Текст книги "Молоко и мёд (СИ)"

Автор книги: Артем Рудик

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Печать пятая – Феликс – Мозговая гниль

Глубина подсознания, район рептильного мозга, ?? никогда ???? года

Лабиринт сознания вёл меня в какую-то странную область мозга. Куда-то глубоко-глубоко, туда, где я закапывал свои настоящие мысли. Это было даже более жутко, чем нырять в Альчеру. Потому что Альчера – отпечаток субъективного подсознания. Мир воли, как описывал его Шопенгауэр. Всего лишь не испорченная нашей точкой зрения копия нашего мира – мира ощущений.

Да, в Альчере, в адском бульоне замешивались души, их воспоминания и переживания. Там можно встретить давно умерших родных и узнать о них что-то крайне неприятное. Но не более того. Там решительно нет ничего страшного, кроме этого разочарования. Всё же, разочарование можно пережить. Многие готовы терпеть их всю жизнь и ничуть не жалуются. А если и жалуются, то не со зла.

Гораздо страшнее уйти глубже этой каши внешних ощущений и раздражителей. Куда-то дальше ада Сартра из "Huis clos". Ведь в этой бездне, глубокой как Марианская впадина, придётся встретиться с самим собой. А это куда страшнее, чем другие люди и попытки их и своего оправдания. Потому что там, в этой пучине лежит болезненное осознание, что ты такой же. Всего лишь часть глобального подсознания.

Глупая и ничтожная часть, черпающая всю свою ничтожную сущность из общего чана с отвратительным варевом, под названием "человеческая суть". В этот чан плюют и гадят все, кому не лень. А ты пьёшь из него, и тоже плюёшь, и гадишь. Потому что все остальные тоже пьют и не жалуются. Да, после смерти личности и "наборы впечатлений" уходят в Альчеру, но вот именно отсюда эти личности и черпаются. Из бесконечного коллективного "Я", занимающего целый пласт реальности. Третий, отдельный план бытия, о котором вряд ли знают даже Зефир или Мартин.

Здесь, в вечном блаженстве и сумрачном бдении лежит ОН. Бог, сверх существо, исток всего человеческого в человеке. Можно по разному называть эту сущность, растворённую в каждом из нас. Он злой, ненавидящий нас и исключительно несправедливый. Но он не был таким изначально. Это мы его испортили. Превратили в свою собственную копию и стали этой копии поклонятся. При чём, произошло это так давно, что и исправить уже ничего не возможно, даже если бросить на это силы всех церквей мира – человечество не отмолить и не исправить. Мы обречены на падение в бездну.

Теперь я видел это чётко, как видели Австер и Памперо. Я был в глухой древности, среди безжизненных гор. Я стоял на огромной каменной арене под взором Бога Неба. В моих руках лук. На моей спине был колчан. На поясе была чаша с ядом. Передо мной стоял Йозеф. Я должен был убить его, потому что так велела мумия, сидящая на троне и взиравшая на нас. Так велел и Создатель всего, вторя желаниям толпы мертвецов, занявшим места на трибунах.

Йозеф тоже этого хотел. Ведь это я его не отпускал. Он прожил без меня отличную жизнь, лучшую, которую мог бы прожить и ушёл туда, куда и должен был уйти. ВСЁ ПРОИСХОДИЛО ТАК, КАК ДОЛЖНО ПРОИСХОДИТЬ, ТАК КАК БЫЛО ПРЕДОПРЕДЕЛЕНО. А я бунтовал. Я восстал против смерти. И всё же должен был подчиниться ей, принять как единственное возможное мерило всех вещей.

Так хотел ОН. Так хотели люди. Так хотел Мартин? Он говорил, что каждый обязан переживать маленькую смерть. Каждый обязан умереть, пожертвовать самим собой, хотя бы кусочком, чтобы сохранить естественный порядок вещей. Бунт – глуп и иррационален. Кому придёт в голову бунтовать против реальности? Точно не мне, ведь я ничем не отличаюсь от других людей. Я такой же. Всегда был таким же.

Йозеф превратился в теневого монстра, огромное чёрное облако частиц. Я макнул стрелу в яд и выпустил ему точно в голову. Чудище это не остановило – оно рвануло в мою сторону. Я был к этому готов, на ходу вытащив стрелу, я перекувыркнулся под брюхом зверя, прорезав то наконечником. Оказавшись за спиной монстра я выпустил ещё два снаряда. Он пошатнулся, рухнул на живот.

Я подошёл к своему старому-доброму другу. Он слегка корчился на полу. Со слезами на глазах я убил в себе прошлое. Во имя чего? Знать бы. Но легион мертвецов чествовал меня. Он даровал мне благословение власти и мне было необходимо нести его, как колодки. Мумию прошлого царя, напоминающую мне Мартина, скинули в бездну. Теперь я был Сыном Неба. Всебог, созидатель, наделил меня бесконечной властью над пиками гор.

Оставалось сделать лишь одно. Я оказался в каменном храме, освещаемом факелами. Передо мной, на длинном мегалитном столе лежала Памперо. Я не мог видеть её полностью, лишь выхватывать детали: гладкая и белая спина, без единого шрама в своём идеальном изгибе вздымалось из-за тяжёлого дыхания; рот, аккуратный, маленький, едва движимый; привязанное к стальному штырю, запястье, практически кровоточащее от натяжения грубой верёвки.

Я знал, что мне было необходимо сделать, ибо в моих руках был длинный и острый стилет. Но мне не хотелось этого делать. Я физически не мог заставить себя повредить что-то столь идеальное. Мои руки не были тверды – они дрожали. Традиция велела. Меня к этому готовили. Я был обязан. Но я не мог. Я бы не позволил. Я бы никогда.

Несколько пар сильных лап схватило меня за запястье той руки, в которой я держал клинок. Это были Йозеф, Мартин и Либеччо. Они держали меня крепко и направляли мои движения. Я не мог сопротивляться напору сразу троих. Лезвие коснулось кожи. Потекла струйка крови, окрашивающая белую мягкую шёрстку в красный. Кто-то взвизгнул. Вряд ли козочка. Вероятнее всего это был я сам.

Теперь объект моей нарастающей одержимости оказался повреждён. Но не стал от этого хуже. Напротив, когда пришло время выйти на край скалу я был практически на пике этого странного ощущения растекающегося сознания. Черепную коробку будто бы набили ватой, ни единой мысли не могло пробиться через неё. Я знал, что ждало дальше. Мумии, собравшиеся вокруг, тоже это знали. Конечно, это знала и она.

Это происходило сотни и тысячи раз до этого. Это являлось фундаментом древней империи. Это была необходимость ради которой она жила.

Это была обязанность верховного жреца, выгрызшего своё место в кровавом турнире. Священная ноша лидера, доказавшего свою силу и способность править смертоубийством. Сын и Дочь Неба были обязаны прилюдно зачать двойню: свои следующие перерождения. После этого Дочь Неба нужно было сбросить со скалы, чтобы её душа вернулась к НЕМУ, а души детей разлетелись по стране и могли бы родиться у других женщин.

Сына же неба ждало тридцать лет правления, после которых он убивался и организовывали новый турнир. За это время как раз вырастал новый наследник. Таковы были обычаи. И никто не мог восстать против них. Ибо так было нужно для всеобщего процветания.

Но Памперо была не из тех, кто готов перетерпеть унижение. Она встала предо мной необычайно гордо, у самого края. А затем сама прыгнула в пропасть. Так до неё не делал никто. И после неё никому уже не пришлось это повторять. Чёткая цепочка нарушилась. Государство накрыл крах.

Поля иссохли. С юга пришли гиганты-кочевники. Народ скинул меня с трона, понимая, что я не смог выполнить то, чего от меня требовало общество и вера. Бог больше не любил нашу землю. Мы сами её больше не любили. Мы дрались за последние крохи богатства, соскребали золото со святых мест и воровали всё, что не было прибито. В конце концов здесь не осталось ничего. И мы разошлись в разные стороны, чтобы найти новые земли.

Потом часть из нас вернулась, уже с другим именем и идеями. Они вновь заселили бесплодные земли и научились выживать в местных суровых условиях. Воздвигли храмы, террасы и крепости. И жили долго. И верили в разное. Я видел их историю, наблюдал каждый день. Затем их постиг крах. И были другие люди и другие империи. И цикл был бесконечен. И смерть пировала. И жизнь торжествовала.

Так, прожив истории бессчётного числа народов, я оказался в Сан-Франциско, в 1968. Там, откуда и пришёл: в грязной, неухоженной комнате мотеля. Возвращение в реальность было резким и болезненным. Мне сразу начало резать глаза ярким светом, пробивавшемся через окно. Сразу за тем меня стошнило, даже не знаю по какому из многочисленных поводов.

Тогда-то, трясясь, я наконец более-менее пришёл в себя. Осмотрелся. На полу лежал окровавленный нож. Мои лапы тоже были в крови. В ванной, спиной вверх плавал труп. На полу была разлита вода. Разряженная снайперская винтовка с парой отстрелянных гильз лежала в этой кроваво-мыльной луже.

Снаружи завывали полицейские сирены. Это наверняка за мной. Чёрт, как всё плохо в итоге вышло... И, главное, я сам оказался в ловушке. Мне ничего не остаётся, кроме как сдаться полиции и надеяться на милость Либеччо. В конце концов, хоть я и мог отстреляться от полиции, но это то, чего бы я себе никогда не позволил сделать. Я сам когда-то работал в ЧК. И Йозеф там работал. Мне известно, каково это, быть по "ту сторону".

Так что я сел на пол и приготовился к тому, что меня вот-вот арестуют. Иногда судьбу надо просто принять.

Печать пятая – Зефир – Глава памяти Доггерленда

Объединённая Арабская Республика, Каир, резиденция Гамаль Абдель Насера , 16 января 1968 года

Дипломатия – сложное искусство. Куда более сложное, чем вековечная война или банальные интриги. И тут дело даже не в том, что добиваться своего, используя исключительно слова – сложно. Нет, всё куда прозаичнее. Главная проблема такого подхода в том, что все твои нечеловеческие усилия могут сломаться из-за одной ошибки. Чаще всего даже не твоей.

Я уяснил это давно, ещё в те времена, когда Доггерленд был не просто подводной банкой, а огромным массивом суши. Куда более большим, чем Британия, с которой он соединял материк. В те времена, в его богатых живностью низменностях, полных рыбных озёр и высокой травы, жил мой народ. Вернее сказать, множество племён, которых я считал своим народом. Друг друга они в лучшем случае воспринимали как конкурентов, которых необходимо поскорее скинуть в море.

И причин для того было много, но в основном, конечно, проблема была в неправильном произношении имён одних и тех же богов, да в конкуренции за самые лучшие заросли. Мне никогда это не нравилось. В основном потому, что моё племя всегда было в неудачниках. Мы проигрывали местечковые военные стычки, были теснимы с родных земель и вообще в какой-то момент были вынуждены питаться мхом и корешками, хотя рыбы и мяса было достаточно, чтобы прокормить и нас, и ещё с сотню лишних племён. Да хоть всю Европу, едва оправившуюся от последнего ледникового периода.

В общем, когда мне выпала роль друида, то есть, по сути главы племени, я оказался в крайне незавидном положении. Мне досталась еле-еле живая община, полная стариков и женщин. Воины из них были так себе, охотники тоже. По большому счёту я оказался единственным мужчиной, кто ещё был в силах хотя бы поднять копьё. Собственно, только поэтому меня и избрали лидером.

Но я подошёл к делу ответственно и со всей серьёзностью, поставив банальное выживание во главу угла. Я забыл о гордости и пришёл к соседям с предложением: наше племя даст им всех женщин, которые у нас есть. Взамен я попросил, чтобы они делились с нами едой, а детей, рождённых от этих женщин, возвращали под мои знамёна. Старикам тоже нашлась работа: они шили, мастерили и готовили для других племён.

По сути, я сделал немыслимое для трайбалистского общества Доггерленда – самолично отдал всех членов племени другим вождям в управление. И это сыграло свою роль. Я остался один и стал стремительно богатеть, сгребая часть добычи у всех, кому я "позаимствовал" своих людей. Мои склады ломились от мяса, рыбы и ягод, которые я предусмотрительно засаливал. У меня было достаточно еды, чтобы обзавестись своей личной гвардией и поставить её охранять свои запасы, и, конечно, меня самого.

Вскоре, сжигая веточки омелы, я предсказал, что год будет не плодородным. Предсказание сбылось. Резкое похолодание лишило многие племена достатка. И тут я, со своими несметными запасами. Вожди потекли ко мне с протянутыми руками. И я давал им то, чего они хотели. Но больше они не были вождями, а их армии влились в мою дружину.

Так, не пролив ни капли крови, но сверкая оружием, я объединил весь Доггерленд. Всего-ничего оставалось до того, чтобы превратить союз племён в полноценное государство, организовать на плодородных землях своеобразную "божественную монархию" и остаться в веках легендарным, полумифическим королём. Я даже начинал подумывать о том, чтобы наконец пустить новообразованную армию в дело и пойти завоевательным походом на юг и на север.

Но вот тут судьба сыграла со мной злую шутку. Пока я был в разведывательном походе на землях Кимри, случилась "Стурегга". До сих пор не знаю, по чьей вине, но из-за военных испытаний кого-то из Общества, что решили повзрывать в норвежских фьордах бомбы, произошёл громадный оползень. Масса земли размером с остров Исландия, разом сорвалась с гор и полетела в океан.

Цунами было чудовищным, километровой высоты волны просто смыли всю мою Родину, вместе со всеми, кто на ней жил. Доггерленд утонул, а я остался абсолютно один и ни с чем. Всё стало даже хуже, чем было до того, как я начал свой путь в качестве друида. Тогда-то ко мне и пришёл этот ублюдок Мауи. Он протянул мне руку и предложил присоединиться к Обществу.

Тогда я согласился. В то же время согласился и Борей, пострадавший во время Стурегги ничуть не меньше моего. Сейчас я думаю, что это была одна из главных ошибок в моей жизни. Более того, я подозреваю, что с подачи кролика история моей родной Атлантиды и произошла. Просто чтобы я охотнее присоединился к тайному правительству.

Конечно, что сделано, того не воротить, да и не вступи я в Общество, я бы не встретил Мартина. Но всё же иногда я думаю, что было бы, если бы у меня тогда вышло?

Скорее всего я бы превратился бы в Венега. Ему получилось построить свою "Божественную империю" и даже, при этом Хор-Селкет, как его звали при человеческой жизни, в конце-концов сошёл с ума и отлично вписался в компанию "тайных правителей мира". Наверно даже больше, чем любой из нас.

Даже теперь, когда его народ вымер, как и мой, он продолжал поддерживать на своих землях только ему одному видимый порядок. Такой, что даже мне, с моим опытом тайных операций пришлось несладко, прежде чем я смог проникнуть в столичную цитадель очередного его эксцентричного ставленника – Насера. И это при том, что даже скрываться для этого не пришлось. Просто даже приехать в гости к нему целое испытание. Даже если вы скорее друзья, чем враги.

Но я всё же смог выторговать у этого высокого чёрного трубкозуба немного времени для того, чтобы найти приспешника Мауи. Искать долго не пришлось. Как ни странно, неизвестного американского конспиролога, кричащего про сионистские заговоры и призывающего сбросить Израиль в море, здесь приняли куда раньше и радушнее, чем старого друга. Наверное потому, что он нравился Насеру. А сам Венег едва простил меня после моего участия в Суэцком кризисе.

Да, тогда вышло довольно неловко... Но и сейчас ситуация была довольно... щекотливой.

У меня лапы горели, чтобы наконец вычислить, где находится Мауи и припомнить ему всё, что он у меня отобрал. С другой стороны, я не мог просто взять и выхватить проклятого лося из толпы каких-то немцев, с которыми он мило беседовал в обеденном зале резиденции. Не то чтобы у меня этого физически бы не получилось. Просто я понимал, что ссориться с Хор-Селкетом ещё больше не стоит.

Так что действовать я был обязан исключительно тонко и моё проклятие позволяло мне это сделать. Гармоны могут быть удивительно мощными побудителями к действиям, причём даже к тем, в которых они участвуют исключительно опосредованно. Моя власть над их синтезом позволяла заставлять людей делать то, что я хочу. Конечно, если ввести их внутрь в правильной дозе и дождаться эффекта.

Но, это только на словах просто.

Каждый наёмный убийца знает, что человек наиболее уязвим во время трёх состояний: сна, еды и испражнений. В эти моменты человек с трудом будет сопротивляться любому воздействию, а потому, по-хорошему, есть или ложиться спать лучше всего среди тех, кому можно доверять в исключительной степени. Конечно, моя цель об этом не задумывалась. Он спокойно стоял себе с бокалом чего-то неалкогольного и рассуждал на тему устройства пирамид:

– А я вам таки говорю, что пирамиды – это не масонский сионистский заговор! Масоны и сионисты не способны были в то время построить такой величины штуковины. Ну не могли! Их просто тогда ещё не было на земле. Как профессиональный историк, я могу точно заявить, что пирамиды построили жители Атлантиды...

На словах про свою утонувшую Родину, я подошёл к нему и хлопнул по плечу. Именно в этот момент я уколол его тончайшей иглой. Хлопок по плечу нужен был именно для маскировки укола. Я спросил, изображая интерес:

– Да что вы? А зачем же жителям Атлантиды такого рода строения в Египте?

– Чтобы защитить землю от пришествия евреев, конечно! Вы разве не знаете, что дети сиона пришли к нам с космоса, в рамках альянса цветных дегенеративных народов пришельцев, которые позарились на земли великой Американо-Тартарии?

– Нет, такой версии я ещё не слышал... – я понимал, что придётся прослушать достаточное количество бреда, но я обязан был дождаться момента, когда нужный химический сигнал достигнет пусковых хеморецепторов, – Просветите меня, вкратце?

– О, ну тут придётся читать целую лекцию! – он горделиво выставил грудь колесом, – Вы, явно необычный человек, а тоже эволюционировавший в высший атлантидоидный тип, как и я. Так что что-то должны знать о Великой космической гиперрасовой войне против беженцев с Нибиру. Мой наставник Реджинальд, – при упоминании Мауи я невольно скрипнул зубами, – когда я ему рассказал свою теорию, сказал, что я абсолютно прав насчёт всех этих семитов и их происхождения.

– Надо же, а он, стало быть, большой эксперт по происхождению рас?

– Конечно. Он смог даровать мне атлантидоидный тип, это же просто невероятно! Такого уровня расовая наука была мне раньше не ведома! Это же просто пик развития человеческой природы и смешения её с первобытным арийским духом!

– Да и даже у нас её до такого уровня не довели, – сказал один из немцев, заставив меня вспомнить, какую идею Трамонтаны я ненавижу больше всего.

– А что насчёт Атлантиды? – спросил я, – Раз "наша" "раса" – это пик и они могли строить громадные кошачьи уши посреди пустыни для защиты от пришельцев, то, где же она теперь?

– Вы звучите как дремучий скептик, далёкий от настоящей науки, – сказал он разочаровано, будто бы я должен был быть изначально в курсе хотя бы части его теорий.

– Может и так, но вы же меня просветите? – я внутренне молил, чтобы химический сигнал дошёл быстрее.

– Ну тут же всё совсем очевидно! Только дурак не знает, что семиты были агентами рептилоидов и инфильтрировались в среду атлантидян, защищавших арийскую империю Американо-Тартарии. Они как бы подло и изнутри разрушили Атлантиду, затопив её. Пирамиды оказались отключены и началась Гиперрасовая война, в результате которой арии оказались подчинены В награду рептилоиды дали своим верным семитам власть над этим миром. И те настойчиво переписали всю историю. Никто, например, не знает, что Штаты никогда не были колонией, это изначально был свободный белый народ деградировавших беженцев из Атлантиды.

– А вы-то откуда это знаете?

– Ну как? Я же учёный! Вот, например город Атланта, в Джорджии, очевидно, что он назван в честь утонувшего города. Да и Атлантический океан в честь него назван. Да и английский язык, из которого, очевидно, произошли все языки мира, произошёл от языка атлантидян. Там всё по семантике понятно! – лось ещё выше задрал нос.

– Жаль у нас в Аненнербе таких серьёзных специалистов не было, – сказал ещё один немецкий атташе, – С нашими ресурсами, мы бы, может, откопали бы и Атлантиду, и Гиперборею...

Пока он говорил, проклятый вдруг поменялся в лице и схватился за живот:

– Ох, что-то... Что-то мне вдруг поплохело, – лось чуть ли не позеленел. Мой план работал как надо.

– Давайте я вас провожу до уборной, – предложил я, – Надо аккуратнее пить местные напитки.

– Да, буду благодарен, – сказал он, а затем кратко обратился к немцам, – Ох... извините господа, я вернусь к вам.

Я провёл его до заранее разведанной туалетной комнаты. Открыл её, свиснутым у охраны Насера, ключом и пропустил перед собой страдальца, чей рвотный центр сейчас горел от поступающих сигналов. Пока он опустился над рвотной раковиной, исторгая всё содержимое желудка, я прикрыл дверь и снова закрыл её на замок. Теперь в помещении были только мы вдвоём.

Лось был теперь даже куда более уязвим, чем если бы он спал или ел. Тошнота эффективно ослабляет даже самых крепких и здоровых, а ещё абсолютно мешает думать о чём-то ещё, кроме того, что из тебя выходит. Даже если выходить уже нечему и ты просто отхаркиваешь воду.

Я подошёл к своей жертве и положил ему руку на голову. Допрос начался:

– И так, буду краток, времени у меня не так много. Но и у тебя не слишком. Ещё минут пять, и ты начнёшь харкать кровью. Через десять умрёшь от внутренней кровопотери. Если хочешь получить антидот или хотя бы не искупаться перед смертью в том, что ел сегодня на завтрак... Лучше сразу отвечать на мои вопросы. Ясно?

Он страдальчески поднял на меня глаза:

– Э-э-э...

Я счёл это утвердительным ответом. Он быстро достиг необходимой кондиции, когда уже никто в здравом уме не способен сопротивляться:

– И так, мне плевать, что у тебя и твоего босса Реджи за дела в Египте. Пусть ты приехал, чтобы убедить Насера взять реванш за шестидневную войну или ещё для какого мелкого пакостничества США и Израилю. Вообще плевать. Я хочу знать только то, где я могу найти твоего босса и что он планирует делать.

– Я... Буэээ... – его продолжало сурово рвать, – Я не могу...

– Неправильный ответ. – я надавил на его голову, прижимая её ко дну рвотной раковины, – Подумай ещё немного, – он так ослаб, что и дёргаться особо не мог, а когда я позволил ему вернуться в нормальное положение, на его лице помимо рвоты была ещё и кровь, – Время твоё истекает...

– Ладно... Бл... Ладно... Я скажу! Буэ... Скажу! Кхе-кхе... Он в Городе Мёртвых! Вкхе! В Варанаси!

Варанаси... Значит Мауи решил заглянуть в гости к Суховею. Надо бы и мне навестить панголина.

Я отпустил голову проклятого:

– Ну всё, это всё, что мне нужно было знать.

– А... Бле... Анти... Вуе... Антидот? – он уже еле дышал.

– Нет у меня никакого антидота, извини. Знаешь, выбирая между смертью и бесчестием, можешь получить и то, и другое, спасая свою жизнь.

Тут он совсем отключился и опал на пол. Я положил его так, чтобы он лежал на боку. У меня не было ни смысла, ни желания лить кровь. Тем более дома у Венега. Так что я мухлевал, говоря, что времени у парня осталось немного. Конечно, он не умрёт от рвоты. А вот его нейронная сеть прямо сейчас активно деградирует, вызывая форсированный синдром Корсакова.

Когда он проснётся, то едва ли сможет адекватно связывать мысли. А ещё не вспомнит, что произошло здесь и даже, скорее всего, в течении прошлого месяца. Ему просто отобьёт память, а сознание будет на уровне давно спившегося алкоголика. Не то чтобы он без этого соображал хорошо, но теперь скорее всего не выполнит поручение Мауи. А я, собственно, останусь будто бы и не при делах. Идеальная операция.

Единственное, что расстраивало, так это то, что Памперо могла бы уже узнать то же, что и я. Думается, до резиденции Суховея она может добраться очень быстро. А я никак не могу позволить, чтобы она расправилась с нашим врагом раньше меня. Убийство Мартина это уже личное.

И тут мне уже далеко до дипломатии.