Текст книги "Молоко и мёд (СИ)"

Автор книги: Артем Рудик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

Печать пятая – Феликс – Когуар, который гулял сам по себе

Я не сразу пришёл в себя после отравления спорыньёй. Меня то и дело «отключало» от реальности и «включало» обратно. Так что то, как меня повязали агенты ЦРУ и куда-то повезли я видел практически также фрагментарно, как и абстрактные сны, посещавшие меня во время отключек.

От такой чехарды голова моя постоянно болела, тошнота не проходила, а мысли путались. Более-менее пришёл в себя я уже далеко не в Сан-Франциско, а вообще не знамо где. Из отрывочных воспоминаний о пути было понятно только то, что это какая-то военная база посреди пустыни. Наверное, где-нибудь в Аризоне или Неваде.

Мне сразу же вспомнились забавные газетные заметки, которые мне читал Мартин: про упавший пришельцев и то, как их вскрывали в пучинах американской авиабазы "Тестовой Зоны 51". Он говорил, что у него получилась отличная шутка над Либеччо с этой газетной уткой про "огненные шары" и кинозаписью вскрытия "пришельца". Кажется, тогда, лет двадцать назад, он назвал это "Розуэльским Инцидентом".

Теперь такой инцидент вполне мог произойти и со мной. Я, конечно, не знаю этого волка много тысяч лет, но вполне уже успел понять, что добра от него не жди. Вскроет и это в лучшем случае. Но от него хотя бы понятно, чего ждать. Гораздо страшнее было оказаться в лапах Санта-Анны, ибо о ней я вообще практически ничего не знал.

Кроме того, конечно, что она была, вроде как бесконечно вторична по отношению к Либеччо. Этакая незабвенная подпевала, жестокая и циничная ровно настолько, насколько жесток и циничен её партнёр.

Конечно, чаще всего я видел их вместе и полагал, что они всё делают вдвоём. Но вот только Невада и Аризона – её территория и, если меня везут сюда, значит меня везут к ней.

Правда, на месте оказалось, что меня скорее привезли "ни к кому". Просто завели в комнату, напоминающую операционную, пристегнули наручниками к какой-то трубе и оставили так на непомерно долгий срок. Не знаю, сколько времени я так сидел, но я успел поспать дважды. А ещё трижды мне приносили еду. Просто ставили тарелку с очень недурным чили кон карне и клали к нему пару тортилий. Ну ещё наливали стакан воды.

С одной стороны, это не очень похоже на рацион того, кого собирались пытать, скорее просто сытный обед какого-нибудь скотовода. Но, с другой стороны, возникало ощущение, что обо мне и вовсе забыли. Не то, чтобы это меня сильно расстраивало, но вот вопросов возникало много. И как на зло, их не с кем было обсудить.

Мартин упорно не появлялся передо мной, будто бы и вовсе в издёвку. Когда он был мне нужен, его и не найти. Приходится сходить с ума наедине со своими мыслями. А мыслей правда было много: я пытался собрать какую-никакую картинку планов Мауи; также пытался сообразить, почему у меня из головы не выходит спина Памперо и эти её шрамы; конечно, вспоминал про Йозефа и думал про то, что будь он сейчас со мной, я бы в такой ситуации не оказался. ещё я думал о том, что буду делать дальше.

В том смысле, что рано или поздно мы поймаем кролика. А что будет после? Общество, кажется, уже на грани войны друг с другом. Буду ли я в ней участвовать? Возможно. Так просто сбежать уже не получится, я в этом болоте по уши. А вот после того, как ситуация станет стабильной, я могу пуститься на поиски Йозефа. Пожалуй, я всё ещё не готов отпустить его и своё человеческое прошлое. Я спасу его с того света, ибо других целей на эту вечность у меня, по правде, нет. Но возможно их и не будет, и это меня необходимо будет спасать.

Будто бы в подтверждение моих мыслей, в комнату зашла Санта-Анна с чёрным чемоданом. Одета она была обыденно, в спортивный кроп-топ и шорты, а вот выглядела совсем иначе, чем я её когда-либо видел. Как-то удивительно приветливо:

– О, Феликс, надеюсь ты не скучал? – пума улыбнулась и поставила чемодан на стол, – Извини, что пришлось обделить тебя вниманием, но я всё же оказалась здесь раньше Либеччо. Надеюсь, до его прихода у нас ещё очень много времени... – она открыла чемодан и стала вытаскивать из него разные вещи.

Среди них я увидел пистолет, вычурный стилет и ещё какие-то побрякушки, напоминающие пыточные приспособления, от которых холодок пробежал по коже:

– Я всё могу объяснить, Санта-Анна... – начал оправдываться я, – Я честно ничего не хотел дурного вам двоим сделать. Я вообще, можно сказать...

Она прервала меня, поставив палец к моим губам:

– Я знаю... знаю. Не надо оправдываться. Ты здесь не для этого. – её нежность вызывала тревогу куда большую, чем ожидаемая мной садистичность, – И, к слову, можешь звать меня просто Анной, в твоей культуре это привычное имя.

Она достала из чемодана последний предмет – небольшой кассетный проигрыватель. Завела кассету, из динамиков донеслось мелодичное "No Milk Today": "Сегодня без молока, моя любовь ушла. Бутылка брошена, как символ рассвета. Сегодня без молока, всё выглядит обыденно, но люди, проходящие мимо, едва ли знают, что случилось..."

– Я вижу в тебе кое-что особенное, кое-что, что ещё не успело раскрыться... – сказала пума, беря в руки пистолет, – Мартин считал тебя чистым листом, из которого может получиться что угодно. – когуар зарядила свою семьдесят первую беретту и взвела затвор затвор, – Он абсолютно прав. В отличии от Либеччо, ты ещё очень молод и можешь разгореться диким пламенем. Тебе только нужен правильный стимул...

Она всунула пистолет мне в не пристёгнутую руку. Палец удобно лёг на спусковой крючок. Затем, неожиданно для меня, ведя мою лапу за запястье, она направила ствол себе под подбородок. Пальцы тут же свела судорога, рука задеревенела. Я не мог отвести взгляд от её челюсти.

Она практически прошептала:

– Будь хорошим лисом. Выстрели в меня.

Происходило что-то очень неправильное. Я впал в ступор.

– Давай, – продолжала она сладострастно, – Это же так просто. Ты делал это много раз. А теперь ты в полной власти над ситуацией. Одно лёгкое движение и я вся твоя. Разве ты не чувствуешь эту властность, что разгорается внутри?

Я оказался не способен ответить, лишь нервно сглотнул. Она аккуратно просунула свой пальчик в спусковую скобу, прямо над моим. От этого крючок слегка сдвинулся, но ещё недостаточно, чтобы спровоцировать выстрел. Моё сердце замерло. Herman's Hermits на фоне продолжали играть: "Чем музыка быстрее играла, тем быстрее мы танцевали. Мы оба чувствовали это – начало нашего романа..."

Анна надавила на мой палец. Прогремел выстрел. С улыбкой она рухнула на пол, а я, шокированный, остался стоять недвижимый. Уже будучи на полу, с дыркой в голове, она расхохоталась:

– Ха-ха-ха! О, какое же отличное чувство. Мало что доставляет мне такое удовольствие!

Она встала, небрежно смахнула хлынувшую из подбородка кровь в мою сторону:

– Ты ещё не почувствовал? – она потянулась за ножом, – О, подожди ещё немного. Ты начнёшь получать от этого удовольствие. Чем ближе мы будем – тем больше оно разольётся внутри тебя.

Она аккуратно вытащила из моих дрожащих рук пистолет и заменила его на стилет. Я всё ещё не мог сказать ни слова.

– Больше всего меня привлекает в тебе то, что тебя ещё нужно направлять. Это просто очаровательно мило!

Продолжая направлять мою руку, ведя за запястье, она приставила остриё к своему животу. Я начал чувствовать себя героем фильма "Выпускник", и я не был уверен, что мне это совсем не нравилось. Но в то же время я этим и совсем точно не наслаждался. Как всегда, не вовремя, за её спиной возник Мартин. Он насмешливо заметил:

– О, она, оказывается во всех смыслах "пума", да? – от его шуток лучше мне не стало.

Когуар сказала:

– Такого тебе никто не сможет дать, только я...

С этими словами пума схватила меня за пасть снизу и прильнула своими губами к моим. Её шершавый язык вольно путешествовал внутри моей ротовой полости. В следующий момент она прижалась ко мне всем телом. Стилет вошёл в её живот по рукоять. Не отрываясь от моих губ, она взвизгнула от удовольствия и стала медленно двигать стилет выше, к рёбрам.

Я всё ещё не понимал, как мне на всё это реагировать. Позволить ей сделать то, что она хочет? Отстраниться? Ситуация в целом выходила за моё понимание нормальности. И, конечно, тилацин танцевавший за спиной когуара под начавшую играть песню "Mrs. Robinson". Он нарочито театрально подпевал английской дорожке:

– Благослови вас бог, миссис Робинсон! На небесах всегда есть место для тех, кто молиться! Хей-хей-хей! – он явно потешался над моим странным положением, – Спрячьте это туда, куда никто не пойдёт, может рядом с вашими кексами... Этот маленький секрет исключительно Ваше дело...

Апогей странности наступил в момент, когда в комнате возник Либеччо. Волк не сказал ни слова при своём появлении и выглядел просто невероятно мрачно. Тем не менее, Санта-Анна тут же его заметила, повернула от меня лишь голову и сказала совершенно невинным голосом:

– О, Либи! Ты пришёл несколько раньше, чем я ожидала...

На лице мужчины не дрогнул ни единый мускул, он сказал:

– Мы поговорим об этом позже... Сейчас вы двое нужны нам для серьёзного разговора. Памперо и Зефир прибыли вместе со мной.

– Вот о чём я тебе и говорила, – сказала девушка, обращаясь ко мне, – В нём совсем не осталось страсти и злости. Он состарился и сдулся...

Либеччо никак не отреагировал на этот укол, лишь грузно и виновато выдохнул. Я никогда до этого не видел его таким... жалким. Мне стало ещё хуже от сознания того, в чём я участвовал. Благо, видимо, и Анне стало его жалко. Она отхлынула от меня. Нож остался торчать в огромной кровоточащей ране, происходящей по животу наискосок. Я окончательно сдулся и стёк на пол, без сил.

Пума обратилась уже к нему:

– Ты так скис, Либи...

– Сейчас мне не до этого. И, если вы уже закончили то, что делали, давайте пойдём наверх... Пожалуйста.

Санта-Анна – Игрушка, которую не сломать

Апокалипсис придёт, если кровь не будет течь в достаточных количествах, чтобы умаслить Божественных супругов. Их ярость прольётся на землю огненным дождём, уничтожающим всё живое. Их стопы подобны гранитным скалам, что давят обречённых. Их зубы подобны стальным копьям, что жуют армии и легионы. Их приход будет ознаменован разливом кровавых морей и вздыманием костяных гор. Они принесут с собой смерть и тысячелетия пыток.

Так что, мой древний народ старался пролить побольше крови в их славу и усыпить их кровожадность до того, как они придут по души властителей и жрецов. Неся разрушение и кровопролитные войны в окружающие земли, мы спасали всё человечество. По крайней мере, мы в это верили.

И я, очарованная рассказами отца, бывшего верховным астральным жрецом при дворе повелителя, с детства имела определённые... склонности. Смерть окружала меня повсюду. Я была на кровавых ритуалах и следующих за ними каннибальских пирах во славу бога-ягуара и его верной супруги, отражавших саму неизбежную смерть. Да, в нашей древней культуре к смерти относились куда проще и, одновременно, почтительнее, чем во всех культурах, что были после.

Для людей нашего рода не было ничего странного в том, чтобы доесть то, что не взяли боги. В конце концов, было известно, что это тоже продолжение жертвоприношения. И потому я вскормлена скорее не сладкой кукурузой, а солёной и жестковатой плотью врагов. Такова уж была эпоха.

Впрочем, не только те, кого брали в плен были обречены на принесение жертвы. Накормить собой богов и толпу, в общем-то большая честь. И жалкие вражеские солдаты были скорее лёгкой закуской перед главным блюдом – специально избранной девушки, самой красивой, которую только могли найти на просторах огромной Мезоамерики. Её одевали в лучшие ткани, кормили и воспевали. А потом также бесцеремонно закалывали и ели.

Пока я росла, видела много таких девушек. Их приводили в главный храм, которым заведовал мой отец. Так что я могла с ними общаться перед тем как они, с полным благоговением и отдачей пошли бы на заклание. И каждый раз, после таких разговоров я спрашивала себя: "Почему на её месте не я?" Я считала себя ничуть не менее красивой и достойной того, чтобы боги могли вкусить мою плоть. Даже думается, что я была умнее и интереснее многих таких жертв. Но почему-то раз за разом оказывалась проигнорирована в моменты, когда жрецы отправлялись на поиски новой жертвы.

Они даже не смотрели на меня, уязвляя моё достоинство и продолжая распалять чёрную зависть к тем, кому повезло больше, чем мне. Тем, кого боги считали более достойными. И даже когда я выросла и перестала уже надеяться на то, что меня изберут, эта ненависть осталась внутри меня. Она и до сих пор есть.

Например, я терпеть не могу Памперо из-за того, что она сразу получила ту жизнь, и то обожание, которых мне всегда не хватало. Она была поцелована в темечко и избрана с рождения. Но в итоге просто плюнула на тот подарок, который ей дали боги. Пренебрежительно отнеслась к мечте, которую я лелеяла. И уж кто-кто, а она точно не заслуживала перерождения в качестве бессмертной. Она вообще ничего не заслужила из того, что получила!

А что до меня? Моя сладкая кровавая мечта не осуществилась. Ибо уготовано мне было стать преемницей отца в качестве звёздной жрицы и предсказательницы. Я была его единственной дочерью и наследницей, и именно это, как мне теперь думается, стало причиной того, что жрецы обходили меня стороной во время выборов жертвы. Отец считал, что оберегал меня. А я его ненавидела за то, что это разрушило мою самооценку. Я плясала и радовалась, когда он умер.

А потом заняла его место и мои мечты стали далеки, как никогда. Я всё ещё участвовала в кровавых ритуалах, но скорее в качестве палача: предсказывала по печени жертв будущее.

И это, в купе с юношескими фантазиями, выросло в то, что меня стали посещать особенные сны. Кровавые фантазии, в которых меня истязали, резали, калечили. Я была то жертвой, то дикой воительницей взятой в плен, то... да много кем. Вскоре я стала мечтать об этом и наяву, проводя дни и ночи напролёт в придумывании подобных сюжетов. Я пренебрегала обязанностями, ускользала с важных ритуалов, а всё то время, что меня не навещали мазохистские мысли я чувствовала себя исключительно опустошённой.

Так, я совершенно перестала высыпаться и начала наплевательски относиться к своему труду. В один из дней, я невнимательно отнеслась к положению звёзд и их соответствию календарю. Я составила неверное предсказание, обещавшее нашему лидеру победу.

А на следующий день он вернулся из скоротечного похода злой и без половины многотысячной армии. Конечно, меня тут же разжаловали из предсказательниц. Чтобы ещё больше унизить меня и моё происхождение, я была продана в рабство младшему храмовому слуге. В назидание, можно сказать.

Рабство у моего народа было совсем не тем прекрасным и жестоким институтом, что у белых, чёрных и жёлтых людей, которые могли держать в жёстком подчинении многие поколения целых народов. Нет, оно было мягким и даже несколько бесхребетным, что очень контрастировало с нашей, в целом, кровожадной культурой. Из него было легко сбежать или выкупить самого себя. Можно было жениться и дети не перенимали рабский статус. При усердной работе могли пожаловать освобождение. Можно было даже иметь собственных рабов! А хозяина и вовсе могли наказать за жестокое отношение.

Конечно, все эти блага обычно доставались не пленным, а нашим, по тем или иным причинам попавшим в неволю. Некоторые даже добровольно шли в рабы, лишь бы справиться с финансовыми трудностями и пожить немного на хозяйских харчах, отплачивая их своим трудом.

И если для кого-то это была трудная необходимость, то моё попадание в рабство оказалось окном возможностей. Возможностей для исполнения мечты. Тем более, что я оказалась в подчинении Либеччо, тогда ещё носившего имя Тлибек.

Это был удивительно хлипкий и нежный юноша. Особенно, в контексте своего времени. Будучи жрецом бога-ягуара, воплощения ярости и смерти, он страдал недугом сочувствия и эмпатии. Тлибек нежно оплакивал умерших, морщился от обыденных жертвоприношений и считал, что пролитые реки крови никак не будут способствовать отсрочке конца света. Он был исключительно уникальным гуманистом в жестоких реалиях кровавого века.

Но именно такие нежные и интеллигентные существа могут становиться самыми кровожадными и жестокими монстрами. Так всегда было. Испокон веков.

Их нужно только правильно испортить и мне помогло то, что я сразу очаровала Тлибека, привязав к себе, как верную собачку. Я заставляла его доставлять мне боль, а он хотел спокойной жизни, большую семью и много детей. Но согласно закону это даровало бы мне свободу от цепей. А я уже тогда стала понимать, что настоящая власть может быть получена только в плотно затянутом ошейнике.

Я манипулировала Либеччо, давала ему надежду на то, что однажды мы реализуем его глупую мечту о спокойной жизни. Кормила его обещаниями и извращала тёмными удовольствиями. Благодаря моим наставлениям нежный юноша рос по службе, креп физически и становился всё более жестоким. Чтобы угодить мне, Тлибек творил ужасные вещи, усердствуя в ритуалах и принося всё более масштабные жертвы. Не во славу богов, а скорее в мою честь. Волк даже перерос своё отвращение к человеческой плоти и стал есть её на глазах у всех.

Он поклонялся не тем, кому по призванию должен был служить, а мне. Каждая капелька крови пролитая им, была для меня. И с такой "рьяной и истиной верой" волк добрался до должности главного жреца. Тлибек стал даже более важным, чем когда-то была я и мой отец, ибо теперь он ведал всеми жертвами. Через него я завоевала огромную власть и влияние, легко надавливая на его мужские слабости и манипулируя стремлениями к нежности и любви. Но мне было плевать на власть. Мной двигало не она.

Теперь я могла реализовать свою главную фантазию. Либеччо был принуждён к тому, чтобы избрать именно меня в качестве "главного блюда" Божественных супругов. Он долго противился, причитал, но в конце концов, это было МОЁ решение. А МОИ решения он принимал как божественные наказы.

В мой самый счастливый день, меня нарядили в самый роскошный рабский наряд. Провели мимо толпы, в обожании которой я купалась. Затем мы с Тлибеком поднялись на вершину самой высокой пирамиды. Там он проколол мне язык золотой барбеллой, чтобы кровь пролилась вместе с моей душой, содержавшейся в ней. Затем он раздел меня, положил на алтарь и достал ритуальный нож.

Именно в тот момент, Мауи избрал нас для того, чтобы мы оба стали членами Общества, разделив между собой Северную Америку. Прежде, чем клинок коснулся моей кожи, я обрела проклятие неуязвимости. Любые повреждения теперь не наносили мне никакого вреда, а самые страшные раны заживали всего за пару дней. Даже если меня сжечь до состояния пепла, я смогу восстановиться, будто бы ничего и не было.

Единственное, что с того момента мне напоминает о прошлом, так это пирсинг в языке – единственная моя рана, что никогда больше не затянется. Ну ладно, может быть, ещё сам Либеччо служил живым напоминанием. Но за такое количество времени он стал мне надоедать. Им всё ещё было очень легко манипулировать, заставляя вершить геноциды и лить кровавые реки.

Но ужасный волк больше не вдохновлял меня. Не был тем, кого я могла бы видеть в качестве своего Божественного супруга, в паре с которым я превращу мир в кровавое месиво. Он был слаб и ничтожен. С возрастом ярости в нём становилось только меньше. Он стал уставать от крови и просто продолжал двигаться по инерции, подчиняясь моим желаниям.

Либеччо прекрасно понимал, что его история подходит к концу. Что скоро я найду ему замену. И он был абсолютно не в силах этому помешать. Долгое время, пока я искала достойного кандидата, он просто плакал в одиночестве. Потом у него не осталось даже слёз, только ничтожность, которую Тлибек кое-как маскировал под своим напускным пафосом.

До сего момента ему скорее везло, что я терпела его, за неимением лучших вариантов. Но потом в Обществе появился Феликс. Ничего невероятного лис из себя не представлял, как и Либеччо на ранних этапах. Но вот вырасти он может в кого-то куда более привлекательного и достойного меня. В Австера.

Да, старый тилацин всегда мне нравился, хоть я и понимала, что это абсолютно не взаимно. Австер происходил из суровых племён Австралийских пустынь, многое пережил, был невероятно харизматичен, уверен в себе, силён и бескомпромиссен. В нём было столько энергии и силы, сколько Либеччо и во сне не снилось. А ещё тилацин не носил в себе и нотки человеческого сострадания, он даже себя не жалел, что уж говорить о других. И именно поэтому был столь привлекателен.

Если кто и был способен устроить апокалиптичный танец на костях человечества, так это он. А я могла бы быть его игрушкой, такой, которую просто невозможно сломать. Но Австеру это было неинтересно. Едва ли он вообще считал меня достойной своего внимания. И от этого меня тянуло к нему только больше.

Теперь же, когда у него появился ученик, способный стать точной копией учителя... У меня, наконец появился шанс заменить старого ничтожного Либеччо. Получить своего собственного, полного сил и ещё не испорченного Австера.

Конечно, Тлибек чувствует то, что я вскоре избавлюсь от него. Используя своё мнимое лидерство и пытаясь сохранить остатки гордости, он яро пытается напакостить юному сопернику. Но что у него получится? Только сгинуть, как и полагается всем слизням, не достойным меня. Я уже сделала выбор.