Текст книги "Наследие древнего (СИ)"

Автор книги: Артемий Скабер

Соавторы: Александр Четвертнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц)

Наследие древнего

Глава 1

Он договорил, и дверь в усадьбу открылась. На пороге стоял гвардеец Иван. Я молча указал Петру Алексеевичу, чтобы он проходил.

Мы прошли в дом. Холодный воздух с улицы ворвался за нами, и, прежде, чем дверь закрылась, успел обдать гостиную запахом морозной свежести.

– Добрый день, – коротко произнёс он, окидывая взглядом собравшихся. На мгновение его брови приподнялись, когда он заметил Машу и Викторию, но тут же вернулись в прежнее положение.

Я же просто кивнул, краем глаза отметив, что девушки целы и не поубивали друг друга до сих пор, а предметы интерьера на месте.

– Пётр Алексеевич, – я повесил пальто на вешалку и помог снять шубу Бестужеву. – рассказывайте, что случилось?

Он попытался улыбнуться, но улыбка вышла натянутой, больше похожей на гримасу.

– Мне нужно поговорить с тобой, Кирилл, – произнёс он, понизив голос. – Наедине.

В этот момент в комнату вошла мать. Её шаги замерли, когда она увидела гостя.

– Пётр Алексеевич? – удивлённо произнесла она. – Чем обязаны?

Бестужев повернулся к ней, и что-то в его взгляде заставило меня напрячься.

– Вера Ефимовна, – поклонился он, но в его голосе звучала странная нотка – смесь уважения и… сострадания? – Прошу прощения за неожиданный визит.

– Что привело вас к нам? – спросила мать, подходя ближе. Её лицо выражало вежливый интерес, но я заметил лёгкую морщинку между бровями – признак тревоги.

Бестужев переводил взгляд с меня на мать и обратно, явно колеблясь.

– У меня… новости, – наконец произнёс он, и его плечи словно стали ещё тяжелее. – Боюсь, не из приятных.

Моя рука непроизвольно потянулась к матери, и я почувствовал, как она напряглась.

– Может быть, пройдём в кабинет? – предложил я, чувствуя, как нарастает тревога.

Бестужев покачал головой.

– Нет, Кирилл. То, что я должен сказать, касается всей вашей семьи.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Даже пламя в камине, казалось, притихло, лишь изредка потрескивая углями.

– Что произошло, Пётр Алексеевич? – спросил я, глядя ему прямо в глаза.

Бестужев глубоко вдохнул, словно собираясь нырнуть в ледяную воду.

– Кирилл, – начал он, и его голос звучал непривычно мягко. – У меня тяжёлые новости. Князь Огонь-Догановский… – он запнулся, но заставил себя продолжить. – Он убил твоего отца.

Слова повисли в воздухе, тяжёлые и острые, как осколки льда.

– Что? – едва слышно выдохнула мать. Её лицо мгновенно побледнело, став почти прозрачным.

– Василий Сергеевич стоит за всеми попытками покушения на Кирилла, – продолжил Бестужев, не отводя от меня взгляда. – Он действовал из тени, используя свои связи и влияние. Я не знал… не догадывался. Он был в моём боевом крыле много лет. Я доверял ему.

Почувствовал странную пустоту внутри. Смерть Дмитрия Юрьевича должна была вызвать хоть какие-то эмоции, но я ощущал лишь холодное любопытство. Чужой человек, чья кровь текла в моих жилах – вот и всё, что связывало нас. Тем более отцом и мужем он был так себе.

– Мои мальчики, – вдруг прошептала мать, и её голос дрогнул. Она схватила Бестужева за рукав пальто. – Пётр Алексеевич, что с моими мальчиками?

Князь молчал, и это молчание было красноречивее любых слов. Он медленно опустил глаза, а затем так же медленно покачал головой.

– Нет, – выдохнула мать. – Нет, нет, нет…

Я заметил, как поплыл её взгляд, как подкосились ноги. Успел подхватить в последний момент, когда она начала оседать на пол. Её тело обмякло в моих руках, став неожиданно тяжёлым.

– Мама! – воскликнула Алёна, вскакивая с дивана.

В следующий миг комната наполнилась движением. Тихон бросился к нам, пытаясь помочь. Маша вскрикнула, прижав ладони ко рту. Из коридора появился дед, его трость громко стукнула по паркету, когда он быстрым шагом направился к нам.

– Что случилось? – голос деда звучал тревожно и властно одновременно.

– Маме стало плохо, – коротко ответил я, аккуратно укладывая мать на диван. Её лицо казалось восковой маской – белое, застывшее, с каплями пота на лбу.

Дед опустился рядом с ней на колени. Его пальцы прикоснулись к её запястью, проверяя пульс.

– Что ты ей сказал? – спросил он, бросив острый взгляд на Бестужева.

– Правду, – тяжело ответил тот. – Дмитрий Юрьевич мёртв. И… сыновья тоже.

Дед застыл, его пальцы всё ещё сжимали запястье дочери. В глазах мелькнуло что-то страшное – смесь боли, гнева и бессилия.

– Ты знал, что так будет? – тихо спросил он, не поднимая глаз на Бестужева.

– Нет, – покачал головой князь. – Клянусь, если бы знал…

– Что с мамой? – Алёна подбежала к дивану, её лицо было искажено страхом. – Что происходит? Кирилл?

Я видел, как дрожат её губы, как в глазах собираются слёзы. Детская растерянность и взрослый ужас смешались на её лице.

– Алёна, – начал я, но не успел договорить.

Мать застонала, приходя в себя. Её веки затрепетали, а затем открылись. Взгляд блуждал по потолку, не фокусируясь.

– Вера, – дед наклонился к ней, бережно поглаживая по руке. – Ты меня слышишь?

– Папа? – прошептала она, и её глаза наполнились слезами. – Они… они все…

– Тише, дочка, – дед сжал её руку. – Не сейчас.

Но было поздно. Алёна уже стояла рядом, её глаза расширились от ужаса.

– Кто «все»? – спросила она дрожащим голосом. – Мама, что случилось?

Мать повернула голову, и когда она увидела дочь, её лицо исказилось от боли.

– Твой отец, – прошептала она, и слезы потекли по её щекам. – И братья. Они… они ушли, Алёнушка.

Секунду Алёна стояла, словно окаменев. Потом её губы задрожали, а глаза наполнились слезами.

– Нет, – её голос сорвался. – Нет, ты ошибаешься. Они не могли…

Она не договорила. Громкий всхлип вырвался из её груди, а затем она разрыдалась. Тяжёлые, безутешные рыдания сотрясали её худенькое тело.

Я шагнул к ней, обнимая за плечи. Она инстинктивно прижалась ко мне, уткнувшись лицом в грудь. Её слёзы быстро промочили мою рубашку, но я только крепче прижимал её к себе, давая выплакаться.

В комнату вбежала Ирина Леонтьевна, привлечённая шумом. Её глаза расширились, когда она увидела мать на диване и рыдающую Алёну.

– Госпожа! – воскликнула она, бросаясь к дивану. – Что с вами?

– Принесите воды, – скомандовал дед. – И успокоительное.

Ирина Леонтьевна быстро кивнула и исчезла. В этот момент в дверях показалась Виктория. Она стояла, застыв на пороге, её лицо выражало смесь сочувствия и замешательства.

– Что случилось? – тихо спросила она, глядя на меня поверх головы рыдающей Алёны.

Я не успел ответить. Из коридора послышались быстрые шаги, и в комнату влетела Маша. Её лицо побледнело, когда она увидела общую картину.

– Боже мой, – прошептала она, прижимая руку к сердцу. – Что происходит?

Тихон, стоявший рядом с диваном, повернулся к ней.

– Кажется, семья Кирилла получила ужасные новости, – тихо сказал он. – Лучше нам…

– Оставаться здесь, – неожиданно твёрдо сказал я. – Вы все – наши гости.

Мать медленно села на диване, опираясь на руку деда. Её лицо всё ещё было белым, но глаза приобрели осмысленное выражение.

– Как это произошло? – спросила она, глядя на Бестужева. – Как умер… мой муж?

Бестужев тяжело вздохнул.

– Огонь-Догановский напал на него в гостинице. Уничтожил всю его охрану. А до этого… – он запнулся, но заставил себя продолжить. – До этого атаковал ваш дом в Москве. Там были ваши сыновья.

Новая волна рыданий сотрясла Алёну. Я почувствовал, как её колени подгибаются, и аккуратно довёл её до кресла, помогая сесть.

– Почему? – спросила мать, и в её голосе звучала странная отрешённость. – Зачем ему это?

– Из-за наследства, – ответил Бестужев, и его взгляд метнулся к деду. – Из-за силы, которую хранит ваша семья.

Дед молча кивнул, его лицо стало жёстче. На мгновение мне показалось, что в его глазах мелькнуло удовлетворение, но это длилось лишь долю секунды.

– Он искал способ добраться до наследства, – продолжил Бестужев. – И решил, что проще всего это сделать через Кирилла. Когда не вышло, решился на крайние меры.

Ирина Леонтьевна вернулась со стаканом воды и маленькой бутылочкой капель. Она склонилась над матерью, аккуратно отмеряя дозу в стакан.

– Выпейте, госпожа, – мягко сказала она, подавая стакан. – Вам станет легче.

Мать послушно выпила, не отрывая взгляда от Бестужева.

Я смотрел на разворачивающуюся драму, чувствуя странную отстранённость. Смерть Дмитрия Юрьевича и его сыновей не вызывала во мне той боли, которую испытывали мать и Алёна. Всё, что я чувствовал – гнев на того, кто причинил боль моим близким. На того, кто посмел покуситься на мою жизнь.

– Князь Огонь-Догановский заплатит за это, – произнёс я, и мой голос звучал холоднее, чем я ожидал. – Я лично позабочусь об этом.

Бестужев внимательно наблюдал за мной, и что-то в его взгляде подсказывало: он догадывается о моих мыслях.

– Сейчас главное – обеспечить безопасность, – произнёс он, обращаясь ко всем. – Огонь-Догановский может не остановиться.

– Он не посмеет прийти сюда, – уверенно сказал дед, и его трость глухо стукнула об пол. – Мой дом надёжно защищён.

– Я хотела бы… побыть одна, – произнесла мать тихо. – Но сначала… нужно позаботиться о похоронах.

– Ты не обязана заниматься этим сейчас, – мягко сказал я. – Отдохни. Я могу…

– Нет, – она покачала головой. – Я его жена. Бывшая… Это мой долг. Мои мальчики…

Её глаза встретились с моими, и я увидел в них решимость.

– Пётр Алексеевич, – обратилась она к Бестужеву. – Вы можете помочь с оформлением документов? Я знаю, в таких случаях бывает много… бюрократии.

– Конечно, Вера Ефимовна, – кивнул князь. – Я всё устрою.

– Спасибо, – она слабо улыбнулась. – Алёна, идём, дорогая. Нам нужно…

Она не договорила, но сестра поняла. Медленно поднявшись с кресла, Алёна подошла к матери и взяла её за руку. Вместе, поддерживая друг друга, они направились к выходу из гостиной.

Когда они скрылись за дверью, в комнате повисла тяжёлая тишина. Маша и Виктория обменялись растерянными взглядами, не зная, что сказать. Тихон стоял, опустив глаза, явно чувствуя себя неловко в чужом горе.

– Полагаю, нам стоит уйти, – наконец произнёс он. – Это семейное дело, и мы…

– Оставайтесь, – прервал его дед. – Сейчас этому дому нужна жизнь, а не тишина траура.

* * *

Несмотря на просьбу деда Тихон с Машей не выдержали установившейся тишины. Уже через пять минут они незаметно вышли из гостиной. В комнате остались только мы с дедом, Бестужев и Шальная. Изольда сидела в кресле и, прикусив губу, о чём-то думала.

– Как ты узнал? – первым нарушил молчание дед.

– Граф Уваров-Орлов перед смертью отправил мне документы, – тяжело вздохнул Бестужев, черты его лица заострились и он присел на диван, – подозреваю, это была его страховка.

Он замолчал, но мы все смотрели на него и он продолжил:

– Огонь-Догановский поддерживал его ещё в той войне, – Бестужев снова вздохнул, он сейчас выглядел таким же старым, как дед. – Он давно вёл подпольную борьбу за ваше наследие.

– Так ты его будешь наказывать? – нахмурился дед, – он же ослушался твоего приказа.

– Буду, но есть нюансы, – кивнул Пётр Алексеевич, плечи его дрогнули и теперь он стал казаться старше деда. – В моей фракции с ним никто не справится, кроме Буревестова, а он отказался мне помогать.

– Тебя оставили один на один с Догановским? – нахмурился дед, и стал ходить по комнате из стороны в сторону, как маятник.

– Он оспорил моё право на власть, – кивнул Бестужев, – никто не посмеет вмешаться.

– Теперь я понимаю, зачем ты здесь, Петя, – дед замер по центру комнаты и пронзительно посмотрел на друга, – ты пришёл к единственным союзникам.

– Да, Ефим, – голос Петра Алексеевича обрёл твёрдость, и он ответил деду таким же пронзительным взглядом, – так же, как и ты пришёл ко мне недавно, с просьбой помочь внуку.

Дед кивнул и снова зашагал из стороны в сторону.

– Пётр Алексеевич, – вмешался я в их беседу, – Буревестов отказал Вам в помощи из-за меня?

– В том числе, Кирилл, в том числе, – кивнул головой Бестужев.

– Что ж, как я и сказал, я займусь Огонь-Догановским, отомщу ему…

– Погоди, Кирилл, – оборвал меня дед, – успеешь ещё. Сперва, Петя, скажи, ты же сильнее нашего общего врага?

– По факту, по бумагам, да, – Бестужев откинулся на спинку дивана, – на деле же, мои силы рассредоточены по всей стране, и здесь и сейчас я смогу только обороняться.

– И тебе нужны мобильные резервы, – кивнул дед, прекратив наконец-то ходить туда-сюда. Он уселся на кресло и добавил: – у нас бойцов пять человек.

– Наследство…

– Он не вступил в него, – покачал головой дед, указывая на меня, – а я останусь здесь, защищать родовую усадьбу.

– Тогда плохи наши дела, – протянул Пётр Алексеевич, – нужен хороший отряд, чтобы выманить силы Огонь-Догановского, отвлечь, пока я буду контратаковать…

– На сколько хороший? – уточнил я, прикидывая, что Бестужев не знал ни обо мне, ни о моих способностях, а я сейчас сильнее его по магии.

Но Пётр Алексеевич ответить не успел. В разговор вмешался четвёртый человек.

– Такой отряд есть у меня, – Изольда прекратила прикусывать губу и смотрела решительно. – Гвардия рода Шалье всё ещё существует, и всё так же, одна из лучших по части диверсий в Империи.

Бестужев ничего не говорил, только молча смотрел на неё. Шальная же продолжила:

– При поддержке гвардии Кирилла, и его самого, мы справимся с любыми задачами.

Голос её сквозил уверенностью. В отличие от Бестужева она знала мои возможности. А ещё мне было интересно слышать характеристику её бойцов. Глядя на Бестужева и его серьёзность, я понимал, что Изольда сказала правду. Теперь понятно, как она так долго оставалась жива. Если её гвардия одни из лучших диверсантов в Империи – это многое объясняет.

Пётр Алексеевич продолжал смотреть на неё и хмуриться. По морщинам на лбу можно было догадаться, как он сейчас раздумывает над ответом.

– Хорошо, – наконец, кивнул он, – так и решим.

В его голосе не было презрения или пренебрежения, которые сквозили в его поведении на дуэли. Сейчас он говорил серьёзно и ровно.

– Я так понимаю, платой станет помощь восстановить ваш род? – спросил он.

– Да, – Изольда быстро облизнула губы и посмотрела на меня: – ребёнка от тебя ждать слишком долго, ты, даже в ресторан меня не ведёшь, и наводнил дом девицами. – Её глаза сверкнули, – не откажи мне в участии. Мы партнёры, помнишь?

– Партнёры, – согласился я, и перевёл взгляд на Бестужева, – Пётр Алексеевич, когда мы победим, поможете мне получить разрешение на поездку в Грецию? Если, конечно, военное положение ещё не отменят.

– Да, – Бестужев кивнул, и напряжение отпустило его, тревога в глазах исчезла, а сам он расслабился. – Так и договоримся…

– А трофеи и наследие этого Огонька мы поделим поровну на три части, – прервала его Шальная и очаровательно улыбнулась, – пока Вы не подвели окончательный итог.

– Да будет так, – в голосе Бестужева промелькнула торжественная нотка.

Её, эту нотку, услышали все. Услышали и замолчали. Только дед криво ухмыльнулся:

– Никогда ещё не наблюдал столь стремительной торговли и заключения союза.

– Думаешь, слабоумие и отвага? – хмыкнул Бестужев.

– У Вас, возможно, – дед пожал плечами, – а во внуке я уверен.

– Уверенность – это хорошо, – вздохнул Пётр Алексеевич, и достал из кармана свёрнутый квадратик бумаги.

Он развернул его и расстелил на полу. Это оказалась карта столицы и области. На ней пестрели разноцветные пометки.

– В столице у Огонь-Догановского около восьми тысяч бойцов. Они, не считая поместья, расположены на трёх базах, – рука Бестужева указала на красные кружочки, – с них происходит ротация охраны на предприятиях вот здесь, – теперь он показывал на синие кружочки.

– А это Ваши силы? – Шальная дотянулась носком туфельки до зелёных пометок.

– Да, все пять тысяч гвардии.

– Не густо, – Изольда окинула взглядом карту, – но расположение у нас выгоднее, чем у врага. Мы можем перерезать линии снабжения, и он будет вынужден покинуть укреплённые районы.

– Вы не перестаёте удивлять меня, – одобрительно прогудел Бестужев. – Мои люди как раз займутся этим, когда подойдёт подкрепление из других областей.

– Спасибо, – Шальная наигранно потупилась.

– Но сначала, нам нужно вызвать хаос и смятение в финансовой мощи противника, отвлечь его, – Бестужев обвёл нас взглядом, – и здесь мне понадобится ваша помощь. – Сегодня ночью мы нанесём удар сюда.

Глава 2

Над расстеленной на полу картой склонились три фигуры – я, Бестужев и Шальная. Красные, синие и зелёные отметки словно пульсировали в свете настольной лампы, выхватывающей из полумрака гостиной наши сосредоточенные лица.

– Итак, – палец Бестужева скользнул по периметру третьего красного круга, – здесь находится оружейный склад. Самый уязвимый из объектов Огонь-Догановского, но охраняемый лучше всего.

Я молча изучал обозначения на карте. Дом и бизнес-империя Василия Сергеевича напоминали паутину, раскинувшуюся по всему городу. Грамотно, продуманно, со страховкой.

– Склады здесь и здесь, – палец Петра Алексеевича перескочил на другие отметки, – снабжают все остальные объекты. Перекрыть их – значит обескровить всю систему.

Шальная наклонилась ниже. Пряди её волос коснулись карты. Глаза, казавшиеся в полумраке почти чёрными, сузились.

– Три группы, – сказала она, быстро оценив ситуацию. – Отвлекающий удар по оружейному складу, второй по топливным резервуарам здесь, – её ноготь постучал по синему квадрату в промышленном районе, – и основной удар сюда, где проходит логистический узел.

Бестужев покосился на неё с явным интересом.

– Военный стратег? – в его голосе звучало неприкрытое удивление.

– Отец считал, что его дочь должна уметь не только танцевать на балах, но и командовать родовой гвардией, – Изольда выпрямилась, её тонкие пальцы поправили выбившуюся прядь волос. – В нашем положении это оказалось полезным навыком.

Пётр Алексеевич хмыкнул, но сделал это скорее одобрительно, чем насмешливо.

– Логично, – он снова склонился над картой. – У топливных резервуаров наименьшая охрана, но сигнализация завязана напрямую на центральный пост, здесь, – его палец отметил точку на юго-западе города. – Значит, придётся действовать очень быстро.

Дверь гостиной тихо скрипнула, впуская ещё одного человека. Высокий, с седеющими висками и глубоким шрамом через левую щеку, он остановился на пороге, коротко поклонившись.

– Пришёл, как только получил ваше сообщение, сир, – обратился он к Бестужеву.

– Виктор Петрович, – кивнул ему Пётр Алексеевич, – познакомьтесь, это Кирилл Дмитриевич Орлов и Изольда Шалье, наши союзники. А это, – он повернулся к нам, – Виктор Петрович Воронов, начальник моей родовой гвардии.

Воронов окинул нас цепким взглядом военного человека, задержавшись на Шальной чуть дольше, чем требовали приличия. Что-то в её фамилии явно привлекло его внимание.

– Рад знакомству, – произнёс он, и его голос, низкий и хриплый, выдавал бывшего курильщика. – Сир Бестужев сообщил, что наша миссия требует поддержки… специфических навыков.

Пётр Алексеевич жестом пригласил Воронова к карте.

– Как раз обсуждаем стратегию удара по тылам Огонь-Догановского, – сказал он. – Госпожа Шалье предлагает атаковать по трём направлениям одновременно.

Начальник гвардии наклонился над картой, его тяжёлая ладонь легла на участок с оружейным складом.

– Здесь периметр простреливается из трёх точек, – произнёс он, указывая места. – Снайперы, тепловизоры, датчики движения. Подойти невозможно.

– Если только не спуститься с крыши соседнего здания, – возразила Шальная. – Три каната, тихий спуск, нейтрализация датчиков на крыше.

Воронов посмотрел на неё с новым интересом.

– Вам известна планировка? – спросил он.

– Не в деталях, – Изольда покачала головой. – Но у меня есть источники.

Он хотел что-то спросить, но в этот момент дверь снова открылась. На пороге стоял невысокий, но необычайно широкоплечий мужчина с абсолютно лысой головой и густыми чёрными бровями.

– Простите за задержку, – произнёс он, сразу направляясь к Изольде. – Пришлось сделать крюк, за мной следили.

– Георгий, – Шальная слегка кивнула ему. – Знакомьтесь, это Георгий Твардовский, глава моей службы безопасности.

Твардовский коротко поклонился, его глаза, тёмные и непроницаемые, быстро оценили обстановку. Между ним и Вороновым мгновенно возникло едва заметное напряжение. Два волка оказались на одной территории.

– Я как раз рассказывал о системе охраны на складе Огонь-Догановского, – сказал гвардеец Бестужева, нарушая паузу. – И о том, что пробраться туда невозможно.

Твардовский усмехнулся, обнажив неожиданно белые зубы на фоне смуглой кожи.

– Невозможно – это то, чем мы занимаемся по вторникам и четвергам, – сказал он без тени улыбки в голосе. – По понедельникам и средам – немыслимое. А в пятницу – совершенно исключённое.

Шальная едва заметно улыбнулась, зная, что это не бравада. Её служба безопасности действительно специализировалась на невозможном. Именно поэтому она всё ещё была жива.

– У вас есть схемы? – спросил Твардовский, склоняясь над картой.

– Частично, – ответил Воронов. – Вот здесь, здесь и здесь, – его пальцы отмечали точки, – установлены охранные комплексы «Сокол». Вещь серьёзная, военного класса.

– Хм, – Твардовский задумчиво потёр подбородок. – В «Соколе» модуль связи отдельно от блока питания. Если сначала вывести из строя питание…

– Сработает автономная система и поднимет тревогу, – возразил Воронов.

– Нет, если глушить частоты ещё до отключения питания, – парировал Твардовский. – У нас есть устройства, способные…

Я отошёл от стола, оставив их обсуждать технические детали. Мне было всё равно, как именно будет проведена операция, главное – результат. А пока профессионалы занимались планированием, я заметил в дальнем углу комнаты Николая. Он стоял, прислонившись к стене, и выглядел непривычно напряжённым.

Незаметно для остальных подошёл к нему.

– Что случилось? – спросил я, понизив голос.

Коля вздрогнул, словно только сейчас заметил меня.

– Сестра… – лицо его болезненно сморщилось, как от сильной зубной боли. – Ей стало плохо.

В его голосе прозвучало что-то такое, что сразу передалось и мне – тревога, страх, беспомощность.

– Где она? – я непроизвольно опустил руку ему на плечо, чувствуя, как напряжены его мышцы.

– Она с Ириной Леонтьевной уехала в вашу клинику, – Николай судорожно сглотнул, его кадык дёрнулся. – Вы… Вы можете ей помочь?

Его глаза смотрели с такой надеждой, что на мгновение я почувствовал себя неуютно. Тысячи лет назад меня почитали как целителя, но то магическое искусство требовало гораздо больше сил и концентрации, чем доступно мне сейчас.

– Наверное, – пожал я плечами, но увидев, как сникло его лицо, тут же поправился. – Поехали!

Коля моргнул, словно не поверил своим ушам.

– Но как же?.. – он бросил быстрый взгляд на увлечённо обсуждающих план Шальную и Бестужева с их военачальниками. На столе уже появились какие-то чертежи и схемы, извлечённые из сумки Твардовского.

– Сами справятся, – хмыкнул я, направляясь к выходу.

В обсуждении явно назревал конфликт между начальниками гвардий. Я уловил нотки соперничества в их голосах. Пусть Шальная с Бестужевым разбираются с этим сами.

Мы вышли из комнаты, никем не замеченные. В коридоре услышал громкий голос Твардовского, доказывающего что-то Воронову. Мужчины выплёскивали друг на друга тестостерон, обозначая границы влияния. Это займёт какое-то время.

– Машина готова? – спросил я Колю, набрасывая плащ.

– Да, после поездки как раз заправил, – кивнул он, хватая с вешалки свою куртку.

Стоило нам выйти на крыльцо, как холодный зимний воздух обжёг лицо. Небо затянули тяжёлые серые тучи, пахло снегом. Коля почти бегом спустился по ступеням, опередив меня, и уже открывал заднюю дверь «Ладоги», когда я подошёл.

Через секунду он уже сидел за рулём, вставляя ключ в замок зажигания. Двигатель завёлся с первого раза, радуя ровным гулом.

«Ладога» плавно набирала скорость, выруливая с территории особняка на улицу. Я приоткрыл глаза, наблюдая, как за окном проплывают дома и деревья, покрытые инеем. Петербург, всегда элегантный и строгий, сегодня казался по-особенному напряжённым.

Коля вёл машину уверенно, но я видел по его сжатым челюстям и побелевшим костяшкам пальцев на руле, как он нервничает. Его взгляд метался по зеркалам заднего вида, словно ожидая погони или нападения.

– Давно твоя сестра болеет? – спросил я, нарушая тишину.

Николай вздрогнул, будто очнувшись от тяжёлых мыслей.

– У Надюши проблемы с позвоночником, – ответил он, не отрывая взгляда от дороги. – Врождённый дефект. Иногда бывают обострения, тогда ей очень плохо. Но сегодня… – его голос дрогнул, – сегодня что-то не так. Ирина Леонтьевна сказала, что сестра пару раз потеряла сознание.

Последние слова он произнёс так тихо, что я едва расслышал их сквозь шум двигателя. В его глазах стояла такая тоска, что мне стало не по себе.

Мы проехали мимо большой площади, где раньше стоял памятник какому-то генералу. Теперь на его месте виднелись лишь руины – последствия одного из прорывов. Булыжники мостовой были разворочены, словно игрушечные кубики, разбросанные капризным ребёнком. Жандармы оцепили территорию, не допуская зевак.

– Они опять пришли? – Коля покосился на разрушения.

– Нет, – покачал я головой. – Это последствия прошлого нападения.

На следующем перекрёстке нас остановил патруль. Молодой офицер с усталыми глазами проверил документы и заглянул в салон машины. Его взгляд остановился на мне, в глазах мелькнуло узнавание.

– Проезжайте, граф, – он отступил.

Я промолчал. Чувствовал, что в этих словах больше правды, чем хотелось бы. Нестабильность между мирами нарастала с каждым днём. Это ощущалось в самом воздухе, в потоках эфира, окружающих нас. А ведь я пока видел лишь верхушку айсберга.

Вспомнил утреннее столкновение с Буковым-Дубининым. Удар по нему был лишь началом. Мне нужно набраться сил как можно быстрее, чтобы противостоять тому, что грядёт. А для этого не обойтись без поездки в Грецию и встречи с другими «усиленцами».

Коля припарковался прямо у входа, игнорируя знак «Только для персонала». Заглушил двигатель и повернулся ко мне, его лицо выражало смесь надежды и страха.

– Пойдём, – я кивнул, открывая дверь. – Посмотрим, что можно сделать.

Двери клиники разъехались перед нами с тихим шипением. Внутри царила атмосфера сдержанной суеты. Медсёстры тихо переговаривались у стойки регистратуры, врачи в белых халатах проходили по коридорам с планшетами в руках, пациенты ожидали своей очереди на удобных диванах в зоне отдыха.

– Господин Орлов! – администратор за стойкой, высокая блондинка с аккуратным пучком волос, удивлённо привстала. – Мы не ожидали вас сегодня.

– Экстренный случай, – коротко бросил я. – Где женщина Ирина Леонтьевна и молодая девушка?

– Они в отделении интенсивной терапии, на третьем этаже, – ответила медсестра, быстро листая что-то в компьютере. – Там сейчас работает бригада доктора Лебедева.

Я кивнул, направляясь к лифтам. Коля шёл за мной, его подошвы глухо стучали по мраморному полу холла. На его лице застыло выражение сдерживаемого страха.

Лифт домчал нас до третьего этажа за считанные секунды. Двери открылись, впуская в царство клинической стерильности – белые стены, яркое освещение, запах антисептиков.

Ирина Леонтьевна сидела на скамье у стены, её обычно собранный вид сменился растрёпанностью и тревогой. Руки, сложенные на коленях, заметно подрагивали. Увидев нас, она вскочила.

– Кирилл Дмитриевич! – воскликнула она, и в её глазах блеснули слёзы. – Слава богу, вы приехали!

Коля бросился к ней, хватая за руки.

– Что с Надей? – его голос сорвался. – Как она?

Ирина Леонтьевна судорожно вздохнула, пытаясь взять себя в руки.

– Она в операционной, – произнесла женщина, её губы дрожали. – Доктор Лебедев и вся бригада сейчас с ней. Они сказали, что… – она прервалась, глядя на Колю виноватыми глазами. – Они сказали, что состояние критическое. Воспаление распространилось на спинной мозг, есть риск необратимых повреждений.

Николай побледнел так резко, словно из него выкачали всю кровь. Казалось, он вот-вот упадёт.

– Коля, – я положил руку ему на плечо, чувствуя, как оно дрожит. – Я посмотрю, что можно сделать.

Он поднял на меня глаза, полные мольбы и отчаяния.

– Спасите её, господин. Она же совсем ребёнок. У неё вся жизнь впереди.

– Я поговорю с врачами, – сказал я, направляясь к двустворчатым дверям операционного блока.

– Туда нельзя! – окликнула меня молодая медсестра, сидевшая за небольшой стойкой. – Идёт операция!

Я обернулся, и она осеклась, узнав меня.

– Господин Орлов! Простите, я не…

– Всё в порядке, – кивнул я ей. – Подготовьте мне стерильную одежду. Я буду ассистировать.

Девушка удивлённо моргнула, но возражать не стала. Она быстро поднялась и открыла шкаф, извлекая оттуда комплект одноразовой операционной одежды.

Ирина Леонтьевна подошла ко мне, пока я переодевался.

– Кирилл Дмитриевич, – её голос звучал тихо, почти умоляюще. – Я знаю, вы можете больше, чем обычные врачи.

Я только кивнул, надевая стерильную маску.

– Я сделаю всё, что в моих силах.

Операционная встретила меня яркими люминесцентными лампами и звуками работающего оборудования. Хирургическая бригада из пяти человек окружала стол, где лежала маленькая фигурка, почти полностью скрытая под зелёным операционным бельём.

– Кто разрешил? – резко обернулся высокий хирург с усталыми глазами над маской. Он замер, узнав меня. – Господин Орлов? Что вы здесь делаете?

– Я пришёл помочь, доктор Лебедев, – ответил я, подходя ближе. – Как пациентка?

Лебедев бросил быстрый взгляд на мониторы жизненных показателей.

– Стабилизировали, но состояние критическое, – ответил он. – Компрессионный перелом позвонка с повреждением спинномозгового канала. Осложнённый гнойным воспалением. Мы удалили гной, но повреждения нервных волокон…

Он не договорил, но его взгляд сказал всё. Прогноз неутешительный.

– Можно взглянуть? – я указал на операционное поле.

Лебедев помедлил, но затем кивнул и немного отступил, давая мне пространство. Я подошёл к столу, глядя на лицо девочки – бледное, осунувшееся, с синими кругами под глазами. Её русые волосы были спрятаны под одноразовую шапочку, а дыхательная трубка во рту выглядела неестественно большой для этого детского лица.

Я осторожно коснулся её руки, чувствуя через перчатку хрупкость костей. Медсестра, стоявшая рядом, молча протянула мне планшет с историей болезни и результатами анализов.

Цифры и графики рассказывали историю запущенной болезни. Высокие показатели воспаления, низкие – иммунитета. Позвоночник деформирован, несколько позвонков смещены. Старые рентгеновские снимки показывали прогрессирующее ухудшение состояния.

– Вы сделали всё правильно, – сказал я, возвращая планшет. – Но этого недостаточно.