355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Артем Веселый » Гуляй Волга » Текст книги (страница 11)
Гуляй Волга
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 00:45

Текст книги "Гуляй Волга"


Автор книги: Артем Веселый



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)




15





Злочестивый же царь Кучум послал сына своего Маметкула со множеством воинов против нашельцев. Сам же Кучум повелел сделать себе засеку подле Иртыша под Чувашием и засыпать ту засеку землею и многими крепостями затвердить. Маметкул же дошел до урочища Бабасан. Русские, увидя таковое поганых собрание, того немало устрашились, но, возложив упование на бога, из лодок своих быстро вылезли и на врагов устремились. Поганые же против нашедших крепко и немилостиво наступали на конях, копейным поражением и острыми стрелами казаков уязвляя. Казаки начали стрелять из пищалей своих и из пушек скорострельных, и из дробовых, и из затинных, и из ишпанских, и из акробузов, побивая неприятелей множество. И в то время была брань жестокая с татарскими и иными воинами, и от обеих сторон пало множество. Поганые, увидя свое падение, предались бегству. Русские поплыли дальше по реке Тоболу. Татары снова собрались на горе и оттоль стали поражать плывущих, стрелы сыпались на струги, как дождь, но и это место казаки проплыли невредимы. [170/171]





16





Подплыли казаки под Карачин улус и тут новую брань сотворили с Карачею – думчим царевым: взяли улус его и все богатство свалили на струги свои. Татары опять настигли их у Иртыша – которые на конях, а иные пеши. Атаманы и казаки тут с ними на берегу битву состроили и мужественно на них наседали и бились до смертного посечения. Тогда, видевши посрамление свое, предались поганые невозвратному бегству. И в том бою от Ермаковой дружины мало убитых было, но многие уязвлены были стрелами и копьями. Кучум же, слыша своих воинов побежденье, заперся с людьми в крепости на горе Чувашской, а к засеке навстречу врагам выслал Маметкула с людьми многими.





17





Казаки устрашились тьмучисленного воинства татарского и заговорили меж собой: «Братья, как мы можем устоять против толикого собрания?» И, размышляя, собрали круг и совет благ сотворили о том и говорили друг с другом: «Братья-товарищи, отойти нам от места сего или стоять единодушно?» Иные начали думать и говорить: «Лучше нам будет, ежели отойдем в отход». Другие говорили встреч с жесточью и твердостью: «Братья, куда нам бежать? Уже осень достигла и в реках лед смерзается. Не дадимся бегству и худой славы себе не получим, ни укоризны на себя не положим. Будем уповать на бога: не от многих воинов победа бывает. Вспомним, сколько зла сотворили безбожные земле русской: и городам запустение, и православным посечение, и пленение великое. Хотя все до единого умрем, но вспять нам возвратиться не можно срама ради и преступления ради слова своего и обетов своих. Коли всемогий бог помощи подаст, то и по смерти нашей память о нас не оскудеет и слава наша вечна будет». И на том все стали непоколебимо. Ночь прошла, начало светать, солнце просияло, и облака просветились светлым блистанием. Казаки помолились, готовясь к смерти, и с криком: «С нами бог!» – пошли на приступ. И была брань великая. Поганые метали стрелы сверху засеки и из бойниц, и многих от Ермаковой дружины уязвляют, а иных смертно побивают. Татары, видя русских падение, сами проломили засеку свою в трех местах и пошли на вылазку. Тут заварилась битва. По малу же времени поганые начали оскудевать в силе своей, господь же казакам победу подавал, – начали они одолевать безбожных, погнали их с поля и, от засеки отбив, свои знамена на засеку воздвигли. Маметкул еле успел на малой лодице за Иртыш уплыть. Кучум же, стоя на высоком месте, видел своих народов побеждение и бегство скоро, повелел муллам кликать свою скверную басурманскую молитву и начал призывать к себе на помощь скверных [171/172] своих богов, но не было ему нимало помощи. И в то время князья остяцкие отошли со своими людьми каждый восвояси. Кучум, видя свою погибель и царства своего и богатства лишение, обратился к своим с горьким плачем: «О мурзы и уланы, побежим немедля! Сильные наши все изнемогли, и храбрые побиты. О, горе мне! Что сотворю? Покрыла срамота лицо мое. Кто меня победил и царства моего лишил? Простых людей послали на меня Строгановы, свои мне мстят обиды. Обратилась болезнь моя на голову мою, и неправда моя сошла на меня». И, взяв себе мало нечто от сокровищ своих, предался бегству, а город Сибирь оставил пустым. Ермак с дружиною вошел в город Сибирь, позже рекомый Тобольск, славя бога и радуясь радостью великою, богатства же многи забрал и меж казаками разделил. На четвертый день пришел к Ермаку остяцкий князек Бояр с остяками и привез с собой много даров и запасов. И по сем стали приходить многие татары с женами и детьми и начали жить в прежних своих юртах.





18





Той же зимы стояли казаки станом на рыбной ловле близ урочища Яболак. Маметкул пришел внезапно и перебил их без остатка. Слышно было в городе о том убиении их, Ермак опечалился и, возъярясь сердцем, кинулся с дружиною за татарами в погоню, настиг их и побил немилостиво.





19





В ту же весну по водополью пришел в город татарин по имени Сейбохта и сказал, что царевич Маметкул стоит на реке Вогае. Казаки пошли на Вогай и, дойдя до указанного места, ночью напали на татар, многих побили, а Маметкула взяли жива и в город к себе привели.





20





Того же лета Ермак с дружиною крепостью меча своего многие города и улусы по Иртышу и по Оби покорил и Назым город остяцкий взял с князем. В том походе на приступе был убит атаман Никита Пан. Ермак же с воинами возвратился в город Сибирь и о всех своих победах Строгановым написал. Строгановы же пространно отписали о том в Москву. И государь-царь пожаловал Строгановых за их службу и радение солью большой и солью малой и грамоту за красной печатью прислал и велел торговать им и у них всяким людям беспошлинно. [172/173]





21





Тогда ж Ермак Тимофеевич с дружиною написал в Москву о взятии города Сибири и об отогнании царя Кучума, и о взятии царевича Маметкула, и об усмирении сибирских земель. И слышав государь милость божию, что бог ему, государю, покорил Сибирскую землю, и тех казаков пожаловал, кои к нему приехали с той вестью, великим своим жалованьем: деньгами, и сукнами, и камками. А кои в Сибири атаманы и казаки, и тем государь велел послать свое жалованье, и воевод велел отпустить с людьми служилыми в сибирские городы, которые ему, государю, бог поручил, а царевича Маметкула указал государь в Москву прислать.





22





Во второе лето по взятии сибирских земель были посланы в Сибирь воеводы князь Семен Волховской да Иван Глухов с воинскими людьми. Атаманы и казаки встретили их с честью. Государевы же воеводы по государевой росписи государево им жалованье объявили и им роздали. Атаманы и казаки одарили воевод дорогими соболями и лисицами и всякой мягкой рухлядью.





23





Тое же зимы, когда пришли московские воеводы, бысть оскудение всякими запасами, и наступил голод, и многие перемерли, и князь Семен Волховской тоже умер и зарыт был в Сибири. И когда злая зимняя година прошла, и мороз облегчился от солнечной теплоты, и снег покрылся настом, и приспела лосья и оленья ловля, и тем люди питались, и глад облегчился, и когда весна пришла, и снег от теплоты воздуха растаял, и всякая тварь ожила, и дерева и травы начали цвести и произрастать, и отверзлись воды, – тогда все живое возвеселилось: и птицы прилетели, и в реках рыба пошла, и той ловитвою питались, и голоду людям больше не было. Кои языки окрест жили – татары, остяки и вогуличи – привозили им запасы от зверей и птиц, и рыб, и от скота. Тогда московские люди и казаки всякими брашны изобильны быша и богатства себе приобретают от торгу мягкой рухляди и пребывали в радости и в веселии благодаря всемогущему богу, что даровал бог государю такую обильную землю.





24





Того же лета пришли в город к Ермаку от Карачи послы просить людей оборонить их от ногайской орды и шертоваша на том, что никоторого зла казакам не мыслят. Ермак с дружиною [173/174] поверил их безверному шертованию, а они, злые агаряне, держали совет неблагодарный на христиан. Казаки же оскудели умами своими, и не вспомянув реченного пророком: «Не всякому духу веруйте, но испытайте духи, не всяк бо дух от бога есть; есть бо дух божий и дух льстечь». И лести и лукавства окаянных не уразумели, и нрава их не разведали, и отпустили к ним атамана Ивана Кольцо да с ним сорок человек, и там все посланные предательски убиты были Карачею. Вниде же сие побиение во уши поганых, которые жили близ города того. Тогда атаман Яков Михайлов, задумав над неверными промысел учинить, пошел под них в подсмотр. Неверные же поймали его и убили.





25





В том же году, во время великого поста, когда наступил месяц март, пришел Карача в силе и в мощи своей, обложил весь город обозами. Сам Карача встал в некоем месте, называемом Саускан, от города поприща за три. Казаки были в осаде немалое время, зима уже мимо иде, прилетие же пришло, весна приспела, потом же и лету дошедшу, земля прошибающе злак свой и возрастающе семена свои и птицам воспевающе, но вкратце скажу: вся суть обновляема. Карача же немного отошел, но стоя, во обступлении города, хотел казаков уморить голодом, и, как некая ехидна, дыхая на казаков и уклонишася в злоокаянную свою мысль, хотя их похитить, и простер руки свои на убиение казаков, и собрание их хотя себе взяти. И стоял под городом многое время. И когда месяц июнь настал и приспел день двенадцатого поворота зимнего, в одну ночь атаман Матвей Мещеряк вышел с казаками из города тайно: голосу же, ни визгу ни от единого казака не было. В городе остался Ермак с немногими людьми. Прочие же казаки с атаманом Матвеем Мещеряком подкрались к стану Карачи на Саускане и мужески и храбро на стан напали. Поганых же, спящих безо всякого опасения, казаки посекли множество и двух сыновей Карачиных убили. Сам же Карача и с ним немногие за озеро побежали, а иные побежали туда, где остальные стояли во обступлении города. Ночь кончалась, занялось утро; татары, слыша в тылу шум битвы, скорят в Саускан, надеясь казаков смерти предать. Казаки же нимало того не устрашились, поганые же на них жестоко напали, и была брань до полудня, и татары отступили. Казаки же возвратились в город, радуясь и веселясь и хвалу воздавая всемогущему богу. Карача, увидев, что казаков ему не одолеть, отошел восвояси со срамом.





26





Того же лета, месяца августа в пятый день, пришли вестники от бухарцев – торговых людей и сказали, что их царь Кучум не пропускает. Ермак с немногими людьми пошел навстречу [174/175] бухарскому каравану по Иртышу и, придя на Вогай, бухарцев не нашел. Доплывя до места, называемого Атбаш, казаки заночевали. Хан Кучум подсмотрел их. Тое же ночью был дождь велик, поганые же, как ехидна некая дыщуще на Ермака с дружиною, и мечи свои готовили на отомщение. В полунощь Ермак спал с дружиною в стане в пологах. Татары на стан напали и всех казаков перебили и храброго Ермака убили. Слышно же было в городе атаману Матвею Мещеряку с дружиною, что начальный атаман велеумный Ермак с дружиною перебиты, они же в городе плакали по них горько.





Летопись ремезовская






(Вольный пересказ)





1





Начало заворуя Ярмака сына Поволского таково: в 1576 воевал и разбивал на Волге и на море торговые караваны в скопе с пятью тысячами человек. В те лета промчался по Руси воровской слух о казаках-ярмаках и царским повелением был послан на Волгу воевода Мурашкин: где тех казачишек ни застанет, тут пытать, казнить и вешать.





2





Ярмак, услыша царское грозное слово, задумал бежать в Сибирь, с ним, распустя паруса, самые удалые побежали, а Мурашкин на станах их не застал, а кого застал, тех и приказнил. Ярмак же с товарищи плыли вверх по Каме да по Чусовой да плутали по Сылве. Плывучи, запасы у жителей обирали, вогулич воевали и обогатели, а хлебом кормились от Максима Строганова. На Сылве зимовали. Многие за зиму перемерли с голоду, иные сбежали.





3





По весне приступили гулебщики к Орлу-городку, убить купца Строганова хотели и домы его развалить. Иван Кольцо с есаулами кричал: «Корись нашей славе, мужик, коли захотим, возьмем и расстреляем тебя по клоку. Дай нам в струги на каждого по три фунта пороху, и свинцу, и ружья, и пушки, по три пуда муки ржаной, по пуду сухарей, круп и толокна, соли и масла, да всякой сотне дай по знамени с иконою». [175/176]





4





Максим Строганов страхом одержим отворил амбары, и казаки грузили на свои струги все, что было надо для похода. Атаманы пообмякли и обещали наградить купца по возвращении. С тем и уплыли вверх по Чусовой и Серебрянке до волоку, где тяжелые суда покинули, а легкие переволокли в Жаровлю-реку, что истекает из Уральских гор в Баранчу, а Баранча в Тагил. Было у Ярмака три сверстника – Иван Кольцо, да Иван Гроза, да Богдан Брязга, были трубачи и сурмачи, сотники, три попа, да старец бродяга, что ходил без черных риз, а правило правил, и каши варил, и припасы знал, и круг церковный справно знал. Кто в чем провинится или примыслит сбежать от них, тому по-донски указ: насыпав песку в пазуху и посадя в мешок, – в воду. И той строгостью у Ярмака все укрепилось, а больше двадцати человек с песком и камнем в Сылве угружены.





5





Слышал Ярмак от чусовлян про Сибирь – богат край птицею, зверем и всецветными камнями, с Каменного Пояса реки текут надвое: в Русь и в Сибирскую землю. По Тагилу, Туре и Тоболу живут вогуличи, ездят на оленях. По Туре же и по Тоболу живут татары, ездят в лодках и на конях. Тобол пал в Иртыш, Иртыш – в Обь, Обь пала в море двумя устьями, а живут по ней остяки и самоеды, ездят на оленях и собаках, кормятся рыбами. По степи калмыки и мунгалы и киргиз-кайсачья орда, ездят на конях, верблюдах, едят мясо и пьют кумыс.





6





На Тагиле-реке казаки пленили улусы вогулич, воевали Пелымские уезды. Казаки видели – страна богата и всем изобильна, а люди, живущие тут, нехрабры. На Туре разграбили и сожгли городок татарского князца Япанчи, разграбили и сожгли Тюмень да тут и зазимовали.





7





Весна близка, приспело время Кучуму ясак с подвластных народов сбирать: соболей и лисиц и прочих зверей и рыб. Послал Кучум к Тархану мурзе дворецкого своего Кутугая. Казаки поймали и пленили Кутугая, когда тот рекою плыл, да привели и поставили перед Ярмаком. Атаман расспросил дворецкого о Кучуме, о житье его, а после отпустил с честью, наградив подарками. [176/177]





8





Кутугай со страхом рассказал своему царю о казаках. Кучум опечалился и послал во все пределы своих земель гонцов, чтобы созвали воинов на помощь. А Ярмак не мешкая сплывал по Туре и Тоболу, побивая врагов: басурманы из городков и улусов своих стрекали, как овцы из гнезд, и в страхе отбегали в степи и леса. Расколотили казаки князьков: Маитмаса, Каскара, Алышая и Бабасана.





9





Татары и вогуличи, остяки и самоеды, мунгалы и киргизы собрались к Кучуму на подмогу. Кучум выслал главное войско с сыном своим Маметкулом навстречу Ярмаку, сам же с отборной ратью укрепился близ своей столицы, на Чувашиевой горе. Казаки, помолившись пресвятой богородице и всем угодникам, ударили на Маметкула, сбили его с укреплений и погнали перед собой.





10





Кучум же от великого ужаса по всем дорогам сильные караулы порасставил, думая и говоря: «Увидят казаки нашу твердость и возвратятся на Русь». Казаки от Карачина улуса пустились на город Кучума и выплыли из устья Тобола на Иртыш, тут увидели множество басурманских воинов и, убоясь, иные говорили: «Побежим на Русь», – иные призывали идти вперед. Ярмак сказал: «Подобает нам умереть храбро за веру христианскую, бог прославит наш род навеки».





11





«С нами бог», – закричали казаки и полезли на Чувашиеву гору. С горы в них стрелы и копья метали, но поганые не могли устоять противу казачьих пищалей и побежали. Первыми предались бегству остяки, за ними – вогуличи, а там – снялся и потек в степь Кучум со всем своим татарством. Казаки, славя бога и веселясь, вошли в город царя сибирского и стали тут жить. Промчался слых о казаках во всю Сибирскую страну и напал божий страх на всех живущих басурман.





12





Скоро в город пришел со многими дарами вогульский князек Бояр. По его же стали приходить татары с женами и с детьми, давая ясак. Ярмак всем велел жить по-прежнему в домах своей [177/178] родины, как жили при Кучуме. Казаки ездили по жильям татарским и по промыслам смело, не боялись ничего. На озере Абалацком казаки двадцать человек рыбачили, царевич Маметкул напал врасплох и перебил всех.





13





Послал Ярмак вниз по Иртышу в Демьянские и Назымские городки и волости Богдана Брязгу с казаками все те волости пленить и привести к вере и собрать ясак раскладом поголовно. Приехал Брязга в первую Арямзанскую волость, городок взял боем, князя повесил за ногу и расстрелял, ясак собрал за саблею, положил на стол кровавленную и велел верно целовать за атамана – ясак платить во все годы, служить и не изменять. Взял у них запас хлеба и рыбы да отослал в город.





14





Той грозы туземцы ужаснулися и не смели ни только руку поднять, но и слово молвить. Разбили казаки Туртасское городище, тут покинули струги и конями доехали до устья речки Демьянки, до большого их сборного князца Демьяна: город у него велик и крепок, в сборе две тысячи татар, вогулич и остяков. Взяли с бою и ясаком обложили. Опять посадились в струги и пустились на поплав вниз, воюя и громя народы и собирая дань, славя святую троицу.





15





Зимою с Яскалбинских заболотных волостей от непроходимых мест из Суклемы пришли вогульские князьки Ишбердей и Суклем с дарами и поклонились Ярмаку. Ярмак отдарил их, пустил на свои жилища и наказал, да служат. Ишбердей, радея службе, первее других сыскал беглых князьков и привел их в ясак, и дороги в болота казакам сказал, а на немирных народцев вожем был и служил верно.





16





По совету с дружиною Ярмак написал послание государю-царю и великому князю Ивану Васильевичу всея Руси, принося вину свою, изъявляя верность, как низложил Кучума прегордого, много князей и мурз татарских, вогульских и остяцких под державную руку царскую привел и ясак собрал и послал к тебе государю с атаманом Иваном Кольцо. Царь Иван Васильевич вельми возрадовался и прославил бога, а Ярмаку послал дары, Ивану же Кольцо и с ним приехавших казаков одарил кормом и выходами и к Ярмаку с похвальной грамотою возвратил. [178/179]





17





По доносу ясашного мурзы Сенбахты казаками был схвачен на реке Вогае царевич Маметкул и отправлен в Москву. Кучум, приняв весть ту, плакал о сыне со всем своим домом: скитался он в те поры в крепких местах на урочище в Тархана и Кулара. Один же из самых многосильных князей – Карача покинул царя и откочевал на степи, что лежат меж Оми, Барабы и озера Чулымского.





18





Плыл Ярмак вниз Иртыша, воевал Кодские и Назымские городки, князей Алазевых с богатством взял. Тем же летом плавал по Тавде: взял Лабутинский городок, князька Лабуту с богатством, и Паченку, и Кошука, и Кандырбая, и Табара. Собрав ясак и всяко настращав князцов, Ярмак с радостью возвратился восвояси.





19





Прислан из Москвы к Ярмаку воевода князь Семен Волховской да Иван Глухов с пятьюстами стрельцы. Ту зиму голод был великий, понуждающий и тела человеческие есть. Многие умерли, и воевода умер. Весною к городу подоспели верные остяки и вогулы да запасы привезли, и казаки от голоду насытились.





20





Пришел от Карачи обманщик посол, просил у Ярмака людей на оборону от киргиз-кайсачьей орды. Поверя безбожию татарина, отпустил Ярмак Ивана Кольцо с сорока казаками. Карача всех побил. После того в других волостях и улусах татары стали убивать русских. А под весну пришел и сам Карача и обложил город обозами и табором. Держал осаду во всю весну и лета прихватил, но был казаками разбит и отогнан в степь.





21





По попущению божию пришел еще обманщик и сказал: «Кучум не пропускает к вам в город бухарцев с товарами». Ярмак поднялся с казаками и поплыл вверх по Иртышу навстречу бухарцам. До устья Вогая дошел, бухарцев не видал, много в тех местах плутал, под горой Атбаш раскинул стан и заночевал. [179/180]





22





Была ночь темна, был ветер буен, лил дождь густ. Кучум с татарами, подобравшись к стану тайным бродом, вдруг напал на спящих и всех побил. Так судьбами божьими пришла на казаков смерть. Прослыша про то, возликовали агаряне во всю Сибирскую землю, но недолго превозносились: с Руси шла царская сила, дабы покорить тот край навечно.





23





Такова, братья, сия дивная повесть, написанная во славу божию, чтущим в пользу, состарившимся людям на послушанье, а молодым людям в научение, разумным на внимание, воинам на храбрость, а древним на память... Ветрила словес спустим, в твердом пристанище истории охотно почием.






Летописные разноречия






Никаких писаных свидетельств после Ярмака не осталось. Казаки прославляли себя мечом и отвагою, а не суетным писанием.



Годов через тридцать с лишком, после гибели Ярмака, в Тобольск был прислан насаждать среди сибирцев православие архиепископ Киприан. Он и повелел расспросить оставшихся в живых Ярмаковых дружинников об ихнем приходе в Сибирь и о прочем, имеющем к тому касательство. Казаки принесли ему написание о своем походе, где у них с татарами и с иными народами бои были и где казаков и какого именно убили. По этому казачьему написанию, тоже не сохранившемуся, архиепископом и была составлена поминальная запись, которой пользовались первые сибирские летописцы.



Древнейшей летописью считается Строгановская, или Сибирская. Суть ее, как видит читака, такова: почин похода, самый план и средства к его выполнению даны промышленниками Строгановыми. Написал ее, как рассудить можно, близкий Строгановым человек для прославления и восхваления купеческого рода.



Другая летопись составлена тобольским дьяком Саввой Есиповым, который отсовывает Строгановых от чести и почину сибирского похода и весь гром похвал воздает премудрости божьей и удали понизовой казацкой вольницы с атаманом Ярмаком во главе.



Третья летопись, собранная сыном боярским Ремезовым, также утверждает, что сибирский поход был задуман и выполнен [180/181] казаками самостоятельно. Строгановы же под угрозой оружия были-де вынуждены удовольствовать гулебщиков всем необходимым и были-де рады выпроводить их из своих владений. Летопись полна стилистического своеобразия, чего ради мы, наряду со Строгановской, и приводим ее в


литературных додарках.



И, наконец, в половине XVIII века тобольский ямщик Илья Черепанов составил новую летопись, но она большого самостоятельного значения не имеет и представляет собою не что иное, как путаный пересказ сибирского похода по сведениям, уже известным. Кудреват и бескровен, по сравнению с другими, и язык Черепанова.




Нелегко решить, какая из летописей достовернее. Каждая из них опирается на множество слабых и сильных доводов, каждая имеет своих славных защитников и не менее славных противников. О некоторых подробностях похода в летописях упоминается глухо; в записи времени того или иного события есть явные несуразицы и разноречья; были и быти круто заварены вымыслом сочинителей, – в иной путанице порою и заядлый историк не в силах разобраться, не имея древних, уничтоженных пожарами бумаг.



Ученый муж XVIII века – подвижник и трудолюб – Г. Миллер книгой своею «Описание Сибирского царства» положил начало изучению истории сибирской. Целая ватага замечательных в своем деле русских прошляков (историков), касаясь Сибири, расширила и углубила многие вопросы, едва намеченные Миллером.



Шагая в романе по коренной, протоптанной многими остромыслами дороге, мы все же не раз свертываем с нее на тропы своих примыслов, – истории знахарь без труда разглядит эти примыслы, любителю же романного чтения вряд ли будут интересны исторические тонкости, а потому и не будем о них особо распространяться.





Выводы






Разбойниками, попросту думать, прозывались шайки оголодавшего бесправного люда, вынуждаемого добывать себе зипуны и прокормление доброй отвагою. Правда, на разбой, как на промысел, хаживали и богатые казаки, и захудавшие дворяне, но в то далекое время не они являлись заправилами в вольных дружинах понизовых гулебщиков.



Повольников объединял котел с кашей и страх перед боярскими кнутами, а не сияющие идеи христианства и не стремление расширить русские рубежи, как то живописуют летописцы и иные русотяпского толка историки.



Зачатки осознания себя как класса широкими низами крестьянства и гулевого казачества следует отнести ко временам [181/182] Пугачева и Разина. В XVI же веке и ранее, если говорить без натяжки, повольники являлись буйствующей слепой силой, – доказательств тому в истории предостаточно. Это утверждение, разумеется, не отвергает, как то может показаться иному скудоумцу, существования борьбы сытарей с голодарями в весьма отдаленные времена.



Время Ивана Грозного – время разворота торгового капитала. Частичные успехи русского оружия в Прибалтике не имели решающего значения для расцвета отечественной торговли. Русь, потерпев поражение на западных рубежах, устремила мечи свои на восток.



Поход Ярмака, здраво рассудив, следует рассматривать как военно-промышленное предприятие. Хотя прямых доказательств призыва казаков Строгановыми и нет, но направляющую руку купца в освоении новых землиц вряд ли можно отвести.



Хотели того казаки или нет, но оружием своим они расчищали дорогу царю и купцам в богатую мехами Сибирь. Прикормленные казачьи атаманы, а иные из них по кромешной дурости, в чаянии высоких милостей, водили казаков от Персии до Мангазеи и от Польши до Сан-Франциско. Кроме того, жажда обогащения срывала с места и гнала в неведомые края не только богача, но и самого последнего беднача.



Возможно, что первоначальный замысел казаков был бесхитростен – свершить на Сибирь набег, погромить тамошних народцев и с богатой добычей возвратиться на Русь, но сложившаяся обстановка вовлекла казаков в длительную борьбу и на многие годы приковала к опорному месту – Тобольску.



Москва, занятая войной с южными и западными соседями, переоценивала силу Кучума и вступать с ним в открытую борьбу побаивалась. Исподтишка же царь подзуживал и казаков и купцов промышлять над азиятцами и прибирать к рукам гулящую землицу. На самом деле политическое устройство Сибирского царства было чрезвычайно слабо и мнимая мощь Кучума рассыпалась от первого крепкого удара.



Есть, хотя и весьма шаткие, но все же есть основания полагать, что казаки намеревались завладеть Сибирью сами, как до того они владели Доном и Запорожьем, а позднее Яиком, Тереком и Кубанью.



И не верноподданнические чувства, а злая нужда влекла Ивана Кольцо в Москву: людей оставалось мало, воинский припас был на исходе и каждому казаку было понятно, что своей силою Сибири не удержать.



Житье-бытье сибирских кочевников и охотников, задавленных своими злоедами, с приходом русских завоевателей стало еще горше. Князцы же туземные отбежали в глубь Сибири; немногие, кто остался верным хану, пали под ударами казачьих шашек, но большинство, как случается всегда и всюду, предали своего вождя и пошли на поклон к новому владыке, царю русскому. [182/183]



Поход казаков-ярмаков изукрашен в летописях многими божьими чудесами, по поводу чего еще в 1750 году Г. Миллер писал: «Я сам себе насилие делаю, когда все в Тобольском Летописце описуемые чудеса объявляю; однако ж оных совсем оставить не можно. Должность истории писателя требует, чтобы подлиннику своему в приведении всех, хотя за ложно почитаемых приключений верно последовать. Истина того, что в историях главнейшее есть, тем не затмевается и здравое рассуждение у читателя вольности не отнимает». Да пропустит современный многоумный читака чудеса сии мимо ушей. Земля Сибирская, как само дело показывает, была покорена превосходным оружием русских, которого сибирцы не знали. Сверх того, за казаками стояла крепнущая мощь молодого государства Российского. [183/184]





Сказки и бывальщины






Остяцкая






Итя ходит вверх, ходит в верхний край озера ставить сети. Попадает в сети карась с косыми глазами. Тут садится утка, стреляет ее Итя из лука, подгребая берет утку. Караси попадают в сеть, Итя наполняет карасями лодку и едет домой. Бабушка встречает его на берегу и ворчит: «Вот на свой век добра добыл». А Итя говорит: «Вверху карасей убавилось».



Поночевавши, утром берет сеть туда, ставит сеть у берега и посмотрел, камыши дрожжат. Он подумал: «Вот караси сплылись ко крутому берегу». Едет туда, где дрожжит, быстрина его тянет, а он плывет – лодка идет сама – и говорит: «Вода сама гребет, вот где жизнь-то без работы». Попала нельма в мотню, вытряхнул нельму из мотни в лодку да колотушкой рыбину в голову бух – и убил. Плывет вниз, и тут речной конец, истоком промызнул в свое озеро, карасей выгреб из сети и поплыл домой. Бабушка встречает его и ворчит. Сколько старуха ворчала, а кишки из нельмы выдавила и сглонула. Итя выгрыз рыбьи жабры, высосал мозг, выпил глаза, приговаривая: «Будешь, нельма, лежать в моем брюхе. Твой отец и твоя мать тоже лежали в моем брюхе. Не поплывешь ни протоком, ни рекою, не будешь больше резвиться в лунных струях».



Оба ели и поели...



Вогульская






Чаинский охотник Изыркул и чулымский охотник Курманай встретились в лесу и легли отдыхать. «Кто съел твои щеки?» – спросил Изыркул чулымского. Тот ответил: «Меня проглотила [184/185] щука, водяной богатырь проглотил меня». И Курманай сам спросил чаинского: «А кто ободрал твою морду?» Изыркул ответил: «Меня царапал лесной богатырь».



Курманай рассказал: «В Чулыме есть озеро, Мамонтово называется, каряжисто, бездонно, никто по нему не плавает. Раз я пришел туда. Время было жаркое. Вижу лебедя, стрелил лебедя из лука и убил. Надо за ним плыть. Разделся маленько – шапку бросил, рубашку – в штанах поплыл. Недалеко был, а лебедь бульк и пропал. Я забоялся и плыву назад. Тут небо и берег потерялись: кто-то проглотил меня, опомнился внутри: ошалел, задыхаюсь, кое-как выдернул из-за пояса нож, режу так и так, просовываю в дыру руку и хватаю траву, потом разрезаю шире и выхожу вон. Гляжу, взвернулась около берега щука-мамонт, она проглотила меня и унесла от того места на два поприща (версты)».



Изыркул рассказал: «С братом плыли вверх по Конде, а собака бежала берегом. Залаяла. Выхожу на берег с веслом. Медведь из осоки вышел на меня. Схватил медведя за обе щеки и бросил его на землю, сел на медведя верхом и кричу брату: «Прижал медведя, выкинь мне на берег топор или нож». Брат был раньше дран медведем, кричит: «Бросай, иди в лодку». А я говорю: «Нож или топор дай, подай, сам близко не подходи, коли боишься». Медведь поддел ногтем и перервал у меня жилу на руке и другую руку до кости надкусил. Тут я наступил ногою зверю на горло, и он закусил ногу мою и стал жевать. Тут я лягнул его другой ногою под сердце – медведь разинул рот, я вынул ногу. С кровью истекла моя сила, упал на медведя и говорю: «Ешь меня». А медведь – готов, сдох. Шатаюсь, иду в лодку. В лодке хочу взять нож и зарезать брата, рука не держит ножа, говорю: «Ты выдал меня медведю, если я мог бы сжать в руке нож – зарезал бы тебя. Вези меня домой». Брат молчал и трясся от страху. Приплыли к себе. Отец и жена положили меня на шубу и вынесли на берег. Год я пролежал в чуме. Осенью начал немного похаживать. Вечером стал сучить заячий силок и говорю сам с собой: «Ты, медведь, не лезь ко мне, и я к тебе не полезу». Утром пошел силки ставить, топор за поясом. Опять медведь вышел. Тюкнул я его в полсилы и убил сразу, глаза вывались вон. С радости затесал я на сосне медвежью морду».


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю