Текст книги "Олимпия"

Автор книги: Артем Тихомиров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

16

Представление продолжается, и оторваться от него еще труднее, чем поверить в то, что зрение не обманывает ее.

Во что ты вляпалась, Лима?

Она моргает, сильно стискивает кулак, чтобы ногти причинили больше боли. Надо очнуться, сейчас не время раскисать.

Илоты, застрелившие гоплитов, вытаскивают ножи и склоняются над телами. Клеон ловит нож, который ему бросили, и подходит к Агису.

– Что они делают?

– У каждого олимпийца в руке под кожей чип, – объяснила Таис тоном нетерпеливой учительницы. – Надо их вырезать.

– Зачем?

Таис округлила глаза.

– Не много ли вопросов, подруга?

– Нет. Особенно учитывая то, что сюда скоро нагрянет полиция, – отвечает Лима. – Их будут искать. Оцепят район, прочешут каждый сантиметр. Это есть в вашем гениальном плане?

– Есть, – не моргнув глазом ответила Таис, – нам главное выиграть время.

Лима наблюдает за тем, как Клеон вонзает лезвие Агису в руку, запускает в рану палец и вытаскивает чип.

– Исчерпывающее объяснение.

– Ты все узнаешь. В свое время, – обещает илотка.

– А почему Агис жив?

– Он нужен. Остальные нет.

– Для чего?

– Подруга!

– Может мне найти того, кто компетентен? – с вызовом спрашивает Лима.

– Послушай, не веди себя как последняя стерва! Не на ту напала.

– Отвали. Я к тебе в компанию не набивалась!

Таис прищурилась, очевидно готовая к драке, но тут же разразилась громким смехом. Выходит, теперь можно было орать на всю округу.

– Мне нравятся такие, как ты.

– Да ну? – скривилась Лима.

– Серьезно. Клеон не ошибался на твой счет. Один взгляд чего стоит! Словно ты одна из нас.

– Я не одна из вас! Я не?

– Что? – Таис складывает руки на груди, и тут Лиме приходит в голову мысль, которая ей вовсе не нравится.

– Ты случайно не его девушка? Ты с Клеоном?

– О! – закатывает глаза Таис. – Так сразу! Нет, подруга, я не с ним. Клянусь Олимпией!

– Не смешно.

Кажется, ей можно верить. Сказано было достаточно убедительно.

– Мы с Клеоном друзья, давно знаем другу друга. Вместе проходили подготовку, вместе?

Подготовку!

– И? – протянула Лима, мечтая услышать остальное.

Таис махнула рукой.

– Сейчас не время. Хочешь, пойдем вниз?

Лима поломалась, скорее для вида. По правде говоря, ее сжигало любопытство.

– Хорошо.

Они начали спуск и вскоре вошли в цех через дверь в одной из больших металлических створок.

С внутренней стороны стоял бродяга с короткой штурмовой винтовкой. Кто бы мог подумать, что илот может быть вооружен? По-хорошему, Лиме давно следовало бы ко всему привыкнуть, но она не могла.

Таис потянула ее за собой. Бродяга бросил на нее лишь короткий бесстрастный взгляд, а потом вновь уставился перед собой в никуда.

Приятели Клеона уже обыскали убитых гоплитов, выгребли у них все мелкие вещи из карманов и забрали оружие.

Сам герой дня стоял возле скорчившегося на полу Агиса и разговаривал с высоким человеком. На вид ему было лет пятьдесят, но его физическая форма могла бы стать предметом зависти и людей куда моложе.

Что-то в этом бродяге, на взгляд Лимы, было странное.

– Ты в курсе, что я никого тут не знаю? – шепнула она Таис, беззаботно шагавшей рядом.

– А то. Новенькая.

– Кхе? я бы так не сказала. Я же не присоединялась к вам.

Таис кинула на нее удивленный взгляд через плечо.

– Так присоединяйся.

– А?

Лима не успела ответить – они пришли. Прямо перед ней лежал измазанный грязью и кровью Агис, его запястья были скованны сзади наручниками. Клеон и странный бродяга с сединой на висках и рубленым, грубым, но правильным лицом прервали деловитую беседу. Незнакомец, выпятив грудь колесом, сцепил руки за спиной. Лиме подумалось, что если стукнуть по нему, он загудит, словно полая бронзовая статуя.

– Все-таки ты здесь, – без церемоний и расшаркиваний бросил Клеон, улыбаясь.

Она подняла взгляд от лежащего гоплита. Лицо у Агиса было такое, словно на него уронили тяжелый камень.

– Ну, как видишь, – ответила Лима сквозь зубы. – Ты предлагал посмотреть. Я пришла.

– Она молодец, – произнесла Таис. – Ты был прав.

Человек с седыми висками разглядывал ее серыми, прямо-таки ледяными глазами. От такого взгляда у Лимы сковало спину.

– Удача на нашей стороне, все получилось, – сказал Клеон.

– Вижу.

– Кстати, познакомьтесь. Лима – это Лисандр. Лисандр – Лима.

Человек с седыми висками не произнес ни звука с момента ее появления и ограничился пожатием руки. Это было не рука – клешня, сделанная, казалось, из металла.

И никаких комментариев. Лисандр. Дядюшка? Дед? Просто знакомый? Троюродный брат?

Вряд ли Лиме стоит ждать сейчас каких-то пояснений.

– Зачем он вам? – спросила она, кивая на Агиса.

Трудно было поверить, но это тот самый олимпиец, который собирался изнасиловать ее и убить вместе с дружками. Сейчас его не узнать. Лицо превратилось в маску из крови, и опухло так, что один его вид вызывает тошноту. Лима вспомнила, как легко, профессионально расправился с ним Клеон. Где бы он не проходил подготовку, его здорово натаскали.

– Пригодится, – ответил илот, с отвращением взглянув на побежденного противника. Лима прикинула. Тогда, возле склада, он мог бы, наверное, уложить их всех разом. – Знаешь? дай мне десять минут. Потом мы немного прогуляемся и я расскажу тебе все, что смогу. Отвечу на все вопросы? ну, по возможности.

Лима посмотрела ему в глаза, затем, подбавив вызова, Лисандру. Зачем? Она не знала. Может, в знак протеста против того, что ее, похоже, принимают здесь за дурочку.

– Десять минут! – Она продемонстрировала свои старые механические часы без ремешка.

Ей показалось или Лисандр улыбнулся, всего на миллиметр сдвинув уголок рта?

Так или иначе, а реакция его Лиме понравилась. Клеон же, верный своей привычке, растянулся до ушей.

– Идем, – дернула ее в сторону Таис.

Она вывела Лиму за пределы цеха, во двор, и присела на край бетонной плиты, лежащей перед входом.

– Ты? давно среди бродяг?

Таис подняла голову, щурясь от солнечного луча, попавшего в глаз. Лима нервно прохаживалась взад-вперед. Ожидание было невыносимым, но она понятия не имела, куда, в сущности, ей спешить.

– Я родилась? бродягой, если ты об этом спрашиваешь, – ответила Таис, набрав в ладонь мелких камешков и швыряя их об стену. – Не здесь, не в Ксанте.

– Другой сектор? У тебя немного странный выговор.

– Ага. Западная часть Западного сектора. Далеко, правда?

Лима обернулась на дверь, через которую они вышли.

– И вы все там такие?

– Какие?

– Проходите подготовку.

– Не все. Многие.

– Не понимаю? – призналась Лима.

– Чего?

– Олимпия? – Ей было достаточно указать в западном направлении. Громадный город-конус никуда не делся. – Разве она не видит все? Разве не контролирует каждую мелочь? А вы преспокойно разъезжаете туда-сюда, обделываете свои делишки, живете рядом с Блоком 3 Восток, словно? не знаю, словно это само собой разумеется! Быть бродягой, ничем не заниматься, нищенствовать – преступление. Ладно, я знаю, что на это местные власти закрывают глаза, им не хочется возиться, а олимпиец сам не будет марать руки. Иногда, правда, в трущобах проходят рейды, после которых набирается пара грузовиков трупов, но затем бродяги появляются снова. Илоты каждый день лишаются последнего и опускаются на самое дно?

– Теперь не понимаю я, – произнесла Таис, дав Лиме отдышаться.

– Имею в виду, почему Олимпия не знает о вас?

– Знает. Теоретически.

– Почему вас до сих пор не уничтожили?

– Олимпийцам надо всеми силами поддерживать видимость тотального контроля. На это уходит много сил.

Лима рассмеялась, хотя с удовольствием бы устроила истерику со слезами.

– Хочешь сказать, хозяева мирятся с вашим существованием?

– Клеон расскажет тебе больше. – Таис бросала камешки. – В округах постоянно вспыхивают волнения. О некоторых рассказывают по телевидению, о некоторых нет. Олимпия не будет признаваться в своих неудачах. Улавливаешь?

Лима злилась. И ее злило, что она злится, не в силах поставить собственные эмоции под контроль.

– А мы? бродяги? делаем все, чтобы держать нашего врага в постоянном напряжении, – добавила девушка, с веселым прищуром взглянув на Лиму.

– Значит? вы подстрекаете илотов к бунтам? – Этот же вопрос она задавала и Клеону.

– Не скажу ни {да}, ни {нет}, подруга.

Лима села рядом с ней, обхватила руками колени.

– Тебе страшно, – заметила Таис, слегка толкнув ее плечом. – Знаю.

– А тебе?

– Бывает. Страхом можно управлять, со страхом можно свыкнуться и подчинить его себе.

– Вы все ненормальные.

– Ты права, – улыбается Таис, – но ты не лучше нас. Я не слепая, вижу.

– Что?

– Тебя влечет в наш мир. Как тебе Ксанта?

– Ничего меня не влечет.

– Зачем же ты пришла?

– Хотела отговорить Клеона от самоубийства.

– Он ясно дал понять, что справится.

– Он бахвалился. И вел себя как последний идиот. Я злюсь поэтому. Ему не нужна моя помощь? у него на подхвате целая армия, оказывается.

Таис долго смотрела на нее.

– Подруга, хочешь, скажу, что с тобой происходит?

Нечто в гримасе Лимы убеждает Таис, что да, она хочет.

– Ты влюбилась.

– Нет! В Клеона? В этого? – Лима выдавливает из себя саркастический смешок – она надеется, что он именно такой. – Нет, ни в коем случае!

Таис кивает, улыбаясь: да, да, да. Лима толкает ее плечом.

– Прекрати! Ничего ты не знаешь обо мне!

– А к чему? Невероятно, ты такая наивная! Твои чувства к Клеону написаны на твоей мордашке. Даже когда ты кривишь ее, все равно, каждая черточка говорит сама за себя.

Лима задирает голову, издавая презрительное фырканье.

– Эй, я тебя не осуждаю, если что. Клеон не может не произвести впечатление. Все нормально. Можешь влюбляться сколько угодно.

– Я не влюбилась! – бросила Лима, вставая и машинально отряхивая штаны сзади.

Таис строит глазки, хлопает ресницами. Ну-ну!

Лима силится подыскать подходящий аргумент. К счастью, Клеон, сам того не подозревая, выручает ее из неловкой ситуации. Выскочив из темного проема за железной дверью, илот подошел к ним. По-хозяйски оглядел обеих.

– Подружились? Отлично!

– Я бы так не сказала, – тут же заявила Лима, отодвигаясь от Таис подальше.

Илот кивнул.

– Теперь мы не разлей вода, – подражая широкой Клеоновой улыбке, заявила Таис.

– Чушь! – Лима бросила в нее полный адского пламени взгляд. Ноль эффекта.

– Ладно, об этом после поговорим. – Клеон хлопнул в ладоши. – Лима, теперь я твой. Прогуляемся?

– Самое время, – бросила Таис голосом маленькой девочки и, когда Клеон отвернулся, сделала Лиме несколько знаков руками. Лима не поняла их значения. Она надеялась, что ее ответная гримаса была достаточно внушительной.

Илот направился вдоль стены, под его ботинками захрустели мелкие камешки. Девушка пошла за ним, нарочно не говоря ни слова. Хотела заставить его заговорить первым.

Наконец, когда они отошли достаточно далеко и очутились на пустой автостоянке, Клеон сдался.

– Хорошо! Все. Говори. Говори, что у тебя на уме.

Лима запустила руки в карманы.

– Много. Даже не знаю, с чего начать?

Илот смотрел на нее серьезно, готовый к любой неожиданности. Кажется, он научился угадывать, в каком Лима настроении.

Первый вопрос:

– Что я только что видела?

– Спецоперацию по захвату олимпийца.

– Хорошо. Сделаю вид, что поняла. Для чего?

– Пленный. Лима, не знаю, как ты? но я на войне. Все мы на войне.

– Начинаю думать, твой отчаянно храбрый поступок, когда ты спас незнакомую девушку от убийц, был не таким и бескорыстным.

Так. Удар пропущен. Клеон замигал.

– Нет, неверно? Пойми, это был такой шанс – как еще заманить гоплита в ловушку? А здесь он фактически сам полез в нее. Дурак! Он дал слово илоту, но забыл, что господин не дает слова рабу! Кодекс чести? что их погубит? это их представления о мире?

– Получается, ты соврал нам обоим, – подытожила Лима, пропустив мимо ушей последнее замечание.

– Слушай, план мы разработали позже. Там, у склада, все было по-настоящему. Разве я мог пройти мимо? Или подождать, когда они с тобой закончат? Лима, очнись! Не пойму, в чем ты меня обвиняешь!

Она молчала.

– Агису я соврал, частично? Он получил свой поединок. Тут все без обмана, ты видела.

– Ты почти убил его.

– Мог бы. Хотел. Очень. Объяснить почему?

Лима опустила взгляд под ноги, на мысы своих старых ботинок, на трещины в асфальте, сквозь которые проросли сорняки.

Разговор начался неправильно и теперь идет в опасном направлении. Пора что-то сделать. Наверное, начать со смягчения общего тона. Клеон и правда не заслужил этого.

– Я злюсь. Я думала, ты в опасности и пришла, чтобы сделать последнюю попытку все исправить, – сказала Лима, решившись на откровенность. – И да, получается, я за тебя беспокоилась. Твой взгляд, похожий на взгляд голодной собаки, совершенно к месту.

Илот улыбнулся. Вот, кажется, этой улыбки-то ей и не хватало.

– Я прощен?

– Считай, что да. – Как тут можно удержаться, как можно оставаться серьезной при виде этой физиономии, увенчанной торчащими волосами?

Лима представила, как причесывает эти спутанные пряди.

– Отлично. Думал, теперь до конца жизни буду в немилости, – сказал Клеон.

– Не играй с огнем.

– Постараюсь. – Илот подошел ближе, держа руки в карманах. Он выглядел смущенным. Лима ждала, мысленно приказывая ему сделать еще шаг. Клеон не сделал. – Я снова хочу тебя спросить: ты хочешь присоединиться к нам? Нет ничего плохого в том, чтобы быть бродягой.

Лима молчала. У нее было время обдумать такую возможность, но к однозначному решению она не пришла до сих пор.

– Хорошо, – встряхнул головой Клеон. – Давай зайдем с другого бока. Что тебя останавливает?

– Мне не хочется вместе с вашей шайкой отправиться на эшафот.

– Лима, думал ты умнее.

– Что?

– Ты и без всякого эшафота можешь умереть не сегодня-завтра.

– Может, ты и прав, но под землей, словно крот, я жить не собираюсь. И как ты думаешь, что я скажу отцу? {Папа, мы уходим в подполье, превращаемся в террористов и будем бороться с Олимпией!}

– Мы не террористы, – возразил Клеон.

– Суть не в этом. Даже если не считать папу, я все равно не пошла бы. Знаешь, в чем главная причина?

– Просвети, – мрачно хмыкнул илот.

– Вам не победить. Плетите свои заговоры, планируйте спецоперации, создавайте агентуру, подстрекайте население округов к бунту. Это не поможет. Олимпия сильнее. Всегда была и будет. Однажды олимпийцам надоест ваша возня, и они обрушат на вас всю свою военную мощь. Вместо свободы вы найдете мучительную смерть.

– Мы хотя бы пытаемся бороться за нее, – ответил Клеон. – И все те, кто берет оружие в руки и сражается.

– Этот бой безна?

– Да, для них безнадежен! – крикнул илот, не дав ей закончить. – Может быть, мы не увидим падения Олимпии, но зато дадим шанс нашим потомкам.

– Ты сумасшедший, – сказала Лима с отвращением, совершенно искренним и невероятно сильным. – Бредишь!

– Может быть? может быть, сумасшедший? да, если стремление оставаться человеком, безумие, то ты права. – Клеон посмотрел ей в глаза. – Наверное, я ошибся, думая, что разглядел в тебе нечто такое? Иллюзия. Я хотел видеть это? Ты такая же рабыня, как все они?

Лима обмерла. До чего все дошло, невероятно! Клеон попятился, и от того, как вдруг изменился его взгляд, каким он стал отчужденным, ей хотелось завопить от отчаяния.

– Мне жаль, что разговора между нами не выходит, – произнес илот. На миг обычная уверенность слетела с него, открыв совсем другого Клеона: мальчика, вынужденного рано повзрослеть, чтобы выжить. – Но я понимаю, ты поставила эту стену, чтобы защититься, но тебе не удастся вечно сидеть за ней. Ты не хочешь ничего менять и отрицаешь саму возможность выбора. Понимаю. Надеюсь только, Олимпия не сделает его за тебя.

Вот сейчас он просто уйдет? Лима не могла заставить себя сделать простейшего движения. Мышцы словно окаменели.

– Если не хочешь, я не будут тебя больше беспокоить, – добавил Клеон. Лицо на этот раз – холодная отстраненная маска. – Прости, я ошибся.

Лима открыла рот. Что, вот так и все? Он поворачивается и шагает обратно к цеху, к друзьям, к Таис, к тому странному человеку, похожему на профессионального солдата.

К своим?

Лима втягивает воздух. Легкие готовы разорваться. Закричать – нельзя. Не получится.

– Клеон!

Это лишь ее панические мысли.

Илот не обернулся ни разу. Вскоре его фигура скрылась за дверью. Лима смотрела на нее, пока не услышала шум мотора.

Фургон с надписью {Окружные грузоперевозки} подкатил к цеху, развернулся задней частью к воротам. Из него вышли два илота в рабочей спецовке. Один остался возле транспорта, другой вошел внутрь. Лима, успевшая спрятаться – действовала она совершенно инстинктивно, – наблюдала за ними из-за пирамиды бетонных плит. Вскоре бродяг стало больше. Двое вывели Агиса и запихнули его в кузов. Хлопнули створки. Клеон, Таис и тот человек с седыми висками влезли в машину через боковую дверцу. Остальные занялись трупами, но Лима не видела и не хотела видеть того, что происходило в цехе. Фургон тронулся с места и покатил к центральным выезду с территории завода.

Подумать только, бунтовщики пользуются легальным транспортом. У них повсюду свои люди? Но чему здесь, собственно, удивляться? Даже из того, что она знает, можно представить себе размер этой подпольной организации. Интересно, подумала Лима, пробираясь по задворкам в сторону шоссе, а в самой Олимпии у бунтовщиков тоже есть шпионы? Что ж, пожалуй, для нее и такое открытие не стало бы сенсацией.

А ведь можно было бы узнать куда больше... Лима мысленно ругала себя. Если бы кое-кто здесь научился, наконец, держать в узде свой поганый характер!

Клеон дал понять, что всякие контакты между ними прекращены, и, наверное, это к лучшему. Лиме надо забыть обо всем. Она вернется к своей жизни, к работе в оранжерее, к отцу, которого попытается вытащить из ямы, где он очутился? и будет надеяться, что однажды очередные гоплиты не придут за ними.

Лима вспомнила мальчиков, стрелявших друг в друга перед камерами.

Не плач, Лима. Плачь – это слабость. Но она все равно плакала. Шла по обочине дороги в сторону Блока 3 Восток и слышала только гул в голове.

Ветер сушил слезы на ее щеках.

17

Охота продолжалась. Каждый день шли трансляции, где гоплиты, превосходя самих себя, соревновались в жестокости.

Теперь это касалось всех секторов, и никто не чувствовал себя в безопасности. Илоты должны всегда помнить о смерти, готовиться к ней каждую минуту. Олимпийцы говорят, что оказывают им громадную честь. Умереть от болезни и старости – вот настоящий позор, но если умрешь от руки хозяина, считай, повезло.

Лима помнила мальчика, учившегося с ней в одном классе. Он мечтал стать жертвой охоты. Все его разговоры неизменно сводились к этому, и каждый раз, когда жребий промахивался, бедняга переживал личную трагедию. Красноречие позволило этому безумцу сколотить вокруг себя единомышленников, таких же детей без перспектив на будущее, и они даже писали петицию в Управу, чтобы их выбрали особым порядком.

Позже, после окончания школы, Лима слышала мельком, что поклоннику охоты повезло. Он добился особого благоволения Совета Эфоров и утащил с собой на тот свет полдюжины своих верных последователей. В прямом эфире их раздавили колесами бронетранспортеров. По счастью, Лима не видела расправы и не интересовалась подробностями. В конце концов, несколькими смертями больше, несколькими меньше. Разве можно чем-то удивить илота? С этим просто живешь. Или умираешь – как вариант. Право на смерть Олимпия пока еще отобрать не в состоянии.

Лима жила, хотя нередко чувствовала, что груз слишком велик и всякий новый приступ отчаяния перебороть становится сложнее. Работа, дом, туда и обратно, и все выверено и знакомо до тошноты. Угодив в замкнутый круг, Лима задыхалась. Несколько ночей после случая на заброшенном заводе она не могла спать. Воспоминания сводили ее с ума. Бессонница сменялась кратковременными периодами тревожного сна, и в этих снах были ужас и кровь, Лима постоянно бежала куда-то, спасалась и кричала навзрыд.

Кто-нибудь слышал ее крик? Если и слышал, то никому, очевидно, не было дела. Отец ни разу не пришел к ней и не поинтересовался, нужна ли помощь.

В конце концов, Лима стала утрачивать ощущение реальности. Внимание ее сделалось рассеянным, отсутствие нормального сна, чувство вины и страх подтачивали разум.

Однажды она просто расплакалась безо всякой видимой причины – случилось это на занятиях с Полифемом и, к счастью, обошлось без свидетелей.

Старик, догадывавшийся, что с ней происходит, прижал Лиму к себе. Ее ничто больше не сдерживало, и она смогла, наконец, дать волю слезам. Полифем, сама тактичность, ни разу не дал понять, что ее ногти, впившиеся ему в предплечья, причиняют боль.

В конце концов, Лиме удалось уснуть. Полифем разбудил ее вечером, напомнив, что пора идти домой. Она поняла, что все это время пролежала на кушетку в его кабинете, укрытая курткой от спецовки.

Полифем проводил девушку до остановки, посадил в автобус и махнул рукой. Сонная, вялая, Лима думала, почему все так несправедливо. Лучше бы он был ее отцом?

Тупо разглядывая силуэт Олимпии на горизонте, она незаметно для себя стала думать о Клеоне и Агисе. Сравнивала их, находила различия и явные сходства. Эта игра показалась ей забавной и пугающей одновременно. Раньше Лима никогда не рассматривала олимпийцев как людей, и все, что было с ними связано, так или иначе, носило отпечаток зла. Об олимпийцах не принято даже думать, словно одно это могло навлечь неприятности. И только самые безумные решались рассуждать о них вслух. Как Лима в последние дни, например. Как-то само собой получилось, что эта тема стала определяющей в ее жизни. Она помнила совершенное, красивое и жестокое лицо Агиса и ужасалась тому, что сотворил с ним Клеон. Станет ли гоплит таким, как раньше? Жив ли он до сих пор? И какие ценные сведения собирались получить у него бунтовщики?

Лима потеряла шанс войти в их ближний круг, теперь можно сожалеть и ругать себя сколько угодно. Значит, чем скорее она забудет все, тем лучше.

Она вышла на своей остановке и быстро пошла в сторону дома. Этот маршрут она могла пройти ночью с закрытыми глазами, поэтому даже не задумывалась над тем, что делает.

Город был тихим, настороженным. Правда, свидетелем очередной отвратной выходки олимпийцев Лима все-таки стала. У перекрестка, перед которым она осмотрительно свернула, двое гоплитов, мужчина и женщина, издевались над стариком. Во всяком случае, бедолага очень походил на старика со своими седыми растрепанными волосами и неопрятным видом.

Он был пьян. Олимпийцы заставляли его пить крепкий алкоголь, грозя в случае неповиновения застрелить на месте. Это не была охота, они не могли убивать сейчас – закон не позволял, зато унизить первого попавшегося илота – чем не достойное занятие для хозяина?

Лима затаилась в сумраке переулка и видела, что происходит. Старик давился, глотая из бутылки, его грудь была залита выпивкой. Олимпийцы хохотали, подбадривая, говоря, что он еще не знает своих возможностей.

Илот продолжал пить, пока не свалился в полубессознательном состоянии. Женщина отшвырнула пустую бутылку носком ботинка и плюнула на старика с презрением, как бы говоря этим, что все илоты пьяницы, лжецы и собачье отродье.

Лежащий на асфальте человек кашлял и хрипел. Его начало рвать. Гоплиты отошли в сторону, постояли и отправились дальше за новой жертвой. Лиме повезло спрятаться за мусорный бак.

Скрючившись за ним, она тяжело задышала. Гнев жаркой волной стал подниматься из нее, добрался до головы, зашумел в ушах.

Лима посмотрела по сторонам – все вокруг казалось багровым, точно забрызганным кровью.

Она представила, что опрокидывает гоплитов на землю и начинает избивать ногами, с остервенением, с криком, с полной самоотдачей.

Та ее часть, что жаждала мести, часть бунтарская, сейчас была сильна как никогда. Лиме хотелось целиком отдаться в ее власть, а там будь что будет?

Не хватило буквально одной секунды – багровый отлив начался до того, как Лима сделала роковой шаг. Она уже видела себя бегущей за олимпийцами? что, серьезно? На самом деле возьмешь и побежишь?..

Лима огляделась – с удивлением. Она все еще сидела за мусорным баком, и на этот раз в ее голове раздавался тревожный затихающий звон. Вот стало совсем тихо, даже мысли исчезли.

Пауза эта длилась недолго.

Лима снова влилась в мутный поток жизни, такой привычный в своей предсказуемости. И такой безопасный! Если бы она поддалась своему безумному мстительному порыву, то сейчас была бы мертва. Любое нападение на олимпийца карается смертью, и потом – ей элементарно не выстоять в драке и минуты.

Встать и пойти домой. Что может быть проще?

Лима выбралась из переулка, быстро зашагала в сторону дома. Едва оказавшись внутри, заперлась на все замки и долго всматривалась в щель между шторами. Улица оставалась такой же пустынной. Илоты предпочитали не рисковать и сидели тише воды ниже травы, как всегда бывало, как только разносилась весть, что в Блоке олимпийцы.

Лима сходила на кухню и взяла нож. Никогда раньше она не рассматривала его в качестве оружия, но сейчас это показалось ей нормальным.

Если кто-то ворвется сюда, разве у нее будет другой выход, кроме как пустить его в ход?

Но по закону у Лимы нет такого права.

А может, наплевать на закон? Может, пришло время, наконец, сделать что-то?

Клеон говорил, можно сколько угодно прятаться, но Олимпия все-таки сделает за беглеца его выбор. Наверное, все же лучше умереть сражаясь, чем дать просто убить себя или того хуже – пресмыкаться, вымаливая пощаду.

В конце концов, Лима забылась тревожным сном.

Вечером, когда сумерки спустились на Город, в дверь постучали, и стук был требовательным.

Мигом проснувшись, Лима выронила нож и кинулась к порогу. Как можно было столько проспать! Отец должен вернуться, ведь сейчас как раз его время. И ужин она, разумеется, забыла приготовить?

На пороге стояла тетя Кира, которую Лима не сразу узнала из-за плохого освещения. Паническая мысль и вовсе на пару секунд парализовала ее: зачем открыла, не посмотрев, кто там?

– Лима? Слышишь меня?

Она машинально осмотрела пустующую улицу. В доме напротив светилось лишь одно окно.

Вот и дурные вести. Те, которые всегда приходят неожиданно.

– Что случилось?

– Отец? Полицейские нашли его? – Тетя Кира переступила через порог, оттесняя Лиму назад в дом, и прикрыла дверь за собой. – Сейчас привезут? Слышишь, похоронная команда уже здесь.

– Слышу.

– Он? его грузовик обнаружили у въезда в Город? он сидел внутри. Мертвый.

Лима вздохнула.

Дыши. Только дыши.

Тетя положила ладони на ее плечи, заглядывая в лицо.

– Бедная девочка. Какой кошмар!.. Это?

– Что с ним произошло? – спросила Лима, не дав ей договорить. Киру она всегда недолюбливала и не знала, в чем кроется причина неприязни.

– Полицейский сказал, он перерезал себе горло.

Меньше всего сейчас Лиме хотелось, чтобы эта рыдающая женщина прижимала ее к себе. От Киры пахло потом и лекарствами.

– Отпусти!

Задыхаясь, Лима вырвалась и отошла назад.

– Ты врешь! Это очень плохая шутка!

– Нет. Прости, но нет, я не шучу. – Кира вытирала щеки ладонями, у нее даже платка не было.

Лима кусала губу. Сквозь шок и боль прорвалась дикая ненависть.

– Почему ты дожила до этого дня? Почему? – выкрикнула она, на миг словно выскочив из собственного тела. – Почему хорошие умирают? Почему мой папа?

Лима закрыла руками лицо, но тут же холодный и жестокий, звучащий металлическим эхом голос произнес: не смей! Никаких слез! Не будь слабачкой. Ты же понимаешь, что они только этого и хотят.

Олимпия смотрит на нее и облизывает окровавленные губы. Она забрала еще одну жизнь.

– Прости, девочка? если бы я что-то могла? – всхлипывала тетя, пятясь к двери.

Лима убрала руки от лица.

Нож, который она выронила, лежал где-то возле кресла?

Шум мотора приближался. Его звук хорошо знали в Блоке 3 Восток. Так работает мотор у фургона похоронной команды.

Тетя Кира открыла дверь и выглянула через проем на улицу. Машина приближалась с востока, подскакивая на неровной дороге.

– Это сон? – пробормотала Лима, делая сначала один шаг, потом сразу другой. – Я все еще сплю, а когда проснусь, страшное закончится.

Холодный голос внутри нее никуда не делся.

Прекрати распускать нюни. Ты не ребенок.

Он был прав. Папа умер, значит, все, что ее связывало с прошлым – и детством, – кануло в лету.

Встреча с Агисом превратила ее мир в руины, а смерть отца растерла их в пыль. Лима осталась одна посреди необъятного поля серого праха.

Спустя минуту она обнаружила себя на крыльце. Фургон, выкрашенный в черное, замер напротив нее зловещим, кошмарным пятном.

– Лима, у нас пятнадцать минут на то, чтобы попрощаться, – сказала тетя Кира, – ты знаешь порядок.

– Конечно, знаю. – Сказано ровно и твердо.

Молодец, похвалил внутренний голос.

Двое илотов, одетых в черное, открыли створки и отошли в сторону. Лима сошла с крыльца, приближаясь к машине.

Она видела это много раз. Родственникам выделяли время, чтобы попрощаться с покойником, затем зловещая машина увозила его навсегда. Тело сжигали, смешивали пепел с пеплом других людей и отвозили на поля, в те области секторов, где занимались выращиванием зерновых. Впрочем, не только туда. Могли удобрить и лесные посадки и добавить в удобрения для оранжерей, где для Олимпии выращивались цветы.

Отец лежал на специальной выдвигающейся подложке, накрытый до подбородка куском пластика. Кровь смыли с лица, и в свете лампы, укрепленной на потолке фургона он казался бледным, как мел. Впрочем, там и было. Лима знала, что бывает, когда перерезана сонная артерия.

Кира встала рядом. Лима испытала сильнейшее желание грубо оттолкнуть ее, накричать, сделать побольнее. Однако какой смысл? Отца это не вернет.

У них обеих не осталось больше живых родственников.

– Записки не было? – спросила Лима.

– Нет. Полиция ничего не нашла.

Мигая вращающимися маячками, полицейская машина как раз вырулила из-за угла и медленно покатила вдоль тротуара. В нескольких метрах от фургона она остановилась. Полицейские-илоты оставались внутри, внимательно наблюдая за Лимой и остальными. Они могут арестовать всех за малейшее подозрение в нарушении порядка. Даже просто за громкий разговор или плач. Законы, написанные господами для илотов, запрещают им даже скорбеть в полную силу.

Бросив на машину ненавидящий взгляд, Лима обернулась к отцу.

В глубине души она знала, что это случится. Тимей уже давно двигался по дороге, ведущей к смерти, и методично обрывал связи с внешним миром. И с ней, своим единственным ребенком. Его замкнутость, задумчивый взгляд – все было не просто так. Но в какой момент он принял окончательное решение? Может быть, после той ужасной ссоры с Лимой?

Девушка дрожала. Ей казалось, она стоит в центре снежного шторма.

Можно ли было предотвратить этот ужас? Если бы Лима старалась больше, если бы удержала тогда эмоции в узде? но вряд ли. Она не верила. Человека, который твердо решил умереть, остановить невозможно.