Текст книги "Олимпия"

Автор книги: Артем Тихомиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц)

12

Тимей вернулся через час после окончания первого нападения. Вошел в дом, словно ни в чем не бывало, закрыл дверь.

Лима, задремавшая в своей кровати под пледом, встала и пошла спросить, не нужно ли ему чего-нибудь. Отец поинтересовался, как прошел ее день, как дела у Полифема, при этом улыбался, точно фарфоровая кукла, и взгляд его был пустыми.

Он не спросил, почему у нее опухшие красные глаза. Когда наступил момент, после которого Тимея перестали интересовать подобные мелочи?

Лима делала все, чтобы разрядить напряженную обстановку. Даже шутила, очень неуклюже, и постоянно испытывала стыд от своих наивных попыток.

Она соорудила ужин – давным-давно ничего свежего, одни концентраты. Отец ел, шаря взглядом в пустоте. Лима, склонившись над тарелкой, тщетно искал повод расшевелить его. Наконец, выдавала:

– Ты бы мог уйти из Города?

– Уйти? – Тимей бросил на нее короткий взгляд и уставился в тарелку, с таким любопытством, словно никогда не видел этого псевдопюре с псевдобифштексом.

– За пределами Блоков столько места?

– Да, много места, – согласился отец.

– Я не о том? – сказала Лима. – Знаешь ведь, есть люди, которые? ну, бродяги? Они живут в Городе – но это, скорее, обнищавшие, опустившиеся илоты, которым уже все равно. Им идти некуда. Они умирают на улицах или прячутся в заброшенных домах?

Тимей кивнул.

– Знаю.

Лима проглотила кусок хлеба, невольно вспомнив нехитрую закуску в доме Клеона. Рот наполнился слюной.

– Бродяги – преступники, – сказал отец.

– Так считается? официально. Но ведь они не виноваты?

– Илоты должны работать. Тот, кто нарушает это правило, преступник.

– Папа! Откуда такие мысли? Что с тобой? Ты же всегда сочувствовал им, говорил о несправедливости и праве всех людей на?

Тимей поднял взгляд на дочь, пристально и осуждающе посмотрел. Его ноздри гневно вздулись.

– Лима, я надеюсь, твои разговоры не преследуют какой-то особой цели.

– Что? – Она не поверила тому, что слышит. – Как ты можешь?

– Подчиняйся законам, и тогда все будет хорошо.

Хватило одного короткого мгновенья – и она уже стояла, нависнув над Тимеем. Как это случилось, Лима не помнила. Зато хорошо осознавала движения своих губ и чувствовала силу собственного дыхания.

– Скажи это людям из соседнего квартала, которых сегодня убивали и отрезали головы! Скажи это тем детям, которых заставили стрелять друг в друга на глазах у отца! Все ли у них хорошо!

Лима не знала, как это случилось. Ослепляющая вспышка гнева, даже ярости. Каким-то чудом она не сорвалась на истерический крик и не бросилась на отца с кулаками? точнее, на то существо, в которое он превратился.

Что-то ее остановило. Возможно, его потрясенный взгляд, потрясенный и испуганный. Кем она была в его воображении сейчас? Гоплитом, который угрожает ему пистолетом?

– Я? – начала он, бледный и с испариной на лбу.

– Я не могу понять, кто ты и что ты! Папа, проснись! – Она положила руку ему на плечо, с силой сжала пальцы. Лиме хотелось причинить ему боль, заставить вылезти из скорлупы, куда он сам себя загнал.

Тимей аккуратно отодвинул тарелку, все еще бледный, но отчаянно борющийся с ужасом, от которого его большие руки тряслись, словно у запойного алкоголика

Лима разжала пальцы.

Начался откат. Ноги ослабли, и, может быть, она бы упала, не вцепившись вовремя в стол.

– Извини? но я слушаю тебя. – Тимей напоминал прилежного ученика, готового к новому уроку.

Лима стиснула челюсти, резким движением отодвинула полупустую тарелку.

– Ты слушаешь, но не слышишь! Знаешь, я намекала, что мы могли бы уйти и жить в другом месте. Наплевать, кто нас там объявит вне закона. Лучше быть свободным бродягой, чем илотом, который каждую секунду дрожит за свою шкуру!

– Лима, прекрати, – тихо попросил Тимей, краснея.

– Что именно? – выкрикнула она сквозь слезы ярости. – Ты сдался! Почему? После мамы ты не был таким, ты не отступал. Ты был крепче кремня, и я равнялась на тебя! Где ты теперь?

Тимей поставил локти на столешницу и обхватил руками голову.

– Слабак! – Она не хотела это говорить, но мысль, назойливо сверлившая ей мозг, все-таки вырвалась.

Стало тихо. У Лимы мурашки побежали по спине от страха. Зачем она это сказала?

Тимей сидел неподвижно, в той же позе. Если бы он начал оправдываться, извиняться, Лима бы постаралась сгладить ужасный эффект, но отец лишь сказал:

– Мне некуда идти. И я не хочу. Оставь меня в покое.

Лиме хотелось кричать. До хрипоты, до крови в горле.

Она сжала кулаки, ничего не видя от багровой ярости и слез, застилающих взгляд. Ногти впились в ладони.

Чувствуя, что задыхается, Лима выбежала из гостиной и заперлась в своей комнате. По идее, она должна быть благодарна судьбе и случаю, что у нее есть эта спасительная норка. Сколько илотов в Блоке 3 Восток могут этим похвастаться?

Но она все бы отдала, чтобы променять эту комнатушку на что-нибудь другое. В сущности, этот дом, этот Город, сектор, весь мир, где правит Олимпия – одна большая тюрьма. И возможности сбежать из нее нет.

А что насчет того, чтобы разрушить ее?

Крамольная мысль проскользнула по самому краю сознания. Лима лежала, забравшись под одеяло, и погружалась в тревожный сон.

А что насчет того, чтобы разрушить ее?

На грани провала в забытье девушка смогла лишь удивиться нелепости этого предположения. Илотам вообще не дозволено так думать, между прочим?

Воскресенье – единственный выходной, разрешенный в Блоках. Время от времени и его отменяют, но в последние годы, несмотря на бунты, воскресенье все еще нерабочий день.

Во время завтрака Лима смотрит повторы трансляций. Они обязательны, и если не хочешь, чтобы какой-нибудь коп устроил тебе экзамен посреди улицы, надо следовать правилу. Иначе – месяц тюрьмы или что похуже. К счастью, полиция не очень рьяно следит за исполнением своих обязанностей. Особенно во время охот.

Тимей к завтраку не вышел и вообще не показывался за пределами своей комнаты. Изредка оттуда доносилась лишь возня да скрип половиц, не более.

Лима не стала мешать отцу, по большому счету, ей было все равно, чем он занимается. После вчерашней размолвки ее жалость к нему сменилась презрением. Многое можно простить, но не отказ от самого себя, не превращение в безмолвное покорное существо.

Она убрала дом, затем отправилась в пункт, где выдавали пайки. Пришло время получать ежемесячную норму.

Выйдя из дому, она направилась на восток, в сторону Управы. Трупы соседей успели убрать, чистильщики замыли асфальт.

Проходя мимо злополучного дома, на который вчера пал жребий, Лима увидела распахнутые настежь окна и двери. Оттуда еще валил дым, но, судя по всему, огонь с самого начала не был сильным. Вот где взрывалось, подумала девушка, ускоряя шаг. Здесь жило три семьи, теперь не осталось никого. Соседи, кучкой стоящие на противоположной от дома стороне, что-то обсуждали. Власти еще не успели добраться сюда, поэтому у них был шанс поживиться чужим барахлом. Естественно, мародерство наказывалось расстрелом, но ведь если действовать быстро, можно и отхватить кое-что.

Очевидно, у доморощенных охотников до чужого не было опыта и должной прыти. Никто из них не отваживался войти в пустой дом. Лима подумала, что, может быть, в этих илотах еще сохранилась совесть. На самом донышке.

Город был тих и пуст. Ночью гоплиты уничтожили еще не менее десяти человек у южной окраины Блока 3 Восток, о чем, чуть не с визгом в голосе, вещал в новостях восторженный репортер.

По его словам, Олимпия ликует. Она получила море удовольствия, и ожидает, что шоу сохранит свою планку качества.

Очевидно, жребий распорядился так, что гоплиты ушли в другой Блок или другой сектор – Лима не знала, потому что не досмотрела новости.

Зловещая тишина и густой запах крови. Ветра сегодня не было. Солнце светило ярко, но тепла почти не давало.

Зато вызывающе сверкала поверхность Олимпии. Бросив взгляд в сторону громадного искусственного города, Лима вышла на центральную площадь. Тут, чуть в стороне от Управы, находился пункт выдачи пайков.

Возле здания дежурила полиция. Одинокий дрон-гексакоптер кружил высоко в небе. Голуби разгуливали по растрескавшемуся асфальту, собираясь в большие воркующие стаи.

Лима обогнула лужу и приблизилась к дверям. Внутри серого здания находились всего три женщины, мрачные и высохшие, похожие на старые деревья. Они получили перед Лимой свой паек и ушли, не произнеся ни слова. Ее словно бы никто и не заметил. Для илотов было нормальным смотреть и не видеть. Привычка эта вырабатывалась годами, с самого детства и служила отличным способом держать дистанцию. Выходя в люди Лима тоже надевала такую же маску безразличия и пустоты. По мысли Меандра Великого, именно так и должен был выглядеть законопослушный илот.

Мужчина в спецовке сверяется с ее карточками, делает отметки и выдает Лиме целую гору коробок. Здесь паек на этот месяц и часть предыдущего. Девушка наполняет коробками свой рюкзак. Затем мужчина кладет на прилавок нечто, похожее на плитку шоколада. Лима видела такой давным-давно, когда Блоки снабжали куда лучше, чем сейчас.

– Презент от Олимпии, – говорит мужчина, кивая на плитку. Это на самом деле шоколад.

Лима смотрит на угощение презрительно. Это издевательство, другого названия нет. Она бы с удовольствием бросила бы шоколад в рожу Верховного Правителя, но не может. С другой стороны, внутренний голос вполне не прочь побаловать себя. Ничего страшного не будет, если?

– Ну? – спрашивает мужчина за прилавком, в его глазах любопытство и непонимание. Как можно пренебречь таким подарком, задает он немой вопрос.

Лима вспомнила мальчиков, стреляющих друг в друга. Может быть, им пообещали, что сохранят жизнь их отцу, если они подчинятся? Гоплит имеет право помиловать илота, если хочет, поэтому ничего невозможного тут нет. Только вот Лима ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь из господ так делал.

Она схватила шоколад и, чувствуя жар, заливающий уши, выбежала из здания. Плитку сунула в карман штанов.

Илотов, идущих за пайками, становилось все больше. Они шли, не глядя по сторонам и практически не разговаривая друг с другом. Люди-тени.

Лима закинула рюкзак за спину и быстрым шагом двинулась в обратный путь. Блок 3 Восток, получивший еще одну передышку, замер в ожидании.

Последние сто метров до дома девушка преодолела бегом.

Внезапно, подняв взгляд от асфальта, она замерла. Сердце провалилось в желудок, болезненно вздрагивая.

У крыльца, расположившись на поребрике, сидел Клеон, и виду у него был такой, словно он выехал за город на пикник и наслаждается отличной погодой.

– Ты с ума сошел? – с ходу набросилась на него Лима. – Ты? откуда ты появился?

Он встал, натягивая на физиономию свою улыбку.

– Угадай с трех раз, может, получится. Что, стукачей боишься? – прибавил он, глядя, как Лима вертит головой по сторонам.

– Иди со мной, дурак!

Она пошла в обратном направлении, потом завернула в проулок между своим домом и соседним, пустующим уже три месяца – жильцов куда-то перевели.

Клеон топал позади, запустив руки в карманы. И, конечно, не удержался от наигранно восхищенного возгласа, увидев, куда привела его девушка. Здесь был {задний двор}: узкий длинный проход, соединяющий две параллельные улицы. Неплохое, хотя и не идеальное место для тайных встреч. По крайней мере, не придется торчать у всех на виду.

Лима сняла рюкзак и поставила у стены.

– Ну? Объяснишь? Зачем пришел? Ты в курсе, что охота началась и вчера убили нескольких моих соседей?

– Тише, тише? ну! Не все сразу, – попятился Клеон под таким яростным напором. – Ох, ты не представляешь, какая ты красивая, когда злишься!..

– Что? Это у вас, бродяг, такие шутки?

– У нас много шуток в ходу, – ответил илот, – но ты правда красивая.

– Прекрати. – Лима прищурилась. – Только не говори, что ты?

– Что?

– Я не твоя девушка. И не воображай себе свидание и все такое прочее.

– Как пожелаешь, не моя девушка. Хотя ты краснеешь.

– Нет!

– Да.

– Не шути со мной, Клеон. Я серьезно. Мне еще с тобой проблем не хватало!

Он рассмеялся, свободно, без боязни и наигранности. Лима весьма редко слышала что-то подобное в Городе. Даже дети предпочитали сдерживать свои эмоции.

– Постараюсь не доставлять тебе проблем.

Лима пыталась унять дикое сердцебиение.

– Ты не должен был приходить. Я вообще не собиралась больше с тобой встречаться.

– Почему?

– Потому. Какой смысл? Завтра тебя убьют. Потом, наверное, олимпийцы разнюхают, откуда ты, и явятся на завод. Ксанте конец. Всем вам конец!

– Лима, прошу, прекрати. Остановись.

Увидев выражение его лица, то, что пришло на смену улыбке, она прикусила язык.

– Хорошо? – протянул Клеон, – вот так. Давай просто спокойно пообщаемся. Я все понимаю. У тебя достаточно причин для крика и злости.

– Ты ничего не знаешь? – Лима не могла оставить это без ответа, хотя и признавала, что Клеон тысячу раз прав.

А она просто идиотка, не способная совладать со своими чувствами. Отца вчера ей было мало, Клеон показался хорошей мишенью для того, чтобы на нем отыграться.

– Прости. – Лима отвернулась. Раньше она куда лучше справлялась с подступающими слезами, теперь для нее это было почти непосильной задачей.

Клеон успел кое-что заметить.

– Я знаю, что ты чувствуешь, – сказал он тихим голосом.

– Откуда?

– Неважно. Я, по-твоему, машина? Робот? Ты чувствуешь бессилие. Внутри себя ты остаешься свободным человеком, поэтому не можешь спокойно смотреть на то, что творится.

Лима пнула основание стены, вместе с тем возникло и другое желание: попробовать на ней свой кулак. Может, физическая боль помогла бы приглушить это тяжелое нескончаемое жжение внутри?

Импульс погас. Лима угрюмо посмотрела на Клеона.

– Я не знаю, для чего ты мне это говоришь. И не хочу знать, пойми. Скажи, зачем пришел и больше не появляйся. Я очень тебя прошу.

Илот прищурился, улыбаясь левой частью рта.

– Женщины всегда любопытны. Неужели тебе не хочется узнать больше?

– Нет.

– Нет?

– Нет. Оглох?

– Хорошо. Я пришел сделать тебе предложение. – Клеон прислонился к стене, скрестив руки на груди. Он не упустил случая насладиться ее реакцией. – Хочешь присоединиться к нам?

– К бродягам? – Почему она так разочарована, что услышала не то, чего ожидала? Конечно, ждала повода дать болвану хорошую отповедь, но откуда это чувство? Лима напряглась, не понимая, шутка это или нет.

– Да. Жить с нами. Знаю, тебе у нас понравилось.

– Нет. Я не могу жить под землей, я не крыса, – ответила Лима.

– А здесь можешь? Завтра гоплиты могут прийти к вам!

– Пускай! Я? я не буду спокойно ждать, когда меня прикончат.

– Хм? – Клеон пристально смотрел на нее. – Продолжай.

– Сделаю что-нибудь. Может быть, убью хотя бы одного кухонным ножом. Их-то еще у нас не отобрали.

Илот щелкнул пальцами и засмеялся. Эхо его голоса заметалось в ущелье между зданиями.

– Именно! Именно!

– Ты о чем? – спросила Лима, краснея. Ее бесило. Разве он над ней не смеется?

– Ты боец. Ты не покорный скот, как все они, все эти серые призраки, бродящие по улицам Блока.

– Не мели чушь, – фыркнула Лима. – По-твоему, я могу убить олимпийца?

– Важно не это. А то, что ты допускаешь саму возможность, что ты готова сопротивляться и продать свою жизнь подороже.

– Ты совсем рехнулся, Клеон. Я не то имела в виду.

– Ошибаешься. Я с первой минуты разглядеть в тебе самое важное. Ну вот скажи, кто из здешних илотов мог бы сказать то же?

– Да какая разница? Даже если дойдет до дела, я просто умру, как другие! – Лима вышла из себя, а Клеон выглядел довольным. Наверное, специально добивался такого результата.

И он не сдавался:

– Не знаю, какой ты была до встречи с Агисом, но я видел, как ты смотрела на него. И почувствовал, насколько он ошеломлен вызовов в твоих глазах.

Лима помотала головой.

– Не знаю, к чему ты клонишь.

– Присоединяйся к нам, – сказал Клеон уже без тени иронии. Его глаза в сумраке горели? точно так же, если не ярче, как у того гоплита со шрамом на щеке. Так смотрит хищник, не жертва.

Покачав головой, она отступила на пару шагов.

– Нет. Я не стану бродягой.

– Тебе есть дело до ярлыков? – спросил Клеон. – Пойми, у тебя будет шанс спастись. Не только самой. Вспомни об отце.

Лима снова почувствовала злость.

– А что ты вообще знаешь и откуда?

Клеон проигнорировал этот вопрос.

– Скоро? возможно? все изменится? Лима, все, кто хоть чего-то стоят, должны сделать свой выбор.

– Говори прямо, – потребовала она.

– Не могу. Так присоединишься?

– Не подумаю. Здесь у меня и папы есть шанс уцелеть, но если мы станем бродягами, он исчезнет.

Клеон скривил губы.

– Не верю своим ушам. Ты говоришь, как? раб.

– Плевать мне, что ты думаешь, – ответила Лима зло. – Мы и так натерпелись после смерти мамы.

– Я предлагают тебе другую жизнь!

– Безопасную? Гарантируешь?

– Нет, – признал он нехотя.

– Так-то.

Клеон вытаращил глаза, отлепился от стены и развел руками.

– Посмотри вокруг. А эта жизнь безопасна? Твой спасительный шанс один на миллион! Или даже миллиард! Вы выживете в этой охоте, но что будет на следующий год?

– Илоты так далеко не загадывают, – бросила Лима.

Парень мрачно кивнул.

– В этом-то все и дело. Сначала привыкаешь не загадывать. Отказываться от планов. Осторожничаешь. Минимизируешь потери и привыкаешь жить в тени. В конце концов, убиваешь себя в себе? Остатки забирает страх.

– Как ты с твоими взглядами до сих пор не получил пулю от олимпийцев?

– Лима, почему ты упрямишься? Не понимаю!

Она подняла руку. Клеон замолк.

– Я устала от твоей болтовни. Мне пора.

– Отрицанием ничего не даст. Ты проигрываешь бой еще до его начала! – почти выкрикнул илот, раздраженный ее упрямством. Оказалось, не так и много нужно, чтобы заставить вечного оптимиста нервничать.

Лима нацепила акулью улыбочку и развернулась.

– Бой. Я не ослышалась? О каком бое речь? – Клеон отвернулся, закусив губу. – В качестве кого ты хотел, чтобы я присоединилась к вам? – Илот молчал. – Вы ведь не просто бродяги, я это сразу поняла.

– Мне нельзя говорить много? вдруг тебя поймают и начнут пытать.

– Брось, Клеон. Тут никого нет. Если ты так во мне заинтересован, то должен доверять. Я ведь не побежала в полицию рассказывать о вашем убежище, а могла бы. Даже обязана – по закону.

Клеон подошел к ней. Лима не отстранилась. От него пахло приятно, хотя не сказать, что он принимает душ каждый день.

– Мы пытаемся все изменить. Свергнуть власть Олимпии.

– Хм. Почему я не удивляюсь?

– Ты ведь понимала с первой минуты, да?

– Догадывалась. Вы те, кто провоцирует бунты среди илотов, устраивает нападения?

Клеон покачал головой.

– Наши агенты есть повсюду, во всех секторах и блоках, но мы не подстрекаем к этим атакам?. Ну, разве что самую малость. Одиночные выступления бесполезны и лишь распыляют силы.

– Еще как. А чем заняты вы?

– Готовимся. Собираем информацию, укрепляем агентуру, вербуем людей. Когда придет время?

– О! Вербуешь людей? Вроде меня, да? – ощерилась Лима.

– Да.

– И когда же восстание? – В ее голосе было достаточно яда, чтобы заставить Клеона побледнеть. – Может, завтра? Понятно. Скажи, куда приходить. Кстати, мне дадут винтовку? Или нож хотя бы. Когда Олимпию начнем штурмовать?

– Прекрати. Я серьезно. Это не смешно.

– Смешно. Смешно так, что я хохочу как сумасшедшая, живот уже надорвала!

Клеон протянул руку, чтобы взять ее за предплечье, но Лима без раздумий ударила по ней.

– Прошу? все очень серьезно, – почти в отчаянии проговорил он.

– Если и правда все так, то ты и твои дружки только угробите себя! А что твои родители? Брат и сестра? Они тоже бойцы? Рассказать тебе, сколько на моей только памяти было выступлений илотов?

– Наше будет другим, – возразил Клеон.

– Те люди так же думали.

– Откуда тебе известно?

– Неважно. Если ты такой умный, поймешь сам.

Илот вздохнул. Теперь и ему стало ясно, почему тетя Кира называла Лиму {упрямой чертовкой}.

Он не притворялся, не строил из себя умудренного опытом родителя, встающего в позу {этот ребенок невозможен}. Идя сюда, Клеон рассчитывал на другую реакцию и другой ответ, но все надежды рухнули.

Лима молчала. Наверное, не нужно было так рубить сплеча, но, с другой стороны, ведь это откровенная глупость. Неужели неясно? Олимпия всегда побеждает. И сколько бы бунтовщики не строили планов, они всегда будут слишком слабы и уязвимы. Единственный козырь илотов – численность, но сама по себе она не значит ничего. Илоты разобщены. Их давным-давно отучили организовываться, проявлять инициативу, сведя их потребности к минимуму. Поколениями олимпийцы вели отбор на самых покорных, откуда же теперь взяться героям?

Лима посмотрела Клеону в глаза, мысленно задавая этот вопрос.

– В общем, – сказала она, стремясь закончить разговор побыстрее. – Уходи. Мы не должны видеться. У тебя своя жизнь, у меня своя. К тому же? завтра тебя убьют.

– Так ты поэтому не хочешь меня видеть?

– Вообще не хочу.

– А? – Он воздел глаза к полоске неба между краями крыш. – Ты не хочешь сближаться со мной, потому что боишься разочароваться. Испытать душевную боль.

– Мне все равно, что с тобой будет, – бросила Лима.

– Не-а. Не верю.

– Твое дело.

– У меня большие шансы выиграть поединок с Агисом, – сказал Клеон.

– Ой ли!

– Может, он и тренируется с четырех лет, но и я кое-что умею.

– Ого! Тоже занимаешься? У себя в подземелье? – спросила Лима, нарочито с издевкой. – И долго?

– Десять лет или около того.

– Серьезно? И где? Под землей? – Сейчас ей трудно сдержать смех, и она видит, как сильно Клеона бесит ее реакция. Ничего нельзя было поделать. Лима прикрывает рот рукой, затем серьезнеет. – Ладно. Мне нет дела до твоей жизни. Побеждай или нет. Просто оставь меня в покое, и больше не пытайся вербовать.

– Приходи завтра на поединок, – предложил Клеон, когда Лима уже взяла рюкзак в руку. – Все увидишь сама.

– Я буду на работе, – ответила она. – Прощай.

– Ты знаешь, где все случится.

Она шла вдоль стены, пока не завернула за угол.

Сейчас Лима ненавидела Клеона – искренне и всей душой. Его вторжение в мир, который ей удалось построить внутри себя, разрушило то немногое хорошее, что было. Конечно, илот не виноват, ведь начало катастрофе положили гоплиты, но это мелочи. Клеон стал именно тем, кто олицетворял для Лимы крах привычного порядка.

У него не было права так поступать с ней! Пускай плетет заговоры, пускай проливает свою кровь, как последний дурак, стремясь доказать что-то неизвестно кому. Но только без нее. Клеон глуп и безрассуден. Неужели он не понимает, что Агис размажет его по стенке в два счета? И ладно, речь шла бы только о его шкуре, но ведь илот подвергает опасности и множество других людей. Что будет с его домашними, когда он погибнет?

Дурак, подумала Лима с новым приступом злости. Такого еще поискать.

Однако была и друга причина для ненависти. Клеон нравился ей, и этот факт, как старательно его не игнорируй, становился все очевиднее. Чем сильнее она отталкивала его, тем ближе он становился. Полный абсурд. Надо было срочно что-то предпринять, но Лима понятия не имела, где искать решение.