождаю её от данного мне слова. Но я хотел бы услышать от неё самой, что она даёт мне отставку. Она уже совершеннолетняя и может поступать, как ей угодно. Сам знаю, что я ей жених неподходящий, и мешать ей не хочу.

Учитель извинился, что должен спешить на урок, но прибавил, что в половине пятого будет свободен, и если Паркер хочет ещё поговорить с ним, то пусть придёт к нему. Паркер ушёл, обещав вернуться. Неизвестно, как он провёл два следующих часа. По всей вероятности, он сидел в какой-нибудь соседней гостинице и завтракал. В половине пятого он вернулся в школу и стал просить у учителя совета, как ему поступить. Учитель предложил написать мисс Гровз письмо, чтобы она назначила ему свидание на следующее утро.

– А впрочем, – прибавил добродушный, но не слишком-то рассудительный учитель, – отправляйтесь-ка к ней лучше сами, она вас, наверное, примет.

– Так я и сделаю, – отвечал Паркер, – надо поскорее кончать эту историю.

Около пяти часов он ушёл из школы; держал он себя при этом спокойно и сосредоточенно.

Сорок минут спустя отвергнутый любовник подошёл к дому своей невесты, позвонил и попросил доложить о себе мисс Гровз. Но девушка и сама увидала его из окна, когда он шёл по аллее. Она вышла к нему навстречу и пригласила его в сад. Конечно, у барышни в эту минуту душа была в пятках. Она боялась, что дедушка встретится с её бывшим женихом и устроит ему скандал. Для безопасности она и увела его в сад. Итак, молодые люди вышли из дома и, усевшись на одной из садовых скамеек, спокойно беседовали около получаса. Затем в сад пришла горничная и доложила мисс Гровз, что подан чай. Девушка отправилась в дом одна, из чего явствует, как отнеслись в доме к Паркеру: его даже не хотели пригласить выпить чашку чая. Затем она снова вышла в сад и долго разговаривала с Паркером; наконец оба они поднялись и ушли. По-видимому, они собрались погулять около дома. Никто никогда не узнает, что произошло во время этой прогулки. Может быть, он упрекал её в вероломстве, а она отвечала резкими словами. Были, однако, люди, видевшие, как они гуляли. Около половины девятого рабочий, переходя по большому лугу, отделявшему большую дорогу от помещичьего дома, увидал двигавшуюся ему навстречу пару. Было уже темно, но рабочий узнал в женщине внучку помещика, мисс Гровз. Пройдя мимо и отойдя несколько шагов, рабочий оглянулся; теперь пара стояла на одном месте и о чём-то разговаривала.

Очень скоро после того рабочий Рувим Конвей, проходя по этому же лугу, услышал тихий стон. Он остановился и стал прислушиваться. Стоял тихий вечер, и вот рабочему показалось, что стон будто к нему приближается. С одной стороны забора шла стена, и в тени этой стены рабочий разглядел: кто-то медленно двигался.

Сперва рабочий думал, что это какое-нибудь животное возится у стены, но, подойдя ближе, с изумлением увидел, что это женщина. Едва держась на ногах и стеная, она подвигалась вперёд вдоль стены, держась за неё руками. Рувим Конвей вскрикнул от ужаса: из темноты на него глянуло белое, как мел, лицо Мэри Гровз.

– Отведите меня домой! Отведите меня домой! – прошептала она. – Меня зарезал вон тот господин.

Перепуганный рабочий взял её на руки и понёс к дому. Пройдя ярдов двадцать, он остановился, чтобы перевести дух.

– На лугу никого не видно? – спросила девушка.

Рабочий оглянулся. Между деревьями вслед за ними медленно двигалась человеческая фигура. Рабочий стал ждать, поддерживая падающую голову девушки. Наконец молодой Паркер настиг их.

– Кто зарезал мисс Гровз? – спросил рабочий.

– Это я убил её! – с полным хладнокровием ответил Паркер.

– Ну, в таком случае помогите мне отнести её домой, – сказал Рувим Конвей.

И по тёмному лугу тронулась странная процессия: крестьянин и любовник-убийца несли умирающую девушку.

– Бедная Мэри! Бедная Мэри! Зачем ты меня обманула? – бормотал Паркер.

Когда процессия приблизилась к воротам, Паркер попросил Конвея принести что-нибудь, чтобы остановить кровотечение.

Конвей отправился на поиски, и эти трагические любовники ещё раз – в последний раз – остались наедине. Вернувшись, Конвей увидел, что Паркер старается остановить текущую из горла девушки кровь.

– Что, жива? – спросил рабочий.

– Жива, – ответил Паркер.

– О, отнесите меня домой! – простонала бедная мисс Гровз.

Пошли далее и встретили двух фермеров, которые присоединились к ним.

– Кто это сделал? – спросил один из них.

– Она знает, кто это сделал, и я знаю, – угрюмо ответил Паркер. – Сделал это я, и меня теперь ждёт виселица. Да, я это сделал – и нечего более разговаривать.

Удивительно, но несмотря на такие ответы, Паркеру не довелось услышать ни единого оскорбления и никто не подверг его побоям. Трагичность положения была очевидна всем, и все молчали.

– Я умираю, – ещё раз простонала бедная Мэри, и то были её последние слова. Навстречу выбежал старый помещик. Ему, очевидно, донесли, что с внучкой случилось что-то неладное.

Когда седая голова помещика показалась в темноте, нёсшие труп остановились.

– Что случилось? – воскликнул старик.

– Ваша внучка Мэри зарезана, – спокойно ответил Паркер.

– Кто совершил это? – закричал старик.

– Я.

– А кто вы такой?

– Меня зовут Винсент Паркер.

– Зачем вы это сделали?

– Она обманула меня, а женщина, меня обманувшая, должна умереть.

Спокойствие Паркера было поразительно.

Входя в дом вслед за дедом убитой им девушки, он сказал:

– Она знала, что я убью её. Я её предупреждал, и она знала, что у меня за характер.

Тело внесли в кухню и положили на стол. Старик, растерянный и убитый горем, направился в гостиную; Паркер последовал за ним. Он вынул кошелёк с деньгами, часы и ещё несколько вещей, подал их старику и просил передать все это матери убитой. Помещик гневно отказался. Тогда Паркер вынул из кармана две связки писем – жалкие остатки своей любовной истории.

– В таком случае возьмите вот это! – произнёс он. – Можете их прочитать, можете их сжечь. Делайте с ними всё, что угодно. Я не хочу, чтобы эти письма фигурировали на суде.

Дед Мэри Гровз взял письма, и они были преданы пламени.

Между тем к дому спешно приближались доктор и полицейский чиновник – всегдашние провожатые преступления. Бедная Мэри лежала бездыханная на кухонном столе, на её горле виднелись три страшных раны; сонная артерия оказалась перерезанной, и прямо удивительно, как это мисс Гровз прожила так долго, получив столь ужасные раны. Полицейскому чиновнику не пришлось хлопотать, разыскивая преступника. Едва он вошёл в комнату, к нему приблизился Паркер:

– Я убил эту молодую особу и отдаюсь в руки закона, – сказал он. – Я отлично знаю ожидающую меня участь, однако я спокойно последую за вами. Дайте только мне взглянуть на неё ещё раз.

– А куда вы девали нож? – спросил полицейский.

Паркер вынул нож из кармана и подал его представителю власти. Это был обыкновенный складной нож. Замечательно, что после этого при обыске Паркера у него было найдено ещё два ножа.

Паркера отвели в кухню, и там он ещё раз взглянул на свою жертву.

– Теперь, убив её, я чувствую себя более счастливым, чем прежде. Надеюсь, что и она чувствует себя так же, – сказал он.

Такова история о том, как Джордж Винсент Паркер убил Мэри Гровз. В преступлении видна непоследовательность и какая-то мрачная безыскусственность. Этими свойствами жизнь всегда отличается от выдумок. Сочиняя романы, мы заставляем своих героев делать и говорить то, что, по нашему мнению, на их месте делали бы мы, но на самом деле преступники говорят и поступают самым необычным образом, угадать который заранее невозможно. Я ознакомил читателя с письмами Паркера. Можно ли угадать, что эти письма – прелюдия к убийству? Конечно, нет. А что делает преступник после убийства? Он старается остановить кровь, текущую из горла его жертвы, ведёт со стариком-помещиком самые странные разговоры. Может ли придумать всё это самая пылкая фантазия?

Перечтите все письма Паркера, взвесьте все обстоятельства дела – и вы поймёте, что на основании этих данных нельзя предположить, что он прибыл в Стэндвилль с заранее обдуманным намерением убить свою возлюбленную.

Почему же дело кончилось убийством? Зрела ли эта идея в голове Паркера прежде, или же он рассердился на мисс Гровз за что-нибудь, когда они разговаривали на лугу – это так и останется неизвестным. Ясно во всяком случае, что девушка не подозревала того, что у её жениха имеются злые намерения, иначе она позвала бы себе на помощь рабочего, который встретился им по пути.

Дело это наделало много шума во всей Англии. Судили Паркера в ближайшей сессии. Председательствовал судья барон Мартин. Доказывать виновность подсудимого не было надобности, ибо он открыто похвалился своим деянием. Спорили только о вменяемости Паркера, и спор этот привёл к необходимости пересмотра всего уголовного уложения. Вызваны были родственники Паркера, и все они уверяли, что ненормальность у них в роду. Из десяти двоюродных братьев Паркера – четверо сошли с ума. В качестве свидетельницы была вызвана и мать Паркера, и она со страшной уверенностью доказывала, что её сын – сумасшедший. Миссис Паркер заявляла, между прочим, что родители не хотели даже выдавать её замуж, боясь, что от неё пойдёт больное потомство.